Свет изнутри, свет извнеАвтор: Eswet Фэндом: Bleach Рейтинг: R Пейринг: Ичимару/ Кира/Хисаги Жанр: романс, ангст Примечание: Написано
на фест тройничков по заказу swallow. Дисклеймер: моего тут
только сюжет. Размещение: с разрешения автора |
|
...Вырос
аленький цветочек, не то роза, не то мак ...Они оторвались друг от друга, упали в разворошенные простыни, тяжело дыша, опасаясь неловким движением или словом разрушить иллюзию общности. - Слушай, Хисаги-сэмпай... Ты не чувствуешь себя... немножко по-идиотски?.. Прозвучало забавно – словно они вернулись в студенческие годы, когда белое было белым, черное – черным, и ни одному из них даже в голову не могло прийти, что когда-то они окажутся в одной постели, и уж тем более – по тому поводу, по какому это случилось. Глуховатый голос Киры с тенью смущения – до такой степени привычно и обыденно он звучал, что момент неловкости, казалось бы, неизбежный, так и не состоялся. - Ну, как тебе сказать... вообще, конечно, чувствую, – признался Хисаги, расслабленно переворачиваясь на спину. Можно было не притворяться, что все в полном порядке: они знали друг друга давно и хорошо, хоть и не столь близко, как это у них получилось теперь. – Наверно, идея была дурацкая, да? - Не знаю, – Кира так и лежал ничком, упершись лбом в скрещенные руки. – Вообще-то, если честно... - ...тебе не понравилось. - Нет. То есть нет, мне понравилось. То есть... - Кира... перестань. Я и так понимаю, что фигня вышла. Хисаги хотелось сделать что-нибудь... что-то, что выразило бы его благодарность и заботу о младшем. Погладить беззащитно-острые лопатки. Зарыться пальцами в светлые встрепанные волосы. Коснуться губами тонкой кожи у основания шеи. Приласкать. Он протянул руку и замер в нерешительности. А нужно ли это? Мало ли, что Кира выглядит сломанной куклой – внешность обманчива; а рейяцу его не уступает уровню самого Шухея, да и физически парень далеко не так хрупок, как кажется... а уж что там на самом деле творится в душе, даже и знать неохота, пожалуй. Кира мотнул головой: челка метнулась по сгибу локтя. - Ты ничего не понимаешь, сэмпай. С тобой хорошо. Просто – не так. Как
– «так», он не стал объяснять, да и не нужно было. Хисаги мог бы поблагодарить
Киру уже за то, что ни разу за эту долгую ночь у того не слетело с губ
чужое имя. Они оба слишком ясно чувствовали, что не умеют обращаться друг
с другом, что каждый обманывается в своих ожиданиях. Но, измученные до
предела одиночеством и безысходностью, они не могли сердиться друг на
друга за неловкость и непонимание. Хисаги был преувеличенно-бережен, Кира
был образцово-покорен; затей они это для развлечения или более тесного
знакомства, им бы и жаловаться было не на что. Однако их бросила в объятия друг друга не скука, а свирепая, поселившаяся где-то в костном мозге тоска. Она высасывала силы, лишала отдыха и сна; Шухей работал на износ, только чтобы забыться хоть ненадолго, но это привело к тому, что в шелесте бумаг он начал слышать голос своего капитана – так Тосен обычно окликал его: «Хисаги-кун? Занят?» Впервые, когда его посетила такая галлюцинация, Хисаги даже обрадовался, до того соскучился по голосу, по запаху, просто по ощущению присутствия капитана. Но чем дальше, тем чаще его посещала идея пойти и сдаться четвертому отряду... в конце концов, он помаленьку сходил с ума. Перед тем, как расписаться в неумении дисциплинировать собственный рассудок, Хисаги решил оттянуться напоследок. И пошел на офицерскую сходку. Даже прежде он не особенно увлекался подобными развлечениями, а уж с того дня, как на него свалилось командование отрядом, и вовсе забыл думать о веселье. А вот теперь – пошел. И там, среди полумрака и брякания винных бутылок, почти налетел на Киру. Кира... светился. Не тем роскошным сиянием счастья или силы, какое иногда составляет ауру шинигами, – прозрачной белизной умирающей луны. Глаза его словно бы выцвели, и он приобрел неуютную привычку глядеть сквозь собеседника, так, что тянуло обернуться: кто это там у тебя за плечом?.. Хисаги даже немного испугался такого Киры, а потом вдруг подумал: неужели и он сам со стороны выглядит так же? - Хреново, сэмпай? – то ли спросил, то ли констатировал Кира вместо приветствия, подтверждая Шухеевы подозрения. - Хреново, кохай, – ответил Шухей хамски, намекая, что лучше бы им быстренько разойтись в разные стороны и не не привлекать к себе, таким красивым, лишнего внимания. Кира, однако, намек проигнорировал. Он просто стоял и смотрел Хисаги в лицо, почти не мигая... светлые волосы, заострившиеся скулы, сухие губы... он ничего не просил ни словом, ни взглядом, но для Шухея сам этот силуэт, прогорающий изнутри болью, уже был мольбой о помощи. Еще можно было сделать вид, что не понимаешь. Развернуться, отойти на три шага в сторону, отобрать у Мацумото бутылку и окунуться в то, за чем пришел сюда: в пьяную бесшабашность, в жизнь сегодняшним днем. А потом, держась за стенки, добраться до казарм и рухнуть спать... одному... опять одному. И, который уже раз, подскочить от панической мысли: наверняка спьяну проспал, сейчас раздастся укоризненное «Доброе утро» Тосена. И – медленно-медленно – понять, что не будет никакого «Доброго утра». Никогда больше. Перспектива встала перед глазами так четко, что Хисаги едва не взвыл от отчаяния. Вряд ли он особенно хорошо соображал в этот момент – когда обнял Киру за плечи и сказал: «Пошли отсюда,» когда выволок его наружу – Кира не сопротивлялся, но у Хисаги все равно было такое чувство, словно воздух вокруг стал густым и липким, как патока, – когда кинулся в шунпо, как в омут, а потом почти швырнул слишком легкого спутника в комнату, с грохотом захлопнул за собой дверь. И, развернувшись, злой на себя и на весь мир, и особенно на это лунное привидение, которое зачем-то приволок домой, – опять столкнулся с Кирой взглядами, как клинками. Наверное, это было его, Шухея, спасением, что Кира решительно ничем не походил на Тосена. Тосен всегда был плавной тенью во мраке, скорее чувством, чем существом, – пока не соприкасались их пальцы, плечи, тела, но и тогда приходилось действовать больше ощупью, не полагаясь на зрение – только на чутье, вкус, на эхо рейяцу. А Кира с его призрачным свечением, наоборот, представлялся некой кажимостью, наваждением, в материальности которого еще хорошо бы было удостовериться. И потом, Кира – видел. Глазами, а не диковинной способностью слепого угадывать происходящее вокруг. Никак невозможно было спутать Киру с Тосеном, ни на мгновение – столь противоположны они были. И никогда бы Шухей не посмел поступить с капитаном так, как поступил сейчас: прижать всем телом к стене, только подставив ладонь там, где затылок стукнулся бы о доску, едва обозначить поцелуй в губы, чтобы тут же впиться жадно, требуя ответа – сейчас, немедленно! – и свободную руку запустить под косодэ – почувствовать частое биение сердца, тепло кожи... Он бы, пожалуй, не удивился, получив в ответ кулаком под дых или даже удар рейяцу. Он совсем не был уверен, что правильно понимает, чего хочется Кире – ведь совершенно необязательно, что лейтенант третьего отряда тоскует по своему капитану так же точно, как лейтенант девятого. Однако Кира возражать не стал – даже подался навстречу, бедро к бедру, неожиданно сильные руки оплелись вокруг плеч Хисаги; и так они и целовались, не закрывая глаз и не видя при этом друг друга, зато ухитрившись посдирать с себя косодэ, не сняв шевронов. Шухею казалось, что все это происходит как бы и не совсем с ним; потому что с какой бы стати ему держать в объятиях вот этот белоснежный, немного угловатый, теплый и часто дышащий сгусток света, погружать пальцы и губы в мягкие волосы, шептать какую-то невообразимую ласковую чушь (никогда он не позволял себе в постели ничего подобного!). И за какие заслуги ему достается чуткая готовность Киры последовать за любым предложенным движением... интересно, это Ичимару его научил? За одно это мятежного капитана можно было бы поблагодарить! ...Но когда они оторвались друг от друга, перевели дыхание, вернулись в реальность сейрейтейской ночи, – Хисаги и впрямь почувствовал себя полным идиотом. Нет, заниматься любовью с Кирой... вероятно, стоило бы пожалеть, что им не представилось случая попробовать раньше. Но только это даже примерно не могло заменить Шухею близости Тосена. Это было другое. Вообще другое. Да к тому же чувствовалось, что Кира тоже не получил того, на что, наверное, рассчитывал. Хисаги мимолетно подумал, что он сам еще больше не похож на Ичимару, чем Кира – на Тосена. В общем, неловко вышло. И разговор потом тоже получился... так себе. Хисаги подумал-подумал и сгреб Киру в охапку, прижал к себе спиной, набросил сверху одеяло. - Не обиделся? – спросил тихонько. - Не-а, – ответил Кира, пристраиваясь виском к его плечу. – Полегчало, в общем-то. Сам как? - Лучше, – сказал Шухей чистую правду. Ему действительно было лучше, как будто образ капитана, затенявший все его мысли, отодвинулся куда-то вдаль. – Спасибо. Они помолчали еще, дыхание Киры постепенно становилось ровнее и реже – он засыпал, и Хисаги спросил, не надеясь на ответ – так, вырвалось: - Еще придешь?.. Тот медленно повернул голову, слабо улыбнулся: - Позовешь – приду. Шухей звал. Не слишком часто, но звал – когда воспоминания становились мучительны, как пытка мерно капающей водой. Кира приходил. Иногда оставался до утра, иногда – ускользал перед рассветом. Он больше не казался снедаем внутренним пламенем, но Хисаги видел – тень Ичимару никуда не делась, она незримо сопровождала Киру повсюду, разве что отступая на шаг-другой теми ночами, которые лейтенанты проводили вместе. Это не было ни любовью, ни той дружбой, которая позволяет делить постель и никогда не иметь друг к другу никаких претензий по этому поводу. Это было что-то вроде спасительного островка, «домика» в детской игре, где можно недолго отдохнуть от преследователей. Шухей было понадеялся, что их с Кирой отношения со временем перерастут во что-то... более прочное, чем можно будет надежно отгородиться от прошлого. Однако не тут-то было: Кира охотно шел на любые эксперименты в области секса, но неизменно держал дистанцию, когда Хисаги пытался поговорить по душам. Упоминания об Ичимару на вид не причиняли ему боли, однако любые беседы о том, как что было между ними, Кира пресекал немедленно. И постепенно Шухей смирился с мыслью о том, что этот шрам должен сгладиться сам собой, просто с течением лет... Без всяких затруднений расправившись с двумя холлоу, Хисаги уютно устроился на крыше – излюбленное место любого шинигами, мало кому из живых придет в голову высматривать там что-то, даже если кое-кто из них и способен видеть невидимое, – когда чужое рейяцу накатило штормовой волной, оглушило, как гигантская подушка. Шухей вскочил, вырывая занпакто из ножен – скорее рефлекторно. Он знал это рейяцу. Он знал, что с таким противником шансов у него нет. В трех шагах от него стоял Ичимару Гин: белый плащ диковинного покроя, неизменная улыбка, ладони прячутся в рукавах. - А я думаю, и кто это такой знакомый, – пропел бывший капитан, – а это, получается, лейтенант Хисаги собственной персоной... Ой, или я ошибаюсь, и уже капитан Хисаги? - Пока лейтенант, – процедил Шухей сквозь зубы. Он не отрывал глаз от неподвижных рук противника – может, успеет заметить момент, когда тот выхватит Шинсо?.. - Кажется, меня не рады видеть, – огорчился Ичимару. – Нехорошо, Хисаги-кун. Прежде ты поприветливее был, а? - Ситуация изменилась, – парировал Шухей, поскольку просто молчать было бы глупо и жалко. - Неужто? – мягко переспросил Ичимару, покачался с пяток на носки, словно бы в задумчивости. – Ну что ж, коли так... – он полуобернулся, словно собираясь уходить, и Шухей затаил дыхание: неужто пронесло?! – как вдруг замер и резко развернулся обратно. Хисаги проследил направление его взгляда и похолодел. На рукаве его черного косодэ ярко поблескивали два золотистых волоса. Кира сегодня ночевал в расположении девятого отряда... - Ах да, – начал Ичимару вкрадчиво, – напрочь забыл спросить: а как там поживает Изуру? Хисаги сам не понимал, что на лице у него медленно проявляется нехороший оскал. - Могло бы быть и получше, – ровно сказал он. Изнутри волной поднималась горькая злоба. Надо же, подумал он отстраненно, это я так за Киру обиделся... Улыбку с лица собеседника будто стерли мокрой тряпкой. - Какие-то проблемы? – осведомился он. Шухей позволил себе тихо фыркнуть: - Все проблемы там из-за тебя, – и тут же внезапно обнаружил Ичимару стоящим вплотную, а свою руку с мечом – отведенной далеко в сторону. - Рассказывай, – потребовал тот, и Шухей почувствовал легкое удушье – так сгустилось вокруг рейяцу. Силуэт экс-капитана полыхнул мертвенным голубоватым светом – видимой глазу силой. «Удавит насмерть без всякого занпакто и даже без рук, – не без ужаса подумал лейтенант. – Или с собой утащит. Проклятье...» Он попробовал вырваться, клинком проложить себе дорогу к отступлению, но добился только того, что дышать стало еще труднее, а рука сама собой разжалась, и занпакто с гневным звоном упал на асфальтовое покрытие крыши. - Рассказывай. - Чтоб ты сдох... – прохрипел Хисаги. В глазах поплыли багровые круги. – Что рассказывать?! Как мы... как он с катушек съезжает без тебя?! Типа, ты не знал, как это будет!.. - Я не знал, – сухо подтвердил Ичимару. Рейяцу распустило незримые кольца, свет угас, и Шухей рухнул на колени, хватая ртом воздух. – Я и сейчас не знаю. Нам на совесть перекрыт доступ в Сейрейтей. Так что... я скажу спасибо, коли ты не вздумаешь снова заставлять меня... выжимать из тебя историю силой. А потом, эти сведения... вряд ли военная тайна, правда? Только сейчас Хисаги заметил, что, несмотря на недрогнувший голос и вернувшуюся на место улыбку, бывший капитан часто и глубоко дышит. И еще заметил морось испарины на бледной коже. Разница в силе между ними была громадна, но не то чтобы абсолютно непреодолима... Впрочем, лейтенант понимал: как бы Ичимару не устал, сколько бы рейяцу не истратил, на его стороне все равно лисья хитрость и огромный боевой опыт. Пытаться вступать в драку по-прежнему было безнадежно, удирать – еще безнадежнее. Сдавать Киру не хотелось, но... да в самом деле, что тут можно рассказать! - А я не знаю, какого рода сведений ты хочешь, – буркнул он, неловко подбирая занпакто и вставая. – Единственную проблему Киры зовут Ичимару Гин, и она качественно портит ему жизнь, – светлая искра на рукаве блеснула, и Хисаги недовольно стряхнул предательские волоски, – и не только ему, а всем, до кого дотянется. «Проблема» обезоруживающе ухмыльнулась: - Ну еще бы, я этим всегда славился. Под «всеми» – это ты себя разумеешь? - Да хоть бы и так, – Шухей все-таки отвел взгляд. - Так вы, выходит, теперь вместе? Такой порцией яда, какая оказалась вложена в вопрос, можно было бы завалить Меноса, наверное. - А ты, выходит, ревнуешь, что ли?! – машинально огрызнулся Хисаги. - А-ах, проницательный ты наш... В этот момент Шухей подумал две вещи сразу. Первая – что на месте Ичимару он сам бы за такое точно убил. А вторая – какую же чудовищную силу воли надо иметь, чтобы не измениться в лице от бешенства. Гляди Хисаги прямо на собеседника, он бы вообще ничего не заметил. Но он глядел немного в сторону и потому все-таки увидел, как до мраморной белизны костяшек сжались в кулак длинные пальцы... - Не надо, – сам себе удивляясь, сказал Шухей. – Мы не вместе. - Э? Кажется, он впервые видел Ичимару удивленным. Нет, не так: сбитым с толку. Это доставляло определенное удовольствие... но с кислым привкусом. Такая
реакция означала: в самом деле было... что-то. Что-то, день за днем сжигающее
изнутри Киру; что-то, окутывающее Ичимару ледяным огнем бессильной ярости. «Кажется, теперь ревную я?.. К их взаимности? Обижаюсь, что я и Кире не нужен, и Ичимару интересен только из-за Киры?» - Я не знаю, как объяснить, – с трудом выговорил он, – бред получается... - Неважно. Как получится. О, как его зацепило, слабо изумился Хисаги. До окаменевших скул, до напряженного прищура. Эх... вот и не говорить ничего больше, так и оставить ублюдка в неведении! Но жить все же хотелось больше, чем мелочно мстить непонятно за что. И еще было жалко. Всех. Себя, Киру и даже Ичимару – жалко до зубовного скрежета, что вот так по-уродски все складывается... И он начал рассказывать. Подолгу подбирая слова. Перейдя от описания событий к чувствам, потому что без них действительно получался пьяный бред. Пытаясь вслух определить то, что не мог точно назвать даже наедине с собой. Забыв, с кем разговаривает, он с непонятным самому себе упорством выдирал из глубин души, вытаскивал на свет обиду и непонимание, свою тоску по Тосену и горечь от упрямого отчуждения Киры, усталость и подкрадывающееся сумасшествие... Когда он выдохся и замолчал, оранжевое осеннее солнце уже наполовину скрылось за крышами домов. - И зачем я тебе все это... – опустошенно пробормотал Шухей, уставясь в закат. - Тебе пора, – отозвался Ичимару, который все это время простоял неподвижно, не издав ни звука. – Не то получишь нагоняй за превышение лимита. - Не получу. Лейтенантам с этим проще. - Мог бы поспорить, что получишь, да не знаю, что поставить, – хмыкнул бывший капитан, – и как ты мне выигрыш будешь отдавать. - Не буду я с тобой спорить... – таким придурком Хисаги себя не чувствовал уже давно. Полдня выворачиваться наизнанку, и перед кем! – а потом еще вести вот такие беседы... - Правильно, со мной не нужно спорить, это, говорят, для здоровья неполезно... Иди домой, Хисаги-кун. Только вот что... Хисаги не успел опомниться, как Ичимару снова очутился к нему вплотную, лицом к лицу, глаза в глаза. - ...передашь Изуру привет от меня. Вот этот. ...и сообразить, к чему это, Шухей тоже не успел. А потом, когда чужое дыхание коснулось его губ, вообще соображать перестал. Еще попытался отшатнуться – Ичимару придержал его за плечи и волосы, это не было больно – всего лишь сродни попытке вырваться из хватки удава. Вокруг опять плеснулось рейяцу, но не удушающее – легкое, теплое, поддерживающее, как полуденное море, и поцелуй был такой же – настойчивый, но не жесткий, дразнящий... нежный. - Вот теперь уходи, – слова легкой щекоткой прошлись по губам и щеке, и пока Хисаги ошалело хлопал глазами, Ичимару уже оказался на другом краю крыши. – Передать не забудь, что я просил. - Я... я не смогу... так... такое... передать! – в несколько приемов выдохнул Хисаги, с трудом вспоминая, кто он такой и где находится. - Так – не сможешь, конечно, – знакомая ухмылка расцвела шире прежнего. – Ну хоть как-нибудь. За неимением лучшего... Белый плащ взметнулся в воздухе, когда его обладатель шагнул на бортик ограждения, явно намереваясь исчезнуть. - Ичимару!.. – вскрикнул Шухей, вдруг поняв, какой шанс упускает. – Подожди! - Что? – недоумевающе обернулся тот. - А... Тосен-тайчо... как он там? – вопрос неловко смялся. Ну нашел у кого спрашивать! Сейчас ведь улыбчивая ехидина отыграется по полной... - А, Тосен... – ехидина отчего-то медлила плеваться ядом. И показалась даже слегка грустной. – Он... не вспоминает тебя. По крайней мере, вслух. И вот что, Хисаги-кун... – Ичимару слегка нахмурился, будто едва не забыл что-то важное, – если ты... или Изуру... если встретите Тосена, не вздумайте даже полсловом ему обмолвиться про то, что ты мне тут расписывал. - Что, он будет ревновать? Вроде тебя? – желчный ответ вырвался сам собой; в сердце вибрировала тонкая иголочка боли. - Гораздо хуже, чем я, – ровно отозвался Ичимару. И шагнул с крыши. Сияющий луч унес его в трещину в небе, и одновременно последние отблески заката утонули в ночи. Про свою встречу с Ичимару Хисаги в докладе не упомянул. Потому что пришлось бы объяснять, как именно они провели почти пять часов. А объяснять такое кому бы то ни было Хисаги решительно не желал. Да и не поверил бы никто, что сначала они разговаривали, потом лейтенант исповедовался, а потом... ох, а что было потом, не хотелось лишний раз и вспоминать. Однако не передать «привет» даже в голову не пришло. И потому сразу после доклада и легкого, но тем не менее нагоняя за просроченное время возвращения (Ичимару, сволочь! Откуда он мог знать, что именно сегодня на дежурстве будет Кучики!) Шухей рванул в расположение третьего отряда, малодушно надеясь, что Кира там, а не где угодно еще в Сейрейтее, куда работа может загнать и.о. капитана под самый конец рабочего дня. Кира оказался на месте: сидел, что-то сверял или, может, сортировал документы. Когда зашелестели фусума, вопросительно поднял голову и тут же слабо заулыбался: - Хисаги-сэмпай! Чем обязан? - Ты сильно занят, Кира? – спросил Хисаги, непроизвольно оглядываясь – не идет ли мимо кто-нибудь посторонний. Вошел, тщательно задвинул створку. - Нет, не очень, – лейтенант поднялся из-за стола, подошел ближе, обеспокоенно взглянул снизу вверх. – Что-нибудь случилось? - В каком-то смысле да... В общем, – Шухей понял, что не знает, как начать, и решил сразу переходить к делу, – я был сейчас в Мире Живых... встретил там кое-кого. Кира продолжал смотреть непонимающе, и Хисаги сообразил: в Мире Живых можно было c легкостью встретить – ну, Урахару там, Тессая, кого-нибудь из давешних рёка. Про беглых капитанов так запросто не подумаешь. - Тебе просили передать привет, – решительно заключил Хисаги. – Вот... Он притянул Киру к себе – тот послушно качнулся вперед, озадаченный не на шутку, – и припал к вопросительно приоткрытым губам, осторожно выпуская рейяцу, чтобы окутать их обоих теплым легким коконом; это отнимало много сил: одновременно целовать остолбеневшего, забывшего дышать Киру, и самому поневоле забываться, наслаждаясь, – и работать с рейяцу, да еще так, как никогда прежде даже в голову не приходило. Хисаги против воли восхитился мастерством Ичимару, который справлялся с такой задачкой играючи. Большая практика?.. Конечно, то, что пытался сделать Шухей, выглядело, как... как выпендреж подростка, второй раз в жизни уединившегося с женщиной и стремящегося показать себя, многоопытного, во всей красе. Но Кире хватило и этого, чувствовалось, как он «поплыл» в руках старшего, – до подкашивающихся ног и тихого, придушенного стона. И это было бы очень, очень приятно Шухею, если бы не мерзкая мыслишка: он ведь всего лишь копирует Ичимару. И кто знает, о ком сейчас думает сам Кира, не мог же он не понять, от кого «привет»... Управляться с рейяцу становилось тяжеловато, Хисаги напоследок кончиком языка коснулся уголка рта Киры и попытался отстраниться. Не тут-то было. - Не смей!.. не смей... останавливаться... сейчас... – в синих глазах метнулось что-то такое – отчаянное и опасное, Кира с неожиданной силой притянул Шухея к себе, прося – требуя! – продолжения. - Но не здесь же... – попытался возразить тот и тут же понял: его не слышат. Кира был словно в трансе, он с трудом стоял – собственно, висел на Хисаги, судорожно вцепившись в ворот косодэ, но от него исходило такая мощная волна желания, что, казалось, в воздухе потрескивает напряжение. Сопротивляться... не хотелось. Кира прежде не бывал таким – жаждущим, раскованным, соблазнительным, в конце концов. Это заводило безумно, и Хисаги сдался. Спроси кто его самого, на что похож подобный секс, он первый сказал бы – на изнасилование. Торопливо, безжалостно – так диктовало рейяцу, утекавшее, как вода в песок. Заставить его струиться плавно Хисаги не мог, во всяком случае, не в такой ситуации. Получались неравномерные рывки, то обжигавшие, то леденившие изнутри; когда удар выходил особенно резким, Кира кричал – но и без того приходилось зажимать ему рот, потому что стены бумажные, каждый стон был бы слышен снаружи. Это в девятом отряде, оберегая болезненно острый слух Тосена, покои капитана и рабочую зону отделали чем-то, что глушило звуки на совесть... потому Хисаги и приглашал Киру всегда к себе, а не наоборот... Рейяцу вскипело водоворотом, Шухей сцепил зубы, чтобы не заорать самому – такое пронзительное было ощущение; Кира выгнулся в долгой судороге, глаза широко распахнуты – и ни взблеска разума в них; потом безжизненно рухнул обратно на пол и замер так. - Кира... Кира! Эй, ты в порядке?! – встревожился Хисаги, который и сам чувствовал себя примерно как после приснопамятного боя с Аясегавой: выжатым, словно половая тряпка. - Да... все нормально... – едва шевельнулись губы, и вдруг Шухей понял, что Кира плачет. Молча, не всхлипывая, – просто дорожки слез по скулам. - Кира... – что-то оборвалось в глубине души и противно заныло, – ты... что ты? я тебе больно сделал? прости, я же не хотел, прости, Кира, ну не плачь... - Сэмпай... – лицо Киры дрогнуло в жалкой попытке улыбнуться, – мне... нравится, когда больно... не в этом дело... просто привет получился... удачный... - Я его убью, если еще встречу, – сорвалось у Хисаги прежде, чем он успел подумать хоть что-то. Например – мысль догнала его в следующее мгновение и рухнула всей непомерной тяжестью, – он ведь мог бы и не выполнять просьбу Ичимару. Забыть о ней, и все. Ичимару, конечно, ядовитая тварь, но и сам Хисаги тоже получился хорош, и даже более: ведь он-то видел, как терзается Кира; разве трудно было догадаться, как хреново ему будет после такого! Ответный смешок был горше желчи: - Ты – его? Ну конечно... А я сдохну тут без вас обоих. Шухей подавился вдохом. Кира еще ни разу не обозначал даже намеком, что сколько-нибудь привязан к нему. Теперь они встречались каждые два-три дня. Кира являлся, быстрым взглядом оценивал, много ли у Хисаги работы, – и молча обнимал, приникая всем телом, или же просто так же молча скидывал косодэ… как-то так у него это получалось, одним плавным дразнящим движением, что Шухей мгновенно забывал обо всем. Оставалось только вот это вожделенное существо с лунно-желтым ореолом волос, со светящейся белой кожей, немного отсутствующим взором. Разве можно было представить себе, что Кира, идеальный студент, образцовый шинигами, примерный лейтенант, – может превращаться в такое! Он мог. И умел даже превращаться обратно, метаморфоза происходила моментально: стоило ему одеться, повязать шеврон, поправить волосы – и тут же пропадала всякая чувственность, возвращались из небытия дела и заботы третьего отряда… Хисаги, пожалуй, побаивался таких моментов. А что у примерного лейтенанта круги под глазами и чуть-чуть подрагивают пальцы – так это все понятно и объяснимо, бедный Кира, он и лейтенант-то недавно, а работать приходится вдобавок за капитана… Шухей знал, чего стоят Кире эти метания из образа в образ. Он только не знал, что с этим можно сделать. Отдать его Унохане? С комментарием «тут у моего любовника глюки, он вместо меня своего капитана в койке воображает»? Прогнать его, пусть охладится немного? – так на это у самого Шухея не хватало силы воли. Он уже несчетное число раз проклял злополучный день, когда ему встретился Ичимару и… научил плохому. Использование рейяцу в постели было шикарной находкой, изумительной приправой. Шухей подозревал, что вряд ли когда-нибудь сможет обойтись без этого – хуже дури, честное слово! Вот только Киру это, кажется, медленно сводило с ума. И Шухея, кажется, тоже. Ему хотелось как-то утолить тоску Киры, ему невыносимо было слышать, как – по счастью, нечасто – тот шепчет, задыхаясь на пике ощущений, имя бывшего капитана. Шухей пытался быть для Киры чем-то лучшим – а в результате начал примериваться: как, интересно, сделал бы Ичимару то или другое; пытался добиться именно такой же беспечной легкости в управлении рейяцу, какую распробовал тогда на собственном опыте; и порой ему самому начинало мерещиться, что Ичимару Гин незримо присутствует рядом, третьим – и не лишним. Однажды ему это приснилось. Горячечный, изматывающий сон, подробности не запомнились, и слава кому угодно, – но осталось опасное чувство удовлетворения и смутный интерес. Такого интереса Хисаги испугался уже всерьез. Впрочем, вероятность новой встречи с Ичимару вне боя была невысока, а уж встречи втроем – попросту мизерна. Это утешало… Однажды при нем упомянули – не очень-то уважительно – Тосена, и тут же неловко притихли. Он ушел: не хотелось корчить из себя тяжелобольного, быть в эпицентре жалости и опасливой осторожности. Шел и с изумлением понимал, что последние недели не вспомнил о капитане ни разу. И вспоминать было больше уже почти не больно. За одно это он смирился бы даже со снами с участием Ичимару... Если бы только из-под кожи Киры не проступал снова опустошающий белый свет. Он собирался позвать Киру на какое-то сборище – развеяться хоть немного, вспомнить, что на свете есть еще и другие люди – приятели, старые знакомые или, наоборот, интересные новички. Да, потом придется иметь дело с последствиями: пить Кира не любил и не умел, но тем не менее пил, мрачно и молча, и быстро выключался, чтобы позже мучиться зверским похмельем. Однако в промежутке между состояниями «трезвый и унылый» и «пьяный и никакой» еще бывал период, когда его слегка попускало, и он становился похож на себя прежнего: легкого, всегда готового улыбнуться Киру Изуру. Ради этих полутора-двух часов Хисаги был готов таскать бессознательное тело через пол-Сейрейтея и даже, если позволяла служба, возиться с Кирой утром, приводя его в условно-рабочее состояние. Но в этот раз Хисаги мгновенно забыл, зачем явился. Потому что сегодня Кира сиял – нестерпимым, слепящим глаза счастьем. Захотелось отвернуться или зажмуриться. - Что с тобой?! – стоило бы обрадоваться, ведь последний раз такое было, наверное, когда отмечали кирино лейтенантство. Но теперь Шухей подсознательно ожидал, что вот сейчас из-за двери вывернется Ичимару и скажет что-нибудь вроде «Нехорошо... прямо так заходить без стука, а если тут что-нибудь неприличное происходит?..» Ичимару во плоти не возник; но Кира, не говоря ни слова, протянул Хисаги желтоватый листок с несколькими строчками скорописи – продираться через этот почерк лейтенант девятого кое-как умел. Письмо. От Ичимару (как он ухитрился его переслать в Соул Сосайети?!). Кире. С приглашением... на свидание, наверно. Завтра под вечер, в Мире Живых; дальше шло описание нужного места, и Шухей, холодея от ярости, узнал его: та самая улица, та самая крыша, где они с мятежным капитаном... беседовали. - Ты же не пойдешь? – попробовал он воззвать к рассудку Киры. – Это же будет измена, самая натуральная! Лейтенант третьего медленно поднял голову, улыбнулся совершенно потусторонней – почти страшной от безмятежности – улыбкой. - Пойду, – отозвался он, – я уже пропуск себе добыл. - С ума сошел! – взвыл Хисаги, не зная, чего ему больше хочется: стукнуться головой об стену от сознания собственного бессилия – или стукнуть об стену Киру, чтобы вправить ему мозги. Бессмысленно было и то, и другое. – Но если он позовет тебя с собой, в Уэко Мундо?! Ты же не сможешь ему отказать! По мнению Шухея, аргумент был мощный. Но Кира только развел руками: - Конечно, не смогу. Пойду, куда скажет. Сэмпай, у меня тут все... в полном порядке, разберется даже первокурсник. Отряд можно хоть прямо сейчас передавать кому-то другому. Шухей подавился воздухом. - Да я... да причем тут отряд! Уэко... Ичимару... ты же Готэю присягал! Ты не можешь вот так просто взять и уйти! В воздухе, казалось, просверкнула голубая молния: это Кира зло сузил глаза. - Я присягал на верность своему капитану, – тихо и размеренно начал он, – и никто меня от этой клятвы не освобождал. И я даже не уверен, существует ли такая процедура. Я тебе скажу больше, Хисаги-сэмпай: капитаны Ичимару, Айзен и Тосен до сих пор числятся руководителями отрядов. Никому в голову не пришло специально вычеркивать их из документов. Так что ни против буквы, ни против духа закона я не иду. Он замолк на секунду и добавил совсем другим, мягким тоном: - А даже если бы и шел – мне все равно. Хисаги сглотнул. Сердце колотилось где-то у горла, губы онемели. - Т-ты... ты с ним что, и во врата Ада полезешь?.. - С ним – да, – без малейшего колебания отозвался Кира. Взял из пальцев Шухея письмо, аккуратно сложил, сунул за пазуху. Шухею казалось, что происходящее нереально. Кира... Кира не может быть еще и таким: со стальным звоном в речах и намерениях, похожим на клинок. Не может же, верно? Примерный лейтенант... нежный призрак одиноких ночей... нет? Да. Иначе он не смог бы стать лейтенантом. В них во всех достаточно стали – только не все ее показывают... - А если, – собственный голос показался Шухею чужим, – если я сейчас сдам тебя командующему? Он твои идеи про дух и букву сам знаешь куда пошлет... - Попробуй, – ничто даже не дрогнуло в голубых глазах. – но только я тогда расскажу, у кого и когда ты научился так уверенно обращаться с рейяцу. В письменном виде, и все равно уйду: мне быстрее будет миновать ворота, чем тебе – добиться аудиенции у командующего. Хисаги все-таки врезал по стенке. Кулаком, не лбом, – чтобы сбросить волну жаркого бешенства-отчаяния. Ему хотелось убить Киру. Хотелось его бросить на пол и отыметь жестоко, до полусмерти, чтобы он стоять не мог, чтобы забыл и думать об этом дурацком свидании... Но и это было бы бессмысленно. Стало бы только еще хуже, намного хуже, даже если бы получилось... Вздох прозвучал, как всхлип. - Кира... Извини. Я сказал глупость. Извини. Я... я... люблю тебя, придурка, а ты... Все-таки вырвалось. А ведь Шухей клялся себе, что никогда, пока тень Ичимару не оставит Киру, он этого не произнесет! Идиотское чувство, выросшее на горе и обиде, на благодарности и жалости, оно должно было оставаться взаперти и никогда никому не показываться. Но – вырвалось. - Я знаю, сэмпай, – тихо ответил Кира, почему-то отводя глаза. – Знаю. Шухей хотел сказать что-то еще, попросить о чем-то, но тут в комнату впорхнула адская бабочка. И – одновременно – грянул сигнал тревоги. - Прорыв, – бросил Кира, вскакивая, – мы сегодня дежурные. Я пошел. - Я с тобой, – расстаться вот так было совершенно невозможно. – Прогуляюсь, развеюсь. Ладно? - Еще один лейтенант в команде никогда не помешает, – улыбнулся Кира. Как будто ничего не было: ни письма, ни обмена угрозами, ни дурацкого этого признания – ничего. И Шухей бросился в шунпо, держась позади Киры и немного правее, слыша за спиной радостные возгласы ударного десятка. Им такое подкрепление тоже пришлось по вкусу. На время рейда можно было не думать... об этом. Холлоу в последнее время попадались разные. Настолько разные, что командование отрядов обязали ежеутренне, а иногда – и экстренно, в любое время суток, вычитывать сводку по новым обнаруженным видам холлоу и их особенностям. Твари наподобие той, что убила некогда Шибу Кайена, рушились на Мир Живых и на Соул Сосайети десятками. Офицеров рангом младше шестого на такие задания вообще не посылали. И в одиночные патрули тоже больше никто не ходил. Группа Киры была высококлассной: два лейтенанта, четвертый и шестой офицеры третьего отряда, семеро рядовых. Достаточно и для драки, и для облавы, и для спешного донесения в Сейрейтей. Но и противник попался... высококлассный. Другого слова Шухей не придумал. Холлоу было штук шесть. Все – громадные, наподобие тех, что тогда, на шестом курсе... Но только – умнее, и быстрее, и еще – с подвывертом. С разными подвывертами. Освобождать шикай Хисаги не торопился. Ему сподручней было с обычным клинком. Вот Кира, тот сразу... но оно и понятно. Вся его техника боя основывалась на странном этом шикае, который вообще не мог нанести противнику вреда – только неторопливо вбивал его в землю. С одним таким почти обездвиженным чудищем разбирались сейчас рядовые. Офицеры вдвоем добивали еще одного. Шухей без лишней спешки отражал наскоки прочих – уничтожить всех ему, конечно, не хватало сил, то и дело требовалось применить кидо, отбивая странные атаки мутантов, но рейяцу пока хватало с избытком, в обороне он держался хорошо. А Кира раз за разом взвивался в воздух со своим коронным приемом: на высшей точке прыжка нанести противнику три, пять, восемь – сколько хватит времени – молниеносных ударов, не вкладывая в них силы, потому что и касания довольно. А потом вернуться на землю и ждать, пока холлоу рухнет под собственной тяжестью. Или, если этого не хватило, - повторить. И техника эта, безотказная, тысячу раз опробованная, отточенная, - именно техника подвела Киру, подставила. Шухей видел – и ничего не мог сделать. Один из холлоу вдруг рухнул наземь плашмя; Кира кивнул удовлетворенно и отвернулся к следующему... а у поверженного врага обнаружился хвост наподобие скорпионьего, длинный и суставчатый. И хвостом, как бичом, тварь щелкнула в воздухе, Кира успел еще обернуться на звук, успел понять, что сейчас будет... но нельзя изменить направление прыжка, если ты уже летишь, и нет вокруг никакой опоры. Хвост-бич сшиб его, вбил в склон ближнего холма. И замахнулся снова, теперь уже острием нацеливаясь в лежащего. Шухей не знал раньше, что способен перемещаться с такой скоростью. Или, может, просто выпало из памяти, как он преодолел расстояние до той точки, где костяное жало должно было поразить цель. Но он все равно не успел. Совсем чуть-чуть. Не успел встать в позицию так, чтобы даже не шелохнуться, когда жало врежется в подставленный клинок. Кость скрежетнула о сталь, и Хисаги до хруста сжал зубы, понимая, что не удерживает меч, что удар слишком силен, что запястье не выдерживает, выворачивается... ...он не почувствовал – услышал, как лезвие его собственного занпакто проникает в живую плоть. Острие хвоста холлоу ушло в сторону, глубоко засело в грунте, тварь билась в тщетной попытке освободиться, собой загораживая от других холлоу подножие холма, где окаменел от ужаса Шухей, глядя на распластанного на крутом откосе Киру, на струйку пенистой крови, показавшуюся из угла его рта, на темное пятно, расплывающееся по черной форме вокруг того места, где занпакто косо, на две ладони вошел Кире меж ребер справа. Рядом коротко выдохнул подскочивший офицер. - Кира... что же я... сделал... – без голоса простонал Хисаги. Мир стал плоским и черно-бело-красным. И пошатнулся. - Вы его спасли, лейтенант, - отрезал четвертый офицер... отрезала: это оказалась женщина, стриженая и широкоплечая, сходу не разберешь. - Холлоу бы оставил от него только клочья. Эй, там! – рыкнула она, обращаясь к рядовым. – Лейтенант Кира ранен! В госпиталь его срочно! Мелькнули размытые фигуры, склонились; что-то забелело, блеснуло – и двое ушли в шунпо, унося с собой Киру. Шунпо было не слишком-то качественное, Хисаги обернулся бы раза в три быстрее... но сейчас он вряд ли соображал, что надо делать. Он очнулся, когда четвертый офицер с легком поклоном подала ему на вытянутых руках его занпакто. Белая тряпка с пятнами крови – обрывок чьего-то косодэ, которым вытерли лезвие, - валялась рядом. Когда его пальцы сомкнулись на рукояти меча, произошло... что-то. Плоский трехцветный мир рывком приобрел глубину и даже многомерность. Рейяцу скрутилось в тугой узел, и кто-то голосом Хисаги Шухея произнес: «Банкай.» Позже, много позже он смог рассмотреть и понять, каков же все-таки его банкай и что он делает. А тогда очнулся, только когда последний холлоу растаял в воздухе, а шинигами третьего отряда, сбившись в кучку в стороне, посматривали на Шухея с опасливым восторгом. - Пошли... – голос не послушался, пришлось откашляться. – Пошли домой. Сам Хисаги, разумеется, отправился вовсе не домой. Вместе с четвертым офицером, сосредоточенно-спокойной, как будто что-то подобное случается с ней регулярно, он помчался в расположение четвертого отряда. - Опасности для жизни нет, - мелодичный голос Уноханы производил неизменно успокаивающий эффект. – Большая потеря крови, два сломанных ребра, болевой шок. Встанет через неделю, работать сможет через две. Я уже попросила капитана Хицугаю присмотреть за делами третьего отряда. Нет, сегодня к Кире нельзя. Расскажите подробно, что там произошло. Рассказывала офицер. Сухо, кратко, точно. Показала, как лежал Кира, откуда шел удар, что сделал Хисаги. Выходило по всему, что иначе получиться просто не могло. И – что если бы не Шухей, Кира был бы убит на месте. Во всяком случае, со стороны выглядело именно так. Унохана
кивнула и отпустила их. Офицер отправилась восвояси, Шухей тоже. Бредя по улице нога за ногу, словно бы в легком тумане, он все прокручивал в голове то, что случилось. Раз за разом, не останавливаясь. Даже внезапно обретенный банкай отчего-то не выходил на первый план, да вообще ни на какой. Только, снова и снова: падающая с высоты фигурка, холлоу с хвостом, собственный рывок, соприкосновение кости и металла, жуткий звук, когда лезвие входит в тело, и неподвижный, страшно бледный Кира, распростертый на земле. Он ведь мог успеть. На долю секунды раньше сообразить, что сейчас будет. Прыгнуть немножко дальше – там полушага хватало, чтобы принять удар жестко, а не слить, отклоняя клинок. Но он не успел. Не сообразил. Не шагнул. Хотя мог. Чем больше он думал об этом, тем более очевидным казалось, как на самом деле нужно было поступить. Это же так просто. С этим справился бы и офицер помладше, а уж лейтенант... А лейтенант этого всего не сделал. Лейтенант сначала, разинув рот, глядел, что творится, а потом – опоздал совсем на чуть-чуть, позволил себе перенаправить лезвие под давлением врага... Он ведь хотел – да? - удержать Киру в Сейрейтее. Любой ценой. Удержал. Шухей теперь уже не смел уверенно сказать себе, что сделал это не нарочно. Заворачивая за угол, он налетел на кого-то. - Хисаги, смотри, куда прешь! – Аясегава. Взъерошенный и недовольный. И на глазах меняющийся в лице: - Эй, Хисаги? Что стряслось? Что ты такой пыльным мешком убитый... - Кира... в госпитале, - с трудом возвращаясь к реальности, выдавил Шухей. И зачем-то добавил рассеянно: - А мне, вот... банкай случился... И дальше пошел, уже не услышав изумленного Юмичикиного: - Банкай? У тебя? Ты на Кире его тренировал, что ли?.. Ночью Шухей не спал. Не мог спать: сновидения были столь чудовищны, что, дважды проснувшись от собственного крика, он не стал больше ложиться. Пошел в кабинет, разобрался с документами. Это заняло от силы час: он был аккуратен в бумажной работе, не оставлял ничего на завтра и послезавтра. Потом просто сидел в углу, смотрел в пространство. Старался не думать. А потом ему примерещился Ичимару. Точнее, даже не он сам, а его голос, со сдержанным смешком поинтересовавшийся: «Так что, правда что ли, что единственная проблема Киры носит мое имя?..» Шухей подскочил в панике, огляделся. Да нет, в помещении никого не было, ни тени чужого рейяцу, ни единого постороннего шевеления воздуха. Даже занпакто обиженно молчал на стойке. Уже не впервые Хисаги Шухей предположил, что сходит с ума. Навещать больных пускали через час после сигнала подъема. Шухей оказался у дверей госпиталя минута в минуту. - Вообще к нему пока нельзя, - сурово сказала Котецу-старшая, но тут же смягчилась: - Иди, Хисаги. Только очень ненадолго. И очень тихо! Ему нельзя беспокоиться. Шухей мало что не на цыпочках вошел в палату. Зрелище было, в общем-то, знакомое: мало кто из лейтенантов не оказывался в подобной ситуации. Сам Шухей тоже отлеживался в госпитале не раз и не два. И прекрасно знал, что раз над кроватью не мерцает контур защитного поля, то с пациентом, в сущности, все в порядке и он идет на поправку… Чувство вины все равно грызло душу, как голодная крыса. - Сэмпай… - позвал Кира. Он был в сознании, говорил с трудом, но вполне разборчиво. - Кира… - Шухей подошел, опустился на пол у кровати, прижался щекой к безвольно лежащей поверх одеяла руке. – Прости меня… мне голову оторвать мало за такое… - Ну перестань, - кажется, попытка рассмеяться далась раненому крайне болезненно. – За что извиняешься? Мне рассказали уже все. Меня бы эта штука в паштет размазала, если бы не ты… - Не трепись, тебе вредно, - он все-таки не удержался: принялся целовать холодные пальцы, медленно, нежно, согревая их дыханием. – А что я там заодно банкай поймал – тебе доложили? - Банкай? Правда? Поздравляю… - улыбка была слабой, бледной, но искренней – у Шухея аж дух захватило. Нет, но как он может так безоглядно радоваться за человека, который его вчера едва не убил по неосторожности? – Потом покажешь? - Когда освоюсь. Конечно, покажу, - он замер, чувствуя, как стучится в губы ниточка пульса. «Я люблю тебя. Я спятил, не иначе. Люблю.» - Сэмпай. Сделай для меня одну вещь. Пожалуйста. Голос у Киры был прозрачный, хрустально-хрупкий, позванивающий угрозой расколоться на тысячу колких искр. «Я умру, если ты не согласишься.» - Что? - холодное предчувствие свило гнездо в солнечном сплетении. - Сегодня. Я не смогу… быть в Мире Живых. Пожалуйста, сходи… вместо меня. Скажи, что случилось. Скажи… нет, просто объясни. Я… я не могу просто так… он будет ждать, а я… Предчувствие ударило хвостом-гремучкой и хихикнуло голосом Ичимару. Хисаги молчал. Он просто не мог ответить. Нечего было отвечать. Кира рывком приподнялся на локте, мгновенно став известково-бледен, казалось, только глаза еще жили на лице. - Сэмпай, я знаю, что прошу… почти невозможного. Знаю, что тебе больно. Но я не могу иначе, пойми! Потом… потом – что угодно, я буду должен тебе, что пожелаешь… но пожалуйста, сейчас… - Заткнись, идиот, - Шухей вскочил, уложил Киру обратно. – Если ты себя сам загонишь на перерождение, ты уже никому никогда не будешь ничего должен… - Сэмпай… - Лежи. Молчи. Выздоравливай. Я схожу туда. Раз уж тебе так приспичило… и если ты думаешь, что тебе полегчает от этого… я схожу. «Потому что я все-таки люблю тебя. Достаточно, чтобы пойти и сказать Ичимару, что ты не сможешь явиться на свидание.» Кира разом обмяк, сжал зубы, пережидая приступ боли. - А если ты не выберешься отсюда через неделю из-за таких вот фокусов, я смертельно обижусь, ясно? «Потому что только когда ты снова будешь здоров, я, возможно, перестану в своих снах снова и снова убивать тебя...» - Так точно… сэмпай… - Все. Отдыхай. Я пошел, а то меня Котецу закопает. И мне еще добывать пропуск. Наклонился, быстро поцеловал (жуть, какие холодные губы…) и почти выбежал из палаты. Удачу свою Шухей оценил лишь тогда, когда дежуривший при воротах капитан Кёраку, позевывая, поинтересовался, на кой ляд лейтенанту Хисаги занадобилось в Мир Живых вот прямо сейчас. Будь это Кучики, Хицугая, даже Комамура или, упаси Небо, Сой Фон – и не видать бы Хисаги пропуска, а скорее всего еще и пришлось бы подвергнуться нешуточному допросу. Но это был Кёраку, который задолго до появления Шухея на свет плевать хотел на многие условности службы в Готэе. - Мне очень надо, капитан Кёраку, - сказал Шухей с максимально серьезным лицом. – Просто позарез надо. Я обещал одному очень дорогому мне человеку, что я там буду. - Ну, вали, - пожал плечами Кёраку, вписал Шухея в ведомость и ляпнул поверх туши свою именную печать. – Только не задерживайся сильно, меня в полночь сменит капитан второго. - Так точно, не задержусь, - выпалил тот и рванул в ворота, пока благодушествующий капитан не передумал и не начал задавать вопросы. Хисаги не знал, что, стоило ему скрыться в портале, Кёраку дважды щелкнул пальцами, и в ворота скользнули двое в черном, бесшумные, стремительные, с закрытыми лицами... В Мире Живых шел дождь со снегом. И на глазах усиливался. Такой подлянки Шухей не ожидал. Конечно, он был без гигая и простуда ему не грозила, но все равно было мерзко. Волосы, одежда промокли и отяжелели сразу. В пяти шагах уже почти ничего не видно, небо нависло низко-низко над землей, придавило брюхом крыши – поди еще найди нужную... Белая фигура выступила из мглы рывком – только что не было, и вот уже тут, рядом. - Поверишь ли, я ждал не тебя, - это вопрос пополам с угрозой, и попробуй только не ответь – как сжимают горло смертоносные кольца, памятовалось еще очень и очень хорошо. По дороге Хисаги успел подумать, что он скажет Ичимару. Самым простым казалось разрубить узел одним махом: заявить, что Кира не придет ни сейчас, ни впредь, что он больше не любит Ичимару и им с Хисаги хорошо вдвоем... Собственно, можно было продолжать в том же духе, пока Шинсо не пришпилил бы его к ближайшей стене. В том, что кончится именно этим, и очень быстро, Шухей не сомневался. Ичимару его убьет, оставит Киру в покое, тот как-нибудь оклемается, а сам Шухей больше не будет задыхаться от нестерпимого чувства вины... Но в этом плане имелся изъян. Ичимару Гин мог оказаться куда более мстителен. В этом случае он бы отнюдь не оставил Киру в покое... и вот тогда, рано или поздно, у Киры начались бы очень крупные неприятности. Этого допустить было нельзя. Поэтому способ самоубийства был выбран иной. - Кира в госпитале, - тихо и четко произнес Шухей. – Не жди его. - Что?! В одном слове Ичимару ухитрился уместить все: и «что случилось?», и «как он?», и еще – отчетливо послышавшееся Шухею «почему ты его не уберег?!» Впрочем, наверняка последнее было дурацкой игрой измученного самообвинениями шухеева воображения. Но яростно полыхающая аура Ичимару фокусом воображения не была. - Это я его ранил, - тем же тоном продолжил Хисаги, не опуская взгляда. Перед ним стояла смерть, в льдистом белом сиянии, с алыми углями широко открытых глаз. Это было даже красиво. – Чудом не убил. Мы поссорились из-за твоего письма. Я не хотел его отпускать... На этом месте Шухею пришлось замолчать. Очень трудно говорить, когда тебя не просто держат за горло, но держат – на весу. «А ведь ему должно быть неудобно, - не к месту подумал Хисаги, - мы же примерно одного роста... Значит, не мечом? Прямо так?..» - А что, - полушепотом спросила смерть, - самому покончить с собой духу не хватило? Решил героически убиться о врага? О соперника к тому же? – и приложила оцепеневшего лейтенанта затылком об стену. Раз и другой. И отпустила. Второй раз на той же самой крыше коленопреклоненный Хисаги судорожно вспоминал, как это – дышать. Почему-то внезапно ему захотелось смеяться. Или плакать. Или и то, и другое одновременно. Как дождь со снегом. - Ну что же ты за сволочь такая, Ичимару... Обязательно нужно было все испортить? Что тебе стоило один раз мечом ткнуть... Наверное, это была истерика. Срыв. Хисаги не знал – раньше с ним такого не случалось: смеха сквозь слезы и удушье, в густом месиве замерзшей и жидкой воды... - А я не обязан участвовать в твоих планах, - свечение гасло на глазах: бывший капитан уже взял себя в руки. – Признавайся уж, что из сказанного – правда? - Все. Все – правда... - Да-а-а? - Да. - Так почему же ты весь в страданиях? Вроде бы цели достиг, сорвал нам встречу... а? Сквозь снежную муть – все гуще с каждой минутой – Шухей различал теперь только белый силуэт, но по голосу было слышно: Ичимару снова улыбается. Широко, задушевно. Сволочь. - Я его чуть не убил... – повторил Хисаги. Объясняться не хотелось, но вновь и вновь переживаемый ужас бился в горле, рвался наружу. Ознобом охватило все тело. – Не видел, куда направлен меч... На ладонь бы еще левее, и все... - Подожди, как это – не видел? Хисаги-кун, да ты бредишь... – угловатая фигура проявилась из мокрой метели, склонилась; прохладная ладонь уверенно легла на лоб. Шухей попытался отмахнуться, но получилось как-то вяло. - Нет, серьезно, - кажется, Ичимару удивился по-настоящему, - ты вроде жаровни. Как тебе такое удалось?.. Хисаги? - Н-не... знаю... Мир снова начал терять краски и накренился под странным углом: и не прямо, и не на боку. Потом дернулся и закружился: это Ичимару подхватил Хисаги под мышки и поволок куда-то. Тот равнодушно подумал: вот сейчас и отправлюсь я в Уэко Мундо вместо Киры... на опыты... Никакого Уэко Мундо, однако, не последовало. Ичимару пинком распахнул какую-то дверь, втащил Хисаги в помещение и почти уронил на пол. Это оказался заброшенный чердак: толстый слой пыли на всех поверхностях, люк в полу не открывали уже, наверное, лет десять. Но здесь было сухо и даже довольно тепло. Выражение лица бывшего капитана казалось... неразборчивым, что ли. Одновременно злым, удивленным, озабоченным. И поверх всего этого все еще присутствовала улыбка. Как будто, чтобы она исчезла, требовалось приложить отдельное сознательное усилие. - Почему?.. – только и сумел спросить Шухей, бездеятельно и потрясенно позволивший раздеть себя, укутать в белый, теплый и почему-то не намокший плащ и усадить так, чтобы голова покоилась на плече у Ичимару. Озноб слегка утих, зато пришла ватная слабость и разлилась по венам, лишая способности двигаться. Тело стало как чужое. - Я хочу знать, - ответил Ичимару тихо и мягко. – Я хочу понять, что там у вас случилось. А ты сгораешь на глазах. Еще немного, и я не понадоблюсь тебе, чтобы сдохнуть. Расскажи мне про Изуру. Пожалуйста. «Я умру, если ты не согласишься.» Не было, как у Киры, звенящей хрупкости голоса, не было видимой внешне беспомощности. Но Шухей вздрогнул – до того ярким оказалось воспоминание. - В следующей жизни буду адской бабочкой, - бледно усмехнулся он, - любовные послания носить... я, видно, для этого только и подхожу. Смешок над ухом прозвучал безрадостно. - Ревнуешь?.. - А ты как думаешь, - согласился Хисаги; вот так и возвращают долги, подумалось ему. - Не надо. - Почему?.. - Потому что сейчас Изуру с тобой, а не со мной. Потому что ты вернешься к нему, а я – в Уэко Мундо. Потому что это я прошу тебя поделиться тем, что ты знаешь, а не наоборот. - А он вспоминает только о тебе. - Нет... – и снова смешок. – Вот уж нет... Изуру не умеет быть неискренним, разве ты не знал? Он только мало говорит. Раз уж он с тобой... так долго... значит, ты для него более чем важен. «-Я его убью, если еще встречу!» «- Ты – его? Ну конечно... А я сдохну тут без вас обоих.» - Мы действительно поссорились... Из-за письма. Да. Наговорили друг другу всякого... ну, я наговорил по большей части. А потом была тревога. И бой. Я хотел прикрыть Киру... не успел. Меч отклонился... – горло перехватило, перед глазами опять, как вживую, встал холм, черно-белая фигура на склоне, смертоносное жало, летящее к цели. И струйка крови из угла рта... Шухей не сразу понял, что дышать стало легче, что ему тепло и к телу вернулась чувствительность. Белый свет растекался вокруг лентами и потоками, окутывал, баюкал. - Ты достиг банкая вчера, да? Но не стал общаться с занпакто, ушел переживать. Теперь понятно, откуда такое истощение... Рейяцу, осознал Шухей. Весь этот свет, тепло, спокойствие – это все рейяцу. По сравнению с этим уровнем мастерства все его, Шухея, попытки – жалкая, бездарная имитация... - Я все время промахиваюсь, - выдавил он. – Хотел Кире заменить тебя – так куда уж тут... Хотел его спасти – чуть на тот свет не отправил... Смешно, наверное... Думал тебя спровоцировать – а ты меня тут в чувство приводишь. Я дурак, да?.. Он все никак не мог понять, что же происходит. И с ним самим, и с Ичимару. Казалось, что они, всегда с большой прохладцей относившиеся друг к другу, а сейчас и вовсе – враги и соперники, почему-то оказались связаны, притянуты один к другому, и эта связь мешала, раздражала, натирала, как тесная церемониальная одежда, но исчезать отказывалась. - Ты чего добиваешься вообще? Это все... – он взглядом обвел кокон рейяцу, окружавший их. – Разве не должно быть выгоднее меня тут просто так бросить? - О, меня бы это более чем порадовало, - небрежно отозвался Ичимару. – С удовольствием бы полюбовался на твою кончину. Увы, увы, но вынужден тебя спасать. Как ни досадно. - Н-не понял?! - Кира. Не хочу его еще раз проводить через поиск надежной опоры. Раз уж, вот незадача, он выбрал тебя... ну, придется смириться. В глазах Хисаги Ичимару и смирение были несовместимы. Впрочем, то, что происходило сейчас, он тоже вряд ли мог бы прежде вообразить. - Я думал, ты должен меня ненавидеть, - проговорил он больше про себя, еле шевеля губами. Но Ичимару услышал. - Не заслужил, - приторно улыбнулся он, - ты пока еще столь сильных чувств от меня. Все впереди, конечно, можешь стараться... - О, заткнись. - Не-а. Уж коли я должен возиться с тобой... а ведь не первокурсник, лейтенант, да с банкаем еще... - Заткнись... - Заставь меня. Прежде чем командовать... Закончить фразу ему не удалось, потому что Шухей все-таки нашел способ заставить собеседника замолчать. Для этого пришлось выпростать руку из-под плаща, за шею притянуть к себе Ичимару и поцеловать - словно бы в отместку за прошлый раз, за тот треклятый поцелуй, с которого, собственно, и начались неприятности. Получилось коротко, жестко и зло. - Больно же, - обиделся Ичимару, выворачиваясь из шухеевой хватки. Осторожно потрогал нижнюю губу – на пальце осталось пятнышко крови. Втянул воздух сквозь зубы: - И что это было такое? Нет, ну не дурак ли... Не так же это делают! - Ты будешь еще меня учить! – ощерился Хисаги. Попытался отодвинуться – и чуть не свалился: тело слушалось так себе. Более того – потянул за собой и Ичимару. - Ого! – нехорошо обрадовался тот, - это понимать как предложение? А ты неразборчив в связях, Хисаги-кун... Шухей зарычал и попытался пнуть насмешника коленом. Тут же запутался в плаще и действительно упал. Собственная неловкость бесила. - Нет, ну, если ты настаиваешь, - протянул Ичимару, наклоняясь. Шухей дернулся, но больше двигаться было некуда: чердак не оставлял пространства для маневра; замахнулся свободной рукой – другую намертво спеленал чертов плащ – и тут же оказался припечатан за запястье к полу. И всей тяжестью тела Ичимару (как может этот мешок с костями столько весить?..) прижат к пыльным доскам. - Просить надо вежливо, но для тебя сделаем исключение, - мурлыкающие нотки в голосе. – В честь особых обстоятельств. У поцелуя был привкус крови. И снега. И ярости. Шухей, даже обездвиженный, сдаваться не желал. Кажется, он все-таки ухитрился прокусить Ичимару губу, теперь уже действительно сильно, потому что крови стало куда больше; это вообще заметно походило на драку. А потом пришло еще одно воспоминание. Огненной иглой вонзилось в основание черепа, плеснуло в глаза, растеклось по позвоночнику. Сон, тот самый сон, который Шухей так и не смог – да и не захотел – вспомнить после пробуждения. Сон про них втроем. - Что такое? – вздернул бровь Ичимару, слегка отстранившись. – Ты решил потерять сознание?.. Неосторожно... - Заткнись, - выдохнул Хисаги и сам потянулся навстречу. Сейчас он помнил. Конечно, это была фантазия; конечно, наяву все должно было быть иначе; но там, во сне, им было хорошо. Так хорошо, что даже легкая дрожь пробегала по коже, стоило подумать, что вот прямо в этот момент какая-то часть сна происходит на самом деле... Теперь они целовались медленно, осторожно, изучающе; Шухей крепко, до слез зажмурился, видеть непременную издевку в алых глазах он не хотел. Потом Ичимару отпустил его руку, подсунув вместо этого ладонь ему под голову, и Шухей в ответ обнял его. - Не знаю, что на тебя нашло, но мне так нравится больше, - лениво сообщил Ичимару, воспользовавшись краткой передышкой. - Вспомнил кое-что, - буркнул Шухей; ему было неловко и стыдно, но белое марево рейяцу все еще согревало его, шелковисто прикасалось к коже, и длинные бледные пальцы, скользящие по шее и ключицам, тоже приносили удовольствие; это расслабляло. – Сон... видел. С Кирой. И с тобой. - Ничего себе, - Ичимару провел языком по кровоточащей губе, поморщился. – Судя по всему, сон был хороший. - Да. - Ну и ладно. Об этом мы поговорим, когда я к вам вернусь. Идея, в общем, любопытная... - Да, пожалуй, - сощурился Шухей и вдруг вскинулся: - Постой, куда это ты вернешься?! - Назад в Соул Сосайети, естественно, - очень правдоподобно удивился Ичимару. – Куда ж еще? - Ты собираешься вернуться?! Как?.. Почему?.. Бывший капитан кривовато улыбался, глядя в стену над шухеевой головой. - Как-нибудь. Я еще не решил. Когда представится случай... Нет, ну конечно, у меня все шансы первую сотню лет провести в Башне Раскаяния... Между прочим, ты знаешь, что тебе уже пора? Хисаги вздрогнул. Конечно, всякий счет времени он давно потерял. Кёраку предупреждал – в полночь на дежурство заступит Сой Фон... - Одевайся и уходи. Быстро. Иначе будут неприятности, - туманные потоки рейяцу таяли на глазах. – Скажи Изуру... скажи, чтобы дождался меня. Непременно. Короткая пауза. - Тосену передать что-нибудь от тебя? Влажное косодэ выскользнуло у Шухея из рук. - Н-нет. Нет, ничего не надо... Я... - Понял. Оно и к лучшему. Хисаги... - Да? - Мы поговорим об этом, когда я вернусь. Мне все еще нравится идея. Шухей подавился воздухом, судорожно закашлялся. Когда отдышался, Ичимару рядом уже не было. Мокрый, лязгающий зубами от холода, он вывалился из портала едва ли не в объятия Кёраку. - Не знаю, чем ты там занимался, но чувство времени у тебя в самый раз, - заметил капитан восьмого отряда, ставя отметку о прибытии и вкладывая ошалевшему Хисаги в ладонь фляжку. – Пей и беги отсюда, пока смена не пришла. Шухей выдавил из себя некое благодарное междометие, как следует приложился к фляжке и, утирая слезы от чрезмерно крепкого зелья, стремительно покинул помещение. Кажется, на капитана Кёраку следует молиться, думал он, рысью по крышам направляясь домой. Как только лейтенант удалился, из теней в углу материализовалась Сой Фон. В следующее мгновение из портала показались двое разведчиков. - Ну? – требовательно спросила Сой Фон. - Как и предполагал капитан Кёраку, - одна из разведчиков, юркая, как ящерица, с прядью баклажановых волос, выбившихся на лоб, почтительно поклонилась, - со стороны лейтенанта Хисаги там исключительно личная жизнь. Ичимару подтвердил намерение возвратиться; кроме того, наше присутствие он засек и не возражал, даже обозначил свое присутствие выбросом рейяцу. Капитан второго отряда мрачно скривилась. - Ну, вот видите, капитан, - примирительно заметил Кёраку, - об измене речь не шла. Даже скорее наоборот... Удачного дежурства. Розовое кимоно плеснуло полами во мраке. Сой Фон резким жестом отпустила подчиненных и плюхнулась в кресло. Ночная вахта у ворот – одно из самых занудных занятий в Готэе... Особенно когда тебя только что так красноречиво уели. Кира выглядел лучше. Намного лучше. Даже попробовал сесть в постели, и Шухею пришлось прикрикнуть, чтобы не нарушал режима. - Ходил, - ответил он на молчаливый вопрос. – Видел. Пообщались. Повздорили. Помирились... кажется. Трудно сказать, ты же знаешь. Все так же не говоря ни слова, Кира поймал руку Шухея, прижался на мгновение губами к костяшкам пальцев. - Хм. Кира. Слушай, ты... хм... ты как относишься к сексу втроем?.. - Что?! - О. Ну, понимаешь ли... – Хисаги почувствовал, что краснеет. – Он обещал сюда вернуться. Сказал, чтобы ты дождался его. Ну... и... ты чего ржешь?! Кира, всхлипывая от смеха, уткнулся носом в его ладонь. - Я от радости, наверно, - выдохнул он. – Я так боялся, что вы... что ты с ним правда попытаешься драться... или он обозлится... а вы... и если он обещал... - Эй! – ужаснулся Шухей, - ты не подумай, у нас ничего не было... э-э... ну это, то есть почти совсем ничего... - Будет, - сказал Кира, поднимая голову. Взгляд его был впервые за многие дни светел и чист. – Если уж ты такое у меня спрашиваешь, значит, точно будет. И знаешь что, сэмпай? - А? - Я тоже очень тебя люблю. The End |