Драбблы orocchanАвтор: orocchan Фэндом: "Bleach" Дисклеймер: все принадлежит законным владельцам |
Данго к чаю
автор: orocchan Они снова вместе. Кучики Бьякуя отступает
от окна, не желая, чтобы кто-то заметил, как он подглядывает за своим
лейтенантом и одним из офицеров. Как его зовут?.. Рикичи, кажется? После
истории с несостоявшейся казнью его сестры эти двое, Абарай и Рикичи,
стали появляться вместе все чаще. Не сказать, что Бьякуя сильно интересуется,
отчего они сблизились. Но и то, что ему все равно, тоже нельзя сказать.
Их дружба не перечит никаким правилам. Но что-то задевает его. Он боится
признаться, что ревнует. Ревность - это чувство, чувства не подчинены
логике, а на логике строятся законы, которые его семья охраняла веками.
С детства Бьякуе внушали, что чувства - это лишнее. Но он не может сдержаться и не подойти
к окну, когда слышит во дворе смех Рикичи и Ренджи.. Его Ренджи. Бьякуя делает шаг назад и заставляет
себя сесть за стол. Он прекрасно умеет держать себя в руках. Но ему так
мешает больно бьющееся сердце... Ренджи взлетает по ступенькам, бухается
на колени и отодвигает фусума. Рикичи остается внизу - его звание не позволяет
даже ступать на лестницу. Но отсюда он хотя бы может видеть огненные волосы,
и он улыбается. Ренджи входит в офис, и в душной
темной комнате становится невыносимо светло. Бьякуя прячет глаза за тяжелыми
веками, стараясь долго не смотреть на рыжего лейтенанта. - Ренджи.. - он вдруг не знает, что
сказать. - Капитан, я могу забрать документы? - Ренджи поднимает глаза, красные огоньки вспыхивают. Бьякуя сжимает кисточку. - Еще нет, - тихо отвечает он. За
разглядыванием в окне своего лейтенанта он не успел закончить дела. - Тогда я принесу чай? Бьякуя наклоняет голову. Пристальный
и чуть осторожный взгляд Ренджи лишает его способности сопротивляться.
Так нельзя. Нельзя влюбляться в этого вспыльчивого мальчика. Он полон
жизни, а ты уже сломан ею. Ему мало целого мира, он рвется куда-то, ему
интересно все. А тебе хватит этой темной комнаты и солнечного квадрата
на полу, где кружит золостистая, как отблеск на его загорелой коже, пыль,
и снаружи раздается его громкий смех. Ты не имеешь никакого права навязывать
ему темницу, в которую сам себя заключил. Но Ренджи интересуется Бьякуей, словно
заморской диковинкой. Он разглядывает его, думая, что Бьякуя не замечает.
Куда ни обернись, он рядом и ждет приказа... или чего-то еще. Лейтенант
готов следовать за ним на край света. Он больше не боится его, и Бьякуя
чувствует, что не может контролировать руконгайца, как прежде. И что-то
в груди готово лопнуть, как лопаются на деревьях почки, выбрасывая свежие
листья. - Ренджи, - голос Бьякуи удерживает
лейтенанта на пороге. Вот опять он зачем-то окликнул его. Ему нравится,
как его имя слетает с языка. - Принеси данго, если найдешь. - Конечно, найду, капитан Кучики,
- обижается Ренджи. - Если вам надо, я из-под земли достану. - И снова
он чего-то ждет. - Из-под земли, пожалуй, не стоит,
- тихо отвечает Бьякуя, и не понятно - шутка это или всерьез. У Ренджи вспыхивают уши - хотя нет,
это просто блик от солнца на его щеке, когда он кланяется.. - Простите, капитан! Я не хотел обидеть
вас. - Меня не так просто обидеть, Ренджи. - Так точно. - Иди, - Бьякуя провожает его взглядом.
Вот он снова садится у порога и задвигает фусума, и на мгновение их глаза
встречаются. Кучики закусывает губу. За закрытыми фусума слышится громкий
топот, когда Ренджи сбегает по ступенькам, и его веселый оклик: - Пойдем, Рикичи! У нас парт.задание! Бьякуя с тихим шипением опускает голову на руки. Сколько еще им играть в этом спектакле? У него не хватает смелости оказать Ренджи внимание, которого тот ждет.. просто дать ему повод. Но если он не соберется с духом, то Ренджи заберет этот Рикичи. И как же трудно сдержаться, чтобы просто не стереть маленького шинигами с лица земли.. *** Рикичи безумно рад, что Ренджи везде
берет его с собой. Даже если они все время говорят о капитане Кучики.
- Бляяя... - Ренджи схватился за
шею, - Где бы надыбать чертовы данго? Это же надо в магазин.. не, погодь.
Пойдем к Мацумото, у нее навалом сладостей. - Данго для капитана Кучики? - Угу. Сам ху.. в шоке, - поправляется
Ренджи, и Рикичи довольно смеется. Они мчатся по узким улочкам Сейрейтея
- лейтенант и его помощник. Рикичи с ума сойти как горд, когда их видят
вместе. Но если их видит вместе капитан Кучики, у Рикичи отчего-то сжимаются
кулаки и хочется схватить лейтенанта за рукав и бежать. - Да не бойся ты его, - говорит Ренджи
после. - Как детсадовец, честно. - И добавляет: - Думаешь, я тебя от него
не защищу? Рикичи вспыхивает от кончиков пальцев
на ногах до кончиков ушей. Они прилетают к казармам десятого
отряда. Мацумото, еще не пьяная, но с написанным на лице похмельем, гоняет
по двору отряд - видимо, капитан Хицугая опять ее отчитал за леность.
- Мацумото! - кричит от ворот Ренджи.
- У тебя что из сладкого можно скоммуниздить? - Отдам все, если возьмешь меня в
придачу! - кричит в ответ женщина. Из окна офиса показывается подозрительное
лицо Хицугаи-тайчо, и исчезает при виде Абарая. - Добрый день, капитан Хицугая! -
громко здоровается Ренджи и, оборачиваясь к Рикичи, - Стой здесь. Ни с
кем никуда не ходи. Он исчезает в казармах. И почти сразу
появляется, грациозный и быстрый, как тигр. - Фиг вам! - чертыхается он. - У
Рукии что ли взять.. В тринадцатый отряд тащиться... ломает. Лишние километры
мотать, бля. - А! - жалеет его Рикичи. - У меня
же были данго в холодильнике, если соседи не съели. Ренджи вешает ему подзатыльник, он
отпрыгивает и смеется. Он не хочет неприятностей для лейтенанта, поэтому
даже согласен отдать данго капитану Кучики. Они бегут обратно по раскаленным
улицам. Жарко. На шее Ренджи выступают капельки пота. У него в кухне прохладно, потому
что окна выходят в дворик, где всегда тень. Ренджи грохается на пол со
стоном: - Пить хоцца... Рикичи стрелой мчится к холодильнику,
вынимает данго, лед и сок, и сооружает коктейль из сладкого колотого льда.
Ренджи наблюдает за ним, расчесывая пальцами рыжий хвост на затылке. - Тебе место не в отряде, а на кухне,
- хмыкает он. - Надел фартук, и к бою готов. - А у меня есть фартук! Одеть? - Ты готовить умеешь? - в глазах
Ренджи притаилась огненная искорка. - Хочешь, приглашу на ужин сегодня?
У меня вечером тренировка с капитаном Кучики, а дома жрать нечего. Чур,
ты готовишь. Рикичи задерживает дыхание. Его приглашают
в гости к лейтенанту... Приготовить для него ужин! - Конечно! - соглашается он. Щеки
горят. - Ну я пойду. Спасибо за данго. -
Ренджи сует руку за пазуху и вынимает кучу слипшихся леденцов в яркой
упаковке. - Стащил у Мацумото. Держи. - и неожиданно проводит рукой по
Рикичиным черным волосам с болтающимися заколками. Он уходит, а у маленького шинигами еще долго стучит от волнения сердце. *** Бьякуя сто тысяч раз пожалел о своем
капризе. Как долго не возращается Ренджи. И где его носит с этим Рикичи?!
Наконец, знакомое рейацу появляется у порога. Ренджи, весь мокрый и запыхавшийся,
открывает фусума и заносит в комнату поднос с чаем и липкими данго, возле
которых кружат мухи. Бьякуе эти данго вовсе не нужны, его взгляд застыл
на потной повязке на лбу и капельках пота, скатывающихся на ворот кимоно.
С ума сойти, какой он.. Нет, Бьякуя не может позволить себе сказать "сексуальный".
Аристократ подхватывает полотенце для рук, подходит к застывшему в непонимании
Ренджи и аккуратно проводит по шее и вырезу косодэ на груди. Он стоят
так близко, что дыхание Ренджи колышет его волосы. Карие глаза смотрят
на него чуть сверху, не отрываясь. Бьякуя не в состоянии ничего сказать.
"Ну вот тебе и повод, Ренджи.
Действуй.." - Ваш чай, капитан, - сглатывает
Ренджи и косится на поднос на полу. - Спасибо, - тихо благодарит Бьякуя
и продолжает гладить его шею через полотенце. - У нас.. - запинается лейтенант,
- У меня.. То есть вы пойдете сегодня ко мне на тренировку?.. - Я не отказываюсь от своего слова.
- Конечно, - извиняется Ренджи. Он
нервно хватается за рукоять катаны, но рука запутывается в складках капитанской
хаори - настолько близко они друг от друга. И никто не может сделать первого
шага. А вдруг Ренджи этого совсем не хочет?.. Бьякуя, побледнев от одной
мысли, отступает. - Тогда до вечера, - сухо говорит
он. Ренджи ставит поднос на стол. - Я не знал, что вам нравятся данго,
капитан, - пусть он спиной к нему, но в голосе слышится улыбка. - Мне
тоже нравятся. - Ясно, - Бьякуя был бы и рад что-нибудь
сказать, но не находит слов. - Вы уже закончили отчет? - спрашивает
Ренджи, и теперь очередь Бьякуи застыть на месте. Он только сейчас вспомнил,
что на столе лежит белый лист для отчета. На котором он красиво вывел
имя Ренджи... В лицо бросается жар, и теперь не обманешь себя, что это
ветер из раскрытого окна. Как глупо. Ну и кто из них больше ребенок?.. - Сам видишь, что нет, - помедлив,
холодно говорит он. - Может, вам из библиотеки нужны
материалы, я принесу, - отзывается Ренджи. - Спасибо, но не надо, - Бьякуя подходит
к окну. - Тебе не кажется, что для тренировки слишком жарко? - Капитан? - Ночью будет лучше. Возле моего
поместья есть тренировочная площадка. И я жду тебя сегодня на ужин. Никаких
возражений. Свободен. Ренджи уходит в раздражении, что слышно по его гулкому топоту. На тарелке у Бьякуи не хватает одной палочки с данго. Но Кучики не может сердится, хотя это явное нарушение правил. Он тоже много правил нарушил, и пути назад, возможно, больше нет. Придется идти вперед, выйти за дверь, где его ожидает Ренджи, даже если он боится совершить еще одну ошибку. Герои: Ренджи, Хинамори, Кира, Бьякуя Ренджи лежал на стоге сена, меланхолично
созерцая расцветающее звездами небо, и жевал травинку. На него напало
благостное настроение. Рядом на стогу валялся Кира, уже лейтенант третьего
отряда. Если вспомнить, как они хвастались пятьдесят лет назад, кем станут
в будущем, то последнее, что мог бы предположить о себе Ренджи, это валяться
в скошенной траве после отбоя, надеясь, что капитан не сочтет это за самоволку,
и стараться забыть, что на расстоянии протянутой руки высится белая стена
Сейрейтея, которую ему, лейтенанту шестого отряда, поручено охранять.
Для полного комплекта верной троицы не хватало Хинамори... ан нет, она
уже примчалась. Над стеной показалось круглое девичье личико, раскрасневшееся
от бега, что было заметно даже в сумерках. - Вы чего развалились? - возмутилась
Момо. - Ну-ка, марш в казарму! Уже отбой был. - Да ладно тебе, - лениво отозвался
Кира. - Воздухом, что ли, нельзя подышать. Ренджи захлопнул глаза, притворяясь,
что задремал и не слышит ее. Момо ловко перебралась через стену
и мышью скользнула в стог. - Вот увидит Ичимару-тайчо, - пробурчала
она. Сразу видно, что ее недовольство наигранно. Скорее всего, она боится
не наказания со стороны капитанов, а того, что Айзен-тайчо вечером останется
один.. - А, еще одна звезда, - меланхолично
сказал Кира. - И что? - живо поинтересовалась
Момо. - И ничего, - пробормотал он. Ренджи открыл один глаз. Звезды зажигались
одна за другой так быстро, что у него закружилась голова. Он закрыл глаз
и заставил себя раствориться среди урчания цикад. Ни о чем не хотелось
говорить. - Луна такая круглая, - снова сказал
блондин. - Может, тебе в астрономы податься?
- предложила Момо. - Просто... страшно... - немного
виновато отозвался Кира. Ренджи открыл глаза и уставился на луну. Красиво,
это да. Величественно даже. Но почему же страшно? Момо что-то промычала. - Чего чего? - приподнялся на локтях
Кира. - Тебе страшно здесь, когда с тобой
толпа народу, а она там одна. Представь, как ей-то страшно.. - буркнула
шинигами. - Оо, Хинамори, сколько романтики...
На тебя Айзен-тайчо плохо влияет. Все еще поешь ему серенады под окном? Та залилась краской. - Вот... язва! - бросила она с вызовом.
- Это ты от Ичимару-тайчо научился?! - Ничему я от него не учился! - теперь
покраснел Кира. - Точно говорят, что лейтенанты похожи
на своих капитанов. Возьми первый и второй отряды... Ренджи чуть не подавился соломинкой.
- А Мацумото-сан? - парировал Кира.
- Просто копия Хицугаи-тайчо, да? А Исэ-фукутайчо?! И, ты хочешь сказать,
что наш Ренджи станет таким же отмороз... - блондин задохнулся чем-то
и прокашлялся, - Благородным, я имел в виду.. - Идите нах, - отозвался Ренджи,
перестав притворяться спящим. - А все-таки мне ее жалко, - грустно
сказала шинигами. - Даа... Мацумото-сан и Ичимару-тайчо
- это... - начал Кира, но та его возмущенно перебила: - Да не ее, а луну! ЛУНУ, понимаешь?!
Абарай-кун, перестань ржать, как конь! Ну разве не жалко, а? А? - не дождавшись
ответа, Момо хмуро пожаловалась в никуда, - Айзену-тайчо тоже ее жалко...
Вот так бы взять, дотянуться руками, - она выспростала руку ладошкой к
небесному светилу, - и обнять ее... ведь там так холодно и темно.. одной
на самом верху... Ренджи молча смотрел на пальцы Хинамори,
окунувшиеся в лунный свет. Разве для этого люди... шинигами... кто бы
там ни был... стремятся достать луну? Достать и разодрать ее в клочья,
сорвать с небес, поиграть и выбросить, показать свою власть и силу, это
да... Да, он мечтал достать свою луну - победить Кучики-тайчо. Вдруг захватило дух. Стало страшно
глядеть в черные пустые небеса. И вдруг подумалось - она, должно быть,
сама хочет, чтобы ее оттуда достали... - Надо сваливать. Застукают, - предложил Ренджи, чувствуя, что пальцы начинают предательски дрожать. Кучики-тайчо сидел за столом в своей
белой хаори. Ренджи почтительно придвинулся к строгой прямой спине и протянул
документы, когда капитан, не оборачиваясь, подал руку. И едва победил
в себе желание притянуть за черный рукав, спрятать на груди и согреть
его своим дыханием. Обнять свою луну... Дрожащими руками Ренджи вручил
бумаги и вышел, оставив Бьякую в темноте пустой комнаты. Драббл. Айзен и Гин об устройстве мира Гину снился кошмар. Он искал еду
в Руконгае.. Он знал, что Рангику - не сегодня и не завтра, но послезавтра,
точно, - попросит есть. Его самого сжигал ненавистный голод. Сколько раз
хотелось лечь на землю и дать себе умереть голодной смертью, и больше
не знать этих мук. Но обезумевшее тело само поднималось и жадно кидалось
на любой мусор в пыли дороги.. Он встречал других таких же. Слабых,
беспомощных, намного меньше его, которые валились с ног, даже не понимая,
отчего им так больно.. Он знал, что это значит. И ничем не мог помочь.
Еды у него самого не было. Он мог только смотреть, как они таяли на глазах
с безмолвной мольбой об исцелении от болезни, имя которой они даже не
знали. Скольких он проводил в иной мир?
Для чего? Он попал в Общество душ, потому что в том мире для него не нашлось
ни капли доброты. Он умер на улице, как собака, во время осады их города
войсками очередного сегуна.. Здесь ничем не отличалось от там. Таким,
как он, ни в одном из миров не найти места. Рангику повезло. Повезло, что Гин
наткнулся на недоеденный каким-то шинигами обед, и у него осталась еда
для нее. Он нашел ее по рейацу. Объяснил. Накормил. Взял с собой. Он был
счастлив оттого, что не позволил хотя бы ей умереть.. Хотя бы одного ребенка
спасти. Но для чего? Он боялся ответа на этот вопрос. Не для того ли,
чтобы продлить ее страдания?.. Почему законы мира так жестоки к
детям? В чем их вина?.. - Ичимару Гин.. Гин... Гин вздрогнул и проснулся. Над ним
склонился его лейтенант, Айзен Соске. - Тебе приснился кошмар, - Айзен
заботливо убрал мокрые волосы с бледного лба Ичимару. - Ты говорил во
сне... - Айзен-фукутайчо. В отряде его любили. Айзен был...
другим. К нему не боялись подойти рассказать о своих проблемах. Он всегда
знал, как помочь, чем приободрить. Он был бескорыстен и добр. - Ты говорил, что мир несправедлив,
- Айзен вздохнул. - Ты знаешь, ты прав. В мире столько зла и ненависти.
А хорошего так ничтожно мало. Ни один закон не защищает того, кто творит
добро. Закон защищает тех, кто сильнее. Тебе не кажется, что это неправильный
закон? Он делает нас рабами, и лишает нас права на счастье... Тебе тоже
снятся эти кошмары?.. - Нам нужно изменить этот мир, -
тихо продолжил Айзен. Он говорил сам с собой - взгляд был в никуда, -
Нам нужно изменить закон.. - Как? - Гин беззвучно шевельнул
губами. Айзен обернулся, наклонился и прошептал над самым ухом: - Хочешь стать богом и переписать
историю мира? У Ичимару перехватило дыхание. - Это возможно? - Да, - Айзен говорил серьезно, -
трудно, но возможно. Но, чтобы больше не было страданий, чтобы мир стал
лучше... чтобы всех спасти, да, это стоит того. Я хочу создать такой мир,
где у каждого была бы защита от несправедливости.. - Это невозможно, - прошептал в ответ
Гин. - Гин, богам можно все.. Ты согласен? - ... Я согласен. Унохана молчит. Она молча перевязывает рану
капитана Кучики и не слушает, что он задыхающимся голосом рассказывает
своей сестре. Он хочет успеть рассказать все. Он думает, что его рана
смертельна. Он надеется, что она принесет ему смерть. Для него смерть - прощение. Унохана знает, что смерть
у каждого своя. Избавление от страданий, искупление, долг, безнадежность,
надежда - она повидала многое. Она никогда не говорит этого другим, -
зачем им такая ноша? Унохана умеет хранить секреты. Кучики-тайчо любил свою жену,
и был безутешен, когда она умерла. Он умолял спасти Хисану. Унохана бросила
один взгляд на бледное решительное лицо Хисаны, и поняла, что та хочет
уйти, что ей нужна надежда на то, что в следующий раз, когда она откроет
глаза, мир станет лучше, - и Унохана исполнила ее желание. Зачем объяснять ему? Зачем
добавлять ему еще страданий? Зачем Бьякуе знать, что Хисана
умерла с ребенком во чреве? Что бы принесло ему это знание - кроме боли?
Он не мог догадаться, поскольку рейацу ребенка еще не отделилось от материнского.
Зачем ему знать, что это рейацу, окрепнув, убило бы Хисану, потому что
намного превышало рейацу матери? Она делала все молча. Но в тот раз она почти с удовольствием
позволила Хисане и ее ребенку умереть. Она могла бы спасти его. Переместить
в собственное тело... о, можно перечислить множество техник спасения.
Ребенок бы рос, стал наследником клана, сильным благородным шинигами..
И Бьякуя бы всю жизнь мучился тем, что воспитывает не своего ребенка.
Нет, ему не нужно было знать,
что Хисана беременна не от него. И настоящему отцу ребенка тоже ничего
не нужно говорить. Она не хочет делать Бьякую несчастным. Пусть он продолжает
любить ее, хранить ей обеты, верить в нее. Унохана слушает усталый с
болью голос Бьякуи и согревает его холодные пальцы в своих руках. Она
не даст ему умереть. Может быть потом, когда он устанет даже просить ее,
она придет к нему - тихая, сама Смерть, проведет ладонью по бледному лицу
и избавит. Она многих так избавляла. Дарующая смерть израненным вымученным душам, просящим о забытье. Или Дарующая жизнь просящим о жизни, - таким, как Хинамори Момо, Хицугая Тоширо, Абарай Ренджи... Последний выбор остается за ней. Самый верный способ убить шинигами
- снести ему голову. Движение, в принципе, не хитрое: быстрый выпад и
хороший размах катаны. Лезвие входит в плоть, как нож в подтаявшее масло,
аккуратно перерубая позвоночник. Почувствовать ничего не успеваешь...
Об ощущениях спросить не у кого. Быстро - в этом вся прелесть. Но когда сам пытаешься снести себе
голову, получается одно мучение. Кира взвесил на руке короткий меч
и выдернул лезвие из ножен. Вакидзаши... похожий на меч Ичимару-тайчо.
Вакидзаши совершали сеппуку. В принципе, можно и потерпеть, пока вспарываешь
себе живот, ведь рядом стоит тот, кто мгновенно снимет тебе голову с плеч.
Проблема - найти этого кого-то. Перспектива умереть с кишками наружу,
захлебнувшись в собственной крови, Киру не привлекала. Он молча вернул
меч в ножны и положил на стол. Альтернативные способы умереть не достойны
были лейтенанта. Кира вышел во двор и запрыгнул на
крышу - где повыше и где не видно. Он лег и закрыл глаза. Хорошо бы сегодня
принесли бумаги или третьему отряду поручили бы опасное задание. Всегда
есть возможность погибнуть в бою.. Все что угодно, лишь бы не оставаться
наедине с самим собой и Вабиске. Иногда ему казалось, что жизнь - это
слишком. "А ведь ловко она перехитрила тебя," протянул Вабиске. Кира прикусил губу. Он ненавидел этот издевательский поучающий тон, так похожий на голос его капитана... бывшего капитана. "Ведь если задуматься, то ты
просто слабак. К тому же дурак, что не выяснил возможности противника
до битвы. Даже банкая нет. Лейтенант бумажный. Что с тобой станет теперь,
когда нет капитана? Ты думал, ты хорошо устроился, да? Всего сорок лет
в Готее 13, и тебе дали шеврон лейтенанта - и больше никаких забот. Ты
гордился. Ты сочувствовал Абараю, которого пинали по отрядам. Ты жалел
его, когда он приходил взбешенный от Кучики. Ты выслуживался. Красовался
перед Хинамори..." - Хватит, - прошептал Кира. - Ее-то
не трожь. Гнусный смешок был ему ответом. "Влюбился, что ли? Что-то ты
особенно нежных чувств не испытывал, когда сражался с ней, не подпуская
к Ичимару..." - Он бы убил ее, - тихо сказал шинигами.
- Ему только повод дай. "И все равно ты трус... обманщик,
слабак и трус. Как бы за тебя не заступались остальные капитаны, даже
если та женщина простила тебя, даже если твой друг Абарай выгораживал
тебя на следствии, ты виноват. Ты не остановил Ичимару. Испугался пожертвовать
собой. Тебя обманули, использовали, и теперь ты никому не нужен, жалкий
смешной трус... Ты даже не можешь признать это сам." На крыше появилось знакомое рейацу,
и Вабискэ, посмеиваясь, исчез в глубине сознания. - Эй, Кира, - окликнул его Абарай. Кира меланхолично взглянул на друга.
За хвостом на рыжей башке спряталось солнце, и через грудь блондина перекинулась
абараева тень. - Ты чего бегаешь по крышам среди
бела дня? - закрывая глаза вновь, спросил Кира. - Дел у тебя, что ли,
других нет? - Капитан отпустил на перекур. Не
могу я в офисе сидеть весь день, хоть и бумаг куча. Не хочешь придти помочь? - Ладно, - безразлично сказал блондин. - А ты чего загораешь? - Ренджи грохнулся
на крышу рядом с другом и вытянулся на солнышке. - Слыш, там про Хинамори что-нибудь
известно? - спросил Кира, слегка напрягшись в ожидании ответа. - Все еще в коме.. Почему бы тебе
не пойти и не спросить самому? Кира выдохнул: - Не могу я. Страшно. - Да ну тебя, страшно! Кого бояться-то?
Хицугаю-тайчо? - А он там с ней? - Нет, заходит иногда. Вот и ты зайди. Кира отвернулся. Когда ему приказали увести Хицугаю
и Мацумото подальше, он подчинился - из страха. Там, в комнате Совета
46, было страшно. Страшно наступить на запекшиеся ручейки крови, страшно
дышать, страшно видеть поблескивающие стеклянные глаза тех, кто сидел
за столами. И еще страшнее оттого, что их убил его капитан. Один неверный
взгляд, высказывающий неподчинение капитану, и он бы присоединился к сонму
мертвецов. Но за Хинамори он боялся не меньше.
Нельзя было допустить, чтобы Ичимару нашел Момо. Он убьет ее. Он ее ненавидит
- если Ичимару вообще может что-то ненавидеть. Он боялся за Хинамори,
поэтому сказал Хицугае то, что нельзя было говорить. Его разозлило, что
мальчишка сам не догадался, что она в опасности, что помчался за ним,
что попался на обман, как... как мальчишка. Неужели он не понял уже тогда,
что представляет из себя капитан Ичимару? Неужели он думал, что Кира защищает
его и помогает ему из верности? Ужас.. холодящий ужас, от которого
цепенеют мышцы и останавливается кровь - вот, что он чувствует к капитану.
Он играет на его страхе, как на затянутых донельзя струнах сямисэна, терзая
пальцами так, что они вот-вот лопнут, безжалостно, выдавливая жалобную
пронзительную в своей истерике мелодию. - Я думал, ты уже поговорил с Хицугаей-тайчо,
и все выяснил, - сказал Ренджи. Нет. Кира ничего не сказал мальчишке.
Если он догадался сам - хорошо, если нет.. то капитан десятого отряда
не захочет с ним встречаться никогда больше. Он не мог сказать никому о своем
страхе. Это фобия.. это паранойя.. ожидать в каждый миг, что Ичимару окажется
за плечом. Молчать, загонять этот страх глубоко внутрь, - вот и все, что
ему оставалось. Пока он, как губка, не пропитался этим страхом... пока
Ичимару полностью не подчинил его себе. Источника страха больше нет... и
от этого еще страшнее. "Трус," пропел над ухом
голос Вабиске. "Если бы ты позволил мне сразиться с Шинсо..." - О чем тут говорить, - произнес
Кира безразлично. - Да ладно, он же не думает, что
ты все это натворил с большой радости? Нет, только из страха. Но он боится
признаться. "Трус," бросил Вабискэ.
"Скажи все этому своему Абараю. Хватит пугаться от каждого шороха..."
А может, и правда сказать? Не станет
же Ренджи ненавидеть его? - Я.. Ичи-Ичимару-тай.. чо.. - горло
сдавило, будто в змеиных кольцах, - Бы.. было стра-страшно... там... - Я знаю, - откликнулся Ренджи. Ренджи не поймет. Он из тех, что
могут вызвать на бой собственного капитана. "Я не могу сопротивляться. Он
знал... все мои слабости... Знал, за какую веревочку потянуть, чтобы заставить
меня дергаться, как марионетку. Я ненавижу его за это. И он знал об этом.
И смеялся." Ренджи помолчал, а потом вздохнул: - Забудь и забей. - Такое не забывается, - сказал Кира.
- Я думаю, может, так и должно быть. Может, это должно сделать меня сильнее.
Я думаю.. "Только я не могу сейчас ни
о чем думать, кроме того, как сильно я его ненавижу. Так же сильно, как
я ненавижу себя." - Ты делал все, что мог, чтобы избежать
жертв, так? Мацумото ты не тронул. Хинамори ранил не Ичимару, а Айзен
- блин, даже Хицугая-тайчо проиграл ему. Короче, единственный, кто пострадал
по твоей вине - ты сам. "Вина.. да, это ужасное чувство
вины. Ведь вы именно этого ждете от меня, Ичимару-тайчо? Знаете, что я
буду себя ненавидеть? Знаете, каким беспомощным трусом я кажусь себе теперь?
И радуетесь. Потому что я все равно принадлежу вам, даже если никакое
Шинсо не сможет преодолеть расстояние между мной и вами." - Абарай, а как бы ты поступил на
моем месте? - Хммм... - протянул Ренджи, - Если
бы я его заподозрил.. если бы он мне приказал что-нибудь, что мне не понравилось,
я бы высказал все, что о нем думаю. Он, конечно, насадил бы меня на Шинсо...
да не привыкать. Итак вечно подзатыльники от тайчо зарабатываю, - Ренджи
обреченно вздохнул. Кира ни разу не слышал выговора от
своего капитана. Он имел глупость этим гордиться: лейтенант Кира идеален.
Ни одного нарушения, ни одной выволочки. Он словно тень капитана, бесшумный,
незаметный, покорный, и всегда под рукой, если нужен. Что бы капитан третьего
отряда делал без такого умницы... Наверное, меньше зла, чем когда Кира
ему помогал. - Ладно, Ренджи, пойдем, помогу с
бумагами, - бесцветным голосом сказал Кира. Он сел и открыл глаза. Солнце
выбивало слезы, играло в соломенных волосах, жгло сквозь черную ткань
хакама. Они сорвались с крыши, и в два прыжка
оказались во дворе шестого отряда. В душном офисе капитан Кучики восседал
за столом, забитом стопками бумаг. Документы грудами валялись на полу,
на лейтенантском столе, трепетали и взлетали с дуновением ветерка из открытого
окна. Между бровей Кучики застыла грозная складка, когда он взглянул на
новоприбывших. Кира поклонился. - Капитан, - смущенно откашлялся
Ренджи. - Мне нужно по делам в девятый отряд, поэтому Кира пришел меня
заменить. - А что, в девятом отряде больше
нет лейтенанта, или он без тебя не справляется? - холодно осведомился
Бьякуя. - Хисаги ушел на грунт, - возразил
Ренджи. - А к ним новеньких направили. Я максимум на полчаса. Бьякуя опустил глаза, что значило
"я тебе не верю, но черт с тобой, иди куда хочешь". - Можно я возьму документацию пятого
отряда за последний месяц? - спросил он, указывая на груду слева. Кучики кивнул, и складка на лбу слегка
разгладилась. Ренджи поджал губу, когда Кира сел за его стол и деловито
начал наводить там порядок. Он перевел взгляд со снующего со знанием дела
блондина на капитана, который положил локоть на освободившееся место и
благодарно вздохнул. - Ладно, управлюсь за 15 минут, -
буркнул Абарай, сверкнув глазами на Киру. Словно почувствовав ревность
Ренджи, Кира поднял голову и кивнул ему, мол, не трону я твоего тайчо,
иди. Ревность Ренджи грела душу. Хоть
кто-то видит в нем угрозу. "Хочешь стать сильнее?"
радостно шепнул Вабискэ. Я хочу стать сильнее. Чтобы защитить. Победить свой страх. Я хочу снова увидеть Ичимару-тайчо. Чтобы избавиться от ненависти. Погибнуть от Шинсо. Погибнуть как должно лейтенанту. Не сдаваясь. Без страха. Для IQ-sublimation хотела: Иккаку настороженно относился
к богам. И храмы не любил, несмотря на то, что при жизни был монахом -
известная всему Готею лысина не давала об этом забыть. Но Юмичике взбрело
в голову пойти на мацури, и, конечно, он затащил его в храм и уговорил
потратить кровные 100 канов на предсказания. На клочке бумаги было написано:
"Посмеются над монахом, встретившим кицунэ." Юмичика беззлобно
рассмеялся: - А ведь монах - это ты! - Заткнись, а? - Смотри, как бы тебя не поимели.
Кицунэ нравятся праведные люди, - здесь уже Абарай зашелся в приступе
хохота. - К неудаче такое предсказание,
- буркнул Иба, - Брось монетку, чтобы Инари-ками тебя огородила. Вот они, боги. Вымогатели. Юмичика прикупил онигири и
оставил подношение в храме, помолившись на удачу. Иккаку зыркнул на лисьих
идолов и решил приберечь деньги на более полезное дело - а именно, нажраться
с Абараем вином до звезд в глазах. Но, видимо, боги вспомнили
про Иккаку этой ночью, и решили-таки стрясти с него старые долги. Иккаку, пошатываясь от сакэ,
один-одинешенек брел по направлению к казармам одиннадцатого отряда. Улицы
были пусты, люд либо веселился на празднике, либо устал и лег спать. Время
было позднее, вокруг ни зги не видно, и район этот Иккаку узнать не мог,
как ни пытался (не то чтобы сильно пытался). Наливающаяся луна служила
неплохим ориентиром. Иногда их было даже три, и Иккаку в задумчивости
останавливался, решая, в какую сторону направиться. Юми, эту скотину, он в последний
раз видел на крыше с Зараки-тайчо и Ячиру. Капитан стрелял конфетами в
толпу, а девчонка и Юмичика болтали языками. После этого все растворилось
в алкоголе... Ничего, Иккаку добирался до дома и не в таком состоянии..
Чертов мацури. Иккаку завернул на другую
улицу. Чертовы кицунэ. Его раз тысячу
дразнили историями о коварных лисах, соблазняющих в человеческом облике
честных людей, особенно монахов. До паранойи задразнили. Луна вильнула серебристым
хвостом и исчезла. На какой-то миг наступила кромешная темнота. Он почувствовал как земля
уплывает из-под ног. Это не ошибка и не розыгрыш. Перед ним был кицунэ
в образе человека. О да, он замечательно замаскировался, но Иккаку мог
покляться, что под черными хакама у него серебристый хвост.. а может и
не один. Кицунэ заговорил певучим голосом,
а у Иккаку перехватило дух: он схватился за катану, но потерял баланс,
когда лисий хвост, растаявший в свете луны, скользнул по ногам. Он рухнул
на спину. Демон склонился над ним, нахмурившись. Красивый был, черт. Соблазнить
его пришел, значит. Обернулся человеком и не подозревает, что Иккаку видит
его истинный облик. Но колдовство демона действовало, как яд, - Иккаку
не мог и пошевелиться, чтобы противостоять ему. Его влекло к этому тонкому
бледному лицу. Оно совсем близко. Иккаку выхватил катану и вслепую
замахнулся на демона с криком: - Ах ты ..учий лис!! Кицунэ исчез. Иккаку вскочил,
пошатываясь, чувствуя, что ноги его не держат. - Мадараме, - прошептало адское
создание за плечом. Он запаниковал. Он знает его имя - и значит, имеет
над ним полную власть. Приворожит так быстро, что офицер и глазом не успеет
моргнуть. А может, он уже... Сильная рука перехватила дрожащее
запястье и вынудила бросить катану на землю. Иккаку почувствовал, как
демон развернул его. Споткнувшись, он чуть не упал, но проклятое бледное
существо схватило его за ворот кимоно и прислонило к забору. Он крепко
стукнулся затылком о камень, и перед глазами все поплыло, а силуэт кицунэ
колыхался перед ним в свете луны, будто бы демон не мог решить, в каком
облике ему оставаться - в человечьем или лисьем. Догадался, что Иккаку
его разгадал? Не в силах больше сопротивляться
наваждению и охватившему его сладострастью, Иккаку схватил его за плечо
и наклонился к губам полупризрака, полудемона. Грех, конечно, но лис овладел
им, и ничего нельзя поделать.. Кицунэ вырвался и прыгнул на крышу, махнув хвостом. Или это блеснул в глаза луч от луны? Врет. Не уйдет. Словно в бреду Иккаку подобрал катану и рванул следом, пьяно царапаясь за выступы крыши, отбивая коленки в отчаянной попытке догнать и поймать хвостатого соблазнителя, и на весь Сейрейтей проклиная всех лисиц на свете. *** На следующее утро над Иккаку
хохотал весь Готей Тринадцати. Шинигами взахлеб пересказывали
друг другу, как пьяный до чертиков офицер Мадараме гонял по крышам лейтенанта
Ичимару Гина, выкрикивая заплетающиеся проклятия в адрес какого-то кицунэ.
Ичимару, которому выпало именно в эту ночь обходить дозором Сейрейтей,
уворачивался от разгневанного монаха, посмеиваясь от удовольствия. Подлый
лейтенант умудрился протащить Иккаку по всему Готею так, чтобы каждый
капитан смог проснуться под яростные вопли и воочию лицезреть пьяную погоню. Иккаку лежал с мокрым полотенцем
на голове и мрачно слушал, как покатывается со смеху Юмичика в соседней
комнате, и как ему отвечает громким хохотом Зараки. Капитан отказался
наказывать офицера за злоупотребление алкоголем, решив, что ему хватит
того, что он выставил себя дураком прилюдно. Конечно, перед Гином и капитаном
Айзеном ему пришлось извиниться. При свете дня Гин был не похож на оборотня.
Но Иккаку мог понять, почему он обманулся - белые волосы в лунном свете,
наверняка, напоминали бы длинный серебристый мех. Ичимару выслушал бормотания
офицера с противной ухмылкой и притворно-великодушно его простил. Попросил
больше так не упиват.. в смысле, ошибаться. Иккаку молча кивнул. Гин довольно
сощурился и пошел прочь, повернувшись так резко, что полы хакама взметнулись. Иккаку чуть не отпрыгнул в
сторону. Что-то было в этом неправильное, но он не мог понять, в чем дело..
Какая-то дисгармония... дисбаланс... что-то колдовское... - Пойдем, горе-монах... -
потянул его за собой Юмичика. А, вот что. Под хакама сверкнул
серебрянный мех лисьего хвоста. Монах мотнул головой. Да нет,
показалось, наверное. Ренджи и Ичиго, разговор по душам На крыше нечего делать, кроме
как курить и смотреть на звезды. - Твой внутренний мир? - Эй. Это ты чего? - Спрашиваю. Не хочешь – не
отвечай. Заминка. Неохотно: - Город. Пустой город. - Почему пустой? – удивление. - Потому что нефиг лезть ко
мне в душу всем подряд... - Не пустишь? – перебил. –
Даже ее? – ухмылка. - Она.. не просила. - Дурень. Мозги вышибу. Пауза. - А у тебя – внутренний мир?
– в голосе затаилась смешинка. - Джунгли, - неохотно, - Или
сад. Дикий сад. - Savage Garden, - хихиканье. - Заткнись. - В этом.. твоем саду тигры
водятся? - И тигры водятся. А почему
именно тигры? - Мне нравятся. Вздох. - Ты был когда-нибудь в чужом
внутреннем мире? Неохотно: - Был. - И... как это? - Другие правила. Иное течение времени. Словно оступаешься. Как ходить по острию лезвия. Как трахаться – но ты не поймешь. - И что там? – любопытство,
смешанное с холодящим опасением. - Весна. Дом с садом, где
цветут деревья. Тихо и пусто. Красиво. Страшно. Шепотом: - Отчего страшно? - Что никого рядом не окажется...
наверно. Осторожный вздох. Голос колеблется: - А у нее... как думаешь? - Солнечно. Снежно. И много
птиц в небе. - Ага... Ренджи поднялся и швырнул
окурок с крыши. Он улетел, но не в сад перед домом Куросаки, а в пропасть
за крышей небоскреба посреди неба. Ичиго подошел, и Ренджи хмыкнул, скрывая
страх за кривой улыбкой: - Знаешь, с такой высоты не
так уж и трудно достать луну. - Зачем она тебе? - В джунглях ночью темно. - Я хочу посмотреть. Ренджи притянул Ичиго к себе
за ворот. Близко, до дыхания на губах. - Не испугаешься? Впрочем...
я же рядом. И коснулся губами мальчишеских
губ. Куросаки сначала дернулся – ты чего, придурок?! – потом закрыл глаза
и вцепился в чужие плечи. Вокруг зазвенели цикады. Взвизгнула
и тяжело упорхнула с ветки птица. Теплота толкнулсь в бок, раздалось урчание,
по голой спине между джинсами и обтягивающей футболкой скользнул мех,
и чей-то мокрый нос поддел лопатку. Он открыл глаза – за спиной Ренджи
густой лес утопал во тьме. В голове рвалась и бешено звенела мысль – сейчас
порвут в клочья – когтями, клыками, чтобы мясо сочилось кровью. И запах
мокрых джунглей, - хотя он никогда не знал, как пахнут джунгли, - смешивался
с дыханием зверя за плечом. Усмешка. Усмешка в ответ. - Луна не помешает. - Он знает. Он здесь тоже
был. - Чего? – прячет растерянность
в злом выдохе. - Пойдем... Забимару покажет
тигров. The End |