ОстановисьАвтор: mobius Фэндом: Bleach Рейтинг: Джен Пейринг: Рукия/Бьякуя/друг семьи Жанр: angst Саммари:
Рукия нормальная женщина и просто хочет быть любимой. Сплошной флафф и
гламур про любовь. Размещение: Только для Рене. |
|
…somebody
told me
Церемония прошла на рассвете, формальная, как заседание в гражданском суде. Рукия Кагуя. Стройная, как бамбук. Сильная, острая, устремленная ввысь, как бамбук. У нее не было возражений против нового имени. Носить его пришлось до вечера, на закате она снова стала Кучики. С последним лучом солнца она вошла в дом своего брата, но уже на других правах. Бессмысленно осуждать, презирать, даже ненавидеть - ей нет дела. В ее голове чистая прозрачная пустота. Порядочный человек всегда неловок в обращении с девственницей. Бьякуя прикасался к ней так, словно она не женщина, вообще не человек. У него достаточно опыта, но руки сами, независимо от разума и воли, суетливо мяли нетронутые страницы. Бьякуя не замечал, что его движения торопливы, от опыта и умения здесь никакой пользы. Пальцы путались в волосах, рвали одежду. Она умерла молодой, ей сто пятьдесят лет, она потеряла девственность в первую брачную ночь. Утром она проснулась в одиночестве. Постель уже остыла, но хранила воспоминания о длинном, никак не заканчивающемся трахе, не удовлетворившем её ни на вздох. Кто-то вскрыл Рукию несколько месяцев назад, перетряхнул комья внутренностей и мыслей. Она умерла снова, но ее душа не переродилась на земле, чистая, как зрачок. Ее душа мечется, забытая на таможенном пункте из вечности в реальность. В теле Руки осталась пустота, чужая, больная и извращенная. Вакуум на месте сердца, алчущий прикосновения холодных старых рук. Дыхание, плавящее диафрагму, раздирающее живот при одной мыли о брате. Теперь ее дорога прямая и единственная, путь проложенный капитаном, она хочет идти по нему, даже когда он причиняет боль. Достоинство отчаяния. Бездна, бесконечное падение превращается в полет и на пустом рюкзаке для парашюта тушью выведено честное: "самообман". Гордая Рукия склонялась перед ним, только перед ним, готовая отдать меч, если он попросит. Но он не просил, он ничего не просил и вряд ли замечал, что рядом с ним кто-то есть. Секс, безвкусный как бумага; еда, безвкусная как секс. Рукия ждала, ожидание гнило внутри, под гнетом силы и уверенности. Оставалась вера в себя, в свое ожидание и в Бьякую. *** - Куда прешься? - крикнул Ренджи. Ичиго толкнул его в плечо и попытался пройти. - Подеремся? - попросил Абараи. Ичиго посмотрел ему в лицо, но Ренджи не прятал глаз, его бессмысленный тяжелый взгляд ни о чем не говорил. - Позвони моему менеджеру и оплати наличными, - сказал Ичиго. - Тебя тоже не пригласили на свадьбу? - спросил Ренджи. Не дожидаясь ответа, перебивая Ичиго на полуслове, он продолжил: - Что бы ты подарил ей, если бы тебя позвали? У тебя есть деньги? Ичиго снова толкнул его, но Ренджи схватил его за руку и притянул к себе: - Если есть деньги, напейся. Станет легче, - Ренджи выглядел очень пьяным, но легко ему не было. - Она уже получила все, что хотела. Ее теперь не удивишь. - Какая свадьба? - спросил Ичиго. - Тс-с-с, - Ренджи приложил палец к губам. - Я отведу тебя к ней. Только никому не говори, что это был я. Он не стал спрашивать, как Ичиго проник в Сейретеи. Ему это не интересно. На месяц, на два - ему все перестало быть интересным. Странно, он чувствует себя обманутым, хотя ему никто никогда ничего не обещал и он прекрасно это знает. - Я не скажу, - пообещал Ичиго. - Иди за мной. Они пробрались дворами мимо сияющих белых стен. Ичиго не прятался, как пришелец, презирающий чужие обычаи. Вряд ли кто-нибудь из шинигами может заправить машину бензином. Ичиго знает, как это делается, и думает, что это поднимает его выше истории, мертвых и любого боевого искусства. Он как колонист среди индейцев. У него есть два мобильных телефона. Он умеет пить кофе, примерно знает, как устроена микроволновка и даже может собрать автомат, правда, по инструкции. Он взрослеет. Жизнь окутывалась рутиной, какой бы волшебной ни была. Духи, фиктивность смерти, зной приказов и подчинения, постоянное обучение, чтобы быть бесконечно лучшим. Глядя в спину Ренджи, Ичиго думал о сухом щелкающем звуке выстрелов. Наконец, они пришли. На пустыре стояла усадьба, несколько старых построек, в которые недавно вернулись люди. Вокруг было чисто подметено и ворота покрыты свежим лаком, но сами дома источали дряхлость и уныние. - Лезь, - приказал Ренджи, указывая на выбоины в стене. Он сделал их сам, чтобы наблюдать за девочкой, невозмутимо и с готовностью становившейся женщиной. - Уходи, - сказал Ичиго. Ренджи улыбнулся. Ичиго оглянулся на него в последний раз, ухватился за выбоину в стене и подтянулся на руках. - Остановись, - вдруг позвал Ренджи. Он звал Ичиго, но не мешал ему, оставаясь без движения, только ветер шевелил его волосы и одежду. Потерянный, он стоял на месте и звал, негромко и равнодушно. На самом деле он останавливал самого себя, но для этих слов тогда, бесконечность назад, не нашлось времени. Ичиго почувствовал страх, замечая дрожь в мышцах плеч. Голова упиралась в побелку стены, на лбу оставалась известь. - Не сердись, Кагуя, - беззвучно попросил Ренджи. Бросив последний взгляд на Ичиго, он наконец побрел обратно. На равнине, преграждая ему путь, безмолвно и стремительно стеной вставал бамбук, острый, сильный, стремительный, как Она. Он пробирался сквозь заросли, но всюду, куда не глянь, чей-то силуэт мелькает перед глазами, неуловимый и неумный, мятущийся от безысходности. Ренджи запрокинул голову, чтобы посмотреть на густое тяжелое небо в груде облаков, низкое, держащееся на коленчатых стеблях, раскачивающееся и чистое. Он попытался вспомнить, как улыбается Рукия, и не смог. Сейчас она погребена под своим воздушным замком. Его кирпичи оказались наполнены чугуном, он парил в воздухе при помощи тысячи хитроумных устройств. Ренджи снова посмотрел на густое тяжелое небо, на коленчатые стебли. И вдруг ему померещилось, что он сделал то же самое только что, пару секунд назад. И тогда, мгновение назад, он понял что-то важное, что никак не может вспомнить. Он не может отличить любовь от верности и бессилен определить, что важнее. Ичиго забрался на покатую горячую крышу и затих. Перед его глазами расстелился пустой внутренний двор. Военные живут при казармах, зачем Ренджи привел его сюда? Абараи, этот пьяный неудачник, опять что-то напутал. Надо вернуться и избить его совершенно бесплатно и даже без предварительной записи. Но теплый разморенный ветер принес откуда-то монотонный стук бамбуковых стеблей, и Ичиго зевнул, вмиг отчего-то став ленивым и усталым. Ни от кого не таясь, он сидел на крыше, положив меч на колени. Он смотрел на вымощенную площадь тремя этажами ниже и думал о том, как редко люди оборачиваются или смотрят вверх. Казалось, прошло не меньше пяти часов, когда из полукруглого арочного входа появилась небольшая процессия, возглавляемая Бьякуей. Позади него шла женщина, еще дальше - трое людей, обделенных реяцу. Скорее всего, слуги. На маленькой женщине было длинное тройное одеяние, поверх еще одно, приспущенное с плеч, из тяжелого белого шелка. Она шла медленно, приковывая взгляд. Сознание Ичиго, утомленное ожиданием, медленно осмысливало реальность. Ей так идет белый цвет. Бьякуя женился? Какое кому дело. Ичиго подавил еще один зевок. Женщина шла, ничуть не путаясь в полах, она словно плыла, направляемая ветром, застыв в величии собственной красоты. Земля дрожала от колебаний реяцу ее мужа, и она утихомиривала эту дрожь земли прикосновением своих аккуратных маленьких ног. Расправленные, обтянутые шелком плечи, голая шея, обнаженная от зачесанных кверху волос, склоненная голова - не в подчиненном поклоне, а в спокойствии. Все ее желания исполнились, и это превратило ее жизнь в ад. Рукия. Ичиго потерял контроль над своим лицом. Расслабленное, свободное, оно вытягивалось, становилось тупым. Его глаза раскрывались все шире, ему хотелось закрыть их, зажмуриться и протереть кулаком, но тело не слушалось. Откуда-то ветер продолжал нести звуки и запахи бамбука. Слуги отворили двери дома и Бьякуя исчез внутри, не оглянувшись на жену. Рукия вторгалась в его владения, как раскаленное масло в лед. Медленно и спокойно, не чувствуя никакого сопротивления, но словно что-то шипело и плавилось, будто клубился пар, скрипели и вибрировали стены. Дом Бьякуи не хотел гостей, но пал, примятый легким движением аккуратной маленькой ноги. Если она не достойна, то нет достойных. Ичиго с трудом приходил в себя. Пространство вокруг него искажалось, то приближаясь, то отдаляясь. Этого не может быть. Это невозможно. Это против правил. Эй, покажите мне закон, по которому сестра может выйти замуж за брата! Нет такого закона! Вернись, Рукия. Подними голову, тебя обманули. Невозможно. Многотонное ржавое небо вдруг рвануло ввысь, теряя цвет и чистоту. Оно все поднималось, у Ичиго кружилась голова. Крыша под ним начала рушиться. Камни плавились, распадалась черепица, отслаивалась известь, Ичиго вбирал в себя духовную энергию и небо поднималось все выше и выше, опасаясь за свою безопасность. Вокруг Ичиго образовался круг пустоты. Шар, разрушающий все, преобразовывающий материю в силу. Ичиго не понимал, что происходит. Он не видел себя, опускающегося на обломках тающей стены. Он лишь чувствовал, как одежда прилипает к телу, как шевелятся волосы и кто-то кричит. Бьякуя вышел, привлеченный гомоном слуг, грохотом разрушенной стены. - Где Рукия? - спросил Ичиго, и не узнал свой голос. - Рукия не хочет с тобой разговаривать, - ответил Бьякуя. Что-то блеснуло в его глазах, промелькнуло в голосе. Он был весел, но старался это скрыть. - Пусть Рукия скажет это, - крикнул Ичиго, надеясь быть услышанным. Бьякуя долго смотрел на него, намеренно игнорируя взглядом его меч. На секунду Ичиго показалось, что Бьякуя просто не знает, что ответить, но это было не так. Бьякуя терпеливо и бесстрастно ждал, что решит Рукия, стоявшая в тени, за его спиной, поглощенная тьмой дверного проема. Рукия подняла голову и посмотрела на затылок мужа. Он наверняка почувствовал это. Невозможно не почувствовать. Ревнуй меня, Бьякуя. Меня любит мужчина, который преодолел Сенбонсакуру, победил тебя. Меня любит достойный мужчина, ощути мою значимость, скажи, что я нужна тебе. Пойми, ты сделал достойный выбор. Я лучшая женщина, которую ты мог найти на этом и том свете. Бьякуя оглянулся на нее. Его лицо не изменилось, не дрогнуло. Она посторонилась, и он прошел в дом, оставляя ее наедине с Ичиго. Этот удар был почти ощутим. Почти - потому, что если бы он ударил ее, она была бы рада. - Привет, Ичиго, - голос Рукии сорвался и Ичиго неверно понял ее. - Пойдем. Ничего не бойся. - Как здоровье Орихимэ? - Ты глухая? Иди сюда, - он схватил ее за руку и потащил за собой. Она запуталась в длинных полах одеяний и упала на колени. - Уходи, Ичиго. - Я не пойду без тебя. - Я прошу тебя, - раздражение в ее голосе стало неподдельным. Ичиго окаменел. Тогда, в день казни, под пылающими крыльями феникса, она говорила то же самое. Она врет и сейчас. - Да убирайся же! Она сидит на грязной земле, во всех этих роскошных шмотках, ее белые ладони вымазаны пылью Сейретеи, прическа чуть растрепалась. Груди рвались вперед вызывающе, даже дерзко, но казались ненужными. Кажется, она сейчас начнет кричать. Она стала женщиной, она ощутила растущую и распускающуюся женственность в себе, ей надоело быть ребенком, сознание собственной красоты заполнило ее, питало ее силы. В зеркале она видела блеск своих волос, молодость кожи, глубину глаз, великолепную шею, бедра, живот и руки. Ее самолюбие никогда не было так ранимо. Она не хочет мужчину, который не осознает всю пропасть любви к ней. Она хочет мужчину, который никогда не любил. - Разве это так трудно понять? - До… - Ичиго сглотнул ком в горле и поганая, пустая привычка вытравила из горла жалкое: - До свидания… В этот момент он ненавидел Рукию больше, чем когда-либо любил. Где-то стучал пустыми стеблями несуществующий бамбук. *** Все в тебе предопределено, будь верен своему предназначению. В самом событии рождения уже таится весь жизненный путь, включая смерть. Промежуточные состояния только смущают душу, изматывают нервы. Во всем нужно идти до конца, оставляя при себе лишь черное и белое, не отклоняясь на пути, не сомневаясь ни в чем, не жалея ни о чем. Принятое решение нуждается в воплощении, как ребенок нуждается в имени. Рукия должна быть свободна. Она не имеет права принадлежать кому-либо. Потому что это противоестественно. Она не имеет на это права. Слишком многие любят ее, чтобы она могла выбрать кого-то одного. Странно, но Ичиго чувствует себя обманутым, хотя ему никто никогда ничего не обещал и он прекрасно это знает. Беззвучно, погрузившись в медитативное молчание, он ждал Бьякую, ждал глубокой ночью посреди темной узкой улицы, его тень растворялась, крошась среди притоптанной травы. Он знал, что Бьякуя придет. Он написал Бьякуе такое омерзительное, дерзкое, хамское письмо, которое не проглотит ни одна самая ледяная гордыня. Он написал: "Приходи в полночь к северным воротам, и я убью тебя". И Бьякуя придет, точно придет, а иначе Ичиго растреплет по всему Руконгаи, каким жалким трусом оказался последний из рода Кучики. Ренджи будет особенно рад. Бьякуя пришел под утро, когда у неба оплавился ясный белый край зари. Ичиго спал, облокотившись на свой меч. - Эй, - позвал Бьякуя. - Эй, ты. Ичиго не проснулся. Бьякуя наклонился, взял в горсть липкую утреннюю землю и швырнул комок Ичиго в голову. - Ты опоздал, - сказал Ичиго, утирая лицо рукой. Он не ждал ответа, поудобнее хватаясь за меч. Но Бьякуя вдруг сказал: - У меня было чем заняться. - Так ты спишь с ней? - крикнул Ичиго, оскорбляя так очевидно, что Бьякуя должен был отбросить всякую принужденную вежливость. - Редко, - отозвался Бьякуя. Снова в его голосе прорвалось что-то незнакомое и чужое, веселое, несвойственное ему так же, как камню несвойственно летать. - Она же твоя сестра! - Она моя жена. Какой я черный, жестокий, неизлечимо больной человек, признавался Бьякуя, бесчувственно оголяя себя любыми словами, произнесенными или подразумевающимися. Только смирившись с собственной ничтожностью, можно позволить себе быть таким циничным. - Если бы у тебя была дочь, ты трахал бы ее? - Только если бы она была красивая, - чуть улыбнулся Бьякуя, словно разговаривая с ребенком. Ичиго бросился на него. Он не звал Зангецу. Здесь ему не место. Бьякуя, давай драться, как обыкновенные мужчины из-за необыкновенной женщины. Бьякуя уклонился, чудовищно тактичный, не беспокоящий свой меч. Удар, еще удар, искрящая сталь, скрежетание, красота оружия, стон мышц, взрыхленная земля, тающая луна и холод. Брызги росы, смешанные с потом, воздух трещит по швам. Бьякуя не использует ни одну из четырех техник. Ичиго забыл их все. Его зрачки расширены, бесплотному телу нужен кислород, кожа лопается от кипящей ярости, реяцу хлещет во все стороны. Зачем ты пришел, Бьякуя? Ты холоден как труп. За что ты сражаешься сейчас? И вдруг Бьякуя сказал: - Вчера во сне она сказала: "Ичиго". Газ взорвался в легких Ичиго, грудную клетку разнесло вдрызг, он задыхается, пропуская удар. Бьякуя вышибает из него дух одним ударом, толкая в грудь, спиной на стену. Голова Ичиго дергается и по затылку течет кровь. Лезвие Сенбонсакуры у горла. Бьякуя давит на меч, кожа Ичиго поддается, расползаясь двумя распоротыми краями окровавленного шва. - Это правда? - прохрипел Ичиго, хватаясь за лезвие голыми руками. - Нет. Бьякуя говорит это и склоняется ближе, встряхивает Ичиго за ворот, пьет с его горла, будто когда-то умер от жажды. Когда Бьякуя целует его, Ичиго чувствует собственную кровь на чужих зубах. Этот вихрь жизненной энергии в одно мгновение лишил его воли, загнав рассудок в тесный закуток, в чулан, где хранится всякое барахло. Ичиго истекал кровью, сползая по стене, но Бьякуя крепко держал его, не давая упасть, наслаждаясь его беспомощностью. - Остановись, - попросил Ичиго. Он чувствовал, как медленные волны подкатывают к телу, накрывают, проникают внутрь, зажигают что-то и это что-то разгорается, затягивает в темноту. Открывались черные каналы, и он шел по ним уверенно, незрячие глаза и густая пылающая кровь, словно восходил на вершину горы. Царящий там непроглядный мрак пугал, но Бьякуя вел его и не давал оглянуться. Бьякую не волновал чужой страх. Ичиго восходил к вершине, которая выросла у него внутри, там была вечность и ничто. Это был первый настоящий сексуальный опыт в его жизни, хотя Бьякуя даже не пытался поцеловать его снова. Бьякуя вторгся в его мозг, прошелся по его разуму, как поток лавы из извергающегося вулкана, он оставил после себя горелые остовы мыслей и пепельные дожди. Порядочный человек, он вновь был неловок, ему опять досталась девственница. *** У него другая женщина и это очевидно. Он куда-то уходит ночью и не возвращается под утро. Это длится уже полгода. Он уходит к этой женщине, как в запой, приходя в себя лишь через несколько дней. Двадцать пять дней благоразумия и кошмар начинается снова. Раз в месяц он уходит к этой женщине. Он ничего не дарит Рукии, когда возвращается. Он попросту не чувствует себя виноватым. Кто она? Кто эта сучка? Рукия - это нежный аромат горного персика и дикой сливы, луна в разрыве облаков, гвоздика, склонившаяся под тяжестью росы. У Бьякуи в любовницах кто-то безобразный, раз он убежал из-под обломков рая. В растерянности держа в руках одежду мужа, она чувствует лишь его собственный запах. Чужая женщина не пользуется ароматическими маслами, не душит волосы цветочными духами. Часто косоде Бьякуи пахнет так, как будто на нем спал другой мужчина, какой-то иной запах пота, тела. Какой-то смутно знакомый запах. Когда он возвращается, он не хочет секса. Он выглядит насытившимся, утомленным. Когда он снова проголодается, он уйдет, так и не прикоснувшись к Рукии. - Назови мне имя, - потребовала она в один из вечеров, когда ветер разбрасывал в открытые окна звуки и запахи бамбука. Рукия не боялась ни секунды, но смирение так укоренилось в ней, что часто она принимала эту волю за свою собственную. - Займись чем-нибудь, - ответил Бьякуя, склонившийся над столом, окунающий кисть в тушь. На Рукии белые хакама и прозрачные легкие пятислойные одежды. Все цвета горного персика и дикой сливы, пахнущие гвоздикой и росой. Первую накидку она снимала медленно и торжественно, словно совершая ритуал, никому не нужный, но отрепетированный за месяцы одиночества. Бьякуя посмотрел на нее, лишь когда из одежды на ней остались только хакама. Не моргая, глядя ему в лицо, она провела рукой по своей груди, лаская откровенно, без стеснения. - Остановись, - приказал Бьякуя. - Иди спать. Он отвел взгляд и вдруг снова посмотрел на нее. Впервые за шесть долгих месяцев она разглядела его глаза - насмешливые, холодные. Но только вот смеялись они вовсе не над ней, смотрели вовсе не на нее, а на то, что находилось где-то сзади, бесконечно далеко. И она поняла, что была для него пустым местом, даже не объектом насмешки. Тогда он, уже не глядя на нее, произнес: "Там, прямо у тебя под рукой, меч". Она ударила. На белоснежные хакама брызнула кровь. Она подошла к нему и убедилась, что он жив. И ей чудилось, что это не она. Что она не имеет никакого отношения к тому, что здесь произошло. - Уходи, - бульканье в горле Бьякуи с трудом напоминало слова, но Рукия поняла. Он никогда не любил ее, но именно в этот момент, сейчас и здесь, она чувствовала, что он наконец стал ее уважать. - Спрячься. До утра она сидела в дальней комнате, прижав колени к подбородку, совершенно голая, в темноте. *** Бьякуя пошевелился во сне. Ему чего-то не хватало. Было холодно. Ичиго спал на другой половине футона, голова лежала на непокрытом дощатом полу, руки раскинуты в стороны на всю постель. Бьякуя сонным, неловким движением пододвинулся ближе. Рукия, сидящая у входа, забившаяся в самый темный угол, зажимала рот обеими ладонями. Ее мокрое лицо блестело. У нее промокли оба рукава. Ее плоть превратилась в слезы. Накануне она шла за мужем не прячась, спокойная и потерянная. Он не заметил ее. Может быть, он сделал это намеренно. Оказалось, так просто дождаться глубокой темноты и проникнуть в заброшенный дом на самой окраине Руконгаи. Вход в покосившийся, подпаленный особняк без крыши никто не охранял. Она нашла их уже спящими и сидела без движения до наступления утра, как парализованная прекрасная старуха. Их не волновало, что могут ворваться бродяги, вдруг пойдет дождь или дом рухнет от старости. Все стены прогнили, изъедены жучком. Их не волновал холод и покинутые обнаженные мечи. Рукия видела двор перед домом. Они дрались, прежде чем заняться любовью. Двор был истоптан вдоль и поперек, она видела коричневые пятна крови. Наверняка они делают так постоянно. Бьякуя навалился на Ичиго, вздохнул ему прямо в лицо. В таком положении очень тяжело спать, подумала Рукия. Но Ичиго не просыпается. Тебе ведь неудобно, безмолвно кричит Рукия. Тебе же жарко, нечем дышать. Тебе тесно, отодвинься. Отодвинься от моего мужа, ебаная шлюха!! Бьякуя смотрит, не отрываясь и наконец Ичиго все-таки медленно открывает глаза, еще не до конца отличая сон от реальности. Он проводит рукой по спутанным черным волосам Бьякуи, без нежности, без страха. Кенсейкан остался снаружи, валяется на мокрой земле, разрубленный надвое. Ичиго с каждым месяцем становится все быстрее. Он умрет на скорости света. - Ты голоден? - просто спрашивает Бьякуя, удерживая его руку в своих волосах. Рукия давит себе на рот, но крик слишком мощный, сокрушительный, он ломает ей зубы и мучается в безмолвии. - Спи, - хрипло отзывается Ичиго. Бьякуя бесцеремонно хватает его за шею и кладет его голову на подушку. Рукии кажется, что ломаются пальцы, истерзанные, уставшие держать плотину звука в ее горле. Ичиго кусает Бьякую за локоть, видно как напрягаются мышцы челюсти, как дрожит кадык. Бьякуя бьет его раскрытой ладонью по лицу. Из носа Ичиго течет кровь. Бьякуя медленно слизывает ее. Рукия чувствует, что темнота мешает ей дышать. Она хочет пить. Она хочет чувствовать. Когда Бьякуя целует Ичиго, она достает нож. Лезвие беспечно отражает свет, но Бьякуя и Ичиго слишком заняты, чтобы заметить это. Каждый раз, когда ее муж прикасается к человеку, который когда-то любил ее, нож Рукии погружается все глубже. Невыносимое давление внутри ее тела слабеет с каждым прикосновением. Внутри ее маленького пустого тела беснуется ураган, тонкой струей обугленного воздуха выходящий наружу через каждый порез. Сладкое, щемящее облегчение с каждым вздохом. И буря неотвратимо покидает Рукию, нагревая воздух в доме без крыши, окутывая парным туманом холодную влажную землю на километры вокруг. Бьякуя что-то говорит Ичиго, но Рукия уже не слышит этого. И наступала пустота, воздух скудел, оголялся и куда-то девался свет. Глаза Рукии тускнели, рот раскрывался, нож стеклянно ударился об доски пола. Бьякуя поднял глаза и увидел густые острые дорожки крови, подбирающиеся к футону. Все стало бледным в плоском утреннем свете. - Кто здесь? - пробормотал Ичиго, пытаясь привстать, но Бьякуя грубо толкнул его обратно. - Никого, - сказал он. - Никого
здесь нет. The End |