Чистота намерений
|
|
Кучики Бьякуя стоически спал на боку, вытянувшись по струнке, плотно закрыв глаза и ровно и размерено дыша. Его тело застыло в неподвижности, послушное приказу сознания. Само сознание было занято важной работой - составляло в уме отчетность по шестому отряду на год вперед, включая больничные и отгулы среди рядового состава и брало двойные логарифмы в уме. Примерно получасом раньше, когда наследник рода Кучки дисциплинировано спал на спине и сочинял стихи на хинди гекзаметром, он столкнулся с проблемой, выражавшейся в том, что, не смотря на все его титанические усилия, слагаемая поэма тянула на эпическое и романтическое, но по основному жанру все же порнографическое произведение. Свободные же одежды упрямо топорщились несколько ниже пояса. Стихосложение пришлось признать неэффективным и заняться математикой. - Ох… еще… а-а-а!!! Еще раз так сделай, пожалуйста! - Громкий крик буквально расколол ночную тьму. О тишине говорить не приходилось. Бьякуя продолжал спать. - Девочка моя… ласковая, хорошая, умница… вот так, да-да, умница… милая моя… - А-а-а-а-а-а-а-а-а!!! Взметнулись длинные волосы, упали на лицо Кучики Бьякуи, обдали ароматом пьяной вишни, тихий смех отозвался во всем теле дрожью удовольствия… Бьякуя осознал вдруг, что математика, бюрократия и прочие умственные упражнения не заменят ему пару сотен холлоу, которых можно порвать голыми руками. Вот прямо сейчас и не просыпаясь, разумеется. - Ах, милая, еще… да, вот так… Выгнись, еще чуть-чуть… осторожнее, сладкая моя… Тебе не больно? Да-а, вот та-а-ак… Бьякуя так и не проснувшись, свернулся в комок, крепко зажмурился и больно закусил губу. Мысли о шинигамских подвигах унеслись куда-то в темноту вслед за страстными стонами. Остались - четкие, многосложные и ни разу не цензурные характеристики, которыми он себя наградил, но спать продолжил. - Ох, сильнее же!... Ахххх… хорошо… - Требовательный женский крик уничтожил всякие остатки решимости Кучики Бьякуи сдержать данное каких-то пару часов назад обещание. Он повернулся на другой бок и чуть приоткрыл глаза. Челюсть грохнулась куда-то
вниз, волосы встали дыбом вместе с кенсейканом, а романтичные и в чем-то
даже наивные представления о реальности, присущие Бьякуе растворились
в мешанине тел, волос, вздохов и выкриков. Фрейдистские комплексы самозарождались
в голове, понятия не имевшей ни о психике, ни о психоанализе. Разумеется,
быстро зажмуриться и отвернуться, спасая остатки своего мужского достоинства
Кучики Бьякуя уже не смог. Она была тоненькой, как весенний росток, большеглазой и пугливой. И казалась ему безумно прекрасной. Настолько, что едва встретившись с ней взглядом, Бьякуя понял - его судьба решена раз и навсегда. Она испугалась, когда он подошел к ней и заговорил, даже чуть не упала в обморок. Но ему удалось хотя бы отчасти развеять ее опасения и убедить пойти с ним. Она и пошла послушно вслед за окрылены от свалившегося на него счастья первой любви Бьякуей, пытающемся разом расспросить ее, рассказать о себе, строить планы на будущее и читать стихи в ее честь, сочиняемые прямо на ходу. Что что-то не так Кучики Бьякуя заподозрил только когда обнаружил, что в полной темноте быстро идет по пересеченной местности с засыпающей Хисаной на руках, на расстояние нескольких дневных переходов от ближайшего жилья. Поэма как раз дошла до половины, они уже успели спланировать, как назовут третью дочку и за кого выдать замуж первую, и узнать, что у его возлюбленной был где-то то ли младший брат, то ли старшая сестра… Обнаружив, что несколько увлекся,
а будущая супруга наверное не столь неприхотлива и вынослива, как он сам,
Бьякуя собрался уж рвануть домой, дабы представить родственникам свою
жену… то есть пока еще невесту, конечно. Но, к счастью, вовремя понял,
что вводить хозяйку в новый дом прямо посреди ночи, уставшую, голодную,
и почему-то испуганную не достойно не клана Кучики, ни его драгоценнейшей
Хисаны. Так что решил подождать до утра. Когда же раз примерно в трехсотый с момента знакомства Бьякуя поймал полный страха и обреченный взгляд Хисаны, он в очередной раз принялся уверять ее в чистоте и добропорядочности своих помыслов и намерений. В ход шли и логические доводы, и жаркие убеждения и стихи. В итоге Хисана была уложена на плащ Бьякуи поближе к костру, обернута его семейным шарфиком, а сам наследник клана Кучики клятвенно пообещал, что не оскорбит свою будущую супругу ни словом, ни взглядом, ни действием, и порукой тому будет его меч. Оный меч, еще ни разу не материализованный, но уже поделившийся своим именем, был положен Бьякуей между собой и будущей супругой. Об этом красивом варварском обычае далекой страны Бьякуя то ли слышал, то ли читал и проникся его красотой и символизмом. На ходу сочинив и тут же озвучив еще пару бессмертных строф, шинигами тихо и благовоспитанно уснул как и полагается молодому уставшему организму, весь день бегавшему по полям и весям. Чтобы через пару часов проснуться от осознания истинного смысла варварского ритуала с возложением мечей между будущими супругами. Самым же ужасным в сложившейся
ситуации было то, что по невежественности своей Бьякуя не мог понять -
нарушают ли действия Сенбозакуры по отношению Хисане данные им самим обещания,
или же вмешиваться не следует, дабы не оскорбить будущую супругу несвоевременным
вмешательством. Он же обещал, что даже взглядом не посмеет помешать ей! Хисана оказалась просто чудесной женой - спокойной, кроткой и послушной, боготворящей буквально своего мужа. И любил ее Бьякуя до умопомрачения, будучи готов выполнить любой, самое безумной ее желание. Но единственным условием, которое поставила ему возлюбленная его жена, стоя на своем с непоколебимостью гранитной скалы, почему-то тревожило сердце Бьякуи ноющей болью. Но не смея перечить жене в
единственном ее желании, всякий раз входя к ней в спальню, брал он с собой
Сенбонзакуру, дабы положить ее меж собой и супругой, как воплощение супружеской
любви и символ чистоты намерений. The End |