|
Название: Пари
Пэйринг: Лиос усмотрел намеки на Бальфир/Ваан
Рейтинг: G
Ваан совсем мальчишка, и всё
еще немного стесняется, живя с ними на Страл, и пытается выглядеть круто,
конечно же, что смешно. Если его напоить – он становится болтливее и серьезнее,
пытается что-то доказывать и учить Бальфира жить, а на утро снова смущается,
что смешно вдвойне. Поэтому пират любит заниматься подобным, особенно
если нет Фран. Она роскошная женщина, пусть даже с ушами и когтями, и
не скрывает этого, не удивительно, что мальчик думает о ней часто и часто
спрашивает, разоткровенничавшись, Бальфир и сам бы в его возрасте реагировал
куда менее скромно, будь у него хоть с тысячу любимых, оставленных дома.
У пьяного Ваана так классически заплетается язык, что хоть пособие снимай
о вреде алкоголя. Бальфир лежит на диване, слушает его и смеётся.
- А-а Фран твоя, - мальчишка опускает глаза и чуть краснеет, запинаясь
на этом слове, - женщина, да?
Бальфир приподнимается, отпивает вина – не самое лучшее, но пить можно-
подливает Ваану еще, несмотря на слабые протесты, лохматит волосы снисходительно.
Если уж быть откровенным, то, пожалуй, ему нравится его слушать, глупости
такие искренние. Хотя не то чтобы пират рвался заводить своих детей, и
этого-то было многовато.
- Фран своя собственная женщина.
- А-а, - протягивает Ваан, смотрит в свой бокал долго, и, пожалуй, Бальфиру
нравится видеть так откровенно и отчетливо, как он хочет спросить наверняка
что-то неприличное, стесняется и пересиливает себя, ведь хочется очень,
- А-а я вот скоро с Пенелло увижусь и хотел спросить тебя. А что ты обычно
даришь Фран?
Бальфир не может сдержаться и снова смеётся в голос, у него не слишком-то
мелодичный смех, низкий, мужской.
- Вместо того, чтобы положить глаз на роскошную Виеру, он спрашивает у
меня совета в обращении со своей девочкой. Я что, похож на твоего папочку?
Ваан краснеет сильнее, сердито фыркает, насупившись, отворачивается. Серьезный-серьезный.
- Нет, не похож. Не разбираешься в этом – так и скажи.
Пират качает головой и подходит к мальчишке, встает позади его стула,
положив руки на спинку. Наклоняется низко, почти к самому уху губами,
и чувствует, какое оно горячее. Ладони медленно перемещаются на плечи.
О, воздушный пират умеет обращаться с женщинами, как никто. Голос его
выверено-вкрадчивый.
- Какая грубая провокация, а. Я что, похож на кого-то из твоей детсадовской
группы?
Ваан вскакивает, как ошпаренный, смотрит возмущенно и сердито, прямо попранная
невинность.
- Нечего меня так трогать!
Бальфир снова смеётся и невозмутимо делает еще глоток – уже из его бокала-
смущать мальчика очень забавная игра, и, кажется, он только что нащупал
еще одно слабое место.
- Ты когда-нибудь слышал о непрямом поцелуе?
Он еще не успевает договорить, а в него уже летит подушка.
- Извращенец! Тебя вообще спрашивать бесполезно.
- Ну ладно, - отвечает Бальфир лениво и насмешливо, поднимает подушку,
кидает её назад на диван и ложится, - Так уж и быть, я скажу тебе одно
простое правило. Женщины любят роскошь. Хочешь произвести впечатление
– дари под сотню цветов и завали золотом и шубами. Фран, конечно, шубы
не жалует, но остальное работает.
Ваан садится перед ним на пол медленно, смотрит очень внимательно и чуть
удивленно.
- А что же ты ей даришь?
- Не знал, что ты настолько плохо соображаешь, я же сказал – драгоценности.
Мальчик хмурится, размышляя над чем-то, губу закусывает сосредоточенно
– о, нет, именно такое выражение лица у него появляется, когда он напивается
и пытается учить Бальфира жизни.
- Дурак ты. Это же совсем бездушно. Не думаю, что ей нравится.
Пират фыркает презрительно, дает ему подзатыльник.
- Ей нравится.
- С чего ты взял?
Бальфир садится, смотрит на мальчишку раздраженно, вечно тот лезет со
своими детскими ценностями, а Фран – прагматичная взрослая женщина, не
стихи же для неё сочинять.
- И что ты предлагаешь? Спеть серенаду?
- Девушки любят серенады, - кивает Ваан в ответ совершенно серьезно, ну
полный идиот.
- Знаешь, что. Давай подарим каждый по подарку и посмотрим, чей лучше.
Наверное, Бальфир и сам порядком пьян, по крайней мере он не видит ни
одной другой причины, по которой он бы взялся соревноваться хоть в чем-то
с ребенком, и уж тем более – в вопросе знания женщин.
- По рукам.
- И что же ты подаришь?
- Слетаю в её лес. Думаю, она тоскует. Привезу ей оттуда веточку, деревце
или плодов.
Бальфир фыркает показушно, треплет его по голове, как хорошего щеночка.
Наверное, он уязвлен – пират никогда не считал себя некреативным человеком
и совсем не спешил уступать дорогу молодому поколению.
- Умничка, сам придумал?
- Да, только что.
Они пожимают друг другу руки, и уже на следующий день Ваан улетает и его
нет несколько дней, возвращается он весь ободранный, но ужасно довольный
и с целым мешком спелых искрящихся яблок.
До возвращения Фран остается всего пара дней, а Бальфир не привык проигрывать,
а уж мальчишке-то вообще не может. Поэтому он незаметно присваивает себе
одно яблоко - это почти его профессия, в конце концов – и каждую ночь,
когда Ваан засыпает, старательно обсыпает яблоко мелкой серебряной стружкой.
Она остается с трудом и приходится вдавливать сильно в шкурку. Зато свет
от яблока сквозь серебро смотрится приглушеннее и изящнее, и Бальфир собой
доволен.
Не придерешься же – всё равно это драгоценность, и он обязательно победит
в этом нелепом состязании. О том, что та глупость, которой он занимается
ночами над яблоком, весь оставаясь в мелком серебре, больше похожа на
полный проигрыш заранее, он не думает.
фф12, бальфир\ваан
***
Мальчишка просто несносен,
нет, честное слово – таким упрямым надоедливым идеалистом Бальфир не был
даже лет в пять. А Бальфир, конечно же, лучший для подражания воздушный
пират.
Фран лежит на берегу, иногда
шевелит пушистыми ушами, прикрывая глаза от солнца, и еле заметно улыбается.
Смотрит, как Ваан носится в мелкой речушке, брызгается в пирата, и солнце,
отражаясь в мелких каплях, слепит. Штаны у них закатаны по колено, течение
слабое, но оба уже порядком намокли, и Бальфир морщится, прикрываясь рукой
с удочками, и солнце снова отсвечивает от металлических частей. Пират
отфыркивается, как престарелый кот, оттряхивает рубашку от капель – бесполезное
уже занятие, поправляет рукава, а Ваан смеётся звонко и снова брызгается.
По мнению Бальфира, рыбалка
это такое солидное мужское занятие, неспешное и вдумчивое, с парой бутылок
напитков покрепче и долгими байками о кражах, жизни и бабах. А вместо
этого он терпит малявку, вымочившего его всего с ног до головы, он злится,
терпит, смотрит убийственным взглядом, а потом догоняет и макает в речку
головой. Тот выворачивается, ставит подножку, и они вместе катаются, теперь
уже точно безнадежно вымокшие и перемазанные в глине. Удочки уносит к
другому берегу.
А потом Ваан прижимает его
ко дну, у самого берега, где мелко и вода еле закрывает ключицы, приподнимая
ткань рубашки, как медузу, и губами ловит цветные кольца и браслеты пытающейся
отпихнуть руки. Бальфир качает головой, обзывает его мальчишкой и смеётся.
Вода качается в такт движением, и, если успеть, можно поцеловать его шею
до того, как её снова накроет водой. Ваан тычется в щеку слепо и смущенно,
слишком упрямый, чтобы попросить, и пират хмыкает и сам целует. В речке
холодновато, но они все равно целуются несколько часов подряд.
Фран растягивается на солнышке
и закрывает глаза. Рыбу к ужину они все равно потом глушат динамитом.
бальфир, ваан
***
Сначала это казалось ему замечательной
идеей. Нет, правда: кто, как не матерый небесный пират может лучше всего
научить водить корабли, выискивать оставленные без присмотра сокровища
и пиратским хитростям и уловкам, ну, по старой дружбе или чему-то типа
того. Найти его было нелегко, и Ваан, хоть и считал себя целеустремленным,
уже хотел было плюнуть на это дело, облазив все известные и неизвестные
порты и рынки, расспрашивая и собирая информацию; смотрели на него как
на идиота и чуть ли не улыбки прятали, но он предпочитал не думать об
этом. Ну, если он найдет его – это что-то вроде серьезного шага к достижению
мечты. Он натолкнулся на Бальфира буквально случайно, возвращаясь с очередного
рынка, чтобы собрать вещи и отправиться домой, и мог бы посчитать это
счастливой случайностью, если бы пират не был так приторно-дружелюбен
и не то, как сдерживала хитрую улыбку, глядя в сторону, Фран.
Это злило.
- Послушай, ты, - Вот что он сказал, подходя вплотную и едва ли ни в грудь
тыкая. Ваан и сам бы себе удивился, но эти поиски, постоянные расспросы
и такие многозначительные улыбки уже знавших его пиратов слишком выводили
из себя. Как будто Бальфир наблюдал за этой погоней с самого первого дня,
получая донесения об ищущем его мальчишке, смеялся и ждал, когда же ему
надоест. Чтобы эффектно появится в самый последний момент и – с него станется,
- Ты возьмешь меня к себе в ученики.
И замер растерянно, поражаясь собственной наглости. Бальфир рассмеялся,
отступил на шаг, позерским движением оттряхивая одежду от так и не случившегося
прикосновения.
- Откуда столько наглости, молодой человек?
И улыбка эта его ехидная, знающая, вроде и ничего особенного, а чувствуешь
себя высмеямым перед всей площадью. И не поделать ничего. Ваан открыл
было рот, чтобы ответить что-то такое же смелое, закрыл его и уставился
под ноги, борясь со смущением и раздражением. Даже в этой базарной пыли
у Бальфира идеально вычищенные сапоги.
Фран тихо фыркнула, и Ваан не выдержал – все-таки такой прилюдный позор
не слишком удачное начало для карьеры крутого небесного пирата – схватил
Бальфира за руку и потащил за собой, прочь с площади, сердито сопя и не
говоря ни слова. Спустя пару улиц тот засмеялся, отвесил ему подзатыльник
и долго поправлял примятые кружева.
У них заслуженный отпуск – вот что сказал Бальфир – и они долго добирались
до запрятанной в горах, подальше от города, Страл, на одном из так любимых
виерой приспособлений, нагруженные продуктами, инструментами и пытавшимся
не выпасть Вааном. Надо отдать должное пирату – хоть иногда и нелепо смотрится
вся эта его страсть к показушности – но замеревший на обрыве, у самого
скатывающегося вниз водопада, небесный корабль и правда потрясающе смотрится
в закатном свете. По крайней мере, достаточно для того, чтобы перехватывало
дух у восхищенных мальчишек. И думали они – что вот, не зря все эти поиски,
если человек с таким кораблем будет учить тебя летать.
Ваана поселили в самой маленькой каюте, но его это не смутило. Его не
смутило даже то, как на следующий день Бальфир, сияющий дружелюбием и
энтузиазмом, сказал, что они немедленно приступают к практическим занятиям.
И вручил ему ведро и тряпку. И даже то, что ему пришлось драить корабль
изнутри и снаружи всю следующую неделю, пока сам пират с напарницей буквально
загорали у него на глазах, перебрасываясь шутками, или уходили по невероятно
важным делам на несколько суток, возвращаясь довольными и не слишком трезвыми.
Злило, конечно, но Ваан стискивал зубы и чистил.
Иногда только бросал взгляды на самодовольно кружащего рядом Бальфира,
злые очень и упертые, типа неизвестно еще, кто здесь раньше сдастся. Тот
улыбался и трепал его по светлым волосам, как душевнобольного. Солнце
жгло спину и плечи.
Ночью, когда все спят, очередная часть Страл отчищена до блеска, холодно,
и можно сидеть на краю обрыва, над самым водопадом, и смотреть на яркие
звезды, тут даже красиво очень. Если бы не усталость, и иногда он засыпал
прямо там, на камнях, свернувшись калачиком. Если утром он просыпался,
небрежно укрытый пледом – это была уже небольшая победа; кто бы это ни
сделал.
Иногда Бальфир смотрел на него почти удивленно, лениво развалившись на
нагретых солнцем камнях и указывая на пропущенные пылинки на бортах корабля.
Ваан сердито сопел, но тер с удвоенным усердием, и игрушка оказалось куда
долговечнее и интереснее, чем казалась. Иногда Ваан думал плюнуть на всё
это, резко вставал, подходил к лежащему Бальфиру, швырял тряпку на землю
прямо у его лица и смотрел сердито и зло. Хватит надо мной издеваться,
я учиться хочу. Бальфир лениво, по-кошачьи, потягивался, прикрывая глаза,
а потом просто смотрел на него насмешливо и испытующе. Если что-то не
устраивает – тебя не держит никто. И Ваан вздыхал, подбирал тряпку и шел
домывать.
Наверное, он думал плюнуть на всё гораздо чаще, например, однажды он ночью
пришел в каюту к Бальфиру, намереваясь высказать всё, что он о нём думал.
Долго стоял, замерев в дверях. Нерешительно вошел, стараясь ступать как
можно тише. И сидел до утра у кровати, вглядываясь в спящее лицо с детским
почти интересом. Пират не улыбался во сне. Больше уйти Ваан не пытался,
а Бальфир думал о том, как же сложно было не рассмеяться.
Наверное, когда-нибудь это обязательно должно было кончиться, ну, награда
за труд и терпение, всё такое, и Ваан с восторгом принял предложение покопаться
в двигателях, стараясь не думать о том, что Фран отлучилась, и пирату
попросту скучно и не с кем поиграть. К тому же, в корабле так прохладно
после обжигающего летнего солнца.
-Сам посмотришь, или тебя, как маленького, учить всему?
Ваан только отмахивается от подначки и кидается рассматривать колбочки,
тихо шуршащие двигатели, как живые, спящие, замирает на пару секунд, краснея,
вспоминая чье-то такое же размеренное спящие дыхание, отмахивается от
воспоминаний и продолжает рассматривать внутренности корабля, спрашивая
непрерывно. Опускается на колени перед очередным сложным устройством,
касаясь его бережно и почти благовейно, и кажется ему опять – не зря терпел,
нет. Бальфир сидит на стульчике позади него, улыбается снисходительно
и отвечает на вопросы небрежно и лениво: да, я знаю, нельзя не восхищаться
моим кораблем. Рассматривать знакомые механизмы скучно, и ему хочется
играть.
- А это что, а это? – Ваан стоит на коленях, касаясь то одного, то другого
рычага. Хорошо хоть не поворачивает.
Бальфир протягивается неспешно и запускает руку в его светлые волосы,
заставляя наклонить голову. Не отпускает. Улыбается довольно и наклоняется,
проговаривая слова тихо и вкрадчиво:
- Хочешь быть небесным пиратом, верно? Очень хочешь.
Ваан замирает под его рукой, сглатывает и косится, как на змею опасную
и ядовитую, и это тоже до смешного умилительно. Он очень быстро краснеет.
- Ну. Да.
- И всё-всё сделаешь ради этого, верно? – Бальфир наклоняется еще ближе,
обдавая теплым дыханием и без того нагретую солнцем кожу, опускает руку
ниже, на шею, и сам почти физически чувствует, как побежали мурашки у
мальчика по спине, - Будешь многое терпеть и очень стараться, да?
У того покраснели даже кончики ушей, смотрит он старательно перед собой,
как будто боясь с Бальфиром даже глазами встречаться. Не вырывается, и
сердце его бьется быстро и часто. Дыхание замирает, когда пират проводит
губами по шее – словно невзначай.
- Ну. Да.
- Это всё, конечно, замечательно, - Шепчет он в ухо, и вторая рука скользит
по груди, легко, почти невесомо, только холод от колец по разгоряченной
коже, - Похвально. Практически всё, что нужно, но, - Резко прикусить бьющуюся
на шее венку, - Из тебя никогда не выйдет толкового пирата, даже если
тебя буду учить я, хочу предупредить.
Ваан резко выдыхает и закрывает глаза, и это, конечно, самая ужасная вещь,
которую ему можно было ему сказать, если бы мысли сейчас не были заняты
чем-то совершенно другим. Например тем, как чужая рука скользит по плечу.
- Почему же? – И голос у мальчишки так по-взрослому севший.
- А потому, - Бальфир фыркает ему в макушку, резко отталкивая, и Ваан
в последний момент успевает выставить перед собой руки, чтобы не врезаться
в один из двигателей, - Что ты оставался один с таким обожаемым кораблем
на несколько дней. И даже не подумал его украсть.
Ваан всё еще пытается выровнять дыхание, успокоить бешено бьющееся сердце.
Виновато опускает голову, потому что да – не подумал.
- Можно, я всё равно поучусь?
фф12, бальфир, габрант
***
Он пробирается по темным тюремным
коридорам, и шаги его легкие и мягкие – перенял за столько лет у своей
нечеловеческой напарницы. Скользит вдоль стены, как тень, и это уже профессиональная
привычка, которая никак не должна быть присуща аристократам, но для воздушных
пиратов необходимая. Они не входят через парадные ворота, а пробираются
по подземных переходам и коридорам из самых недр замка, прячась от охраны,
неслышные и невидимые, забирают то, что надо и уходят, наделав побольше
шума лишь напоследок, чтобы запомнилось. Ффамран Бананса благодарен своему
происхождению хотя бы потому, что знает тайные ходы в дворцы и расписание
смен охраны, и почти щемит воспоминаниями – снова оказаться здесь и видеть,
что не изменилось почти ничего, хоть он и пробирается по знакомым переходам,
как вор.
Всё кажется ему: если поймают сейчас, то всё равно ничего страшного не
случится, никаких тебе тюрем и подземелий, а просто пожурят максимум,
как в детстве за одну из шалостей.
Глупо это, но всё равно он сказал Фран, что пойдет один, должно быть,
место виновато, но есть что-то в том, чтобы красться по знакомому коридору,
вдоль стены, на которой они в детстве похабные стишки про Аркадию и Далмаску
писали, а Вейн стоял рядом на стреме, недовольно поджимал губы, но по
глазам же видно – ребенок еще, весело, интересно, хоть и принц. Их потом
знатно отчитали, а стену закрасили давно, но если приглядеться или провести
рукой – чувствуется, что все равно проступают сквозь краску буквы.
В проходах пусто, и он идет почти в открытую, ему весело это – быть настолько
наглым, приходя украсть. Одна из служанок – она была полуслепой, склонной
к склерозу старухой еще когда он маленьким носился по дворцу и дразнил
Судью Вейна – роняет поднос, заметив его, и долго извиняется перед господином
Банансой. Всё то же, только имя другое. От этого стыдно почти, и он помогает
собрать ей упавшие приборы, ждет, пока снова останется один, перебирается
на карниз через одно из огромных окон и проделывает так оставшийся путь
до нужной части дворца. Тут уже сложнее на глаза не попадаться.
Странно, что она не знает о том, что сын Сида Банансы стал пиратом и еще
страннее – что вообще помнит.
Он дожидается, пока охрана пройдет по коридору – хреновы консерваторы,
все в то же время – и у него остается чуть меньше получаса, чтобы проникнуть
в покои Судьи, где сейчас хранятся нужные документы. Фран умница, всё
разузнала, и в таких-то вещах ей точно можно доверять. Он ковыряется с
замком довольно долго, перебирая всевозможные комбинации, и даже приходится
возвращаться на карниз, чтобы не попасться патрулю, и пробовать снова.
Дверь открывается с тихим щелчком, и Бальфир усмехается довольно – пират
Бальфир, конечно, впрочем, Ффамран бы тоже погордился подобными навыками.
Проскальзывает внутрь тихо, закрывает за собой дверь, чтобы не вызывать
подозрений охраны, пока будет искать там нужные бумаги. Потягивается довольно,
поправляет кружева, только так и можно, не изменять стилю даже тогда,
когда не видит никто – нагло, как к себе домой, только вот сейчас в этом
больше иронии, чем обычно. Прохаживается по комнате вальяжным шагом, пальцами
в кольцах касаясь мебели, рассматривая покои. Что-то ностальгия накатила.
К тому же, если верить Фран, Судья должен вернуться только завтра, и спешить
ему некуда.
Не очень-то роскошно нынче живут Судья-Магистры: минимум мебели, аккуратные
стопки бумаг, ничего больше; в ящиках стола – никаких тебе сентиментальных
открыток или писем с признаниями в любви столетней давности, вы все такой
же скучный человек, Судья. У него даже ящик с нижним бельем не несет ни
малейшего признака владельца, и Бальфир усмехается невольно – вспоминает,
как они в детстве, весьма расстроенные этим фактом, пробрались в комнату
– почти как сейчас, и разрисовали все до единого подштанники. Забавно
было потом смотреть на непроницаемое лицо Судьи и знать, что у него где-то
там под солидными тяжелыми доспехами одежда в розовый цветочек.
Просто удивительно, какие деньги готовы заплатить некоторые аристократы
только за то, чтобы мелкие грешки их детей остались неузнанными, Бальфиру
в силу происхождения это особенно смешно, и это не самая пыльная работа.
Он еще раз потягивается, берет ближайшую стопку бумаг, в наглую заваливается
с ней на кровать и начинает читать, выискивая нужные фамилии благородных
отпрысков. Не найдя, он небрежно кидает листы в воздух, и они медленно
оседают на пол, и ему нравится представлять, как он сейчас, должно быть,
выглядит со стороны – только так и надо заниматься бумажной работой, и
то, в каком ужасе будет Судья, когда вернется завтрашним вечером и обнаружит
этот беспорядок.
Он ужасный позер, пират Бальфир, Ффамран был куда более искренним
Зато выдержки и хладнокровия, прячущегося за всеми шуточками, ему не занимать,
это он в себе ценит очень, и потому даже не вздрагивает, когда со щелчком
снова поворачивается дверной замок и входит Судья-Магистр. Его покои,
имеет право. А том, что возвращается он далеко не сегодня и уж тем более
не сейчас, его, видимо, не предупредили.
Без звона доспехов узнать его походку почти невозможно, но он ни капли
не постарел.
Обычному пирату наверное следовало бы испугаться, будучи застигнутым на
месте преступления, но это было бы так некрасиво, к тому же Бальфир не
обычный пират. Потому он даже не отрывается от своего занятия и не поднимается
с кровати, только бросает небрежно:
- У вас совершенно нет тяги к уюту, Габрант. Что за унылые цвета. Хоть
бы ковер постелили.
Подумаешь – преступник, подумаешь – не виделись столько лет. Судья стоит
и ошарашено смотрит на то, как взлетают в воздух и медленно опадают на
пол листы его отчетов, сортировавшиеся неделями. Они валяются уже повсюду,
выпавшие, как снег, и от такой наглости даже сказать нечего толком.
- Опять ты!
Вот и всё, что вырывается у Судьи, и Бальфир довольно смеётся – все-таки
умел он наводить на палачей и убийц суеверный ужас. Откладывает бумаги,
улыбается довольно, и по взгляду Габранта видно, что ему уже страшно заглядывать,
например, в шкаф. Привычка – страшная вещь, даже если прошло столько лет.
- Вы что, не рады мне, Судья?
Голос у Габранта ледяной, и это смешно – так бесится от одного воспоминания
о детских шутках, что даже то, что перед тобой преступник уже посерьезнее
забывается. Главное – не дать ему опомниться и арестовать. Впрочем – до
сих пор кажется: ничего страшного не будет, и в желании поиздеваться самую
малость куда больше искренности, чем страха попасться на такой глупости.
Но если серьезно – скольких вы сегодня казнили, Судья?
- Немедленно. Убирайся. Из моей комнаты.
Бальфир лениво встает с кровати, подходит, садится на краешек стола –
как раз напротив, совсем близко, смотрит весело снизу вверх все равно
– играющийся мальчишка, после стольких лет сложно видеть в нем кого-то
другого.
- Вы явно не рады мне, - Говорит он с притворной обидой: расправляет Габранту
складочки на плечах и рукавах, - Неужели обиделись на дружеский совет?
И правда ужасные серые стены, это давно не в моде, - Пальцы задерживаются
у горла, поправляют ворот рубашки, - Хоть одеваетесь прилично. А то эта
обычная консервная банка вам, знаете, не к лицу.
Габрант перехватывает его руки, с силой, почти до боли, но Бальфир знает
– просто силу рассчитывать не умеет. Смотрит на него с бешенством, конечно,
и какой-то неуловимой примесью нежности, знаете, какая бывает только у
стариков, рассматривающих альбомы с детскими фотографиями. А ведь светло
до боли было; или как если бы прошлое пришло, нагло развалилось на твоей
кровати, раскидала твои отчеты и ударило сильно-сильно куда-то между ребер.
- Ты ничуть не вырос, Ффамран.
Бальфир фыркает, качает головой, этим именем его никто бесконечно долго
не называл, да и глупо бы это выглядело от любого, кто не знал его в детстве.
Тянуться долго, но он все равно не встает, просто запускает руку в светлые
волосы Судьи, наклоняет к себе и в глаза весело всматривается.
- Уверены?
И целует его почему-то, глупо, конечно, целовать альбом со старыми фотографиями,
но главные герои имеют право на некоторую эксцентричность. И еще – для
него одного он кристально-чистый, судья, предатель и убийца, потому что
дети не задумываются над этим, когда придумывают шутки, а пиратам уже
все равно, они сами не лучше.
У того, кто был мальчишкой и считал его просто удачным объектом для проказ,
губы сухие и обветренные, руки уверенные, у него самого – что-то бьется
у горла. Переполняет – иллюзией полного искупления, но это не главное.
Трепетным светом, который только и можно принеси с небес, за которым уходят
в пираты.
- Да, и шутки у тебя еще более дурацкие.
- Да ну с чего вы взяли, что это я.
Габрант улыбается еле заметно – и правда, разве он может смеяться, что
вы, и именно из-за этого вечного сосредоточенного выражения так хочется
– хотелось – сделать какую-нибудь гадость посмешней.
Бальфир покидает дворец только следующим вечером. Как раз тогда, когда
и должен был вернуться Судья.
Правда, пару нужных листочков он прихватить с собой не забывает. Ну да
их все равно бы не досчитались в наведенном им беспорядке.
фф12, бальфир\ваан
***
Ползать с тряпкой
по бортам Страл не самое веселое и приятное занятие, особенно когда солнце
печет невыносимо, а корабль стоит почти на самом краю обрыва и видно с
него, как уносятся вниз потоки воды. Да и не самая гордая это работа для
того, кто хочет стать крутым воздушным пиратом, но. Когда Ваан стоит и
смотрит на неё, начищенную до блеска, кожей чувствует брызги водопада,
и спиной – одобрительный взгляд, кажется ему, что Бальфир, конечно, издевается,
но не столько, сколько и правда. Красота же.
Они тренируются на широкой
горной площадке, и Ваан понимает, что да, ему есть у кого поучиться, ему
действительно недостает способности так легко выбивать оружие из чужих
рук, или прыгать, уворачиваясь от ударов, по камням на самом краю пропасти,
или обходить так, чтобы слепило солнце глаза до слез. Бальфир не смеётся,
но улыбается снисходительно и чуть ехидно, раз за разом опрокидывая Ваана
на спину, и тому просто нравится смотреть. Как, например, пират стягивает
перед тренировкой доспехи и поправляет кружево на рукавах.
Когда жарко становится совсем
нестерпимо, они долго ищут хоть какой-нибудь водоем, кроме огромного водопада
у самого корабля, и Ваан отчего-то сначала ужасно смущается от перспективы
купания, хотя виера не пошла с ними, и смущается еще больше, когда Бальфир
смотрит на него долгим и чуть удивленным взглядом, усмехается, фыркает,
и не говорит ничего. Просто раздевается не полностью, будто в издевку
щадя мальчишеские нервы. Вода приятно холодит кожу и здорово прогоняет
муть из головы, и Ваан забывает, да и сам не знает, что в этом такого
ему показалось смутительным.
Ваан ужасно обгорает, в очередной
раз до блеска начищая Страл, и Бальфир смеётся над ним весь день, глядя,
как он вздрагивает и морщится от любого прикосновения к коже, иногда словно
невзначай проводит по спине или хлопает по плечу. А вечером просто выходит
к сидящему на трапе мальчишке с баночкой в руках, опускается сзади и без
единого слова смазывает обгоревшую спину. Кольца на его пальцах холодят,
дыхание щекочет затылок, и Ваан краснеет отчаянно, подаваясь к рукам и
глядя, как Фран сначала отводит глаза, а потом вообще уходит, словно чтобы
не мешать заниматься чем-то непристойным.
Откуда Бальфир берет деньги,
еду и вообще все то, что он не берет непонятно откуда, при этом не отлучаясь
для благородных грабежей – еще одна из загадок. Но когда он приносит к
ужину огромную сумку спелой черешни, Фран даже не спрашивает, откуда,
и Ваан решает, что и ему не следует. Потому они просто едят, болтают с
Фран о делах, и иногда пират бросает короткие замечания вроде того, что
у мальчишки так смешно торчит веточка от черешни изо рта или наоборот
– я, конечно, понимаю, что рассказы о моих приключениях захватывающи и
гениальны, но не мог бы ты рот закрыть. И они смеются. Это так болезненно
похоже на семью, и Ваан еще отчаяннее хочет так же.
У Бальфира с виерой всё время
бывают какие-то бесконечно важные тайные дела, на которые они отлучаются
днями, но Фран приходится отправиться одной, когда пират слегает с лихорадкой.
И Ваан бесцельно бродит по вдруг так стремительно опустевшему кораблю,
и непривычно тихо, спокойно, и понимает, что в Страл, как, наверное, в
любом хорошем корабле, душа главное. Бледнота и болезненный румянец Бальфиру
совершенно не идут, и Ваан носит ему лекарства, горячий чай и долго сидит
у кровати, когда тот засыпает, осторожно, самыми кончиками пальцев обводя
лицо. Ну, чем быстрее поправится – тем лучше для тренировок. А потом он
думает, что ничто не помогает больным лучше цветов, и их зверски нелегко
найти в этих горах, но он находит. Пират смеётся, обзывает его девчонкой
и выздоравливает на следующий день.
Если смотреть на него достаточно
часто, задерживаясь на разноцветных кольцах на пальцах, на кружеве рубашки
у самой шеи, на серьгах или просто небрежной позе, тут же отводя взгляд
и краснея, когда он его ловит. Или вздрагивать, случайно касаясь руки.
То он может прижать к холодной стенке в коридоре корабля, пока они идут
к Фран или просто к выходу и поцеловать, пока никто не видит. Быстро,
тепло и совершенно непошло, кусая губы. А потом усмехнуться и пойти дальше,
словно и не было ничего такого особенного, и все эти ухищрения перед похожи
на какую-то непонятную игру, Ваан в неё играть совершенно не умеет, но
ему нравится. Бальфиру, кажется, тоже.
Бальфир берет его с ними в
первый раз на серьезное задание, и Фран просто смотрит на него долгим
взглядом и ничего не говорит, но он и так понимает, что это наверняка
значит что-то важное. Ваан умудряется наделать столько шума, что стыдно
еще очень долго, первым найти вещицу, за которой, собственно, они и забрались
в охраняемый особняк, задержать виеру в паре шагов от ловушки и запастись
впечатлениями и энтузиазмом учиться на ближайшие пару лет. Они улетают
в спешке, еле отрываясь от многочисленной охраны, и когда всё заканчивается
пират смеётся и хлопает его по плечу так, что Ваан не берется судить даже,
как всё прошло. Но сердце бьется часто-часто.
У пирата со временем появляется
развлечение – ловить его долгие взгляды. Улыбаться еле заметно, склоняя
голову и проводя пальцами по шее своей, как бы невзначай задерживаясь
дольше, чем нужно, чтобы просто поправить воротник. Потягиваться, глядя
из под опущенных ресниц. И смеяться тому, что Ваан каждый раз отводит
глаза. Бальфир учит его разбираться в драгоценных камнях, специях и многолетнем
вине, наклоняясь сзади и касаясь кожи дыханием. Когда они целуются прямо
при виере, у поцелуя вкус терпкого пряного вина.
Ваан любит помогать ему чинить
или просто налаживать Страл. Когда они только вдвоем в полутемных недрах
корабля, а вокруг только тихо шуршащие приборы, кажется, что допускают
к святому, самому ценному и это почти то же, что и позволить рыться в
собственных кишках. Хотя мальчишка почти тут же одергивает себя, ведь.
Ну, это же Бальфир, в конце-то концов.
В первый раз Бальфир приходит
к нему сам. Входит в каюту, не говоря ни слова, закрывает за собой дверь,
спокойно расстегивает рубашку, и белое кружево скользит по загорелой коже
медленно и спокойно, как он, должно быть, раздевается каждый день перед
сном и просто перепутал комнату. А потом смотрит на Ваана насмешливо и
выжидательно, и тот опускает взгляд, и тогда подходит, и мальчишка не
выдерживает. На следущую ночь он приходит сам и заявляет просто: я хочу
еще. Бальфир смеётся, лохматит ему волосы, как ребенку, но разрешает же,
и следы нетерпеливых укусов украшают его шею ничуть не хуже кружев воротника.
Он никогда не устает лишний раз посмеяться над ним или продемонстрировать
то, что это просто игра, так, что иногда даже колко. Ваан обожает то,
как он почти невесомо, неизбывно нежно водит по его коже по утрам, просто
касаниями легкими. Когда думает, что он еще спит.
Бальфир посылает его на рынок,
и когда Ваан возвращается, то Страл уже нет на месте, нет нигде вокруг,
и он долго вглядывается в яркое небо, пока не понимает – да, и правда
улетели. В пакете его столько черешни, что можно есть еще с неделю, и
Ваан улыбается светло и смеётся. Приятно же осознавать, что он, кажется,
учится играть в эту игру, тогда как пират уже боится заиграться.
Он просто найдет его еще раз.
И, кажется, Ваану тоже есть чему его поучить.
The End
fanfiction
|