Переводы BlazeФэндом: Final Fantasy
7 Дисклеймер: Все принадлежит законным владельцам |
Hands On Автор: gelfling8604
Перевод: Blaze
Бэта: nix Рейтинг: R Пейринг: намек на Рено/Руд *** Рено никогда даже и не пытается спрятать руки или застегнуть рубашку. Даже если б он стянул с себя штаны и стал дрочить прямо тут, посреди еженедельного митинга, Руд бы и бровью не повел - не в первый бы раз он выкинул что-то подобное, и как всегда – в самый неподходящий момент. *** Ценг невозмутимо критикует отчеты, Елена строит из себя паиньку, с преувеличенным вниманием выслушивая критику начальства. Рено лишь нетерпеливо барабанит пальцами по столу (умудряясь при этом домогаться под столом Руда всеми свободными частями тела и избегать особо сильных пинков), в общем, митинг проходит без особых эксцессов. Снующие по коридорам сотрудники стараются Турков не замечать - на случай, что это может привлечь их внимание. Потому, даже будь Рено тенью Руда, или он - его, никто не рискнет задумываться об этом слишком долго: они оба не слишком приятны, когда не в духе. Потому что Турки - любимцы Президента, и никто не сможет действительно вышвырнуть их, препрись они незваными хоть в офис, хоть на собрание. И не сможет серьезно пожаловаться, даже если в вентиляционной шахте женского туалета неожиданно обнаружится предсказуемо пьяный Рено. *** После того, как выясняется, что Генерал Сефирот действительно может выкинуть их из окна 58 этажа, Рено реже жалует его своим вниманием. Вместо этого он досаждает правой руке Генерала, и в конечном итоге Зак приучается не оставлять в карманах ничего важного, если намеревается спуститься в бар… или окунуться в толкотню коридоров… или зайти в лифт… Потому что у Рено есть привычка чудесным образом материализовываться рядом с ним в самый неподходящий момент. *** Никто никогда не следит за руками Рено, гораздо больше заботясь о том, на кого он смотрит, с кем говорит, куда опять сползает его рубашка… или как он опять их оскорбляет, или шантажирует (есть чем или нет - вопрос десятый). Не следят, а потому - не замечают. Все, кроме Ценга, который вежливо попросит его больше так не делать и для убедительности снимает пистолет с предохранителя. И Руда, который вообще часто замечает то, чего другие не видят. И Елены, которой Рено сказал сам, чтоб полюбоваться смущением. *** И каждый день Рено выходит со службы, обогатившись на скромное состояньице из данных, чужих секретов и тайн, потому что у него есть привычка приложить руку ко всему. Он опускает ладони на стол Скарлет, собачась с ней самым милым образом и умудряясь чуть не носом нырять в ее декольте; и на стол Рива, когда тот пытается сфокусироваться на потоке обвинений, извергаемом Рено, и маячащем в дверях Руде, и Хайдаггере, и Палмере… И хотя Рено никогда ничего не берет, когда, наконец, убирает руки со стола, в его карманах, как по волшебству, все равно оказываются документы, записки, наличные… Фотографии самых крупных начальствующих «шишек» на разных стадиях обнаженности. Или в довольно компрометирующих позах с другими «шишками». Или подчиненными. Все чудом оказывается в малоподходящих для подобных целей обносках Рено. Руд же с завидным постоянством отказывается изучать что-либо, где присутствует Хайдаггер. Он так же не спрашивает, откуда у Рено трусики Скарлет, потому историю, дополненную активной пантомимой, приходится выслушивать Елене. В любом помещении - не важно, существует оно официально или нет, - есть камеры слежения, но Рено никогда не оказывается на пленках. Вернее, сами пленки либо исчезают, либо странно модифицируются. Либо человек, поднявший шумиху, внезапно теряет к ней интерес, никогда и не пожаловавшись официально, так что все без разницы. Никто никогда не следит за руками Рено, разве что в тот миг, когда они прикручивают взрывчатку, или поигрывают с шокером, или совершают что-то еще менее приятное. Пару раз, когда Рено замечал непроницаемый взгляд Руда, он лишь улыбался, интересуясь, есть ли у напарника смазка или крем, и добавлял, что, коли тот хочет секса - туалет прямо по коридору. Даже с ковром, и это, вообщем-то, объясняет почти все. The End |
Автор: laylah Перевод: Blaze Бэта: Котя Хелла, Natuzzi Пейринг: Руд/Рено Рейтинг: R *** - Пойдемте с нами, г-н Президент, - говорит Ценг, а Елена поддерживает Руфуса между ними. Все трое стали лучше выглядеть после того таинственного дождя – даже Шинра, мать его, ходит! – хотя Руфус еще немного слаб. - Мы проверим все тут, внизу… на предмет нарушений ТБ, - предлагает Рено, - а потом вас догоним. Рено никогда не вызывается поработать добровольно, поэтому, когда дверь лифта, дзинькнув, закрывается, Руд вопросительно приподнимает бровь. - Техника Безопасности? - Пожарная лестница, - отвечает Рено, направляясь к двери в пролет. Они не совсем бегут, но перемещаются туда чертовски быстро. С грохотом открывается дверь, и Руд прижимает Рено к стене, выворачивая ему руки за спину, еще до того, как она успевает захлопнуться. - У тебя стоит с того самого
момента, как взорвалась та бомба, так ведь? – спрашивает Руд, раздергивая
брюки Рено. Тот ерзает, поощряя его. - Только потому, что это была
твоя. – Лгун. Он прикусывает шею Рено и
рыщет по его карманам в поисках смазки. Рено стонет от укуса и свободно
рукой возится с молнией Руда. Пальцы, коснувшиеся члена Руда, холодные
и шершавые. - Ха, ты тоже? – хрипит он,
а Руд вжимает его спиной в стену. – Ты, мм, себе внушил, что это у меня
извращенная фантазия, а у самого стоит железно от того что меня здесь
зажал, ты – ох, блядь, да, тааак… Рено забывает, что хотел сказать, как только Руд втискивает в него скользкие пальцы. - Ты ведь так любишь, да,
партнер? – спрашивает Руд, толкаясь в руку Рено. Им обоим нравится так,
больше чем нравится, но нет смысла давать Рено повод бахвалиться еще чем-то.
- Да, - стонет Рено, - да,
давай, Руд, трахни меня, сейчаааас! - Продолжай, - Руд вытаскивает пальцы и пробегается ими по своему члену, основательно смазывая. Рено кивает яростно: - Да-да-да, рассказать тебе,
как сильно я хочу тебя, как это хорошо, когда ты во мне… Просто сделай
это, блядь, Руууд… - когда Руд толкается в него, с его губ слетает не
слова, а голодный, жадный стон, а потом он резко вздыхает, и продолжает,
- даааа, вот так, как я, мать твою, люблю твою член во мне, ох, еще, Руд,
давай, сильнее-е-е…. Руд покрепче впивается в Рено и тянется одной рукой вниз, к его члену, и это так чертовски хорошо, скользить вместе, в одном, мать его, ритме: рука Руда, задница Рено, член Руда, хриплые стоны Рено, а тот звук, что парень издает, кончая, просто, мать его, совершенен, и его мускулы, сжимающиеся вокруг члена Руда, и то, как Руд догоняет его через мгновение – все так охрененно хо-ро-шо, что он едва может устоять на ногах. Руд слизывает пот с шеи Рено, и тот довольно урчит. - Тааак, - тянет Руд, - не
вижу никаких нарушений ТБ тут. Ты? - Неа, - зевает Рено, - но
никогда не вредно проверить. - Точно. *** Дверь лифта закрывается, и он мягко трогается вверх, дзинькая на каждом этаже. - Он ведь не думают, что могут кого-то на самом деле обмануть? – сухо спрашивает Руфус. Елена издает тихий звук, похожий на сдавленный смешок. - Я в этом сильно сомневаюсь, сэр. На губах Руфуса появляется
нехорошая улыбка. - Ценг, есть ли в этом здании хоть одна точка, за которой мы не можем следить через камеры охраны? Взглянув искоса, Ценг сдержанно
отвечает: - Конечно, нет, сэр. - Прекрасно, - руки Руфуса
медленно соскальзывают с плеч Турков на талии, а сами они прижимаются
к нему. – Тогда – в офис, найдем их. Я в настроении немного развлечься… The End |
Автор: gelfling8604 Переводчик: Blaze Бэта: Njally Рейтинг: R Саммари автора: КададжКлауд-ный, намеки на КлаудСефирот. *** Шоколад в чрезмерных дозах убивает. Большинство людей не думает об этом, для них он символизирует романтику, веселье, баловство. Но в чрезмерных дозах – он убивает. Прокравшийся в организм диабет не слишком приятен: опухшее, бледное тело, перевитое вздутыми проводами артерий, устрашающий салют синюшных звездочек, приступы одышки и головокружения и тянущая неизвестность – когда, когда именно твое тело тебя кинет?, вот просто так – потому что в твоей крови слишком много или слишком мало сахара. Роскошь в чрезмерных дозах убивает. Большинство людей об этом тоже не думает, даже просто сохранить эту роскошь для себя и уберечь – от других – уже задача не из легких, когда уж тут думать о том, что твое сокровище, твоя прелесть, потихоньку убивает тебя. Рано или поздно, даже самым многозадачным из нас приходится опускать меч, откладывать перо и устраивать перерыв на кофе. Ни один из братьев кофе не пробовал - клонам не нужно было есть. Но у него все же было воспоминание, хорошее, его собственное, а не чье-то там еще. О том, как Лоз и Язу, давясь, запихивали в себя еду, устроив что-то вроде соревнования. Никакого особенного смысла в этой игре тогда не было, да и с течением времени не прибавилось, просто это было хорошо, забавно и весело. Глупые детские игры - кто больше съест, кто больше убьет, кто убьет быстрее, кто вызовет самого уродливого монстра с помощью украденной Материи – это наполняло жизнь… чем-то. Не делало ее проще или… счастливее – прилагательное «счастливый» было бы слишком статично, чтобы описать хоть кого-то из братьев, пусть даже не Кададжа. Но определенно наполняло чем-то. Мидгар напоминал Кададжу, о тех, кто съел слишком много шоколада, тех, кто, становясь все богаче и могущественнее, в конце концов, раздулся от собственного дерьма настолько, что лопнул, залив все вокруг. Мидгар и был примерно одного и того же, равномерного серо-коричневого цвета, и пах подобающе в самых грязных районах трущоб. Конечно, если бы дерьмо могло пахнуть нефтью и смогом. В одном из его воспоминаний – одном из многих, тех, что не его, - Кададж видит-не-вспоминая некого человека, который обогатил и насытил Мидгар, и неудержимо смеется, когда не-вспоминая-видит, как протыкает этого «некого человека» своим мечом, который на самом деле не-его меч. Меч Кададжа короче, а тот, которым он не-убивает лживого ублюдка (лживого? Он же его даже не знает. И почему – ублюдка?) намного длиннее. В большинстве его не-вспоминаний, он не-убивает людей, которых никогда не видел. Большинство его не-вспоминаний – лишь размытые пятна, не чьи-то лица, а сплошь – тени, обретшие плотность и текстуру под влиянием звеняще хрупких эмоций и импульсов. Какая противоположность у шоколада? Воздержание? Возможно. Его старший братец воздерживается от всего, что может вызвать одышку: от дома, друзей, еды, шоколада и даже, даже, от безумия. Старший братец – одно из немногих четких не-вспоминаний, почти выкристаллизовывающихся в его памяти, пусть и не в хронологическом порядке. Иногда сначала приходит боль (когда он не умер, но умер кто-то другой), иногда – звон стали и волны магии, накатывающей снова, снова и снова, пока его не затошнит от скуки и этого тупого махания мечами в битве, к которой он не имеет ни малейшего отношения. А иногда старший братец плачет, в два захода: сперва, когда он (это все еще он? Был ли вообще Кададж – тем?) легко касается пальцами шеи братца, прикусывает нежную кожу на ключице, ласкает языком губы, слизывая соль; а потом – снова, на грани боли, когда братец всхлипывает, держа другой конец меча. Бывает, что Лоз плачет. Иногда и Язу, хотя чаще тот молчит, пока из глаз не польется вода. Даже Кададж плачет. Но они никогда не плачут, убивая кого-то – какой в этом смысл? Его старший братец – они зовут его Клаудом – лежит скорчившись и уткнувшись лицом в землю, в его глазах еще сверкают синие отблески Мако – единственный настоящий оттенок цвета в его не-вспоминаниях. Одного этого достаточно, чтобы сердце Кададжа дрогнуло. Хорошо бы, чтобы хоть одно из этих не-вспоминаний стало его воспоминанием, чтобы братец всхлипывал от прикосновения его пальцев, его языка. Это будет хорошо, и, что самое
главное, – эта память будет… его. The End |