Возможны варианты. Сказка пьяного геймера.Автор: Sephiroth Фэндом: игра Final Fantasy 7 Пейринг: Сефирос, Клауд Рейтинг: PG Жанр: romance Посвящение: Посвящается Эми Ольвен и персонажам компьютерной игры «Final Fantasy VII» Дисклеймер: Все принадлежит
законным владельцам |
|
С ЧЕГО ВСЕ НАЧАЛОСЬ... «...новое поколение компьютерных игр. Однажды (в игре этот момент замаскирован под визит главного героя в Храм Оракула) вы сможете даже вступить с персонажами в прямой диалог и отдавать голосовые команды (разумеется, если в вашем компьютере имеется встроенный микрофон). ...К достоинствам обсуждаемой игры относится так же ее вариативность. В зависимости от действий главного героя (т. е. ваших) варьируется поведение всех остальных персонажей и, соответственно, сюжет – разумеется, в весьма ограниченных пределах...» Из рекламной статьи.
(Рядом с клавиатурой стояла мятая голубая банка. Грейпфрутовый джин; на экране монитора разворачивалась трехмерная картинка. Хрустальные колонны храма. У входа в храм маячила человеческая фигурка. За спиной – меч в ножнах, рукоятка торчит над правым плечом. Желтые волосы точком, как у панка. Геймер вздохнул и нажал на кнопку со стрелкой. Фигурка пошла.) ...Колонны упирались в небо. Вместо неба был мозаичный глаз на потолке – продолговатый, с черным провалом зрачка. В храме не было стен – солнце преломлялось в хрустале колонн, и по плитам пола тянулись длинные блики, разбитые на цвета спектра. – Это я, – задрав голову, весело сказал пришелец в черный зрачок. (...Весь экран заняло закинутое лицо. Молодое. Желтые волосы, синие глаза, царапина на скуле... Персонаж компьютерной «стрелялки» – великолепная трехмерная графика, возможность голосовых команд... Геймер вздохнул снова. Разгладил на столе инструкцию с текстом роли и нагнулся к микрофону.) – ...Ты, – сказал Голос. Ниоткуда и отовсюду. И негромкий вроде бы голос – но, наверно, от него должна была бы стыть в жилах кровь. – Я, – повторил тот, что стоял, улыбаясь, – руки в карманы. – Привет, Оракул. Вздох грянул. Наверно, он должен был бы отдаться гулким эхом – но в храме не было стен. Только колонны. – Ты, – повторил Голос. – Ты пришел, чтобы узнать свою судьбу. Ты прошел... э-э-э... Тот, что стоял внизу, ухмылялся. Ему вдруг показалось, что Оракулу все надоело. Что он повторяет сказанное в сотый раз; что вся слава этого места – дурацкие сплетни, и зря он поверил-таки и приперся, зря, зря... – ...Ты прошел через пустыню. Ты пересек океан. Тебе предстоит пройти через Синие горы и Ржавые болота... – Голос закашлялся. По ногам тянуло сквозняком. – Болота непроходимы, а Синие горы населены чудовищами. Но ты пройдешь. Тот, что слушал, усмехался, даже не пытаясь изобразить почтение. Конечно, пройду. Тоже мне, удивил. А через что я прошел, я и без тебя знаю... – У тебя есть девушка. Вот она... ...Карие глаза. Темные волосы. Короткая юбка и грубые ботинки. И сбившиеся гармошкой носки. Вот она идет – рядом... – Она будет ждать тебя в твоем родном городе, но твой враг сожжет твой родной город... Слова упали, как камни в воду – без возврата. Оракул не ошибается – в этом сходились все, во всех кабаках на перекрестках всех дорог. Оракул знает будущее; Оракул видит будущее; Оракул может менять будущее. Иногда – очень редко – Оракул исполняет желания... ОРАКУЛ НЕ ОШИБАЕТСЯ. Значит... – Что?.. – растерянно спросил тот, кто все еще улыбался. – Твой враг сожжет твой родной город. Но твоя девушка уцелеет... Радость. Мгновенная. Облегчение. И сразу – осознание. – Погоди, – перебил посетитель. Мотнул головой, осмысливая; снова вскинул расширившиеся глаза. – Как... сожжет? Совсем? А люди? – Почти совсем, – подтвердил Голос – и в нем почудилась усмешка. – Твой враг сожжет твой родной город. У тебя что, со слухом плохо? Человек молчал. Дул ветер; под ногами лежал блик – цветной и полосатый, как радуга. Фиолетовый... синий... зеленый... огненный... Улицы. Дома. Деревья. Люди... – Зачем? – Он твой враг. И снова было молчание. И был ветер, и вздрагивали блики... (...цветными «зайчиками» на экране монитора. Геймер сморщился и почесал нос.) – Персонаж он отрицательный! Ему так положено. ...Блики. – Ты же всемогущ, – сказал человек в черноту зрачка. Его губы вело – и, должно быть, страшненькая выходила улыбка. – Якобы. Ты... Сделай что-нибудь. «А иначе за фига ты тут сидишь?!» Голос хмыкнул – секунду мир состоял из звука: х-х-х... – Я могу. Я могу изменить прошлое – и тогда изменится будущее. Но ты все равно придешь сюда – и, вступив на порог, ты вспомнишь... – Ну?! И снова был вздох. – Но и ТВОЕ прошлое изменится. И изменишься ты сам. Я выполню твое желание – а оно, возможно, перестанет являться таковым... – Да ты охренел, – заявил наглый посетитель, – всемогущий. Город? С людьми? Черт с ним, что мой, я там не живу... город?! И чтобы я передумал?! (...«CTRL – ALT – DELETE» – два раза подряд.)
Он вошел в храм. Снаружи было пасмурно и ветрено; в храме было сумрачно. Прозрачные колонны, цветная мозаика на потолке – желтый глаз с черным зрачком... – ...Ты, – сказал Голос. – Ты прошел через Синие горы и Ржавые болота... Тот, что стоял перед ним, вдруг уселся на пол – пачкая штаны грязными ботинками, поджал ноги по-турецки. Ухмыльнулся. – Я устал чего-то, слышь... всемогущий. ...Ветер. – А ты наглый, – помедлив, констатировал Голос. – Ладно. В твоем городе, который ты спас, тебя ждет девушка... Человек отвернулся. Вот оно. ...Горели фонари. Вверху, заслоняя ночь, пересекались дуги автострад; шел мелкий снег, и подсвеченное городское небо казалось шероховатым, как грифель. Мы шли рядом – и она взяла меня под руку; я шагал, обмирая... Выпрямиться. Развернуть плечи, стать высоким и сильным... Давно дело было. Смех на палке. И ведь таки стал. И вот. – ...Глянь, какая девушка! Какие ноги! Какой бюст... как она только, бедная, землю под ногами видит, когда ходит, – я никак не пойму... – Заткнись, – оборвал тот, что сидел на полу. И воцарилось молчание. – Так, – сказал Голос. – Что тебе опять не слава Богу? Человек смотрел себе на ноги. Грязные коричневые ботинки, толстые рубчатые подошвы... Пыль всех сторон света. – Пусть лучше не ждет. – Так, – повторил Голос – и снова вздохнул, и качнулись тени. – Передумал, значит. Ладно... А я тебя предупреждал. Ну, ладно. – И тут же снова оживился: – Но смотри, тебя будет любить еще одна девушка... Смотри! ...Запах хризантем. Волосы – рыжевато-каштановые, солнечные; вот она расплетает косу, встряхивает головой – волосы льются, блестящие, волнистые... Руки. Теплые сухие ладошки, мягкие и нежные; ночник на столе, сбитая простыня, свисающая до полу... – Но твой враг убьет ее. ...Дул ветер. Отсюда, со скал, хорошо просматривались ступенями спускающиеся в долину террасы. Когда-то на террасах росли сады – и считались чудом света; сады давно одичали, и высохли, и истлели. Прошли тысячи лет. И только песок... Он УВИДЕЛ. ...Падает черная тень – размазываясь в прыжке; черный плащ, белые волосы, длинное изогнутое лезвие... У него меч длиннее его роста. И нога в высоком черном сапоге наступает на ее косу... ...Человек сидел на ступенях храма. Ветер вскручивал пылевые смерчики; за спиной молчал Оракул. Ждал. А потом произошло еще что-то – и он услышал. Ее дыхание. Громкое – с хрипами. Учащенное. И кровавые пузыри вздуваются и лопаются на губах... – Я согласен, – сказал он, не оборачиваясь. – Давай еще раз.
Небо было свинцовым. Небо нависло; предгрозовые сумерки, в которых почему-то особенно ярко светлеет металл. Храмовая крыша на фоне иссиня-черной тучи. Плиты храмового пола. Человек смотрел под ноги. Охотнее всего он бы лег и умер. Прямо тут. – Ну, – сказал Голос. – Третий раз. Ты прошел через пустыню, ты пересек океан. Ты перебрался через Синие горы и Ржавые болота. Ты спас целый город, предупредив пожар. Ты... э-э-э... ты спас влюбленную в тебя прекрасную девушку, которую хотел убить твой враг. У тебя впереди решающий поединок, в котором ты победишь. Вот он, твой враг, смотри! Человек смотрел под ноги. Изъязвленные временем каменные плиты; сколько они видали таких, как я? ...Тень шагнула из тьмы, таща за собой длинный блик клинка. Металлические наплечники поверх лаково-черного кожаного плаща. Голая грудь под черными – крест-накрест – ремнями. Волосы. Длинные. Прямые. Челка. И цвет волос – они не просто очень светлые, вру я все, они – почти серебряные... серебристые. Почти металлический блеск... Голос: – Он – твой самый сильный противник. Он всегда был сильнее тебя. Но теперь твое мастерство возросло, и ты... это... – Не учи меня, – оборвал человек, поднимая голову. – Я с ним дрался, между прочим. ...Тогда. На городской площади, кашляя в дыму; и был летучий огненный блик на длиннющем лезвии. У моего горла. Плиты под ногами. Был взгляд. Цвет глаз – не то голубой, не то зеленый. Была усмешка. Осталось – заживающий порез на шее, под ладонью... Он все равно дерется так, как я драться никогда не буду. Но ведь не убил. Почему? – Почему он меня не убил? Молчание. Человек сглотнул. …Рука в черной кожаной перчатке – на рукояти меча. Распахнутый ворот плаща, огненные отсветы на потной безволосой коже. Я увидел его впервые. Он красив, как… Враг мой. По-че-му?! ...Встать на колени. И ползать. Чего ж я все хамлю-то, ведь от Оракула зависит... Потому что если я не уговорю... не уломаю, не умолю... Оракул все может – равнодушная сволочь по ту сторону мира... ТРЕТИЙ РАЗ. ...Щербинки на плитах. – Он – твой враг. Ты убьешь его, и это будет значить, что ты выиграл... Человек мотнул головой. Он ВИДЕЛ будущее – снова. ...Враг ждал – с мечом в руке. Почему-то голый по пояс. Черные кожаные штаны, черные сапоги... И неведомо откуда тянущий сквозняк шевелил волосы. Враг смотрел в глаза. Даже вроде чуть улыбался – уголками рта. Жить ему оставалось меньше десяти минут. – Пожалуйста, – сказал человек хрипло. – Я тебя предупреждал, – ответил Голос. ...Предупреждал. «Твоя биография изменится, и ты изменишься... Я выполню твое желание, а оно перестанет являться таковым...» Ты хотел же жить с этой девушкой долго и счастливо? А перед этим, твою мать, ты хотел того же, но – с другой... Это ж такая глюковина – любовь. Потому что она – не данность. Она – как получится... С кем получится. – …Ты садист. – Я тебя предупреждал... Смотри! ...Он ощутил себя в движении. Разворачивающимся; косо падает занесенное лезвие... блики в чужих зрачках... Он знал, что сильнее. Он и БЫЛ сильнее – в эти секунды. Секунды. ...Блики. Дрогнули чужие ресницы. И лезвие падает, падает, падает... Стоп-кадр, размазанный во времени. – Почему он меня не убил?! А Голос спросил с насмешкой: – Сказать тебе, почему он так хотел убить эту девушку? ...Плиты. Он стоял на коленях – впервые в жизни. И, наверно, нужно было кричать. Умолять. Биться головой о пол... – Пожалуйста, – повторил он. Не то улыбаясь, не то скалясь – и лицо его выглядело каким угодно, только не умоляющим. – Я не хочу убивать этого человека. – И сморщился. И сглотнул; и еще помолчал, глядя. Черная дыра зрачка. Цветные стекляшки мозаики, темные желобки между ними... Глоток – с усилием. Вспышка молнии насквозь просветила колонны. – Я... он мне нравится. И тут Голос впервые засмеялся. Заржал. ...Гром. Да такой, что показалось – покачнулись хрустальные колонны. Но это всего лишь молнии, причудливая игра света... – Да ты сбрендил, парень, – сказал Голос, переждав очередной удар. – Сначала тебе одну женщину, потом другую… теперь что, вообще мужчину? – Пожалуйста, – повторил тот, кто еще надеялся. А что ему еще оставалось?! Снаружи хлынул ливень; ветер заносил струи в просветы между колоннами. Долетали брызги. – Я не могу, – ответил Голос – после паузы, неожиданно спокойно. – У игры есть сюжет. С кем же ты тогда будешь драться? Человек глядел, запрокинув голову. В сумраке мозаичный зрачок и вправду казался провалом. Все-таки он ждал чего угодно... но этого... Но не этого. – Так ты... только чтобы... ради ЭТОГО?! Ради игры?! – Я игрок, – ответил Голос. – И ты игрок. Жизнь – игра... ...Шум дождя. Человек поднялся. И демонстративно отряхнул колени – хотя храмовые плиты были, наверно, чище его пыльных штанов. ...Хоть унижайся до бесконечности. Он не поможет. ОН НЕ ПОМОЖЕТ. А если так – зачем все? – Будь ты проклят, – сказал он, глядя вверх. И если бы из зрачка пала молния и испепелила его на месте – он не удивился бы. – Будь. Ты. Проклят. – Ну зачем уж так-то, – сказал Голос. Хмыкнул – снисходительно; по храму прошелся ветер. – Меру, знаешь, тоже надо соблюдать... Давай – третье желание. Последнее. Мне интересно, что еще может получиться. – И – помедлив: – Ну? Человек молчал. Будь он проклят; он же мной играет, как... как... И желание было одно. Бешеное. Дотянуться и взять за горло. И все-таки он сказал. Ухмыляясь – потому что все стало так плохо, что осталось только смеяться. – Тебя бы в мою шкуру. – И, уже шагнув к выходу из храма – навстречу ливню, – обернулся. – Сидишь, сытая сволочь... Я бы тоже так посидел. (...И что-то замкнуло в мире.)
– Ты игрок, – сказала девушка геймера, вздрагивая распухшими губами, – и промакивая мятым платочком серые от туши слезы. – Ты хоть там-то... – Ну что ты, – отвечал отловленный-таки военкоматом и забритый в армию геймер из дверей вагона. – Я вернусь... О’кей? Я обязательно... ...Лязгнули двери. Мятая банка из-под джина стояла стояла рядом с клавиатурой; на третий день он не выдержал – взял банку двумя пальцами и отнес на лестничную площадку, в мусоропровод. Обыскать шкафы и ящики в квартире он решился уже вечером первого дня. В квартире обнаружились деньги – немного, как оказалось, но все же; из ценных вещей были только телевизор и компьютер, в котором сгорело все, что могло гореть – содержимое процессора стало единым слитком металла и пластмассы. На второй день он сходил-таки в магазин – вот еды в доме не было, если не считать хлеба и консервов. Снимая ключ с гвоздика в стене у входной двери, обернулся. Входная дверь ему не нравилась – хилая, плечом выбить... А впрочем, какая дверь удержит ТОГО, если он захочет уйти? – Ты, пожалуйста, никуда не девайся, – сказал он уже из дверного проема. – Я же тебя не держу. (Старался держать лицо каменным – хотя враг из комнаты не мог видеть.) Просто мне хотелось бы попрощаться. Из комнаты не ответили. ...Той же ночью небо взорвалось салютом – на нее пришелся какой-то крупный местный праздник. Во дворе, среди освещаемых вспышками сугробов, водили хоровод вокруг дерева, опутанного проводами в цветных лампочках. ...Шел четвертый день. Парень с желтыми взъерошенными волосами сидел в комнате на подоконнике – с ногами, обняв колени. Смотрел в окно. Ему не нравился этот город, состоящий словно бы из одних грязных катакомб дворов и подворотен; серое небо, снег и слякоть, и неожиданно глубокие лужи, в которые срываются ноги... Он включал телевизор, только чтобы убедиться, что в этом мире есть места поприличнее. – Если ты хочешь, я уйду, – сказал он. – Я разберусь, где жить. Сзади молчали. На железный карниз шлепались снежинки – крупные, мокрые и тяжелые, как плевки. ...Его воспоминания об этом мире начинались с коридора – тесного и темного, в котором он вдруг оказался – шатающийся, задевающий мечом углы и косяки, – и изрубленное тело на его руках заливало кровью деревянный пол. На выключатель он наткнулся. Затылком; белая круглая клавиша, желтый электрический свет... И в этом свете он смотрел, как затягиваются вражеские раны – закрываются на глазах... срастаются... и шрамы, сперва темные и пухлые, истончаются, сглаживаются, светлеют... И исчезают совсем. В дверь комнаты он пролез боком – стараясь не задеть косяки ни чужой головой, ни чужими коленями; задел-таки носками сапог. Серебристые волосы едва не мели пол. Вместо кровати на полу лежал матрас; одеяло в изжелта-сером от грязи пододеяльнике он ногой сбросил на пол. И пнул подушку – в того же цвета и той же степени свежести наволочке. И, поддев носком ботинка, содрал простыню. Уложил врага прямо на матрас; черная кожа, ремни и пряжки... осунувшееся, обескровленное, бледное до синевы лицо. Он сидел рядом. На краю матраса; прижав пальцы к чужой шее под ухом, щупал пульс. Пульс был. ...Враг так и провалялся эти четыре дня – поднимаясь только по крайней необходимости. Он едва держался на ногах. То ли кровопотеря, то ли шок; ладно, хоть чистое белье в этом свинушнике нашлось. Похоже, эта сволочь жила за своим электронным ящиком и спала за ним же... И ползли по циферблату стрелки, сохли на тарелке нетронутые бутерброды; победитель выкручивал половую тряпку – журча, лилась в белый пластмассовый тазик бурая от крови вода. На полу в коридоре все равно остались пятна – кровь впиталась в паркет. Враг лежал лицом к стене, игнорируя все попытки начать разговор. За эти дни он сказал едва несколько слов. И победитель боялся подойти; высшие силы ниспослали ему раскладушку, висевшую почему-то на стене в туалете – над унитазом. И, лежа в темноте без сна – под собственной курткой, – он слушал, как враг во сне ворочается, изредка бормоча невнятное, и, будто всхлипывая, сквозь зубы тянет воздух, – и все закутывается, все натягивает и натягивает одеяло... Он укрыл врага курткой – поверх одеяла. Тому это не помогло, а спать в одной безрукавке было холодно. ...Он смотрел в окно. Снег падал; ему казалось, что от его последних слов в комнате висит эхо. Если ты хочешь, я уйду. Сгину сию секунду; если ты хочешь... – Лучше не уходи, – тихо сказали с матраса. Он медленно обернулся. – Как хочешь... Как ТЫ хочешь; да я... Потому что если тебе не надо, чтобы я сгинул сию секунду и на веки вечные – значит, не все так плохо на этом свете... ...Горела сувенирная свечка – кажется, единственная красивая вещь в этой квартире. В стеклянной, совершенно настоящей на вид пивной кружке горящий фитиль торчал из желтого и прозрачного, с пузырьками и шапкой пены. Победитель сидел на краю постели, и голова побежденного лежала у него на коленях. Сплетенные пальцы; чужая кисть в его ладони казалась хрупкой – длинная и узкая, вены, выступающие косточки запястья... – Смешной ты, – сказал враг – спокойно. И – помолчав: – Поцелуй меня, а? И была пауза. Он нагнулся – решившись. Чужие губы были сухими. И едва шевельнулись в ответ. – И что ты здесь собираешься делать? – безнадежно спросил враг, когда они оторвались друг от друга. – Не знаю, – ответил он, глянув в сумрачное окно. – Наверно, жить.
– А я замуж выхожу, – грустно сказала бывшая девушка геймера. – Ты не обидишься, Игрок? Она сидела на мокрой лавочке – на подстеленном полиэтиленовом пакете. Поднялась – подошла, увязая каблуками; остановилась над могилой. ...А день был – седьмое марта. Снег падал в грязь, и в городе уже охапками продавали мимозу. Она стояла, опустив голову. По кладбищенской дорожке шли – трещал ледок под ногами; шаги приблизились и смолкли. Помедлив, она обернулась. За оградкой стояли двое парней. Один встрепанный – прямо панк; и второй, повыше – что-то совсем экзотическое, длинные светлые, с голубизной даже волосы – будто седые... но не седые же?.. Стояли. Смотрели. 8-14 марта, 21 июня 2002 г. The End |