Младший
|
|
Сам виноват –
не доглядел. Стоило занозить руку, как она распухает за считанные часы.
Здесь сыро, болото. Ваан сидит в своей каюте, иголкой пытается выцепить
мелкие, едва заметные занозы из пальцев. Больно – ужасно. И стыдно. Как
от глупой детской обиды. Тоже мне боевое ранение. - Как я и подозревал… - почему Ваану всегда слышится издевка в голосе воздушного пирата? -…уникальный дар попадать в неприятности. В два шага – а больше не надо, каюта крохотная – Бальфир оказывается рядом. Садится на корточки, берет руку мальчишки в свою. Ваан ошеломлен, но молчит. В самом деле, не выдергивать же обратно – не девица, что тут такого. Старый боевой товарищ пришел на помощь другому старому боевому… Ваан почти не дышит, Бальфир склонился над его ладонью, держит нежно-нежно. Если захотеть, то можно потереться щекой о смешной русый хохолок над лбом. Чтобы не думать об этом, Ваан переводит взгляд на завиток металла в ухе пирата. Ему хочется потрогать – теплый ли, тяжелый? Кто-то подарил серьги Бальфиру – иначе зачем бы носить? В Далмаске мужчины не носят серег. Ни на ком Ваан не видел таких странных украшений. Ваан говорит об это вслух. - Изысканных, - поправляет Бальфир, иголка в его пальцах не дрожит. Он не мучает напрасно, сначала прицеливается. – Не то чтобы я требовал от деревенщины из пустыни умения разбираться в ювелирном деле, но ты ведь вроде как пират, нет? Игла мелькает как маленькая серебряная молния. Ваан шипит, Бальфир смеется. Боль еще не прошла, мальчишка осторожно трясет рукой, дует. Бальфир все еще на корточках, смотрит, прищурившись – глаза у него не то серые, не голубые, но Ваану кажется, что золотистые, столько в них солнца и смеха. - А мне можно? – толком не отдышавшись, выпаливает мальчишка. - Что именно? - Это… - Ваан протягивает руку к уху и осекается, одергивает пальцы как от огня, чуть ли не прячет их за спину. – Я же все-таки пират. Все пираты носят. - Не все, только те, кто не боится, что им отрежут уши, - передразнивает хозяин «Штраль». Ваан думает, не обидеться ли, но любопытство сильнее. - Было больно? - Хочешь проверить? – уже без смеха, глубокий вкрадчивый голос, от которого мурашки бегут по коже. - Я не боюсь боли! - Я заметил. Ваан выхватывает иголку из рук, не глядя оттягивает мочку и наугад втыкает. Слезы чуть не брызжут из глаз. Он почти не слышит, как Бальфир называет его идиотом. - Идиот, - нежно повторяет Бальфир. Ваан не видит, но Бальфир замечает, как по мочке ползет маленькая алая капля. – Что за склонность к бессмысленному эпатажу? Напрасно стараешься, у тебя даже серьги нет, а без нее все зарастет. Ваан вытаскивает иголку, опускает голову. Действительно, идиот. Теперь болит и рука, и ухо. Бальфир не уйдет, пока не высмеет его хорошенько. - Если бы ты не был таким очаровательно-бесполезным… - ворчит пират. Он поднимает голову мальчишки за челку. Одной серьги на нем уже нет. Он долго возится, пытаясь вставить серьгу в ухо Ваана. Это еще больнее. Серьга и в самом деле тяжелая, теплая. Пальцы Бальфира шершавые. Ваан снова не дышит. - Не только пираты, - словно про себя говорит Бальфир еле слышно. – В Аркадии, например, серьги носят младшие сыновья – самые избалованные и бестолковые. - Ларса носит, - вспоминает Ваан. Бальфир замолкает. И молчит до тех пор, пока защелкнулась застежка. - Да, Ларса, - соглашается Бальфир и, усмехнувшись чему-то, уходит. Ваан остается сидеть на койке.
Ухо горит – просто невозможно. Склонив голову, он держится за завитушку
металла, пальцами поглаживая ее узор. The End |