Отцовские инстинктыАвтор: Марго Бета: Мартышия Адамс, Рене Фэндом: Гарри Поттер Пейринг: ГП/ДМ Рейтинг: NC-17 Саммари: Что получится,
если в руки к юному ученику Хогвардса случайно попадет годовалый маггл?
А если этот юноша - слизеринец, презирающий простецов? Да, к тому же,
он еще и Малфой, Драко Малфой? Дисклаймер: Все права принадлежат Роулинг 5 глава. - А кто забыл багаж на платформе? Как громко ухнуло сердце. Сначала, он и не понял, кто конкретно произнес эти слова. Какой-то парень, явно знакомый, но Драко все никак не мог сообразить, кто это. Переминаясь с ноги на ногу, высокий, ростом с Гойла, явно гриффиндорец, потому что на нем уже была надета школьная роба с красно-золотой эмблемой, он держал на руках заветную корзину и жарко что-то объяснял Джорджу Уизли. - Я забыл, - набрав побольше воздуха в грудь, привлек их внимание Драко. Две пары глаз, не считая зевак, тут же обратились к нему, и Малфой оторопел. Вымахавший чуть ли не под два метра ростом, развернувшийся в плечах, словно сравнявшийся в своей комплекции с Гойлом, на него все тем же, что и раньше смущенным и затравленным взглядом смотрел никто иной, как недотепа Лонгботтом. - Что-то мне не верится, Малфой, что это твои бебехи, - сузив глаза, заговорил Уизли, нащупав в кармане палочку, как только Драко двинулся к ним навстречу. Походя, блондин отметил, как на груди гриффиндорца блеснул значок старосты, но удивляться сил уже не было. Внезапно Драко подумал, что сейчас его заставят доказать, что это именно его багаж, и похолодел от ужаса. Что если, для этого от него потребуют раскрыть чемоданы, забитые детскими вещами, и, что еще хуже, корзину. - Его, - тихо, все так же недоуменно, пролепетал Невилл, продолжая прижимать к себе вещи. - На чемоданах инициалы "ДМ". "Инициалы? Ну да, конечно, инициалы. Он же сам заказал сумки непременно с буквами имени". - Именно, - уже более спокойно подтвердил Драко, - так можно мне получить свои вещи? - Да, - не отпуская корзину, покачал головой из стороны в сторону гриффиндорец. - Так отдай мне их, - устало, словно разговаривая с непроходимым тупицей, пояснил Малфой. Нехотя протянув ему вещи, Лонгботтом продолжал заворожено смотреть на Драко до тех пор, пока он, подхватив, несмотря на неудобство, всю кладь на руки, не скрылся за дверью своего купе. - Невилл? Невилл?! - А? - Что случилось? У тебя вид человека, убитого горем. Это точно его вещи? - Эээ... Там буквы. - Хватит мне про буквы. Что не так? - У меня, - он поднял на друга страдальческий взгляд и отчаянно прошептал, так, словно признавался в позорнейшем из деяний, - у меня Алахамора получилась. С первого раза. - Если траур по этому поводу, то мне просто страшно за тебя. Это ж замечательно, почему ты расстраиваешься? Стоп. Ты вскрыл чемоданы Малфоя, так? Невилл беспомощно кивнул. - И что? Да не тяни ты! Там что-то не то? Запрещенные зелья, книжки? Что-то типа того дневника? Что? - Да, нет. Вещи, как вещи - после минуты раздумий ответил Лонгботтом, тряхнув соломенной шевелюрой. - А где вы едите? Можно я к вам в купе подсяду? - Конечно. Пошли быстрей, мне еще обход делать. Черт, не знал, что у старост столько обязанностей. Может, к концу года стану таким как Перси, а? Как думаешь? Остепенюсь, так сказать. - Ты что? - воскликнул Невилл, и, дабы показать весь ужас, вызванный словами Джорджа, с размахом всплеснул руками, заполненными уже его собственными вещами, чем чуть не пришиб гриффиндорца. - Аккуратней! Алахаморой увечья не лечатся. *** То была среда. Изматывающая, нервотрепная среда, первое сентября, начало учебного года. Переполненная событиями, порождающими противоречивые желания, с одной стороны, хорошенько покопаться в причинах своего противоестественного поведения, с другой - не трогать их, чтобы, не дай Мерлин, не раскопать то, что ему совершенно не понравится. Интуитивно выбрав второе, Драко решил оставить традиционный разбор на потом, тем более что сил ни физических, ни душевных на это не хватало. Всю дорогу ему казалось, что поезд едва тащится по рельсам, вздыхая, пыхтя и охая на каждом повороте. Через некоторое время Драко подумал, что они уже никогда не приедут, а застрянут где-нибудь на середине пути. Но, вопреки страхам, Экспресс все же к вечеру добрался до Хогвардса. На церемонии история повторилась. Растянувшееся на бесконечно долгий срок распределение по факультетам, бесило как никогда. Малфой то и дело злобно поглядывал на МакГонагалл, четко и с расстановкой выговаривающую каждое имя из списка. Когда очередь дошла до Элиота Дракгифта, тот, гордо вздернув нос, так, что кудряшки взлетели пружинами вверх, решительно растолкал кучку других первогодок. Походя, он особенно резко пнул под голень маленького, невзрачного на вид мальчишку, пославшего ему возмущенной взгляд, и вышел вперед, дрожа от нетерпения в ожидании вердикта. - Слизерин! - без особых раздумий заявила шляпа, широко, видимо, чтобы ее лучше слышали, раскрыв складки. Другого первокурсника, того самого, которого Элиот ударил, ветхая певунья, ни минуты не сомневаясь, отправила в Гриффиндор. Явно довольный результатом, Даркгифт устремился к столу, за которым располагался теперь уже его факультет и пытался было, сесть рядом с Драко, но под шипение окружавших Малфоя пятикурсников, мгновенно испарился, с феноменальной скоростью возникнув за самым дальним краем стола, где-то на отшибе. Несмотря на изгнание, он продолжал взирать на Драко с восхищением и уже через секунду стал что-то радостно нашептывать таким же первокурсникам, как и он. Даркгифт. Драко припоминал что-то связанное с этой фамилией, но очень смутно. Кажется, одна из тех старых семей, что хранили верность Темному Лорду, но все же до Малфоев, им было очень далеко. Когда, по прошествии пары часов, Драко, наконец, добрался до выделенной ему комнаты, он уже был на взводе. Нетерпеливо наложив изолирующее абсолютно все звуки заклинание, и хорошенько заперев дверь изнутри, он отыскал в ворохе вещей корзину, поставил на широкую кровать, не в пример мягче и удобней той, на которой ему довелось спать еще накануне, и отбросил крышку. Она спала, свернувшись в комочек. Потеки на щеках несомненно говорили о том, что девочка плакала много и долго. А какой бы ребенок на ее месте не плакал? Провести столько часов голодной в этом жутком гробу, где темно и отвратительно душно. К тому же она все это время ничего не ела. И о чем он только думал, когда решил запихнуть ребенка сюда?! Измотанная долгим плачем, обиженная и совершенно несчастная, Лидия с трудом проснулась, когда почувствовала, что ее берут на руки. Мигая сонными глазами, она никак не отреагировала на отчищающее заклинание, щекотавшее тельце мелкими волнами, покорно и жадно съела оставшуюся в запасе еду, позволила себя переодеть и ни звука не произнесла, пока Малфой неуклюже натягивал на нее пижамку. Как только детская головка коснулась подушки, Лидия снова засопела, сонно потянув большой палец в рот. Раздевшись и скользнув под одеяло, Драко еще долго продолжал смотреть на Лидию, то и дело убирая темную прядку с детского личика, аккуратно извлекая крохотный палец изо рта, который неизменно и упрямо возвращался на место. Так среда и закончилась. А потом, как водится, настал четверг. Лучше бы он никогда не наступал. Расписание ввело в ступор. Галдеж слизеринцев вывел из себя на второй минуте общения со студентами его факультета. Они, видите ли, возмущены и хотят знать, отчего расписание составлено именно так, а не иначе. Причем хотели знать все и почему-то у него. Первый курс толпился и жался к нему, как стадо барашек, среди которых он заметил именно по-бараньи кудрявую голову Элиота, уверявшего, что он знаком с Драко и прямо сейчас все уладит. Малфой им поможет! Звучит как предвыборный лозунг. Вопросы сыпались отовсюду. А почему нельзя иметь свои метлы на первом курсе? А он уже летал, что за безобразие? А как попасть в класс Трансфгурации? Почему сдвоенные Заклинания с хаффлпаффцами? Почему сдвоенные? Почему с хаффлпаффцами? Какого черта у них такое количество пар по Травологии? А Снейп, действительно, такой страшный как о нем говорят? А почему нельзя ходить в Запретный лес? А у Драко есть девушка? И так до бесконечности. Кое-как разобравшись с младшими курсами, рявкнув на тех, послав других, Драко, наконец, влетел в подземелья, где уже пять минут шел урок Зельеделия. Сдвоенный. Традиционно с гриффиндорцами. И почему бы им всем не слечь с какой-нибудь заразой, созданной только для того, чтоб ей болели гриффиндорцы. Хотя такая болезнь уже есть. Идиотизм называется. Не лечится. Болеют поголовно именно они. На перерыве его снова окружили первокурсники. Им, видите ли, лестницы меняются, ступеньки пропадают, и вообще они не знают, как попасть в теплицы профессора Спраут. Обеденный перерыв пришлось пропустить, что было Драко на руку. Загребая полную тарелку разной вкуснятины, Драко походя объяснил, что ему жуть как некогда, что студенты идиоты, все как один, что у него за столом прохлаждаться совершенно нет времени, и понесся в спальню - кормить Лидию обедом. А та спала сном праведника, не подозревая о проблемах Драко, ни на минуту не заинтересовавшись, чего это он такой взъерошенный, злой и голодный. Зато еда вызвала неподдельный энтузиазм. Благо пособие сообщило, что в годовалом возрасте, оказывается, уже можно есть практически все не слишком жесткое, острое, соленое и кислое. По старому выработанному методу занимания Лидии рассказами о своих трудностях, Драко запихал в нее нежнейшее картофельное пюре с потрясающего вкуса тефтельками, напоил тыквенным соком из мгновенно подогревшей напиток бутылочки и собирался уже вставать из-за стола, когда девочка прижалась к нему и хмыкнула. - Это что значит? Лидия издала хмык снова и прижала ушко к животу Малфоя, внимательно вслушиваясь в голодное урчание его желудка. - Да, дорогуша, мне бы тоже не мешало поесть. - И попытался снять ее с колен, но тут же столкнулся с протестующим воем. Лидия пребольно брыкнулась и вцепилась в край мантии. - Есть хочу, - раздосадовано рявкнул Драко, но крошка лишь крепче вжалась в него всем телом и удрученно вздохнула. - Что, подруга, скучно? Придерживая Лидию, он встал и порылся в ящике, который он временно (!) отвел под детские вещи и извлек после некоторых поисков нужную коробку. Мишка, этакий расчудесный, дорогой, замечательный мишка, лучший друг ребенка. Посадив Лидию на кровать, Драко разорвал обертку и выпустил на свободу новейшее достижение в области магических игрушек, подсадив его поближе к ребенку, а сам вернулся к ящику, в котором походя заметил малюсенькую коробочку с надписью "Манеж". Коробочка была размером со шкатулку для дорогого ювелирного изделия и, в целом, походила на нее. К тому же, в углу болталась бирка с названием и инструкцией, которая гласила: "Пункт 1. Положите упаковку на пол, отойдите и откройте заклинанием", что и был проделано. Произнеся "Алахомора", Драко едва успел отскочить в сторону. С треском раскрывшись, коробка выпустила из себя огромный манеж, состоявший из мягкого цветастого пола, пружинившего под пальцами, мягких, в цвет пола, подушек и высоких, сверхпрочных, как заверяла инструкция, заграждений. В целом, напоминало загон Хагрида для его ненаглядных монстров. Оглянувшись на Лидию, Драко подумал, что в принципе, разница между любимцами профессора по Уходу и чертовкой, с неприязнью смотревшей на новую игрушку, невелика. И только потом услышал, как велика была эта неприязнь. Выдав пару предупредительных всхлипов, малышка посмотрела на Драко глазами полными обиды и разразилась громким плачем. Поморгав немного игрушечными глазками, медведь открыл плюшевую пасть и завыл в унисон с Лидией, повторяя за ребенком, все, что та делала, как и обещала владелица магазина, и оба не успокоились до тех пор, пока их друг от друга не убрали. В отличие от медвежонка, которого, чтобы он смолк, достаточно было просто положить обратно в коробку, девочку пришлось долго укачивать и успокаивать, пока она, горестно икая, не засопела у Драко на руках. То, что случилось вечером того же дня, можно было смело назвать практически трагедией. Уроки почти подошли к концу, осталось только отвести первокурсников в гостиную и проследить, чтобы никто не отбился, выслушать некоторые наставления от снизошедшего до Драко впервые за весь день Снейпа, и он мог быть свободен. Как вдруг в кармане что-то заерзало. Не сразу сообразив, от чего ткань брюк дергается, выдержав с холодным презрением хихиканье сидящей рядом сокурсницы из Райвенкло, имя которой он совершенно не помнил, Малфой сунул руку в карман и извлек оттуда маленький вредноскоп, который захватил на всякий случай. Похожая на волчок, размером с катушку ниток, вещица, предназначенная для того, чтобы предупредить, если с ребенком что-то не так, вертелась как юла, угрожающе искрясь изнутри. Едва дождавшись конца занятий, Драко вихрем вылетел из-за парты и под удивленные взгляды, сопровождающие его на протяжении всего пути, снова, как и в обеденный перерыв, понесся в свою комнату. Лежа на полу манежа, Лидия горько плакала, покраснев от натуги и перекатываясь с боку на бок. Испуганно подлетев к ней, Драко попытался успокоить девочку, но та все не замолкала. Бубенчики, игрушки были отвергнуты, попытки покормить, напоить, покачать, пощекотать, не давали никаких результатов. Содрогаясь всем телом, ребенок выл в голос, заставляя Драко радоваться лишь одному, он очень предусмотрительно наложил на комнату звуконепроницаемое заклятие. И только потом до него дошло. Рванув в ванную, Малфой стащил с Лидии совершенно грязную одежду и охнул. Начиная с поясницы и заканчивая сгибом коленок, вся кожа сзади покрылась раздражением, волдырями и покраснела так, что попа была теперь одного цвета с зареванной мордашкой. В панике, совершенно не зная, что с этим всем делать, Драко испросил совета у книжки и, прочитав ответ, содрогнулся. Пособие было полно сюрпризов и выразилось теми словами, которые традиционно считаются непечатными. В целом, тирада сводилась к той мысли, что даже регулярного отчищающего заклинания мало для должного ухода за ребенком. И вообще, не помешает купить горшок! В пятницу Драко ждал очередной
шок. Книга предупредила, что молодому растущему организму часто некуда
девать энергию, поэтому стоит убрать от ребенка все колющие, режущие,
воспламеняющиеся, способные сломаться, разорваться, навредить малышу предметы.
Что и было сделано. Уходя на занятия, Драко оглядел комнату. Полный порядок,
Лидия на месте, сидит в своем загоне, укает, люлюкает, издает иные потешные
звуки, вертя в руках подушку, выводящую заунывные мелодии. Все в норме,
вредноскоп с собой, волноваться есть о чем, это уже неизбежно, но, кажется,
он все предусмотрел. Вздохнув пару раз, Драко решительно прикрыл за собой
дверь и отправился на занятия. А потом вернулся. И увидел. - Вандал! - опешил Драко. "Не пойман, не вандал", - словно убеждало его ангелоподобное существо, увлеченно обхватившее свою пятку и потянувшее ножку ко рту, что собственно и получилось. Зубы захватили носочек и стянули одежку с ноги. - Оригинальный способ раздеваться! У тебя, случайно, не Поттеры в родственниках? Тот зубами снитчи ловит, ты носки снимаешь. Сговорились вы с ума меня свести. Давай сюда лапу. Сначала будем кушать, потом купаться. В субботу, его дверь с утра пораньше была едва не снесена оглушительными ударами. Вздрогнув, Лидия проснулась и, не успев толком открыть сонные глаза, трубно завыла, испугавшись неожиданных громких звуков, сопровождаемых отборной бранью и угрозами расправы. Под дверью вопила Паркинсон, под боком ребенок. Чуть ли не сходя с ума от воцарившейся какофонии, Драко, разозленный донельзя, слетел с кровати, на удивление привычно подхватил Лидию на руки, шагнул в сторону ванной, прикрыв за собой дверь так плотно, чтобы впускать как можно меньше звуков, и, еще толком и не проснувшись, стал покачивать девочку плавно и ритмично, нашептывая ей нежные, успокаивающие слова. Не то, чтобы удары были такими уж громкими, дверь срывалась с петель, а брань казалась непривычной его слизеринскому уху. Вовсе нет. Любой другой посторонний человек назвал бы это требовательными попытками воззвать к совести Драко, редкий случай, когда Паркинсон вспоминала вслух о совести. Такое поведение можно было бы понять, если при этом не находиться на месте Драко. Но он прибывал именно на своем месте и безумно злился на Пенси, пытаясь утихомирить дитя. Рассеянно гладя Лидию по волосам, стирая тыльной стороной ладони ручейки слез и пытаясь отвлечь утешающим шепотом, он то и дело посылал проклятья в адрес разъяренной девицы, непростительно долго стоявшей под дверью. Наконец воцарившаяся по прошествии минут двадцати тишина, вырвала у Драко вздох облегчения. - Ну вот. Все, все, все. Тихо... Тихо. И Лидия стихала, вслушиваясь в слова и глубоко вздыхая. - Ох-ох-ох, - грустно возвестила она тоже шепотом, словно старушка, от чего Драко счастливо рассмеялся и, не вполне отдавая себе отчет в том, что делает, чмокнул девочку в висок. Позже, когда Малфой спустился, Паркинсон демонстративно, несколько раз кряду громко фыркнула, "случайно" натыкаясь на него взглядом, и отворачивалась с пренебрежительным выражением лица. Такое поведение продолжалось бы до бесконечности, если бы Забини не поинтересовался, не аллергия ли у нее. Если да, то пусть отсядет подальше. Фыркнув в последний раз слишком громко и, видимо от переполнявшего ее негодования, особенно слюнно, Пенси, к облегчению Драко, удалилась прочь, напоследок кинув ревнивый взгляд в сторону робко, в пониманиях слизеринского факультета, подошедшей к нему первокурсницы. Практически все воскресенье
прошло в комнате. Драко выходил лишь пару раз, и то, ненадолго. Совершая вечерний обход коридоров школы, Драко не переставая, размышлял над сложившейся ситуацией, пытаясь найти выход из нее. В конце концов, совместить должность старосты факультета, учебу, в принципе, и уход за годовалым ребенком было просто не возможно. К тому же, надо было сделать так, чтобы о существовании Лидии не знала ни одна живая душа. Но на то он и был Драко Малфоем, чтобы, решив что-то для себя, обязательно этого добиться. К концу обхода у слизеринца уже был план. Оставалась лишь одна проблема. Для его осуществления надо быть крайне, стопроцентно убедительным. Привычно усмехнувшись, парень огляделся вокруг и только сейчас заметил, что стоит рядом со статуей одноглазой ведьмы. Щелкнув изваяние по носу, он подмигнул ей на прощание, направляясь в сторону подземелий Слизерина. - Увидимся. *** Драко неторопливо спускался
по лестнице по направлению к Залу, как вдруг до его ушей долетела жаркая
дискуссия, развернувшаяся прямо за углом. *** - О, мама-аааооо... - Измотался, бедняжка, - ладонью прикрывая брату отчаянно широкий зевок, пояснил присутствующим Джордж. - Ну-с, что у нас тут на завтрак? - Загляни в глотку Фреду и увидишь, - не поднимая головы от расписания, пробурчала Гермиона. - Что это с ней? - изумился Уизли. - Новый преподаватель по Защите. - А, Грисп, ну и как вам? - Ничего хорошего. Нудный, как депрессующий флобберчервь, и такой же противный. И бу-бу-бу, и бу-бу-бу. Ничего не слышно, ничего непонятно, диктует быстро, только успевай записывать, - отхлебнув немного сока, поделился Рон. - Причем все это есть в учебниках. Когда Герми ему об этом сказала, снял 5 баллов с факультета, - поддержал беседу Гарри, жестом подзывая Джорджа на свободное место рядом с собой. - Невиллу тоже досталось. За неграмотность. - Это ново, - рыжая бровь поползла вверх. - Да... О-ой, - неловко развернувшись и зацепив солонку, басовито всхлипнул Невилл. - Ничего-ничего, - всполошилась Джинни, ухватив щепотку соли из высыпавшейся на стол горки и кинув Лонгботтому через левое плечо. - А остальное уберем. Пытаясь снова повернуться, чтобы поблагодарить Джинни, Невилл на этот раз задел полупустой графин с тыквенным соком ядовито-оранжевого цвета, но Рон вовремя подхватил посудину и спас уже слегка заляпанные скатерти. - Он ходит между рядов и проверяет, все ли мы записали. Заглядывает через плечо в пергамент. Нашел у меня орфографические ошибки. Три! И снял баллы. "Мой предмет достоин того, чтобы вы хоть немного задумывались, что и как пишете", - протянул монотонно Лонгботтом. - Хуже Снейпа. - Невилл?! - Я серьезно. Так мы вообще ничему не научимся, - сконфузившись, пробормотал парень и принялся излишне пристально вглядываться в окна под потолком, из которых обычно появлялись совы. - А у вас что, разве не было еще Защиты? - наконец оторвала голову от пергамента Гермиона. - Была, - радостно объявил Джордж. - Нас на ней не было. - Ооооууу... МакГонагалл вызвала. Отпросила нас обоих, - снова оглушающе зевнув, дополнил второй близнец. - Давала установки на семеээээстр. Тьфу, да что такое? - Это называется недосып. А что за установки? - Конфиденциальная информация, - скорчил хитрющую гримаску Фред. - А вон и Криви. К нам, между прочим, направляется. - Если это для очередных снимков, я умру. Или убью его, - пообещал Гарри. - Привет всем! Привет, Гарри! Не возражаешь? - сияя улыбкой, подошел к ним Колин. За его мантией смущенно прятался маленький худенький мальчик. - Садись, Колин, - кивнул Гарри и подвинулся. - Ой, спасибо. Это Дениэл, - представил гриффиндорец, своего еще больше смутившегося приятеля) - Здрасти. - Денни, это Гермиона, Рон, Джинни, Фред, Джордж, ты его знаешь - он староста, Невилл. А это - Гарри Поттер. Вот о нем я тебе и рассказывал. - Привет, Денни, - хором отозвалась компания. - Здрасти, - еще раз повторил мальчик и принялся усердно рассматривать мозаику на полу. - Иди, Денни, садись. Ты уже завтракал? - мягко улыбаясь, предложила Джинни и протянула ему на встречу руку. - Он на первом курсе. Из магглов. Жил до этого в детском доме. И семьи у него совсем нет. Представляете, каково это? Жить себе жить, и ни слухом, ни духом, что ты волшебник! Когда пришла сова из Хогвардса, Денни чуть в обморок не грохнулся, клянусь! - втискиваясь между Гарри и Фредом, тараторил Колин. - Так вот. А! О! "Ежедневный Пророк"! Чей? Можно? Фыркнув, Гермиона протянула болтуну свернутую газету, наблюдая, как с энтузиазмом ухватив издание, Колин принялся жадно рассматривать страницы, перелистывая их одну за другой, и на миг перестав посвящать всех собравшихся в грустную историю нового ученика Гриффиндора. - "Новый выводок сов оправдал все надежды". Угу... принципиально новая порода... а-а-а... у-гу-гу... перьевой покров... защитные свойства... ну да... разработчик - Персиваль Уизли. Делать им нечего в Министерстве, - резюмировал он. - Нашли, о чем писать. - Нудьга, - согласился Рон, стараясь не засмеяться во весь голос. - Так вооот. Пришла, значит, Денни сова... Что? Что такое? Громкий смех прокатился по Залу. - Ты так говоришь, словно сам там жил и всех этих сов получал вместо Денни. - Талант, - охал Гарри. - Корреспондент, - вторила ему Джинни. Смеялся даже сконфуженный мальчик за столом. - Не буду я вам ничего рассказывать, - насупился Колин и треснул газетой по столу. - Все в порядке, не ершись. А ты, Денни, привыкай, он всегда такой, - пододвигая мальчику тарелку с едой сказала Гермиона. - Ммм... Спасибо. Гарри с интересом посмотрел на молчаливого мальчика. - Я тоже жил до этого у магглов. - Правда? - Да. И у меня тоже нет родителей. - Колин рассказал. Он много говорил, но я почти ничего не понял, - слегка приободрившись, сказал первокурсник. Гарри открыл было рот, чтобы что-то ответить мальчику, но тут Джордж хлопнул в ладони и, одарив всех суровым взглядом МакГонагалл, произнес, передразнивая ее же тон. - Господа гриффиндорцы, не пора ли нам всем идти на занятия? Еще немного и вы все опоздаете. Надеюсь, вы понимаете, что предпочтительно не терять баллы, даже если ваше разгильдяйство для вас более чем упоительное занятие? - Покатило, - заулыбался Рон. - И вы говорите, что я быстро вхожу в роль мамочки? Полюбуйтесь-ка. - Что у нас? - Сдвоенные Зелья. - У меня Трансфигурация, я отведу Денни в класс по дороге, - возвестил Колин. - Нет, я староста, я и отведу. Шагай на Трансфигурацию. А то МакГонагалл покажу. - Пощади, - прикрылся Криви и подхватил сумки. - И что ты так в него вцепился? - по дороге из Зала тихо спросил Гарри. - Бедняга, - тоже шепотом ответил Колин. - Ему в этом детдоме, похоже, несладко пришлось. - Стоп. А куда Невилл подевался? *** Если бы хоть кто-нибудь повнимательнее присмотрелся к Невиллу Лонгботтому, то этот кто-то непременно уловил бы, что с ним творится что-то неладное. Странное что-то. Но по необъяснимому стечению обстоятельств такого человека не нашлось не то, что в Гриффиндоре, но и во всем Хогвардсе. Никто не заметил, что, в общем-то, не очень разговорчивый Невилл последнее время стал необычайно, даже тревожно тих, потому что именно в этот момент тем, кто его окружал, надо было как раз побыть в тишине или наоборот, оглушительно пошуметь, а тут, как известно, не до молчаливых приятелей. Ни один человек не обратил внимания на то, что гриффиндорец стал бросать частые задумчивые взгляды на слизеринский обеденный стол в Большом зале, потому что в этот самый момент кто-то обязательно опрокидывал тарелку себе на мантию, обсуждал домашнее задание, просил у сокурсников списать, сравнивал понравившихся мальчиков и девочек, спорил, горланил, жевал, давился и стучал подавившемуся по спине. Никто не уловил этих странных взглядов и на сдвоенных со Слизерином занятиях, и все по тем же самым причинам. И нельзя сказать, что никому просто не было дела до Невилла. Вовсе нет. Его однокурсники, пришедшие к выводу, что задумчивый и молчаливый Невилл просто мучается от неразделенной любви, могли бы заметить, что все же поведение друга с неудачами на личном фронте не вяжется. Но случилось так, что на эти странности никто не обратил внимания. Лишь один раз, нетерпеливо распечатывая письмо, которого ждал вот уже два дня, Лонгботтом уловил на себе внимательный взгляд Гермионы и, неловко улыбнувшись, одними губами, чтобы не прерывать жаркий спор Гарри и Джинни, произнес: "Бабушка". Гермиона понимающе улыбнулась и вернулась к спору друзей. А Невилл, глубоко вдохнув, раскрыл опущенное почти под стол, чтоб никто не мог даже мельком прочесть, письмо. "Невилл, дорогой!
- Значит, была заметка... - Что? - Ничего-ничего. - Он даже не понял, кто его спросил. Поспешно встав из-за стола, Невилл направился в библиотеку. До начала занятий было еще около двадцати минут, а в такой ранний час вряд ли кому-то понадобится рыться в книжных полках. Невилл Лонгботтом чувствовал себя сыщиком, раскрывающим на редкость интересное и запутанное дело. С тех самых пор, как его угораздило едва не опоздать на поезд, паренек не мог выкинуть из головы произошедшее на платформе. Мчась на всех парах к поезду и, только убедившись, что успеет, он позволил себе замедлить шаг и немного отдышаться. В запасе было еще почти десять минут. Нырнув в толпу, протискиваясь и поминутно извиняясь, он с огромными усилиями прокладывал себе дорогу к вагону, как вдруг оказался на совершенно свободном пятачке, в центре которого стояли два чемодана и корзина поверх них. Поставив свою кладь, которую пришлось тащить собственными руками, так как удобные тележки ко времени его прибытия были все разобраны, Невилл сел на багаж сверху и перевел дух. Потихоньку толпа схлынула, и он оказался практически единственным на перроне. Провожающих в этом году было на удивление мало, только в другом конце поезда, в окна вагонов, предназначенных для первогодок, старательно махали руками и выкрикивали прощальные слова встревоженные родственники. В радиусе же двадцати шагов было совершенно пусто. Только Невилл и чемоданы. Он ни за что не стал бы открывать чужие сумки. Не было у Невилла такой привычки, лезть в вещи, которые ему не принадлежали. Разумно предположив, что за всей этой суматохой и неразберихой, кто-то просто забыл свою поклажу, гриффиндорец собирался просто захватить ее с собой, чтоб уже в Экспрессе разобраться, кому это принадлежит. Он бы так и сделал, но именно в этот момент корзина вздрогнула, покачнулась и едва не свалилась с крышки чемодана. Часы показали без двух минут одиннадцать и подмигнули ему, на мгновение сощурив цифру 3. Отрешенно кивнув им в ответ, Лонгботтом подошел к чужим вещам, решив, что в корзине заперто чье-то непоседливое животное, кот, например, снял ее и поставил на землю. Сначала надо было быстренько занести хотя бы в коридор вагона свой багаж, а потом этот. Справившись с первой задачей довольно быстро, он взглянул на часы - еще полторы минуты - ухватился было за гладкие дорогие ручки и застыл. На металлической пластине каждого чемодана были выгравированы две буквы. Д и М. Мысль о ненавистном слизеринце была первой, пришедшей ему в голову. Попытавшись сопротивляться ей и успокоить самого себя тем, что в Хогвардс могли поступить и другие ДМ, он снова схватился за ручки, но не сделал в сторону поезда ни шага. Затем, решительно оставив чемоданы в покое, вытащил палочку и направил на корзину, в которой явно находилась какая-то гадость особо крупных размеров, способная натворить дел в Хогвардсе. Ничего иного, кроме как гадостей, от Драко Малфоя Невилл и не ждал, поэтому совесть его была почти чиста. К тому же у Малфоя уже было одно животное, точнее птица, злющий и крайне агрессивный филин, а вот совести, в отличие от Невилла, у него не было вовсе. Зато у Малфоя в корзине был живой настоящий ребенок. *** - Невилл, Зелья, - едва не сбив его с ног, гаркнул пробегавший мимо Томас, выводя Лонгботтома из раздумий, заставляя бежать по лестницам вниз быстрее, чем он мог бы себе это позволить при своей комплекции. Раньше он боялся упасть с лестницы и покатиться кубарем вниз, отбивая круглые бока. Теперь он боялся нечаянно столкнуть и покалечить кого-нибудь другого. Ни неожиданно гигантский рост, которым его наградила природа, скрывший всю нескладность его фигуры, ни постоянные летние упражнения под зорким бабушкиным присмотром, неуклюжести не убавили. Влекомый цепко ухватившим его за рукав мантии Дином, гриффиндорец едва успевал перебирать ногами по норовившим в любую минуту подскочить или вовсе исчезнуть ступенькам, которые он ненавидел с первого курса обучения. Впрочем, как и... "Невилл, Зелья". Конечно, Зелья. Предмет не то, что не любимый - ненавистный. Все колбы, ингредиенты, котлы и рецепты были чуть ли не главными врагами Лонгботтома, отравляющими его существование в соответствии с названием предмета. Зеееелья. Произносить это слово следует как ругательство, слегка приоткрыв и растянув губы так, что их уголки сами ползут вниз, придавая голосу пронзительные, протяжно екающие передергивающие от омерзения интонации. Таким же манером произносится и другое слово, едва ли не ругательство. Снээээээйп. После этого непременно надо тряхнуть головой, как бы сбрасывая все пакостную нагрузку, которую несут на себе эти два слова. Но это после. А пока надо бежать, чтобы ворваться в класс быстрее, чем профессор успеет закрыть за собой дверь, обводя учеников таким взглядом, что хочется, пискнув, забраться под стол. Но с некоторых пор и это стало переносимым. И, как ни странно, благодаря еще одному общегриффиндорскому ругательству. Малфой. Найдя взглядом светловолосую макушку, уже склонившуюся над пергаментом, Невилл удовлетворенно кивнул и, воспротивившись Дину, пытавшемуся сесть на второй ряд, потащил его за самую последнюю парту аудитории, сидя за которой можно увидеть все, чем занимается слизеринец, а заодно, как можно меньше попадаться на глаза профессору Снейпу. Выслушав недоуменное фырканье Томаса и разложив вещи на парте, Невилл уткнулся в учебник и, бросив украдкой взгляд на Малфоя, снова вернулся к воспоминаниям, не дававшим ему покоя. В тот вечер, первого сентября, лежа в тишине в спальне для мальчиков и прислушиваясь к глубокому ровному дыханию давно видящих десятый сон товарищей, Невилл размышлял над тем, как все это произошло. Он до последней секунды не верил в то, что заклинание сработает безотказно. Он был уверен, что на корзину наложены прочные чары, что палочка дрогнет, что он неправильно произнесет заклинание, что в корзине просто ничего не окажется. Но замок открылся, и взору Невилла предстало то, что он меньше всего ожидал увидеть. В глубине корзины лежало маленькое большеглазое дитя и глядело на него серьезно и с укором. Возможно, они бы так и смотрели друг на друга, застыв словно скульптурная группа, но, увидев незнакомое лицо, ребенок, не раздумывая, взвыл от страха. Невилл, и сам, испугавшись не на шутку, поспешно захлопнул крышку и потрясенно уставился на часы. Без одной минуты одиннадцать. Что делать? С этим? Направив палочку сначала на один, а затем на второй чемодан, Невилл был ошарашен пуще прежнего. Обе сумки были до отказа забиты детским вещами. Он не знал, правильно ли поступает, не имел ни малейшего понятия, как бы можно было поступить еще, не мог себе представить, как отнестись к тому, что Малфой везет в Хогвардс ребенка, да еще и таким странным способом. На мгновение Невилл снова вернулся к той мысли, что багаж мог относиться к кому-то другому, но что-то внутри отчаянно сопротивлялось такому объяснению, несмотря на то, что оно звучало разумней, чем, то, что дитя принадлежало слизеринцу. Не прекращая перебирать возможные варианты, Невилл щелкнул замками, снова запирая отомкнутые крышки, подхватил вещи и, пыхтя и отдуваясь, в последний момент вскочил на ступеньку вагона. Сумки действительно принадлежали Драко Малфою. Невилл окончательно убедился в этом, когда, подойдя к новому старосте Гриффиндора, чтоб сообщить о забытом багаже, услышал шум и яростный крик слизеринца, отчаянно прорывающегося сквозь группку людей, не придумавших ничего лучше, чем делиться впечатлениями о проведенном лете прямо в коридоре. Распихав локтями болтавших, Малфой резко затормозил и уставился на него, в этот самый момент громко осведомившегося: "А кто забыл багаж на платформе?" Таким слизеринца он еще не видел. Поначалу показалось, что Малфой взбешен, но это если не смотреть ему в глаза, переполненные, нет, не страхом, паникой и отчаянием. Именно эти странные чувства, мелькнувшие в глазах Малфоя, навели на мысль, что в корзине лежит его отпрыск. В конце концов, такое вполне могло произойти, учитывая, что блондин был весьма популярен среди хогвардских девушек, но воспринимать врага, как заботливого папашу, ум отказывался наотрез, даже в сочетании с двумя чемоданами детских вещей подобное выглядело абсурдом. С другой стороны, слизеринец был сыном Упивающегося Смертью, и, хотя этот факт доказан не был, Невилл в этом ни на минуту не сомневался. А от сына слуги Того-Кого-Нельзя-Называть можно и нужно было ждать самых ужасных и отвратительных поступков, вплоть до похищения и укрывательства детей. Собственно эта мысль и заставила Невилла припомнить недавно услышанный, очень встревоживший бабушку и самого Лонгботтома разговор и натолкнула на решение написать миссис Лонгботтом письмо в надежде разузнать побольше о тревожном происшествии. С каждой минутой, часом, днем Невилл все больше погружался в разрешение этой загадки и остановиться уже не мог. Как не мог объяснить, почему он промолчал и ни словом не обмолвился ни с одним из друзей о своем удивительном открытии. Если бы он знал, к чему приведет это расследование, он бы ни за что не полез в это странное запутанное дело. Когда-нибудь, сидя рядом со своими друзьями около уютно потрескивающего камина и оглядывая их задумчивым взглядом, он ужаснется мысли, которая внезапно посетит его, а что бы было, если бы он тогда не оказался рядом с корзиной, которая шевельнулась именно в тот момент, когда Невилл бросил на нее свой заинтересованный взгляд? *** Он все-таки добился своего. Уговорами, объяснениями, весомыми аргументами, лучшим из которых было, как ни странно, упоминание о Грейнджер. Выслушав его, профессор Снейп, наконец, утвердительно кивнул головой и пообещал, что поговорит с Дамблдором. "Примерный срок - неделя", - сообщил профессор и, наконец, отпустил его едва заметным кивком. Сдержанность и самообладание декана факультета всегда были предметом восхищения и зависти Малфоя. На протяжении первого курса обучения он старался подражать своему почти что кумиру, но выходило, похоже, скверно. На втором курсе один из шестикурсников, криво усмехаясь, на всю гостиную объявил его мелкой пародией на Снейпа, подняв Драко на смех перед всем его факультетом. Больше он не пытался. Покинув подземелье и быстро шагая по направлению к Большому Залу, планируя на протяжении пути свои дальнейшие действия, он и не заметил, как стремительная походка, четкий шаг и серьезный задумчивый взгляд сотворили то, чего он добивался с первого дня, как в холодный кабинет Зельеделья впервые вошел самый суровый преподаватель Хогвардса. Около обширного табло у входа в Зал, фиксировавшего очки, толпились и недоуменно перешептывались в основном студенты его факультета, если не считать пары гриффиндорцев. Подойдя ближе, Драко протиснулся вперед и уставился на доску. Райвенкло лидировал. Следом за ним шел Хаффлпафф и уже потом Слизерин, оставляя на последнем месте вечно соперничавший Гриффиндор, напротив которого горела цифра три. Всего три балла. Еще с утра лидировавший факультет Малфоя имел чуть больше - пятнадцать очков. - В чем дело?- обернувшись к третьекурсникам и буравя их взглядом, спросил Драко. - Двое первогодок подрались и разнесли в ошметки аудиторию профессора Бинза, - недовольно ответил подросток. - Чертов Гриффиндор! - Заткнись, ты! Ваш полоумный первый начал! - фыркнул, обернувшись, один из стоявших. На его груди поблескивала эмблема с изображением льва. - Не влезай не в свой разговор, грязнокровка! - Молчать!- рявкнул Малфой, не дожидаясь, когда развернется очередная драка. - Не двигайся с места, если не хочешь узнать, можно ли получить отрицательный результат, - угрожающе прошипел он, встав напротив едва ли не набросившегося на обидчика гриффиндорца. Кто-то из друзей, мигом выступивших вперед и окруживших оскорбленного парня, не спуская глаз со своих врагов, потянули его за мантию. - Пошли отсюда. Они не стоят того, чтобы с ними связываться. Парень кивнул и позволил себя увести. - Кто из наших? - проводив студентов глазами, осведомился Драко, глянув на третьекурсника. - Не знаю я его фамилии. Кудрявый такой, - пожал плечами парнишка и, развернувшись, пошел прочь от табло. Влетев в гостиную и, под заинтересованными взглядами стремительно пересекая ее, Драко ворвался в одну из спален. В комнате было темно и холодно. На какой-то момент ему показалось, что в спальне пусто, и он уже собирался уйти, как в дальнем конце за задернутым пологом послышался сдавленный всхлип. Отдернув тяжелую ткань балдахина, Малфой нашел за ней скрючившегося в неудобной позе Элиота, испуганно вскинувшего на него глаза. - Что произошло? Мальчик ничего не ответил и только продолжал затравленно смотреть на него. Рассеченная нижняя губа предательски дрожала. - Я спросил, что произошло? - Я... я подрался, - откашлявшись, вымолвил Элиот. - И? Снова молчание. - Ты всего неделю в Хогвардсе и уже умудрился сделать так, что факультет потерял из-за тебя тридцать баллов! Я хочу знать, как это случилось. Уткнувшись лицом в колени, Даркгифт заплакал. - А вот теперь я хочу знать, по какому недоразумению ты попал в Слизерин? - скривившись, бросил Малфой и облокотился на подоконник, скрестив руки на груди. - Ну? Я жду. - Я подрался с Джойсом, - наконец выдавил из себя Элиот. - Кто такой? Из-за чего подрались? Почему именно драка? И почему баллы сняты с тебя тоже, а не только с него? Элиот вздрогнул и посмотрел на Драко взглядом, полным такого сожаления и самоуничижения, что старосте стало не по себе. Он едва удержался от того, чтобы не отвести глаза. Однако суровая складка у губ разгладилась, смягчая гримасу брезгливости. Судорожно вздохнув и утерев слезы, Даркгифт начал свой рассказ. *** - "Справочник самых известных пророчеств тысячелетия", "Системы и методы подбора деструктивных заклинаний 4-го уровня", "Практическая анимагия за 5-тый курс в вопросах и ответах", "Паранормальные магглоявления. Комментарии". - Что-нибудь еще? - Пока все, - свернув список и спрятав его в карман мантии, заверил Драко и охнул под весом внезапно свалившейся ему на руки стопки книг. - Последняя книга в третьей секции. - Хорошо, - окинув недобрым взглядом библиотекаршу, процедил Драко и направился к забитым полкам. Не глядя с грохотом сбросив груз на первый попавшийся стол, он отряхнул руки, краем глаза заметив какое-то резкое движение по правую руку от себя, и обернулся. За столом сидел Лонгботтом, судорожно закрывавший разложенные перед ним книги. Впопыхах пытаясь скрыть от глаз Малфоя подшивку "Пророка", накрыв ее захлопнутыми перед носом у Драко учебниками, он старательно подровнял стопку книг, развернув корешками к себе, и метнул встревоженный взгляд на слизеринца. Одна из них все же оказалась повернутой, и блондин без труда разобрал перевернутую вверх ногами надпись "Паранормальные Магглоявления. Комментарии. Автор А. Кашпировский". Как раз то, что ему было нужно. Он перевел взгляд на застывшее в напряжении лицо Невилла, наблюдая за странной реакцией парня, Драко все силился понять, почему его это беспокоит. Внутри поселилось чувство чьего-то присутствия. И тревоги. Ниоткуда, просто так, словно зверь на мохнатых когтистых лапах закрался внутрь и задумчиво прикусил душу изнутри, слегка, не больно, просто предупреждая: "Грядет…" Что грядет, чего бояться, от чего бежать и чем спасаться, Драко так и не знал. Хотелось рвануть, что есть сил из библиотеки и бежать, не оглядываясь, забыв про книги, но ноги приросли к полу, и он остался на месте. Невидимая хищная пасть снова приоткрылась и запустила клыки в местечко рядом с сердцем, распространяя по телу дрожь из смеси страха и удовольствия. Волны, слишком мягкие, чтобы вызвать омерзение, слишком тревожные, чтоб не вызвать страха, докатились до желудка, аккуратно обволокли и потянули его вниз. Лицо запылало. Предчувствие. Такие ощущения возникают перед тем, как отец, чеканя полное имя, подзывает его к себе. Он еще не знает, что его ждет, но, подходя ближе, судорожно перебирает, есть ли причины для наказания. Предчувствие. Пока не поймешь, в чем же дело, нутро охвачено мазохистской истомой. *** - Меня светлое полнит, - вывел из оцепенения знакомый голос. Обернувшись, Драко отыскал взглядом обладательницу знакомых нарочито кокетливых ноток в голосе. Так и есть. Снова на арене. Склонившись над свежим номером "Ведьмополитена", в глянцевый лист журнала остервенело тыкала указательным пальцем Паркинсон. - Тебя все полнит. Жрать меньше надо, - грубо оборвала ее Булстроуд. - Ты же обширная как слон. - Зато ты как сушеный соплохвост, - парировала Пенси, многозначительно оглядев Миллисенту с ног до головы и шепотом добавив: - Смотрит? - Смотрит, - быстро кивнула слизеринка, не отрывая слишком пристального взгляда от Драко, едва сдержавшего стон. Стало тошно. От глупости, грубого приторного кокетства, ежедневных мелких уловок, постоянного преследования, наконец, упрямого непонимания. Почему бы всем этим пустышкам не оставить его в покое? Почему бы вообще не ослепнуть, им, смотрящим на него? Что за мерзость - глаза, в которых все заканчивается зрачками, а за ними пустота? В паре пуговиц, крест на крест пришитых на плюшевых мордах игрушечных мишек, было больше чувств, чем во взгляде слизеринки. А есть другие. Те, в которых плещется гнев, презрение, ненависть, такая же, как и его. Словно, чтоб подтвердить свои мрачные мысли, Драко снова повернулся к столу и вцепился взглядом в Лонгботтома, все так же сжимавшего стопку книг. "А у него глаза светлые, как мои. И смотрят с теперь уже с вызовом. Настоящие", - внезапно ощутив облегчение, подумал Драко. Мимо, хихикая, пробежала стайка первокурсниц. Нахмурившись, он все смотрел на Лонгботтома. Что-то ему от него было нужно, но вот что, блондин вспомнить не мог, как не старался. В затянувшемся напряженном молчании, в дуэли взглядов победу одержал Слизерин. Пряча словно пульсирующий румянец на щеках, Невилл снова опустил голову. "Безобидный гриффиндорец", - улыбнувшись про себя, отметил Драко и внезапно вспомнил, что ему было нужно от мямли. - Ассио учебник, - почти пропел он, направляя палочку на нужный фолиант. "Магглоявления" со свистом вылетели из стопки и плавно опустились в проворные руки ловца. - Ты..! Драко криво усмехнулся и пояснил: - Мне нужна эта книга. - Там на полке есть еще экземпляры, - звенящим от негодования голосом воскликнул Невилл. - Отсюда взять ближе. - Это... нечестно! - Да ну? Ох, как неудобно получилось. Действительно нечестно. Но ты ведь простишь меня, правда, а, Лонгботтом? А потом оторвешь свою задницу от стула и возьмешь себе другой экземпляр во-о-он с той полки, - кивнул Драко в сторону стеллажа, стоявшего неподалеку от стола, за которым разместились две слизеринки, и, обворожительно улыбнувшись, рассматривая направленный на него кончик невилловской палочки, добавил елейны голосом: - Десять баллов с Гриффиндора за попытку затеять дуэль. - Ох! - только и смог вымолвить Невилл. - Я же ничего... За что?! - Я сказал, за что. По-твоему, я должен был тебе эти баллы начислить? - Если бы я знал, что на перроне остались твои сумки, я бы и пальцем к ним не притронулся, гад! - А ты знал, что это мои сумки, раз разглядел инициалы на них, или я не прав? - Слишком поздно я их заметил, Малфой, - казалось, Невилл хотел сказать что-то еще, но внезапно одумался и закрыл рот. - Вот и правильно, лучше молчи. Ты некогда не был оратором. Вынужден тебя огорчить, за лето ничего не изменилось. Так что шагай к полкам, пока твой сраный факультетец не лишился еще пары десятков баллов. Хотя там же некуда! Теперь вы на нуле, так? Сметая одним широким жестом всю стопку учебников, а заодно и подшивку "Пророка" в свою сумку, Невилл сжал подрагивающие от ярости губы и, взвалив неподъемный рюкзак себе на плечо, зашагал в сторону книжных полок. "Отлично!" - поздравил себя Драко. Теперь оставалась самая малость. Присев за стол и раскрыв книгу, он искоса следил за гриффиндорцем, неуклюже протискивающимся между сидящей Паркинсон и полками, забитыми книгами до отказа. - Вингардиум левиоса. Фените инкататем, - без паузы наколдовал Малфой и не без удовольствие выслушал грохот от поднявшегося на доли секунды вверх, а, затем стремительно обрушившегося на развернутый журнал "Ведьмополитена" набитый учебниками рюкзак. Следом полилось бессвязное бормотание и каркающие вопли слизеринок. "Пора", - решил Драко и обернулся на шум. Наблюдая за попытками Лонгботтома собрать рассыпанные вокруг стола вещи, слизеринец, спрятав под согнутый локоть палочку, приготовился произнести еще одно заклинание, но этого не потребовалось. Не удержавшись на корточках, увалень потерял равновесие и плюхнулся к ногам Пенси с самым идиотским выражением лица. Едва сдерживаясь, чтоб не разразится гомерическим хохотом, Малфой призвал всю свою сдержанность и хмуро уставился на сотворенный им бардак. Если расчет верен, а он был верен, то Драко избавится от Паркинсон хотя бы на некоторое время. Надо лишь капельку гнева во взгляде. Вот так, чтоб она заметила. А теперь дать ей немного времени, чтоб сориентировалась и приняла это на свой счет. Состроить убедительную гримасу ревнивца, но не переигрывать. Смерить уничтожающим взглядом "соперника", дождаться проблеска мысли в ее глазах и можно идти, поджав губы, быстро, резко, не оглядываясь. Если бы Драко знал, что произойдет дальше, он бы не потрудился и пальцем пошевелить. Вся не слишком продуманная, полуспонтанная комедия, неоформившаяся до конца идея, как ни странно, возымевшая свой эффект, была практически ни к чему. Но Малфой был совершенно уверен, что даром предвидения не обладает, и, ощущая скверный мутный осадок на душе, отправился по своим многочисленным делам. Ему еще предстояло отвести Элиота к Филчу на отработку. А между тем, обстоятельства стекались едва ощутимыми ручейками в одну малую точку, грозившую со временем взорваться единой, оглушающей, беззвучной, сметающей все на своем пути волной. *** Агрессивное небо, пурпурное, в пронзительно чистых, прозрачных, как мазок акварельной краски по глянцевой поверхности бумаги, разводах искристо-желтого света, распахнуло настежь ворота горизонта, зазывая и маня: "Дотянись! Прикоснись! Сможешь?" "Нет..." "А вдруг?" "Не надо... Просто... не надо". "Зря", - нахмурилось небо тенью сероватой тучи. - "Завтра я снова разрыдаюсь". *** А уныние все не отпускало. С каждым днем Драко становилось все неуютней, все тоскливей. Все привычней. Само слово "привычно". Какое оно странное, глухое, веющее терпением и... и... Чем же оно веет еще? В себе хотелось ковыряться, искать, понимать. Он даже задавал себе какие-то вопросы, но спроси его кто-нибудь сейчас, а что же ты, дружок, сам у себя вопрошал, и он бы не ответил. Не помнил и все тут. Об ответах и помыслить не приходилось. От всего этого веяло какой-то странной потусторонностью, что смешило, да, смешило, но и пугало, изводило своей простотой и не-из-вест-ность-ю. Драко вывел, наконец, формулу, состоящую из одного икса. И посетило его ощущение, словно он сам это слово изобрел. Вымучил за эти несколько дней, прошедших со дня... А вот с какого дня это началось, Малфой уже не мог вспомнить. Казалось, ЭТО длилось вечно, началось мгновение назад и не закончится никогда. Где-то в теле опять ныла затаенная печаль и чьи-то слезы. Ох, не его, совсем не его. Драко понял это внезапно, вчера на завтраке, пробегая мимо слизеринского стола, тщательно следя за студентами младших курсов, то и дело бросая леденящие взгляды на малолеток, разом перехотевших шкодить, даже если вовсе этого не планировали. Пенс. Это была она. Встревоженная, тихая, какая-то не своя, слишком уж задумчива была слизеринка, слишком отрешен был рассеянный взгляд. Напряглась, погрузилась в невеселые раздумья, готовая расплакаться в любой момент. Как и он сам, внезапно ощутивший давящий ком где-то под ключицей. И слово. Фраза. "Не могу больше". И понимание, что он все еще может. А вот Паркинсон уже на грани. Еще чуть-чуть и... - Святая Моргана, какие страсти за гриффиндорским столом! Да ничего там особенного не творилось. Если не считать того, что между гриффиндорцами развернулся безобразный скандал с доказыванием друг другу чего-то, несомненно, глупого и не стоящего внимания, на тонах недопустимо повышенных. Драко покосился на преподавательский стол. Все молчат и внимательно наблюдают за происходящим. Директор в своей обычной манере сцепил пальцы в прочный замок и водрузил на них лохматый подбородок, сверкая легкой сумасшедшинкой из-за неизменных очков. МакГонагалл нервно барабанит пальцами по столу, но не двигается с места и изредка поглядывает то на Дамблдора, то на Снейпа, безразлично наблюдавшего за разбушевавшимися. Быстрый взгляд декана в сторону Драко, смутное подобие улыбки, саркастической и надменной. Малфой кивнул и отвернулся. Гриффиндорские потасовки между собой - это не его профиль. Повернувшись к сокурсникам, Драко снова глянул на побледневшую Пенси, и в груди заныло уж совсем не хорошо. Да в чем дело, черт побери?! Паркинсон, глядевшая через весь зал на спорящих остекленевшим взглядом, закусила дрожащую губу. "Да мое это дело! МОЕ!" - неожиданно громко и агрессивно возопил Лонгботтом. Пенси затравленно, почти неслышно взвизгнула и, опустив голову, стараясь не показать торопливость в своих движениях, смешно помчалась к выходу из зала. В груди у Драко заколотилось ее сердце. И он внезапно испугался. Испугался безумно, испугался того, что он, может быть, прав. Он совсем не хотел... А оно уже было, было с ним, было в нем. Бросив взгляд на преподавательский стол, он со стоном наткнулся на опустевшее кресло мастера Зелий и тоже помчался к выходу. Нагнав Снейпа в одном из коридоров, ведущих в подземелья, Драко, издалека окликнув декана, помчался еще быстрее, с каждым шагом приближаясь к застывшему профессору. - Профессор... Простите... - Вы последнее время часто бегаете, - перебил его Снейп с ехидным интересом. - Простите. - За что? За то, что вы позволяете себе носиться по коридорам, как дурной первогодка? - Профессор, люди могут чувствовать чужие эмоции? - выпалил Драко, не дав договорить декану. - Что? - Могут ли люди... И замолчал. Потому что надо было видеть лицо Снейпа в этот момент. Гримаса описанию не поддавалась. *** То, что произошло за несколько дней до этого, не знал в Хогвардсе никто, кроме тех, кто ведал о происходящем в стенах школы и за его пределами, буквально все, но молчал. По своим, понятное дело, соображениям. Если не брать в расчет этих обитателей, если просто предположить, что их не существует, то, как же тогда…? Как? Тот, кто впервые произнес: "У стен есть уши", наверняка учился в Хогвардсе. По крайней мере, слухи ходили именно такие. И если в первый момент, заслышав эту версию, человек мог запросто рассмеяться высказавшему гипотезу в лицо, то, зная Школу чародейства и волшебства не понаслышке, так сказать, изнутри, уже через некоторое время задумывался. Так бывает часто, некто выдаст фразу о чем-либо конкретном, а, в результате, выражение становится распространенным и общеизвестным. Кто был тот, кто предположил о подобном происхождении высказывания, не знает никто, равно как и о том, кто его впервые произнес. В одном сходятся многие поколения хогвардских студентов - Замок словно жив. Он обладает душой, он хранит многие тайны. Директор как-то намекал, что, возможно, он их и создает. Ну откуда, скажите на милость, взялся этот исчезающий туалет, которого еще двести лет назад не было и в помине? О тайне появления Покоев на Потребу пока не удалось узнать ничего. Даже приблизительное время их появления не установлено. Следовало бы упомянуть, что этой комнаты в старых магических чертежах нет до сих пор, в отличие от пресловутого туалета или нескольких жаднючих стенных шкафов, в которых пропадало все, что бы туда не положили. Они-то как раз, растолкав остальные помещения, самолично нарисовались, не сотрешь, на древних исчерченных пергаментах, столь широких, что в них можно было бы завернуть, упаковать и перевязать подарочной лентой с бантом двух Хагридов. *** Такого богатства, как сразу два Хагрида, в школе не было. По крайней мере, сейчас. На памяти Лонгботтома, равно как и в воспоминаниях ныне учащихся, был всего один случай, который вполне можно было прировнять к умножению великана на... ну, да, на два. Четвертый курс обучения, лично у Невилла ассоциировавшийся со многими потрясениями, начиная с довольно экстравагантного преподавателя Защиты от Темных Искусств и методов его преподнесения материала, заканчивая тем, кем он оказался. Проходивший в то время турнир тоже не давал покоя и по сей день. Невилл достаточно сильно переживал и болел за Гарри Поттера, ратуя ни столько за его победу, сколько за выживание, внутренним чутьем ощущая опасность, нависшую над героем факультета на протяжении всего действа. Где-то в глубине с того времени затаилось подобие обиды в сочетании с сожалением. И поддержать бы друга, да он, казалось, в этом не нуждается. В нем, Невилле, не было особой потребности. Чем старше становился сам Лонгботтом, тем острее он ощущал это отсутствие необходимости в нем. Но все же продолжал искать, неумело рыться в книгах, понимая, что с Гермионой в этом не поконкурировать. Не нашел, не помог, не сумел, поэтому и промолчал. А зачем говорить? Все равно Невилл оказался бесполезен. Но все же, все же, хотелось быть частью команды, хотелось, чтоб заметили, оценили приложенные усилия. Пусть впустую, без особого результата, но с добрыми намерениями. Так, колеблясь из стороны в сторону, то к досаде и обиде, то от них, одергивая себя упоминанием о не слишком-то значимых и впечатляющих достижениях в его жизни, коря себя за это, Невилл и шел дальше, в чем-то всегда один, хотя во многом и со всеми. Припоминая приятные моменты общегриффиндорских посиделок в гостиной с традиционным набором сладостей, сливочным пивом, за горами разложенных то там, то тут книг и пергаментов, наблюдая за друзьями. Вот он - четвертый курс, в его воспоминаниях. В комнате полно народу. Фред с Джорджем опять бубнят что-то, в уголке сидючи, Гермиона нервно крутит прядь волос. Запутала ее так, что хоть остригай, и теперь нетерпеливо дергает палец, стремясь выпутаться. Нервничает. И он, Невилл, тоже. Гарри с осунувшимся лицом, взглядом бежит по строчкам очередной из обширной стопки книги. Рон зевает вовсю. Что-то нашел и рассеяно шлепает раскрытой ладонью вокруг себя, особо не оглядываясь, по чему конкретно шарит рукой. При этом вяло спорит с Гермионой, монотонно поучающей без отрыва от чтения: - Рон, она - мадмуазель. - Какая разница? - не менее безэмоционально бурчит Уизли, уже оглядываясь по сторонам, и, наконец, находит то, что искал. - Дин, дерни меня за перо. Вон оно, на подлокотнике под Прорицанием торчит. Влево поверни голову. Ага. Спасибо. - Разница есть. Она не замужем. - Если так дело пойдет, то может и будет, - это Гарри, очень рад оторваться от скучного учебника и немного отвлечься. - Ой-ё, может не стоит. Вам не кажется, что от них двоих даже в Хогвардсе будет тесно? - Симус, это не наше дело. - А все равно интересно... - Гарри, читай! - Да, мамочка, - бурчит Поттер, но Гермиона это не слышит. Только Невилл. Он в чем-то согласен с Финниганом - двое "объятных" лишь друг для друга, по слухам, крутящих любовь - это нечто сродни потрясению, на которые так богат этот учебный год. Обсуждение, между тем, вяло продолжается. То там, то тут новые реплики, предположения, шутки, смех. И ему становится так хорошо, так уютно тут, в тепле, со всеми. И стыдновато за самого себя, такого неловкого, неуклюжего, еще Бог знает, какого. Накануне этих посиделок его опять дернули за шиворот, не дав попасть в одну из ловушек замка - псевдоэтаж, расположившийся чуть ниже гриффиндорского общежития, в целом, если смотреть с лестницы, очень похожий на вход в обитель факультета. Поговаривают, что ловушка, не иначе как магическим образом расположенная между двумя этажами, служит для того, чтобы заманить к себе незваных гостей. Поразмышляв на тему ее происхождения, славный факультет решил, что замок любит Гриффиндор, за что ему огромное спасибо. А может в свое время Годрик пошутил, кто знает? Вот только Невилл с завидным постоянством пытался сойти с лестницы именно на псевдоэтаже. Но без особого успеха. Кто ж даст другу пропасть в сумрачном коридоре, из которого невозможно выйти на протяжении нескольких часов? Ведь упрямые лестницы с надменным шелестом и поскрипыванием, в чем-то сродни похихикиванию, проплывают мимо, зови - не зови. Сидишь там, в полумраке часами, медленно вскипаешь. Кушать хочется, спать хочется, примоститься негде, уйти, кроме как тем же путем, каким туда попал, невозможно. А когда ступени, наконец, подползают, то, вырываясь на свободу, уже ничего не захочешь. Ни-че-го. Никаких пакостей, интриг и тому подобного. Конечно, если ты целился попасть во враждебный факультет. Если ты слизеринец, например. Коли поразмыслить, что такое для слизеринца, планирующего очередное широкомасштабное коварство, попасть в безвыходное положение? Жуть. На этой почве предположения о том, что Годрик таки пошутил, укрепляются. И вот, на пятом курсе Невилл, наконец, попал на пресловутый этаж, ибо был в гордом одиночестве, задумался и порядком устал под конец очередного суматошного дня. Что вполне объяснимо, осознав сей факт, чертыхнулся, огляделся, матернулся, пнул ногой деревянное резное ограждение, для порядка ругнул себя пару раз и приготовился ждать, долго, нудно, прекрасно зная, что придется ему провести в этом забытом Богом месте немало времени. Заодно есть возможность поразмыслить, а не ошиблась ли случаем шляпа, определяя его на этот факультет. Мысль, которая посещала юношу не один раз за время обучения. Следом, пока есть время, можно покумекать над тем, что не давало покоя с начала учебного года. А точнее, кто. Малфой и его секреты. Мало Невиллу было одной головоломки, связанной со слизеринцем. Случай сам, на блюдечке преподнес ему очередную тайну в виде младенца. Интересно, где Малфой его прячет? Куда дел? Зачем ему это все вообще? И тот ли это ребенок? На это-то, как раз, ничто пока не указывает, но что-то подсказывало гриффиндорцу, что он движется в правильном направлении. Порывшись в сумке, Лонгботтом выудил из нее несколько газетных вырезок и, для профилактики кинув взгляд на лестницы, разложил листы перед собой. Две статьи из "Ежедневного пророка": трехнедельной давности - одна и выпущенная полтора месяца назад - вторая, плюс заметка из "Ведьмополитена" и самая ценная, попробуй достань, полоса из "Таймс". Дополнением стало письмо от бабушки и пергамент, на котором Невилл впопыхах нацарапал все, что помнил из подслушанного в больнице Св. Мунго разговора. *** Странность номер раз: "Пророк" написал о магглах. Случай довольно редкий, откровенно говоря. Тем паче в таком ракурсе. Настоял Крайтер. Статейка невелика, расположена в самом конце номера, внизу полосы, но вот содержание у нее такое, что волосы дыбом. Странность номер два: с подачи того же Крайтера заметка опять-таки о магглах, размером меньше предыдущей. В некрологах ничего нет, уже просмотрел. Почти идентична тому, что поведала лондонская газета затертого, полуторамесячной давности выпуска. Точной даты, к сожалению, нет. Зато информации куда больше, кстати, не менее шокирующей. Повинуясь законам детективного жанра, Лонгботтом постарался найти все, что исходило от сотрудника Министерства и откопал статейку женском журнале. Спасибо дяде Энджи. Ничего особого, кроме повествования на тему маггловской религии, в тексте нет, но что-то же там было! Должно было быть. Ладно, это потом. Заковырочки, слишком уж ладные, для того, чтобы существовать просто так, без всякого на то смысла. - Странность номер три, - бубнил гриффиндорец. - Что за звук? Из темноты коридора донесся жалобный стон. *** - Сегодня мы поговорим о зеркалах, хотя я и против того, чтобы посвящать вас в столь опасную для таких остолопов, как большинство присутствующих здесь людей, тему. - Зеркала, профессор? Класс зашумел на столько, на сколько было бы позволено шуметь на уроках Зельеделия. Скорее это можно было сравнить с общим удивленным и ошарашенным вздохом. Да, примерно так и было. Вопрос же осмелился задать слизеринец. - Я что заикаюсь? - Не... Нет, сэр. - Тогда не переспрашивайте меня. Мы посвятим зеркалам один урок и больше к этой теме не вернемся, так что те, у кого хватит умственных способностей если не понять, то, по крайней мере, послушать, возможно, извлекут из этого не малую пользу. Искренне рад лишь одному, многие не усвоят из материала ни слова и тем самым не принесут со свойственным им умением неприятностей окружающим, - слегка взмахнув тощей длиннопалой кистью и следом скрестив обе руки на груди, профессор Снейп выразительно уставился на вытянувшегося как звенящая от напряжения струна Гарри Поттера. - Итак, о магическом свойстве зеркал знают даже магглы. Директор посчитал досадным упущением, что вы останетесь в неведении. Так, многие из зеркал служат порталами... - Магглы знают о зеркалах? - Еще раз меня перебьете, Булстроуд, и вы отправитесь выяснять о магическом свойстве зеркал конкретно от них. Выдержав эффектную паузу, профессор продолжил: - Именно. При всей своей недалекости, магглы не могут не замечать некоторых вещей, творящихся у них под носом. Особенно если этим носом их в чудеса буквально тычут. А потом некоторые из них принимаются описывать в низкопробных книжонках все увиденное, выдавая свои опусы за недюжинный талант и бесконечный полет фантазии. Однако ж, о подлинном положении вещей простецы, по понятным причинам, не догадываются. Магические зеркала создаются с помощью алхимии. Да-да, Грейнжер, рад вас так искренне удивить. Надеюсь, вы не сомневаетесь, что история создания уходит в века. По началу на одного из магов снизошло озарение, как сделать их более крепкими или попросту небьющимися. Ушлый был старичок, - усмехнулся профессор, но сделал это как-то так страшно и злобно, что даже стойкие поежились. - Много продал, - продолжал тем временем зельевар уже с оттенком омерзения в голосе, - Но на достигнутом не остановился. Чем дальше, тем больше характерных магических черт приобретали зеркала, становясь уже откровенными артефактами. Кто знает о подобных зеркалах и их свойствах? Уизли? - рявкнул, повернувшись к классу спиной и проигнорировав поднятую руку Гермионы, Снейп. - Эээ… Зеркало, показывающее врагов. - Ну?! Дальше! - Еиналеж, - с места вставил Гарри. - Еиналеж, - подтвердил преподаватель. Кто-то начал бурчать, вспоминая виданные и невиданные магические зеркала и их свойства, кто-то пытался листать учебник. - Еще! - У одного маггловского народа есть старая притча, - тихо и задумчиво протянул Дин. Весь класс стих, уставившись на него, кто с ужасом, кто с усмешкой, ожидая реакции профессора Снейпа, которая по всем законам жанра, должна была незамедлительно последовать за подобным. Профессор молчал. - Однажды сын бедняка пришел к своему престарелому отцу и задал такой вопрос: "Отец, скажите мне, почему, покуда человек беден, он, как бы самому ни было плохо, протягивает руку помощи другому, но стоит ему стать богаче, проходит мимо бывшего товарища по несчастью, словно никогда не был с ним знаком?" Старик покачал головой и сказал: "Сынок, подойди к окну. Что ты видишь?" "Собаку, пытающуюся спрятать украденную кость, старика, везущего нагруженную тележку, мальчика, разбившего коленку, нищего, просящего подаяния". "А теперь подойди к зеркалу. Что ты видишь теперь?" "Как что? Себя". "Вот видишь, всего лишь немного серебра и человек начинает видеть только себя"... Класс затих. Каждый думал о своем. По отчужденным лицам, отражающим, словно в действительном магическом зеркале юные мысли, где-то мрачные, где-то по-детски мудрые, где-то недоуменно эвристические, скользил взгляд профессора, хранившего молчание, оберегавшего эти побеги почти понимания. Будущего понимания. Чем хороши дети, так это способностью абстрактно мыслить и принимать неприемлемое. Чем плохи? Да чем они только не плохи. Но все же, все же... Дин Томас. Нет, не зря он приглядывается к этому мальчишке. Выйдет из него толк. Главное, направить в нужное русло. Что ни говори, а гриффиндорский набор этого курса удался. Уизли - лентяй, но способен, способен быстро соображать, моментально реагировать, а невнимательность и неусидчивость с лихвой компенсируются еще совершенно несформированным умением анализировать по наитию, не до конца понимая, что делает это на подсознательном уровне. Считает за везение. ХА! Грейнджер - звезда курса, пожалуй, в будущем составит ему конкуренцию во... Во многом. Томас. Парень удивил - пальцем в небо, зато в самую середку! Финниган. О, это отдельный случай. Умен не меньше остальных. Зелья могли бы быть его коньком. В нем есть азарт, искорка, дух изобретателя. Лонгботтом - совершенно уникальный материал. Из него можно слепить все, что угодно. И в уме-то не откажешь, по правде говоря. А энергию Поттера да в мирных бы целях! А Браун и Паттил! Дурь девичью вон из головы, и каких бы они тогда результатов достигли! Работать с ними надо, работать, рук не покладая, тормоша, добиваясь, строя, так, чтоб головы кипели, так, чтоб открывалась дыхание второго, третьего, пятого порядка. Чтоб могли выбраться из любой ситуации. Вползти, вывернуться, выкрутиться, чтоб могли... Чтобы было чем гордиться… - Спасибо за это лирическое отступление, Томас. На следующее занятие эссе на двух свитках о разновидностях магических зеркал. …чтоб не приходилось хоронить. *** Восемь человеческих лет назад. - Лахесис. Тишина в ответ. - Лахесис, ответь нам. - Вы же знаете, существование одного не имеет смысла без другого. - Мы знаем, - мягко заговорил старческий голос. - Но если ты этого не сделаешь, узор исказится, - добавил молодой. - Да, - отрывисто произнесла Лахесис и занесла ножницы над нитью. - Нет! Все неправильно. Он уже искажен! - Милая, мальчик мучается. - Мы... мы можем прекратить его мучения, разве нет? Это слишком рано для него, - все те же грустные глаза посмотрели на уже знакомый узелок. Случайность, продлившая жизнь одному из Союзников, и, какими бы путями не легла нить, ведшая к смерти другого. - Да, можем. Но если мы это сделаем, он перестанет быть тем, кем он является, - тихо добавила самая молодая из трех. - Это все равно, что запереть ключ в шкатулку. - Но его дар... - Проявился слишком рано. Лахесис, он не выдержит. Мальчик слишком мал для этого. - Знаю. Поэтому я и хочу это сделать. - Это будет уже совсем другой человек и дружбы между Союзниками уже не будет, - Уступив тело старшей из них, Лахесис задумалась над услышанным. - Все верно! Верно! - воскликнула она, вглядываясь в уродливый рисунок. - Просто поверни узелок! - Менон! - Я спущусь к нему, уступи мне место, - осознав, взмолилась юная сестра. - Нет, мы не имеем право вмешиваться в их жизнь так... явно, - упрямо воскликнула старшая. Но все же протянула руку к тугой петле на ковре. И со вздохом добавила: - Но... Хорошо. - Я иду, - на старческом, еще мгновение назад лице, засияли чистые ореховые глаза. - Клото, - строгим голосом остановила ее старшая. - Вот. Возьми, - добавила она чуть мягче. Призрачная нить паутины засияла под попадавшими на нее лучами солнца. Вниз по тончайшей нити спускался крохотный паучок, быстро перебирая по ней лапками. Чем ниже спускалась Клото, тем быстрее чудовищный уродливый рисунок менялся, приобретая чистоту и симметрию, подчиняясь закону сплетения линий судьбы. Когда они вернутся, Атропос - старшей из Дев, останется сделать лишь одно - соединить вместе две жизни, дав одному из Союзников единственный ключ к самому себе. К тому, чем он одарен, на что обречен, во что ему предстоит поверить. Через восемь человеческих лет. Конец 5 главы << || >> |