Азкабан /Выход/ (из цикла Агония)

Автор: Viorteya tor Deriul

Фэндом: Гарри Поттер

Пейринг: Сириус/Азкабан/Дементор

Рейтинг: R

Жанр: ангст

Примечание: AU, моя трактовка личности Блэка. С пятой книгой несовпадение стопроцентное.

Дисклеймер: мои одни только претензии, все остальное бессовестно уворовала.

Размещение: с разрешения автора

- Понимаешь, страх человека перед сумасшествием - всего лишь отголосок загнанных в глубины подсознания комплексов. Каждый человек на уровне спинного мозга знает, что он, всего-навсего, жалкое, обделенное природой существо. У него нет когтей и зубов хищника, чтобы защищаться и рвать добычу. Нет быстрых ног травоядного, как нет их выносливости. Люди - ущербные потомки обезьян, не способные жить в породившем их мире. Неудачная ветвь эволюции, выкидыш.

И вы создаете себе искусственную среду обитания, прячась в ней от собственного несовершенства и ничтожества. Комочки биомассы, одержимые манией величия и боящиеся одиночества. Вы считаете себя уникальными лишь потому, что эволюция наделила вас разумом и чувствами. Ха!

Цепляетесь за комочки времени, когда мозг выделяет порцию гормона, чтобы путем нейро гуморального воздействия закрепить полезное действие в императивах поведения. И это называется счастьем! Блаженство, экстаз, удовольствие - сколько слов. И какое неукротимое стремление добиться этого состояния. Возвести эмоциональные переживания, которые, по сути, не более, чем биохимическая реакция крови, в ранг высшей ценности. Сколько еще бессмысленных вещей туда попало? Разум, любовь, свобода, верность. Вам все мало. В попытках заполнить пустоту и ничтожность, которыми является человек, он стремится все дальше и дальше, не способный…

- Заткнись.

Тихий голос, хриплый и тусклый, прервал монолог, словно лезвие бритвы, упавшее на нить. Тишина, пришедшая за этим слабым голосом, раздающимся все реже и реже и постепенно забывающим что такое "звучать", была пугающе близка к абсолюту. Ее не нарушало ни единое движение, ни звук дыхания, слишком слабый и медленный, ни редкий стук сердца и вялое, густое движение крови в жилах.

- Тебе будет скучно без меня. - Первый голос отнюдь не нарушает тишину. Исходящий сразу отовсюду и ниоткуда, он словно галлюцинация, мираж, сон, забредший сюда по ошибке, гаснет, не отражаясь под гулкими сводами каменных стен.

- Скоро - не будет. Совсем. - Все так же тихо и хрипло. Но в интонациях вдруг проскакивают сила и твердость, которых раньше не было, наделяя слова оттенками смысла.

Усталый взгляд встречается с пустотой.

И смотрит.

И пустота всматривается в него.

Заинтересованно.

***

Затхлый запах, если вежливо выражаться в приличном обществе. На самом деле - вонь. Чего стоит отмыть тело, когда воду дают только для питья. Ванна и - мечта долгих лет, ставшая одержимостью. Как и желание выпить свежей воды…

Выпить хоть что-нибудь, кроме воды!

Попробовать хоть кусочек нормальной, горячей пищи. Какой угодно пищи, кроме жидкой баланды и заплесневелого твердокаменного хлеба. Крысы, о, эти умные твари быстро научились избегать его камеры. Они не привыкли быть едой.

Он так давно грезил о воде, чистом воздухе… Ветер. Он уже давно забыл, каково ощущать его на своей коже. И свет. Обычный солнечный свет… Он никогда не думал, что научится молиться.

Он научился.

***

Тишина бывает разной. У нее есть множество оттенков и смыслов.

Сейчас она была наполнена ожиданием и голодом. Раньше это было самое страшное. Теперь - нет. Уже очень давно - нет.

Бесшумные тени, неразличимые в темноте, стояли перед решеткой. Когда-то это было живым кошмаром. Стыдом, болью, виной. Потом, долго, гораздо дольше, чем он мог рассчитывать, они будили в нем ненависть и ярость. И это было так ярко, что жизнь обретала смысл, а темнота наполнялась отсветами пламени. Это не было солнце, но это был свет. Хоть какой-то.

Теперь не было ничего.

Пепел и пустота.

У него нечего взять.

Единственное чувство, просыпающееся на дне его души, когда тюремщики приходили к его камере - любопытство: а что будет, если…

И подленький, тоненький голосок - самая разумная часть его личности - того, что от нее осталось, твердил, что возможно - скорее всего - это будет избавление.

***

- Ты не человек. Человек - это не просто определенный биологический вид, но и определенное мировосприятие. Довольно примитивное, надо сказать. Ты же ушел от человека так далеко, что уже не сможешь жить среди людей. Никогда. Ты - пустой сосуд; прах развеянный по ветру; труп, в котором протекают остаточные процессы жизнедеятельности. И зачем, ради чего ты столь упорно цепляешься за жизнь? Ты же сам не считаешь это жизнью.

- Тебе нужна моя душа? Душа трупа?

- Тебе-то она не нужна точно.

- Тебе тоже. Никому из вас.

- А разве кто-то говорил о душе?

***

Первый визит состоялся через пять лет.

Темные силуэты растворились в гулкой пустоте коридоров. Но оно осталось. Даже не тень, а нечто гораздо менее материальное. Пустота, наделенная… О нет, разум, чувства - все это было слишком чуждо тому, что стояло в шаге от прутьев решетки. Оно просто стояло и всматривалось в Сириуса без малейшего признака голода или нетерпения. Просто ждало.

Сириус даже не мог объяснить, почему он решил, что в коридоре кто-то есть. Знал, и все.

Знал, что нечто приходит и стоит возле решетки, всматриваясь в него. Спокойно, очень по хозяйски, словно в их распоряжении все время вселенной.

***

Неровный свет лампы выхватил из темноты худую фигуру. Миг, и все скрыла безумная пляска теней.

Треск фитиля, мечущееся пламя - крохотный лепесток огня в лужице сала, выловленного из супа (нитки, выдерганные из одежды и скрученные в тоненький шнурок, часы битья кусочком железа - фамильный перстень - о камень стены, чтобы добыть искру, часы, дни и недели, уходящие в бесполезных попытках) - картина дантова ада. И согбенный над пламенем узник. Грязная грива разобранных пальцами волос, бледное лицо, изрезанное ранними морщинами, пустой взгляд.

Все же он увидел выхваченный из зыбкой игры теней черный силуэт возле решетки. Медленно повернул голову, чтобы встретиться взглядом с черными глазами. Пергаментно-белое лицо с породистыми , резкими чертами. Блестящие черные волосы падают вдоль впалых щек. Презрительно поджатые тонкие губы.

- Ты… -Голос узника мертв. Его не трогает даже то, что гость стоит по эту сторону решетки.

- Я. - Гость делает шаг в камеру и присаживается на нары, брезгливо подбирая полы мантии.

- Вот так, значит… - Узник смотрит на пламя. Он знает все без слов, хотя знать ему неоткуда. - Наверное, это правильно.

Гость молчит. В его черных глазах лишь проблеск снисходительного интереса и всегдашнего раздражения. Но он терпеливо ждет, не шевелясь, не говоря ни слова.

- Это лучше, чем сгнить здесь заживо. Я давно понял, что не сойду с ума. И никогда не выйду отсюда. Я слабею. Скоро придет болезнь. - Голос дрогнул почти незаметно. Почти. -Какая-нибудь хворь. Я еще молод. Я чертовски молод. Но тело мое старо. А душа… Здесь не место для души. Здесь место для таких, как я. И как ты.

Осторожный взгляд в сторону гостя.

- Отпусти меня. -Слабый шепот. И во взгляде на миг мелькнуло что-то живое.

- Ты просишь меня не о том.

Он скользнул на колени, на грязный холодный пол, неловко и неуклюже, больно ударившись коленями, всматриваясь в равнодушное лицо пришельца. Грязные руки вцепились в тонкие, изящные пальцы, переплетаясь с ними в безмолвной мольбе.

- Наивный. - Насмешливо и ласково.

И Сириус запрокинул лицо, отдаваясь легкому, нежному поцелую, спокойному, как воды Леты. Лишь в последний миг позволив себе спросить:

- Почему Северус?

Губы били холодны и мертвы. Длинные ледяные пальцы, гладкие, как полированный мрамор, скользнули по лицу, отталкивая прочь. Стальной хваткой сжали подбородок, не позволяя отвернуться.

- Почему?!

Крик заметался меж стен, в бессильном гневе и отчаянии обманутого и преданного существа, узнавшего, что пытка будет длиться вечно.

-Не получилось. - Ласково и зло улыбнулся Гость.

-Не получилось, - повторил Сириус.

-Ты сильный. Это хорошо.

Он кричал и бился о решетку, проклиная всех и вся. Он звал своих тюремщиков в тщетной надежде, что они придут и закончат то, что начал их собрат. Он падал все ниже и ниже, и ломалось все то, что еще не было сломано в его душе, горело все, что еще не рассыпалось в пыль, а глаза жгли злые слезы, чертя по лицу грязные дорожки.

***

- Почему Северус?

- А разве в твоей жизни было более сильное и искреннее чувство? - ехидно спросил Гость.

- Да. - Быстрый и честный ответ.

- Редчайший случай. Ты не врешь ни мне, ни себе, в отличие от большинства людей. Но я почему-то решил, что Питера ты видеть не захочешь. К тому же твои чувства к Снейпу старше и прочнее, чем к крысенышу. Я прав.

Сириус кивнул, хотя Гость в этом и не нуждался.

- Зачем я тебе?

- А ты еще не понял?

- Понял.

- Тогда зачем спрашиваешь?

- Я не понимаю, чего ты ждешь?

Гость рассмеялся.

- Тебе не терпится умереть. А ведь ты еще так молод.

- Почему ты ждешь?

- Я должен получить твое согласие. Это одно из условий.

- Нет.

Это "нет" он повторял раз за разом, не желая отдавать себя во власть существа. В нем все еще жила надежда умереть чисто.

- Какие условия есть еще? - Любопытство - самый живучий порок.

- Ты думаешь, что тебе важно это знать. - Нет, интонации гораздо более фамильярные, чем позволил бы себе настоящий Снейп. - Изволь. Ты должен находиться в здравом уме. И у тебя должно быть незаконченное дело в мире.

- Не много же у меня таких дел.

- Да, ты мало что имел, когда попал сюда. Ты вообще на редкость пустой. Что тоже является условием.

- Что?!

-А ты как думал? - Гость обидно хихикнул. -Чем неразвитее была личность, когда попала сюда, тем легче.

- Со мной легко? - вяло поинтересовался Сириус.

- Нет. Но я получил, что хотел. Ты вырос таким, какой мне и нужен. Каким я был когда-то давно.

- Я - живой труп без души.

- А я о чем? - радостно подтвердил Гость.

- Да пошел ты!

- Ты же первый будешь скучать, - пожал плечами Гость. - Впрочем…

Сириус закрыл глаза и повалился на нары, позволяя усталости навалиться многотонным грузом. Вряд ли ему бы поверили, вздумай он рассказать, насколько трудно в Азкабане остаться в одиночестве.

Вряд ли.

***

Тишина.

Как долго никто не приходит? Сколько времени прошло? Что сейчас за этими стенами? Какое время года? Какая погода? Ночь или день?

Тишина.

С тех пор, как он увидел эту газету, его оставили в покое. То, о чем он так долго мечтал. Мечтал лишь чуть меньше, чем о смерти. Не приходили дементоры, не появлялся навязчивый Гость. Ничего.

И в неровном свете самодельной нескончаемой лампады он все смотрел на лист газеты с черно-белой колдографией. И злобный тихий шепоток на краешке сознания усмехался и глумился: "Неоконченное дело? Допустим, теперь оно у тебя есть. Теперь дело за добровольным согласием."

- НЕТ!!!

Никогда. Ни-за-что. Он не сдастся этому дьяволу добровольно.

"Ну почему же дьяволу? Всего лишь дементору, - внутренний голос хихикнул - Из Азкабана даже дементоры норовят убежать".

- Я не буду.

"Как хочешь, - голос потешался над ним во всю. - В конечном итоге все сводится к выбору целей и средств".

И крыса на колдографии тыкалась носом в ухо смеющемуся мальчишке, довольная долгой, сытой и безопасной жизнью.

Как долго он лелеял и взращивал в себе ненависть, надеясь, что она поможет ему выжить здесь. Как же он был наивен, рассчитывая на это. Тонны серого камня, холода и тишины способны затушить любой огонь. Но маленький клочок газетной бумаги, сам того не зная, лег на все еще тлеющий угли, давая им пищу. Как струйка свежего воздуха в закрытой комнате, где выгорел весь кислород. Кажется, пламя потухло. Но на самом деле оно просто ждет новой пищи.

Цель и средства.

Ненависть хотела жрать. А он…

А чего хочет он сам?

Чего он еще мог хотеть?

Он знал, что не хочет провести здесь еще десять лет. Или двадцать. А может и больше. Он не хотел умирать в грязи и темноте, без единого клочка неба: хоть голубого, хоть затянутого пеленой облаков. Он не хотел сойти с ума. Всего несколько лет назад он готов был отдать душу в поцелуе дементора, вдруг принявшем облик давнего врага, соперника и…

Что должно связывать людей, чтобы двенадцать лет помнить взгляд и голос, слышать злые слова и ехидные коментарии, ненавидеть, и злиться на давние слова? Помнить тогда, когда лица друзей и родных стали лишь блеклыми призраками на задворках памяти? Что чувствуешь к человеку, чье лицо одел, как маску, собственной смерти?

Сириус подозревал, что задумываться над ответом, да и над вопросом он опоздал на двенадцать лет. Он уже не помнил тех слов, что были ответом.

Зато перед ним поблескивал ответ, который он был еще в состоянии дать. Решение, возможно (возможно?! Не смеши сам себя, ты точно знаешь), последнее, которое он еще может принять.

Это не последний шанс и не последняя попытка обмануть смерть. Просто больше он не может…

- Я не хочу… я не буду…

Какая разница, что там шепчут пересохшие губы между приступами надрывного кашля, когда на губах пенится кровь?

***

Впервые он не почувствовал спокойного, заинтересованного взгляда. Только холодные слизистые пальцы коснулись висков, вызывая тошноту и омерзение, как прикосновение крысиного хвоста или побежавший по руке паук.

- Ты согласен, я знаю. - Тихий шепот совсем без интонаций, но волны отвращения забегали по спине. Сириус совершенно точно знал, что если обернется, то не увидит привычного ненавистного лица. И, странно, он был за это почти благодарен.

- Как это будет? - Последний вопрос, на который он не ждал ответа. Все равно уже не отказаться. Но Оно ответило.

- Ты останешься. - Что-то влажное и прохладное было возле его уха. Слабое движение воздуха от произносимых слов, не от дыхания. Сириус запретил себе даже попытку скосить глаза. - Ты будешь житью. Со мной. Для меня. Дышать полной грудью. Да-да, болезнь уйдет, я позабочусь об этом. Это совсем немного за наслаждение дышать. Ты будешь видеть. Четко и ясно, лучше, чем двенадцать лет назад. Твой пес - приятное для меня дополнение - тоже будет лучше прежнего. Ты попробуешь жизнь во всех ее проявлениях. Ты научишь меня жить снова. Ты будешь жить для меня.

- Питер… - Сдавленная мысль вырвалась беспомощным блеянием. Все тело сковал озноб, не давая шевельнуться. Холод колол тело раскаленными до бела иглами и туманил разум.

- Не бойся. - Мягкий, какой-то шипящий смех. - Мы отомстим крысенку. Месть - тоже приятное переживание. Но будут и другие. Семья, например.

Сириус содрогнулся от чисто физического протеста, когда его память словно вывернули наизнанку, как модница запускает руки в ворох платьев, вороша их только ради удовольствия коснуться мягких или скользких тканей, насладиться обрывками цвета, фасонов, мешаниной шелка, бархата и кружев…

- О да, семья - это забавно. У тебя, помнится, есть крестник.

Орущий карапуз с ярко-зелеными глазами и счастливой улыбкой, пускающий слюни на платье Лили. Смутное и малозначимое воспоминание. Сейчас ему лет тринадцать… Да, он его крестник. Какое это имеет значение теперь? Тем более для почти взрослого мальчишки?

- Ошибаешься. Рядом с этим ребенком в последнее время интересно. Приключения. - Тварь почти сладострастно мурлыкнула. -Авантюры. Решено. Ты полюбишь его. - Решение было принято буднично и равнодушно.

- Не надо…

- Надо. - Тварь одним текучим бескостным движением встала перед ним и заглянула в глаза. - У тебя не так много времени, прежде чем ты растворишься во мне так, как сейчас это сделаю я.

Несколько секунд до Сириуса доходило, что же сейчас произойдет. А тварь откинула капюшон, и сильные пальцы впились в плечи, действительно проникая в плоть. Он рванулся прочь, но бесформенные губы впились в рот, вталкивая в рот нечто холодное, податливо-мягкое и тошнотворное, заполняющее нос, глотку, трахею, желудок…

Если бы он только мог потерять сознание.

***

Небо было светло-серым с бегущими по нему рваными клочьями облаков. Холодный ветер и мокрая одежда вытягивали из тела жалкие крохи тепла и сил. Но это было не важно, так ведь?

Неважно. - Откликнулось что-то глубоко внутри.

Костер весело потрескивал, изничтожая плавник, сухие водоросли и прочий мусор, собранный на берегу. Мягкий песок, набившийся в волосы и в одежду, а часом раньше послуживший и губкой и мылом (лучшей помывки у Сириуса в жизни не было) сейчас казался вполне приемлемой постелью.

Неизвестный берег, дюны, костер, холодное равнодушное ко всему небо… Странная это штука - свобода. Мог бы он просидеть здесь до конца времен, наблюдая за причудливой игрой пламени и пересыпая песчинки из ладони в ладонь? Наверное, это то, чего ему хотелось бы.

Лучше многих иных перспектив.

У него есть время до утра. Возможно, еще день. Сутки, которые он возьмет у судьбы не спросясь. Не так много, но больше, чем досталось многим. Без поводка, не подчиняясь никому и ничему.

У него есть время, пока побег не обнаружат. Его… спутник позаботился о том, чтобы его побег остался незамеченным как можно дольше. И спасибо ему за эту передышку, за то, что он спит.

А завтра - в путь. Отомстить Питеру, прятаться от авроров и… да, стоит навестить Гарри.
Приятное тепло зашевелилось где-то в груди. Кажется, за это надо сказать спасибо. Надо торопиться жить.

У него мало времени.

***

- Как ты выжил? Как не сошел с ума? - Доверчивый взгляд таких наивных и любящих глаз. Тепло, хорошо, какое-то чувство, с трудом поддающееся определению. Хочется утробно рыкнуть и облизнуться: вкусно. Гарри вкусный. И забавный.

- Понимаешь, я так сильно ненавидел Питера, так скорбел о Лили и Джеймсе… А это ведь не счастливые воспоминания. А когда я превращался в собаку, мне становилось гораздо легче. Дементоры не действуют на зверей.

***

Мурррр! Вкусно! Ням! Глупые, глупые людишки! Ну зачем делать вас несчастными, пугать? Зачем портить вас, выпивая душу и разум? Надо сделать вас счастливыми. И есть ваше счастье.

Ням-м-м! Еще! Мало!

Ввкусссно…

<<

The End

fanfiction