ВискиАвтор: Viorteya tor Deriul Фэндом: Гарри Поттер Пейринг: - Рейтинг: R, за безнадежность Жанр: ангст Саммари: ошибки молодости не дают покоя, но менять что-либо уже поздно Дисклеймер: не мое, не претендую Размещение: с разрешения автора |
|
Виски. Банальнейшая банальность. Лживейшая из неправд. Правдивейшая из истин… Все - виски. Все - ты. Я почти забыла, что можно
любить. Я почти забыла, что можно ненавидеть, любя. Господи, ЗА ЧТО???!!! Мальчик мой, Гарри… Взгляд в зеркало. Случайный. Нечаянно встретилась глазами со своим отражением в зеркальной дверце шкафа. О Боже! Растрепанные темно-русые волосы, жесткие, непослушные, всклокоченные, тусклые. Худое бледное лицо. И мутный взгляд выцветших глаз, когда-то бывших яркими и ясными, наполненными светом. Это даже не старость, а нечто другое, гораздо более страшное. Надломленность. Она сломалась давно. Нельзя всю жизнь прогибаться, молчать, смиряться и остаться… Наивной? Красивой? Личностью?! - Гарри… - всхлип и шмыганье носом. Стакан со свистом пролетает через комнату и врезается в зеркало. Дождь осколков. Битое стекло. Осколки. Слезы. Виски. Ее жизнь. Рука сама машинально находит бутылку. И обжигающее тепло льется по пищеводу в желудок, изгоняя из головы ненужные мысли. Странно. Глупое хихиканье. Виски попадает в желудок, а освобождает голову. Закон сохранения материи в действии. Или это закон об энергии? Снова пьяное хихиканье, переходящее в истеричные всхлипывания. Она всегда была дурой. Вернее, позволяла себя таковой считать. Она… А он любил поговорить о чем-нибудь умном. Она же смотрела на него широко раскрытыми глазами и слушала, чуть приоткрыв рот. И постепенно темные глаза теплели, и в них появлялась нежная снисходительность. "Ах ты моя глупышка. Вечно я не о том говорю. Прости…" И он говорил "о том". Читал ей свои стихи, рассказывал забавные истории, дарил полевые цветы, которые она трогательно любила. И она тихонько улыбалась счастливой улыбкой. - Ууууууу! -женщина тихонько подвывала, раскачиваясь из стороны в сторону. Из глаз текли пьяные слезы. Поздно. Поздно что-то менять. Поздно верить и поздно надеяться. Поздно любить. Все поздно! Пятьдесят лет. Ей уже пятьдесят лет. Такие ли уж пьяные ее слезы? Просто иначе нет смелости разбудить память. Нет сил оглянуться назад и увидеть себя глазами той молоденькой идеалистки, что писала статьи для школьной газеты, и в тайне сочиняла так никогда и не законченный роман.. - За что? Неужели я так много хотела? Виски. И снова виски. Глоток за глотком. Уйти? Убежать? Забыться? О нет. Просто без огненной воды невозможно помнить. А что у нее есть, кроме памяти? Горло рвет хриплый кашель. Дневники. Стопки тетрадей, исписанных корявым стремительным подчерком девчонки, спешащей оформить свою мысль в слова, пока не ушло вдохновение. Вечное стремление подростка: все и сразу! Все знать, все сказать, все понять. Она знала ответы на все вопросы. Так она тогда думала. Дневники. Тетради. Листы в клеточку, заполненные стихами и размышлениями. Детскими обидами. Любовью. Счастьем. Болью. Ожиданием. Любовью… Потом был крах. "Чудеса имеют тенденцию заканчиваться, независимо от нашего желания" -написала в дневнике тринадцатилетняя девочка. Днем позже она сделала другую запись: "Чудеса имеют тенденцию случаться, независимо от нашего желания". Они случились. Чудеса. И они закончились. Просто потому, что чудеса заканчиваются. Независимо от желания глупой магглы. Лишь в сказках волшебники влюбляются в простушек, пишущих украдкой стихи и умеющих готовить десять разных супов и семнадцать видов пирожков. В жизни же… Очередной глоток. Муж заметил, что она стала много пить. Нет, его мало беспокоило ее благополучие. Но это было неприлично. О них могли плохо подумать. И, конечно, он не нашел ничего лучше, чем попросить ее не афишировать свои пристрастия. Все равно что дал разрешение. НЕНАВИЖУ. Она ненавидела его. Она ненавидела своего сына. И ненавидела себя за то, что допустила такое в своей жизни. О нет! Она своими руками строила склеп. Муж, сын, соседки, муж, сын, газеты. И виски. Всегда виски. И Гарри… Нет. Гарри как раз и не было. Если бы только… Она в задумчивости уставилась на свои запястья. Очень тонкие, хрупкие. Узкие кисти с длинными изящными пальцами. Голубые жилы бьются неровным пульсом под тоненькой, почти прозрачной кожицей. Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук… И так до бесконечности. Как долго. И как мало. Жизнь пролетела в один миг. Но оставшиеся годы будут тянуться с неторопливостью затяжной агонии. Какая агония? Все давно мертво. Даже ненависть. Она ненавидела всех, кого когда-то любила. Ненавидела просто за то, что не могла любить дальше. Ее все предали. Не все. Это уже не слезы. Пустой, блуждающий по путям собственных вен, взгляд. А может? Какой еще выход может быть? Выход… Уход. Исход. Не все предали ее. Кое-кого предала она сама. И возненавидела за… За что? За то, что не сбылось? За то, что все могло быть иначе? За чужие поступки. Она ведь не только его предала. Она и себя предала. Ногами растоптала последний шанс на нормальную жизнь. Всхлипов нет. Нет и пьяных завываний. Даже привычного алкогольного отупения нет. Что есть-то? Если бы остались силы, она бы… Она перестала надеяться уже давно. И даже стыд ушел. Что остается человеку, которому даже не стыдно? Просто все равно. Врешь, старая кляча! Стыд выедает глаза, превращая их в блеклые тусклые лужицы серости и обыденности. Маггла, маггла, маггла! Глупая, бесталанная, Некрасивая и неопрятная, Тупая мямля, Сестрица-маггла! - Ааааа!!! Не вышло крика. Лишь рот беззвучен и открыт, обнажая, выплескивая годами копившуюся ненависть. А голосок, по детски чистый и звонкий, мелодичный, как перезвон колокольчиков, продолжает речитативом: Ты красива едва ли, Это ТОГДА она могла оценить эти стихи, как посредственные, язвительные и увидеть за словами зависть. Потому, что он предпочел. Это она так думала. Но все можно было переиграть, да? Если бы она сказала с самого начала! Но как она хотела отомстить! Чтобы Он узнал после. Потом. Не видел ее некрасивой. Не знал о ее мучениях. А сразу - все. У нее ничего не вышло. Она не была ни умна, ни изобретательна. Ей и в голову не могло прийти, что все обернется Так. Да, в пятьдесят лет понимаешь, что красивое лицо, звонкий голосок, отточенный ум и чувство юмора - это главное. И, конечно, мужчинам уступать нельзя. Нельзя показывать, что любишь их сильнее, чем они тебя. Хозяйка на кухне и шлюха в постели. Королева ей не удавалась никогда. Зато неумеха, у которой на кухне вкалывали домовые эльфы, и не получались даже простейшие кухонные заклинания, фригидная и апатичная, оказалась к месту. Хотя королевой она была не только в гостях, а всегда. Зависть? О нет. Обыденная, въевшаяся в плоть, кровь, в грязь на каблуках и аромат собственных духов ненависть. Первый человек, которого она возненавидела. Рыжая тварь долго к этому стремилась, взращивая это чувство в сестре. Хотя вряд ли это было намеренно. Она никогда не принималась в расчет. У нее не было ничего такого, чего бы не имела умница Лили. А когда что-то появилось, молодая ведьма взяла это себе, не задумываясь. Как забирала из гардероба сестры понравившиеся вещи, как забывала отдать касеты с записями, не указывала автора стихов, выписанных из дневника сестры. Как все это… не важно. Зачем? Как она могла? Сестры ведь! Но когда тебе сообщают, что могут привести десяток парней, с которыми ты якобы спала… Не было никаких доказательств. А она струсила. Побоялась драться. Побоялась бороться за свою любовь. Жалкая трусиха! Она не отстояла свою жизнь. Своего сына. Она залпом осушила бутылку, словно это была вода. Колени подогнулись, и худое тело рухнуло на ковер среди осколков и разлитого виски. Сначала она позволила забрать у себя Джеймса. Позволила ему уйти. Из горла женщины вырвался визгливый злобный смех. Потом она позволила сестре забрать у себя сына. Смех оборвался. Руки, сотрясаемые мелкой дрожью, шарили вокруг себя, ранясь о битое стекло. Она убежала от своей трусости. От своего стыда. Вышла замуж за вдовца с младенцем, на которого собиралась растратить все свои материнские инстинкты… Руки сжались в кулаки, загребая осколки. Она возненавидела и сестру, и Джемми, и весь волшебный мир и… и Гарри. Убедила себя, что перед ней виноваты. Что все дело в том, что она - маггла… Снова хохот, переходящий в вой. Она прижала ладони к лицу, не замечая, как из порезов сочится кровь. Трусиха! Предательница. Тряпка, побоявшаяся спорить с собственным мужем. Не защитившая своего сына. Она предпочла ненавидеть в нем волшебника и отродье Джеймса Поттера. Женщина дернулась, как от разряда тока. Рука сама схватила длинный клиновидный осколок зеркала и приставила к горлу… - Тетя Петуния, что вы делаете?! Из горла вырвалось невнятное бульканье вместе со струей алой крови. И растерянный светлый взгляд стекленеющих глаз, слабая улыбка окровавленных губ… Костлявое тело неуклюже шлепнулось на ковер, и последним, что увидела Петуния Дарсли, было испуганное лицо зеленоглазого мужчины.. *** - Успокойся, Гарри. Ты все сделал правильно. -Заверила Джинни уже в десятый раз. -Ей очень повезло, что ты оказался рядом. И что авроры умеют оказывать магическую реанимацию. Магглы бы ее не спасли. - Да знаю я, док. - Гарри скривился, как от уксуса. -Все равно на душе погано. Я же видел, что с ней что-то не то. Она слишком много пила с тех пор, как Дадли посадили. - Послушай, Гарри. - Джинни нахмурилась. - Я жутко занята. Меня ждут другие больные. Но я ручаюсь, что твоей тетке будет оказана лучшая помощь, как бы я к ней ни относилась. - Мне еще надо сообщить Вернону… Мерлин, за что мне такие родственнички! - Ну-у, лукаво улыбнулась Джинни. - Скоро у тебя появится новая родня. И вообще, сдай ее на руки мужу. Ее жизни ничего не угрожает. Ей помогут и в маггловских лечебницах. - Понимаешь, милая, - Гарри вздохнул. - Она - моя единственная родственница. А в св. Мунго лучшее отделение для душевнобольных. Возможно, ее даже вылечат. Джинни покачала головой. - Знаешь, Гарри, мне жутко
повезло с будущим мужем. Ты так великодушен к этой ужасной женщине, не
смотря на то, что они с мужем испортили тебе все детство. Ты так переживаешь
за нее, как мог бы переживать за мать… The End
|