Ренквахская степьАвтор: Fujin Фэндом: В.Камша "Отблески Этерны" Пейринг/герои: Рокэ
Алва; Эгмонт Окделл Рейтинг: G Жанр: - Саммари: фик про паучков, розовые сопли и мыло с запахом полыни. Дисклаймер: Все принадлежит
законной владелице. |
И каждый
новый день – День первый. Он стоял один посреди бескрайней степи. Просто стоял и смотрел на едва заметный кусочек солнца на самом горизонте. Оно окрашивало ломкие стебли травы кроваво-золотистыми росчерками, оставляло играющие отблески на низких облаках. Почти скрывшееся, утонувшее. Эгмонт проснулся еще засветло в холодном поту. Опять. Каждую ночь теперь он видел эту степь и одинокого человека. Теперь – с тех пор как гонец из тыла привез весть от Алвы. Одевшись, Эгмонт выбрался из неприметного походного шатра. Серый лагерь, серые потухшие костры, еще серое небо и вялое переругивание собак вдалеке. Всё это – хороший противовес обжигающей яркости степи, оставшейся на коже. Почему именно степь? Ведь вокруг одни лишь степи, холодные и затягивающие. Это все неправильно – надо смыть с себя почти физически ощутимый запах степи. Он пробрался к бочке, заполненной дождевой водой, вынул завернутый в тряпицу кусок мыла и стал с ожесточением намыливать руки. Скользкое мыло смывало запах – несуществующий, но такой яркий. Злая ирония – мыло оставляло после себя другой запах – запах горькой полыни. Его дала в дорогу Мирабелла. Он окунул все еще пылающее лицо в ледяную воду и тут же принялся шумно отфыркиваться. Все тот же серый лагерь, серые потухшие костры были вокруг – но теперь уже привычные. Почему-то с некоторых пор всё по сравнению с той степью казалось блеклым. - Ты примешь вызов? – Спросил подошедший Эпине, но Эгмонт даже не повернулся – не хотелось видеть его вопросительно-сочувствующий взгляд. - Конечно. – Он вытерся протянутым полотенцем. – Не могу же я отказаться. - Говорят, Алва фехтует так, словно ему помогает сам Леворукий, а твоя нога… Неужели он пытается отговорить его? Спасти? Захотелось горько рассмеяться, но смех сухим комком застрял в горле. - На линии это не имеет значения, и ты это прекрасно знаешь. Тому не оставалось ничего, кроме как молча согласиться. Эгмонт отправился к коновязи и велел оседлать Баловника. Спину жег тоскливо-любящий взгляд. - Куда ты, Эгмонт? Взбираясь в седло, он ответил – почти правду: - Просто хочу проехаться. Один. Конь всхрапнул и нетерпеливо перебрал копытами, заставив стоящего человека уступить дорогу. Вокруг – одни лишь засасывающие топи, а его все равно куда-то неумолимо гонит степь. Горький смех снова ядовито сворачивается где-то в горле. И Баловник наконец срывается с места, взметнув облако пыли. Медленно начинало подниматься на горизонте солнце. А тот – другой, все стоял в оседающих точечках пыли и смотрел вслед ускакавшему человеку. Они все надеялись, так же смотрели просящим взглядом. Как будто он мог что-то изменить. *** Благодаря Алве армия зашла в тыл так незаметно и быстро, что до лагеря войск Талига всего несколько часов езды. Сотни гонцов и разведчиков то и дело снуют туда и обратно точным отлаженным механизмом. Эгмонт остановил коня на холме, глядя на суетящихся внизу людей. На тысячи шатров и костров. Где-то там был тот, кто вел за собой и направлял эту огромную толпу народа. Окделлу хотелось увидеть - хоть издали – Рокэ Алву, чтобы успеть понять его и оценить. До того, как скрестить с ним шпаги. Вряд ли это все тот же порученец, с которым он когда-то не перемолвился и парой слов. Тут же он нашел Алву взглядом – его было ни с кем ни спутать. Конечно он изменился, вряд ли он всегда мог отдавать приказы так уверенно и быстро. Налетевший холодный ветер заставил поежиться и закутаться в плащ. Что он в сущности здесь делает? А потом Алва вдруг поднял голову и посмотрел прямо на него. С такого расстояния он не мог узнать всадника, а Эгмонт не мог заглянуть ему прямо в глаза. Но он тут же медленно, нестерпимо медленно развернул Баловника и поехал прочь. Почему-то было ощущение, что в этот момент что-то в его жизни изменилось. Теперь была важна лишь дуэль – с её звоном шпаг и немыслимыми фехтовальными па. С такого расстояния невозможно было разглядеть глаз Алвы, разумеется. Но они не отпускали – ярко-синие, вцепившиеся и…Он не мог подобрать определения. Как пустующая паутина. День второй. Он стоял один посреди бескрайней степи. Пустующая степь колыхалась прямо перед ним, и ветер выл в ушах, крупными волнами прокатывался по траве, рвал звенящие цветки-колокольчики. Над головой раскинулось неправдоподобно яркое небо. Оно падало прямо на него, оглушая. По нему скользили вниз, намертво прибивая к земле, медленные погибающие звезды. Оставшаяся на коже обжигающая яркость степи – после сна. Холодное серое утро за полами палатки. Это его пробуждение было похоже на десятки предыдущих. Эгмонт механически оделся и вышел. Старая бочка с дождевой водой стояла там же – в нескольких шагах от палатки, под раскидистым дубом. Он подошел и принялся умываться, жесткое мыло привычно легло в руки. Наверное сейчас следовало бы вспомнить о родном Надоре и Мирабелле, но почему-то привиделись – на самой границе зрения – маленькие паучки. Те самые, из пустующей паутины. Эгмонт умылся холодной водой, отгоняя видение. Когда он еще засветло покинул лагерь, спину ему снова жег печальный взгляд. *** Когда он возвращался, он почти ожидал встретить этот взгляд. Не встретил. Погруженный в привычные дела все хотел найти его – и не нашел. Наверное это значит что он сделал все правильно. А вечером герцог Окделл в одиночестве напивался крепким красным вином, хоть у него никогда раньше не было этой привычки. Сотни маленьких паучков плели вокруг него свою паутину. В которую, как жирные мухи, попадались вопросы. Они хотели узнать, как он может пытаться убить в честном поединке человека, которого не смог убить путем лжи. Что-то еще. Наверное мушки летели к его
совести, а паучки вовремя сплели свою паутинку. День третий. Он стоял один посреди бескрайней степи. Просто стоял и темная затихшая боль незримым плащом окутывала его. Как тихий, неслышный вой – неспособный вырваться. Ветер рвал эту боль на куски, отрывая их жадными, злыми зубами. Ветер полосовал эту боль на тончайшее лоскутное одеяло, и оно красиво развевалось в такт пробегающим по траве волнам. Эгмонт, тяжело дыша, проснулся. Ожогами горели на коже воспоминания. Он устало откинулся на подушку – сегодня вполне можно было бы отдохнуть. Весь день лежать в чернеющей тишине лагеря…прощаться. В углах, у самого потолка, повисла сотканная за ночь паутина. Интересно, она ему только видится, или и вправду существует? Сегодня он не может отдыхать – сегодня он должен быть герцогом Окделлом. Попрощаться так будет правильнее. Эгмонт вышел из палатки – снова под серое утреннее небо. Он прошел несколько шагов до старого дерева, к облупленной бочке – снова умыться. Вдохнуть до омерзения привычный запах полыни – снова. Почему-то вспомнить об оставшемся – где-то невозможно далеко – маленьком сыне. Большинство солдат еще спали, лишь некоторые, потирая сонные глаза, собирались к кострам. И герцог Окделл подходил и разговаривал с ними – о погоде, смысле жизни, женах, детях и политике. Вряд ли был способ сказать «до свидания» понятней. Все они смотрят на него и ждут, надеются на победу. Они пошли за ним и он и в мыслях не должен их подводить… - …Да-да, у тебя и впрямь
замечательная жена. А дети? - Четыре сына, герцог! Уже
и не знаю, куда от них деваться! - А у меня всего один… - Ужасная погода, верно? - Точно, эр! Всю неделю эти
дожди льют! - Был дождь? А я и не заметил… Их слова…Обрывки их мыслей. И в каждом слове, в каждом взгляде – преданность. - Да, герцог. - Вы уверены, эр? - Никак нет, герцог! - Сегодня вечером мы выпьем за вашу победу! Всё в порядке. У него есть обязанность – давать веру этим людям, даже когда он не верит сам. И потому он будет весь день шутить и улыбаться, а вечером пить с друзьями за его победу. И терпеть пронизывающий взгляд Эпине. Хотя у Эгмонта – не герцога
Окделла – не было ни малейшего представления, как он сможет хотя бы заглянуть
в глаза тому, кого он, Человек Чести, пытался подло убить. Не то что скрестить
с ним шпагу. Когда он направился спать,
сотни маленьких глаз смотрели на него со всех углов палатки. День четвертый. Он стоял один посреди бескрайней степи. И черные ошметки отгрызенной ветром боли летали над ломкими стеблями травы; грязными полосами тянулись к едва заметному кусочку солнца на самом горизонте; заставляли замолчать звенящие цветки-колокольчики. Как гниль тянулась по степи эта боль. А ненасытный ветер-пес все отрывал и отрывал новые сочащиеся тьмой куски, полосовал лоскутное одеяло. Степь все еще пылала от горизонта до горизонта. Эгмонт резко, рывком, проснулся. Вот и всё. День дуэли. Все в палатке – от потолочных канатов до самой земли – заросло паутиной. Она притаилась на крышке сундука, провисла между стульев, заполонила маленькое пространство. И отовсюду на него смотрели маленькие, черные, колючие глазки. Они оказывается очень злые – сбежавшие друзья-паучки. Бред? Явь? Продолжение сна? Эгмонт поднялся и вышел, по пути разрывая тоненькие нити. Серое небо, серые отблески солнца – даже в это утро он был совершенно один. Мыло привычно завертелось в руках, в бочку с темной, холодной водой упала зеленоватая пена. Завертелись-размотались в голове воспоминания. Дом, Мирабелла, маленький Ричард…Алва. Руки у Эгмонта уже давно пропахли опостылевшим запахом полыни. Мыло еще раз крутанулось и выскользнуло из рук. Упало, разбрызгивая пену и скрываясь на дне бочки с дождевой водой. Вот и все, пожалуй. ПС. Он стоял один посреди бескрайней степи. Просто стоял и смотрел на едва заметный кусочек солнца на самом горизонте. Смотрел невозможными ярко-синими глазами. Ему нравилось встречать рассвет. ППС. Эгмонт Окделл проиграл дуэль. Решающее сражение состоялось в Ренквахе. Восстание было подавлено. Эгмонта Окделла похоронили в Ренквахе на сельском кладбище. К дню его смерти могила и отпевальная служба уже были заказаны неизвестным. Позже там построили часовню. А Рокэ Алва…он стал первым
маршалом Талига. The End |