Верность сердцу
|
|
Весенний ветер трепал пушистые шапки пальм. Было прохладно, собирался дождь и караваны, шедшие из Багряных земель, спешили войти в гавань до начала шторма. На узких извилистых улочках Сале торговцы натягивали тенты над прилавками. Торговая жизнь в столице Марикьяры не прекращалась ни днем, ни ночью. И даже шум волн не мог перекрыть оживленного гомона на центральной площади города. Юноша в черном плаще с серебристой птицей на спине шел в толпе, уверенно лавируя, избегая столкновения с повозками и телегами. В Сале редко ездили верхом - уж больно узкими были улочки в центре города. Минуя бурлящую купцами, торговцами, моряками и чужестранцами часть города, юноша вышел к пологой лестнице, которая вела на холм, на вершине которого располагался дворец. Смуглый, черноглазый, как и большинство местных жителей, страж поклонился молодому господину и распахнул перед ним второй вход: - Мое почтение, дор Альберто. Альберто Салина, оруженосец адмирала Рамона Альмейды, кивнул и вошел внутрь. Во дворце "морского ястреба" Талига царила суета и толкотня - дор Рамон собирался в поход. Альберто заметил статную фигуру своего дора в окружении многочисленных пажей, которым он раздавал указания, равно как и подзатыльники: - Немыслимо! - Прошмыгнувший мимо мальчишка, чуть было не уронивший поднос с серебряными кубками, ловко увернулся от адмиральского тычка. - Леворукий вас всех побери! И ты смеешь называть это лучшим снаряжением? - Альберто улыбнулся, наблюдая за сменой живописных выражений на лице своего монсеньора. Рамона Альмейду считали человеком храбрым до безответственности и требовательным до неприличия. Впрочем, капризы Его Светлости компенсировались его благодушием и куртуазностью, которой так восхищались при дворе. - Альберто! Мой юный друг! - Растолкав пажей, "морской ястреб" стремительно двинулся к оруженосцу, сшибая зазевавшихся слуг. - Скверный денек, Альберто! Эти дети Леворукого, которых меня угораздило набрать в свой дом, доведут меня до смертоубийства! Альберто учтиво поклонился: - Мое почтение, дор. Когда выходим? - Адмирал получил письмо из Олларии в разгар своей любимой морской охоты, что еще более способствовало омрачению духа Его Светлости. - Когда эти слабоумные, - длинный палец с темно-синим сапфиром, указал на съежившихся юношей в пажеских ливреях, - добудут мне клавийское огниво. И никакое другое! - повысил голос Рамон Альмейда и, наклонившись к Альберто, добавил едва слышно: - Завтра утром, друг мой. Альберто улыбнулся, глядя на лукавое выражение лица своего дора. Адмирал обожал заставлять всех суетиться вокруг себя. - Ступай, подготовься, - похлопал его по плечу тот, отвлекаясь на очередного пажа и очередную прихоть, которую было необходимо придумать. - С вашего позволения, - Альберто Салина откланялся и удалился к себе. *** Адмирал был щедрым хозяином и выделил своему оруженосцу достойные его происхождения покои с огромными окнами, из которых открывался восхитительный вид на бухту Сале, столь милый сердцу любого марикьярца. В погожие дни, Альберто, выросший неподалеку от столицы, особенно ценил любезность своего дора. Сегодня же, вид волнующегося моря всколыхнул в нем неприятное чувство тревоги. Отвернувшись от окна, маркиз позвонил в колокольчик. - Есть ли сообщения из Кальявэры? - спросил он слугу. Пожилой островитянин, служивший Альберто с момента его рождения, покачал головой: - Никаких вестей, дор. Но есть послание из Олларии, - сказал он, протягивая запечатанный конверт. - Спасибо, Энцо, иди. - Отпустив слугу, Альберто сел за стол красного дерева, работы лучших мастеров Гайифы и сломал сургучную печать. В ящиках стола можно было отыскать множество таких писем и такое же количество подобных им - посланий без указания отправителя. Это были отчеты соглядатаев, безликих людей, которых сам Альберто никогда и не видел. Впрочем, они не были ему интересны. Маркиза Салину интересовали последние известия. В письме из Олларии не было ничего интересного, кроме того, что юный маркиз и так знал из разговоров со своим дором: маршал Алва выступил на восток. Значит, герцог Окделл покидает столицу. Убрав письмо, Альберто замер, невидящими глазами уставившись на поверхность стола, украшенную изысканной резьбой. Если сообщения о нападениях бириссцев были правдой, Ричард Окделл шел на первую войну в своей жизни. Маркизу хотелось, чтобы он с нее не вернулся. Снаружи стремительно стемнело. Альберто зажег свечу и достал чистый лист бумаги: нужно было написать сестрам. Он стал маркизом даже раньше, чем Ричард Окделл - герцогом, и сколько себя помнил, всегда оглядывался назад, думая о своих сестрах. Маленький Альберто видел кровавую бойню во дворце Салина. И запомнил ее на всю жизнь. *** Талигойцы часто путают кэналлийцев и марикьярцев - уж больно похожи. Смуглые, темноволосые, гибкие, безудержно храбрые, напрочь лишенные сдержанности люди. Ничего удивительного в этом не было, ибо именно кэналлийский род положил начало шадам Марикьяры, как и древние кэналлийцы являлись предками островитян. И все же жители Марикьяры были другими. Отчаянные моряки, они проплыли вдоль всего берега Багряных земель. Видели неизвестные народы, вступили в торговые связи с кровожадными племенами и царствами, отбивали нападения морисков. Если кто и мог победить пиратов на море - то только марикьярцы. Поэтому представители этого народа издревле, что при Раканах, что при Олларах занимали должности адмиралов. Рокэ Алва мог сколько угодно побеждать на суше, но одолеть Альмейду на море было по силам только маркизу Салина, погибшему слишком давно, чтобы кто-то помнил о былом соперничестве. Когда на маленькую голову, украшенную задорными кудрями, иссиня-черными, как и полагается настоящим Салина, опустили серебряную диадему марикьярских шадов, Альберто было немногим более семи. Огромные, обсидиановые глаза непонимающе смотрели на дрожащие руки пожилого господина, худые мальчишеские ладошки сжимали подлокотники отцовского кресла, справа от которого возвышалась стройная фигура красивого генерала королевской армии Талига. Когда церемония закончилась, Ворон пристально посмотрел на юного маркиза и снисходительно усмехнулся: - Мое почтение, дор Альберто. Мальчик спокойно выдержал взгляд Алвы - его серьезное, еще совсем детское личико, походило на посмертную маску, а глаза так и не покинули портрета отца, висевшего на противоположной стене. Многие тогда с удивлением отметили тень неприязни, отразившейся на лице Рокэ Алва. С тех пор на море было много бурь, и Альберто не раз гостил в доме своего сородича, но вот теплых отношений между ними не сложилось. Альберто был первым, кто, казалось, не гордился связями своей семьи. *** Их встреча с Паоло была неизбежна. Альберто гостил у герцога Кэналлоа той весной. Алва никогда не был особенно заботливым родственником, впрочем, маленькому маркизу, окруженному пажами и слугами, меньше всего хотелось посещать своего родича, неизменно сердившегося на него за что-то. Это "что-то" однажды и озвучил юный граф Кунья. На празднике весеннего равноденствия, в бальной зале дворца соберано, полной нарядных дам и кавалеров. - Маркиз нездоров? - поинтересовался у высокого мужчины светлоглазый мальчик, одетый в синие родовые цвета. Альберто и впрямь казался всем неблагополучным. Кто-то даже говорил, что наследник Салина не переживет своего отрочества, уж слишком спокойным и замкнутым был юный маркиз. Энцо сокрушался и гневался, кормилица тихонько плакала в кружевную мантилью, а Альберто равнодушно смотрел на волны Померанцевого моря. Синие-пресиние вдалеке. Однажды, когда Энцо удалось заставить своего дора выйти на прогулку, они заметили странное оживление у герцогского пруда. У резного белокаменного края стайка молодых слуг пыталась запустить на воду маленький деревянный фрегат, кренившийся то на один бок, то на другой. Мальчик в шитом серебром камзоле хмурился, разглядывая упрямо не желавшую плыть игрушку. - Мачты слишком легки, - против воли произнес Альберто. Краем глаза он заметил, как Энцо удивленно посмотрел на него и отступил на шаг назад. - Сделайте, как говорит дор, - улыбнулся черноглазый мальчик и учтиво поклонился маркизу: - Паоло Кунья, к вашим услугам. Альберто неуверенно улыбнулся: - Альберто Салина. - Маркиз не желает присоединиться? - поинтересовался Паоло. Это прозвучало как вызов. Они провели у пруда весь день. И только прощаясь у решетчатых ворот, Альберто заметил, что солнце тает в синих волнах бухты. Глядя вслед уезжающим гостям, он почувствовал, как предвкушение чего-то необычно хорошего расцветает внутри. Почти, как в те дни, когда отец брал его с собой в море. Тогда им было не более десяти лет. *** Паоло всегда удивлял Альберто: граф был стремителен, словно ястреб. То один день ему приносили послания, полные сожалений и уверений в том, что наследник Кунья умирает от скуки в родовом поместье. То, вдруг, врывался моряк-курьер с кипой гравюр о рыцарях и нижайшей просьбой ответить немедленно, ибо "Его Светлость" отбывает в Талиг охотиться на вепря. Альберто улыбался, бездумно исправляя ошибки в письмах друга, и качал головой: иногда Паоло слишком напоминал Альберто Алву. Хотя, кто из юных кэналлийцев не хотел походить на Ворона? Как говаривал Энцо: "род один, а кровь уже разная". Альберто ходил в море с герцогом Альмейдой и мечтал, что когда-нибудь зайдет в бухту у замка Кунья и даст залп из пушек в честь своего друга. Жарким летом они встречались во дворце Алвы и целыми днями пропадали во владениях герцога, объезжая морисков, носясь наперегонки меж увитыми цветущей хойей кипарисами. Возвращались в сумерках, усталые и голодные, в распахнутых камзолах, с мокрыми от пота волосами. Смеялись и ужинали в одиночестве на террасе. И тогда Паоло становился совсем странным. Он смотрел на Альберто застывшими глазами, как смотрят в даль дети рыбаков, не вернувшихся с моря. Маркизу становилось неуютно, будто он совершил оплошность, а может, граф считал, что Альберто в чем уступал ему и нуждался лишь в жалости… Он старался быть лучше: искуснее, как наездник, талантливее, как стрелок, сильнее, как фехтовальщик. Они фехтовали на деревянных шпагах каждый день. В их прохладную беседку не заходили гости, ее избегали любопытные слуги. Это был их мир. Место, где были лишь они и глухой стук ненастоящего оружия. Ловко взмахнув своей шпагой, Паоло обезоружил Альберто, ударив прямо по изящному запястью марикьярца. И прежде чем юный маркиз успел сказать что-либо, граф уже был рядом, поглаживая горячими руками смуглое запястье: - Паоло? - Простите, простите, маркиз, мне следовало сдержать себя, - бормотал под нос кэналлиец, не смея поднять глаз на Альберто. - Паоло, о чем ты, друг? - Маркиз удивлено смотрел на кэналлийца. - О, Альберто, - покачал головой граф, - я виноват… следовало… ты такой тонкий. Ошеломленно глядя на залившееся жестокой краской лицо друга, Альберто медленно высвободил свою руку: - Что? Без предупреждения, толкнув Паоло в грудь, он налетел на него, придавив коленом к холодному полу. Цепкие хрупкие руки до боли сжали руки кэналлийца, прижав их над головой Паоло. Обсидиановые глаза, горящие бешенством, оказались в сантиметрах от лица графа: - Я требую, чтобы ты взял свои слова обратно, Паоло Кунья. Странно, но тот лишь покраснел еще больше, поворачивая голову так, чтобы не встречаться взглядом с маркизом. - Граф… - Прошу простить меня, - тихо прошептал Паоло себе в плечо. Отстранившись, Альберто освободил руки друга и легко поднялся: - Посмотри на меня, Паоло, - попросил он сухо. Коротко кивнув смущенному взгляду исподлобья, он продолжил: - Никогда не думай, что я слабее, Паоло. В тот вечер граф не остался на ужин. От занятий по фехтованию пришлось отказаться. *** Разумеется, в Лаик Альберто отправился вместе со своим другом. Паоло был не в восторге от родичей Алвы со стороны Дьегарронов. Он находил их "пустозвонами" и "хлыщами", с которыми совершенно нечем заняться. Альберто, со своей стороны, не мог ни подтвердить этих заявлений, ни опровергнуть. Его Дьегарроны попросту не интересовали, на сердце маркиза было тяжело от гнетущих предчувствий, преследовавших его с момента выезда из Кэналлоа. Старая Ампаро плакала и целовала его руки, шепча что-то о дурных снах и монахах. Энцо ворчал на кормилицу, но и в его глазах маркиз видел неуверенность и страх. Альберто въезжал в Олларию в дурнейшем расположении духа, изменить которое было не под силу даже его другу, бросавшему на него полные тревоги взгляды. На балу по случаю их приезда, который устроил адмирал, Альберто и вовсе стало плохо. Пошатываясь от слабости, накатывавшей волнами, он медленно вышел в коридор, хватаясь за стены. Он почти упал, когда чьи-то сильные руки легко подхватили его за плечи. Рамон Альмейда сверкнул глазами в сторону слуг: - Дор нездоров, отправьте за лекарем. Это была всего лишь простуда - вечный спутник всех южан, попадавших в сырую талигскую осень. Мечась в лихорадке, Альберто видел темные стены и холодную темноту, слышал звон мечей и грозный голос отца, приказывающего запереть двери, не пускать никого в детскую, крики служанок… И среди всего этого, он видел кого-то очень знакомого и дорогого, кто протягивал ему руки и что-то говорил… - Альберто, Создатель… - Паоло сокрушенно вздохнул. - Прости меня, Альберто. Он ласково коснулся горячего
лба, убирая мокрые черные спиральки от глаз. Он танцевал, когда Альберто
исчез из зала. Потом пропал адмирал и Паоло, мучимый странными ноющими
подозрениями, отправился искать своего друга. Глядя расширившимися от
изумления глазами на то, чем занимались гости в отдельных залах, Паоло
отчаянно желал вернуться обратно, только бы не застать своего друга с
кем-нибудь, а еще хуже с адмиралом…. - Вот где бродит добрый друг моего сородича? - За мягкой улыбкой прятался справедливый упрек. - Дор, где Альберто? - спросил Паоло, ужасаясь требовательности, с которой прозвучал его голос. - Страдает от простуды в своих покоях, - под внимательным взглядом марикьярца Паоло начал заливаться краской. Надо же, Альберто был болен, а он… - Пусть его судьба тебя не тревожит, - смягчился адмирал. - Лекарь уверяет, что все будет хорошо. Граф смущенно кивнул. - А теперь ступай и поддержи своего приятеля в беде, - усмехнулся моряк, уже глядя куда-то поверх головы Паоло. Кэналлиец облегченно вздохнул и бросился в покои маркиза. Альберто шумно вздохнул. Графу показалось, что в углу шевельнулся задремавший Энцо. Стараясь не будить слугу, он промокнул лоб маркиза дрожащей рукой и достал маленький золотой медальон. Приложив его к пылающей коже между бровями Альберто, Паоло тихонько зашептал слова, которые Альберто будет помнить всю жизнь: - По моей воле…силы, на которыми властен…истинно желание мое…и я не отступлюсь. Беспомощно глядя на свое отражение в золотом кружочке, граф надеялся, что молитва его предков поможет. Прислушавшись и убедившись, что Энцо спит, Паоло наклонился и легко коснулся губами уголка рта Альберто: - Я жду тебя, возвращайся, друг мой. *** Лаик. Проклятое место, через которое они должны были пройти вместе. Как и через все другое. Но после болезни Альберто, Паоло изменился. Он сторонился друга, оправдывая свое постоянное отсутствие делами своего рода. Альберто догадывался, что это не так, но молча ждал, пока все станет, как прежде. Тогда он еще не знал, что колесо судьбы сделало свой поворот. - Как ты можешь терпеть этого наглеца? - возмущенно зашептал ему Паоло. Альберто спокойно продолжил натягивать перчатки. Паоло говорил о Бласко Дельгадо, с которым Альберто постоянно фехтовал в паре. - Он - мой родич, как тебе известно, - черные глаза маркиза раздраженно сверкнули. - И мы были избраны ментором, о чем тебе также прекрасно известно. - Они - жалкие трусы, - заскрипел зубами Паоло. Лицо Альберто окаменело. Сейчас он напоминал того мальчика, который широко открытыми глазами смотрел на пронзенное шпагой тело отца. - Выходит, я тоже трус? - ледяным тоном поинтересовался он. Паоло вздрогнул и поморщился: - Альберто… - Паоло! - позвали откуда-то. Глаза маркиза опасно сузились: Окделл. Паоло проводил слишком много времени с унаром Ричардом. С сыном бунтовщика. И после этого у него хватает духа упрекать Альберто? - Отвечай, Паоло, - безжизненно повторил марикьярец. Узкая ладонь с тонким запястьем сжала эфес. Паоло перевел взгляд с руки на лицо маркиза и медленно покачал головой: - Я думаю, ты заблуждаешься, Альберто. У маркиза перехватило дыхание. Красная волна бешенства накрыла его с головой. Странная, несвойственная ему усмешка исказила спокойное лицо. Паоло невольно отшатнулся - в тот момент Альберто был точной копией Алвы. - А знаешь, что я думаю? - Вздернув шпагу, маркиз занял позицию. - Защищайся, Паоло Куньо! Не дав другу опомниться, Альберто бросился на него, яростно нанося удары. Когда на смену удивлению пришла злость, поединок стал еще более стремительным. Они почти ненавидели друг друга. Ментор бросился к капитану. Альберто удалось оттеснить Паоло в угол, когда между ними бросился Ричард: - Что на вас нашло? - вскрикнул он, закрывая Паоло. Альберто смотрел на друга мгновение, прежде чем гримаса презрения исказила его черты. Оскорбительно швырнув шпагу на пол, он вышел из зала. *** Они больше не были друзьями. Альберто не мог выносить теплых взглядов, которым обменивались Паоло и Ричард. Будто бы они делили какую-то тайну. Что-то, что было только его, и в один миг было украдено, бесчестно отобрано этим глупым северянином. Ричард лишил его Паоло. Дельгадо и Колиньяр, почувствовав раздор, стали наглее. Они дерзили на грани оскорбления. И Паоло смотрел на Альберто так, будто он был одним из них. А когда в проделках Сузы-Музы обвинили Окделла, маркиз, сжимая кулаки, глядел, как его друг бросается на защиту северянина, словно тот был… У Альберто больше не было сил. Решительно выступив вперед, он встретил удивленный взгляд светлых глаз: - В Торке так не шутят. Это сделал я. - Не ты, а я, - перебил Паоло. - А потом испугался и спрятал все в комнате Дика. Окделл что-то там говорил Арамоне, а они смотрели друг другу в глаза, как будто не было между ними всего того, что случилось в Талиге. Перед ними снова расстилались поля и луга Кэналлоа, бесконечные кипарисовые аллеи, воды Померанцева моря. Синего-пресинего… Они снова были вместе. В Старой Галерее что-то случилось. То, о чем предупреждала старая Ампаро. Что виделось Альберто в бреду лихорадки, когда чьи-то руки ласково касались его и шептали заветные слова. Унары читали заклятье. Паоло читал… - Пусть Четыре Скалы защитят от чужих стрел, сколько б их ни было, - завершил Дик заклятье, отвращающее беду. Альберто молчал, разглядывая Паоло, который никак не хотел встречаться с ним взглядом. Значит, это был он… его друг. Тот, кто шептал ему эти слова. Тот, кто был с ним тогда, когда Альберто было некому защитить. "Прости меня… просто ты такой…" Стыд и раскаяние захлестнули Альберто в той темной галерее. Ему хотелось обнять Паоло, вымолить прощение, доказать свою верность, преданность, любовь… Улучив момент, он тихонько коснулся руки кэналлийца и сжал ее. Черные глаза засверкали - Паоло чуть улыбнулся. И Альберто казалось, что все позади. *** Отложив письма, маркиз Салина, оруженосец адмирала Альмейды позвал старого Энцо: - Это в поместье, - указал он на письмо сестрам. - А это, - голос слегка осип, - в Олларию и Кальявэру. Пожилой марикярец вздохнул, но ничего не сказал. Его дор извел достаточно денег и сил, чтобы понять, что все бесполезно. Но маркиз не собирался отказываться от поисков. Прошло слишком много времени, и если бы кэналлийский дор был жив, его род или нанятые маркизом люди знали бы. Энцо вспомнил, как один из "серых людей" пожал плечами, принимая деньги: - Если господин желает… но его надежда пуста, старик. Альберто одевался, глядя на розоватое солнце, восходящее над бухтой Сале. Ричард Окделл даже не понял, что произошло на следующий день после исчезновения Паоло. Для него он был всего лишь кэналлийцем… "Так ты марикьярец! А я думал…" Стиснув челюсти, маркиз Салина смотрел на солнце до тех пор, пока не начали слезиться глаза. Они уйдут в море надолго. А на обратном пути, Альберто зайдет в бухту Кунья и даст победный залп в честь своего… - Истинно желание мое…и я
не отступлюсь. The End |