Гамбит поэта*Автор: Joya Infinita a.k.a. Night Lady Бета: Рене Фэндом: В.Камша "Отблески Этерны" Рейтинг: PG-13 Пейринг: Валентин/ОМП, Валентин/Ричард, Валентин/Рокслей Жанр: angst/drama Примечания: альтернативная вселенная Disclaimer: не мое,
не претендую Размещение: с разрешения автора |
|
Молодой мужчина испуганно оглядывался, пробираясь сквозь густые заросли. Мрачный лес, оголенный в преддверии зимы, был полон ночных звуков, сводивших с ума. Он беспокойно вертел головой, защищая хрупкое пламя фонаря от противного ветерка, достаточно сильного, чтобы задуть единственный источник света, кроме огромной, сиренево-серой луны. Мозолистые ладони молодого дровосека ощупывали холодные стволы деревьев, сверяясь с направлением. Чувствуя, как трясутся руки, он трижды проклял свое решение уйти с праздника в столь поздний час. В соседней деревне его свояченица крестила детей и, в кои-то веки, родители отпустили его с сестрой на празднество. Теперь, проваливаясь в кучи сырых листьев, он благодарил Создателя, что оставил ее там. Он вышел на тропинку, когда вдалеке послышался приближающийся топот. Лес, казалось, замер. Глядя на залитую лунным светом дорожку между деревьев, дровосек явственно различил стук копыт и странные, нечеловеческие звуки, будто поскуливания или плач: - Отведи Леворукого! - истово зашептал он и бросился прочь, не разбирая направления, куда угодно, только подальше от холодного лунного света, от черных стволов, похожих на обгоревшие тела. Звуки приближались с невозможной скоростью, будто ужасное существо летело над землей, как Черный Конь Чужого, о котором рассказывали приятели на пирушке. Бросив фонарь, лесоруб бросился в кусты, задыхаясь от мерзкого холодка, пробежавшего по спине. Ветки зло царапали лицо, цеплялись за куртку, как костлявые пальцы ведьм. Позади взметнулся ворох сырой листвы: - Нет!- закричал он, закрываясь руками от страшного мохнатого существа, опалившего его своим горячим дыханием. Тварь зарычала и вцепилась в его ногу острыми, как кинжалы, клыками. Дикий крик разлетелся по лесу. Зверь фыркал и кусал, драл, рвал его плоть. Парень мог только кричать и бить ослабевшими от боли руками по покрытой шелковистой шерстью голове. - Наго! - совсем близко раздался резкий окрик. Тварь замерла и через мгновение отпустила добычу. - Ко мне! - повторил голос, явно принадлежавший молодому человеку, почти юноше. Лесоруб отчаянно завопил: - Помогите! - Заткнись, глупец! - властно приказал юноша. У него был странно глухой, ледяной голос, будто каждое слово давалось ему с болью. Дровосек вытер пот и слезы, застилавшие глаза и уставился на своего спасителя. Вороной жеребец стоял, как вкопанный. Его черная грива отливала синим, совсем как у Черного Коня Чужого. Всадник в распахнутом сером плаще был юн. Лесника вновь затрясло от ужаса. Белая, как у покойника, кожа резко контрастировала с темными волосами, спутанными ветром. Непроницаемые глаза непонятного цвета были слишком большими и, дровосеку показалось, не имели зрачков. А тварь, минуту назад терзавшая его плоть, ласкалась у серебристого стремени… - Убереги, Истинный! Юноша тронул поводья, и конь грациозно приблизился к кустам, в которых лежал раненный. - Пошел прочь, - презрительно скривился он, глядя на трясущегося человека. У того отнялся язык. С трудом поднявшись, опираясь на здоровую ногу, дровосек замер, с ужасом глядя на двух огромных волков, застывших рядом с лошадью. Наездник щелкнул языком и, пришпорив коня, поскакал в сторону опускавшейся луны. Зверюги побежали следом. Кое-как выбравшись из кустов, лесник подобрал фонарь и поплелся в противоположную сторону. Правду, значит, говорили о хозяйском сыне. Когда вдали показались огни деревни, он разрыдался. *** Небо разразилось ливнем, когда всадник влетел в освещенный факелами двор. Темная фигура, выскочившая из конюшни, приняла поводья и увела лошадь. Юноша постоял под дождем еще мгновение, прежде чем скрыться в каменной пристройке, отделявшей высокую башню от других помещений замка. Внутри было тихо и холодно. Легко вбежав по ступенькам, он оказался лицом к лицу с пожилым слугой в сиреневой ливрее. Тот молча взял хозяйский плащ и протянул кусок холщовой ткани: - Госпожа посылала за вами. Юноша, вытиравший волосы, не ответил. Распахнув двери в свои жарко натопленные покои, принялся на ходу расстегивать камзол. Сбросив перевязь с пистолетами на пол, он направился в дальнюю комнату, где ему была приготовлена горячая ванна. Он почти снял блузу, когда услышал за спиной шорох юбок. - Валентин, - тонкая холодная ладонь легла на белое, влажное от пота плечо. Юный граф поежился. - Эреа. - Посмотри на меня, сын, - почти прошептала женщина. Он обернулся и равнодушно встретил взгляд отчаянно голубых глаз матери. Она была еще красива, Ангелика Придд, родившая шестерых сыновей. Ее золотистые с проседью волосы были спрятаны под полупрозрачной черной вуалью, а вокруг когда-то алых губ, появилась горькая складка. - Я слушаю вас, эреа, - Валентин вздрогнул от холода. В старом замке всегда витали сквозняки, и сколько бы леса не изводили на камины, многие наследники Повелителей Волн погибали от простуд во младенчестве. - Я получила письмо от герцога, - Ангелика Придд никогда не называла своего мужа по имени, так же как отучила Валентина называть его отцом. - Ты отбываешь завтра утром. Валентин коротко кивнул. Лаик. Герцог, наконец, назначил дату его отъезда в Лаик. Внутри появилось смутное предчувствие. - Я видела дурной сон, сын, - голубые глаза, не сводившие с сына странного блестящего взгляда, остановились на юной, но уже развитой белой груди. Вздохнув, герцогиня Придд положила ладонь на то место, где билось сердце ее единственного сына. - Ты должен пообещать мне, что отомстишь, Валентин. Тот не ответил, избегая смотреть на заострившееся, полубезумное лицо матери. - Пообещай мне, что убьешь это чудовище, Валентин, - наклонившись вперед, Ангелика горячо зашептала ему на ухо: - Ты должен отомстить за брата, сын мой. Помни об этом. Он надругался над ним, над нами, - вторая рука герцогини скользнула во влажные волосы сына. - О, он лишил меня сына, Валентин…Моего прекрасного мальчика… Сухие губы касались прохладной мочки, в то время как худые дрожащие руки бесстыдно сжимали и гладили застывшее в неподвижности тело. - Хорошо, - холодно произнес Валентин и перехватил руки матери. Оторвав от себя герцогиню, он сделал шаг назад. - Я помню свой долг и выполню свое обещание. Искаженное гримасой вожделения, лицо герцогини осветила безумная улыбка: - О, сын мой, - прежде чем она успела обнять его вновь, юный граф накинул на себя мокрый камзол. - Прошу прощения, эреа, но я собирался отойти ко сну. Герцогиня вздохнула и протянула унизанные сапфирами пальцы. - Благой ночи, сын мой. - И вам, эреа, - ответил Валентин, коснувшись мимолетным поцелуем ледяных костяшек. Когда слуга закрыл за герцогиней дверь, Валентин резко сдернул с себя мокрую блузу и с ненавистью швырнул ее в угол. Отвращение, сковывавшее его тело, мгновенно отразилось на красивом спокойном лице. *** - Как здоровье матери? - Вальтер Придд хмуро глядел на сына из-за стола. Валентин, разглядывавший профиль отца на портрете, висевшим прямо над столом, безразлично пожал плечами: - Благополучна, как всегда. Герцог фыркнул - ответ наследника был более чем двусмысленным. - Полагаю, ты получил ее благословление. Юный граф Васспард скользнул по отцу острым взглядом. В одно мгновение между ними пролегла холодная пустота огромного холла в аконском замке. Казалось, белые облачка парят на выдохе. Не выдержав напряжения, страшно постаревший герцог устало поддернул плечами: - Пришла твоя очередь выполнить свой долг, сын. Валентину хотелось уйти, скрыться за створчатыми дверьми своих покоев, где его ждала прохладная постель, полная сумрачных снов, которые он не помнил на утро. Сиреневый топаз, редкий камень, найденный тысячу лет тому назад где-то в Багряных Землях, пронзительно сверкнул на руке Повелителя Волн: - Протяни руку, Валентин. Белоснежная кожа графа пошла мурашками, когда ее коснулся ледяной ободок фамильного перстня Васспардов. Усилием воли, Валентин подавил паническое желание сорвать с себя побрякушку, отмытую от следов крови. Тяжело вздохнув, Вальтер Придд кивнул в сторону дверей: - Не буду больше задерживать тебя, Валентин. Следующий день навсегда изменит твою судьбу, сын. - Благодарю, эр, - в холодном голосе скользнула едва сдерживаемая злоба. Валентин поднялся и, не глядя на отца, направился к выходу. - Граф, - окликнул его седой мужчина, - не забудьте о встрече с кансилльером. Валентин помнил. Он отлично помнил, что ему говорили даже тогда, когда словам не придавалось большего значения, чем порханию бабочки над цветком. Ему предстояло дать еще одну клятву - старому пройдохе, отчаянно цеплявшемуся за любого чистокровного, оставшегося в живых. Даже за таких мальчишек, как он сам. Валентин пообещает кансилльеру только то, что посчитали нужным его родичи. А значит, ничего. Придды не любили одолжений и никогда не делали их сами. *** От яркого света в теплой комнате Валентина бросило в жар. - Эй, ты, как тебя? - бросил он невысокому парнишке в пажеском платье, переминавшемуся в коридоре. - Томас, монсеньор, - Валентин оценивающе разглядывал стройную, слегка поджарую фигуру. Глаза у Томаса были необычные - яркие, как смола шелковицы. Почти как янтарь. - Потуши свечи, Томас, - граф потянул за застежки камзола и, вдруг, нехорошо усмехнулся, - и принеси-ка вина. Когда на резном столике из надорского дуба появилась "Черная кровь", Валентин уже успел избавиться от пояса и сапог. Лениво наблюдая за фигурками, сновавшими во дворе, он не заметил пажа, замершего у него за спиной. - Монсеньору не следует стоять у окна, - тихо произнес Томас, - осень в Олларии коварна. Герцог будет очень… - Налей мне вина, Томас, - не оглядываясь, приказал граф, вдыхая прохладный ночной воздух. Тонкие пальчики пажа казались горячими на холодной хрустальной ножке. Валентину вдруг захотелось оказаться где-то, где ослепительное солнце пылало над бескрайними полями, поросшими пшеницей. Хотелось промчаться на любимом Альзаре по холмам. Вверх, под самое небо. Полуобернувшись, юный граф пригубил вина и лукаво улыбнулся пажу: - Выпей со мной, славный Томас Олларский. Лисьи глаза юноши, мерцавшие как драгоценные камни, удивленно расширились. Смутившись под пристальным взглядом Валентина, он пробурчал что-то про то, что господин не должен… - Здесь я решаю, что ты должен, а что нет, Томас, - опустившись груду подушек у камина, Валентин поманил пажа, - иди сюда, расскажи мне что-нибудь. Томас грациозно присел рядом с графом и неуверенно посмотрел на протянутый бокал. Вздохнув так невинно, так по-детски, что у Валентина защемило внутри, осторожно сделал глоток и покраснел. - Что монсеньор желает, чтобы я рассказал? Я знаю истории великих завое… - Нет, - покачал головой юный граф. Он уже не смотрел на Томаса, и тому стало легче дышать. - Расскажи мне что-нибудь о себе… Все, что захочешь. Сначала ему было трудно: граф то и дело бросал на него прозрачные взгляды, которые невозможно было понять. Потом, когда молодого господина, казалось, загипнотизировал огонь, Томас уже не мог остановиться. Он говорил о своем детстве и как учился письму в приходе у эсператистов. Как однажды видел самого короля и его сверкающий драгоценностями кортеж. Как переливаются витражи дворца, если погожий денек и как воет ветер в сторожевых башнях на севере города. - А потом Артур позвал меня на двор к своим господам, ну к этим, кэналлийцам, - захмелевший от вина, убаюканный теплом камина, Томас и сам не заметил, как откинулся на расшитые золотом подушки. - Все хотел мне того рысака показать… Мориского, говорил, - тяжело вздохнув, юноша, запинаясь, продолжил: - А о-он, проклятый, как взбрыкнет… И н-нет... Артура. Зашиб его…так страшно было… Отставив бокал, он торопливо вытер слезы рукавом. Подняв глаза, он увидел печальное лицо графа, и от взгляда этих непонятных глаз стало так жарко, что хотелось спрятать пылающие щеки. - Мне очень жаль, Томас, - глухо произнес Валентин. Так, словно был виновен в том, что произошло с другом этого мальчишки, - мне, правда, жаль… - Что вы, Создатель вас храни, - замотал головой Томас и инстинктивно потянулся к юному господину, - в этом же нет вашей вины… Он не успел закончить, когда сильные руки графа, вдруг сомкнулись на его плечах и изо всех сил прижали к белой господской груди. Томас застыл. От Валентина пахло чем-то невыносимо приятным. От этого кружилась голова. Медленно расслабляясь в объятьях, он с замиранием сердца чувствовал, как тонкие губы легко касаются его горящего лба, как холеная ладонь скользит вдоль застежек ливреи, неторопливо освобождая его от одежды. Краснея от стыда и вожделения, Томас сильнее прижался к Валентину, упираясь носом в тонкую ключицу. Расстегнув камзол Томаса, граф осторожно взял его за подбородок, заставляя поднять голову. - Я хочу поцеловать тебя, Томас, - пряное дыхание скользнуло по влажным губам пажа, - ты мне позволишь? С трудом сглотнув, юноша медленно кивнул, прикрывая янтарные глаза. Валентин улыбнулся и прижался губами к горячему полураскрытому рту. Поцелуй был сладок от вина и солен от слез. Томас застонал на вздохе и обнял графа сильнее. *** Резко распахнутые шторы наполнили холодным светом остывшую спальню. Валентин резко поднял голову и с трудом разлепил глаза, глядя на старого Герберта, кастеляна герцогского замка. Только когда холодный воздух заставил натянуть одеяло повыше, он понял, что постель пуста. Томаса, всю ночь прижимавшегося к его правому боку, нигде не было. Позволив себе мгновение сожаления о сладком тепле, в котором он засыпал, юный граф решительно и легко поднялся. Седовласый слуга, видевший не одно поколение Повелителей Волн, осуждающе поджал губы: - Графу не следовало испытывать доброту Его Светлости… - скрипучим голосом начал он. - Ты не расскажешь об этом, - лениво бросил Валентин, наклоняясь над серебряной чашей для умывания. И это было правдой. Старый Герберт хранил слишком много тайн, о которых не догадывались даже его хозяева. С наслаждением умывшись, граф закончил свой туалет, и только оглядевшись в зеркале, позволил себе встретиться глазами со стариком: - Его Сиятельство просило передать графу это, - на столе оказался легкий стилет. Валентина передернуло. К горлу подкатил приступ тошноты. Отвернувшись от тонкого тельца оружия, поблескивающего на солнце, граф сделал резкий выдох. Слуга осторожно прикрыл стилет белоснежным платком. Он служил Приддам множество весен, но так и не смог привыкнуть к жестокости, не сумел заставить свое сердце окаменеть. Он, и в правду был слишком стар, чтобы чего-либо бояться. - Я доложу Его Сиятельству, что его приказание выполнено, - медленно произнес Герберт, не отрывая глаз от спины юного графа. Второго Васспарда. Валентин молча вышел из комнаты. Внизу уже стоял запряженный мориск, белый, как и все лошади Приддов. Легко вскочив в седло, он поинтересовался у конюха: - А где паж Томас? Конюх, здоровенный рыжий детина, пожал громадными плечами: - Наверное, на границе, эр. С первой зарей солдаты забрали… Не дослушав его, Валентин пришпорил коня и выехал за ворота, провожаемый пристальным взглядом старого Герберта, замершего у окна графской спальни. *** Лаик не обманул его ожиданий. Как и встреча с кансилльером. Старый шакал хотел слишком многого, а Валентин слишком хорошо помнил, кто протежировал молодых военных на службе в королевской армии Талига. Придды могли ошибаться, но единожды и навсегда запоминали свой урок. Окделл оказался вовсе не таким, каким его описывал Штанцлер. "Волчонок", - сказал эр Август на прощание, настоятельно порекомендовав держаться от сына Эгмонта подальше. Ради общего блага, разумеется. Ричард скорее напоминал щенка, выброшенного хозяевами на городские улицы. Но он был Окделлом, все-таки Окделлом, узнаваемым за версту. И по тому, как светлые глаза герцога смотрели в его сторону, Валентин понял, что и его узнали. Но Валентин не ожидал, что Окделл будет отличаться от них настолько. Казалось, между ними были весны расстояний, а ведь, если Штанцлер говорил правду, Ричард был старше него. Но там, где Валентин ожидал увидеть взращенную годами ненависть, видел лишь печаль и одиночество. И даже унизительные насмешки "навозников", казалось, не могли заставить юного герцога продемонстрировать свою злость. Это было похоже на откровение и не похоже ни на что в его жизни. В этом было что-то неправильно притягательное. О, Валентин мог бы защитить его от этих жалких кэналлийцев, подсознательно сторонившихся замкнутого графа. Он был Приддом, настоящим сыном своего рода, издревле славившегося своей жестокостью и хитростью. Они боялись бы Ричарда так же, как боялись его. Но ему запретили вступать в игру. Что бы ни затеял старый шакал, герцог Придд поставил на карту слишком много, чтобы Валентин мог рисковать столь безоглядно. Ему оставалось только наблюдать. И это было сложнее всего, ибо наивные, еще совсем детские глаза юного герцога преследовали графа каждую минуту, требуя понимания, взывая к его совести и чести. Валентин уже видел такие глаза однажды. Видел, но не имел достаточно сил и смелости, чтобы поступить, как желало его сердце. С тех пор прошло так много времени и ему казалось, что он вовсе лишился сердца. Но этот мальчик… Этот пугливый, отчаянно гордый Окделл, чьи плечи так предательски подрагивают, когда Арамона заставляет его выполнять издевательские приказы… - Унар Ричард, вы поняли, что сказал унар Эстебан? Валентин не опустил головы, не позволил этим жалким людишкам видеть хоть тень эмоций на своем холодном, неподвижном, словно маска лице. Ричард избегал встречаться с ним взглядом. Они были вдвоем в этом классе. Два человека, которые должны были вынести все и сдержаться. - Унар Альберто, кто стоял за мятежниками? О, Валентин знал, кто стоял у черного знамени Надора. Тот, на чьем пальце сверкал сиреневый топаз Дома Волн, самого сильного Дома из всех. Стиснув челюсти, он изо всех сил боролся с яростью, клокотавшей внутри. Костяшки спрятанных под столом рук побели от напряжения. Проклятый перстень Васспардов врезался в плоть. - Унар Ричард, вы слушаете объяснения своих товарищей? - Слушаю, господин Арамона. Теперь им осталось только слушать. Валентину показалось, что голос Арамоны стал другим, до боли знакомым голосом, глухим и хриплым. "..Вы слышите меня, юноша? Вы навлекли несмываемое пятно на род, честь которого не подвергалась сомнению! Вы позволили трепать свое имя на всех углах страны, которая обязана своим существованием вашим предкам! Вы слышите? Настоящим Людям Чести! - Эр Генрих… - Молчи, жалкий мальчишка! Молчи, ибо здесь никто не желает слышать оправданий грязной потаскухи, стонущей в постели предателя! У тебя больше нет права произносить наши имена своим поганым языком!" - Унар Ричард, вы все поняли? Повторите. "- Твой брат скончался, - голос Вальтера Придда дрожит настолько, что сложно разобрать слова. Он цепко удерживает рвущегося на шум ребенка. Мальчик слышит, что в замке что-то происходит. Какие-то люди бегают по двору… - Слышишь меня, Валентин? - хватка на плечах становится почти медвежьей. Еще мгновение и захрустят детские кости. - Твой брат погиб на охоте. Но что-то страшное творится во дворце. Где-то кричит женщина, исступленно, на пределе своих легких. Женщина…Какая женщина может так кричать в их доме… - Ч-что случилось, отец? - маленький Валентин, белый, как мел, смотрит полными слез глазами на едва стоящего на ногах мужчину. - Твой брат погиб на охоте, - уже хрипит Вальтер, и, вдруг из уголка его глаза скатывается красная капля. - Ты меня понял? - кричит он, приближая свое лицо к лицу мальчика. И Валентин видит, вторую алую каплю, упавшую с волос герцога. Она оставляет тонкий красный след на серой, как пепел, коже его отца. - Да… - Повтори!" Ричарда спас сердобольный учитель. Валентина - изодранные ногтями в клочья ладони. Углядев кровь на руках одного из унаров, ментор отправил его к лекарю, которому было безразлично происхождение ран. Еще два дня после этого урока Валентин не мог писать. По ночам он подолгу смотрел на сине-сиреневую луну в окно и думал, мучительно думал обо всем, о чем только мог, лишь бы не вспоминать, лишь бы не засыпать и не видеть все это снова и снова… Он был напуган своей реакцией в классе. Слабость недопустима. Жалость тем паче. Но отчего так стискивает сердце всякий раз, когда глаза юного Окделла смотрят на него с немым укором. Словно и он предал Ричарда. Предал, как когда-то предали его. Как предали первого графа Васспарда. *** Штанцлер везде имел своих соглядатаев. Однажды вечером, когда ключ в замке его комнаты повернулся, Валентин обнаружил письмо под подушкой. В нем благородный эр Август взывал к его благоразумию, категорически запрещая вступаться за молодого Окделла. Он просил соблюдать осторожность и не проявлять никаких эмоций. Это Валентин умел. За весь период обучения, он ни разу не подошел к юному герцогу. Не примкнул к нему в наказании, не приблизился во время свободного дня в Олларии. Что еще хотел от него этот шакал? Уничтожив письмо, Валентин думал, уставившись на дрожащий язычок единственной свечи. Он уже знал, что Окделла не хотят видеть при дворе. Значит, отец Валентина предпочел покрыть себя очередным пятном. Ариго также не пойдут против Дорака. Юный герцог будет с позором отправлен в Надор. Валентин изо всех сил сжал эфес своей шпаги. Бессильная злоба и ненависть жгли его сердце. Они оба были лишь марионетками в игре, которую не могли понять, которая грозила уничтожить их так же, как уничтожила его брата… Он больше не хотел подчиняться. Не хотел, чтобы им управляли. Всю ночь Валентин не сомкнул глаз. Он думал. *** Особняк был полон музыки и шума. Разряженные гости заполнили огромную бальную залу полностью. Хозяин давал свой ежегодный бал-маскарад. Лакеи лавировали между прогуливавшимися господами, разнося напитки и сладости. В нижних этажах, где располагалась кухня, творилось настоящее столпотворение. Незаметный в сутолоке, юркий юноша быстрым шагом направлялся в сторону лестницы, по которой поднимались и спускались едва стоявшие на ногах официанты. Лицо юноши скрывала черная маска, но на него никто не обращал внимания. В этот вечер под масками были скрыты все. Гость двигался уверенно, как человек уже не раз бывавший в доме. Впрочем, хозяин бы очень удивился, узнай он об этом. Но хозяину было не до того. Вырядившийся королем, Генри Рокслей бродил меж гостей в поисках своего оруженосца. Остановив одного из пажей, мужчина строго спросил его: - Где граф Васспард? - На восточной террасе, Ваше Сиятельство, - склонился в поклоне тот. Лицо генерала осветила радостная улыбка. Борясь с томительным предвкушением, Рокслей направился на террасу, едва превзнемогая себя, чтобы ответить на очередное приветствие или комплимент от бесконечно прибывавших гостей. Наконец достигнув закрытого от посторонних глаз места, генерал остановился, переводя дыхание. Он и сам не мог понять, что с ним происходило последние несколько месяцев. Прислонившись лбом к холодной стене, он сделал несколько вздохов. Генри чувствовал себя юнцом, впервые спешившим на свидание. Но как же глупо он себя вел! Но как же сладка была эта боль! Один взгляд прозрачных зеленоватых глаз! Одна мимолетная улыбка, которая так преображает прекрасное лицо! Ему хотелось слагать стихи. Он закидывал это прекрасное существо подарками, но юный граф всегда возвращал их… Он всматривался в непроницаемые глаза, но никогда не мог прочесть того, что было спрятано в их прекрасных глубинах… И все же он был близок к победе, Генри чувствовал это. - Валентин? - позвал Рокслей, пытаясь разглядеть оруженосца в полумраке. Граф Васспард выступил на свет, и у генерала перехватило дыхание. Юноша оделся в цвета Ариго. И он был прекрасен, словно божественное существо, сошедшее с картин древних мастеров. - Вы искали меня, монсеньор? Рокслей поморщился. Как же он несносен, этот дивный граф. - Да, - смутился мужчина, стыдясь своей робости и смущаясь еще больше. - Вы так жестоко лишили меня своего общества. Право, я решительно не могу обходиться без вас сегодня. Валентин улыбнулся. О, эта неземная улыбка. У Генри подкосились ноги. - Прошу простить меня, - почти нежно произнес юноша, слегка поклонившись. Темная прядка упала на высокий белый лоб. - Вы заслужите мое прощение, - приблизившись к оруженосцу, генерал ласково убрал прядь за прохладное ухо, невольно вздрогнув от прикосновения, - если незамедлительно займете свое место рядом со своим монсеньором, - почти прошептал он. - Слушаюсь, эр, - сверкнули прозрачные глаза. - Только позвольте отдышаться еще немного. Сегодня на редкость душно. Генри согласился бы на что угодно, чтобы не попросил этот чудесный юноша. Отпустив Валентина, вновь скрывшегося в полумраке, генерал счастливо вздохнул и вернулся в бальную залу. Валентин презрительно скривился и отошел в темный угол. Там, у края террасы, на маленькой каменной скамейке сидел юноша в темном плаще. Валентин присел рядом. - Значит завтра в шесть. В Нохе? - переспросил он. - Именно так, монсеньор, - кивнул юноша. - Их будет семеро. Граф Васспард восхищенно усмехнулся: - Поразительная глупость, - слегка наклонившись, он пальцами коснулся обезображенной широким шрамом щеки гостя. - Неправда ли, Томас? Тот только вздохнул, боясь прервать нежную ласку. - Ты напишешь письмо и отнесешь его в дом Первого маршала, - задумчиво проговорил Валентин. - Пора выманить лису из норы… ________________ The End |