...
|
|
Наруто торопится, его трясет
от волнения, и из штанов он вылезает долго и смешно: прыгает на одной
ноге, теряет равновесие, бормочет ругательства. Наконец, справившись с
тряпками и зашвырнув их подальше, он забирается на кровать. Подползает
от изножия на четвереньках, сияющий – улыбка от уха до уха, в голубых
глазах неверие и восторг. Руки у него дрожат, дыхание сбивается от сознания
важности момента, он неловко въезжает в бедро шершавым коленом и звучно
сглатывает. - Я тебя очень люблю, – шепчет
и повторяет по-детски, не зная, как еще выразить чувство: - Очень сильно
люблю, Саске! Наруто не ждет ответа. Саске смотрит в потолок. Он
лежит поверх покрывал, раздетый, и кажется совершенно равнодушным к происходящему,
хотя это не так. Медленно, словно в задумчивости, он проводит пальцами
по плечу тянущегося к нему Узумаки, подставляет губы его жадному рту и
обнимает за шею, когда Наруто ложится сверху – тяжелый, живой, горячий.
Они целуются и целуются, потом Наруто опускает голову ему на плечо, вылизывает
шею и шумно дышит в ухо, обмирая от дикого возбуждения и самоотверженно
пытаясь себя контролировать. Глаза у него уже заалели, зрачки вытянулись;
ближе и ближе грань, за которой Учихе придется иметь дело со Зверем, а
сейчас он не в состоянии выпустить навстречу собственного… От Наруто пахнет ветром, разгоряченным
телом и дешевым травяным мылом. Он целуется хорошо, умело, постепенно
раскрывая Саске рот, легко пробегая языком по губам и тотчас же впиваясь
до боли. Он что-то уж слишком умелый для бестолкового неудачника… волнуется,
это видно, но отлично знает, что делать. Саске чувствует, что сейчас начнет
извиваться. Уже извивается. Наруто всхлипывает его имя, сжимая в объятиях
так, что хрустят кости; лежать под ним – как под полуденным солнцем: кажется,
пора бы уже и в тень, но кости тают от жара, слабеет воля. Хотя при других обстоятельствах
Учиха, пожалуй, предпочел бы сексу хорошую драку. Но следующая драка в
его жизни случится нескоро, если он не хочет скорой смерти. Невыносимо
было смотреть, как Узумаки напускает на себя покровительственный вид.
А сейчас Наруто счастлив, как обласканный щенок, и страшно боится, что
Саске что-нибудь не понравится. Все это так не похоже на подростковую,
холодную развращенность Карин (болтовня, которая ей заметно приятнее собственно
занятий любовью, симулированный оргазм), на влажную кожу Суйгэцу (вечная
полуухмылка и фразочка «люблю я это дело…», одна и та же после убийств
и секса; скользкое касание амфибии), на тошнотворно гибкое, точно бескостное,
тело Орочимару… …не думать. Даже в мыслях
не звать. Саске глубоко вздыхает, запрокидывая
голову. Наруто сползает по нему вниз, целует и трется лицом о его живот,
щекоча жесткой звериной порослью на щеках; горячие ладони крепко, до боли
сжимают бедра Учихи. Одурело встряхивая головой, раскрасневшийся и сияющий,
Узумаки приподнимается, склоняется над ним, разглядывая тело любовника.
Саске хочется поддеть его, что-нибудь сказать, но ничего достаточно остроумного
не приходит в голову, и тогда он просто ухватывает Узумаки за соломенные
лохмы и притягивает его голову к своему члену. Наруто жадно облизывает его,
вбирает глубоко, выпускает, целуя головку; пальцы пробираются ниже, щекочут,
потирают, растягивают, Саске ерзает, со свистом втягивая воздух сквозь
зубы, и против воли крутит задницей, пытаясь не то отодвинуться, не то
растянуть процесс – в их возрасте долгого секса не получается, хотя Орочимару
ухитрялся порой добиться… Рот Узумаки обжигающе горячий.
Положение невыносимое: хочется орать и извиваться, расцеловать идиота
в довольную рожу, улечься в «шестидевятку» - а достоинство требует смотреть
в потолок и спокойно получать удовольствие. Саске стискивает зубы и кончает,
не издав ни звука. Переводит дыхание, закрывая глаза. - Сейчас, - шепчет он, - сейчас… Он ловко разводит колени Саске,
выпрямляется над ним – ноги Учихи соскальзывают на сгибы его локтей. Входит
медленно, стараясь не торопиться, но хватает его ненадолго. Минуту спустя
Наруто добирается до собственного восторга. Похоже, это самый счастливый
миг его жизни. Саске не слушает сбивчивую
болтовню Наруто, и снова поднимает на него взгляд, только разобрав, что
неугомонный Узумаки предлагает заняться тем же самым, сменив роли. Саске
смотрит поверх его плеча. Тело липкое, хочется встать и пойти в душ, но
Наруто никогда не был рьяным поборником гигиены, он бурно тискается, беспрестанно
бормоча какую-то влюбленную чушь, гладит и гладит его – спину, плечи,
волосы, руки. - Я устал, - коротко говорит
Учиха. Это ложь, но сейчас Саске хочется, чтобы Наруто побыстрее свалил.
Или хотя бы полежал спокойно. - Да, - шепчет тот, - да,
прости, я… я очень, очень тебя люблю, Саске! Еще больше люблю!.. - Не ходи за мной. Растянувшись на скомканном
одеяле, Наруто слушает, как плещется за стеной вода; в ушах у него гремит
праздничная канонада, в глазах прыгают искры, а в груди загорается маленькое
золотое солнце. Близко и далеко, надежно запертый в магической клетке
печати, лис Кьюби жмурится от удовольствия и по-собачьи катается брюхом
кверху. За четыре квартала от дома, где живет Узумаки, люди начинают беспричинно
улыбаться друг другу. Наруто счастлив. Он разглядывает потолок, улыбается от уха до уха и вспоминает – все-все. Как поцеловал Саске нечаянно, и как, через много лет – нарочно, и как ждал удара под дых, а вместо этого услышал «иди ко мне», и как Саске запрокидывал голову, тяжело дыша, и как лежал под ним, совсем открытый, никогда-ближе, никогда-больше-не-отпущу, и теперь все хорошо, все исправлено… …Зеркало в ванной запотело.
Учиха касается пальцем стекла и застывает так. Он не знает, что ему хотелось
бы написать. Наконец, Саске яростно вытирает зеркало ладонью… и отворачивается.
Годы прошли с тех пор, как он последний раз видел свои глаза черными.
Непривычно. Унизительно. Последний… Последнее, что он видел перед
тем, как очнуться в больничной койке – словно в бреду или провалившись
в прошлое: Сакура чистит яблоко, Наруто хлопает глазами, глупо осклабившись,
– а за миг до этого стоял, окутанный упругим бешеным пламенем, полускрытый
плотью алого зарева, выкрикивал имена техник… мечутся хвосты Лиса, от
давления чакры рассыпаются камни; где-то рядом содрогается земля, разломы
ширятся, страшно трещит и кренится столетний дуб, удар о который минуту
назад едва не вышиб из Саске дух… но, заполняя провалы, в морду Зверю
ударяет волна безвкусной плотной воды. Стоит волне уйти, и последнее,
что видит Учиха-младший – как падает, заваливаясь на спину, старший брат,
и как подхватывает Итачи на руки его уродливый акулоподобный спутник. - Он жив, - тихо говорит Саске,
впившись пальцами в край раковины. – Он жив. Я не убил его. Я его… даже…
не ранил. Он говорит это не первый раз. «Ты чего, Саске? – изумился
тогда болван Наруто, без приглашения плюхнувшись на край постели. – Ты
его сделал! Мы с Сакурой-чан опоздали – совсем опоздали». «Он жив». «Ну, - Узумаки нахмурился,
- ну, жив…» - Он жив, а я еще несколько
недель не смогу даже активировать шаринган… Будь циркуляция чакры в жилах
Саске такой, как прежде – всплеск его ярости превратил бы в руины полдома. Ничего. Тишина. Босые ноги Узумаки шлепают
по полу за дверью. Наруто распахивает ее, расплывается в улыбке и неописуемо
глупым голосом тянет: - Са-а-аске! – будто сам себе сообщает об удивительной находке. «Ты всегда влезаешь когда
не надо!» - хочет прикрикнуть Учиха, но слова так и не срываются и с его
губ. Сколько хвостов было у Лиса? Четыре? Пять?.. Манда, владыка змей,
не подчиняется слабым и пожирает проигравших битву. Конечно, силы восстановятся.
Но команды у Саске больше нет. Все они не сумели даже всерьез ранить двух
Акацук. Решение выпустить на свободу остальных подопытных Орочимару было
нездравым, пусть даже они не годились для дела. Но база осталась, связи
не успели распасться, и это хорошо. Нельзя терять время. Орочимару полуживой
ухитрялся держать в подчинении всю деревню Звука, полную безумцев и нераздумывающих
убийц. Саске умеет все, что умел он, да и много ли надо, чтобы управлять
двумя влюбленными дураками? - Иди ко мне, - тихо говорит
Саске и через миг послушно выгибается в неуверенных, но умелых руках.
Спину царапают полувыпущенные коготки, щетина обдирает кожу шеи. Зверь
снова хочет его, он и не переставал хотеть. Он сделает все, о чем попросят. Нет способов дурных и хороших,
есть действенные и все остальные. У любого есть то, за что его можно взять
и повести: страх, корысть, глупость или чрезмерный ум… любовь. Любовь
– самый ненадежный крючок, потому что она иссякает. Но у Наруто любви
не меньше, чем чакры. К тому же, он хорошо трахается. Саске обнимает Наруто, кладет
голову ему на плечо и закрывает глаза. …еще. Узумаки непременно должен стать Хокаге. Подчинить своей воле Каге Листа – это ли не успех для Каге Звука?.. The End |