Кому нужна любовь, если есть
ружьё?
|
|
So they say
you're trouble boy В Сочельник, открывая дверь, Акуцу ожидает увидеть собирающих пожертвования или просто ошибшихся номером квартиры, или, возможно, полицию, расследующую недавнее преступление. Позже, оглядываясь на события этого вечера, он подумает, что должен был бы сразу догадаться, кто этот нежданный гость. У человека, стоящего на пороге, коротко стриженые волосы и аккуратная бородка. Он одет в джинсы и потрёпанную кожаную куртку, наталкивающую на мысль о том, что её хозяин упорно выдаёт себя за мачо. На нём солнечные очки, несмотря на то, что на улице уже темно. В одной руке он держит грязную спортивную сумку, в другой – букет цветов. От него несёт спиртным. Его зовут Кай, и он – отец Акуцу. Пару секунд Акуцу удивлённо смотрит на него, но быстро приходит в себя. - Это что, рождественский подарок? – усмехается он. - Это так ты приветствуешь отца, с которым столько не виделся? – заплетающимся языком отвечает Кай. – Помню, когда ты был ещё совсем маленьким, ты всегда, радостный и взволнованный, бежал навстречу своему старику, чтобы обнять и поцеловать. - Да пошёл ты, мудак, - говорит Акуцу с отвращением и пытается захлопнуть дверь у него перед носом. Кай опережает его и просовывает ногу в дверной проём. Акуцу несколько раз ударяет дверью по его ноге, но этот ублюдок, видимо, пьян настолько, что даже не чувствует боли. - Нехорошо, - ухмыляется Кай. Акуцу хочет врезать ему, но не делает этого, не желая больше тратить силы на этого неудачника. – Юки-чан дома? - Нет, - бормочет Акуцу. Не для тебя, добавляет он мысленно. Он уже знает, чем всё закончится – Кай проведёт здесь пару дней, занимаясь с Юки-чан грязным, шумным сексом, пообещает ей весь мир, а затем исчезнет по своему обыкновению, взвалив на Акуцу всю ответственность. Кай прищуривается. - Врёшь, – говорит он и начинает нараспев звать мать Акуцу. Соседи из дома напротив задёргивают шторы. Акуцу плевать, что там думают эти любопытные ублюдки, но крик может разбудить его мать, поэтому он хочет избавиться от Кая как можно быстрее. - Заткнись, - шипит Акуцу. – Почему бы тебе просто не исчезнуть? Здесь никто не хочет тебя видеть. Слишком поздно. Он слышит шаги матери позади, затем - её взволнованный вскрик, словно ей четырнадцать лет, а не тридцать четыре. И она, безусловно, уверена, что понимает всё лучше своего сына. - Кай, ты вернулся, - говорит она, и её лицо озаряет улыбка. – Джин, ради Бога, пропусти его. Уверена, что он проделал долгий путь ради того, чтобы нас увидеть. Акуцу отходит в сторону, но лишь потому, что его мать просит об этом. Кай бросает сумку на пол, пинком захлопывает дверь за собой и дарит Юки-чан букет, слишком шикарный, а, значит, скорее всего краденый – и всё это одновременно. - Детка, я так по тебе скучал, - говорит он. – Выглядишь прекрасно, как всегда. Юки-чан смущённо краснеет. В старой футболке Акуцу, в которой она обычно спит, и при полном отсутствии макияжа она всё равно выглядит весьма недурно для своего возраста. И она заслуживает кого-нибудь получше этого нищего ублюдка, который смотрит на неё, как похотливый извращенец, и появляется лишь когда поблизости нет какой-нибудь молоденькой крошки, которой можно бы было засадить. И снова Акуцу охватывает желание ломать всё подряд. Кай наклоняется вперёд, шепчет ей что-то на ухо, и она хихикает и снова краснеет. Они идут в спальню, взявшись за руки, Кай оборачивается и подмигивает Акуцу. Тот безучастно смотрит им в спины, пока они не скрываются в спальне. Тогда он показывает средний палец в закрытую дверь, пытаясь не прислушиваться к тут же начавшимся отвратительным звукам. Бегло обшарив сумку Кая, он достаёт бутылку дешёвой водки. Акуцу открывает её и делает большой глоток, по его исказившемуся лицу видно, какой у неё мерзкий вкус. Словно прожигая себе путь к его желудку, она распространяет по телу далеко не самое приятное тепло. У него есть два варианта: остаться здесь и слушать, как его родители совокупляются, словно пара дворняжек, или пойти побродить по холодным улицам. Ни один из них не выглядит заманчиво. Его телефон звонит и вибрирует, принимая смс. Он вытаскивает мобильник из заднего кармана джинсов и читает сообщение. От Сэнгоку. “Вечеринка, вечеринка! Горячие девочки и бесплатная выпивка!” Затем следует адрес – близко, всего лишь через одну остановку на поезде. Не попрощавшись, засунув бутылку за пояс, Акуцу уходит. Родители, вероятно, даже не замечают этого. Дверь открыта, поэтому он свободно заходит внутрь, кивком приветствуя нескольких знакомых. Вечеринка в самом разгаре, гремит музыка, и многие гости уже пьяны в стельку. В поезде какой-то пьяный служащий дал ему банку пива, да ещё по дороге сюда он то и дело прикладывался к бутылке и от этого уже начал чувствовать лёгкое головокружение. Он проходит на кухню, где расположен “бар”. В основном всё заставлено пивом, а ещё имеется огромная бочка пунша, больше похожего на химические отходы. Акуцу с шумом открывает банку пива и склоняется над барной стойкой, погружаясь в атмосферу происходящего. Двое парней постарше стоят возле окна и, судя по запаху, курят план. Пахнет просто охрененно, и он не против улететь сегодня ночью, но они не предлагают, а он не просит. Знакомый голос перекрывает музыку. - Ты пришёл! Lu~cky! Акуцу удивлённо приподнимает бровь, наблюдая, как Сэнгоку пробивается к нему сквозь толпу в коридоре. С обеих сторон его обнимают девушки, поэтому он напоминает какого-то рыжего японского Джеймса Бонда. -Чего это ты такой счастливый? – холодно спрашивает Акуцу. Честно говоря, он не ненавидит Сэнгоку так же сильно, как ненавидит большинство людей, но иногда тот может серьёзно достать. - Забавно, что ты спросил, - отвечает Сэнгоку, открывая пиво сначала для девушек, затем для себя. – Одна из этих прекрасных леди спрашивала о тебе. Это Хару. – добавляет он, представляя ту, что справа. Акуцу разглядывает её с ног до головы. Она делает маленький глоток из банки, смотрит на него вызывающе, и ему это нравится. Её чересчур короткие юбка и топик выставляют напоказ не самое идеальное тело, но грудь у неё довольно большая, а на губах ярко-красная помада. Подойдёт. - Оо, обожаю эту песню! – говорит вторая девушка, когда музыка сменяется какой-то дрянной попсовой мелодией. - Потанцуем! – предлагает Сэнгоку, хватая её за руку, и они идут на танцпол в гостиную, забрав с собой своё пиво. - Итак, - говорит Акуцу. - Итак, - говорит Хару. Некоторое время они смотрят друг на друга. - Ну, так мы трахнемся или как? – вдруг выпаливает Хару. – Мне надо быть дома к трём. На краткий миг Акуцу приходит в голову, что он может влюбиться. - Тогда пойдём где-нибудь уединимся, - предлагает он. Они покидают кухню и поднимаются по лестнице, минуя несколько неистово целующихся парочек. Наверху, как неизменный атрибут не самой пристойной вечеринки, на ступеньках сидит плачущая девушка, тушь размазывается и течёт по щекам, несколько друзей безуспешно пытаются её утешать. Хару спотыкается на верхней ступеньке, очевидно, она пьянее, чем кажется на первый взгляд. Акуцу поддерживает её, обхватив рукой, и пользуется шансом, чтобы коснуться её задницы. Она хихикает и опирается на него, и он чувствует, как податливо её маленькое тело. Первые три комнаты уже заняты, но четвёртая, видимо, детская, забитая плюшевыми мишками, с двухэтажной кроватью, всё ещё свободна. Акуцу закрывает дверь и ведёт Хару к кровати. Она узкая, с Покемоном на одеяле –не самая возбуждающая обстановка, но ничего не поделаешь. Они садятся, и он достаёт бутылку и протягивает ей. Она делает большой глоток, видимо, пытаясь казаться крутой. Её глаза слезятся, но ей делает честь то, что она умудряется сдержаться, не поморщившись и не прикрыв рукой рот. Когда он забирает у неё бутылку, на горлышке видны следы от помады, и он вытирает их, прежде чем выпить самому. Затем он закрывает её крышечкой и ставит на пол рядом с кроватью. - Может быть, начнём? – говорит он. – Раз уж тебе нужно быть дома к трём. Он придвигается ближе, ложится на спину, притягивая её к себе, и она оказывается сверху. Её губы густо накрашены, и он уверен, что вся помада размажется по его лицу. Слившись в жадном поцелуе, они посасывают языки друг друга. Она стонет и выгибается, когда его рука проникает ей под юбку и небрежно задевает её влажные трусики. - Я тебя хочу, - шепчет она, и её голос отзывается у него в паху. Джинсы становятся слишком тесными, он расстёгивает ремень и стягивает их с себя, а затем боксеры и рубашку. Перед тем, как бросить одежду на пол, он вспоминает про презерватив в заднем кармане. Её тело слегка деревенеет. Он хочет, чтобы она сделала ему минет, но сейчас ему не охота понапрасну тратить время. Он снова целует её шею, её ухо, её ключицы, до тех пор, пока она не расслабляется в его руках. - Может, потрогаешь его? - намекает он ей. Она мотает головой. Что же, этого следовало ожидать. Некоторые девушки думают, что брать член в руки намного ужаснее, чем впускать его внутрь себя. Или, может, она тоже не хочет тратить время и желает перейти, наконец, к делу. Он снова берёт презерватив и разрывает упаковку зубами в тот момент, когда она спрашивает: - Будет больно? Ему кажется, словно она говорит издалека, но каким-то образом её слова достигают его слуха. Он замирает, всё ещё сжимая презерватив в зубах. - Что ты сказала? - Будет больно? Дерьмо. Дерьмо. Он выплёвывает презерватив. - Ты никогда не делала этого раньше? - Н-нет. Акуцу отползает от неё, словно обжёгшись. Пульсация в возбуждённом члене сводит его с ума, а она вешает лапшу на уши, лежа тут перед ним с разведёнными ногами. Всё, что ему сейчас нужно – как следует трахнуть её, но какими неприятностями это может обернуться! - В чём дело? – спрашивает она, чувствуя себя немного неловко. Возможно, начинает трезветь. Бог её знает. - Я не делаю этого с девственницами, - отвечает он резко. - Но Мегуми сказала, что ты … - Знаешь что, милая, - Акуцу натягивает джинсы, в его голосе звучит скука. – Без понятия, кто такая эта Мегуми, но она явно трепло, поэтому в следующий раз лучше её не слушай. Если тебе так невтерпёж расстаться с девственностью, уверен, здесь полно парней, готовых в последствии расхлёбывать проблемы, а я пас. - Оо… - произносит она и тут же начинает реветь, отчего ему хочется свалить как можно быстрее. – П-прости. Он застёгивает пуговицы на рубашке, затем собирает с пола её одежду и кладёт на кровать. - Одевайся, - говорит он. – Вытри глаза и иди к своим друзьям. Забрав свою бутылку, он выходит из комнаты прежде, чем она успевает что-либо сказать, пересекает коридор и заходит в ванную. Кто-то блюёт над ванной и унитазом, поэтому он всего лишь проверяет своё отражение в зеркале, стирает следы губной помады и поправляет волосы, пытаясь зафиксировать их и жалея, что под рукой нет воска. Несомненно, пора валить отсюда. Он задерживается на несколько секунд в коридоре, чтобы зажечь сигарету до того, как выйдет на морозный воздух. Затем он захлопывает за собой дверь, с облегчением оставляя позади всю эту ужасную, громкую музыку. Здесь, вдали от городского шума, тихо, изредка доносится шум аварийных сирен или пьяные крики возвращающихся домой гуляк. Нервы Акуцу на пределе, и в течение первых нескольких затяжек он стоит с закрытыми глазами, пытаясь снять напряжение. Когда он вновь открывает глаза, то замечает знакомого рыжеволосого парня, сидящего на нижней ступеньке. - Эй, - зовёт он тихо. Сэнгоку оборачивается и улыбается: - А, это ты, - говорит он, одной рукой прижимая к лицу банку с пивом, а в другой держа зажженную сигарету. – Как всё прошло? - Чёртова девственница, - говорит Акуцу. – А у тебя? - Заявился её парень, - уныло произносит Сэнгоку, опуская банку так, что теперь Акуцу может разглядеть его челюсть. Даже в оранжевом свете уличных фонарей тот видит внушительных размеров кровоподтёк. - Кажется, ты был экспертом по части бокса, Мистер Счастливчик. - Её парень оказался экспертом по части каратэ, - признаётся Сэнгоку, делает глоток из банки и снова прижимает её к лицу холодной стороной, пытаясь унять боль. – Боже, какая дерьмовая ночь. Думаю, мне просто стоит пойти домой… Акуцу смотрит на часы. Только что перевалило за два, для него самого еще немного рановато возвращаться домой, поэтому, если Сэнгоку уйдёт, станет просто невыносимо скучно. - Если хочешь, можешь помочь мне прикончить её, - говорит Акуцу, ставя рядом с ним бутылку водки, всё ещё полную примерно на две трети. - …Или я могу остаться, - быстро добавляет Сэнгоку. – Только лучше бы нам пойти куда-нибудь ещё. Её дружок сказал, что надерёт мою задницу, если увидит меня вновь. По мере того, как бутылка пустеет, их походка становится всё более неровной. На улице всё ещё можно встретить шумных, пьяных служащих или студентов, оправдывающих своё состояние наступающим Новым годом. - Знаешь что? – говорит Сэнгоку, когда они проходят под железнодорожным мостом. – Мы могли бы сыграть в теннис. - Идиот, - говорит Акуцу, думая, что на сегодня Сэнгоку пора завязывать с алкоголем. – У нас с собой ни ракеток, ни мячей. - Воображаемый теннис, - поправляется Сэнгоку и хихикает, видимо, думая, что смешно пошутил. - Боже, - произносит Акуцу мрачно. Он запрокидывает голову и выливает остатки водки себе в глотку. – Ты пил тот пунш? - Совсем чуть-чуть. Смотри, смотри! Общественные корты! Давай поиграем! Несмотря на позднюю ночь, ворота не заперты. Сэнгоку обгоняет его и перепрыгивает через сетку, умудряясь каким-то образом не зацепиться за неё ногой и при этом вопя, как сумасшедший. - О’кей, - говорит Сэнгоку и встаёт в позу подающего, сжимая в руке воображаемую ракетку и стуча перед собой воображаемым мячом. – Ты готов? - Как хочешь, - отвечает Акуцу. Сэнгоку делает вид, что подбрасывает мяч в воздух, затем прыгает и посылает его на сторону Акуцу. - Да! – ликует Сэнгоку и скачет от радости. – Эйс! - Это был аут, - говорит Акуцу, против своей воли вливаясь в происходящее. – Далеко за линией. - Хорошо, будь по-твоему, - говорит Сэнгоку. – Уступлю тебе эти очки, тем более, больше ты не получишь. Готов? Он снова изображает, как подбрасывает мяч, но вдруг останавливается, и его взгляд устремляется куда-то за левое плечо Акуцу. - Ты что, посеял мяч? – насмешливо кричит Акуцу. – Или он просто улетел в небо? Сэнгоку смотрит за его плечо. Акуцу оборачивается и видит какого-то парня, стоящего в воротах, на нём чёрная футболка, которую распирают накачанные мускулы, и узкие джинсы. Парень смотрит мимо Акуцу на Сэнгоку. - Эй, - кричит он. – Ты тот парень, который приставал к моей девушке? Я сейчас тебя проучу, ты, дерьмо! – он хрустит костяшками пальцев. Любой нормальный, вменяемый человек уже давно карабкался бы на забор в поисках спасения. Вместо этого Сэнгоку обходит сетку и встаёт рядом с Акуцу. - Это было недоразумение, - говорит он. – Мы уже выяснили отношения, и ты мне врезал. Может, будем считать, что мы в расчете? - И не надейся, - парень демонстрирует мускулы, видимо, думая, что он Рембо или ещё кто-то в этом роде. – Мы не будем в расчёте, пока я кому-нибудь не врежу. Желательно, тебе по морде. - Как быстро ты сможешь залезть на забор? – спрашивает шёпотом Сэнгоку, чертыхнувшись. - Я с этим разберусь, - так же тихо отвечает Акуцу. – Серьёзно, это меня развлечёт. - Я прикрою тебя сзади, - говорит Сэнгоку и охотно отступает за его спину. Акуцу усмехается, делая шаг вперёд: - Слушай, придурок, - произносит он. – Он не знал, что у неё есть парень. Откуда он мог узнать, если тебя там не было, а она сама навязалась? Если у тебя такая подружка, советую получше за ней присматривать. - Какого хрена? Это касается только меня и твоего приятеля. Не ввязывайся, и я обещаю, что не трону тебя. Акуцу громко и хрипло смеётся. - Что? – спрашивает парень, на секунду утратив решительность. Всего лишь секунда, но Акуцу точно знает, что видел это, и тот тоже это понимает. – Над чем ты смеёшься, сопляк?! Кого он назвал сопляком? Акуцу подходит ближе и смотрит на него сверху вниз: - Над тобой. Я смеюсь над тобой. Знаешь, у меня был дерьмовый вечер, и, если честно, прямо сейчас мне хочется с кем-нибудь подраться. Если мы подерёмся, обещаю, что сделаю из тебя отбивную, но и на этом не успокоюсь. Как тебе? - Не думаю, что первокурсник из старшей школы вроде тебя на это способен, - презрительно отвечает тот, но когда он выходит вперёд под свет фонарей, Акуцу отчётливо видит страх в его глазах. – Попробуй, если сможешь. - Отлично, - говорит Акуцу. Он берёт за горлышко пустую бутылку из-под водки и разбивает её о спинку скамейки. – Приступим. - П-подожди! – восклицает парень, поднимая перед собой руки, как будто в надежде защититься от острого края разбитой бутылки. – Это нечестно! Акуцу пожимает плечами и оборачивается к Сэнгоку: - Разве я говорил, что дерусь честно? Сэнгоку ухмыляется: - Если я и слышал, верится с трудом. - Будет неприятно, если я испорчу тебе лицо, - говорит Акуцу. – Раз у тебя такие проблемы с собственной девчонкой, думаю, найти новую с рожей, как после автокатастрофы, будет ещё сложнее. - Возможно, это ошибка, - произносит парень, его руки всё ещё подняты. - Возможно. - Я лучше пойду. - Проваливай. Акуцу провожает его взглядом, пока тот не исчезает из виду, затем поворачивается и разносит бутылку в осколки о тренировочную стену. Чёрт возьми, он так надеялся на драку. - Это было круто! – говорит Сэнгоку, хлопая его по плечу. – Я у тебя в долгу. - Ударь меня, - говорит Акуцу. - Что? - Подерёмся, и ты больше не будешь мне должен. Я просто… просто хочу этого. Сейчас же. Давай. Сэнгоку смотрит на него, как на сумасшедшего. - Без стекла, - наконец говорит он медленно и осторожно. – И без, эм, ножей, если у тебя есть с собой. - Да, да, без оружия, - соглашается Акуцу. – Начинаем. - Ладно, - говорит Сэнгоку и бьёт его кулаком в живот. Акуцу сгибается пополам, переводя дух, но, выпрямившись спустя пару минут, он уже тихо смеётся. - Ты ударил со всей силы, - хрипло выговаривает он. – Отлично. Он резко бросается на Сэнгоку, всё ещё достаточно быстрого, несмотря на количество выпитого за ночь. Тот отскакивает и принимает боксёрскую стойку. - Давай же, - говорит Сэнгоку. – Кажется, ты хотел подраться. Хватит тормозить, врежь мне. - Пошёл ты! – огрызается Акуцу, пригибается и прыгает на никак этого не ожидавшего Сэнгоку. Оказавшись рядом, Акуцу ударяет его головой в грудь. Сэнгоку издаёт удивлённое “Уф”, но не падает. Он всё ещё на ногах и продолжает пританцовывать вокруг Акуцу. - Что сегодня случилось? - Он ударяет не успевшего увернуться Акуцу и задевает его по уху. - Что? – говорит Акуцу, попадая ему ногой в бок. Сэнгоку оступается, но снова удерживается на ногах: - Ты слишком возбуждён. - Не хочу об этом говорить, - говорит Акуцу за секунду до того, как Сэнгоку разбивает ему губу. - Чёрт, - произносит он, сплёвывая кровь. – Больно, ублюдок. Он всем своим весом бросается на Сэнгоку и впечатывает его спиной в грунт, покрывающий корт. Сэнгоку смотрит на него, вздрагивая и ожидая нового удара, но вместо этого Акуцу вздыхает, откатывается в сторону и садится рядом. Неожиданно пропадает весь настрой на драку. Сэнгоку принимает сидячее положение. - Серьёзно, Акуцу, - говорит он. – В чём дело? Ты всю ночь какой-то странный. Что ему сказать? Что он здесь, потому что это лучше, чем находиться дома? Что он не может сейчас быть там из-за своего отца, заставляющего ненавидеть и мать тоже? - Ничего. Не лезь не в своё дело. - Чёрт, твоя губа просто ужасна, - говорит Сэнгоку. Указательным пальцем он проводит по лицу Акуцу, от подбородка до губы. Когда он убирает руку, с его пальца капает кровь. - Бывало и хуже, - произносит Акуцу, глядя, как Сэнгоку вытирает палец о рубашку. Сэнгоку снова опускается на землю, заложив руки за голову: - Хочешь остаться здесь на ночь? - Почему бы и нет, - отвечает Акуцу и ложится рядом с ним. На часах чуть больше четырёх. Из-за света городских огней небо кажется коричневато-оранжевым, но если прищуриться, то можно вообразить, что где-то там наверху сияют звёзды. Долгое время они лежат в тишине, глядя на небо в полудрёме. Курток достаточно, чтобы не замёрзнуть. Было бы не плохо выпить ещё, но не всё в мире идеально, тем более, не так уж и плохо просто лежать в спокойствии и медленно приходить в себя. Не считая поездов, изредка проезжающих по мосту, их ничто не тревожит. Нет ни шума транспорта, ни пьяных прохожих. Единственный звук, достигающий слуха Акуцу, это медленное и ровное дыхание Сэнгоку. - Ты спишь? - Ммм, - Сэнгоку вздыхает и потягивается, словно ленивый кот. – Нет. - Хорошо. - А всё же странная ночь, - говорит Сэнгоку, перекатываясь на бок, чтобы посмотреть на Акуцу. – Странная, но… было весело. - Хм, - говорит Акуцу, всё ещё глядя вверх. – Если это было весело, боюсь представить, что, по-твоему, считается плохо проведенным временем. - Единственное только… - начинает Сэнгоку, затем умолкает. Акуцу ждёт продолжения полчаса. - Ты собираешься договаривать или нет? Сэнгоку неловко улыбается: - Просто… боже… у меня всё ещё стоит. Акуцу смеётся. - Заткнись, это не смешно. - Я знаю. Я смеюсь, потому что у меня то же самое. Чёртовы сучки нас довели. - Гхм, - жалобно стонет Сэнгоку. – Уже в джинсах тесно. - Тогда иди и сделай что-нибудь с этим. Я отвернусь. - Хмм, - задумчиво произносит Сэнгоку. Некоторое время он сидит неподвижно, затем тянется и – какого хрена? – накрывает рукой выпуклость на джинсах Акуцу. - Чтотыделаешь? – неестественно высоким голосом вскрикивает Акуцу. Он прочищает горло и повторяет это более низким голосом, но при этом и не думает скинуть руку Сэнгоку. Ощущения приятные, хотя он лучше умрёт, чем признается в этом вслух. - Я просто подумал, - тихо говорит Сэнгоку. – Намного лучше, когда кто-нибудь другой делает это за тебя. Акуцу закрывает глаза, полностью сосредоточившись на прикосновениях Сэнгоку. - Только не посреди корта. Они встают и торопливо, на заплетающихся ногах, бредут в самый тёмный угол, куда не проникает свет фонарей. - Ты кому-нибудь раньше дрочил? – спрашивает Акуцу. Он не хочет нарваться на гея. - Да нет, - невнятно отвечает Сэнгоку. – Как ты хочешь это сделать? - Что? - Ну, я имею в виду, можно сидя, или стоя, или лежа, затем, мы можем при этом целоваться, и я не знаю как ещё… - Эй, - Акуцу прерывает его трёп. - Хм? - Заткнись, - говорит Акуцу и прижимает его к стене. – Если мы собираемся этим заниматься, я не хочу говорить на эту тему. Это просто… - Странно? – подсказывает Сэнгоку, поднимает голову, и в следующий миг они уже целуются. Акуцу чувствует боль в разбитой губе, когда они прижимаются друг к другу ртами, но затем Сэнгоку нежно проводит по ней языком, и боль становится довольно приятной. Руки Сэнгоку скользят вниз, останавливаются на его бёдрах, затем опускаются ещё ниже, облапывают его задницу и притягивают ближе. Из-за разницы в росте немного неудобно, пока Сэнгоку не поднимается на носки, и Акуцу не наклоняется к нему, и Боже, как хорошо. В тот самый момент, когда Акуцу думает, что вот-вот кончит, Сэнгоку убирает одну руку с его зада, расстёгивает пряжку его ремня, а затем и ширинку. Акуцу чуть отстраняется и проделывает то же самое с ремнём и ширинкой Сэнгоку, его пальцы, всегда быстро справляющиеся с застёжками бюстгальтеров и корсетными шнуровками, внезапно становятся слишком неуклюжими. - Если ты кончишь на мою одежду, я тебя убью, - шепчет Акуцу, вытаскивая член Сэнгоку из трусов. – Аах, - добавляет он, колени подгибаются, когда он чувствует, как большой палец Сэнгоку с силой, но плавно проводит по головке его члена. - Приятно, не правда ли? – ухмыляется Сэнгоку. - Lu~cky. - Просто заткнись, - рычит Акуцу. Он продолжает двигать рукой и ухмыляется, скаля зубы, когда Сэнгоку всхлипывает. Они приваливаются к стене, упершись друг в друга лбами, тишину нарушает лишь их тяжёлое дыхание. Глаза Сэнгоку закрыты, слабая улыбка изгибает его губы. Акуцу следит за его реакцией на каждое своё движение. Сэнгоку тяжело вздыхает, Акуцу чувствует, как член в его руке наливается, и затем Сэнгоку кончает, большей частью на джинсы Акуцу. Тот, не обращая на это внимания, запрокидывает голову назад, делает несколько толчков, и сперма разливается по пальцам Сэнгоку. Ещё некоторое время они цепляются друг за друга, дыхание медленно возвращается в норму. Акуцу чувствует, как по спине стекают капельки пота, отчего рубашка начинает липнуть к телу. Теперь глаза Сэнгоку сияют и щурятся – он ухмыляется. - Извини, что кончил на твою одежду. Ты же не собираешься меня убить? - Может быть, позже, - говорит Акуцу, оттирая липкое пятно найденной в заднем кармане бумажной салфеткой. Затем он передаёт её Сэнгоку, который, в свою очередь, вытерев пальцы, бросает её на землю и застёгивает ширинку. - Наверно, мне пора идти домой, пока родители не проснулись. - Ага, - говорит Акуцу, застёгивая ремень. Может быть, ему удастся поспать несколько часов, прежде чем его собственные родители проснутся и снова примутся за своё. – Ну, увидимся в школе. - Ага. С Рождеством. - Всё равно. Сделав несколько шагов, Акуцу понимает, что ещё кое-что осталось невысказанным, и лучше сказать это прямо сейчас, чем откладывать на потом. Он оборачивается, чтобы окликнуть Сэнгоку, но с удивлением видит, что тот так и не сдвинулся с места. - Мы… - начинает Акуцу, в его голосе слышится неловкость. - Мы… - в тот же момент произносит Сэнгоку. Оба замолкают, продолжая смотреть друг на друга. - …Нужны кому-то, правда ведь? – заканчивает Сэнгоку. - Хм. Конечно, - говорит Акуцу. И затем они расходятся, каждый в свою сторону. Он тихо отпирает дверь и, войдя в коридор, осознаёт, что во всей квартире горит свет, а из гостиной доносится бормотание телевизора. Спортивной сумки больше нет, но Акуцу пока не может быть уверен. Он снимает куртку, стягивает кроссовки и крадётся по покрытому ковром полу в гостиную. Юки-чан сидит на диване, перед ней полупустая бутылка красного вина и один стакан. Она выглядит заплаканной, а рядом лежит коробка с салфетками. Акуцу откашливается, не желая пугать её своим внезапным появлением, и она оборачивается. - Где…? – спрашивает он немного смущённо. Она пожимает плечами: - Ушёл. -…Оо. - Я выгнала его. - …Хм? - Ну да. Он хотел взять в долг, и мне вдруг пришло в голову, что он не давал мне ни цента на тебя, даже когда ты был совсем маленьким. А затем я его вышвырнула, - произнося это, она дрожит, несмотря на несколько слоёв одежды и шерстяное одеяло. - Я рад, - говорит он. - Я так и думала. Он идёт на кухню и делает две большие порции горячего шоколада. Затем возвращается в гостиную, и Юки-чан приподнимает одеяло, приглашая его сесть рядом. В тишине они прихлёбывают шоколад, не обращая внимания на идущий по телевизору документальный фильм о редких белых тиграх. Акуцу быстро допивает свою порцию и ставит пустую кружку на кофейный столик. - Прости, - произносит Юки-чан спустя некоторое время. – Мне действительно очень жаль. - За что простить? - За то, что была такой идиоткой. За то, что заставляла тебя терпеть всё это каждый раз, когда он появлялся. - Всё в порядке, - отвечает Акуцу. – Я уже привык, что женщины ведут себя, как сумасшедшие сучки. АЙ! – Добавляет он, когда Юки-чан легонько ударяет его по голове своей пустой кружкой. - Как грубо, - упрекает она его. – И что, интересно, у тебя с губой? – Она придвигается ближе, чтобы получше её рассмотреть. – И ты курил и пил, судя по запаху. Что же мне с тобой делать? - Сегодня Рождество, женщина, - говорит Акуцу. – Хотя бы на один день прекрати капать мне на мозги. Юки-чан шлёпает его по голове, на этот раз рукой, и от этого его волосы ерошатся ещё больше. - На один день, - соглашается она, улыбаясь. – Только бы вспомнить и спросить у тебя завтра об этом интересном белом пятне на твоих джинсах. Акуцу прячет лицо в ладонях.
Когда его мама мягко вздыхает и кладёт голову ему на плечо, он обнимает
её и притягивает к себе, чтобы ей было удобнее дремать. Начинается рассвет,
и солнце пробивается сквозь низкие тяжёлые облака, предвещающие снег.
fanfiction |