ИсчезнувшееАвтор: Aurenga Фэндом: "Звездные войны" 2 эпизод. Рейтинг: R Пейринг: Оби-Ван/Энакин Дисклеймер: Все принадлежит законному владельцу. Размещение: с разрешения автора |
|
Под великим городом – двести метров культурного слоя. Фернешти не самый древний город на Сен-Менерт; пожалуй, не самый великий, но история последних веков сложилась так, что лишь здесь сохранился в виде, пригодном для раскопок, исторический центр. Двести метров культурного слоя – невообразимая бездна времени. Если пожертвовать верхними пластами и пробурить шахту до самого «материка», как неосмотрительно поступали когда-то – так давно, что эпоху тех наивных археологов саму уже раскапывают нынешние, - можно найти изделия из бронзы и камня. В верхних слоях ищут старинные запоминающие устройства… Недавно правительство планеты распорядилось изъять исторический центр Фернешти из экономического пространства города. Здания там принадлежали богатейшим родам планеты, вполне способным пожертвовать долей имущества ради высокой науки и славы родного мира. Центр обнесли стеной и начали раскопки. Сен-Менерт, мечта историка, невеста археолога, и головная боль для всех остальных. Планету бомбили. Много раз. Много веков. По нескольку раз за век. У этих войн нет даже названий, только номера – двенадцатая, четырнадцатая… После двух или трех кардинально менялась флора и фауна этой части света. Других, наверное, тоже. Космические войны. Информационное общество. Сведения добываются археологами. Документов не сохранилось. ***
Особенности атмосферы окрашивали луны Сен-Менерт в белое золото. На склонах смыкающихся вокруг Фернешти гор расстилались луга ядовитых фосфоресцирующих цветов, – подарок одной из войн, не то десятой, не то восьмой; с наступлением ночи цветы раскрывались, и оттого казалось, что горы – зеркало, отражающее многолунный свет. Три спутника медленно плыли по темным небесным водам. Три лилии на глади бездонного озера, три царевны в бессветных полях. Через полчаса сестры-тройняшки образуют «венец мира», правильный треугольник, но сейчас венец чуть искажен. Миллиарды лет каждую ночь спутники складываются в диадему. И, как сотни веков назад, в домах аристократических семейств Фернешти в этот час слуги подают охлажденный сок лиикса, молодые дамы и девушки, любуясь небом, поют или декламируют стихи древних поэтов. В этот час выключают фонтаны, чтобы искусство человеческих рук не отвлекало от величия Вселенной, гасят свет и, если нет дождя, выходят в сад. Мерцают украшения, лица становятся прекраснее в полумраке, вспыхивает любовь в сердцах. Ощущение вечного чуда воскреснет, опустеют бокалы, влюбленные обменяются поцелуями, а потом все разойдутся и лягут спать. В домах поскромнее напиток подадут дроиды, совсем низкоранговым будут прислуживать жены, а многие жители Фернешти ограничатся тем, что помянут аристократов недобрым словом. Отставной адмирал Республики Эсмено Мент-Ри, по совместительству отпрыск одного из высочайших и древнейших родов Фернешти, любезно предложил гостям свой маленький загородный дворец. Иначе как дворцом этот шедевр зодчества невозможно было назвать; для огромного поместья, целиком отданного во власть садовников и мастеров ландшафта, здание было крошечным, но благодаря расположению, царило над всей округой, - как пристало жилищу князя и родича самодержцев. Адмирал Мент-Ри, завзятый либерал и ярый демократ, был одним из крупнейших латифундистов Сен-Менерт. И рабовладельцем тоже был, хотя от такого звания гневно отказывался. Обычное дело. ***
Светлые зеркальные двери разошлись, отразив мягкое мерцание фонарей, и старший гость ступил на белый камень дорожки. Ночь, полная щебета, шелеста, стрекота, журчания, переливающаяся запахами цветов, словно бликами дорогих камней, украшенная теплотой желтых ламп и ледяным светом «венца мира», обрушилась; он поежился и плотнее запахнулся в плащ. От следования менертианским обычаям, по счастью, гости были избавлены, и вышел из дома в ночь он не затем, чтобы ждать установления «венца». Стебли айминтрии обыкновенной. Или хотя бы айминтрии садовой, ее свойства несколько слабее, но все равно сгодится. Мент-Ри вряд ли был бы польщен, узнав, из-за чего и чего ради будут потрачены его любимые цветы. Так случилось, что сок одного из красивейших растений Сен-Менерт – сильное целебное средство. Его продают в аптеках, но в адмиральском хозяйстве искомого не обнаружилось, а сейчас проще сделать пару шагов и пошарить на клумбах. Угораздит же получить такое украшение на запястье. Если б знал, что будешь так всласть, от души укушен… Айминтрия нашлась сразу - она цвела. На Сен-Менерт почти все цветковые предпочитали делать это ночью, словно их кто-то когда-то испугал. Поэтическое сравнение вполне могло иметь под собой основания; многие цветы фосфоресцировали, являясь мутировавшими вследствие химического и ядерного заражения формами. На поверхности датчики показывали норму. Археологи, зарывшись в свои драгоценные пласты, купались в радиации и работали, не снимая защитных костюмов. Во многом из-за этого места работ и изолировали. Поначалу изолировали. Потом пришлось охранять. Это все пресловутые раскопки. И канувшие в безвестность войны. На древнюю и уже давно безмятежно мирную Сен-Менерт Совет Джедаев послал миссию именно по этой причине. Пропажа из хранилища нескольких последних находок очень встревожила Магистра Йоду. Настолько встревожила, что великий зеленый магистр долго мерил шагами зал Совета, хмурясь и шевеля ушами, а потом указал на Оби-Вана своей тросточкой и сказал «Отправитесь вы туда!», очевидно думая при этом совсем не об учтивости. Тем удивительнее было то, что им отказывались сообщать цель раскопок. Казалось бы, чего проще: узнать, что ищут, просчитать, кому это может быть нужно, – и все, отправляйся, бери тепленьким. Нет, ищем сведения о быте и верованиях, раскапываем старый храм, вот-вот доберемся, он должен быть почти цел, его завалило мусором, когда рухнул соседний небоскреб… Пропало? Сущая ерунда, обломки древних запоминающих устройств. Информацию с них практически невозможно восстановить. Да-да, теоретически тоже, конечно… Уже из этого следовали некие выводы. Но других сведений от ученых получить ненасильственным путем было невозможно, - кроме слов, что раскапываемый храм может очень заинтересовать Совет. Чем? Неведомо… Принуждать было бы неумно и неуместно. Сами молили приехать, сами же молчат – их дело. Зато почестей и высочайшего внимания гости огребли по полной, «из ушей полезло», как выразился языкастый ученик... Оби-Ван сорвал цветок, подлиннее отломив толстый полый стебель. Выдавил несколько капель сока на запястье. Боль унялась мгновенно, по руке пополз приятный щекочущий холодок. Он на секунду замер, держа цветок, и улыбнулся чему-то. На горизонте в небо разом взвились сотни многоцветных шаров – распались, брызнули искрами, лентами, огненными струями на полнебосвода; фейерверков других городов отсюда было не увидать – их заслонял горный кряж, но чашу этой долины ликование фернештийцев заполняло доверху. Гремел праздник Завершения войн… ***
…солнце клонилось к закату. Было жарко. Герцог-мэр, плосколицый узкоглазый мужчина с усами по моде двадцатилетней давности, говорил речь. Судя по страстным уверениям в верности идеалам Республики, которые в этой речи звучали, герцог был очень не прочь вернуть славные времена сверхагрессивной абсолютной монархии. От той монархии, стертой в прах другим, еще более агрессивным государством, сохранились лишь археологические свидетельства, главным образом, обломки мнемоустройств. На их реконструкцию и расшифровку данных выделяло деньги не только правительство, но и одержимые генеалогией аристократы. - Это прием в нашу честь? – вполголоса спросил Анакин. - Нет, конечно. Мы всего лишь почетные гости. Через неделю праздник Завершения Войн, прием дается в его честь. - А почему за неделю? - Если мы проведем здесь еще неделю, ты сам поймешь. - И все-таки? - Эни, клянусь, это лучше увидеть своими глазами, - Кеноби усмехнулся. - А откуда ты знаешь, учитель? - Я здесь был десять лет назад. С мастером Квай-Гоном. - Вас направил Совет? - Нет. Здесь жила сестра Квай-Гона, - Оби-Ван выдержал паузу и невозмутимо проговорил, - я ничего не стану рассказывать. - Учитель! - Нет, и не проси. - Ну пожалуйста! - Лучше воспользуемся ситуацией и потренируем твою наблюдательность, мой юный падаван, - с удовольствием изрек Кеноби. - Глянь-ка туда – видишь, беседуют две дамы? Которая из них, по-твоему, богаче и родовитей, - та, у которой цветы в прическе живые, или та, у которой искусственные? - Та, у которой искусственные. - Почему? - Потому что они платиновые и украшены икринками гигантских мезоцерий с Алзока-3. Я достаточно наблюдателен? - Ответ неверный. Выше рангом та, у которой цветы живые. - Почему? - Потому что это герцогиня! И если бы ты уделил хоть немного внимания официальной части, то знал бы… Падаван скис. - Это же скучно… - протянул он, - Размахивать мечом веселее, согласен. Но знаешь, если быть достаточно внимательным во время официальной части, то иногда можно потом обойтись без меча. И почему-то именно такая миссия считается успешной. А теперь иди и вырази герцогине с дочерью восхищение их прелестным садом. Они обе флористы-дизайнеры. - Что, одному идти? – совершенно по-детски спросил Эни. - Хоть что-то ты должен делать сам? – поддел Оби-Ван. – Или без учителя ты не можешь даже заговорить с женщиной? - Учитель! - Хорошо-хорошо. Эни, просто я сейчас пойду обсуждать с герцогом подробности финансовой политики Сената, контроль над миграциями и криминальную обстановку. Во-первых, это скучно. Во-вторых, герцог явно хочет пожаловаться, а делать это при тебе ему будет неловко. Провожая Анакина взглядом, мастер джедай подавил вздох. Сколько лет прошло, а он все еще тоскует по временам собственного ученичества, словно сам не мечтал, наконец, окончить его; но это не была ностальгия… Нет, падаванская косичка здесь ни при чем. Мелни Джинн жила здесь, в Фернешти. Правда, на другом конце города, ближе к бедным районам, но праздник Завершения Войн там закатывали ничуть не плоше. Оби-Ван вспомнил, каково оно тогда было, и невольно ухмыльнулся. ***
Герцог жаловался. Как и следовало ожидать. К счастью, умеренно и с пониманием дела: проговорился он лишь однажды, да и то с точным расчетом: - Жаль, что Совет Джедаев вспоминает о нас только когда речь заходит о нашем храме… - Кстати, - ледяным голосом спросил Кеноби, - насколько успешно идут раскопки? - Мы не можем их форсировать, - покорно повинился герцог. – Это же не строительство. Слои сместились, перемешались, можно упустить самое ценное, а второй раз раскопать тот же храм не выйдет. На Сен-Менерт даже уличный торговец лииксом немного археолог. Или не немного: безобидный с виду тип вполне может оказаться черным поисковиком или музейным вором, любимые специальности в преступном мире Сен-Менерт… Скосив глаза туда, где светилось под солнцем белое платье герцогини, Оби-Ван в который раз отметил, что его прекрасный обликом подопечный флиртует не с дочерью герцога, а с его женой. Нет, ничего не скажешь, милая, ухоженная дама, с утонченными манерами и так очаровательно польщенная вниманием семнадцатилетнего юноши, но все-таки старше на два десятка лет… Против воли вспомнилось снова. ***
…чтобы отыскать его, пришлось обратиться к Силе. И даже направляясь туда, куда вело чутье, Кеноби не верил собственным глазам и подозревал себя в замутненном восприятии. Он как раз думал о том, что беспокойство и излишняя привязанность его к падавану вредят им обоим, когда ощущение стало почти осязаемым, и иллюзии рассеялись. К несчастью. Лучше бы он и впрямь ошибался. Энергия, запятнавшая мрачный провал входа, не принадлежала явно Темной Стороне, но только потому, что была слишком слабой, рассеянной и разделенной на составляющие… Мгновение спустя пришло определение получше: здесь было все, кроме воли. Страх, ненависть, похоть, гнев, зависть и жадность – но не хватало воли, чтобы направлять их, и потому вместо зла была просто грязь. Юный Скайуокер не так уже юн, чтобы не ощущать этого. Как его угораздило?.. Джедай поморщился и шагнул внутрь. Он прошел через подобие ресторана - приходилось использовать Силу, чтобы не отравиться испарениями десятков наркотических веществ, искусственного счастья забраков и ногри, неймодиан и тви’леков, кого там еще… Для других целей использовать Силу не было надобности - на него даже не оглядывались, поглощенные каждый своим. Перед входом на танцплощадку Кеноби остановился. За прозрачным силовым экраном медленно извивались тела, иные одетые, иные только украшенные: хмурое и беспросветно-тоскливое зрелище. Танцующие испытывали веселье, но, наблюдая извне и ощущая его химическую природу, вряд ли его можно было разделить. Туда чутье не влекло. Пересекать звукоизолирующий экран не имело смысла. Джедай развернулся. Он давно почувствовал присутствие охранника клуба за своей спиной: охранник был мирен и немедленной реакции не требовал, привыкнув к сотням задумчивых наркоманов. Но такой картины, какая ему открылась, Оби-Ван не ожидал. Огромный вуки ухитрялся выглядеть непристойно даже при том, что одеждой эту расу обеспечила сама природа. Шерсть на нем была выбрита полосками, та, что осталась – заплетена в косички и выкрашена в сотню цветов; полоски голой кожи покрывали хитроумные татуировки, прямо и грубо выражавшие отношение хозяина к такой жизни. Оби-Ван вздохнул. - Я ищу, - ровно проговорил он, транслируя образ в огромный замшелый мозг. Вуки засопел и махнул лапой в противоположный конец зала. Там царил сумрак; как зевы пещер, чернели входы в полукабинеты. Посетители имели право воспользоваться проституткой или друг другом, покурить или уколоться в тишине и покое, но дверей и замков здесь не было: смертей всякого рода, добровольных или насильственных, хозяин в своем заведении не желал. - Ах, какой хорошенький мальчик! А деньги у тебя есть? Есть, - это чудесно, когда у молодого лорда есть деньги… Мы так славно развлечемся. Сколько? А… ну, это неважно, разве можно брать деньги с такого красавчика! На, возьми в ротик… вот эту трубочку. А теперь вдохни… Милая, ты только взгляни, какая прелесть! Ну-ка, отдай! отдай, я сказала, слушайся мамочку. А теперь еще разок… Милая, что за зрелище! это нужно снять на головидео! «Милая» неразборчиво урчала в ответ, уткнувшись носом клиенту в ухо. Под конец этого монолога в полукабинете вырос Оби-Ван. Эни ловил приоткрытым ртом трость кальяна, которую держала одна из гетер - и время от времени отнимала, заставляя повторять спектакль, который, безусловно, стоило запечатлеть на головидео. Затянуться злополучный падаван успел не раз и не два, о чем свидетельствовали дурные вытаращенные глаза и заторможенные реакции. Заторможенные даже для какого-нибудь работяги-таксиста, а для падавана Джедая просто отсутствующие… Он сидел на низком глубоком диване, причем сидел так, что становилось ясно – подняться самостоятельно в ближайшие часы будет выше его сил. «Легче на пол - и на четвереньках…» - подумалось Кеноби. Гетеры зажали ученика с двух сторон. Одна забавлялась с кальяном, вторая вылизывала красивому клиенту шею; левой рукой ерошила короткие волосы, а правой, запустив ее между расставленных по-кобелиному ног, производила профессиональный массаж. Вот эта вторая была, по-видимому, ровесницей Оби-Вана, зато первая годилась Анакину в матери, а где-нибудь на Татуине, где первого ребенка заводят в пятнадцать лет – и в бабки. Завидев джедая, гетеры испуганно вспорхнули. У них было достаточно мозгов, чтобы все понять и исчезнуть. В принципе, и винить их было не за что, кроме избранного в жизни пути. - Я знал, что тебе нравятся женщины постарше. Но что настолько постарше! – мрачно сказал Оби-Ван, когда в кабинете они остались одни. Ученик пьяно захихикал, откинувшись на покатую спинку дивана; поднять его словами оказалось невозможно, только сгрести в охапку. На пути к выходу Кеноби заметил лишь пару взглядов – и прочитал в них, что похожие ситуации здесь нередки. Что ж, хоть не он один… Кеноби представил, что будет, если о случившемся узнают. При всех опасениях, при всей неуверенности Совета любая безобидная проказа Анакина может стать поводом для нового, долгого и неприятного спора. Нет, конечно, абсолютно послушный ученик – это проклятие, а не удача, но… «Как из дерьма табуретка учитель из тебя, Оби-Ван», - сказал внутренний голос. Внутренний голос Кеноби был похож на Йоду, на старости лет вдруг предавшегося Темной Стороне. Ехидный и склонный к сквернословию, он всегда бил по самому больному месту, и появлялся тогда, когда ему меньше всего хотелось внимать. «Только о чужом мнении думаешь ты, не об ученике», - продолжал Дарт Йода, хихикая в точности как накурившийся Анакин под боком. «Врешь». «Вру. Только об ученике думаешь ты, не о чужом мнении». Осмысливать эту странную реплику Кеноби не пришлось, потому что, конечно же, в прямом и жестком кресле флаера Эни был не в состоянии усидеть даже пристегнутым. Его мотало из стороны в сторону, и полбеды, если бы это не казалось ему очень смешным; Кеноби тратил последние душевные силы на то, чтобы не поддаваться гневу, и, в конце концов, додумался расстегнуть ремень безопасности. Анакина качнуло в последний раз, лохматая голова уютно легла Оби-Вану на колени, и ученик затих. Показалось, что заснул, но – чем он надышался, хатт его задави! – пару минут спустя Эни решил, что неплохо бы ему вновь принять сидячее положение, и начал взбираться по груди Оби-Вана как по отвесной скале – цепляясь за одежду и беспрестанно хихикая. Уморительно смешно. Особенно, когда он уселся Кеноби на колени, напрочь закрыв тому обзор. Шут знает, что творилось в голове у крепко поразвлекшегося ученика, и с кем он учителя перепутал, но он первого поцелуя Оби-Ван увернуться не успел. Так и получил прицельно - в губы. Пока он спихивал падавана с колен и пристегивал обратно к сиденью, флаер вылетел с трассы и едва не столкнулся с прогулочной платформой. Оттуда заорали что-то нелестное, и проклинающий все на свете Кеноби был осчастливлен видом того, как к ним приближается машина полицейского патруля. На лицах служителей порядка было написано живейшее любопытство. Готовясь к манипуляциям с сознанием, Оби-Ван поклялся себе, что, во-первых, не станет вызывать дроида-медика, а во-вторых, Анакина никакая сила не избавит от завтрашней тренировки. С первыми лучами солнца. Но падаван так проникновенно смотрел несчастными больными глазами, что не только медицинский дроид был вызван, но и сам Кеноби просидел полночи у его постели, гладя мальчишку по голове, когда дрянное зелье, как и следовало ожидать, дало жестокий откат, не поддававшийся купированию… ***
- Что вы думаете об этом? Оби-Ван чуть не ответил честно, что он по этому поводу думает. В глазах герцога сквозило беспокойство. - Боюсь, что на льготы рассчитывать не стоит, - сказал джедай, разводя руками. Герцог удрученно кивнул. – Но бесконтрольная миграция заботит Сенат, вам не стоит рассматривать эту проблему как узкогосударственную. Пусть сенатор от Сен-Менерт поднимет этот вопрос в масштабах Республики, я думаю, что меры примут. ***
- Есть картинка! Этим радостным и полубессмысленным возгласом-выдохом закончился двести тридцать седьмой день работы в обезлюдевшем историческом центре города Фернешти, не самого великого и не самого древнего на планете Сен-Менерт. Сканеры пробили толщу почвы, глины и истлевшего бетона. Теперь каждый мог увидеть голопроекцию руин старого храма, возвышавшегося в самом центре Фернешти десять тысяч лет назад. Раздавленный небоскребом, упавшим во время орбитальной бомбардировки, храм таил в подвальных помещениях нечто, очень интересующее многих. Вряд ли воры могли проникнуть мимо археологов сквозь пятнадцатиметровую естественную преграду, но охрана по периметру уже стояла. Давно стояла, и не то чтобы сильно по делу. В смысле, без толку. Поначалу, зная одержимость фернештийцев собственной историей, сразу за воротами открыли маленький временный музейчик, дневник раскопок. Так часто делалось – для умных аристократов и увлеченных студентов, несколько десятков человек захаживали каждую неделю, и всех их хранители знали в лицо. Кто и зачем украл оттуда мнемопластинку возрастом не более пяти веков, они не могли даже предположить. Данные с пластинки были наполовину восстановлены и выведены на маленький щит над витриной: несколько фрагментов старинного плоского фильма, без звука, но очень разборчивые. Сама пластинка была, по сути, забавным сувениром, такие находили тысячами и продавали туристам. Красть именно эту, да еще из музея, казалось странной идеей. - Я думаю, что это просто какие-то болваны, - раздраженно сказал главный хранитель, вертя в руках выключенный портативный голопроектор. - А на камерах отметились какие-нибудь болваны? – вполголоса спросил герцог. - Камеры с полудня до трех часов были выключены, - мрачно ответил хранитель. – Между прочим, из-за тебя, Арс. - Тал, родом клянусь, я не нарочно! – взмолился герцог. - А что с меня спрашиваешь за эту клятую пластинку? - Я не спрашиваю. Я интересуюсь. - Разница налицо… Манера беседы герцога-мэра с неродовитым ученым наводила на размышления. Не знай Кеноби совершенно точно, что оба учились на одном курсе Корускантского Университета и вдобавок состояли в одной команде уличных гонщиков, мог бы сделать в корне неверный вывод. - А про что хоть был фильм? – спросил герцог. - Известно про что, - отозвался хранитель Тал, – про любовь. Это же доминанта Зиран, тогда про что-то еще опасно было... - А сюжет? - Невосстановим. Арс, это же просто игрушка! - Тем не менее, взяли ее и только ее, - тихо проговорил герцог. Из-под добродушной маски бывшего сокурсника глянул на миг хозяин миллионов судеб. – А рядом лежали рениевые пластины от омикрон-генераторов и отлично сохранившаяся диадема ювелира школы Хедд. Что ты на это скажешь, Тал? Хранитель опустил глаза. - Не знаю, - пробормотал он. – Может, они просто развлекались? Не ради выгоды? «А осколки таких пластинок два месяца назад крали тоже болваны и из спортивного интереса?» - озадаченно подумал джедай. - Прошу прощения, - сказал он. – Остаточные эмоции в помещении очевидны. Воры работали ради выгоды. И очень большой выгоды. Настолько большой, что им не нужны были диадема и рений. Могу я спросить, почему отключились камеры? Герцог беспомощно развел руками. - Мы не платим за энергию, - хмуро ответил Тал. – Мы работаем под эгидой его высочества. Но какой-то болван… - …забыл об этом и проверил счета, - докончил герцог. – Обычно я гашу их из собственных средств, но в этот раз секретарь задержал подачу. Всего на день, так случается. И тот кретин, которого извиняет лишь то, что он понятия не имеет о наших традициях, вот почему я так сражаюсь со свободной миграцией… - Он отключил нас, - криво усмехнулся Тал. - На три часа. - И вы думаете, что это случайность? - Его уже арестовали и допросили! – вскинулся герцог. – Он все отрицает. - Могу я взглянуть на него? - Разумеется, - герцог встал. На лицах обоих менертианцев выразилась искренняя и безграничная вера в могущество Оби-Вана Кеноби, и тот в глубине души тоскливо поёжился. ***
Отставной адмирал Эсмено Мент-Ри сел на мраморную скамью у фонтана. Крупноцветные лианы, высаженные в этой аллее, не подрезали; листва почти скрыла искусную резьбу спинки и боковин, тонкие щупальца ползучего растения погружались в хрустальную воду чаши фонтана. Солнце почти скрылось, подсветку уже включили – фонтан испускал сапфировые лучи, и оттого седые волосы адмирала казались голубоватыми. Из пышных сплетений лиан на спинке скамьи выскользнула декоративная змея. Повела в воздухе треугольной головой, опустилась Мент-Ри на плечо, и адмирал снял ее медленным движением. Как только не изощрялись менертианцы над своими любимицами… Двух- и трехголовые, многохвостые, с гребнями и рожками на голове, с причудливыми выростами на шкуре, с подобиями крыльев… последняя мода была на «модель энтропия» – у змеенышей выделяли давно атрофировавшиеся задние ноги. Эта, с лилово-оранжево-серым узором, была как раз такой. Смотрелось, откровенно говоря, мерзко. - Сожалею, – сказал Мент-Ри. – Это неприятная неожиданность. У нас тяжело на сердце оттого, что ваша миссия оказалась омрачена таким мелким и недостойным происшествием. - Я полагаю, адмирал, что происшествие не столь уж мелкое. И оно имеет самое прямое отношение к нашей миссии. Строго говоря, наше присутствие здесь вызвано необходимостью предотвращать подобные кражи. - Будь это предмет культа, - задумчиво, почти певуче проговорил Мент-Ри, - будь это нечто десятитысячелетней давности, будь это нечто в самом деле ценное – я бы тоже думал так. Но глупый старый фильм… - А все-таки о чем он? Восстановленное должно было сохраниться… - Увы! – Эсмено развел руками. – Его не резервировали. Зачем? Информация не представляла ценности… - Боюсь, что представляла, - сухо сказал Кеноби. Больше всего ему хотелось связаться с Советом и сообщить, что менертианцы посходили с ума все разом. Ни одна скотина не знала, что копают, о чем был украденный фильм, и как охрана тюрьмы допустила самоубийство злополучного тви’лека, директора энергостанций, некстати отключившего археологов за неуплату. А также как, собственно, самоубился тви’лек. С трудом верилось, что арестованный может просто взять и умереть за полчаса до допроса представителем ордена джедаев. Камера выглядела так, словно бедняга лег на пол, вытянул руки вдоль тела, закрыл глаза и аккуратно испустил дух. И никто ничего не знает, - применяй Силу, не применяй… - Позвольте еще раз поблагодарить вас за гостеприимство, адмирал. - Нет нужды. Я более чем польщен, мастер Кеноби. Если потребуется, я всегда к вашим услугам. Адмирал ушел по тяжелому песку дорожки, холодному и золотистому. Змеи ползли за ним, контуры закрытого флаера на площадке меж изваяний омывал свет заката. Оби-Ван беззвучно сплюнул и показал в спину величественно уходящему Мент-Ри любимый непристойный жест корускантских уличных гонщиков. - Ага, - хихикнул Анакин. – А мне, значит, нельзя? Кеноби обернулся. Ученик встал из кустов аккурат за спинкой скамьи. Опутанный плетями цветущих лиан, он выглядел еще картиннее, чем когда-либо. Перед мысленным взором Оби-Вана снова встал грязный клуб в бандитском районе столичной планеты, слаженные действия гетер, результат действий, - и ему стало неуютно. - Я узнал! – упиваясь гордостью, сказал Эни. - Умница. Падаван перемахнул спинку прыжком и уселся на скамью с ногами. - Там был этот храм. На пластинке. Мент-Ри соврал! - Насчет чего? - Что не было копий. Одна точно есть, и мне дали посмотреть. - Кто? - Ну… одна женщина. - И про что фильм? - Про любовь. - Это я уже много раз слышал. - И про божество, которому был возведен храм. Парочка спускалась в подземелья храма, чтобы… ну, в общем, зачем-то. Оби-Ван смотрел, как засыпающая заря золотит пушок на щеках Анакина, и мысли насчет цели нисхождения парочки в подземелья рождались у него странные. ***
…он знал, что часто обожание учителя выходит за всякие рамки, и порой, если мастер и падаван принадлежали к одной расе… если им выпадала такая удача, то многие условности переставали волновать. У самого было так. Но когда Квай-Гон впервые поцеловал его в губы, Оби-Вану показалось, что его вбили молотом в землю. И первым чувством было даже не изумление, не восторг, а безумный стыд за то, что не смог укротить себя, выдал… не утаил. «Ведь я люблю тебя», - сказал учитель, читая его как книгу. – «Что прекрасней любви? Зачем оставлять от нее муку и стыд? Чем больше в памяти счастья, тем светлее твое сердце». «Но Кодекс…» «Нельзя быть привязанным. Нельзя зависеть. Где сказано, что нельзя любить?».. ***
На следующий день после вечеринки в клубе с гетерами Эни пришел к наставнику – дверь предусмотрительно была открыта – во время медитации, и смиренно молчал, стоя в углу, пока Кеноби сам не обернулся. - Ну что же ты?.. - Мастер, - несчастным голосом сказал падаван. – Я виноват. - Это я виноват. Отпуская тебя в город, я должен был напомнить о том, что некоторые места не следует посещать. - А… - Ты сам себя наказал, - улыбнулся Кеноби. – Голова болит? - Вообще-то нет. - Это хорошо. Иди сюда. С чего ему вздумалось сесть на пол у ног Оби-Вана… Анакин смотрел снизу вверх, все еще немного мутными глазами, а картина, неистребимая, не желала гаснуть: полутьма, низкий диван, беспомощная и бесстыдная поза – колени развернуты, черная кожа брюк чуть не плавится от эрекции… и оглушительно яркое красное перо в прическе гетеры. Скайуокер выиграл турнир в уличных гонках – совершенно честно, лихачи хорошо понимали, что связываются с падаваном джедая. Собрались утереть ему нос, надо же. Отчаянные парни. Три четверти выигрыша победитель разумно спустил на угощение, и стороны расстались вполне довольными друг другом. Оби-Ван подумал, что ему нужен либо день медитаций, либо холодный душ, либо, что рациональнее, та самая гетера. - Мне прочитать тебе нотацию? – ласково спросил учитель, тщательно изгоняя из тела и разума всякое напряжение. – Или все понятно и так? Анакин облегченно улыбнулся. - Понятно, мастер. Оби-Ван наклонился и поцеловал его в лоб. Легко и кратко, но глаза падавана оставались закрытыми несколько лишних секунд. Затем он поднялся и сел рядом. - Я прошу прощения, - не глядя, - я в флаере… что-то… непотребное вытворял. - Не беспокойся об этом, - покачал головой Кеноби. – Я все понимаю. Кажется, Анакин собирался поцеловать его в щеку. Должно быть. Внутренний голос издал торжествующий вопль. Оби-Ван осторожно отнял губы. ***
- Благословение получить, - невозмутимо рассказывал Эни, - или пророчество. Или силу для сражения. Там еще кусок из самого конца был, как они совершали благодарственный обряд. После победы, наверное. Намелни сказала, что это, должно быть, про короля Акено и Эркемари, что в доминанту Зиран любили такие истории. - Намелни – это та женщина, которая дала тебе запись? - Ну да. - А «доминанта Зиран», видимо, историческая эпоха… Кто такая Эркемари? - Не такая, а такой. Главный военачальник. - А при чем тут парочка? - Так они и были парочкой! – радостно сообщил падаван. – Акено и Эркемари. - Хорошая планета – Сен-Менерт, - вслух подумал Кеноби и без паузы продолжил, – хоть что-то ясно. Подземелья храма там, на записи, должно быть, целые и невредимые… ***
- И как ты это себе представляешь? – с искренним интересом спросил Кеноби. – Как ты из этой стойки сделаешь отвод? И, не дожидаясь ответа словами, атаковал. Легкий покалывающий ветер, запах озона; меч вздохнул, чертя в воздухе изысканную кривую. Ложный выпад, финт, непринужденная смена махового ритма… Падаван все-таки отвел. Поморщившись от напряжения и неловко отступив. - А толку? – весело спросил Оби-Ван. – Запястье каменное. А если я сейчас?.. Лезвие махнуло птичьим крылом. Анакин успел выставить блок. Самый простой, ученический, негодный для боя с опытным противником, - но успел. Искры от столкновения мечей рассыпались огненными бисеринами по неотполированному песчанику, закатились в щели. - Эни, я сам восхищаюсь тем, как у мастера Иита оно получается, - словно между делом говорил джедай, отражая контратаку падавана. – Но дело не в том, что забраки сильнее людей физически. У них просто по-другому устроены сухожилия. Можно натренировать тело, можно использовать Силу, но от этого приема у тебя ровно на полсекунды онемеет запястье. А у забрака - нет. Вот и все. Ученик молча не хотел соглашаться. Зрелище было почти забавное - брови сведены, губы сжаты, крылья носа неритмично вздрагивают… Что за смешная манера - не ладить с обыденными истинами? Мечи опустились. - Да, учитель, я понял, - наконец произнес Анакин. – Благодарю. - Ну-ну-ну,- Оби-Ван деактивировал меч. – Только не злись. Это была прекрасная идея. Эй, я действительно так думаю, Эни, посмотри на меня! Удар. Свист овеществленной энергии сквозь воздух... …пришлось уйти сальто через голову падавана – благо, удар был горизонтальным. И неправильным, - из-за чего при блоке, конечно, случился слом, и мгновение спустя меч Анакина улетел в стену и искорежил одну из секций орнамента. - А вот это мне совсем не нравится, - отфыркиваясь, сказал Кеноби. – Портить интерьер в гостеприимном доме – это как-то не по-джедайски. - Во-первых, это ангар, - угрюмо пошутил ученик, глядя в пол. – Во-вторых, если украшаешь ангар барельефами, значит, сам себе рогатый забрак. - Как непочтительно. Оби-Ван приладил вторично выключенный меч в магнитные когти на поясе и подошел к ученику вплотную. - Эни, посмотри на меня. Анакин застыл выключенным дроидом. - Пожалуйста, посмотри на меня. Ресницы поднялись. Взгляд падавана был неподвижен и непроницаем, как песчаник пола и стен. - Что это было, скажи мне? - Я попытался застать тебя врасплох, учитель. - Зачем? - Мне… хотелось. - Почему? Молчание. - Ты можешь не говорить этого мне. Скажи про себя. Но скажи честно. Какой-то миг казалось, что Анакин собрался произнести вслух; он уже набрал воздуха, - но промолчал. Оби-Ван ждал, пока надежда не улетучилась. - Хорошо, - сказал он, постаравшись изгнать из голоса удручение. – На сегодня достаточно. ***
- О любви и привязанности, - сказал Квай-Гон. – Итак. И замолчал. Тускло поблескивая полированными боками, в цепкой хватке его пальцев перекатывались два узорных шарика. Совершенно бесшумно, бесконечно - вились, танцевали, стремились друг к другу, чтобы ни разу не соприкоснуться. Эту алдераанскую забаву мастер очень любил. Тренировка для пальцев, одна из форм медитации, красивая безделушка… - Корускант, нижние ярусы. Патрульный полицейский слышит крики: негодяи напали на девушку. Их четверо, они вооружены, но он вступает с ними в бой. Преступники скрылись, девушка спасена. Таков героизм. Пауза. - Далее. Полицейский был искалечен и вышел на пенсию. Через полгода он умер. Осталось трое детей, мать которых давно оставила их. Одна девочка ушла в дом гетер. Другая, двух лет, умерла от голода в запертой квартире. Мальчику повезло больше прочих – он стал наркодилером. Таковы последствия героизма. Вывод? - Сделан. Квай-Гон усмехнулся. - Какой? - Не джедай - не геройствуй. - Я не хочу сказать, что черный юмор ведет прямо к Темной Стороне Силы, - несколько озадаченно заметил мастер. - Но его следует применять осмотрительно. - Я хотел сказать, что чем больше привязанностей висит на человеке, тем осторожнее ему приходится быть. Излишняя осторожность ведет к робости. Робость недопустима. - Справедливо. Во имя привязанности еще никто не погибал и не шел в бой. Но любовь – это нечто иное. Она дает силу и отвагу. Ради любви можно явить чудо доблести. Погибнуть во имя ее. Непривязанность – но не безлюбие. Это сложно разделить. Многим тяжело это представить. Но многим тяжело представить и то, как можно мечом отразить выстрел. Оби-Ван улыбнулся. - Все! – сказал Квай-Гон, положил шарики и хлопнул себя по колену. – Как тяжело любомудрствовать, если б ты знал. - Я знаю, я пробовал. - И получилось? - Кажется, да. Меня так напоили, что я не помню, о чем шла речь. - А, это в тот раз?.. – подняв брови, уточнил наставник. - Э-э… - Что, был еще один? - Мастер, клянусь, я совершенно не привязан к выпивке! - Мне следовало бы тебя наказать, - Квай-Гон улыбался; в глазах мерцали веселые огоньки. – Но я не хочу быть излишне привязанным к роли учителя. Поэтому давай пойдем и откупорим бутылочку алдераанского. За Великую Силу. Углы губ Оби-Вана совершенно независимо от его воли поползли к ушам, и, проходя мимо, Квай-Гон наклонился и поцеловал его. ***
- Проверьте диспетчерскую отчетность за последнюю неделю, - отстраненно сказал Кеноби. – Проверьте данные спутников, вполне возможно, что корабль был частный и поднялся не с космодрома. Этим следовало заняться раньше. - Мы не придавали значения… - Я удивлен, господин Мент-Ри. А еще я удивлен тем, что вы не сказали мне, о чем и когда в действительности был снят фильм. - Я не видел его. Боюсь, доминанта Зиран – не самая интересующая меня эпоха. - Но фильм относился не к доминанте Зиран, - вкрадчиво проговорил Кеноби. – Пятьсот лет было пластинке, самой ленте около десяти тысяч. - Да? – вскинулся Мент-Ри, - а мне и словом не обмолвились! О, проклятье… Ученик и учитель быстро переглянулись. - Там, вероятно, был храм? - Именно. - У меня есть подозрения, - решительно объявил Мент-Ри. «У меня тоже», - подумал Оби-Ван. - У меня нет подозрений, - сказал он. – Я только совершенно уверен, что храм действительно представляет большую ценность. Возможно, опасность. Следить за ходом раскопок необходимо. - О да, разумеется!.. Я должен поговорить с главой планетарной службы безопасности. Кеноби кивнул. - Говорить он будет, - неприязненно сказал Анакин, когда дверца флаера опустилась за отставным адмиралом. – Он же эту кражу и заказал. - Объясни свой вывод, падаван. - У него на морде написано. - Блестяще, - кивнул Кеноби. - А теперь то же самое, но словами, которые могут убедить Совет джедаев. Анакин озадаченно уставился на него. - Ну… учащение пульса… - У него не учащался пульс. - Но я чувствовал! - Это был не пульс. Характер электрической активности мозга. Я же объяснял, в чем разница. - Ну да. Электрическая активность. И что? - Да ничего. Мент-Ри всего лишь прикрытие для кого-то еще. И этого кого-то вряд ли легко найти. На записях тюремных камер, похоже, есть затертые фрагменты. - Их нельзя восстановить? - Безнадежно. Я проверял. Остается только ждать, когда менертианцы докопаются до сути. Я имею в виду, в буквальном смысле докопаются, - он хмыкнул. - Вот тогда станет особенно интересно и нам, и кому-то еще. - Ждать… - поморщился Эни, накручивая на палец косичку. – Вот не думал, что жить во дворце так противно. Его строил псих. - Полностью с тобой согласен… - вздохнул Кеноби. - И сам Мент-Ри псих. Оби-Ван усмехнулся краем рта. - Он пережил большую потерю. Она так сломила его, что ему не оправиться до самой смерти. В глазах падавана мелькнуло сочувствие. - Он потерял друга? Ребенка? Жену? Джедай поколебался. - Нет. Это весьма поучительная история. И я бы даже сказал, забавная. - Забавная?! - Помолчи, юный Скайуокер, и послушай своего старого учителя… Тот невольно улыбнулся. - …это иногда полезно, - докончил Оби-Ван. - Ты уже не помнишь, а лет пятнадцать назад адмирал Мент-Ри был сенатором от Сен-Менерт. Метил в канцлеры одновременно с Вэлорумом. И шансов у него было не в пример больше – Республика погрязла в коррупции, все продавалось и покупалось, ни одному политику нельзя было верить, а суровый адмирал зарабатывал рейтинг одним своим видом. Формой и выправкой. И еще он был аболиционистом. Он выдвигал закон на голосование три раза, и три раза его отвергали, но голосов «за» было с каждым разом все больше. Рейтинг Мент-Ри взлетел до небес. Казалось, если его избрать, то рабству придет конец. А потом обнаружили, что результаты голосований – договорные. - Это обнаружили джедаи? - Нет, журналисты, - смеясь, сказал Оби-Ван и прищелкнул пальцами. – Подкинули жучок и записали один неловкий разговор. Сенатору пришлось уйти в отставку. Он проплатился информационным компаниям, и о скандале перестали упоминать, но политическая карьера для него кончилась. Вот о чем он страдает. Анакин хмыкнул. - Какой милый человек… - А закон в Сенате с тех пор не выдвигался. - Почему? - Потому что половина сенаторов – рабовладельцы, а другая половина – латифундисты, что, как ты понимаешь, то же самое. Играть в аболиционизм после дела Мент-Ри стало слишком опасно. - И никто ничего не собирается делать?! - Время меняет все. Когда-нибудь этот день настанет, и рабство в Галактике будет окончательно запрещено. Терпение… - Терпение? – вскинулся падаван. – Еще тысячу лет? Две? - Тихо, тихо. Это старое родное зло. Если бы с ним можно было справиться, кого-нибудь убив… - Нельзя? - Пробовали, - пожал плечами наставник, - много раз. Беда в том, что рабы обычно хотят стать рабовладельцами, а не свободными. Анакин смотрел на него пронзительными глазами. - Да? Яду в его голосе хватило бы отравить половину Фернешти. Кеноби сник. - Извини, - неловко сказал он, и тут же, - я сказал «обычно». Ты вновь не контролируешь свои эмоции… Наставления не получилось. ***
В спальнях, устроенных по менертианскому вкусу, можно заниматься многим. Например, танцевать. Упражняться в искусстве боя на мечах. Медитировать. Предаваться созерцанию сада, террас и фонтанов, образующих за огромным окном живую картину, с любовью созданную мастерами ландшафта. Можно читать. Наконец, можно устраивать разнузданные оргии с параллельной записью на головидео. Вот только спать не очень уютно. То ли дизайнера для внутренних покоев Мент-Ри нанял совсем молодого и желторотого, то ли у самого адмирала был такой странный вкус, но выглядели спальни, словно картинки с рекламного проспекта «порази друзей насмерть». Слишком большое помещение с полукруглой прозрачной стеной, с тяжелыми занавесями, разделяющими внутреннее пространство. Постель в виде огромной капли. Кованые светильники в духе полумиллионолетней давности фонарей. Стол и стулья из совершенно прозрачного материала, почти невидимые. Ковер, рисунок на котором не стоило долго разглядывать в задумчивости – последствия могли быть непредсказуемыми. Вдобавок по вентиляции сюда проползали адмиральские змеи и грелись на фонарях. Прочие покои выглядели не лучше. Поэтому Оби-Ван почти не был удивлен, когда от неподвижной звезды в центре вращающегося небосвода отделилась и рухнула тяжкая буря огня. Он проснулся за секунду до удара, и, поймав его, только огладил короткую бороду: возмущение Силы - страшноватое, но безобидное, узко локальное…. И все равно ему следовало встать. Эни опять увидел кошмар. Остатки кошмара таяли медленно; Кеноби успел получить не только остаточное тепло эмоционального излучения, но и фрагмент образа. От этого образа по коже подрал мороз. Оби-Ван вышел, по пути накидывая халат. Ученик стоял в коридоре, держась за стену так, будто вокруг ползали черви, и булькала всякая мразь. Глянул на учителя исподлобья, со странным выражением – не то обидевшийся ребенок, не то зверь, готовый к броску, - отвел лицо… и ухитрился повиснуть у Оби-Вана на шее, несмотря на то, что был выше. Тот прикрыл глаза. Бледнеющие волны темной энергии били в мозг, а ноздри ощущали запах разгоряченного тела, только что со сна, с надушенных простыней – неведомая прежде роскошь… «Ждешь чего ты, бестолковый Кеноби? Зачем борода тебе, если нет у тебя мозгов?», - осведомился внутренний голос; Оби-Ван мысленно дал ему пинка. - Пойдем, - сказал как мог мягко, глядя ученика по вздрагивающей спине. – Пойдем и сядем, и ты мне расскажешь, что увидел… - Нет. - Что – нет? - Не надо, - Анакин отстранился. – Извини, учитель. Оби-Ван все же сумел найти его взгляд. - Надо, - сказал он. – Пожалуйста. Ученик вздохнул. Как показалось, с некоторым облегчением. - Мастер, а можно… к тебе. - Конечно. ***
Грустным светом плененных звезд лучились фонари, вырастающие из стен. Кованые чугунные ножки причудливых форм отбрасывали фантастические тени. На одном фонаре дремала золотая змея с изумрудными глазами; ее тело, собранное из тончайших колец, изгибалось, словно живое. Поначалу змея лежала на прозрачном столике посреди спальни, точно паря в воздухе. На фонарь ее забросил сам Кеноби, озверев от изобилия вполне настоящих тварей в саду. В сумерках змея нежно блестела. Садиться в невидимое кресло не хотелось. Поэтому оба сидели на кровати, на треугольном крае капли; толстое оконное стекло леденило Оби-Вану плечо холодом ночи, от Эни, ссутулившегося рядом, веяло жаром так, что хотелось потрогать ему лоб. Две луны сияли ярко, точно искусственные, третья только показывалась из-за горизонта. - Я не хочу рассказывать, - наконец выговорил Анакин. – Противно… - Думаешь, будет лучше, если ты оставишь эту дрянь в себе? - Зачем… рассказывать? - Ну, знаешь, есть такая примета… - почти шутливо припомнил Оби-Ван. Падаван нервно дернул углом рта. - Я не хочу. - Хорошо. Молчи, - Оби-Ван все-таки потрогал его лоб. Ледяной, в испарине… Эни потянулся вслед отнятой руке, положил голову ему на плечо. - Тебе снилось, как ты кого-то убиваешь. Анакин вздрогнул – с запозданием, как будто за пару истекших секунд успел задремать. - Откуда ты знаешь? - Я видел твой кошмар. Оби-Ван ожидал чего угодно, но только не того, что Анакин отскочит в ужасе. - Я… Учитель добродушно улыбнулся и встал, разводя руки. Шагнул навстречу: - Я вполне допускаю, что тебе может хотеться меня убить. Иногда. Такого занудного старого пня. - Учитель! - Но я не перестану тебя любить из-за этого. Эни не сразу ответил на его объятие. Но, ответив, так шумно и щекотно выдохнул в шею, чуть не втиснувшись в Оби-Вана, что намерения того мгновенно стали слишком твердыми для учительских и тем более отцовских. Дарт Йода в голове захихикал: «Одно сплошное удовольствие падаван твой, джедай Кеноби. Умом ты не тронулся ли?» Медитация. Два дня глубокой медитации. …а у Квай-Гона были шарики. Не от этой ли забавы пальцы у него стали такими ловкими и чуткими… а совместная медитация порой выматывала обоих до отключки… «Ноги красивы замечательно у юного Скайуокера», - с какими-то философскими интонациями высказался внутренний голос. – «Задница круглая у него. А на губы ты посмотри!» Дарт Йода в роли хозяина борделя с нижних ярусов Корусканта – это было уже слишком. Кеноби еле сдержал нервный смешок. Анакин поднял голову. - Учитель, - падаван замялся, убрал руки с его плеч, - а можно мне… - Остаться? – договорил Оби-Ван и краем сознания удивился – неизведанное чувство легкости заглядывания в душу, - конечно. В этой постели десятеро не найдут друг друга. …а сниться ему ничего не снилось. Как и Эни. Оби-Ван просто лишил свой мозг возможности сновидений и транслировал это состояние на ученика, прочно соединившись с ним ментальным полем. В конце концов, он был мастером джедаем. ***
- Нет, не так. - А так неудобно. - Только с непривычки. - А зачем привыкать к неудобному? - Тебе неудобно, потому что ты не привык. Все, тренировка окончена. - Почему?! - Слишком много упрямства в тебе накопилось, мой юный падаван, - голосом Йоды выдал Кеноби, и Анакин засмеялся. - А вот и нет. - А вот и да. - Нет! - О чем я и говорю, - Оби-Ван развел руками. – Надеюсь, сейчас ты хотя бы не попытаешься застать меня врасплох? - Все равно уже не получится. - Здравое соображение. А теперь выключи меч и сядь. - А мы поедем на праздник? - К несчастью, да. Поэтому сейчас сядь и успокой разум. - А почему к несчастью? Кеноби провел ладонью по лицу. - Потому что мы не фернештийцы и с нами нет мастера Квай-Гона. Но тем не менее, принять приглашение мы должны, потому что светлейший, задави его хатт, герцог прислал его со слугой на гербовой бумаге. А ведь я его просил этого не делать! - А почему? - Потому что от приглашения на гербовой бумаге мы официально не можем отказаться. - Это я понимаю. Почему мы должны отказываться? - Клуб на Корусканте помнишь? – мрачно спросил Оби-Ван. Анакин покраснел. - Вот, - тоном естествоиспытателя объяснил джедай, – по сравнению с Фернешти, празднующим Завершение Войн, это не клуб, а манежик для детей от полугода до двух. Падаван вытаращился с откровенным восторгом. - А вот радуешься ты зря, - печально сказал Кеноби. – Я тоже радовался. Предупреждать буду сейчас, пока ты еще не совсем захвачен предвкушением. А потом повторю то же самое. Итак, ни в коем случае не смешиваться с толпой… ***
И конечно, ни двукратно повторенное предупреждение, ни трехчасовая медитация не возымели действия. Семнадцатилетний юноша не мог удержаться, странно было бы и ждать этого. Джедаю оставалось только следить за ним, не теряя головы самому. Точно так же, как когда-то поступил его собственный мастер, подарив ученику одно из роскошнейших воспоминаний… И Кеноби, по собственному слову не смешиваясь с толпой, смотрел, как Анакин танцует – где он научился так танцевать? – с десятком юных фернештиек, даже толпа расступилась, чтобы посмотреть, и девчонки слаженно, точно балетный ансамбль, вились кругом, взмахивая лентами и покрывалами, задирая стройные голые ноги. Фернештийцы умели праздновать. Потом осталась одна, быстрая и сильная, гибкая, словно лоза, в буре гремящих монист и нескольких полосках ткани вместо платья; Оби-Ван несколько минут не знал, на кого ему облизываться. Дарт Йода верещал от восторга, и уши его торчали неприлично. Все это случилось на окраине, в самом начале пути ко дворцу. Полеты флаеров внутри черты города запретили – слишком много воздушных шаров, гигантских флагов и устройств для демонстрации голокартин подняли в воздух. Добраться до места сквозь разряженные, хмельные, танцующие толпы было сложнее, чем сквозь вражескую армию. И не добрались бы, не выйди навстречу личный транспорт герцогини. Под горой блестящих штандартов, гирлянд, фонариков не было понятно, что, в сущности, движется – но подданные, как ни были пьяны, с почтением расступались перед потешной громадой. Завершение Войн. Герцога не было видно. Герцог, вероятнее всего, развлекался во внутреннем дворике с наложницами, и мудрая супруга не думала мешать его отдыху, тем более что сама отправилась на поиски приключений, изрядно подвыпив. Глядя на нее, Оби-Ван вспомнил замечание Ки-Ади-Мунди о том, что затаскивание джедаев в постель есть любимый монаршими фамилиями спорт. Герцогиня стремилась в премьер-лигу… …так настырно, что даже Скайуокер начал вырываться. Он явно был против любви с августейшей особой прямо на передвижной платформе. Даже за занавесками. Тогда Оби-Ван его искусно спас, попутно засвидетельствовав почтение возмущенной разочарованной герцогине, и увел, ошалевшего от шума и напора, в переулок, к дверям небольшого ресторанчика, куда они и нырнули, направляясь к заказанному столику. Кеноби уже был на этой планете во время этого праздника; умудренный, он все предусмотрел, в том числе час, когда на смену легкому вину и веселому пиву придет кое-что посерьезней, и непривычным лучше будет отправиться восвояси. То ли Оби-Ван ошибся часом, то ли в безобидные напитки чего-то подлили – и то, и другое вряд ли, потому что джедайское чутье не позволило бы так промахнуться. Причина неведома, но под конец он уже не знал, реальны разноцветные шары у него перед глазами, или это порождение перебудораженного мозга. Падаван и вовсе едва стоял на ногах; только сознание ответственности за него помогало собраться с духом. И когда очумелый Кеноби, наконец, со спокойной душой упал на широкий диван в холле адмиральского дворца, его обняли и пьяно расцеловали, разозлив и насмешив одновременно. - А я ведь… н-не железный! – сурово сказал он, пока его собственные руки занимались чем-то отдельным от велений разума, но очень приятным. - Угум, - согласились с ним, устраиваясь у него на коленях верхом и от всей полноты чувств впечатываясь ртом в рот. - Эй-эй-эй, не так активно! – запротестовал Оби-Ван, отрывая Эни от себя, и сейчас же сам нашел горячие твердые губы, втолкнул язык между зубами; как будто раскрылись створки раковины, и поцелуй был взят подобно жемчужине, неповторимо-нежной, сберегавшейся долго. Пространство вокруг сворачивалось в кокон, наливавшийся жарким и алым, пульсировавший в такт слаженному биению сердец. Сердце младшего учащало ритм. Восторженный испуг, захлестнувший его, был сладким и чуть клейким, как весенняя листва. Анакин приподнялся, разрывая соприкосновение; Оби-Ван пригнул его голову, держа за волосы, точно зверька за шкирку. Отпущенный наконец, ученик начал лихорадочно срывать тунику. Пока дрожащие пальцы сражались с поясной пряжкой, Оби-Ван стиснул его в объятиях, прижав руки к телу, и стал целовать гладкую грудь с рельефом некрупных юношеских мышц. С каждым касанием Анакин вздрагивал и замирал. Уложенный навзничь, он тут же закрыл глаза. Щелкнула застежка. Перед мысленным взором Оби-Вана снова пронеслась череда картин – тьма, клуб, гетеры, разведенные колени Анакина – точно так же, как сейчас; Эни поймал его видения и неудержимо захихикал. …смешок перешел в судорожный вдох, пальцы, жесткие от тренировок как когти, впились Оби-Вану в плечи. «Не все сразу», - напомнил себе тот. – «Не все - сейчас». ***
Не сейчас. Потом. …расширенные, обращенные внутрь, почти испуганные глаза. И когда он, наконец, опустил ресницы, - лицо засветилось безграничным, детским почти доверием и послушным ожиданием… тихо ойкнул и приоткрыл рот. «Если больно…» «Больно!» «…скажи. И мы прекратим». «Не надо… прекращать». И Оби-Ван не прекращал - осторожно, так медленно, что собственное тело кричало от дикого желания, ребра стягивало обручами сладостного огня, и сердце рвалось прочь из сжавшейся клетки… Потом. …жалобно всхлипывающий мальчик просто сжал пальцы на его горле. И хотя в состоянии асфиксии Оби-Ван словил сильнейший в своей жизни оргазм, повторять опыт как-то не тянуло. Потом. ***
«Когда ты обречен быть героем, то хорошо, если найдешь любовь, не ведущую за собой зависимости – твоей ли, чужой. И если сумеешь расстаться с ней, не узнав горечи и тоски, оставив лишь память о счастье и сердечный свет, то ты приближаешься к совершенству. Если подобное совершенство тебе недоступно, то лучше убедить себя в обратном. Если не найдешь подобной любви, то люби то, что нельзя потерять. Тот, кто обречен быть героем, но отказывается от этого, подобен женщине, отказывающейся быть матерью, и не творит никакого блага, хотя бы ему так казалось. Потому что слишком мало таких, как он…» Квай-Гон, когда говорил это, не верил: он совершенно точно знал, что так и есть. И он – ученик не сомневался – умел любить так, как дозволено джедаю. Оби-Ван не умел. Он был плохим учеником и любил учителя неправильно; и сам полагал, что не заслуживает такой же любви, как Квай-Гон. Возможно, он совершил ошибку, приписывая Анакину собственные мысли, чувства, которые сам испытывал в его возрасте. Не слишком ли легко вышло у них?.. Чувство к ученику болезненно напоминало давнее чувство к учителю. Обожание. ***
…Оби-Ван сорвал цветок, подлиннее отломив толстый полый стебель. Выдавил несколько капель сока на запястье. Боль унялась мгновенно, по руке пополз приятный щекочущий холодок. Он на секунду замер, держа цветок, и улыбнулся. Обратный путь не занял и минуты. Тяжелый цветок покачивался в пальцах, капая серебристым нектаром: молочно-сладкий аромат пропитал полы одеяния. Ученик спал. Низкая, огромная, - с посадочную полосу, - кровать, в форме капли, застелена темно-лиловыми простынями: по менертианским меркам признак хорошего вкуса. Впервые узрев постель, Оби-Ван заподозрил, что в случае переизбытка гостей (и алкоголя в гостях) на нее можно ссыпать всех кучей. Ложась в нее, они забыли опустить шторы, а потом было уже не до того, и сейчас, озаряя молчащий сад, в спальный покой вступал бледно-золотой свет.
…вниз лицом – прохладное ровное свечение выхватывает из мрака напряженную узкую спину – сахарные косточки позвонков, темно проступают лопатки, влажная кожа поблескивает; мечутся тени, в высоких лиловых вазах пульсирует пламя…
Ему жарко, и он разметался во сне, сбросил на пол легкое одеяло. Левая рука свесилась с края постели, костяшки расслабленных пальцев касались ковра. Сумрак серебристый, лиловый, черный… абрис юного тела светится в лунном золоте. Бедра чуть разведены.
…поворачивает голову. Исказившееся лицо, зажмуренные глаза; рука - побелевшие пальцы собрали простыню в горсть, вцепились до дрожи; капля пота сбегает по шее. Звуки – лишь дыхание, частое и тяжелое, и шорох ткани, но движения становятся чаще, резче – и поддержаны ритмом мучительных всхлипываний…
На сломе бледного стебля застыла серебристая, словно подернутая инеем, капля. Оби-Ван склонился над учеником и провел стеблем вдоль позвоночной ложбинки от шеи до ягодиц. Золотистые плечи вздрогнули, спящий что-то недовольно пробормотал и перевернулся на спину.
…накрывает его руку своей, целует в щеку. Тело под ним яростно бьётся, выгибаясь, чуть не приподнимая; Эни почти рыдает от наслаждения, - горячая гордость щемит сердце, удесятеряя сладость физическую… В миг предельной близости, когда волна Силы, единая для обоих, сокрушительно, словно небо – на землю, готовится упасть с вышины, он резко изворачивается, - змеиный бросок, – и впивается зубами в близкое запястье. Это совсем не игривый укус - кожа продавлена, остается сине-багровый след…
Вздохнув и усмехнувшись, Оби-Ван забрался в постель, и к нему тут же прижались, – вернее, вцепились, уверенно закинув на него ногу и пристроив голову на плечо. Короткие волосы щекотали шею; он пропустил меж пальцев падаванскую косичку и поцеловал ученика в теплую макушку, пахнущую песком и солнцем. ***
Если это был наркотик, то превосходный. Оби-Ван блаженствовал, паря в океане света, ставшего плотным как вода и прохладным. «Если это был наркотик, то превосходный», - думал он, и еще думал о том, что адмиральский дизайнер догадался застеклить огромное окно спальни стеклом-хамелеоном, и хотя шторы раздернуты, восходящее солнце не находит силы разбудить спящих. Он проснулся просто оттого, что кончился сон, и теперь думал легкие короткие мысли, наслаждаясь светом и тишиной. Неведомое фернештийское зелье вместо отката дало лишь гаснущую эйфорию. Хотя, возможно, зелье исчезло и вовсе бесследно, а причиной эйфории было нечто иное. Например, то, что Оби-Вана в данный момент использовали как подушку. Взъерошенная голова на груди, тихое дыхание, сладкий цветочный запах – как долго не выветривается нектар айминтрии, годился бы для духов, не будь слишком пряным и ярким… «Отымел своего ученика ты», - злорадно подсказал внутренний голос. – «Похотливый придурок ты!» «Между прочим, ему семнадцать. Я был всего на полгода старше». Анакин открыл глаза. Сладко зевнул, - и уставился на Оби-Вана, не захлопнув рта. Дикая нежность вцепилась в сердце. Невозможно было не прикоснуться к этим карамельным губам; Эни подался вперед, опуская ресницы. Оби-Ван ощутил лицом чистое юношеское дыхание. Вздумай он сейчас заговорить – и не избежать неловкости, но поцелуй был долгим, как беседа, и столь же вдумчивым, с вопросами и признаниями, намеками и шутками… объятие – тесное, словно объятие лианы-удавки с гибнущим деревом; Оби-Ван перекатился на спину, горячие сильные ноги сжали его… «Не головой, о нет. Даже членом не думаешь ты, чему я изумлен. Кто себе обещал, что не ко всем способам разврата дитя невинное в первую ночь склонит? Нет, нашел ты любрикант, припасенный фернештийцем предусмотрительным, и обрадовался». «Ему было хорошо. Тут не спутать». «Ой ли? В первый раз? Себя вспомни…» Кеноби все еще упоенно целовал падавана, когда догадка пронеслась по краю сознания, оставляя морозный след. В словах по-прежнему не было надобности. Хотя возможно, лучше бы это говорилось словами, дающими некую иллюзию чуждости, отстранения, а не так прямо и беспощадно, ударом, сокрушающим любую защиту, уничтожающим знание и покой, предписанные Кодексом. Не первый. Кто?! где… Корускант, прогулки по городу, приятели… Раньше. Татуин. Мама – болеет – «дешевле купить другую рабыню» - деньги - незнакомый человек – слёзы и деньги… Девять лет?! …он не успел справиться с этим. Не смог. А мог, - пожалуй, не захотел бы. Ярость. Черная, дымная, с запахом гари, она была как огненный снег, падающий в пустоту. С ней пришла одутловатая злоба, серые жала предельной ненависти и жажда, похожая на жирный, медленно вращающийся грязный смерч, - жажда чужих страданий. Оби-Вана продрал озноб, когда он осознал, что до сих пор сцеплен разумом с Эни; и это, как ничто другое, привело его в чувство. Он почти с ужасом заглянул в лицо ученика - и увидел, как по нему расплывается выражение неземного блаженства: закатившиеся глаза, до одури счастливая улыбка, детский румянец на щеках и ушах… Анакин глубоко, со стоном вздохнул, обхватил ладонями его голову и стал целовать почти исступленно. Оби-Ван Кеноби, мастер джедай, медленно осознавал, что пережил приступ ситхского гнева. ***
От скорбных раздумий его пробудила не страсть падавана, а искусно модулированный механический голос дроида-мажордома. Человекоподобная говорящая кукла сияла в солнечных лучах, возвышаясь у дверей, а в руках дроид держал немаленький поднос, накрытый салфеткой такой белоснежной и накрахмаленной, что даже самой по себе аппетитной. - Доброе утро, мастер Кеноби, - в голове мажордома что-то щелкнуло и он продолжил, - доброе утро, господин Скайуокер. Сверх позолоты адмиральского мажордома украшала хитроумная инкрустация из витой проволоки, кое-где поблескивающая самоцветами, и выложенный бриллиантами герб дома Мент-Ри на груди. - Хорошо, что ТриПиО его не видит, - потягиваясь, мурлыкнул Анакин из вороха покрывал. – Он бы впал в депрессию. - ТриПиО? - Мой дроид-переводчик. Со скверным характером… - Для вас приготовлены две ванны, - с некоторым, кажется, упоением продолжал дроид, - второй этаж, первый поворот направо и первый поворот налево. К вашим услугам вакуумный и гидромассаж, глубокая очистка кожи, особая программа ухода за… - Эй, дружок, - прервал его Оби-Ван, - тащи-ка сюда наш завтрак. - Прошу прощения, мастер Кеноби, - чопорно уточнил мажордом, - но это ваш завтрак. Одна порция. - Ну так тащи сюда вторую, - зевая, велел Анакин. - И быстро! - Как прикажете, господин. Может быть, вы желаете принять ванну вместе? - Тащи завтрак! – рявкнул Оби-Ван и без паузы продолжил, - хорошая планета Сен-Менерт. - Я думаю, что у этого дроида такая программа, - заметил Анакин. – Если он видит, что кто-то был в постели не один, то предлагает и в ванну залезть вместе. - Видимо, так, - согласился Оби-Ван, - в этом есть нечто здравое… - Мастер Кеноби! – вновь скрипнул мажордом, как только тот договорил. - Ты все еще здесь?! - Вы вчера велели в срочном порядке напомнить вам утром о снятии запрета на полеты. - О Сила! Точно, - Кеноби мгновенно вскочил и набросил халат. – Я мудр, - объявил он, смеясь, - я совершенно точно знал, что утром забуду о том, что собирался сделать… - Точно знал? – изумился Анакин. Оби-Ван остановился на миг, тут же повернулся и встал на колени перед кроватью, - так что его и падавана лица оказались на одном уровне. - Вообще-то я предполагал похмелье, - признался он, проводя ладонью по волосам ученика. – Но вышло куда лучше. Несравненно лучше… После поцелуя он намеревался сказать «Спасибо…», но вместо этого пришлось оторопело выговорить «Ну спасибо!», - потому что Эни снова укусил его, на этот раз в верхнюю губу, место куда более чувствительное. «Любовник, однако, галантный на редкость ты», - скрипуче встрял Дарт Йода. – «С похмельем сравнить пробужденье наутро после ночи страсти нежной!» «Иди к ситхам!» «Уже», - радостно захихикал Йода. - А теперь ешь, одевайся и иди в душ, - все еще немного обиженно сказал Кеноби. – Или иди в душ, одевайся и ешь, - как тебе больше нравится. У нас еще час времени, поэтому можно особо не торопиться. Но совместная ванна, боюсь, как-нибудь в другой раз. - Час? – мигом загорелся ученик. – До чего? Почему ты не сказал? Что мы будем делать? - Ушел получать гидромассаж. Вернусь – расскажу. ***
- Так вот, - объяснил Кеноби уже во флаере, не без удовольствия наблюдая, с каким жгучим любопытством глядит на него ученик. – Светлейший герцог Арсано Ла-Эррен прекрасно понимает, что мы здесь не гости, а воины и следователи. И прислать нам гербовое приглашение из шутки или недомыслия он никак не мог, по той несложной причине, что он – не дурак. Стало быть… - Я понял! - Отказаться мы не могли. Гулять наравне с местным населением мы не могли. Но прийти в город и просто пошататься по улицам трезвыми мы тоже не могли! - За нами следили! - выдохнул Анакин. - А то ж. - Учитель, почему ты мне не сказал?! - Я бы испортил тебе весь праздник, - усмехнулся Оби-Ван, - разве тебе не понравилось? Кроме того, ты был так убедителен… и я тоже был, в роли заботливого наставника. А скажи я тебе – и ты бы все это время выглядывал в толпе «хвост», вместо того, чтобы просто веселиться. Разве хорошо? Тем более что следить мог кто угодно, вплоть до герцогини… Анакин невольно поёжился. - Роскошная женщина, - глубокомысленно заметил Кеноби. – Так вот, люди слабы, а менертианцы в ночь своего главного праздника слабы в особенности. Как только мы выпили по бокалу, слежка тут же испарилась. Они просто успокоились и последовали нашему примеру. Так что, думаю, что-то в ту выпивку нам подсыпали, но почему, задави меня хатт, я этого не чувствовал? – продолжал размышлять Оби-Ван и вдруг вскинулся. – Вон! Вон тот корабль, клянусь Силой! - Учитель, - смиренно заметил Анакин, - я уже вторую минуту к нему лечу… ***
В ночь праздника Завершения Войн и наутро после него любые полеты запрещены. В том числе тем, кто не является гражданином планеты Сен-Менерт и не способен со всей глубиной прочувствовать величие праздника. Не выпустят с планеты даже трезвых, потому что пьян запросто может быть диспетчер, дублирующий диспетчера дроид - на радостях залит выпивкой, таможенники – грезить о странном в обнимку с пузырем кальяна, а команда встречи звездолетов – предаваться групповому сексу прямо на взлетной территории. Трезвы и готовы к работе только наемники на орбитальных станциях, которые заворачивают либо перехватывают все поднимающиеся корабли, и принимают на временную стоянку прибывшие. Причина тому проста: слишком часто и слишком многие, вылетев с планеты не то чтобы в неподходящее время, но в неподходящем состоянии, совершали разнообразные необдуманные поступки, проще говоря - глупости. От аварий звездолетов и случайных разводов до – было и такое – чрезмерно эмоционального выступления в Галактическом Сенате, имевшего неприятные последствия. Для Сената. И добро бы поступки всего лишь имели место. Но подача исков в межпланетный суд с целью получения компенсации за моральный ущерб менертианцев доконала. Поэтому полеты запрещены, и на земле пьют все. Даже те, кто не является гражданином Сен-Менерт, планеты, по справедливому замечанию одного мудрого джедая, хорошей. Не пьют, по справедливому замечанию другого мудрого человека, чье имя затерялось в глубине веков и галактик, только больные язвой желудка и злоумышленники. Которые и собираются взлетать с планеты аккурат в полдень, как только запрет будет снят. Количество взлетов в эту минуту можно сосчитать по пальцам руки. Одной. Причем руки магистра Йоды. - А если они уже вывезли украденное? – беспокойно спрашивал Анакин. - Или взлетают с другого космодрома? Джедай и падаван шли, пригнувшись, вдоль поребрика, отмечавшего грань ряда на стоянке для кораблей малого пассажирского класса. Блок натурального камня – здесь, в горном краю, он не являлся предметом экономии – был чуть ниже человеческого роста и украшен грубой насечкой. Кеноби подумал, что эти бесконечные орнаменты и барельефы начинают его раздражать. - Доверься Силе, - привычно ответил он ученику. - Ты же чувствуешь то же, что и я. Кроме того, украденное этой ночью они уж точно не успели вывезти. - Этой ночью?! - А то ж. - И мы… вместо того, чтобы следить за ними… поймать… мы… - яростно зашипел Анакин, забывая слова. - А если бы мы маячили в ту ночь у раскопок, то никто бы ничего не украл. И нам пришлось бы торчать здесь еще полгода. Это было бы очень полезно в смысле твоего обучения и очень приятно в смысле сам знаешь чего, но нерационально. - Учитель!! …на середине слова возмущение превратилось в предупреждение, Скайуокер резко обернулся и сбил Кеноби с ног, упав рядом. В эту секунду над ними просвистела ракета, благо, неуправляемая, - она пролетела еще пару километров и взорвала чей-то роскошный прогулочный клипер. - Что это? – тут же удивленно спросил Анакин, точно сам не поняв, что сделал. - А это нас кто-то очень сильно не любит, - объяснил Оби-Ван, выхватывая световой меч. – Кстати, спасибо! - Не за что! Корабль, выбранный неведомыми злоумышленниками для перевозок, был потрепанным и неновым. С одной стороны, правильно, потому что такой вызывал куда меньше вопросов и подозрений; с другой стороны, на корабле малого пассажирского класса не было пушек. Поэтому пассажирам, вздумавшим пострелять, пришлось покинуть борт. - Ну что это такое? – отфыркивался Оби-Ван, отражая залпы бластеров; от второй ракеты увернуться оказалось легче легкого. – Что за варварство? Так бы мы тихо, мирно приклеили к вам жучок… Двойное сальто вперед: мощная глыба, вырезанная из плоти гор, уже не защита – препятствие отступлению. Резкий бросок в сторону – широкие рукава и полы одеяния, – ткань прожжена выстрелами в паре мест, - развеваются, не давая прицелится толком даже двум боевым дроидам, у которых не мельтешит в глазах из-за безумно ускорившихся движений одинокого джедая… …одинокого? Белая тень проносится над головами, на мгновение затмевая сияние солнца, - пухлого и розового, как сытая красавица, солнца Сен-Менерт, - тень у тебя за спиной, между делом сносит головы дроидам – это не всерьез, это забава, это так, недорогой кегельбан… Наемники, отборная шваль, откованная и закаленная в таких переделках, каких ты не видел даже в кошмарах, - чего они ждут, они что, не понимают… они что, не могут уклониться – убить – избавить – за что им платили, за бездарную смерть?! – и… Меч у твоего горла держит другая тень. Черная. ***
- Доброе утро, главный хранитель! Строго говоря, уже день, но именно в этот день я имею честь приветствовать вас ранним утром, - улыбчиво поприветствовал пленного мастер джедай, тут же заметив, - что-то я не то несу. Итак, Талидо Асен-Ма. Доброе утро. Очень рад. То есть совершенно не рад. Фу, как недостойно ученого, право же, загонять налево ценные археологические находки… - Да что вы знаете? – тоскливо и покорно сказал главный хранитель. - Все, что нужно! – торжественно изрек Анакин. - Эни, выровняй дыхание. Почтенный хранитель, вы представите мне вашего делового партнера, или мне держать меч у горла прекрасной незнакомки? - Это Кайта, - едва слышно прошептал Талидо. – Она посредник. Я больше ничего не знаю. Хранитель явно сдался. - Эни, наручники, - прошипел Кеноби падавану, переминающемуся с ноги на ногу и продолжал невозмутимо, - ну почему же. Мне, например, интересно, сколько вам обещали и что от вас требовали. Прекрасная уроженка Иридонии дернулась, едва не коснувшись точеным подбородком лезвия светового меча. - Осторожнее, милая, - посоветовал Оби-Ван. – Вот так лучше, - наручники сомкнулись на запястьях посредницы и джедай опустил оружие. – Талидо? - Пятьдесят тысяч кредитов. За диадему. Школа Хедд, она очень ценится… некоторыми коллекционерами… это не имеет отношения к храму. Правда. Кеноби почувствовал себя ушибленным. Помолчал. - Ладно, - сказал он. – Отправим вас в руки правосудия. То есть в любящие лапы герцога Арсано. Он будет огорчен. ***
Самое обидное, что мысль «а не слишком ли много было на корабле охраны, и не слишком ли отчаянно они эту несчастную диадему защищали?» пришла Оби-Вану в голову за миллисекунду до того, как Скайуокер открыл рот и сказал: - Учитель, а можно мне на эту диадему посмотреть? - Давно ждал, когда ты это скажешь, - в этот миг Кеноби уже не сомневался в том, что дело нечисто. Но падаван не поверил. Хотя ничего не ответил. Украшение стоило пятидесяти тысяч. Даже само по себе, не считая всей его древности, не считая славного имени дома ювелиров, особым указом тогдашнего короля приравненного в почестях и привилегиях к графскому… Красивая вещь. Анакин задумчиво вертел ее в руках, щелкая ногтем по камням. Судя по лицу главного хранителя Талидо, лучше бы Скайуокер щелкал ему по глазным яблокам. Асен-Ма был готов продать находку, но смотреть, как над ней издеваются, не находилось сил его археологической, несмотря ни на какие перипетии, души. - Мастер джедай, - наконец тихо взмолился хранитель, - пусть… ваш… юный ученик… положит находку. Я все расскажу. - Кретин! – впервые подала голос Кайта и залилась яростно-алой краской до самых рожек. – Идиот! - Леди, потише, - урезонил ее Кеноби. – Мы слушаем. Анакин тем временем зажал ценнейшую вещь между коленями и стал пытаться выломать крупный центральный камень. Камень, невзирая на древность, держался крепко. - Я же попросил… положить! – почти рыдая, воскликнул хранитель. - Эни, положи. - Это мнемокристалл, - сообщил падаван. – Совмещенный с камерой. Вот и все. - Нет, не все. Что на кристалле? Эни, положи. Да, можешь ее надеть. Потрясающе смотришься. Талидо, я слушаю. - Эта диадема, - голосом дроида сказал хранитель, - была создана для герцога Ренеро Кен-Эс, брата тогдашней царствующей особы и главы министерства войны. Герцог… да простится мне неуважение к высокой особе… Оби-Ван собрался уже грозно рявкнуть «Короче!», но диадема Анакину действительно была к лицу. - …страдал манией преследования. Если точнее, ему казалось, что кто-то постоянно стирает важную для него информацию. Поэтому он и носил диадему. - Когда он жил? - Дело в том, что после двенадцатой войны слои чрезвычайно резко сместились, но мы не предполагали… простите. Если вас это интересует, то герцог работал в подземельях храма. У него там был кабинет. В священном месте, точно под изваянием ипостаси божества, благословляющего войну. Там хранилась информация по новому оружию… и тому, что может им служить. - И эта информация так важна и опасна? Десятитысячелетней давности? - А что же нас все эти тысячи лет бомбили? – грустно спросил археолог и попытался развести скованными руками. ***
Мнемокристалл, невзирая на стоны Талидо Асен-Ма, был извлечен из цепких коготков, выкованных древним ювелиром. Самого Асен-Ма передали в «любящие лапы» бывшего товарища по уличным гонкам. Герцог расстроился чуть не до слез, тем более, что ему пришлось подыскивать замену не только главному хранителю, но и начальнику тюрьмы. Убитый горем археолог рассказал все, что знал. Прекрасную дочь Иридонии Кайту предстояло везти на Корускант для расследования. Вылет предполагался завтра с утра, и сейчас гости в последний раз шли по благоухающему саду отставного адмирала Мент-Ри. Адмиралу, как всегда, ничего не грозило, даже допрос. Он был слишком богат и слишком высокороден; герцог процедил в сторону, что направит обращение королю, но и цедил он это лишь наедине с джедаями. Соперничать в древности дома с Эсмено Мент-Ри не решался и сам Арсано Ла-Эррен, а все остальное мало короля волновало. Обычное дело. Сгущались сумерки, и в низине у озера, где высоки были деревья, уже затеплились голубоватые фонари. В эту ночь установление «венца мира» придется определять по часам, а не по рисунку лун в небесах – всю долину Фернешти с ее храмами и дворцами, скалами и озерами и полями светящихся ядовитых цветов, словно шкатулку с драгоценностями, накрыли сизо-лиловые тучи. Кое-где горные пики подымались выше туч, и оттого казалось, что долина закрыта наглухо, как ловушка. Самую малость становилось не по себе. - Змеи! – плевался Анакин, носком сапога отшвыривая безвинных тварей. – Ненавижу змей! - Успокойся, падаван. Мы никогда сюда не вернемся. - Да? – с неожиданным разочарованием переспросил тот. - Кристалл раскроют на Корусканте. Храм уже не будет представлять интереса. А кроме него и праздника Завершения Войн на Сен-Менерт больше ничего интересного нет. Кроме змей, – внезапно ухмыльнулся Оби-Ван. - Страшно представить, что будет, если они войдут в моду в столице!.. Да, кстати. Размытое, ужатое до математической кривой движение. Свист. Искры. - Меня уже давно не поймаешь на такие штучки, учитель! - А если так? - Когда ты перестанешь спрашивать перед выпадом? - Когда ты начнешь мой выпад отражать! Скрещение мечей. Еще одно. …а потом юный Скайуокер отступил, поскользнулся на змее и упал. - Ненавижу змей! – выдохнул он, но смех был сильнее злости. - Кисть зажата, ноги вообще вытворяют невесть что, но зато падаешь ты правильно! – удовлетворенно сказал Кеноби и протянул руку, намереваясь помочь падавану подняться. Руку помощи коварно дернули с вывертом, и травмы Оби-Ван избежал только благодаря тому, что добровольно подался вперед и растянулся рядом с учеником. - Мрамор, между прочим, - штука жесткая, - шутливо пожаловался он, будучи хищно схвачен и прижат к розоватому полированному камню. - Ну, я-то лежу на тебе, - непринужденно ответил Анакин, и оба засмеялись. Пальцы юноши скользнули Кеноби под затылок; синие глаза глянули из-под ресниц – довольное лукавство; четкие, полные, - мелькнуло вдруг: «девичьи» - губы раскрылись… Оби-Ван взял ученика за уши и зафиксировал в положении «недолет». - Я думаю, что тебе это скоро надоест, - сказал он мягко. - Так или иначе. Ответом ему было растерянное и чуть обиженное «А…» - А мне отдуваться, - договорил Кеноби. - Почему. - Я и так люблю тебя больше, чем следует. Не хватало мне в тебя еще и влюбиться. Это признание Анакина немного ошарашило, и самоуверенность в его глазах сменились недоумением; Оби-Ван коснулся указательным пальцем его подбородка. - Мне казалось, что ты давно… хотел, - полушепотом сказал падаван. - Я не хотел. Я мечтал. Понимаешь разницу?.. Ладно! – мастер спихнул его с себя и поднялся. – Идем в дом, скоро польет стеной. - А… - снова начал Эни. «И если сумеешь расстаться, не узнав горечи и тоски… лишь память о счастье…» Оби-Ван повернулся с озорной улыбкой. - Я ведь уже сознавался, что
не железный? The End |