Возвращение

Автор: Терри

Фэндом: "Saiyuki" Kazuya Minekura

Рейтинг: PG-13

Пейринг: Годжо/Хаккай, Санзо/Гоку

Дисклеймер: Все принадлежит законному владельцу.

Размещение: с разрешения автора

Время перейти эту реку вброд.
Б. Гребенщиков

1. Дорога.

Дорога - мой дом,
И для любви это не место.
"Чичерина", "Би-2"

Я не знаю, почему он выбрал в собеседники именно меня. Как ты думаешь, а, Канан, почему? Но ты давно мертва, твой прекрасный труп стал пеплом, который разлетелся по ветру и удобрил поля. И теперь на тебе выросли овощи и твои останки покрылись, быть может, коровьим навозом. то, что я когда-то так любил. Та красота, к которой так любили прикасаться мои губы. Забавно, не правда ли? Все, в конечном итоге, превращается в прах или... навоз.

Странно, знаешь, когда я смотрю на него, я так часто думаю об этом. Ну и что же такого особенного в этом порочном монахе, как говорит Годжо. Ах, да, Канан, Годжо... В жизни случаются удивительные вещи, не правда ли? Удивительные и неожиданные. Разве я мог думать...

И вот наш порочный монах стоит рядом со мной, чуть перевесившись через перила гостиничной веранды и смотрит куда-то вдаль. На дорогу, которая идет холмы и поля с коровьим навозом.

Оранжевый бумажный самолетик, который может летать только в синем небе. Я так часто думаю об этой истории, когда он вот задумывается о чем-нибудь. Наверно, мы с ним похожи. Да, чем-то мы уж точно похожи, Канан. Знаешь, что я думаю о Годжо?

Лучше тебе не знать. Лучше бы мне самому никогда не знать об этом.

- Хаккай, - он протягивает мне початую банку с пивом, и я пригубляю. Горьковатый хмельной напиток.

Да, он предпочитает хорошее пиво, как и Годжо.

Горечь... В этих темно-синих глазах. Он так старается, чтобы их взгляд был всегда безраличным и холодным. Он думает... Я улыбаюсь. он думает, что ему это хорошо удается. Думает, что ему удается одурачить меня.

- Что такое?

- Ничего. Просто я подумал о своем.

- Да, и о чем же?

- Ну... О любви, наверно.

Он криво усмехается.

- А знаешь, что такое любовь, Хаккай? Это как яд. Нет, это хуже скорпионьего яда. Это...

Моя ладонь оказывается на его плече.

- С чего ты взял, что тебе нельзя любить?

Он вздрагивает, отводя взгляд. Мотает головой, словно сбрасывая наваждение. Его короткие волосы блестят на солнце как рассыпающееся золото.

- Извини, это не твое дело... Все это чушь собачья. Пойду лучше потренируюсь.

Он вырывается из-под моей ладони. Распахивает дверь в гостиницу, маленькую придорожную гостиницу, с баром на нижнем этаже и пятью номерами на несколько кроватей. Конечно же, Годжо заседает внизу, пытаясь надуть в карты какого-то незадачливого постояльца. И наезды на него нашего Санзо убеждают меня в том, что я прав в своих предположениях.

- Ну, и долго ты тут собираешься сидеть? Ты даже в карты не играешь.

(Ах, уже не играет.)

- Идем тренироваться.

- Какого рожна я должен идти махать ногами с каким-то порочным монахом, когда я и тут неплохо устроился?

- Я сказал, идем.

(А наш Санзо умеет настоять на своем, когда нужно.)

- Пошел бы лучше занялся каким другим полезным делом, если так на месте не сидится.

(Ну, Годжо умеет завести кого угодно.)

- Что это ты имеешь в виду?

(Похоже Санзо начинает закипать, как чайник со свистком. Интересно, дойдет ли дело до настоящей драки?)

- Как что? Ну, это же очевидно. Что-то ты у нас слишком неизрасходованный, - а Годжо продолжает глумиться на свой страх и риск. Забавно.

- Да ты... - слова Санзо замирают.

Интресно, пойдет в ход веер или все-таки начнется пальба? Нет, похоже, я ошибся.

- А ну-ка вон! Быстро, каппа-извращенец! Будешь драться со мной или я разряжу в тебя всю обойму!

- Вот напугал!

Но, похоже-таки, что напугал. Они оба выкатываются во двор, и Годжо идет впереди. Довольно-таки быстрым шагом.

А подерутся, то есть потренируются они, похоже, прямо перед гостиничным крыльцом.

Отличный день, такой мирный. Не правда ли, Канан?

***

2. Огонь

Разделяла нас пара шагов,
Но до этого дня
Я не знал, что такое огонь,
И что ты из огня.

"Пикник"

Санзо дрался сосредоточенно и молча: видно Годжо его здорово разозлил своими подначками. Его были движения отточенны и стремительны. Годжо здорово достается. Хотя и сам Годжо не особенно уступает.

Я люблю смотреть, как он дерется. Его волосы мечутся на ветру как сполохи огня.

Канан... Где ты, Канан? Ты отвернулась, ты меня не слышишь. Лучше тебе не слушать меня, моя дорогая прекрасная мертвая возлюбленная.

Я чувствую, как кто-то слегка толкнул меня в бок. Я оборачиваюсь. Рядом пристроился Гоку. Он с горящими глазами наблюдает за этим поединком и грызет печенье в шоколаде. И после очередного удачного удара Санзо начинает прыгать и орать так, что у меня звенит в ушах: "Давай, Санзо, врежь ему! Навешай этому каппе!"

Зря он так. Не вовремя. Или вовремя? Я незаметно улыбаюсь своим мыслям. Наш порочный монах... Как говорит Годжо, ему трудно полностью игнорировать свою мартышку. Разве что в моменты смертельной опасности, да, я уверен... Но и тогда...

Зря... Один короткий рывок головой в сторону Гоку стоил Санзо упущенной подсечки. И он пропахал щекой по пыльной траве прямо к крыльцу.

- Санзо! - Гоку соскочил с веранды, одним прыжком перемахнув через перила и бросился к монаху.

- Санзо... Это, - он с досады ударил по земле кулаком. - Это я, прости.

- Ну, извини, друг, - Годжо пожал плечами, и отступил в сторону, переводя дыхание. - Закончим, что ли?

Санзо перевернулся на спину и мрачно посмотрел на Годжо. Руки Гоку лежали на его плечах. Как странно... Пугающе странно. Я не знаю, как сказать об этом, но я не увидел в его взгляде ничего, кроме пепла. Остывающего... Холодного.

- Гоку, уйди, - Санзо отстраняет Гоку. И, поднимаясь, отряхивая свое некогда белое, а теперь серое от пыли монашеское одеяние, мрачно бросает Годжо сквозь зубы. - Пожалуй, что ты прав. Закончим.

Он поднимается по ступеням к двери, ведущей в гостиницу.

- Санзо, - Гоку порывается идти ним.

Монах оборачивается на пороге. Знаешь, Канан, я так много замечаю в последнее время из того, чего не хочу замечать. И я замечаю, как руки Санзо сжимаются в кулаки.

- Я сказал, уйди!

Он на грани того, чтобы сорваться. Каких, должно быть, усилий стоит ему сдерживаться.

- Но...- кажется, он здорово задел Гоку. Глаза Гоку, то, что сейчас в этих золотых глазах...

Стоит ли эта боль твоего поддельного пепла в глазах, твоего фальшивого холода, твоей видимости нелюбви, Генжо Санзо?

- Я же сказал, прости! - Гоку протягивает к нему руку.

Я знаю, как это происходит, Канан. Я вижу, как забывшись он шагает вперед. Есть ли... Есть ли у Гоку надежда. Есть ли?

Но, как во всякой трагикомедии, такой как наша дурацкая жизнь, он натыкается взглядом на глумливый взгляд Годжо.

- Да уж лучше Вам утешить Вашу мартышку, Санзо-сама! Продулись, так чего...

- Заткнись! Отвалите же наконец! Когда меня оставит в покое это сборище идиотов?! - Санзо бросается к двери и, хлопнув ей так, что штукатурка посыпалась со стены, скрывается в гостинице.

Не знаю, зачем я бегу за ним и догоняя на лестнице, хватаю за плечо.

- Стой!

- Тебе еще что? - он оборачивается, и я вижу его затравленный взгляд. - Всем что-то от меня надо, всем трахнутым четверым идиотам..., - он движением плеча сбрасывает мою руку и в несколько прыжков по лестнице через ступеньки оказывается перед дверью номера.

Я хорошо слышу, как он чертыхается, без сомнения, в поисках ключа. Я тонко улыбаюсь. Ключ у меня, и я хорошо это помню.

- Санзо...

- Где этот чертов ключ, Хаккай? И только не говори мне, что у тебя его нет.

- Тебе повезло, он у меня.

Мы входим в номер. Санзо молча закрывает дверь, также молча доходит до кровати и падает на нее, поперек, лицом вниз, раскинув руки в стороны. Несколько минут он лежит неподвижно, не подавая никаких признаков жизни.

Но потом я слышу тихое:

- Хаккай...

Я подхожу к нему и сажусь рядом с ним на край кровати.

- Что?

- Можешь... Положить мне руку на спину, между лопаток?

- Думаю, да, - я послушно исполняю его просьбу и чувствую, как моя ладонь вбирает в себя его боль.

- Так... Теперь лучше?

- Угу.

- Знаешь, Санзо... Наверно, это не мое дело... - от моих слов мускулы на его спине непроизвольно напрягаются. Но слова все равно срываются с моих губ. Упрямые и своевольные. - Почему бы тебе не признаться, что ты позволил себе поцелуй с тем, кого любишь? И что ты хочешь любить так же, как любой из нас.

Годжо... Почему-то в этот момент я думаю о его волосах, алом пламени его волос, пылающем как небо на закате.

- Что ты сказал?! - сдавленный шепот губ Санзо похож на шипение змеи перед броском.

Что я сказал? Это было ошибкой. Ах, да, Канан, ошибкой. Его тело движется стремительно, и, я не успею... Не...

Но это не был удар. Он снова вырвался из-под моей руки и забился в угол, уткнувшись лбом в колени, прижатые к подбородку.

- У каждого из нас свои "но" не так ли, Хаккай? Мое "но" - то, что на мне висит эта чертова корона Санзо, а не ряса какого-нибудь подзаборного монаха и монастырь, где... Уже и так достаточно слухов. У тебя такое "но", что Годжо нравятся девушки, а не парни. Так что не тебе учить меня жизни, верно?

- Что ты сказал?!!! - дрожь элекрической волной проходит по моему телу, встряхивая его.

Откуда?! Откуда он знает? Откуда знать обо мне и понять, то, что я испытывал к Годжо этому мальчишке в монашеских одеждах, только вчера узнавшему, что такое первый поцелуй?! Мальчишке, который шарахался от любого чувственного прикосновения, от любого проявления настоящих чувств, и даже, черт возьми, от Гоку!

- Да пошел ты! - я вскакиваю, ощущая прилив самой настоящей злости. Злости, пульсирующей в моих мышцах так, что я едва не съездил ему по его санзовской морде.

- Стой! - он хватает меня за запястье.

Санзо... Так или иначе... Он способен... В нем есть ... эта власть. Так, что я не могу вырваться, не могу ослушаться его.

И я сажусь рядом с ним на кровать, и моя злость медленно гаснет.

- Откуда...

- Не знаю, Хаккай. Просто иногда я знаю... Что что-то так или иначе.

- И давно?

- То, что ты... любишь его? - он запнулся.

- Да.

- Еще давно. С того дня, когда впервые вас встретил.

- И ты не...

- Какого рожна я должен об этом трепаться? ! Ладно, отвали. Я пойду, постираю одежду, а то она вся в пыли.

Он отпускает мою руку, достает из сумки чистые джинсы, мыло и идет к двери душа. У самой двери он оборачивается.

- Если придет Годжо или Гоку, скажи, чтобы валили в бар. Пусть жрут, пьют, делают, что хотят. Скажи, что ближайший час или два я не хочу видеть их рожи. Хотя... - он задумывается, глядя в потолок. - Хотя перед тем, как валить в бар кто-нибудь из них двоих может принести мне пару банок пива.

***

3. Хмель и солод

Переживала без повода,

И убегала из города,

Где пахли хмелем и солодом

Мои мечты.

Юта

Он сказал мне, чтобы я шел вниз, в бар. Но я продолжал сидеть на кровати, пытаясь унять какофонию мыслей, звучавшую в моей голове. Мысли неслись друг за дружкой вскачь, крутились вокруг Санзо и Гоку, вокруг тебя, Канан, но неизменно возращались к Годжо. Вот так все складывается в этом мире. Совершенно удивительным образом. Уж никогда не думал, что я... Что я буду испытывать такие чувства к Годжо.

"Что ты любишь его..." - так сказал наш порочный монах.

Кажется, так.

Я посмотрел на дверь, ведущую в душ. Оттуда доносился шум воды и какая-то возня. Судя по всему, Санзо и в самом деле занимался стиркой. Я продолжал смотреть на дверь. И почему-то мне вдруг стало бесконечно грустно.

Наверно, он принял решение. Я чувствую такие моменты. Чувствую, когда решение... принимается не в пользу любви.

Я всегда думал, чем ему важна... его чистота. И теперь я понял, что это просто страх. Страх полюбить, отдавшись любви полностью, всецело, и страх потом потерять того, кого любишь.

Я помню, мы иногда говорили с Санзо о его учителе. О том, кого он любил и о том, кого не сумел защитить. Разумеется, между ними не было всего того, что разделили мы с тобой, моя милая Канан. Пепел на ветру... Образ, оставшийся только в моих воспоминаниях.

Но если бы... Если бы он любил кого-то так, как я тебя, и потерял, ему, наверно, было бы еще тяжелее. И поэтому, отгородившись от Гоку мыслями о своем титуле и высоком положении, Санзо решил, что с него довольно. Довольно одного поцелуя, одного-единственного поцелуя любви. Черт возьми, Канан, как это печально!

Лучше уж, может быть, чтобы совсем ничего не было, чем вот так... Так чтобы не было никакой возможности дотянуться до того, кто тебе так нужен.

- Санзо!

А-га, вот и Гоку. Как раз вовремя, мой маленький друг. Похоже, ты немного опоздал, и все уже решили за тебя.

- Санзо, ты здесь?

Интересно, что же будет дальше.

- Хаккай, привет! - Гоку помахал мне рукой. - Санзо здесь?

Я кивнул ему , вероятно, с отрешенным видом, и указал рукой на дверь душа.

- Санзо, эй! - Гоку подошел к двери, и я услышал громкий стук по пластику его крепкого кулака, закаленного в многочисленных потасовках на нашем пути на Запад. - Санзо, открой!

Возня в душе тотчас прекратилась, шум воды умолк, но дверь не открылась. Так же как на вопли Гоку не было никакого ответа.

- Эй, ты что это там засел? - Гоку продолжал упорствовать, и, похоже, теперь он слегка теперь сердился. - Открывай, я должен тебе все сказать.

Дверь душа отъехала в сторону. И из своего угла я увидел Санзо, сидящего на полу в джинсах и черной майке, которую он носил под верхним белым монашеским одеянием.

- Должен сказать что? - проговорил Санзо без всякого выражения.

Его руки безвольно лежали на коленях, голова была опущена, а мокрые волосы упали на лицо. Гоку присел на корточки рядом с ним.

- О том... - Гоку запнулся. - Что я уже извинился за то, что... - тон Гоку становился миг от мига все менее решительным. - Что я начал орать на веранде, и ты продулся.

Я видел кривую усмешку, на миг едва-едва осветившую лицо монаха.

- Все это фигня, обезьяна, поверь мне, - но его слова прозвучали как-то совсем безрадостно. - Иди в бар. Возьми мою карточку и купи себе побольше еды. Столько, сколько хочешь.

Я ничуть не удивился тому, что не услышал радостных воплей Гоку в ответ на предложение Санзо.

- Эй, ты что это? - левая рука Гоку участливо легла на плечо Санзо.

- Ничего, - огрызнулся Санзо мрачно. - Дурью маюсь, не видишь, что ли?!

- Санзо... - левая ладонь Гоку поднялась и коснулась щеки монаха. - Санзо, эй. Что с тобой?

Ладонь Санзо безотчетно отовалась от пола и накрыла руку Гоку, ту, что касалась щеки. Я видел, как пальцы Санзо дрогнули и слегка сжались.

В наступившей тишине отчетливо скрипнули половицы у двери, и я обернулся.

- А вы все, я вижу здесь, - радостно объявил от двери Годжо, шагая внутрь комнаты.

Умеет же он прийти в подходящий момент! Годжо... Наверно, я мог бы сказать, что рад тебя видеть всегда. Но сейчас... Сейчас ты пришел совершенно не вовремя.

Я вскочил было, чтобы остановить его, но не успел.

- Ну, как мартышка, помирился с хозяином? - по несчаслливой случайности мой красноволосый возлюбленный тотчас же устремился к открытой двери душа.

Очевидно, чтобы раз и навсегда разрешить свой вопрос. И остановился на полдороги, как вкопанный. Глаза его начали раскрываться все шире.

Гоку в замешательстве посмотрел на Годжо, и, кажется, даже покраснел.

- Да я вижу, тут... - начал было Годжо офигевшим голосом.

И в тот же миг Санзо решительно отодвинул Гоку. Почти что оттолкнул. Да так, что тому едва удалось удержать равновесие.

- Что кто-то охренительно обнаглел и зарвался, - Санзо вскочил, отбосив волосы с лица. - Похоже на то, что некоторые мартышки думают, что им все можно, когда у меня нет под рукой веера или палки.

- Ну, что, ты уже не дуешься на обезьяну? - теперь Годжо был все еще обалдевший, но куда более бодрый.

Еще бы ему не быть бодрым. Когда события принимают такой привычный оборот.

- Я дуюсь? Еще не хватало! - повернувшись ко всем спиной, Санзо начал рыться в своей сумке, вероятно, ища в ней сигареты.

Сигареты, конечно же, нашлись. Отчего бы им было не найтись?

Забившись в угол, за столом, Санзо закурил.

Годжо посмотрел на открытую дверь душа. Гоку сидел там, на полу, заняв место Санзо, мрачный и встрепанный.

- Эй, обезьяна... - Годжо направился было к нему, засунув руки в карманы.

- Оставь его, - бросил в его сторону Санзо, глядя в потолок и выпуская вверх струю дыма. - А впрочем, нет... Валите все в бар. Дайте мне, наконец, побыть, одному. Хаккай, возьми мою карточку, она в кармане сумки.

Карточка тоже нашлась. Найти ее было не труднее, чем санзовские сигареты. (Бросил бы он курить, что ли? Было бы легче... И что легче? Не знаю, отчего мне пришла в голову эта мысль.)

Махнув Годжо и Гоку, я направился на выход. Годжо бодро последовал за мной, со всей очевидностью, предвкушая выпивку и карты. Гоку тоже поплелся за нами, но как-то нехотя, бросая в сторону своего покровителя косые взгляды. Его взгляды Санзо игнорировал. Или делал вид, что...

Я специально пропустил всех вперед, чтобы закрыть дверь. Санзо сидел за столом, с сигаретой в руке. Быть может, он решил, что уже никто не смотрит на него... А может, просто, забылся. С видом мрачнее некуда он загасил в пепельнице недокуренную сигарету и вытянув поверх стола руки, уронил на них голову.

- Не знаю, кто как, а я хочу как следует выпить, - заявил Годжо, когда мы спускались вниз по лестнице. - Ты как насчет выпить, Хаккай.

Я подмигнул ему и улыбнулся. (Мои мысли все еще были заняты Санзо.)

- А ты Гоку?... - брякнул Годжо, и попытался загнать обратно слово, вылетевшее некстати из рта: - Ой, что я говорю, детям ведь нельзя пить!

- Нельзя? - Гоку фыркнул. - Ну, и пожалуйста!

Спускаясь полестнице, он пнул перила.

- Нельзя... Ничего нельзя! Того нельзя, сего нельзя... Ненавижу это слово... Даже... Даже когда его не говорят...

Не говорят? Так вот оно что! Не знаю, почему, положил ему руку на плечо, и пообещал:

- Ну, хорошо. Я куплю тебе светлого пива. Только немного.

***

4. Спасение утопающих

Не новое, а заново,
Один и об одном.
Дорога - мой дом,
И для любви это не место.

Чичерина и "Би-2"

Золото... Этот трепещущий огонь в светильнике на нашем столе, огонь, за тонкой черной металлической решеткой. Я знаю, о чем он думает почти наверняка, это существо с золотыми глазами, существо, которое так часто напоминает мне ребенка.

Это правда, что его взгляд похож на взгляд ребенка. Но я-то знаю, что в этих же самых золотых глазах может жить и дышать беспощадная смерть.

Мы с Гоку думаем об одном и том же. Мы думаем об огне.

- Что это вы оба совсем скуксились, - кисло улыбнулся Годжо, и две непокорные огненные пряди, похожие на тараканьи усы, резко качнулись в такт движению его головы. - Эй, бармен, ну-ка принесите нам темного пива, и побольше! - и он подмигнул Гоку с заговорщическим видом, - будем спаивать детей, пока взрослых нет рядом.

- Кто еще тут ребенок?! - Гоку подался вперед, глаза его заблестели.

- А что, у тебя есть на этот счет какие-то вопросы? - Годжо криво усмехнулся, явно подзадоривая Гоку.

- Ты что, подраться хочешь? - Гоку вскочил, опершись руками о край стола.

- Ну, нет, - довольно усмехается Годжо, и его усмешка превращается в широкую улыбку. - Хватит с меня на сегодня. Но ты можешь попробовать доказать, что ты не слабак, если выпьешь три бутылки темного и не свалишься под стол.

- Эй, вы пиво заказывали... Чем расплачиваться будете? - рядом с нами с неожиданной для своего роста бесшумностью нарисовался здоровенный детина в переднике, розовой футболке, черных брюках со стрелками и огромных начищенных до блеска черных ботинках.

Да уж, что-что, а сервис этой маленькой гостинице на перекрестке дорог они старались держать на уровне.

Детина обвел сомнительным взглядом Гоку и Годжо. Потом его взгляд, с куда меньшим сомнением остановился на мне. Да, что поделать, но я, кажется умею производить впечатление лучше, чем они.

Небрежно откинувшись на спинку стула, я пртянул ему кредитную карточку Санзо.

С минуту детина разглядывал карточку со всех сторон, щупал и поглаживал, разве что на зуб не пробовал. Потом поставил поднос с пивом и чипсами на стол, и вежливо извинился.

- Вы уж простите, что я так, - развел он своими огромными руками. - Много у нас тут всяких проходицев шатается. Каждый обжулить норовит. Особенно в карты.

Годжо, уже схватившийся за бутылку пива, почему-то (и почему бы это?) скривился, и спешно присосался к горлышку.

- Да это же, наверно... - начал было Гоку, и мне пришлось срочно затыкать ему рот голышком другой бутылки.

- Простите, - вставил было детина в переднике. - Что вы имели в виду?

- Давай, Гоку, вперед, устроим пивное состязание, - с азартом перебил его Годжо. - Вперед!
Игнорируя вопрос официанта, я потянулся за своей бутылкой:

- Не поторопитесь ли принести нам горячее, - спросил я, располагающе и уверенно улыбаясь ему.

- Да, конечно, - кивнув, детина двинулся в направлении кухни.

Потягивая пиво, я посмотрел на Гоку, уже опустошившего половину булылки. Не свалился бы он, в самом деле, под стол.

К тому времени, как Гоку полностью разделался с первой бутылкой и принялся за вторую, в гостиницу забрели музыканты. Как говорил сообщил посетителям хозяин, эти ребята, трое парней и девушка, жили в соседней деревне и регулярно навещали заведение, чтобы немного подзаработать.

У девушки была хорошая фигура и длинная толстая коса.

Так уж случилось, что музыканты присели за соседний с нами столик, чтобы выпить и перекусить перед выступлением. Девушка сразу же обратила на меня внимание. Попивая пиво, первые несколько минут она разглядывала меня с тем обычным любопытством, с каким разглядывают путешественника из каких-нибудь мест, более далеких, чем окрестные деревни или гостиница. После второй кружки я заметил в ее взгляде кое-что новое...

Увы, она совсем не похожа на тебя, Канан, хотя у нее почти такая же длинная коса и узкая талия.

Но, может быть, мне удасться с ней потанцевать.

Потанцевать... Неожиданно я наткнулся на взгляд парня с гитарой. Нельзя сказать, чтобы он был очень уж дружелюбным. Хотя, кажется, в нем не было откровенной вражды.

Я попытался улыбнуться ему как можно более обезоруживающе и вернулся к своему пиву.

- Интересно, она будет плясать? - ладонь Годжо коснулась моей руки.

Я не видел его лица, но знал, что его глаза блестят.

- Думаю, да. Наверно, - рассеянно улыбнулся я запил свою бутылку глотком пива. - К несчастью, мой друг, у нее уже есть парень. Или... мне так кажется.

Принесли куриные окорочка и жареную картошку с кетчупом. Каждому по огромной тарелке. И Годжо, и Гоку тотчас же накинулись на еду, запивая ее пивом. Я подозвал официанта и заказал еще спиртного.

Интересно, свалится ли Гоку под стол, и что по этому поводу устроит Санзо. А может быть, он подерется со мной и Годжо за то, что мы споили Гоку? Эта шальная мысль показалась мне забавной.

Тем временем музыканты выбрались на импровизированне подобие эстрады.

Окинув взглядом зал, девушка поклонилась. Потом посмотрела куда-то вверх и улыбнулась.

- Привет! Меня зовут Керри, а эти ребята со мной - Джей, Питер и Аки. Аки кажется очень мрачным, но он... Он всего-навсего мой брат.

При этих словах рыжеволосый парень с недружелюбным взглядом радостно ухмыльнулся ухмылкой настоящего йокая и погрозил сестре кулаком.

- Так что можете можете приглашать меня танцевать... Если вы мне понравитесь...

Она подмигнула посетителям трактира и снова бросила вверх задумчивый взгляд.

- Поверьте мне друзья, сегодня совершенно замечательный вечер. Потому что сегодня я вижу здесь самого красивого и загадочного парня... Пожалуй, я спою для него.

У нее был низкий голос, глубокий и почти похожий на твой, моя Канан. Нет, уже не моя... И она пела не для меня.

В ее песне звучало небо, небо без края. Синева, летящая навстречу открытому сердцу. И прозрачное золото солнечных лучей, летящих сквозь синеву. Золото, похожее на любовь.
Она пела не для меня, а жаль. И я все-таки попытаюсь пригласить ее танцевать. Потому что... Потому что для меня, кажется, дошло, кому это все посвящалось.

"Мне жаль леди. Наверно, очень жаль, но ..." - я вдруг поймал себя на том, что улыбась.

Да, Санзо был прав, характер у меня в последнее время начинает портиться.

Но стоит проверить, прав ли я в своих предположениях. Я оглянулся. Санзо спускался вниз по лестнице, в джинсах и своей черной майке. Выглядел он чертовски сексуально... Если рассуждать с точки зрения поющей девушки.

Наш порочный монах прошел мимо нас и направился прямиком к барной стойке. На нас он даже не посмотрел. ...Хорошо, что Гоку был слишком увлечен курицей и картошкой.

Пристроившись за стойкой, он заказал пиво. Я не супел оглянуться, как певица оказалась рядом с ним.

- Смотри- ка, кадрит нашего монаха. Вот смеху-то будет, - Годжо тронул меня за плечо и с довольным видом указал на стойку бара.

Гоку теперь смотрел туда же. Даже пиво в сторону отставил.

- Подождите, - девушка прикоснулась к запястью Санзо и игриво улыбнулась, - эта песня была для вас.

Мы с Годжо невольно вскочили. Девушку, посмевшую прикоснуться к Санзо было заранее жаль. А эта была слишком милой, чтобы...

Но ей повезло. Похоже, Санзо был слишком мрачен и занят собственными мыслями, чтобы сходу съезить ей по физиономии. Поэтому он просто отдернул руку и наградил несчастную певицу таким взглядом, который отпугнул бы даже главаря самых прожженных уличных головорезов.

- Что тебе нужно?

- Я... - девушка, казалось, уже десять раз пожалела о том, что подошла к Санзо. - Я хотела...

Меня удивило, что она выдержала вгляд Санзо и фыркнула, дернув плечами.

- Кажется, я ошиблась.

- Похоже на то, - бросил сквозь зубы порочный монах.

И тут из-за стола поднялся Годжо.

- Да он просто монах, леди. Что с него возьмешь? Зато вы можете потанцевать со мной, - и Годжо призывно замахал ей рукой.

Наградив его еще более мрачным презрительным вглядом, явственно говорившим окружающим о извращенской сущности красноволосого каппы, Санзо с тяжелым вздохом двинулся, наконец, к нашему столу. Девушка вызывающе взглянула на Санзо, как ... (нет, это она так думала, а вовсе не я, хотя я нахожу ее выводы до некоторой степени справедливыми) как на полного урода.

- Простите, - обратилась она ко мне, совершенно игнорируя ищущий и надеющийся взгляд бедного Годжо. - Не хотите ли со мной потанцеввать? У меня создалось отвратительное настроение, но, мне кажется, Вы можете его исправить.

Я улыбнулся. Отказать в танце такой милой девушке было бы большой ошибкой. Да и с чего, собственно, мне в голову пришла мысль об отказе? Дурацкая мысль, право слово! Я встал и, игнорируя негодующий и исполненный презрения взгляд порочного монаха ("Все против меня, так я и знал!"), и подал Керри руку, приглашая ее.

Как только мы вышли на середину зала, заиграла медленная и неожиданно красивая танцевальная музыка. Моя левая рука легла на тонкую талию Керри, правая - на ее плечо, и мы вступили в первый круг вальса.

Да, Керри действительно хорошо танцевала. В таком танце, под ритмы такой музыки иногда можно забыть обо всем, Канан, обо всем и обо всех. Даже если ты танцуешь в трактире маленькой придорожной гостиницы. И только случай мой вгзляд упал на стол, за которым сидела наша компания. Санзо мрачно пил пиво и смотрел куда-то в сторону двери. Гоку отчаянным, ищущим взглядом смотрел на него.

А Годжо смотрел на нас, и в глазах его застыла глубокая печаль. На нас... Потом он отхлебнул пива, и его взгляд задержался на мне.

И тогда впервые за все наше путешествие я понял, что он любит меня куда сильнее, чем понимает это сам.

Но танцу, как и всему замечательному на свете, всем призрачным следам истинной красоты, рассеянной в самых немыслимых уголках этого мира, суждено было завершиться.

- Керри, пойдем, - едва мелодия закончилась, к нам приблизился рыжий парень, Аки, и посмотрел на меня своим знаменитым недобрым взглядом.

Взгляд его был весьма категоричен. И, надо сказать тебе, Канан, я хорошо его понимал. Он беспокоился за свою сестру, которая, как он полагал, слишком уж увлеклась, вальсируя с каким-то незнакомым молодым мужчиной, проездом появившимся в этих местах и этом маленьком трактире.

- Ты клево танцуешь, это всем известно, - пробубнил гитарист, словно оправдываясь, - но время уже позднее. Надо спеть здесь пяток песен, а потом еще добраться до деревни и успеть на вечеринку к Гондзо. Там обещали местное пиво с креветками. Ребята обидятся, если мы его не попробуем.

- Извините, - Керри поклонилась мне с немного виноватой улыбкой и выпустила мои руки.

- Да, ничего, - я сам извинился ей, и порылся в карманах.

Удача мне улыбнулась. В них оказалось несколько купюр, добытых ... в нелюбимых громилой-официантом азартных играх. - Это чаевые для вашего маленького оркестра.

Я протянул деньги Керри, она поблагодарила меня, и на этот раз ее рыжий брат-гитарист одарил меня более дружелюбной улыбкой, насколько, конечно, это было для него возможно.

Вздохнув, я направился к столу.

Надо сказать, картина почти не переменилась. Санзо все также мрачно молча пил пиво. В его пепельнице валялось несколько сломанных сигарет, из которых чуть прикурена и, видимо, тут же погашена, была только одна. Гоку почти что допил свою бутылку пива и не менее мрачно поглощал новую порцию жареной картошки, не сводя взгляда со странствующего настоятеля монастыря.

Годжо принялся за третью темного и заказал огромную порцию креветок.

Его взгляд, устремленный на меня, подходящего к столу, выражал тоску.

- Везет тебе, - кисло улыбнулся он и похлопал рукой по сиденью стула, приглашая меня сесть. - А мне - нет. Вот что... - он зловеще усмехнулся и показал непристойный жест куда-то в пространство. - Если девушки меня обламывают, я их тоже обломаю. В следующий раз я приглашу танцевать тебя, и пусть они все обзавидуются.

- Годжо... - мне показалось, что на какой-то момент я лишился дара речи.

Неужели он так напился с трех бутылок. Видно, нелегко ему приходится!

Гоку икнул и даже перестал есть картошку, вытаращившись на него.

И только Санзо не обратил на сказанное никакого внимания. Разве что машинально вытащил из коробки очередную сигарету и сломав ее, поместил в пепельницу. Судя по всему, он все еще пребывал где-то не здесь.

- Я пошутил, - Годжо громко расхохотался, с бутылкой в руке, и облился пивом.

Хорошо, что мы с Гоку хоть немного его развеселили.

- Эй, чего уставился? - обернулся он к Гоку. - Прямо как йокай-деревенщина на принца Когаджи. Будешь еще пиво? А то ты что-то мало выпил. Проигрываешь пока.

К моему удивлению, его реплика мгновенно вывела Санзо из прострации.

- Вы оба, - процедил он сквозь зубы, глядя на нас пронзительным взглядом. - Прекратите его спаивать!

Тем временем Гоку сделал несколько поспешных и глубоких глотков. Вторая бутылка темного опустела ровно на четверть.

- Да, - Годжо склонил голову на бок и упер руки в бока. - И скажите-ка мне, Санзо-сама, почему ему нельзя напиваться. В конце концов, парню уже не десять лет, и не пятнадцать, а все пятьсот.

- Ты будешь мне... - начал было Санзо, взявшись руками за край стола и глядя на Годжо почти что с ненавистью.

Но тут ладонь Гоку накрыла его руку.

Мы с Годжо с удивлением осознали, что маленькая обезьяна в считанные секунды успела встать и оказаться рядом с Санзо.

- Санзо, пойдем отойдем подальше от всех, - проговорил Гоку с пьяной, но весьма твердой решимостью. - Нам надо поговорить.

***

5. Сигареты

Начинается плач гитары.
О, не жди от нее молчанья,
Не проси у нее молчанья!

Хорхе Гильен
"Гитара"

Под ярко-желтым золотистым светом светильника на нашем с Годжо столе пиво в прозрачной кружке тоже казалось золотым. Забавно. Пить золотой свет.

Мы с Годжо. Мы остались вдвоем. С минуту он смотрел вслед взвившимся из-за стола Санзо и Гоку, на то, как они пошли вверх по лестнице. Санзо выглядел мрачнее некуда, Гоку, кажется был здорово сердит на него. Все-таки мне следовало остановить подопечного нашего монаха, когда тот принялся за вторую бутылку.

Потом Годжо посмотрел на меня, отхлебнул пива из своей кружки и покачал головой:

- Говори что хочешь, но ведут они себя странно.

Я попытался улыбнуться и пожал плечами.

- Это их дело, не так ли?

Годжо отхлебнул еще пару глотков и пристально поглядел на меня. На мгновение его взгляд сделался рассеянным. Потом мне вдруг показалось, что он видит на моем месте не меня, а кого-то другого. Или что-то другое.

Неожиданно он передернул плечами и помотал головой.

- Послушай-ка, Хаккай... Не скажешь ли...

Наверно, у меня было написано на лице, что я не хочу ничего говорить. Поэтому он просто махнул рукой.

- Ладно, хрен с ним. Не надо, - и задумчиво, с расстановкой добавил. - Что-то... дико хочется курить. Пойду в номер, возьму сигареты.

Моя рука оказалась поверх его ладони. И, совершенно не задумываясь, я поднялся из-за стола.

- Я сам схожу. Закажи-ка лучше еще пива.

Тон моего голоса... Я старался выдерживать его всегдашнюю учтивую мягкость, или, по крайней мере, ее подобие. Но на сей раз даже я сам услышал в его нотках излюшнюю категоричность. Но... Моя рука все еще лежала на его ладони.

И я то, что ее накрыла ненадолго ладонь Годжо, было приятной неожиданностью.

- Давай. И посмотри, что бы там монах не слишком обижал обезьяну... Или обезьяна монаха... - он засмеялся, откинувшись на спинку плетеного стула и закинув руки за голову.

Огонь вспыхивал бликами на его волосах. Огонь... Кровь... Кровавый огонь... Такой живой... Я вдруг подумал, как сильно хочу... О том, что я сильнее всего хочу сейчас поцеловать его.

Как безнадежно. Всегда безнадежно!

Я отвернулся и быстро направился в сторону лестницы. Вот так, Канан. На моих руках слишком много крови. И это моя плата за то, что я не смог сохранить тебя. Всего лишь моя плата. Вечная плата за то, что ты превратилась в пепел, землю и что-то типа коровьего навоза. Я плачу тем, что не могу разделить любви с тем, кто мне дорог. Не слишком ли жестоко, Канан.

Не слишком ли много ты требуешь от меня?

Я шел вверх по лестнице, молча, бесшумно, и отчаяние струилось по моим жилам как холодный белый огонь. Как ледяной раслпавленный металл.

На миг я задержался, сжав руками перила. И заставил себя улыбнуться. Я должен остановиться, затавить себя остановиться. Им ни к чему все это. И когда я вернусь, было бы хорошо, если бы я улыбался Годжо также ... ну, почти безмятежно, как прежде.

Я оторвал руки от перил и продолжил путь вверх.

- Я только не понял, какого черта?! - негодующий голос Гоку раздался так внезапно, что почти оглушил меня.

И его голос, звучавший не так, как раньше, не похожий на себя, словно взорвал в моем сердце, перед моими глазами вспышку золотого света.

- Эй, что бывает, когда небеса падают вниз? - его голос чуть насмешливый, низкий, хрипловатый.

В нем столько огня, сколько я еще не встречал никогда и не у кого.

Обнаженные руки прикасаются к моим плечам, и я вздрагиваю. Моим? Чужим?

Его губы находят мои губы. От него пахнет табаком и можжевельником.

- Тенпу?

Я осторожно отстраняю его и утыкаюсь носом в его плечо.

- Я не уверен...

Он вздрагивает, отстраняя меня и отворачиваясь.

- Хорошо, хорошо, как скажешь. Мы ведь всегда можем вернуться назад. К чему-то... Типа того, чтобы быть просто друзьями...

Страх нитями дрожи прохожит через мое сердце. Страх потерять его, страх любить.

- Кенран... - я... Я? ... Касаюсь рукой его убегающего плеча и возвращаю его назад. - Не жди от меня сразу слишком многого, хорошо?

Воспоминание. Воспоминание? Воспоминание...

Что, черт возьми это было?!

Видения, будто бы случившиеся со мной. Видения, вспыхнувшие так ярко, так явственно.

- Санзо...

Голос Гоку, так похожий на голос Гоку прежнего, такого, каким я знал его почти всегда.

И теперь я вижу их. Они стоят у перил, на лестничной площадке, устланной дешевым, но толстым синим ковром с белыми полосами по краям. Стоят совсем рядом. - Санзо, - пожалуй, что этот голос был немного настойчивей, чем раньше.

Да, думаю выпивка сделала Гоку куда уверенее.

Ладонь Гоку касается сверху руки Санзо.

- Почему, Санзо? Что... Скажи мне, что изменилось?

- Изменилось? - Санзо не поднимает глаз, но и не убирает руки. Но я вижу, я чувствую - он весь как натянутая струна. - С чего ты взял, что что-то вообще изменялось?

Взгляд золотых глаз, миг назад расерженный и жесткий становится чуть мягче.

- Так значит, ничего не менялось? ... Тогда ...

Он так быстро забывает... Так быстро и легко прощает Санзо все...

- Тогда - что? - наверно, Санзо собирался сказать это так, как говорил другим. Когда в голосе звучит лед. Лед или сталь, и ничего, кроме льда и стали.

И хотя в звуках его слов может быть, было что-то похожее на сталь или лед, я видел КАК он смотрел на Гоку. И видел то, что сделать взгляд чем-то вмещающим полное презрение или отторжение у Санзо уже не было сил.

- Оставь меня, хорошо? - как-то устало произнес он. - Прямо сейчас. Иди к ним, вниз.

- Нет.

- Нет? - монах тяжело вздохнул и облокотился на перила. - Почему нет? Почему ты опять не слушаешь то, что я тебе говорю?

- Потому, что я знаю, как... - решительно начал Гоку.

- О, в самом деле? - усмехнулся Санзо.

- Ты смеешься! - похоже, Гоку опять начинал сердиться.

- Я не смеюсь... Хотя почему бы мне не смеяться над маленькой глупой безмозглой обезьяной?

- Маленькой?!

О, это был плохой ход, Санзо, по крайней мере, мне так кажется.

Теперь Гоку тяжело дышал, глядя на Санзо в упор.

А потом его ладони быстро и легко упали на щеки Санзо.

- Гоку!... - кажется, наш застенчивый монах, как ты говоришь о нем, Годжо, не ожидал такого хода.

Глаза Санзо расширились.

Он позволил ладоням Гоку лежать на своих щеках, позволил лицу Гоку приблизититься к своему. И губы Гоку почти прикоснулись к его губам, когда Санзо вдруг быстро перехватил руки Гоку и мягко отстранил его.

- Прекрати!

- Что?

- Я не хочу... не хочу, чтобы то, что сейчас сделал, повторилось еще раз, - голос Санзо стал тверже, чуть тверже. - Я... - он, казалось, искал аргументы. - Мы оба должны помнить, что мне можно и чего нельзя.

- Это что еще за бред? - теперь Гоку воззрился на Санзо широко раскрытыми глазами.

В углах губ Санзо появились жесткие складки.

- Бред? Может быть... Но это просто значит то, что я Санзо, а не какой-нибудь подзаборный монах.

- Ты... - кулаки Гоку сжались, губы дрожали.

Вот уж радость видеть такое! Бедный Гоку. Да и Санзо... Сам дурак, честно говоря.

Я вдруг вспомнил о Годжо. Я ведь шел за его сигаретами. Господи, хорошо, что он ничего этого не видит. Годжо. Как бы придуамть, почему я вернулся без сигарет?

- Хаккай...

Годжо? Хорошо, что он говорил так тихо. Я чуть не подпрыгнул на месте. Я прижал его к стене и приложив палец к губам, сделал подбродком знак двигаться вниз. Годжо покачал головой и кивнул. Стараясь шуметь как можно меньше, мы спустились вниз.

Схватив меня за руку, Годжо подтащил меня к нашему столу и чекнувшись со мной кружкой, отхлебнул из своей три огромных глотка пива. Это был третий человек. который сделал большие глаза за сегодняшний вечер.

- Э-э-э, Хаккай... - проговорил он совершенно ошалело, позабыв выпустить мою руку из своей. - Я, наверно, что-то не въезжаю ни во что... Что у них там за отношения?

Я молча сидел за столом, опустив глаза в пивную кружку. Что я мог сказать ему? Наверно, слишком поздно было говорить что-то, кроме правды. И я рассказал ему всю правду о Санзо и Гоку, которую знал.

- Да-да-да! - только и смог протянуть Годжо, покачав головой. - Черт меня дери! Вот ведь что происходит в мире. Хрен знает что!

Он снова хлебнул из кружки, а потом еще и еще. Куржка опустела почти полностью.

- Удивительнее всего, что мир перевернулся с ног на голову... Ну, то есть порочный монах в кого-то влюбился, а я все пребываю в счастливом неведении.

- Ну, - я только и сумел, что развести руками.

- Да, - кивнул Годжо, тряхнув роскошными волосами цвета заката. - Ты прав. Совершенно прав. Только что же нам теперь делать?

- Извини, ты считаешь что нужно что-то делать? - переспросил я. - Я бы на твоем месте... Да и на своем.

Годжо тяжело вздохнул и покачал головой третий раз за вечер.

- Ну, и черт с ними. Пусть сами разбираются. Только вот... Мне за обезьяну обидно, знаешь?

- Мне тоже , - еле слышно ответил я.

И тут Годжо встал из-за стола, опершись руками на крышку. Залпом допил остатки пива. Я схватил его руку.

- Ты куда это собрался?

Годжо усмехнулся.

- Я? Нет, пойдем-ка с тобой вместе. Скажем, что мы идем за моими сигаретами и позовем всех выпить. Мне кажется, что нам нужно выпить всем вместе.

***

6. Вечер откровений

Когда захочешь, охладев ко мне,
Предать меня насмешке и презренью,
Я на твоей останусь стороне
И честь твою не опорочу тенью.
У. Шекспир

Повергни меня украдкой,
Врасплох нанесенной раной,
Чтоб я в этот миг желанный
Не ожил от муки сладкой.
Эскрива
"Песня"

Когдя мы с Годжо поднялись наверх, Санзо с Гоку уже не было на лестнице. Порочный монах снова забился за стол в номере и курил. Гоку сидел напротив, в той же самой позе, в которой час назад или около того я застал Санзо - руки на столе, лицо укнулось в запястья.

- М-да-да, - протянул Годжо, опершись рукой о дверной косяк и принимая одну из своих картинных поз а-ля Дон Жуан де Марко. - Похоже на то, что у вас траур. И кого хороним?

Санзо поднял на него просто убийственный вгзляд.

Вгзляд нашего почти совсем праведного настоятеля посылал красноволосого каппу не просто в задницу. Нет, прости меня за грубость, Канан, но, кажется это была самая глубокая и отвратительно пахнущая задница в мире.

Но, несмотря на всю откровенность взгляда нашего монаха, Годжо на этот вгзляд не купился.

- Какого хрена лысого ты здесь делаешь? - наконец изрек Санзо.

- Пойдем вниз, - Годжо оттопырил большой палец правой руки и указал им в направлении пола. - Мы там еще не допили. И, кроме того, Хаккай предложил сыграть в маджонг. Правда, Хаккай, - Годжо посмотрел на меня чистыми глазами истинного правдолюбца.

Я улыбнулся и кивнул, как ни в чем не бывало. Все таки это замечательно, что Годжо не растерялся. В самом деле, замечательно.

- Я заказал еще темного пива и сакэ, - добавил я, улыбнувшись Санзо одной из своих самых искренних и приветливых улыбок.

Санзо затянулся, скользнул взглядом по лицу Годжо и посмотрел на меня.

- И какого черта я должен, - начал было Санзо, но тут его взгляд, брошенный в сторону Годжо, наткнулся на Гоку, и плечи монаха чуть заметно передернуло.

- Хорошо, идем, - вставая, он небрежно задел рукой плечо Гоку. - Вставай, обезьяна, пойдем пить дальше. Слышишь, нас зовут?

И Гоку встал. Также плавно и быстро, как раньше, но... опершись ладонями о стол. Его плечи были опущены, словно что-то тяжелое лежало у него на спине. Что-то тяжелое и темное.

Я ощущал это что-то как боль и темное дрожание, смешение злости и отчаяния. Это было таким сильным, что отдавалось даже во мне. Я не мог, не мог оставить это просто так. Я подождал, пока выйдут все и пошел из номера последним, вслед за Гоку. А когда он проходил мимо меня, я дотронулся до его предплечья, задержав.

- Хаккай... - он обернулся, и то, что я увидел, снова больно кольнуло мое сердце.

Его глаза были покрасневшими, мокрыми и... какими-то совершенно потухшими.

Я ничего не сказал в ответ, просто положил руки на его плечи и моя сила, предназначенная для того чтобы закрывать чужие раны, волна света цвета морской волны, сама вышла из мои рук, из моего сердца и устремилась к нему. Я старался сделать для него все, что могу и даже больше, чем могу обычно.

- Спасибо, Хаккай, - услышал я. Икреннее, пожалуй, более громкое и живое, чем раньше.

"Я хочу, чтобы у тебя были силы, - подумалось мне вдруг, - силы, чтобы победить. Силы, чтобы победить в том, чего мне... Мне кажется, что у тебя еще... есть надежда."

- Иди, - я легко оттокнул его. - Я тоже... сейчас приду.

Уходящая сила, уходящая жизнь. Только сейчас я подумал, как много я отдал ему, другому... Другому человеку, нет, существу, совершенно непохожему на меня и на обычных людей.

Я вышел в коридор, прислонился к стене и медленно сполз по ней, закрыв глаза.

Я должен был встать. Мне нужно было собраться, чтобы встать и пойти вслед за ними. Сейчас... Сейчас. Еще минуту, еще совсем немного.

- Эй, ты что помирать здесь собрался, - чья-то ладонь легко похлопала по моей щеке.

Неосознанно я прильнул щекой к этой ладони.

- Я иду, Гоку. Я сейчас иду.

- Я не Гоку, приятель, - усмехнулись рядом.

- Что?! - по всему моему телу прошла волна дрожи и я открыл глаза.

Рядом со мной, почти лицом к илцу сидел Годжо. Я почувствовал, что дрожу, когда понял, что он не отнял руки от моего лица.

- Тебе плохо? - в его лице и голосе было искреннее участие, и это тепло, тепло его глаз и голоса, начало медленно возвращать меня к жизни.

- Пустяки, пройдет.

- Пройдет? - теперь он смотрел скептически и осуждающе. - Ну-ну. Это ты лечил Гоку?

Я кивнул. Не знаю, как он догадался, но я не мог ему соврать.

И тут я вспомнил по Санзо и Гоку. Они были уже внизу. И они были должны были попасть туда не для того, чтобы просто сидеть и пить весь вечер. Изменения. Я хотел изменений. Мне хотелось теперь, когда я попытался вылечить Гоку, чтобы все было не так. Я всем сердцем желал, чтобы хоть на немного что-то сдвинулось в места.

Я вспомнил. И силы начали возвращаться быстрее.

- Помоги мне встать, - решительно сказал я.

Годжо взял меня за локти и помог подняться. Когда я вставал рядом с ним, мое бедро соприкоснулось с его бедром, и в этот миг моя дрожь стала другой. В этот миг моя дрожь превратилась в светло-оранжевый разгорающийся огонь желания.

Осознав, что краснею, я отстранился от Годжо.

- Идем вниз.

- Хорошо, - он пошел следом за мной.

Я старался не оглядываться на него. Старался на него не смотреть.

- Ну и скотина наш Санзо-сама, - бормотал Годжо, спускаясь следом за мной. - Ты не находишь, Хаккай? Знаю, что находишь. Уфф! Это же надо - так издеваться над бедной обезьяной. Иногда мне просто хочется двинуть ему, как следует, а иногда... Иногда даже просто убить! Я имею в виду этого монаха порочного...

- Да, я понял, - поспешно проговорил я, изо всех сил стараясь выдерживать между Годжо и собой хоть какую-нибудь дистанцию.

Мы спустились в зал. Звуки рок-н-ролла, услышанные мной еще издалека здесь были сильнее. Наши знакомые из соседней деревни оказались довольно-таки талантливыми музыкантами. Аккорды музыки коснулись меня, пробежали по моей коже и затавили сержце биться быстрее. Я несколько раз выдохнул горячий воздух, стеснявший мои легкие.

- Идем, в самом деле, закажем им водки, - я мотнул головой в сторону барной стойки.

- Да уж, и мы обещали еще темного.

И мы подошли к барной стойке и заказали у давешнего детины в переднике пива и хорошей водки. Самой лучшей и чистой водки в этом баре.

Свет разгорался как бледное холодное пятно на фоне приближающегося резного решетчатого окошка светильника. Маленького фонаря со свечой внутри, стоявшего на столе, облюбованном нашей странноватой компанией в этот вечер. НО когда мы уходили, свеча была бледно-оранжевой, а когда мы вернулись, ее успели поменять на темно-красную.

Кроме того, к нашему с Годжо возращении, на столе оказалось жаркое и восемь бутылок темного пива. Санзо методично прикладывался к своей бутылке, и его щеки уже раскраснелись. Гоку тоже тянул пиво, украдкой поглядывая на своего покровителя.

- Привет, - помахал им рукой Годжо, нарисовавшись у края стола, и тотчас же плюхнулся на свое место.

Санзо, что удивительно, кивнул ему, но никаким ответом не удостоил.

- Ну, что, - предложил я, садясь на свободный стул. - Манджонг или карты?

- Пожалуй, что карты, - бросил небрежно Санзо. Судя по голосу, настроение его немного улучшилось. - Сыграем в дурака. Как насчет того, чтобы узнать, кто из нас больший дурак? - он как-то странно улыбнулся, обвел взглядом всех и остановился на Годжо.

- Ну-ну, мистер-умница, - усмехнулся наш каппа.

Закинув ногу за ногу, Годжо изящным донжуанским взмахом руки подозвал официанта, и скоро карты были у нас на столе. Первую же партию, как ни удивительно, проиграл я.

- Ну, ты даешь, Хаккай, - выпалил Гоку, вытаращившись на меня.

Это была уже восьмая партия. И третья из проигранных мной за вечер.

Наверно, можно было сказать, что мне не везло. Зато везло Санзо и Годжо. Гоку ходил в дураках после меня.

Да уж, есть им, чему удивляться, что касается моей игры. Когда почти не проигрываешь даже самым сильным противникам, в этом... бывают свои минусы. Я провел рукой по лбу и начал сдавать по новой. На ладони остался пот. К ночи в этом маленьким баре, прокуренном и пропахшим запахом разгоряченных тел танцующих, становилось довольно-таки жарко.

А может быть, дело было совсем в другом. Годжо сидел рядом со мной, закинув ноги на стол, и курил, разглядывая свои карты. Он уже прилично выпил, закончив с пивом и перейдя к водке. И если бы я немножко постарался, ну, самую малость, тот мог бы загляднуть в его карты без особого труда. Но я не смотрел на его карты. Я смотрел на его ноги, затянутые в синие джинсы-стретч. Смотрел на его длинные пальцы с сигаретой, на его губы, раскрывавшиеся, чтобы выпустить табачный дым. Я смотрел на его волосы, огненные пряди, оттенявшие длинную шею. И почти непрерывно пил.

Я думал не о картах. Я думал об этой шее, об этих пальцах, и о том, как я прикасаюсь к ним своими губами. Я хотел его. Боже, как я хотел его сейчас! И мои пальцы дрожали, тасуя карты, и колода уже два раза рассыпалась в мои руках на стол.

И одна карта таже упала в тарелку. По счастью, ее удалось вытереть, пока она не пропиталась насквозь жиром от жаркого.

- Ну, я вижу у меня хороший счет, - на этот раз Санзо повезло, и он позволил себе снисходительную улыбку, потрепав по голове Гоку, вышедшего из игры следом за ним. - Поздравляю, обезьяна!

Годжо был пьян. И, по счастью, по моему дурацкому счастью, он не мог разглядеть всего того выражения, что порой появлялось у меня на лице, не мог уловить моих масляных взглядов. НО движение руки Санзо, прошедшейся по шевелюре, Гоку не ускользнуло от его внимания. И, похоже, на этот счет у Годжо были свои особые годжовские соображения.

- Да Вы у нас вообще на хорошем счету, Санзо-сама, - широко улыбнулся красноволосый каппа, наполняя прозрачной огненной водой его очередной стакан. - Может быть, вы не поверите, но Вы - вообще гордость нашей партии.

Санзо воззрился на него во все пьяные глаза. И тут я чокнулся с ним своим стаканом и выпил стакан залпом.

- За твое здоровье, и за то, чтобы мы доехали... благополучно.

- За здоровье! - Гоку поднял свой стакан, чекнувшись с нашими.

Он был уже здорово пьян, не смотря на то, что пил до этого только темное пиво. Похоже на то, что в таком состоянии он забыл все прежние обиды.

- За здоровье! - взлетел вверх стакан Годжо. Его глаза горели. Но мне показалось, что в голосе Годжо прозвучало чуть больше азарта от пьяного восхищения Санзо, чем этого восхищения было в Годжо на самом деле. - Ну же, залпом! Все вместе!

Все вместе. Что ж, все вместе действительно выпили залпом. Даже Гоку.

Годжо-Годжо, иногда... М-м-м... Почти иногда мне кажется, что ты слишком уж поспешен в своих решениях. И что многого... Многого лучше было бы не делать, не обдумав, как следует, но...

Все уже успели опустошить свои бокалы до дна.

И Санзо моментально повело. Таким пьяным он выглядел гораздо более как-то действительно по-женски красивым и куда более... беспомощным, чем всегда.

- Ты что, серьезно так считаешь, - он посмотрел на Годжо своими темно-фиалковыми глазами, с настоящей детской наивностью во взгляде.

Сейчас ему можно было дать лет шестнадцать, а издали действительно принять за девушку в монашеской рясе.

- И я, и Гоку, и Хаккай, - Годжо сделал широкий жест, указывающий на нас троих. - Правда, Хаккай?

- Конечно, - я ответил искренне и тепло. Я говорил правду.

Иногда, Годжо, так приятно говорить всю правду, и и говорить ее с теплотой и искренностью. Годжо... Я хотел сказать это тебе, Канан. Прости, милая, мне жаль, что ты умерла.

Санзо был пьян. Очень пьян. И только сейчас, когда он был так пьян, нам довелось увидеть в его глазах цвета ирисов то, что мы не видели почти никогда. Искренность и любовь. И так удивительно было, должно быть, кому-то, кроме меня, понимать, что мы все на смом деле значили для него.

- Ну, можно просто охренеть, - только и смог выговорить наш порочный монах.

Что-то мелькнуло в глазах Годжо. Будто бы он принял какое-то решение. И то, что я не знал, что это за решение, меня почему-то обеспокоило.

- Вы были бы еще более круты... - начал он, и я от какого-то непонятного предчувствия мне захотелось встать и закнуть ему рот чем-то большим и долгожевательным.

К сожалению, Годжо уже встал. А я все еще сидел. И он продолжил свою дурацкую речь прежде, чем я успел встать.

- Я бы восхищался Вами еще больше, Санзо-сама, если бы вы, наконец, совершили поступок, достойный настоящего мужчины...

Я почувствовал, что в горле у меня пересохло. Санзо покраснел, до корней волос и до цвета вареного рака. Наверно, он не стал стрелять сразу только потому, что был так пьян.

- Что ты имеешь в виду, извращенское создание, - прошипел он, медленно поднимаясь.

Годжо понял, что промахнулся. Но, похоже, решил не терять своего дурацкого мужества.

- Только то, чтобы Вы пожалели несчастную обезьяну и, наконец-то тра...

- Заткнись!!! - Санзо заорал почти так же громко, как зазвучали оглушительные пистолетные выстрелы. - Заткнись, ты, безмозглый урод!!!

Годжо застыл на месте, как стоял. Санзо стоял напротив, переводя дыхание. Перепуганные посетители трактира оглядывались на него с неподдельным ужасом.

- Простите, Санзо-сама,я... - Годжо попытался дотянуться до его плеча.

- Да пошел ты! - как-то горько бросил Санзо, я видел, что его плечи начинают дрожать.

Еще несколько секунд он стоял с пистолетом в руке, держась за край стола. А потом вдруг, опрокинув стул, пулей вылетел из трактира. Дверь за ним хлопнула так, что зазвенели стаканы на столике у входа.

- Псих ненормальный, - прокричал ему вслед типичный бородатый фермер степенного вида, заседавший за крайним столиком вместе со своей дородной супругой.

Гоку продолжал стоять, глядя на захлопнувшуюся за Санзо дверь. Годжо уже открыл было рот, что что-то сказать ему, но тут Гоку, отшвырнув свой стул, выбежал вслед за Санзо.

- Охренеть просто! - выдал Годжо, падая на свой стол и проводя рукой по волосам.

Непослушные "тараканьи усы", на мгновение смешавшись со всей его огненной шевелюрой, через секунду расправились снова.

- Пойти за ними? - теперь он обращался ко мне.

Я помотал головой. Только этого нам не хватало.

- Пусть сами разбираются. Тебе так не кажется, что это их глубоко личное дело?

- Не знаю, уж насколько глубоко, - гнусно усмехнулся Годжо, - но, мне показалось, что наш порочный монах все еще пребывает в... глубоко первозданном состоянии. Даже ... гм... самообслуживанием не занимается... И от этого все его проблемы. Тебе так не кажется...

- Мне кажется, что ты здорово принял, Годжо, - ответил я.

Мне было сейчас совсем невесело.

- Ну и насрать на них, - Годжо нарочно уставился в направлении сцены с музыкантами, так словно и не чувствовал себя виноватым.

- Наша последняя песня, - объявила в микрофон немного усталым, но довольным голосом Керри.

Похоже, прошедшие события не смутили ее, а, скорее, немного разздорили.

- Медленный танец.

Я пригубил еще водки из своего бокала. Водка обожгла губы, и понял, что, наверно, прикусил нижнюю губу, когда Санзо стрелял.

Музыка играла. Красивая, и какая-то странная. Какая-то непохожая на, что обычно звучит в мире людей. Музыка гоблинов и эльфов из старинных сказок.

Высокая девушка в белом платье и туфлях на высоких каблуках встала и направилась в нашу сторону. Она смотрела на меня. У нее были темные крашеные волосы цвета красного дерева. Довольно кра...

Я не успел додумать, потому что кто-то прямо-таки схватил меня за руку и рывком стащил со стула. Я беспомощно схватил ртом вохдух, когда увидел, что за руку меня держит... Годжо.

- Кажется, я обещал пригласить тебя на танец, - улыбнулся он и подмигнул мне с видом заговорщика.

***

7. Дождь

Интермедия

То, что мучит не душа,
А только сон,
И все темное развеется,
Как он.

Х.Р. Хименес
"Моя бедная тоска"

Сначала была пыльная дорога. Он бежал по ней вниз, под уклон, разбивая собой ночь. И спокойная ночная синь, похожая на черноту, потревоженная, бросалась ветром ему в лицо. И ветер был горячим, обжигающим его гортань, саднящим в легких.

"Я не могу... Я не могу... остаться... Я не могу оставаться так... Хватит! Хватит! Хватит!"
"Я... К черту все... Всех..."

Его мысли мешались, его мысли бежали наперегонки, обгоняя одна другую. Терлись друг о друга шерщавыми, как наждачная бумага, боками. И ранили... друг друга... Его...

"Я..."

Постепенно они начали стираться, медленно и неуклонно превращаясь в что-то, так сильно похожее на пустоту. Но не пустоту покоя и отдохновения. В пустоту отчаяния, похожую на белый режущий металл.

И внезапно в эту пустоту вторглось воспоминание. Такое сильное и яркое.

Мальчик в пещере. Мальчик, в огромных зототых глазах которого застыло непрекращающееся многодневное, многолетнее отчаяние. Отчаяние, к которому тот, должно быть, уже привык.

Солнечный свет. Этот день был таким солнечным.

Монах резко остановился. Он стоял посреди пустой дороги, глядя в иссиня-черную бархатную ночь, а потом медленно продолжил свой путь.

"Почему?... Почему?... Почему у меня нет на это..."

Мысль оборвалась.

Он вспомнил руку с широким и тяжелым браслетом, тянущуюся к нему через толстые прутья решетки. Он видел надежду в чужом взгляде. И видел, как падают цепи, рассыпаясь в черную пыль, в ничто.

"Он не должен... Не должен был надеяться. Никто не должен..."

"Я... не сильный... Я никому не могу помочь. Я никого не смогу защитить... От смерти."

Он помнил, как его рука сомкнулась с рукой Гоку, и как он ощутил тепло чужой ладони. Тепло, которого ему... так давно не хватало. В то мгновение, когда их руки соприкоснулись, это тепло показалось Санзо таким знакомым. Откуда?

Да какая, к черту разница!

Шаги монаха замедлялись, и он снова остановился. Дорога уходила вниз и вперед, теряясь в темноте. Там, внизу, кажется, горели огоньки деревни, и, кажется, было озеро, судя по бликам на воде.

"Я могу побыть один, когда хочу. Иногда. Как хорошо, что сейчас..."

Санзо решил, что пойдет вниз, к озеру. Ночь окружала его чернотой, смешанной с темной синевой, и холодом. В самом деле, его разгоряченная бегом кожа остывала, и становилось все холоднее.

"Кто-то сказал, что здесь холодные ночи... Ну, и плевать."

Дорога вела вниз, и она была видна вперед всего шагов на пять или семь. Может быть, на десять, если очень вглядываться в эту темень.

"Наверно, я должен думать о соблюдении... своих оставшихся обетов, и о том, что я не подзаборный монах... А я... Быть сильным, это не так-то просто, учитель."

Санзо вдруг ощутил, как что-то маленькое и мокрое скатилось вниз по его щеке. Потом по другой. Слезы. Какого еще рожна эта дрянь здесь течет по его лицу?!

Быть сильным. Тепло карих глаз, таких далеких и таких нереальных. Тепло глаз человека, который был ему так дорог, и которого он не сумел защитить.

То, что дорого всегда уходит, стоит... только к нему как следует привязаться. Поэтому он больше не станет привязываться ни к чему, и никогда. И тогда, хочется надеяться, никто не сумеет привязаться и к нему. Надо собраться. Надо послать все подальше. Вернуться в бар, отсесть за другой столик и молча нажираться, не глядя ни на кого. А потом упасть в постель и вырубиться до утра.

Надо...

Но он шел вперед, к озеру. Он хотел услышать, как шелестит ветер в камышах, как шуршит по песку тихая волна. Это могло помочь, могло принести забвение и отрешенность.

"Я люблю его... Почему, черт возьми, мне так больно... любить?"

Он шел к озеру в ночи. Человек в белых монашеских одеждах, человек с титулом Санзо и сутрой на плечах. Человек, которому совершенно не следовало так увлекаться мыслями о обычной мирской любви.

Он не знал и знать не хотел о том, что воздух вокруг него перестал быть таким же спокойным, как раньше. Ветер усилился. И ветер принес тучи с запада.

И Санзо даже не заметил, как на его золотые волосы и белые монашеские одежды упали первые капли дождя.

Дорога бежала впереди светлой лентой. Светлой на фоне черной травы. Едва заметная в темноте. Ветер усилился. Ветер налетал на него бешеными порывами. Ветер обнимал его тело с беслотной безумной страстностью, ветер хлестал краями его белых одежд. Одежд монаха.

Санзо.

"Гоку."

"Гоку..."

"Гоку!"

Это было единственное слово, всплывавшее в его голове среди кружащихся в беcплотном хороводе образов, говорящих на несуществующем ранящем языке. Единственное живое слово.

Дождь падал на него. На волосы и одежды. А он думал, все думал о том, как хорошо, если те горячие ладони прикасаются к нему, обнимают его.

Гоку. Единственный, разбивший его одиночество.

Где-то далеко он уже слышал шелест волн. Шепчущий шелест волн, тихо поющих ночную песню пасмурному черному небу и ветру. Бархатной черноте безмолвной ночи.

Огни в далекой деревне вспыхивали гасли, словно танцуя.

"... Его движения были плавными, как танец. В каждом его движении сияла магия. Она плыла за ним, танцуя, как аромат сандала и можжевельника. Как запах отгоревшего масла и благовоний, пропитавший его одежды насквозь. Когда я прикасался к его волосам... Учитель... Я никогда раньше не думал о том, почему однажды он вдруг запретил мне заплетать ему косу. Он знал... Он узнал..."

Карие глаза... Карие глаза в густых черных ресницах, то грустные, то вспыхивавшие искрами насмешливого огня. Тот, кто, казалось, никогда полностью не принадлежал этому миру обычных людей. Монах, хранивший Сутру Святой Земли. Человек, который был ему дороже всего. Его... первая любовь. Первая детская, невинная любовь. Если был тот позволил тогда, если бы только дал понять.

Нет, с Ним, именно с Ним это было невозможно.

Волны были совсем близко. Они шумели громко и ясно. И вдали, на другом берегу теперь так же громко и ясно играла дурацкая, развеселая музыка.

"Еще тогда... Я... Я уже тогда... Уже тогда я желал ... мужчину..."

"Вот уж кто действительно настоящий извращенец, по полной программе! Поздравляю вас, Санзо-сама!" - эта мысль прозвучала голосом Годжо.

И неожиданно монаху стало холодно. Только сейчас он ощутил воду, холодную воду, стекающую по лицу и волосам.

Дождь становился сильнее. Дождь перерастал в ливень.

Темные, прозрачные волны с тонкой полосой пены то накатывались на берег, то оступали.

Санзо шел по мокрому песку, у самого края воды. Он не видел волн, почти не осознавал того, что иногда они, вырываясь вперед, захлестывали его ноги. Вокруг, сверху, снизу была вода. Было холодно и мокро. И что толку, что его ступням иногда становилось ненамного холоднее и мокрее, чем всему телу.

Холод. Вода. Было кое-что гораздо страшнее и тошнотворнее этого. Жгучий, темный холод в груди. Темная, тяжелая пустота под сердцем, отдающая болью в спине, между лопаток.

Куда он, черт побери, шел? За каким хреном?

Санзо остановился. Ему вдруг захотелось сесть тут, прямо на мокрый песок и не идти дальше никуда.

Темное озеро в долине. Он ждал от него избавления, ждал, что его боль хоть ненамного станет тише. Но вместо этого получил еще больший холод и еще большую боль.

"Мне ведь придется вернуться... Придется..."

Эта мысль вызвала в его теле новую вспышку боли, будто по сердцу невидимое лезвие по его сердцу, а потом несколько раз полоснулу по коже на груди и спине.

"Гоку..."

Гоку. Тепло. Золотое пламя, оставшееся где-то далеко. Пламя, до которого ему не дотянуться.
Санзо поднял голову и посмотрел в небо. Он видел черные тени туч, бегущие по небу и темно-фиолетовые просветы между ними. Дождь все продолжался.

Он поднялся вверх, на склон, добрел до ближайшего дерева и сел на мокрую траву, привалившись спиной к мокрому стволу. Какое-то отрешенное отчаяние холодом растекалось по его коже. Одиночество, которого он не смеет нарушить, которое он сам себе запретил нарушать. Одиночество без потерь, когда он будто бы не теряется и не привязывается, и, уж точно, никто, как казалось, не теряет его.

Его собственное, личное одиночество, которое медленно убивало его сейчас.

Убивало, оставляя живым.

"Гоку!"

Кто-то когда-то звал Санзо. И он не знал, что только что сам позвал сейчас. И он не знал, что его услышали.

"Я иду!"

Склон с мокрой травой. Мокрая дорога, летящая ему навстречу.

"Я иду! Только дождись!"

Его горячее тело разрывало темно-серые стены дождя, бесконечные покровы дождя на пути к тому, кто его ждал.

"Санзо, я здесь!"

Никто никогда не звал его так. Не звал. А может быть, звал. Только он не слышал.

Летящий навстречу дождь. За его прозрачными покровами, холодныи струями монотонной воды, падающей с небо, билось отчаяние. Там был тот, кто позвал Гоку на помощь без звуков и слов.

"Если бы... Если бы я мог быть таким же быстрым, как тогда. Конзен..."

Это слово, похожее на имя, промелькнуло в его голове. Что-то из прошлого, которого Гоку не помнил.

Он мог быть быстрее, это верно. Но тогда в его крови пробуждалась смерть, так похожая на жажду. Жажду бесконтрольного, бесконечного разрушения, чужой боли и крови. Если бы только быть быстрым, чтобы...

Чтобы защитить? Защитить того, кто всегда защищал его. Защитить Санзо? Это звучало смешно. Наверно, над этим бы здорово смеялся Годжо. Да и сам Санзо...

Если бы только не звал сейчас на помощь.

Здесь. Он остановился на краю дороги, у самой ее кромки, у порога склона, ведущего к озеру в темноте.

Санзо был здесь. И ему было холодно.

Гоку бросился вперед. Теперь он не просто слышал Санзо. Совсем слабый, но ему удалось почувствовать запах Санзо.

Ноги скользили по мокрой траве, второпях он свалился, перевернулся, поднялся на ноги и снова побежал вперед. Внизу он увидел большое белое пятно. И отбросил с глаз мокрую челку. Он достиг цели.

Ему было холодно. Но он сидел под мокрым деревом неподвижно, прислонившись спиной к стволу и закрыв глаза. Он думал он том, как вода течет по его коже, обвивает своим холодом его тело. И когда он услышал шаги, то только машинально переместил палец на курок пистолета и медленно поднял голову.

И странная смесь страха, боли и надежды была в его глазах, когда он увидел того, кто оказался рядом.

- Гоку?... Что, черт возьми... - начал он посиневшими от холода губами.

Но ему не дали договорить.

- Заткнись!!!! Заткнись ты, урод, монах безмозглый!

Санзо не успел опомниться, прежде чем понял, что его обнимают. Он рефлекторно дернулся, пытаясь отстраниться, но руки Гоку были сомкнуты за его спиной куда крепче, чем Санзо ожидал.

- Отпусти! - Санзо и сам не знал, зачем сказал это, снова рванувшись.

- Да конечно! Прямо сейчас! - руки Гоку так и остались сомкнутыми.

Тело Гоку было горячим. И Санзо ощутил, как холод отступает.

Если бы только это... "Уже тогда... И сейчас?" Он чувствовал, что весь дрожит, но теперь уже не от дождя. Не только от дождя. Сердце билось тяжело и часто.

- Отпусти меня, Гоку... Слышишь? Отпусти! Нам надо идти!

Санзо хотел назвать его безмозглой обезьяной, но это как-то не вышло.

- Дай мне встать.

Руки Гоку медленно разжались. Санзо быстро поднялся, попытался отряхнуть от прилипшей травы, цветочных лепестков и листьев наскозь промокшие белые одежды. Когда он поднял глаза, Гоку пристально смотрел на него. Так, словно ждал новых обьятий и так, словно ничего не желал. Он смотрел так, словно... тогда... Тогда, когда снял с себя диадему.

- Ты... красивый... - проговорил он хрипловато и как-то совсем взросло.

"Я люблю тебя," - подумал Санзо.

Он сделал шаг к Гоку и подал ему руку.

- Мы... должны вернуться.

Гоку молча кивнул, и протянул руку навстречу Санзо. Их руки сомкнулись.

***

8. Пламя разгорается

Твои волосы в плен меня взяли,
Твои очи меня осудили,
А уста приговор отменили.
М. Мачадо
"Солеарес"

Интересно, насколько сильна совесть в каждом из нас? Как ты думаешь, моя Канан. Моя мертвая Канан. Мы можем отвергнуть то, чего желаем ради того, что как будто бы всем нужно. Мы можем потом беситься из-за того, что что-то сделали для других, упустив важное для себя.

А может быть, мы просто боимся согласиться с тем, чего хотим, боимся это признать? Может быть, именно поэтому когда Годжо в пьяном угаре позвал меня танцевать, я затравленно посмотрел на дверь.

"Мои руки не могут касаться того, кого любит сердце. Мои руки не имеют права его касаться. Я касался тебя, моя Канан, и ты умерла. Я прикасался к одной из тех четырех сестер, и ее постигла смерть. Это как рок. Злой рок. За что? Уж неужели за то, что я нарушил те бесполезные хритианские запреты ради первой, истинной любви. Я жил с тобой, Канан, с моей родной сестрой, как со своей женой. И мы были счастливы... И ты умерла. Ты... покончила с собой."

- Так ты идешь танцевать, или нам и в самом деле пойти их искать? - услышал я вопрос Годжо.
Вопрос прозвучал довольно громко. И тут я понял, что, должно быть изрядная часть посетителей бара обратила на нас внимание. Особенно - красивая девушка в белом платье, которая еще пару минут назад собиралась пригласить меня танцевать. Наверно, ... собиралась...

Сейчас она смотрела на меня и Годжо довольно странно, и ее нижняя губа слегка поджалась с выражением чуть заметной брезгливости.

Ну, вот, похоже, мы и здесь распустили те же слухи, что ходили о нас в том, городке, где жил раньше Годжо. Тогда эти слухи были совершенно беспочвенными. Но теперь... Теперь я такого сказать не мог.

- Пойдем, - я рещительно взял его за руку и потащил за собой к танцующим парам.

Да, думаю, вряд ли Годжо ожидал, что в нашем первом танце поведу я, но так уж получилось.

Музыка вела нас. Мелодии гитары и флейты сливались, как потоки ручьев, соединяющиеся в течение реки. Казалось, музыка вливалась в наши мускулы, втекала в наши сердца... И мы двигались среди оранжевых пятен светильников, горящих на столах, среди запахов жаркого, водки и пива.

Канан... Уже давно, очень-очень давно я не испытывал ничего подобного. Танцевать с кем-то настолько любимым, с кем-то настолько желанным... Счастье. Неощутимое, как воздух, хрупкое, как хрусталь... Непостоянное, как жизнь, которая в любой момент может оборваться внезапной и неожиданной смертью.

Смерть? Почему я подумал о смерти? Я смотрел в глаза Годжо, смотрел на его волосы... Цвет крови... Цвет смерти... Цвет огня...

... "Эй, что бывает, когда небеса падают вниз?"

... У него были короткие черные волосы и большие, красивые черные глаза. И ...я?... помню, как он нес... меня?... куда-то на руках по коридору. Он смеялся. Его глаза смеялись.

Я помню, там было много людей в темной форме. В незнакомых стенах незнакомого дворца.

- Смотрите, - говорил он сквозь пьяный смех, - это моя невеста. Скоро она станет моей женой.

- Кенрен, прекрати, - я упирался руками в его плечи и пытался вырваться.

Но... Я?... был слишком пьян, и я любил его.

- Ага, попался, маршал Тенпу, - самодовольно проговорил он, прищурив один глаз и не переставая улыбаться.

А я... Я был так пьян, и я склонил голову ему на плечо.

- Эй, молодые люди!

Голос был громок и настойчив. И он ворвался в песню музыки и разорвал мелодию, в одно мгновение остановив танец.

Мы с Годжо оглянулись. Рядом с нами стоял трактирщик, и лицо у него было, мягко говоря, недовольное. Некоторое время Годжо с унылым и разочарованным видом разглядывал его поварский фартук, огромные руки и светлые волосы, стриженные под горшок. Трактирщик в свою очередь разглядывал нас.

- Мне все равно, голубые вы или нет, - мрачно заявил он, до половины засунув руки в карманы широких холщовых бежевых штанов, - но ваш тухлый монах без малейших признаков царя в голове уже и так здорово напортил моему бару репутацию. Так что если хотите любезничать друг с другом, делайте это где-нибудь в другом месте.

- Послушайте, вы... - начал было Годжо, моментально покрасневший до корней волос.

Моя ладонь, словно невзначай, легла на его запястье.

- Не стоит, Годжо, - сказал я, улыбнувшись трактирщику как можно более располагающе (в общечеловеческом смысле этого слова, конечно). - Пойдем, поищем какое-нибудь тихое место. Извините нас, - добавил я, понизив голос и склонив голову в сторону трактирщика. - Это не то, что вы подумали, право слово. Просто... Моему другу сегодня не везет с девушками, и это была... Ну, знаете, его маленькая месть.

- Хаккай! - по несчастливой случайности Годжо услышал нас.

Он покраснел еще сильнее, и на его лице обрисовалась смесь самых немыслимых чувств.

- Да я что, - буркнул трактирщик, отчего-то взглянув на моего красноволосого друга с сожалением. - Сами понимаете, не все понимают вас правильно. И ведь всем не объяснишь.

- Хаккай! - руки Годжо сжались в кулаки, а лицо было почти пурпурным. - Ты понимаешь, ЧТО ты только что сделал!!!

Да, похоже мои слова здорово задели его, а я-то, как мне казалось, стремился спасти его репутацию истинного натурала. Он выглядел так, словно собирался стереть меня в порошок.
И тут мне пришла в голову избитая, но действенная мысль.

- Годжо, - проговорил я, хватая его за руку и увлекая по направлению к нашему столу. Свободной рукой я тотчас же прихватил со стола две бутылки с темным пивом и потащил Годжо к двери с крейсерской скоростью, совершенно не давая ему опомниться. - Годжо, пойдем-ка выпьем на свежем воздухе.

Мои последние слова прозвучали уже на крыльце.

Вытащенный на свежий ночной воздух, Годжо хватал ртом воздух как разгневанная рыба. И смотрел он на меня совсем не дружелюбно.

- За каким... - начал он в таком тоне, что слышно было наверняка не только на крыльце и вокруг веранды.

И тут я что-то во мне сдалось.

Я сам не помнил, как прижал его к перилам и поцеловал в губы. Глаза Годжо расширились. Несколько мгновений он смотрел на меня совершенно ошалело, а потом его руки уперлись в мои локти, и он рывком оттолкнул меня.

- Ты... - только и смог выпалить, пытаясь перевести дух. - Ты... Совсем спятил!

Черт меня дернул! И что я теперь ему скажу? "Извини, Годжо, ты всегда мне нравился. Ты зацепил меня с нашей первой встречи, и все эти три года я молчал, делая вид, что мы с тобой просто друзья. Что для меня просто друг, очень хороший, очень близкий ...друг. Знаешь, Годжо, я бы мог сказать тебе правду и раньше, но я так боялся тебя потерять... Из-за твоей упертой натуральности и любви к девушкам."

Но, как оказалось, нашлось что сказать. Очень даже нашлось. И так легко, легче легкого. Слова сами собой беззаботно соскользнули с моего языка.

- Ну, извини, Годжо, - насмешливо улыбнулся я. - Просто я пьян, и это... Был просто первый пришедший мне в голову способ заставить тебя замолчать.

- Зачем?... - растерянно проговорил он.

- Что спасти твою репутацию, конечно. Ты ведь не хотел бы, чтобы тебя всерьез приняли за парня, которому нравятся другие парни? Так? А мы с тобой танцевали в баре у всех на глазах.

- Верно, - он опустил глаза и стал у перил рядом со мной.

Я молча протянул ему бутылку темного пива. Он взял ее, снял крышку о перила и начал пить. Я последовал его примеру.

Какое-то время мы стояли рядом, не говоря ни слова, и глотали пиво. Я смотрел на ивы, которые росли у крыльца и пытался перевести мысли на Хаккуриу, которого мы оставили в гараже. Некоторое время им действительно удавалось оставаться там. Но потом они неизменно возвращались к Годжо. Годжо был рядом, и независимо от того, что я ему сказал, мои чувства к нему не изменились.

Мы стояли не о бок о бок, хотя и совсем рядом. И хотя мы и стояли не влотную друг к другу, мне казалось, что я чувствую сквозь одежду тепло его тела. Я слышал, как шелкнула его зажигалка и ощутил дым его сигареты.

- А знаешь, - вдруг проговорил он быстро. - Не такой уж у меня и богатый опыт общения с девушками, как я... ну... я всем рассказывал. И, в общем...

Он смотрел на меня. Я ясно ощущал, как он смотрел на меня, ожидая, что я обернусь. И я обернулся.

Наверно, Годжо собирался что-то сказать мне. Но он ничего не сказал. Только стоял, смотрел на меня и курил.

- У тебя... красивые глаза, - наконец выговорил он и, помедлив, подался мне навстречу.

Как во сне я откинул волосы с его щеки, чтобы коснуться ее рукой. И в следующий миг наши губы снова встретились. Его сигарета полетела куда-то в пыль дороги, когда пальцы наших рук переплелись. Желание, нетерпение и какая-то странная напряженность исходили от него. Напряженность... Конечно же, я - совсем не то, к чему он привык. Я - не женщина.

Не стоит торопиться... Или, может быть, стоит нам вместе допить пиво? Особенно - ему.

- Хаккай... - он на мгновение отстранился. Его рука лежала на моем плече, и он смотрел куда-то мимо меня. - Знаешь, девушек было совсем на так много... - он запнулся, прежде чем продолжил. - И, в общем...

Договорить ему не дали. Дверь начала открываться, и мне пришлось отскочить, увлекая за собой Годжо, чтобы эта дверь не пришлась по нам.

Дверь открылась. И на крыльце появился брат певицы. На ходу он накидывал через плечо ремень от гитары.

- Гляди-ка, голубые, - брякнул он с легкой, но неприятно режущей слух брезгливостью. - Совсем обнаглели. Что, другого места найти не могли?

Годжо весь так и взвился. Уверен, он бы немедленно сцепился с деревенским гитаристом, если бы я не потащил его внутрь трактира с непреклонной решительностью.

- Пойдем, Годжо, - сказал я ему, закрывая за нами дверь изнутри. - Пойдем. Выпьем у себя в номере.

С нами едва не стокнулась певица по имени Керри, направлявщаяся, по-видмому, вслед за братом. Когда я двинулся в направлении лестницы, не выпуская руки Годжо, она посмотрела нам вслед с нескрываемым любопыством.

9. Ответы на вопросы

На все вопросы рассмеюсь я тихо,

На все вопросы не будет ответа.

Ведь имя мое - иероглиф,

Мои одежды залатаны ветром.

"Пикник"

Мы с Годжо поднялись по лестнице на второй этаж. Пока я шел по ступенькам, я не выпускал его руки. Оглядывались ли на нас посетители трактира? Наверно, да. По крайней мере, некоторые. Но сейчас это не имело для меня особого значения.

То, чего я так долго ждал и на что уже не надеялся, внезапно стало для меня реальностью. Ия думал только о том, как бы побыстрее оказаться с Годжо наедине.Чувства переполняли меня, и миг от мига мне становилось все труднее контролировать свои желания.

Поэтому когда дверь в номер закрылась, мне стоило больших усилий сраже не прижать Годжо к стене и не начать жадно целовать его подбородок и открытую загорелую шею. У меня не было раньше мужчин, Канан, моя бедная, мертвая, забытая Канан, но это ничего не меняло.

Но Годжо плюхнулся на стул рядом за столом, где не так давно заседал Санзо и начал жадно глотать пиво. Я за стол сел напротив него. Он боялся. И хотя мы были на равных, он боялся куда больше, чем я. Это оттого, что он боялся не заниматься любовью, а любить. Я взялся за свою бутылку и начал пить, пытаясь сосредоточиться на процессе.

- Интересно, где сейчас монах и обезьяна? - вдруг спросил Годжо.

Он смотрел на меня, и его взгляд был немного виноватым.

Я пожал плечами.

- Наверно, скоро придут, если только снова не засели внизу или не наткнулись на какое-нибудь заведение по дороге. Не хотелось бы думать, что они всю ночь будут бродить под холодным дождем.

- Да уж, - откликнулся Годжо. - Нам-то тепло. В такие моменты это особенно ценишь.

- Пожалуй, да.

Что-то было в его словах, какая-то недосказанность. Но сейчас он должен был сделать шаг навстречу. Если, конечно, хотел его сделать.

Я закрыл глаза, поставил руку с пивной бутылкой на стол и откинулся на спинку стула. Пива в ней почти не осталось. Но я допью его. Терпкое темное пиво с примесью каких-то горьковатых трав, и тогда то, что сейчас еще пульсирует в моей крови, медленно угаснет с последним глотком.

- Хаккай...

- Да...

Он не ответил. Но вместо ответа его ладонь легла но мое запястье, а потом он встал, отодвингув стул.

И его губы неуверенно прикоснулись к моим губам. Мои руки поднялись и сомкнулись вокруг его шеи. И я нашел его губы, не открывая глаз.

Я услышал, как упала и покатилась по полу его пустая бутылка. Мои ладони упали на его плечи и переместились на его спину. Мне хотелось прикоснуться к его телу. Мне хотелось, чтобы на его теле не было одежды. Мне хотелось ощутить гладкость и теплоту его кожи.

И я вдруг понял, что уже раздеваю его. Я снова закрыл глаза. Наверно, так было проще. Так будет проще нам обоим до тех пор, пока уже некуда будет отступать.

Я не помню, как мы оказались на моей кровати. Я снял с него жилетку и футболку, начал целовать его грудь. Он откинулся назад и тихо застонал.

Годжо хотел меня, так же как я хотел его. Но когда мои губы коснулись его живота, я почувствовал, что он все еще напряжен. Я мягко погладил его рукой, сверху вниз, все выпуклости его пресса. И он немного расслабился, поддаваясь мне. Но...

- Хаккай... - руки Годжо поймали мои руки, поймали и остановили. - Хаккай...

Я открыл глаза и посмотрел на него.

- Знаешь, я... - начал он.

Я видел его глаза. И я увидел в них все еще до того, как он сказал.

- Годжо?! - мои глаза широко раскрылись от удивления. Такого хода конем я совсем не ожидал.

- Ты... В общем, ты не дослушал меня... И этот мужик с гомиками... Короче, я не успел тебе сказать... - быстро проговорил он, глядя мне в глаза и отчаянно краснея. - Девушек было не так много, и... Ни с одной из них не спал, - наконец выдохнул он.

Он поднес мои руки к губам и поцеловал.

- Не жди от меня слишком много сразу, хорошо?

Мое дыхание было частым и тяжелым. И кровь тяжело, с шумом пульсировала в висках. Если я не остановлюсь сейчас, то потом... потом мне будет гораздо хуже. Сегодня я не могу позволить себе пойти и разрядится с какой-нибудь девушкой. Кажется, это время прогулок на стороне закончилось.

Подумав об этом я поймал себя на том, что улыбаюсь.

- Хорошо, Годжо.

- Чему ты улыбаешься?

Мои пальцы не удержались от того, чтобы пробежаться по его бедру вверх и вниз, и в ответ с его губ сорвался нетерпеливый вздох.

- Так, просто. Но зачем... ты все это время..., уж прости меня за грубость, дурил людям голову. Так ведь и на неприятность какую-нибудь нарваться можно.

- Мапо у меня было этих неприятностей, - он небрежно отмахнулся. - Еще там, в городе... Приходилось разворачивать девушек иногда... в самый неподходящий момент, - добавил он смущенно.

- Наверно, они обижались? - не преминул отметить я. - Интересно, почему в такие моменты ты думаешь только о себе?

- Ну, я... - он помолчал, очевидно, подыскивая что-нибудь приемлемое для ответа. - Они почему-то начинали свое: "Какие у тебя красные волосы, Годжо... Какие замечательные красные глаза..." Или что-нибудь в этом духе. Не мог я после этого ничего такого продолжать. А одна и вовсе спросила, почему у меня лимиторов нет. Ее я прогнал, не задумываясь. Ну, не прогнал. Ушел от нее молча. Вот и все.

- Понятно, - отозвался я. - Наверно, ты прав, но мне их жаль.

Он пододвинулся ближе и положил подбородок мне на плечо.

- А-а... Тебя это сильно разочаровало, да? - его вопрос звучал как-то обреченно.

"Дурак ты, Ша Годжо," - захотелось ответить мне. Но я ответил совсем другое, очень мягко:

- Нет. Наверно, для меня будет честью, если ты сумеешь полностью довериться мне.

- Надеюсь, что сумею, - искренне ответил Годжо. - Ничего, если... не сегодня.

- Ничего, - он был рядом, сидел почти влотную ко мне, прижимаясь животом к моей спине. И с каждой минутой мне становилось все труднее сдерживаться. - Знаешь, ничего, если я попрошу тебя спуститься в бар и принести еще пива. А я пойде и приму душ. Я немного устал. Сегодня был довольно нервный день.

- А-а. Сейчас, - он мигом оказался на ногах, с готовностью выполнить любое мое поручение. Почти любое.

Едва он скрылся за дверью, я тотчас же зашел в душ, разделся и включил горячую воду.

Мы выпили еще пива, на этот раз светлого и легкого, заедая его крабовыми чипсами. Мы пили, ели, болтали о предстоящей дороге и том, как там без нас поживает в гараже джип.

Ближе к полуночи Годжо начало неудержимо клонить в сон.

И мы заснули, обнявшись, в одной кровати.

А ночью мне снова приснился сон. Странный сон, в котором я снова был кем-то другим.

Ветер, свежий и легкий, врывался между белыми льняными занавесками, между раскрытых створок окна. Я любил свежий ветер... Любил... Словно это было не со мной. Словно это было в чужом сне или другой жизни.

Легкий ветер, заполняющий комнату. Запах цветущего жасмина, доносимый ветром из сада и запах можжевеловых благовоний, горящих на столе. Свечи, еще тем были свечи и вино.

Сегодня было очень много вина. Наверно, потому что я так боялся, я пил так много. Глинтвейн, который варил Кенрен... Просто красное вино... Снова глинтвейн.

Я обещал ему, что сегодня мы будем вместе... Не так, как раньше.

Я обещал, что не буду останавливать его. Мы пили вино и говорили, пили вино, целовались и снова говорили. И я видел желание в его бесконечно красивых и бесконечно любящих черных глазах. И видел то, что, не смотря на мое обещание, он был готов остановиться в любой момент.

Он так любил меня. Иногда мне казалось, что он слишком сильно любил меня, чтобы это было правдой.

И когда мы допили последние бокалы глинтвейна, он взял мои руки в свои и продолжал говорить о каких-то незначащих вещах, и я чувствовал дрожь сдерживаемого желания в его ладонях. Тогда я потянулся к нему, и упал в глубокий поцелуй, как в глубокую темную ночь, напоенную вином и ароматами жасмина. Глубокую ночь, где вспыхивают, как огни Святого Эльма, как горящие души, огоньки свечей.

- Сейчас, - сказал я ему, ни говоря ни слова.

И он поднял меня на руки и отнес на кровать. И это было так странно, потому что мы были солдатами, а не романтическими влюбленными - мужчиной и женщиной.

Я хотел любви. Я хотел любви яркой, как вспышка, и я ждал ее, пока не встретил того, кто так походил бы на вспышку, на яркое ясное пламя, рассыпающееся веером искр.

Кенрен... Мой самый дорогой друг... Мой первый возлюбленый... Моя единственная любовь....

Мы были вместе... И когда я раскрылся ему полностью, наслаждение, боль, свет и свобода вспыхнули в моем сердце. Две свечи. Два языка пламени... Две одиноких души...

И ветер бродил по комнате, касаясь наших горячих тел, когда мы лежали рядом. И он целовал мои руки и шептал мое имя.

Я проснулся от того, что солнечный свет бил мне в глаза. Случилось так, что он попал именно мне на лицо, просочившись в щель между штор.

Солнце было ярко-алым. Солнце всходило.

Я повернул голову, ощутив рядом - так непривычно - тепло тела другого человека. Годжо еще спал, и его ладонь лежала у меня на груди, а одеяло сползо с его плеч. Красные волосы рассыпались по подушке. Огонь в солнечных бликах. Я острожно поцеловал его в плечо и поспешно встал. Оттого, что мне совсем не хотелось останавливаться на одном поцелуе.

Я укрыл Годжо одеялом. Он пошевелился во сне, но не проснулся. Я поплотнее задернул шторы и направился к двери. Кровати Санзо и Гоку все еще пустовали. Похоже на то, что они действительно где-то пробродили всю ночь. Ну чтож, может быть, это и к лучшему. Неизвестно, как наш бедный Санзо отнесся бы к... Я открыл дверь и поймал себя на том, что улыбаюсь, думая об этом.

Я спустился вниз по лестнице. В баре не было никого, кроме трактирщика, который протирал тряпкой барную стойку. Я кивнул ему, он, как ни странно кивнул мне, вздохнул и продолжил свое занятие.

Я подошел к двери, ведущей улицу и впустил в трактир огонь восходящего солнца.

Снаружи было сыро и пахло зеленью, еще влажной от росы и прошедшего дождя.

Я посмотрел на синее безоблачное небо и вспомнил свой сон, так похожий на давно прошедшую явь. И это воспоминание было легким, как рассветный ветер, летящий над быстрой прозрачной рекой.

А потом я посмотрел на дорогу, ведущую вдаль. Через горы. На запад.

И я увидел на ней Санзо и Гоку. Они стояли рядом. И они целовались.

The End

fanfiction