Путь к домуАвтор: Риша Бета: Фиона Рейтинг: PG-13 Фэндом: Д.Р.Р.Толкиен "Властелин колец" Пэйринг: Перегрин Тук/Фарамир Жанр: романтика Саммари: Размышления
и воспоминания славного хоббита, Перегрина Тука. «И сейчас, оглядываясь
назад, он смело мог сказать, что не зря прожил жизнь и кое-чего достиг.
И за все это нужно поблагодарить не счастливую звезду, а человека...» Предупреждение: Ну кто-то точно умрёт. Примечание: Автор выражает
благодарность Regis и Элени Глор за моральную поддержку в процессе написания
фика. Дисклеймер: Профессору профессорово, Джексону джексоново, ну а мне, моё. Размещение: с разрешения автора |
|
- О, Капитан,
мой Капитан! Окончен тяжкий путь… - Деда! Ну, деда, расскажи еще!!! - маленький хоббит беспокойно завертелся в своей кроватке, явно не желая угомониться. - А не поздновато ли для новых рассказов? Разве тебе не пора спать? Ну-ка, живо ложись! - старый хоббит притворно сердито погрозил мальцу пальцем и, подойдя поближе, натянул одеяло до самого его курносого носа. - Так-то лучше, - усмехнулся он и уселся в удобное глубокое кресло рядом с детской кроваткой. - А ты расскажешь еще что-нибудь? - раздался умоляющий шепот из-под одеяла. - Я обещаю сразу-сразу заснуть! Только ты расскажи мне еще про Хранителей: про дедушку Мериадока и про Фродо с Сэмиусом, про волшебника Гэндальфа, про эльфов и гномов, и про то, как ты вырос!!! Я хочу все-все знать про них и про тебя! - Вот ведь, пострел! И чего тебе не спится?! - седой хоббит ухмыльнулся и, достав из-за пазухи курительную трубку, принялся не спеша набивать ее ароматным табаком. Все это время маленький хоббит тихонечко попискивал, изнывая от любопытства, но опасался выражать свое нетерпение громче, боясь, что дед передумает. - Ладно, будут тебе еще истории, - старик неторопливо, со знанием дела, раскурил трубку и, поудобнее устроившись в кресле, с наслаждением вытянул длинные ноги, вызвав новую бурю восторга у ребенка. - Какой же ты большу-у-у-ущий! – восторженно завопил малыш, усаживаясь на кровати и хлопая в ладоши. - С тобой ни один хоббит не сравнится, может только дедушка Мериадок... - Твоя правда! - дед довольно хмыкнул. - Росточком-то я всех перещеголял, разве что дружище Мерри меня переплюнет. Выдохнув пару сизых колец, старый хоббит вздохнул и взглянул на внука: - Ну, на чем мы остановились? - Ты рассказывал про Огненную пещеру! - услужливо напомнил донельзя довольный малыш. - Что же, - кивнул хоббит, - до окончания рассказа осталось совсем немного, и скоро ты узнаешь всю историю Хранителей Кольца. - Жалко... - мальчишка протяжно вздохнул. - Чего же? - брови хоббита удивленно взметнулись вверх. - Все закончится. И не будет больше никаких чудес и подвигов, - он жалобно поглядел на деда. - Ну, пока ты будешь помнить все, что я тебе рассказывал, - улыбнулся дед, - волшебство останется с тобой. - Где? - глаза маленького хоббита удивленно раскрылись. - Вот тут, - улыбнулся старик, постучав кончиком трубки по груди, - в твоем сердце. - А у тебя? - малыш прикоснулся к груди деда маленькой теплой ладошкой. - Оно живет и у тебя?! - И у меня... - задумчиво кивнул хоббит. Потом, словно очнувшись от сна, он снова поглядел на внука. - Ну, ладно, слушай дальше... Малыш давно спал, тихо посапывая в подушку, и улыбался чему-то, только ему одному понятному. Возможно, он отправился на Запад вместе с прекрасными эльфами, или путешествовал по лесу Энтов на руках-ветвях Древоборода, или гостил в подземельях у гномов. А, может быть, сама королева Арвен качала его на коленях и напевала эльфийскую колыбельную, сидя под Белым древом Минас-Тирита. Перегрин вздохнул, заботливо подоткнул внуку одеяло и на цыпочках вышел из детской. Весь дом уснул. Дневной шум уступил место ночным шорохам; временами по углам скреблись неугомонные мыши, да за окном раздавалось дружное кваканье лягушек, изредка перемежаемое насмешливым уханьем охотящихся сов. Пиппин, завернувшись в теплый плед, устроился в кресле. Подбросив в камин дров и поворошив уснувшие было уголья кочергой, чтобы заставить их снова разгореться, он отстранено уставился на маленькие язычки пламени и, незаметно для самого себя, погрузился в воспоминания... Ему никогда не приходило в голову записывать их, чтобы впоследствии обнародовать, как поступил когда-то Фродо, следуя примеру дядюшки Бильбо, или пересказывать каждому встречному, как Сэм и Мерри. Нет, конечно, если его просили, он никогда не отказывался, но всегда старался отделываться общими фразами, уступая место приятелям. Пожалуй, только сыну в его детстве он рассказывал историю о Братстве кольца в подробностях, да вот теперь поведал ее внуку. По настоянию друзей он даже переписал Алую книгу, ту самую книгу Бильбо и Фродо, добавив туда воспоминания Мериадока и свои собственные. Однако же истинной истории самого Перегрина Тука он не доверял никому, храня память о событиях давнишних лет в самых потаенных уголках души. Лишь изредка он извлекал эти воспоминания на свет, лелея их, как нежнейшие растения, перебирая их и любуясь ими, словно драгоценностями, каждый раз поражаясь тому, что они не увяли и не утратили блеска. Вот и сегодняшней ночью Пиппин позволил им унести себя в прошлое… Это странное и чудесное время их молодости; тревожное, полное опасностей и врагов, временами отчаянно безнадежное, но все же... все же именно оно стало для него счастливым. Война многих забрала с собой, многих искалечила, уродуя не только тела, но души и судьбы. Однако ему повезло, как бы дико это ни звучало - именно на войне он обрел самого себя. И сейчас, оглядываясь назад, он смело мог сказать, что не зря прожил жизнь и кое-чего достиг. И за все это нужно поблагодарить не счастливую звезду, а человека... Лицо Пиппина озарила печальная улыбка, и он устало прикрыл глаза. Как же давно это было... *** Впервые услышав о Фарамире, я еще не догадывался, что наша будущая встреча перевернет мою жизнь, став границей между прошлым и будущим, беспечной юностью и взрослой жизнью, детскими мечтами и фантазиями и суровой реальностью. Рассказы окружающих дразнили мое любопытство, мне страстно хотелось воочию увидеть сына наместника Гондора. Когда он вошел
в ворота Минас-Тирита, медленно, пошатываясь как смертельно уставший или
раненный, мне вдруг нестерпимо захотелось рассмотреть его поближе, узнать,
что же такое видели в нем люди города, и почему так любили его. Движимый
любопытством я протиснулся вперед и, увидев его бледное лицо, изумленно
затаил дыхание. То было лицо человека, испытавшего крайний ужас и боль,
но совладавшего с ними - и обретшего спокойствие. Я поразился его воле
и выдержке, боясь даже представить себе, что бы случилось со мной, будь
я на его месте. Такой гордый и серьезный, он был занят разговором с часовым,
а я все не мог оторвать взгляда от его лица. Поначалу он напомнил мне
своего брата. Боромир всегда нравился мне огромной силой и величественными,
но добродушными манерами. Однако сейчас я совсем не мог понять охватившего
меня чувства. Странный душевный трепет, не то восхищение, не то преклонение,
а, может быть, и все сразу... Да, в жилах Фарамира текла та же кровь, тот же острый взгляд пронзал вашу душу. Сын во многом напоминал своего отца, но был несравнимо выше его - это я понял сразу, даже не обладая той самой хваленой прозорливостью. Я так много слышал о нем в последнее время, что слова сами собой зазвучали в моей голове: горд без гордыни, смел без опасного безрассудства, умен и рассудителен. За внешним спокойствием таились скрытые до поры мощь и властность. И это уверенное спокойствие, исходящее от него, придавало окружающим людям веры. Я невольно вздрогнул - на минуту мне показалось, что передо мной Арагорн. То же величие - отблеск древней и мудрой расы - может быть и не столь явное, но озаряло лицо гондорца. И я понял, почему Берегонд говорил о нем с такой любовью. Фарамир был прирожденным вождем, за которым идут и люди и звери, идут даже в тень черных крыльев... И я осознал вдруг, что если он позовет меня, я сам шагну за ним в огонь и в воду. - Фарамир!!! - вокруг меня воины громко и радостно выкрикивали его имя и я, поддавшись порыву, тоже что есть мочи закричал. - Фарамир! Странно, но он услышал голос хоббита среди общего гула, повернулся - и я прочел удивление в его глазах. - Откуда Вы? - спросил он. - Полурослик - воин Цитадели?! Я растерялся под его пристальным и серьезным взглядом, но Гэндальф избавил меня от необходимости говорить, ответив сам. - Он приехал со мной. Но не будем терять времени на разговоры, нас уже ждут, а Пиппин пойдет с нами. Он должен идти, если не забыл своих обязанностей! Я был благодарен магу за оказанную помощь, хотя вряд ли он подозревал, как выручил меня. Я ведь и двух слов не мог связать от смущения и робости, обычно мне не присущих... Фарамир и Гэндальф прошли в личные помещения повелителя города, и я прошмыгнул вслед за ними. Здесь для них уже были приготовлены кресла и принесено вино. Я затаился позади кресла Денетора, надеясь, что на меня не обратят внимания и не выставят за дверь. Я был так напряжен, что совсем не ощущал прежней усталости. Прислушиваясь к разговору, я пытался не упустить ни одного слова, узнать и понять как можно больше. Фарамир почти не ел и едва пригубил вино, вызвав тем самым в моей душе непонимание и жалость. Что за беседа выйдет на пустой желудок?! Глупый маленький хоббит, мне смешно и немного стыдно вспоминать себя прежнего... Конечно, тогда мне казалось, что ничего не может быть важнее дел желудка. Я с недоумением смотрел, как он, присев рядом с отцом, принялся неторопливо и обстоятельно докладывать о делах. Фарамир долго говорил о данном ему поручении, об Итилиене, о продвижении врага, а потом он неожиданно посмотрел на меня. Его взгляд снова заставил меня испытать странную дрожь, и я поспешно опустил глаза, с ужасом ощущая, как пылают мои щеки. - Я подхожу к странным событиям, - сказал он. - Это не первый полурослик, пришедший из северных легенд в южные края, которого я вижу. При этих словах я с изумлением уставился на капитана, едва не вскрикнув. У меня появилась надежда, что он встречал Фродо и Сэма, но Гэндальф взглядом заставил меня сдержаться. И я, подавив изумленный возглас, принялся жадно вслушиваться в речь Фарамира Медленно, пока остальные сидели молча и неподвижно, он продолжил свой рассказ, глядя большей частью на Гэндальфа, но изредка посматривал на меня, словно пытаясь оживить воспоминания о других хоббитах. От каждого его взгляда мне становилось не по себе. Мне казалось, что я для него - открытая книга, в которой он без труда может прочесть каждую строчку, каждое слово. Окончательно смешавшись, я упустил нить разговора, и теперь мечтал только об одном - чтобы мне удалось незаметно улизнуть. Однако резкий оклик Денетора живо вернул меня к действительности. Вздрогнув, я рискнул поднять взгляд - и снова едва удержался от вскрика, теперь уже гневного. Раздраженный правитель, отбросив приличия, кричал на сына, словно тот был виновен во всех земных бедах. Денетор горевал о своем старшем сыне, говорил, что тот никогда бы не предал его, и уж лучше бы он был жив, а не... Страшные слова сорвались с его губ, заставив младшего сына побледнеть. Я переводил ошеломленный взгляд с одного на другого, сгорая от желания вмешаться, заставить Денетора взять свои слова обратно. Ведь не мог же отец искренне думать такое о сыне?! Или мог?! Что же это за человек такой?! Но моей смелости хватило лишь на молчаливое негодование - и я умоляюще посмотрел на мага, надеясь, что уж он-то сможет остановить наместника. Гэндальфу удалось прекратить ненужные разговоры и обратить гнев Денетора на себя, но уже ничего нельзя было поправить. Слова были сказаны, пусть в гневе и запальчивости, но они прозвучали... Снова заговорили о военных делах, но я уже не вслушивался в названия и имена, ставшие для меня вдруг такими безразличными. Я видел только лицо капитана, все еще бледное, осунувшееся. В его глазах не было обиды, только боль, словно от старой раны: к ней привыкаешь, но ведь от этого не становится легче. Закончив доклад, Фарамир медленно встал. - Вы позволите мне удалиться? - капитан покачнулся, и ухватился за кресло отца, и я испугался, думая, что сейчас он упадет. Но Фарамир, удержавшись на ногах, выпрямился и спокойно посмотрел на правителя. Денетор кивнул, и с его разрешения мы все отправились отдыхать. Пока мы с Гэндальфом шли к себе, он всю дорогу молчал, да и я не мог разговаривать, все еще размышляя о увиденном. Клянусь Широм, никогда ранее мне не приходилось так часто ломать голову над столь трудными головоломками. Воистину, люди - странные создания... Может быть мы, хоббиты, менее чувствительные и тонкие натуры, чем вы, возможно, мы более приземленные, но мы привыкли держаться вместе, и семья у нас в почете. Ну, отшлепает мать или отец непослушного ребенка, ну обронит в сердцах «чтоб ты провалился!», только сразу и приголубит, пожалеет, да еще сильнее малыша в слезах зайдется, а потом обнимутся, расцелуются к всеобщей радости - и снова мир в семье. Но у людей видно все по-другому. Вот Денетор - сын не услышал от него ни извинений, ни сожалений о страшных словах, словно он уж тем отцу не угодил, что на свет появился… За думами я и не заметил, как закончилась дорога, и мы оказались в наших покоях. Когда двери комнаты закрылись за нами, я спросил Гэндальфа. - Как ты думаешь, надежда еще есть? Я про Ф... - тут я запнулся, смутившись от того, что не имя друга, а иное первым пришло мне в голову, и, поправив сам себя, продолжил, - Фродо, ну, и про остальных тоже... - Особенно большой надежды и раньше не было, разве только на чудо - он замолчал и, подойдя к окну, долго вглядывался в темноту - Кирит-Унгол, - пробормотал он, - хотел бы я знать, почему именно этот путь? - он повернулся. - Мое сердце едва не изменило мне, Пиппин, когда я услышал это название. И, однако, сейчас мне кажется, что в рассказе Фарамира есть какая-то надежда... И я, не раздумывая, ухватился за эти слова. Я еще и сам до конца не знал, на что я уповал и во что поверил, но на душе стало немного легче, и страх оставил сердце. Задумавшись, я совсем забыл о том, что я не один в комнате, и громкий голос Гэндальфа вернул меня на землю. Я во все глаза, ничего не понимая, глядел как он шагает из угла в угол, бормоча то про Арагорна, то про палантиры, про врага и Фродо. «Фродо!» – я устыдился своей забывчивости. Фродо сейчас рискует своей головой, а я тут размышляю о надежде, вместо того, чтобы на деле помочь ему. Вслушиваясь в слова мага, я пытался понять, что же так беспокоит Гэндальфа в выбранной друзьями дороге, а ведь Фарамиру она тоже не нравится. Да еще этот Горлум с ними… Решившись произнести вопросы вслух, я осторожно дернул мага за рукав. Его ответы не в состоянии были удовлетворить мое любопытство, но добиться большего мне не удалось. «Будь что будет», вот что он сказал. Понимай, как хочешь. И я вдруг подумал, что сейчас даже самому Гэндальфу, как и нам, неведомо будущее. Мы легли спать, но сон не шел ко мне. Мысли, одна другой тяжелее, мешали забыться. Я лежал на спине, уставившись в потолок, а перед моими глазами проплывали видения: вот мы, пока еще веселые и беспечные, покидаем родные края; а вот на нас напали черные всадники; уставший, плетущийся по снегу отряд Хранителей; раненный Боромир, из последних сил сражающийся с орками за нас с Мерри; наше похищение и побег; Фангорн и Изенгард; Минас-Тирит, Денетор и Фарамир… И такое вдруг зло меня разобрало. Какой же мерзкий этот Саурон! Нравится ему приносить страдания и боль, нагонять страх и отнимать надежду! - И все равно ничего у тебя не выйдет! – шепнул я возникшему перед глазами врагу. «Может я и не великий воин, но буду драться до последнего! И все будут! У нас есть Гэндальф, а твой Саруман теперь ничем не сможет напакостить нам, уж Древобород об этом позаботится! А еще с нами Арагорн и Фарамир, люди пойдут за ними с надеждой в душе и любовью в сердце, а за тобой кто пойдет? Предатели и убийцы, так им и тебя предать ничего не стоит. Чем ты их берешь? Страхом? Лживыми посулами? А вдруг они повернут против тебя? Не боишься?! А мы все равно сильнее!!!» Неожиданно для самого себя я, тихо рассмеявшись, показал Саурону язык; его образ стал бледнеть и съеживаться прямо на глазах, пока совсем не исчез. Больше видений не было, и я, наконец, провалился в глубокий сон. Утро, словно в насмешку моей уверенности, принесло печальные новости. Денетор отправлял сына в Осгилиат. Весь день до меня доносились то недоумевающие, то осуждающие перешептывания людей. - Уж и отдохнуть человеку не дадут, – раздавалось со всех сторон. – Правитель слишком суров с сыном, тому достается теперь за двоих. Мало ему, что погиб Боромир, так теперь он отправляет на верную смерть младшего! Я был на утреннем совете, когда Фарамир вызвался оборонять Осгилиат. Вызвался… можно подумать, у него был шанс отказаться! Он шел на верную смерть, и все вокруг понимали это. А правитель… правитель, кажется, совсем забыл, что значит быть отцом. Денетор не в меру строг, ни одна война не в силах оправдать его жестокость и никакое горе не извинит его холодности. Скажи он хоть одно теплое слово, посмотри хоть раз на сына ласково, но нет, лишь лед во взгляде и сталь в голосе. После совета меня снова отправили в арсенал, дабы я смог подобрать себе более подходящие по росту доспехи, чем те, что выдали мне раньше. Я сомневался, что у людей найдется что-то годящееся и для хоббитов, но спорить с приказом не стал. Надевая очередную кольчугу, я услышал за спиной тихий смех: - Вы тоже собираетесь сражаться,
господин полурослик? Обнажив клинок, я резко обернулся к насмешнику, намереваясь доказать, что никому не удастся безнаказанно смеяться над «полуросликами». Позади меня стоял… Фарамир. Я смутился и, опустив меч, поклонился ему, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. - Надеюсь, что мне это удастся, капитан. Может быть мы, хоббиты, и не такие отважные, как люди, но я постараюсь не струсить, когда придет время, - я рискнул взглянуть на него и увидел, что Фарамир улыбается. Его улыбка не была насмешливой, но открытой и доброй. - Что же, - он помедлил и, окинув меня изучающим взглядом, от которого мне стало немного не по себе, кивнул, – достойный ответ, мастер Перегрин. Не сомневаюсь, Вы еще всем покажете, на что способны. Я покраснел и, окончательно смутившись, выпалил то, что вертелось у меня на языке: - Я бы хотел быть похожим на Вас, тогда бы никто не сомневался во мне! - На меня?! – покачав головой, Фарамир печально улыбнулся. - О нет, мой любезный хоббит, Вы выбрали неважный предмет для подражания. Уж лучше будьте самим собой, вот мой совет. Ну да хватит разговоров, Вы пришли сюда по делу. Позвольте я помогу Вам. Я лишь молча кивнул, глядя как он перебирает кольчуги одну за другой. – Пожалуй, вот эта, - протянул он и посмотрел на меня. - Не хотите примерить? Я принялся снимать нагрудник и стягивать кольчугу. Мои пальцы так дрожали, что я, окончательно запутавшись в застежках и складках, оказался в плену одежды. Я забился, словно животное в силках, пытаясь поскорее стянуть тяжкую обузу через голову, но только добавил себе забот, едва не задохнувшись. - Я помогу, - сильные руки сжали мои плечи, принуждая успокоиться. – Ну же, не растрачивайте понапрасну Ваш гнев, Перегрин, лучше оставьте его для врагов. Я замер, пока его пальцы ловко освобождали мое горло. Когда, наконец, капитан вызволил меня из душного плена, я только и мог, что, вытаращив глаза, судорожно ловить ртом воздух. Отдышавшись, я громко выдохнул и виновато посмотрел на Фарамира. Он кусал губы, словно пытаясь сдержать смех. Я не выдержал первым и, приглаживая растрепанные вихры, широко улыбнулся: - Хорош вояка, а? - Да уж, - теперь и капитан рассмеялся, – орки дрогнут и ударятся в бегство, едва взглянув на Вас. И я вдруг почувствовал себя таким свободным, а на душе стало легко и радостно. Продолжая дурачиться, я выхватил меч и наставил его на Фарамира: - Никому не позволено оскорблять Перегрина Тука! - Полегче, полегче, мой друг, - капитан отступил на шаг - и в его руках сверкнуло оружие. – Вы хотите продолжить? - Еще бы! – я отсалютовал мечом и притворно нахмурился. – Защищайтесь! Несколько минут спустя Фарамир перестал улыбаться: наша игра зашла слишком далеко, быстро переходя в настоящий бой. Я не мог позволить себе ударить лицом в грязь перед ним, и сражался изо всех сил. Постепенно и Фарамир перестал поддаваться - и дрался со мной на равных. Мои удары были недостаточно сильными, но точными, как показывал нам Боромир. - Кто Вас учил? – удивленно воскликнул Фарамир, отражая очередной выпад. – Клянусь, если бы не Ваш рост и длина клинка, мне бы пришлось совсем туго. От похвалы я снова смутился (видели бы меня мои друзья вечно смущенный Пиппин, вот потеха!), и тут же пропустил его удар. Острие меча замерло в миллиметре от моей груди, и я испуганно уставился на капитана. Он часто и неровно дышал, а его глаза изучающе смотрели на меня, словно пытаясь понять, кто же перед ним. - Боромир… - выдохнул я,
стараясь успокоить дыхание, так как мне нелегко далось это сражение. - Что?! – отбросив в сторону меч, Фарамир опустился на колени, и его руки больно сжали мои плечи, сильно встряхнув меня. – Что ты сказал?! - Меня научил Боромир, - прошептал я и, заворожено глядя в его глаза, испуганно сглотнул. – Твой брат… Его пальцы разжались и я, не удержавшись на ногах, упал на колени рядом с ним. – Прости… я, - он протянул мне руку, помогая подняться, - ты знаешь, мой брат погиб… мне тяжело слышать даже его имя… скажи мне, это ведь ты был с ним в последний момент? Как он погиб?! - Да, мы были там. Я и Мерри, - я жалобно смотрел на Фарамира и видел, как в его глазах просыпается скорбь. – Он погиб как герой, твой брат. Он защищал нас, но врагов было слишком много. - Он был самым сильным и отважным среди воинов Гондора, - тихо произнес Фарамир и опустил голову. – Ну почему отец позволил ему уехать? Всем было бы лучше, если бы я настоял на своем… Мне стало страшно. Когда самые лучшие из нас поддаются отчаянию, теряют надежду и склоняют головы, откуда же черпать силы остальным? - Ты не виноват! – я замотал головой так сильно, что у меня потемнело в глазах. – Это не правда! Почему ты позволяешь отцу так обращаться с собой?! – В носу противно защипало, и я зажмурился, пытаясь сдержать слезы. – Скажи, почему он такой жестокий?.. – наступила тишина, и я слышал лишь наше сбившееся дыхание. Я медленно открыл глаза и взглянул на Фарамира. Он удивленно смотрел на меня, словно увидел впервые, но продолжал хранить молчание. - Я спросил, потому что помог бы, если тебе понадобится помощь… - я осекся и взял его за руку, легонько сжав ее, - ты можешь располагать мной, мой капитан… - Я не твой капитан, Пиппин, - вздохнул Фарамир и, высвободив руку, потрепал меня по плечу. – И я не хочу приказывать. Я благодарен тебе за предложение, но ты не в силах что-либо изменить здесь… никто не в силах… - И все-таки ты - мой капитан! – я упрямо вскинул голову. – Я присягал твоему отцу, Гондору, а, значит, и тебе, моя клятва верна и перед тобой! - Добрая душа, - улыбнулся Фарамир и положил руки мне на плечи. – Вот что, Перегрин Тук, я принимаю твою клятву. Негоже бросаться щедрыми дарами, но взамен хочу предложить тебе кое-что. - Что? – я недоуменно посмотрел на него. - Свою дружбу, - улыбнулся Фарамир. – Примешь ли ты ее? - С радостью! – я быстро кивнул, и мы сердечно обнялись - Капитан! Капитан! – послышались снаружи встревоженные голоса. - Меня ждет отряд, Пиппин, - вздохнул Фарамир, поднимаясь с пола. – Береги себя! И это не пожелание, а приказ! – он улыбнулся, кивнув мне на прощание. – Если судьба позволит, мы увидимся снова. Он ушел, а я так и остался стоять посреди комнаты, пока в моих ушах не стих звук его шагов Я-то позабочусь о себе, а вот кто позаботится о тебе, капитан?.. Вечером гонец принес в город плохие вести: вражеское войско выступило из Минас-Моргула и направилось к реке, а вел их сам Король-Призрак. В эту ночь в Минас-Тирите мало кто смог уснуть. Все понимали, что даже Фарамиру не удастся долго удерживать броды. Не спал и я, ворочаясь в своей постели и, вопреки всему, надеясь, что капитан вернется целым и невредимым. Следующий день был еще хуже, чем предыдущий. Гонцы сообщали, что Фарамир отступает под стены Пеленнора перед силами, вдесятеро превосходящими его отряд. Враги шли за ним по пятам. Они дорого заплатили за переправу, но все же меньше, чем мы надеялись. Они надвигались, словно грозовая туча, но страшнее всего был Король-Призрак. При его приближении мало кто мог устоять… Гэндальф умчался на помощь
к сражающимся, как только услышал про верховного назгула, а я… я всю ночь
простоял на стене, не сводя глаз с темного горизонта. Я ничего не мог
сделать, только надеяться и верить, что все возвратятся домой, и мой капитан
останется в живых. Они вернулись следующим вечером. От отряда Фарамира осталась едва одна треть, а его самого не было видно. Я метался среди воинов, пытаясь узнать, что же случилось с ним, но те молчали - лишь горестно качали головами. Когда же я увидел Фарамира, то от ужаса не мог выговорить ни слова. Его принесли в Белую Башню и положили к ногам правителя. Мой капитан, он был без сознания. Словно мертвый лежал он перед отцом, а Денетор стоял и долго смотрел на него, ничего не делая. От негодования меня трясло как в лихорадке. Что еще надо этому человеку? Когда его гордыня смирится, а жестокость отступит? Не выдержав, я дернул его за рукав, пытаясь привлечь к себе внимание, но правитель даже не взглянул на меня. Наконец, он, словно очнувшись, приказал уложить Фарамира на ложе и оставить их одних. Как ни пытался я задержаться, меня заставили покинуть башню вместе со всеми. Остаток дня и всю ночь я провел в мрачных и тревожных мыслях. Утром мне было позволено вернуться в покои правителя, но ожидавшее меня зрелище было ужасным. Фарамир лежал все там же; он метался в бреду, его мучила лихорадка, а Денетор, словно каменное изваяние, неподвижно сидел рядом и смотрел на сына. Я боялся правителя, но еще больше меня пугала мысль о неминуемой смерти капитана. Когда Денетор ненадолго отлучался, я смачивал губы Фарамира водой и, сжимая его горячую руку в своих ладонях, тихонечко звал: - Капитан, мой капитан… Страх за жизнь Фарамира сжимал сердце, но я всеми силами пытался подавить его, думая только о том, что еще я могу сделать, чем помочь. Ему больше не на кого было рассчитывать кроме меня. Надежда на то, что Денетор хоть что-то сделает, таяла на глазах. Я наблюдал, как час за часом менялось, старея, лицо правителя. Что-то сломило его волю и, похоже, он начал испытывать раскаяние. Когда на глазах Денетора выступили слезы, я сам едва удержался от рыданий. Мне стало невыносимо жаль этого гордого старика. Но своим бездействием мы убивали Фарамира и, решившись, я тронул Денетора за плечо. - Не плачьте, повелитель, - прошептал я, - еще не все потеряно. Позвольте мне позвать Гэндальфа, быть может он… Однако правитель и слышать ничего не хотел ни о Гэндальфе, ни о помощи. Он вообще ничего не желал делать, уверенный в том, что скоро смерть придет и за ним, как пришла за его сыном. Денетор все больше и больше походил на умалишенного. Я уже с трудом разбирал его тихое сбивчивое бормотание. Вскоре он решил отослать меня, чтобы никто не мешал ему скорбеть над телом не умершего еще сына. - Прощай, Перегрин, сын Паладина. Недолго служил ты мне, и сегодня твоя служба кончилась, – сказал он и указал мне на дверь. - Ступай и умри как хочешь. Можешь примкнуть к своему безумному приятелю магу, это он привел нас к гибели… Позови моих слуг и прощай! Я, наконец, понял, что если не сделаю что-нибудь сейчас, будет слишком поздно. Пора было действовать. Но одному мне уже не справиться здесь. Решено, я приведу мага, чего бы мне это ни стоило! - Я не прощаюсь с Вами,
повелитель! Вы правы, мне нужно повидать Гэндальфа. Напрасно Вы считаете
его неразумным. И пока он не потерял надежды, я тоже не буду думать о
смерти. Хоть Вы и освобождаете меня от службы, я-то не хочу быть свободным
от своей клятвы. Если врагам суждено ворваться в Цитадель, я надеюсь быть
рядом с Вами до конца! - с вызовом уставился я на Денетора, понемногу
отступая к дверям. Мне было страшно отставлять Фарамира наедине с отцом,
но еще страшнее было оставаться, глядя как он, больной и беспомощный,
медленно умирает на моих глазах. В это время вошли слуги, и правитель
попросил поднять сына вместе с ложем. Они безмолвно повиновались и осторожно
понесли больного к выходу. Заподозрив неладное, я пристроился последним,
сопровождая скорбную процессию. Денетор привел нас в усыпальницу королей.
Я с беспокойством осматривал просторный сводчатый зал. Слабый свет фонаря
не достигал стен, освещая лишь ряды невысоких мраморных постаментов. Ближайший
к входу постамент был пуст. На него по знаку Правителя опустили Фарамира
а Денетор лег рядом. Слуги накрыли их одним покрывалом и склонили головы,
как перед смертным ложем. - Здесь мы будем ждать, - тихо прошелестел голос Правителя. - Вот мой последний приказ: принесите дров и сложите вокруг. Это все. Прощайте. Я не мог больше выносить этого ужасного зрелища и выбежал из обители смерти с твердым намерением во что бы то ни стало привести сюда Гэндальфа, потому что хоббиту это дело было не по зубам. Впервые в жизни от меня зависела жизнь близкого мне человека, и я действительно мог спасти ее, ну или хотя бы поспособствовать спасению. Только бы все сделать правильно! «Бедный Фарамир! Его лечить нужно, а не оплакивать. Бедный Фарамир!» - тут я резко остановился, прикрикнув на себя и больно хлопнув по лбу: – Не стой, беги за Гэндальфом! Обернувшись к слугам, закрывающим двери, я торопливо выпалил:- Слушайте, не спешите выполнять приказ. Правитель не в себе. Пока Фарамир жив, не делайте ничего. Подождите Гэндальфа!!! - Разве в Минас-Тирите приказывает Серый Странник? - угрюмо спросил старший из слуг. - Или Серый Странник, или никто! - отрезал я и помчался в Город, надеясь, что мой голос был достаточно тверд, а взгляд непреклонен. - Куда спешишь, Перегрин? - встретил меня у ворот Цитадели Берегонд. - Митрандира ищу, - выдохнул я, переводя дух. - Раз Правитель послал, дело спешное, - уважительно произнес Берегонд, - но ты все-таки скажи мне, что происходит? Говорят, правитель отправился к Запертой Двери, а перед ним несли Фарамира. - Несли, - кивнул я, - к Дому Предков. Берегонд низко опустил голову, скрывая слезы. - Говорили, что он умирает, - пробормотал воин, - а он уже умер... - Да нет, - с досадой воскликнул я, - он жив, понимаешь? Жив, и его можно спасти! Но ваш Правитель пал раньше города. Он лишился рассудка! Мне нужен Гэндальф. Никто кроме него не поможет сейчас. Как его найти? - Он там, на стенах. Ищи его в самой гуще. - Ладно. Я сейчас побегу за ним, но прошу тебя, Берегонд, останови Правителя, если можешь, - мой голос дрогнул и я, сглотнув, взглянул на Берегонда. - Иначе он убьет Фарамира… - Но я не могу покинуть пост без приказа, - растерялся Берегонд, и я едва не плюнул от досады. - Выбирай: или приказ, или жизнь Фарамира! Я же сказал: Правитель сошел с ума! Я ухожу, потому что время слишком дорого! – и я помчался к воротам. Меня поразила наступившая тишина. И вдруг ее прорезал ужасный вопль. От страха и неожиданности у меня подкосились ноги, но я все же обогнул последний угол, и остановился как вкопанный. Передо мной была привратная площадь. Гэндальф был здесь, но вместо того, чтобы окликнуть его, я молча отступил и притаился в тени, потому что на площади появился кое-кто еще. Сам предводитель назгулов въехал в ворота. Люди, еще минуту назад из последних сил державшие оборону, бежали от черного ужаса. Но посреди площади Короля-Призрака ждал Гэндальф. Черный Всадник ударился, словно о стену, о звучный голос мага: - Остановись! Тебе не войти сюда. Возвращайся в бездну. У тебя и твоего хозяина нет будущего в этом мире. Уходи! Черный Всадник откинул
капюшон плаща. Багровые отсветы заиграли на его стальной короне. Но корона
венчала пустоту! Невидимый рот разразился мертвым смехом, и я зажмурился
от охватившего меня ужаса. - Старый глупец! - раздался низкий голос. - Это мой час! Ты не узнал смерть, даже когда она перед тобой. Ты умрешь напрасно! В этот самый миг где-то далеко, в сердце Города, звонким голосом запел петух. Крик его не успел замереть в воздухе, как вдали ему стройно и грозно отозвались боевые рога. Это были рога передового отряда так долго ожидаемых нами ристанийцев! Я открыл глаза и увидел, что Король-Призрак исчез, а Гэндальф все еще неподвижно стоит перед Воротами. Медленно поднявшись на ноги, я ощутил, как с меня словно спала огромная тяжесть, и стоял, слушая звуки рогов. Мне казалось, что сердце сейчас разорвется от радости. С тех самых пор я не мог слышать дальнего пения рога без слез. И тут я с ужасом вспомнил о бедном Фарамире, которого оставил в руках безумца, и кинулся к магу, уже тронувшему коня. - Гэндальф! Гэндальф! - изо всех сил закричал я, и белый конь остановился. - Что ты здесь делаешь? - сурово спросил Гэндальф. - Воинам Цитадели нельзя покидать крепость без разрешения правителя. - Он разрешил, - ответил я. - Он отослал меня. Правитель лишился рассудка! Я боюсь, что он убьет и себя, и Фарамира. Гэндальф! Сделай что-нибудь! - Мое место здесь, - сказал он. - Черный Всадник на свободе, мне некогда. - Но Фарамир! - вскричал я, чуть не плача. - Он же еще жив, а они сожгут его! Надо остановить их! - Сожгут? - переспросил Гэндальф. - В чем дело? Говори скорее! Торопясь, путаясь в словах, я рассказал ему о происшедшем. - Я просил Берегонда помочь, но он не может покинуть пост! - закончив рассказ, я дрожащей рукой коснулся колена Гэндальфа. - Спаси Фарамира!!! - Может быть, я и мог бы спасти его, - ответил маг, - но боюсь, тогда погибнут другие. Хорошо, - вдруг решился он, - я пойду к нему. Другого спасения для него нет, - он подхватил меня, усадив впереди себя, и мы помчались к Цитадели. Я с ужасом думал о том, что мы можем не успеть из-за моей трусости и медлительности. Мы едва не опоздали. На пороге усыпальницы Берегонд из последних сил бился со слугами Денетора. Из-за двери усыпальницы раздавался голос правителя: - Убейте изменника! Неужели и это я должен делать сам! Дверь распахнулась, и правитель вышел наружу с оружием в руке, но Гэндальф был уже на ступенях. Он поднял руку, и занесенный меч вырвался у Денетора и упал, а сам правитель невольно отступил перед магом. Я почти не вслушивался в разговор Гэндальфа и Денетора, так как думал в этот момент только о Фарамире, все еще лежащем в усыпальнице. А Правитель тем временем уже начал заговариваться и бредить. Когда Гэндальф спросил его о Фарамире, Денетор ответил: - Он там, внутри. Он горит, уже горит! Огонь в его теле. Запад пал. Он весь сгорит и останется только пепел, а пепел развеет ветер! Гэндальф отстранил его и кинулся внутрь, за ним бросились и мы с Берегондом. Фарамир лежал в забытьи на каменном пьедестале, вокруг были навалены дрова, пропитанные маслом, так же как одежда и покрывало. Я облегченно вздохнул, потому что огня не было. Гэндальф легко взбежал на груду дров, как ребенка поднял капитана на руки и понес к дверям. Фарамир застонал и сквозь забытье позвал отца. Денетор вздрогнул. Пламя в его глазах погасло, он со слезами взмолился, чтобы ему разрешили остаться с сыном. К моему облегчению, Гэндальф
не позволил ему приблизиться. Сурово взглянув на правителя, он призвал
его выполнить долг перед городом и наконец возглавить войска. Но Денетор,
не слушая мага, продолжал звать сына и шел за нами по пятам. Однако, когда
Гэндальф вынес Фарамира из усыпальницы и опустил на носилки, Денетор замер
перед порогом, словно боялся переступить через него. - Идем! - обернулся к нему Гэндальф. - Тебя ждут великие дела! Но Денетор засмеялся, отступив к костру, и в его руках вдруг появился шар темного хрусталя с красным огнем внутри. Я сразу узнал в нем Палантир и, задрожав от нахлынувших воспоминаний, поспешно отвел глаза. - Не думаешь ли ты, что Белая Башня ослепла? - вскричал Денетор. - Нет, я видел больше, чем вам всем кажется! Сила, обратившаяся против Гондора, непреодолима. Запад пал, и нам пора уйти, если мы не хотим стать рабами. - Такие речи на пользу Врагу! - воскликнул Гэндальф. Денетор в ответ гневно рассмеялся, продолжая обвинять Гэндальфа во всех смертных грехах. Похоже, мы все были виноваты перед ним: и маг, и Арагорн, и даже я успел насолить ему. Ответы Гэндальфа лишь подстегивали его злость и ярость - и в следующий момент он, выхватив из-за пояса кинжал, бросился к носилкам. Я лишь беспомощно ахнул, но славный Берегонд вовремя успел заслонить их собою. - Вот как! - воскликнул Денетор. - Ты похитил у меня любовь сына, а теперь похищаешь верность моих воинов? Но одного ты не похитишь у меня: права распоряжаться своей судьбой! - Он выхватил факел из рук ближайшего к нему слуги и кинулся к костру. Гэндальф не успел помешать ему. И я, признаться, был в глубине души рад, что он не успел спасти правителя. Кто знает, не покусился ли он в своем безумии на жизнь сына снова?! Закрыв двери Усыпальницы, Гэндальф подошел к нам. Вдвоем с Берегондом они подняли носилки, а я шел сзади, шатаясь от накатившей усталости и облегчения. Оставив нас у госпиталя, Гэндальф поручил нам с Берегондом устроить капитана как можно лучше. Мы уложили его на ложе - и его тут же обступили врачеватели. Я неотрывно смотрел на бледное лицо Фарамира, ища в нем признаки жизни - и не находил их. Неужели опоздал? Подвел… не удержал… Слезы сами собой побежали из глаз. На мое плечо легла рука. - Идем, теперь его жизнь зависит от других, ты же выполнил свой долг сполна, - печально произнес Берегонд, потянув меня к выходу. - Нет, - я покачал головой и, взглянув на Фарамира, прошептал, - меж нами нет долга, какие долги меж друзьями? Разве могло быть иначе?.. - Берегонд умолк и лишь удивленно посмотрел на меня. Мы покинули госпиталь, а потом я ушел вместе с Гэндальфом встречать рохирримов. Радость от встречи снова омрачилась горем потерь. Умер король Тэоден, его племянница Эовин находилась при смерти, а дружище Мерри был серьезно ранен. Когда я нашел его, то очень испугался, что, спасая одного друга, могу потерять другого. Я разрывался меж ними, бегая от одного ложа к другому, ненужный и бесполезный, пытаясь навязать свои услуги целителям, но те лишь гнали меня прочь. Вскоре я узнал, что за болезнь поразила Мерри. Ее причиной были раны, наносимые назгулами, и никто не знал от нее лекарства. Сначала Мерри еще говорил, что-то шепча сквозь сон, но все дальше уходил во тьму беспамятства. Фарамира же, напротив, снедал лихорадочный жар, и его ничем нельзя было унять. Я ходил от одного к другому, то сжимая ледяные пальцы хоббита горячими ладонями, то прикасаясь к пылающему лбу человека прохладными губами. Посовещавшись с врачевателями, Гэндальф решил позвать Арагорна, ибо, как гласили древние легенды, руки королей были способны исцелять даже безнадежно больных. Я был несказанно рад видеть
Колоброда и тут же увязался сопровождать его и Гэндальфа к больным. К
моей радости примешивалась убежденность в том, что Колоброд, конечно,
спасет Фарамира. Мне стыдно вспоминать сейчас, но в ту минуту я думал
только о капитане, оставив мысли о друге и Эовин на потом. Я возликовал,
когда Гэндальф в первую очередь подвел Арагорна к Фарамиру. Колоброд осмотрел
его, приказав приготовить для больного целебный отвар и, взяв его за руку,
позвал по имени. Я беззвучно шевелил губами, произнося вслед за Арагорном имя капитана. Я снова ничего не мог дать ему кроме веры и надежды, но уж их у меня было сполна. И мой капитан вернулся. Я видел, как он вздохнул и открыл глаза. А потом они о чем-то беседовали с Арагорном, но я не слышал их речей. То улыбаясь во весь рот, то принимаясь размазывать бегущие по щекам слезы, я выглядел, наверное, как умалишенный, но мне было все равно. Арагорн еще немного поговорил с Фарамиром и, пожелав скорейшего выздоровления, отправился к другим больным. Вслед за ним вышли и остальные, оставив в комнате Берегонда с сыном. Я ненадолго задержался на пороге, глядя на капитана. Фарамир повернулся, увидел меня, и его губ коснулась слабая улыбка. - Вижу, ты выполнил мой наказ, - он так тихо произнес эти слова, что я скорее догадался, чем услышал их. - Да, мой капитан! – звонко рассмеялся я, не замечая вновь набежавших слез. - Не плачь, страж Цитадели, – улыбнулся он, – ты храбрый воин и хороший друг, Пиппин. - Нет, мой капитан, - я смущенно покачал головой. - Я чуть было все не испортил. Да это уж не важно сейчас. Я так рад, что все обошлось, и ты жив теперь! - Спасибо… - прошептал он, пристально поглядев на меня. - Да за что же?! – я удивленно уставился на капитана, недоумевая, за что он благодарит меня, но он уже закрыл глаза и, похоже, уснул. Я вышел из комнаты, тихонько прикрыв за собою дверь, и тут же наткнулся на Гэндальфа. - Вот ты где! – сердито произнес он. – Как всегда путаешься под ногами? А ну, брысь отсюда! Не мешай ему отдыхать, ты немало сделал для Фарамира, но сейчас ему нужен сон, а вовсе не твое общество. Ты бы лучше навестил Мериадока. Не забыл еще, что он тоже ранен и нуждается в уходе? Я кивнул и виновато вздохнул, с тоской ожидая, какие еще прегрешения припомнит мне маг, но Гэндальф больше не сказал ни слова, и мы отправились к Мерри. Когда мы вошли в его комнату, я увидел Мериадока, неподвижно лежавшего на кровати. Он был так недвижим и бледен, что я испугался, уж не умер ли мой друг, но Колоброд успокоил меня. - Здесь я успел вовремя и уже позвал его, - Арагорн положил руку ему на голову и снова позвал по имени. Мерри открыл глаза и сказал: - Хочу есть. Который час? Я растерялся от неожиданности. Вы только поглядите на него, минуту назад умирал, а сейчас уже требует еды, словно и не было никакой болезни! - Ужин уже прошел, но я принесу тебе чего-нибудь, если мне позволят, - я взглянул сначала на Арагорна, а потом на Гэндальфа, прося разрешения. - Конечно, позволят, - кивнул маг, а Арагорн улыбнулся. - Позволят все, чего будет угодно пожелать отважному Всаднику, все, что только найдется в Минас-Тирите, где его имя окружено почетом. - Ладно, - согласился Мерри. - Тогда, значит, поужинать и глоток вина... - Тут его лицо затуманилось. - Не надо вина. Кажется, я никогда не буду больше пить вина. - Почему? – удивился я. Что-то раньше за ним не водилось привычки отказываться от добрых напитков. - Видишь ли, - медленно произнес Мерри, - мой господин умер. А вино напомнит мне о нем. Он сказал, что никогда не придется ему сидеть с кубком и слушать мои рассказы. Я никогда больше не смогу пить, не вспомнив о нем, и о том, как он погиб... - Так пей и вспоминай! - Воскликнул Арагорн. - Он был великим вождем и всегда держал слово. Вспоминай о нем с радостью. Мерри улыбнулся. - Согласен. Если Колоброд достанет из сумки мою фляжку, я выпью и буду весел. - Ну, знаешь, Мериадок!
- Притворно рассердился Арагорн, - если ты думаешь, что я прошел через
горы и реки с огнем и мечом только для того, чтобы вернуть нерадивому
воину потерянную им сумку, то ошибаешься. Ищи ее сам, а мне пора. Я не
спал в такой постели, как твоя, с тех пор, как выехал из Северной Лощины,
а не ел со вчерашнего вечера. Мерри поймал его руку и поцеловал. - Прости меня, - сказал он, - иди, конечно; мы только и делаем, что мешаемся тебе. Но что с нами поделаешь! Когда приходит высокая минута, как вот сейчас, мы говорим пустяки, потому что боимся сказать слишком много, а то и вовсе не можем найти нужных слов. Я лишь молча кивнул и тихонько вздохнул. Лучше и сказать нельзя. Вечно эти слова теряются, будь они неладны! Да и как ими выразить все чувства, что обуревают тебя?! - Да знаю я вас, знаю, - отмахнулся Арагорн. Он поцеловал Мерри в лоб и вышел, а Гэндальф последовал за ним. Я же в этот раз остался с Мерри. Вскоре мы узнали, что Арагорн решил объединить войска для последнего удара по врагу. Никто особо не надеялся на удачу, но мы должны были отвлечь внимание противника от Кольца. И Фарамир и Мерри страдали от того, что вынуждены были оставаться в постели, когда друзья уходят на битву. И если хоббит громко причитал, вновь и вновь порываясь встать на ноги и умчаться за нами, то Фарамир, напротив, лежал неподвижно, отвернувшись к стене, и большую часть времени молчал. Я не мог больше утешать Мерри, обижавшегося на меня за то, что я, а не он, иду с войском, и, предоставив его Арагорну, отправился поговорить с капитаном. Мне необходимо было попрощаться с ним, так как я мог и не вернуться из похода. Когда я вошел, он даже не пошевелился, и я на цыпочках подкрался к его кровати. - Ты спишь, капитан? – я легонько дотронулся до его спины, но он, по-прежнему молчал и не двигался. - Ну спи, - шепнул я и тихонечко присел на край кровати, стараясь не тревожить его. – Это хорошо, Гэндальф сказал, что тебе полезно отдыхать... – я умолк, не зная, что еще сказать, но, собравшись с духом, продолжил. - Ты знаешь, я ухожу с Арагорном, мне доверили важную роль! Я теперь представитель Хоббитании в нашем отряде. Может быть, я даже смогу сравняться с Мерри в подвигах! Как ты думаешь, а? Да вот и я о том же, навряд ли… ну да ладно, может, просто сгожусь на что… Внезапно Фарамир повернулся ко мне и открыл глаза: - Почему ты не хочешь поверить в себя, Пиппин? - Что?! – от неожиданности я едва не подпрыгнул. - Ты не доверяешь себе, от этого все твои беды, - он сел на кровати и сердито посмотрел на меня. – Не повторяй моих ошибок, друг. Будь настойчивей в делах и смелее в помыслах. Ты справишься с любой бедой, верь мне. Он слегка наклонился вперед и, положив руку на мое плечо, продолжил: - Пусть рука твоя будет твердой, душа чистой, а мысли ясными. Ты вернешься с победой, друг Перегрин, и я первый поприветствую тебя, - тут он коснулся губами моего лба и обнял меня. От неожиданности я вздрогнул и попытался отстраниться, а потом страх отпустил меня - и словно сердце освободилось от тисков, сжимающих его. Мы оба отчаянно нуждались друг в друге. Я, крепко обняв капитана, уткнулся носом в его шею и жарко зашептал все то, что накопилось в моей душе: - Я справлюсь, обязательно справлюсь! Только и ты верь в меня, капитан. Верь! Потому что никто, ты один, ты один меня видишь и знаешь! Я даже сам не знал, на что способен, а ты разглядел и понял. Если захочешь, я все для тебя сделаю. В огонь, в воду пойду, ты только верь мне!!! Фарамир молчал, и это было лучше всего сейчас, потому что скажи он хоть слово, я бы не выдержал и разрыдался у него на глазах, сбежал бы. Но он молчал, все еще обнимая меня. В кольце его рук я чувствовал себя словно дома, и это было правильно… *** - Эй, соня, вставай, не то проспишь все на свете! – Перегрин медленно открыл глаза и, щурясь от света, заливавшего комнату, уставился на разбудившего его. - Ну, конечно, кто же еще, если не Мериадок Великолепный собственной персоной мог вот так вот запросто потревожить сон почтенного старца? – добродушно проворчал он, с улыбкой поглядывая на друга. – Ну, с чем пожаловал? Ведь неспроста же ты заявился в такую рань? - Рань? – засмеялся Мерри, усаживаясь в соседнее кресло. – Вечно вы, Таны, вместо того, чтоб делом заниматься, бока отлеживаете. Ну да ладно, дело твое. А я, собственно, по делу заскочил! - он протянул Пиппину сложенный листок бумаги. – Это тебе. - Что это? – Перегрин взял его и принялся, прищурившись, внимательно разглядывать. - Письмо, остолоп! – засмеялся Мерри. – Вот ведь, старый филин! Читай скорее, мне хочется знать, что в нем. Хотя я, пожалуй, догадываюсь. Он достал из-за пазухи другое письмо и покрутил у Пина перед носом. - Видал? Эомер приглашает погостить у него, а потом и Эовин навестить. Она, кстати, тоже написала мне… Сердце Пиппина устроило бешеную скачку, пока он непослушными пальцами разворачивал листок, надеясь, что в нем именно то, чего он так долго ждал. О, капитан, мой капитан,
окончен тяжкий путь… The End |