Три дня твоей жизни

Автор: Ки-чен

Бета: M.Slade

Фэндом: Yami No Matsuei

Рейтинг: NC-17

Жанр: romance/angst

Саммари: Цузуки пытается разыскать Мураки, но единственный, кто может вывести на него - это Ория Мибу. Однако тот назначает свою цену...

Предупреждение: 1. Самураи, как известно, носили два меча: длинный и короткий. Длинный (катана) служит для убийства. Короткий (вакидзаси) - помимо всего прочего, для самоубийства (харакири, точнее: сэппуку).

2. Исчезающая татуировка - не выдумка, а реальность. Однако в настоящее время больше не осталось мастеров, способных ее нанести. Создание большой татуировки, действительно, занимает не меньше года.

3. Полюбоваться садом камней Рёандзи можно по этому адресу: http://www.orientalarchitecture.com/chungnam/i_champanindex.htm (Выбрать: Japan - Kyoto - Ryoan-ji Temple). Там же имеется и подробная карта Киото. Дом Ории Мибу расположен к югу от квартала Гион, рядом с храмом Вакамия.

Дисклеймер: Все права принадлежат не мне. У меня - только обязанности.

Размещение: с разрешения автора

Verra la morte e avra i tuoi occhi
(Придет смерть, и у нее будут твои глаза)
Чезаре Павезе

День четвертый

Цузуки просыпается от холода. Холод. И пустота внутри.

В комнате светло — и тихо. Сколько же он проспал?

И где Ория?

Протирая сонные глаза, шинигами озирается по сторонам. Бездумно тянется, чтобы взять листок белой рисовой бумаги, лежащий на полу... и зажмуривается. Он не хочет этого читать. Нет!

Но, конечно, читает. Нельзя всю жизнь провести с закрытыми глазами...


«Цузуки-сан, извини. Я не выношу прощаний. Уже настал четвертый день — и ты свободен. Уходи, и больше никогда не возвращайся.

Я послал вчера письмо Мураки. И получил ответ.

Он будет ждать тебя сегодня весь день в Наре, в храме Тодайдзи. Думаю, ты без труда сумеешь его отыскать.

И помни — ты свободен!»


И — росчерк, вместо подписи. И больше — ни единого слова.

Цузуки закрывает глаза.

Ну почему нельзя вот так и прожить всю жизнь? Темнота столь прекрасна...

...Его одежда аккуратной стопкой сложена у постели. Сверху — серебряная птица на кожаном шнурке. Шинигами прячет ее под рубашку.

Отчаянное желание — не уходить. Обежать весь этот чертов дом, всегда такой тихий, как гробница, нарушить его тишину, изгнать ее из всех углов своим отчаянным криком... отыскать наконец Орию...

Но тут он вспоминает о Марико.

О своей клятве.

Все это — ради Марико. Ради девочки, которую он обещал спасти.

Сейчас нет ничего важнее. Он поможет Марико, а потом... Потом он решит, что делать.

Даже встреча с Мураки больше его не пугает. Кажется, это наваждение покинуло его навсегда.

Но Ория...

Если Ория Мибу надеялся избавиться от него так легко — пусть забудет и думать об этом. У бессмертных шинигами в запасе — целая вечность. И бездна терпения.

* * *

Он выходит из дома, чувствуя слабость в ногах. Конечно... ничего не ел уже два дня... а вчера — этот безумный секс... Краска приливает к щекам при одном лишь воспоминании.

Молчаливая О-сэй открывает ему ворота. Ни о чем не спрашивает. Только — когда шинигами уже готов шагнуть на улицу — вдруг указывает куда-то вперед:

— Это за вами, господин.

Такси призывно подмигивает фарами. Цузуки с облегчением вваливается внутрь. Как все же хорошо, когда есть, кому позаботиться о тебе...

Водитель оборачивается к нему:

— На вокзал, да? Или сначала в больницу?

Чертов Ори! Подумал обо всем заранее!..

— В больницу, — коротко бросает шинигами, и откидывается на сиденье, погружаясь в мимолетное забытье.

* * *

Десять минут — и они на месте.

Но что за странная суета?..

Две полицейские машины перед входом. Какие-то люди толпятся повсюду, переговариваются возбужденно... Цузуки проходит в холл. Там то же самое — врачи, медсестры... все встревожены, и гул стоит такой, что слов не разобрать...

От дурного предчувствия у Цузуки мутится в глазах и начинает сосать под ложечкой. Почему он так уверен, что это как-то связано с ним?..

Уверен.

Заметив знакомую медсестру в толпе, он проталкивается к ней.

— Скажите... что случилось? И как там Марико?

Несколько мгновений она смотрит на него, словно не узнавая. А потом — разражается рыданиями.

Из бессвязных всхлипов Цузуки вычленяет только одно:

Мертва...

Убита...

Перерезали горло...

...Но кто? Как? Зачем?

Катаной...

И оставили меч прямо там, на кровати. В луже крови...

Больше она не может сказать ничего. А Цузуки не хочет слушать.

Шатаясь, как пьяный, он выходит на улицу. Солнце наотмашь бьет по глазам, и он хватается за дверь, чтобы не упасть.

Перерезали горло... катаной...

Он не может думать об этом.

В мозгу, заслоняя все прочие мысли, бьется фраза из прощального письма Ории:

«Ты свободен.»

Свободен.

Свободен...

Но от чего?

От безнадежной клятвы, данной Марико?

От необходимости вновь оказаться лицом к лицу с Мураки?

Кто дал Ории право решать за него?!

Кто дал ему право решать это — вот ТАК?..

Цузуки возвращается к машине, падает на сиденье, закрывает глаза. Он должен что-то сделать, немедленно... попытаться понять... может быть...

Он поворачивается к таксисту.

— У вас есть телефон?

Тот хмурит брови. Ему не по душе этот пассажир с воспаленным, безумным взглядом. Но ему хорошо заплатили. И он выполнит то, что приказано.

Молча он протягивает мобильник.

Тот самый... из дома Ории...

Даже номер искать не надо — он уже на дисплее. Цузуки остается только нажать на кнопку.

Да, Ория Мибу позаботился обо всем.

— Слушаю вас. — В трубке суховатый голос домоправительницы.

У Цузуки нет сил на лишние слова.

— О-сэй... Я хочу поговорить... с ним...

И слышит в ответ то, к чему был уже подсознательно готов.

— Мибу-сан уехал на рассвете. В Нару.

* * *

Ты свободен...

Цузуки думает об этих словах, и чем дальше — тем меньше понимает их смысл.

Что хотел сказать ему Ория? Разве существует та свобода, о которой он говорил?

Люди... одиночества, запертые — каждый в своей клетке. И выхода нет, и нет дверей, и потеряны ключи. Навсегда. Безвозвратно.

Свобода... Иллюзия юных.

Свободы не дает даже смерть.

Теперь Цузуки знает это наверняка.

* * *

Я сижу на пороге своего дома и слушаю, как идет дождь. Держу на коленях вакидзаси в простых деревянных ножнах, и глажу его. Медленно, размеренными движениями. Так долго, что уже начинает саднить ладонь.

Я не могу остановиться.

Я глажу свой вакидзаси — и думаю о Цузуки.

О-сэй сказала ему, что я в Наре. Он поверит. Он не вернется сюда. И не поедет в Нару — и Мураки не уничтожит его.

Я все сделал правильно.

Впервые в жизни я все сделал, как надо.

Мне жаль эту несчастную девочку, там, в больнице... Когда я увидел ее, такую крохотную и хрупкую во мраке, — то едва не отступился. Рука дрогнула...

Но моя катана запела — и вернула мне силу. Запела мне о любви...

И я убил.

И все же... только ли ради Цузуки я сделал это?

Или я хотел оградить себя — от него. Лишить себя всякой надежды на то, что он однажды вернется. Чтобы больше не ждать. Больше никогда ничего не ждать...

Не знаю.

Все слишком запуталось.

Я сижу на пороге, глажу свой вакидзаси — и думаю о любви.

И слушаю Doors — диск, подаренный мне Цузуки.

Слушаю хриплый, прокуренный голос мертвого Джима Моррисона.

People are strange

When you’re a stranger...

People are strange

<< ||

The End

fanfiction