|
Он сообщает об этом внезапно, за обедом.
Палочки в руке Кадзуи движутся как ни в чем не бывало, и он продолжает
жевать. Вообще-то он думает о чем-то другом.
В четвертой серии “Сапури” есть сцена, где он смотрит, как Фудзии поднимает
вещи, улыбаясь Огиваре. В последние несколько дней он размышляет над тем,
какое выражение лица нужно сделать во время этой сцены: гнев, печаль или
разочарование.
Какое правильное выражение лица, думает он, для такого внезапного поворота от
надежды к отчаянию? Какое выражение принимает твое лицо, когда видишь то, что
не хочешь видеть?
Заметив пристальный взгляд Джина, он вдруг слышит только что произнесенные
слова. Они словно эхом отдаются в его голове.
- Э? – он пытается понять. – Путешествовать? Ты уже договорился об этом с
менеджментом?
- Я… поговорил об этом с Боссом.
Кадзуя вдруг чувствует себя так, как почувствовал пару месяцев назад, когда
заснул в ванне. Теперь он всегда принимает душ; а то после того пробуждения
под водой, он продрог и не понимал, где находится.
Джин смотрит на него серьезно – нет, с тревогой. Инстинктивно Кадзуя
понимает, что это самая важная часть разговора, подлинная причина напряженных
плеч Джина, его взглядов в сторону. Пять минут назад он думал - это просто
неловкость из-за того, что они обедают вместе.
Кадзуя думает: “В конце концов, это не похоже на него – пригласить меня
куда-то”.
Прочистив горло, он отставляет свою тарелку.
- На сколько?
- Не знаю.
- Не знаешь… Не знаешь? Ты о чем? Джин, что такое?
- Я хочу учить английский, - медленно, заученным тоном произносит Джин.
У него от паники перехватывает горло. Джин уже давно думает об этом, Джин уже
все спланировал. Джин уже поговорил с Боссом.
Все эти вещи должны были бы, как кусочки мозаики, сложиться в цельную
картину. Но сейчас он словно во сне: как бы пристально ни смотрел на
что-либо, не может это разглядеть.
- Ты едешь в Америку? Учить английский?
- Да, - говорит Джин по-английски и неловко улыбается.
- Но ты не знаешь, когда вернешься?
Эта улыбка смущает его. Если Джин действительно говорит это всерьез, не время
улыбаться.
- Я еще не решил.
- Месяц? Два месяца?
- Бесполезно меня спрашивать; я, правда, не знаю, - и в голосе Джина слышно
беспокойство. Беспокойство выдают и его руки - то сжимаются в кулаки, то
скользят по коленям.
Кадзуя смотрит на эти руки. Это проще, чем смотреть Джину в лицо:
- А как же КАТ-ТУН? Нам ждать тебя?
- Босс сказал, что вы пока сможете продолжать, как обычно.
- Пока, - и внезапно гнев вырывается наружу. – Всего полгода после дебюта
прошло, а тебе уже надоело? Мы только что закончили тур, ведем передачу, а ты
хочешь все бросить? Даже у твоего эгоизма должен быть предел!
- Говори потише, - предупреждает его Джин. – Конечно, я не уеду прямо сейчас.
Подожду, пока будем не так заняты.
Хотя у Джина напряженное лицо, сейчас на нем особенно заметно отсутствие того
хмурого выражения, с которым он обычно встречал все упреки.
Кадзуя напрягается.
- Твое “конечно” и мое “конечно” разные.
- Ты о чем?
- Я бы сказал что-то вроде: “Конечно, я только шучу, как я могу оставить
остальных в подвешенном состоянии?” Или: “Конечно, я вернусь в течение
месяца, кому нужен такой долгий отпуск?”
- Каме -
- Что говорят остальные?
- …Я им еще не рассказал.
Кадзуя находит небольшое утешение в том, что все-таки первым узнал об этом.
Он тут же сердится на свою ребячливость; в конце концов, он же лидер. А Джин,
наверно, все равно сначала сообщил Ямапи.
Какое-то время они сидят молча.
- Что ты будешь делать в Америке?
- Я же тебе сказал – учить английский.
- Не всякий, кто хочет учить английский, едет в Америку.
- Но это отличается от изучения в классе. Хочу поговорить с носителями языка.
- Найди себе знакомых носителей. Их ведь в Токио много.
- Этого недостаточно.
- Аканиши, просто скажи мне честно, что ты хочешь делать в Америке?
- То, что я не могу делать в Японии.
Наконец-то знакомое лицо, расстроенное лицо Джина. В последнее время он часто
видел это лицо, но никогда так близко, никогда рядом.
Как долго он пытался не видеть этого, думает он. Поднимает глаза.
Джин смотрит на свои солнечные очки, лежащие на столе. У него отсутствующий
взгляд, под глазами – синяки.
- Ты действительно хочешь уехать?
- Да, хочу.
- Но у тебя такой плохой английский, - говорит он, не думая.
На лице Джина написано облегчение.
И Кадзуя понимает, что уже принял это.
Они платят за еду по отдельности. Джин предлагает угостить его, но Кадзуя
отказывается со словами: “Тебе пора начинать экономить”.
По пути наружу он спрашивает:
- Какое у меня сейчас выражение лица?
Джин озадаченно смотрит на него.
- Э? Обычное лицо. А что?
- Вот как…
***
В тот же вечер, после ужина, он звонит Джину. Он делает это впервые за очень
долгое время. К своему собственному удивлению, он делает это, не раздумывая,
словно ему снова восемнадцать и причина не нужна.
Он понимает, что делает, только когда Джин поднимает трубку со слабым эхом
удивления в его “Да?”. Из-за паники голос Кадзуи звучит чересчур энергично.
- Ты что сейчас делаешь? – спрашивает он, уставившись на сценарий в своей
руке, словно в поисках вдохновения.
Ишида заходит в комнату и внимательно смотрит на спящего Огивару. Он видит
кулон в виде крестика.
- Сейчас? Ничего, вообще-то. Я дома.
Звонит телефон Огивары, Огивара просыпается.
Огивара: О, Ишида.
- Ты с Ямапи?
- Нет.
Кадзуя думает о том, как странно, должно быть, прозвучал этот вопрос, и
невольно морщится.
- Нечасто Джин бывает один, - он пытается шутить.
Ишида: Вы все еще носите его.
- Нечасто Каме звонит мне, - удивление в голосе Джина сменилось осторожностью.
Ишида: Я все еще ему нравлюсь. Я знаю это.
Кадзуя облизывает губы и машинально выпрямляется.
- Хочешь ко мне заехать?
Ишида: Даже на работе, он пытается соревноваться.
Пауза, которую он успевает наполнить сожалениями. Потом Джин говорит что-то,
но ему не удается это разобрать.
- Э?
- Мне можно будет курить?
Раньше он сказал бы: “Тебе надо бросить”, но сегодня он отвечает: “Да”.
Ишида: Вот почему я не могу еще его оставить.
***
- У меня такое ощущение, будто на меня смотрят свысока, - говорит ему Джин,
когда они оба устраиваются на диване Кадзуи, напротив выключенного
телевизора, с холодным пивом, от которого на стенках кружек оседают капельки
влаги.
Джин сейчас не улыбается. Он выглядит уставшим, неохотно произносит слова.
Кадзуя тут же поднимает на него взгляд.
- Может, ты просто что-то не так понял?
- Нет, не думаю.
- Почему? Кто-то что-то сказал?
Он одновременно чувствует гнев и надежду. Если источник этой проблемы – один
человек, тогда, наверно, можно что-то сделать.
- Вчера… – Джин запинается, выглядит смущенным. – Я звал Пи поесть со мной,
но он был занят. И я слегка пожаловался, шутя: “Ты такой занятой человек”,
что-то вроде этого.
Он может представить себе, как это звучит. Он тоже раньше слышал от Джина эти
слова.
- А потом?
- А потом Рё сказал: “Мы не все такие свободные, как ты”.
- Понимаю. Но это же Нишикидо? Он всегда такой.
- Если бы только Рё-тян, было бы нормально… - Джин вертит в руках кружку.
Кадзуя сам слегка удивлен тому, как он зол. Кто эти люди, думает он, которые
так легко могут говорить о вещах, из-за которых он боится встретиться
взглядом с Джином.
- Не думаю, что на тебя смотрят свысока. Но даже если так, какое отношение
это имеет к отъезду в Америку?
- Я просто подумал: вместо того чтобы сидеть и ждать, лучше попробовать
сделать что-то самому. – Джин подается вперед, упираясь локтями в колени. Он
смотрит прямо перед собой, и на секунду Кадзуя переводит взгляд туда, куда
смотрит Джин.
Их отражения в пустом экране телевизора. В какой дораме они сейчас играют,
думает Кадзуя.
- Это истинная причина?
Джин переводит взгляд на него.
- Это и есть причина.
Кадзуя делает глоток пива, чтобы не спрашивать о слухах. Когда ему было
восемнадцать, а Джину двадцать, он бы сразу понял, врет ли Джин.
Вообще-то Джин до сих пор плохо врет. Просто Кадзуя уже не уверен, что
способен правильно его понимать.
- Хочешь попробовать что-то новое в Америке?
- Точно, - Джин отводит глаза.
- Например?
- Жить одному. Каждый день говорить по-английски. Встречать новых людей.
- Кадрить девчонок? – он пытается шутить, но Джин кивает.
- В Японии тоже есть девчонки.
- Они все знают, кто я.
- Точно, и всякая девушка, которая узнает тебя, и близко не подойдет, – он
пытается улыбнуться.
Джин со стуком ставит свою кружку на столик.
- Я серьезно говорю! Хочу встретить девушку, которая не знает, кто я. Не
только девчонок, парней тоже.
- В Японии тоже есть парни, - говорит он, не успев себя остановить.
Джин смотрит на него.
Кадзуя ставит свою кружку на стол как раз вовремя.
***
Это правда, он пригласил Джина, чтобы поговорить, но сейчас Джин шарит руками
по его коже, прижимается губами к его подбородку и скулам, коже за ухом.
По крайней мере, сейчас они оба хотят одного и того же.
Несколько минут спустя его рубашка уже лежит на полу, а они оба повернулись
на бок, обхватив друг друга руками. Он вжимается лицом Джину в ключицы и изо
всех сил старается ни о чем не думать.
Ему в спину упирается деревянная ручка дивана. Джин как-то жаловался на то,
что этот диван не очень-то удобный.
Ему хотелось бы быть более пьяным.
По какому-то молчаливому согласию они просто лежат и дышат, пока замедляется
биение их сердец. В эту странную, нежную паузу какое-то безымянное чувство
поднимается у него внутри, застывая комом в горле.
Он прижимается крепче. Джин ничего не говорит, но запускает одну руку ему в
волосы.
Кадзуя думает: “Этого достаточно. Этого достаточно. Он захочет к этому
вернуться”.
Он надеется, что это правда.
***
В конце концов, Джин уезжает только через три месяца.
За эти три месяца они ни разу не говорят о том вечере. Возможно, Джин боится,
что, заговорив об этом, он каким-то образом признает случившееся.
Со своей стороны, Кадзуя тоже не поднимает эту тему. Он немного боится, что,
заговорив об этом, каким-то образом отвергнет случившееся.
Пока что это спит внутри него.
Отъезд назначен на октябрь. Ко времени пресс-конференции ему уже непонятно,
почему все так удивлены.
Ему хочется спросить их: «Вы что, не смотрели 24HoursTV? Не слышали, о чем
было письмо?»
***
- Почему так много частей нужно учить в этот раз, - жалуется Тагучи во время
пятнадцатиминутного перерыва.
- Потому что кое-кого тут нет, - говорит Коки, и Кадзуя напрягается, хотя
Джин через океан от них и не может услышать. Хотя это правда. – И пока
человек, который доставляет больше всего проблем, прохлаждается где-нибудь на
пляже, мы работаем как проклятые.
Никто не спорит с Коки.
- В Лос-Анджелесе сейчас ночь, да? – предполагает Кадзуя. Он сидит на диване,
скрестив ноги, и пытается учить сценарий четвертой серии “Татта Хитоцу”.
- Тогда, наверно, он сейчас где-нибудь пьет, - немного угрюмо говорит
Накамару.
Коки продолжает, скрестив руки и прислонившись к стене:
- Этот парень временами просто невероятен. Он сказал мне: “Теперь, когда меня
не будет, тебе придется больше работать над танцами”.
Раздраженно потирает свою бритую голову:
- Если ты так волнуешься о наших выступлениях, не уезжай в Америку, идиот!
- Ну, он мне что-то подобное сказал, - говорит Уэда, лениво перебирая струны
гитары.
- Правда?
- “Поработай над своими песнями. Сможем опять поспорить над словами, когда я
вернусь”. Когда он сказал такое… хотя я все еще злился, трудно было выразить
это словами. Я чуть ли не захотел простить его! Впрочем, из-за этого я только
больше разозлился, - добавляет Уэда, слегка улыбаясь.
- Да, да! Вам тоже показалось: хоть и хотелось наорать на него, это было
трудно сделать? - добавляет Накамару.
- Только не мне. Я, в самом деле, хотел на него наорать. Мне даже хотелось
его ударить, но я бы, наверно, не смог победить его в драке, даже если бы
справедливость была на моей стороне, – лицо Коки выражает отвращение.
- Когда он рассказал тебе, что ты сказал? – с любопытством спрашивает
Накамару.
- Он даже пытался шутить, прикинь? “Это ради твоего же блага, когда я здесь,
то краду все внимание, я слишком выдающийся”.
Накамару согласно кивает, поднимаясь с другого конца дивана.
- Такое отношение меня добило! Я смотрел на него и думал: “Ты что, шутишь?
Просто издеваешься надо мной?” А он смеялся и говорил: “Вам, ребята, всем
надо быть сексуальней, когда я уеду, чтобы восполнить потерю”.
- Вообще-то, - признает Накамару. – Я, правда, думал, что он шутит. Он иногда
ведет себя самоуверенно, но даже Аканиши на самом деле не думает такие вещи.
Поэтому я просто подыграл ему и спросил: “Что, даже Тагучи?”
- А он что сказал?
- “Нет, для этого парня, наверно, это невозможно. Но остальные, пожалуйста,
старайтесь изо всех сил”. Совершенно серьезно сказал. Я смотрел на него и
думал: “Черт, хотя бы о таких вещах сообщай нормально!”
- Шутить даже в такое время… - Уэда замолкает. – Ну, может, он слишком
смущался, ему же пришлось идти извиняться перед пятью людьми.
Из дверного проема Коки ворчит:
- Он просто не может понять, насколько это плохо.
Никто еще не упоминал об этом. Три месяца назад Джин рассказал им об отъезде,
одному за другим; три недели назад он уехал. С тех пор были только невнятные
комментарии, напряженная атмосфера, осторожные взгляды искоса.
Кадзуя немного злится из-за того, что многие из этих взглядов обращены на
него.
Сейчас атмосфера напоминает ему шампанское на ужине, когда они отмечали свой
дебют. Как будто пробки выскакивают отовсюду, и каждый наконец выражает свое
любопытство и гнев.
- Ты ему еще не звонил? – спрашивает Накамару.
- Нет. Даже мэйл еще не посылал.
- Я думал, мэйла будет достаточно, так что… Ты еще нет?
- Ну, хоть мы и сказали, что понимаем, но это совсем не легко! И мы же сейчас
очень заняты.
- Но знаете, наверно, он действительно этого хочет, раз уж пошел против
самого Старикана, - медленно произносит Кадзуя. Он притянул колени к груди,
руками прикрыв скрещенные лодыжки. Сценарий упал с его колен.
- Эй, Каме. Ты разве не злишься больше всех?
Он смотрит на пол, потом встречается взглядом с Коки.
- Я зол, - четко отвечает он. – Правда, зол. Но думаю, он на самом деле хочет
уехать. И иногда... – он замолкает, потом продолжает более спокойным голосом:
- У тебя разве никогда не возникает такого желания? Сделать что-то самому?
- Мы сейчас в дораме снимаемся, откуда у меня такому желанию взяться?
- Джин сейчас в дораме не снимается.
Он говорит это негромко, но в комнате внезапно воцаряется тишина.
- Тагучи, а что он сказал тебе? – немного неловко спрашивает Накамару, и
Кадзуя с благодарностью поворачивается в сторону Тагучи, тихо сидящего у
стены.
Услышав вопрос, Тагучи моргает и отрывается от своей приставки.
- А? Он сказал: «Не играй слишком много в игры, не будь таким занудой, стань
больше похож на нормального айдола!»
Первым начинает смеяться Уэда.
Десять секунд спустя они все хохочут, даже Коки.
- Хоть он и сказал это, Тагучи совсем его не слушает! – шутит Коки, на его
лице читается облегчение от всеобщей перемены настроения.
Уэда все еще улыбается.
- Очень похоже на него – говорить такие вещи.
- И это - после такого трогательного письма. Я же чуть не плакал из-за этого
парня тогда, на телевидении. Поверить не могу! – говорит Накамару, давая
повод для второго приступа смеха.
К тому времени, когда они перестают смеяться, никто не вспоминает о том,
чтобы спросить Кадзую, что Джин сказал ему.
И для него это хорошо. Слишком трудно и неловко объяснять: Ничего.
И еще более трудно и неловко объяснять, что все равно он почти готов простить
Джина.
***
Нао: Эй, ты знал? У китов есть специальные голоса, которыми они зовут друг
друга через большие расстояния.
Он слегка щурится, читая эти строчки. Освещение за площадкой для фотосесии
слабое.
- Учишь слова? Ты разве еще несколько недель назад это не сделал?
Он поднимает голову и видит, что Коки смотрит на его сценарий.
- А… Просто повторяю. Завтра ведь снимаем эту сцену.
[Хирото сидит за столом.]
Хирото: А, знаю… Они могут говорить друг с другом даже за двести километров.
- А, моя очередь только после обеда. Не особо жду ее – придется смущаться
из-за девчонки, - Коки садится на корточки и с любопытством смотрит на
страницы. – Это из-за того, что у тебя такие тонкие брови? Ты поэтому всегда
играешь крутых ребят?
- Ты о чем? Твои еще тоньше.
- Ага, тоньше, но… - Коки делает гримасу.
Он смеется.
- Ну, сколько еще, когда они закончат?
- Такаока-сан сказал – еще пять минут. Им не понравилась общая фотография.
Может, попробуют ее переснять.
- А который час? Меня заставили снять часы.
- Почти семь. У тебя потом есть какие-нибудь планы?
Там четыре часа утра, даже Джин, наверно, уже спит.
- Нет вроде. – Он снова смотрит на сценарий.
Нао: Точно. Голос, который могут понимать только киты. Они могут
рассказывать друг другу тайны.
- Как мило…
- А? Что? – Коки отворачивается от площадки, где Тагучи и Уэда все еще
позируют для фотографии, и с любопытством смотрит на него.
- Нет, ничего.
***
В течение первого месяца после отъезда Джина Кадзуя не задается вопросом, как
тот поживает. Он занят на съемках, а в перерывах они работают над новым
синглом и новым альбомом.
Дважды за этот месяц он обедает с Ямапи. Они теперь в хороших отношениях, но
Кадзуя так до конца и не может отбросить подозрения, что на самом деле он не
нравится Ямапи, что тот только притворяется.
Он однажды упомянул об этом Джину, но Джин с возмущением это отрицал.
- Пи не такой человек!
- Я не говорю, что он такой, - он остановился, потому что сам не был уверен,
что именно хотел сказать.
- Ты слишком много думаешь об этом.
И Джину было неуютно, так что Кадзуя поменял тему и подумал: возможно, он
подобрался слишком близко к правде.
Но во время их второй встречи Ямапи говорит нечто, из-за чего Кадзуя почти
меняет свое мнение.
- Странно, правда, - замечает Ямапи, атакуя свой донбури с таким энтузиазмом,
что девятнадцатилетний Джин казался бы на его фоне образцом хороших манер.
Кадзуя наблюдает за ним с изумлением, которое никогда окончательно не
проходит, и спрашивает:
- Что именно?
- То, что Джин уехал. Мне как будто легче встречаться с тобой, потому что я
знаю, что он не будет из-за этого не рад.
- Не рад… Ты о чем?
- Этот парень легко ревнует, знаешь? – говорит Ямапи с набитым ртом. – Ух ты,
здесь и вправду лучший кацу-дон. Не сырой и не слишком жесткий.
- Ревнует?
- Не меня, - и Ямапи выглядит очень серьезным. – Я своих друзей не меняю.
- Конечно, - поспешно говорит он, смущенный этим намеком. – Я знаю.
Пи начинает рассказывать ему, что Джин говорил во время их последнего
телефонного разговора, и только по возвращении домой Кадзуя снова задается
вопросом, кого именно ревнует Джин.
Когда он все-таки понимает, то почти звонит Джину. Но в Лос-Анджелесе уже
середина ночи.
***
Когда фотографии появляются в Интернете, он забывает о смущении. В панике
звонит Джину, хотя у него есть только его домашний номер.
Никого нет дома.
Он оставляет сообщение: “Это Каменаши. Давно не разговаривали; пожалуйста,
позвони мне, если у тебя найдется время”.
Только повесив трубку, он вспоминает о том, что у Джина может не быть его
номера.
***
- Алло?
- Это я. – В трубке что-то потрескивает.
- Аканиши! Там сейчас который час?
В Токио – вечер.
- Очень поздно. Или очень рано. Верно и то, и другое.
- …ты пьян?
- Может, немного.
- Ты что там делаешь? Ты там, правда, учишься?
Что-то по-английски. Слова юркими рыбками проскальзывают мимо его ушей.
- Аканиши, ты о чем вообще думаешь? Ты фотографии видел? Знаешь, что тут о
тебе говорят?
- Пусть говорят! Они устанут выдумывать всякую фигню.
- Да я не об этом…
- Уже поздно. Это все, что ты хотел сказать? Если да, то я пошел спать.
- Джин –
- …
- Ты там как, в порядке?
- … Скучаю по маминым блюдам.
- Эй, ты в Пи превращаешься. Всегда говоришь о еде.
- Ты часто сейчас видишься с Ямапи?
- … Не особенно. Иногда ем вместе с ним. Он жалуется, что ты все еще в
отъезде.
Смех.
- Он и так часто звонит.
- КАТ-ТУН…Мы тоже заняты.
- …вот как.
- Выпускаем новый сингл в конце года. И дата выхода второго альбома будет
известна через несколько месяцев. Ну… Как там Лос-Анджелес?
- Он рядом с морем.
- Я знаю!
- Тут не холодно. Вернее… по ночам холодно. Но не скажешь, что зима. Все до
сих пор по улицам в майках ходят.
- Здорово. Можешь серфингом заниматься, если хочешь.
- Серфинг - это к тебе, не ко мне, разве нет?
- …Пляжи там хорошие?
- Да, очень.
- Вот как. Может, мне тоже как-нибудь туда съездить. Они лучше, чем на
Гавайях?
- Нет! Гавайи намного лучше.
- Тогда как насчет Окинавы?
Молчание.
- … На Окинаве тоже хорошие.
***
Однажды в январе Джин звонит ему.
Когда он звонит, в Токио полдень, и Кадзуя бежит в звукозаписывающую студию.
Холодный воздух обжигает горло. Позже ему придется выпить теплой воды, прежде
чем начать петь.
- Аканиши, - говорит он, слегка задыхаясь. – Что случилось?
Проходит сквозь двери в холл.
- Ничего не случилось.
- Тогда…?
- …
- Аканиши? Алло? Джин? – он поворачивает налево, решив подняться по лестнице.
На нижних этажах связь не такая уж хорошая, но обычно ему удается поймать
сигнал.
- … если не стану, это ничего?
- А? Я тебя не слышу. Ты где? Так шумно. – Он рукой закрывает другое ухо и
говорит громче.
- Если я не стану более зрелым, это ничего?
- Ты о чем?
- Я - это все еще я. В Токио или в Лос, я - все еще я. Я не бабочка.
Он останавливается на полпути к четвертому этажу.
- Ты хочешь сказать, ты не гусеница.
- А.
Он пытается успокоить дыхание. Оно звучит очень громко, отдается эхом о стены
лестничной клетки.
- Ты создаешь нам всем кучу проблем, но не станешь более зрелым?
- Возможно.
Джин, вероятно, – нет, точно – пьян. Кадзуя нервно облизывает губы. У него
действительно пересохло в горле.
- Ну и ладно. Если станешь слишком умным, фанаты будут озадачены.
- Кадзуя -
У него перехватывает дыхание.
- Хорошо, - повторяет он. – В любом случае, возвращайся. Нам нужно выпустить
следующий альбом, а потом мы поедем в тур. Кат-тун – это шесть человек, ты
нам нужен.
- …А как насчет Кадзуи?
Он закрывает глаза, пытаясь впитать звук неровных слов Джина.
- … В любом случае, возвращайся.
- … Весной. Наверно.
Он вешает трубку и продолжает подниматься по лестнице.
Дойдя до седьмого этажа, он задыхается. Что-то подымается у него в груди,
какое-то успокаивающее чувство; он пытается не обращать на это внимание.
В конце концов, иногда Джин забывает, меняет решения, путает время. Немного
опасно полагаться на слова Джина.
Когда он, тяжело дыша, заходит в студию, его приветствует Накамару.
- Хо, нечасто наш Каме опаздывает.
Хотя он не хочет этого признавать, иногда он чувствует, что теперь они ведут
себя с ним лучше. Одна пятая – это заметно больше, чем одна шестая.
- Извините, - говорит он, все еще задыхаясь. – Мне нужно было ответить на
один звонок.
***
Репетиция и запись почти всего трека занимают у них больше двух часов. Уже
после двух пополудни они с удовольствием снимают наушники и делают перерыв на
обед.
Его палочки замирают на полпути к рту, когда он замечает, что Коки пристально
смотрит на него.
- Что?
- Что-то хорошее случилось? Ты ешь больше, чем обычно.
- А? Нет, ничего особенного. Может, из-за весеннего ветра у меня аппетит
сильнее.
- Какой весенний ветер? У тебя мозги отморозило, что ли? – Коки изображает дрожь.
– Сейчас середина зимы, зимы!
- Но весна скоро наступит, так?
Он ухмыляется, и Коки смотрит на него пару мгновений, прежде чем ухмыльнуться
в ответ.
- Все приходит одновременно. У нас и концерты, и выпуск альбома, - говорит
Уэда.
- И телешоу, - добавляет Накамару. - Оно раньше всего. Этой весной будет
много дел.
- Да, да. В любом случае, пусть все идет в своем ритме, так лучше. Весна –
время для роста, поэтому сейчас нам надо отдыхать.
Кадзуя бездумно отвечает, не вынимая палочки изо рта:
- Ух ты, здорово! Мне нравится такое настроение.
- С головой монаха он становится мудрым, - шутит Накамару.
- Не используйте эту фразу! – предупреждает Коки в притворном ужасе. - Я ее
для интервью храню. Так долго придумывал!
Он смеется над притворной злостью Коки.
- Раз уж мы заговорили об отдыхе, не ты ли больше всех хочешь попасть в новую
дораму?
- Но Каме и впрямь взволнован, – внезапно говорит Тагучи, все еще продолжая
двигать пальцами по кнопкам. - Ждет не дождется концерта, а сейчас только
январь.
- Мм. Почему-то я уже жду этого, – он улыбается Тагучи, хотя внимание Джунно
уже снова направлено на экран.
Все удивляются, когда ему удается доесть целый бенто.
***
Ночью он оставляет Джину еще одно сообщение. В Лос-Анджелесе в это время
одиннадцать утра, и Джин, вероятно, на занятиях.
Сообщение короткое:
- Не только КАТ-ТУН. Мне тоже.
***
Джин возвращается в апреле, с длинными волосами, загаром и четырьмя
килограммами лишнего веса.
Проведя два часа в салоне красоты, он выходит оттуда с более привычной
внешностью. Но есть что-то в его лице, что Кадзуя не узнает: слабая
нерешительность, с которой Джин смотрит по сторонам.
Перед пресс-конференцией, когда они ждут за кулисами, Джин чуть наклоняется и
шепчет:
- Ну что, я стал более зрелым?
На секунду он вспоминает об этих отличиях. Потом поднимает взгляд, встречаясь
с глазами, в которых сквозит легкая тревога.
Смеясь, отвечает отрицательно.
***
Он просыпается от звонка мобильника, лежащего на столе. Садится и свешивает
ноги с кровати, слегка дрожа. Снаружи уже светло, тонкий, юный свет. Зима
была долгой и теплой, и словно чтобы возместить это, весна не торопится. Уже
апрель, но по утрам все еще прохладно.
Шаря рукой, он накрывает ладонью телефон, одновременно глядя на часы: 7:32
утра.
- Алло?
- … Это я.
- Джин! – Он наклоняется над столом, закрыв глаза. – Кажется, за всю свою
жизнь ты не звонил мне так рано. Бессонница из-за разницы во времени
впечатляет.
-… Я вернулся.
- Ты это уже говорил вчера, разве нет? – все еще зевая, он хочет улыбнуться.
- Тогда, скажу это по-английски.
- Ну давай, говори.
- I'm back.
- Что, друзьям удалось научить тебя этому?
Он немного лукавит, притворяясь, что не впечатлен. В последний раз Джин
звонил ему в середине марта.
- Скажи: «Welcome back».
- Э? Это по-английски было? Повтори.
- Welcome back.
- Вээру…вэрукому…
- Ааа, у тебя такой жуткий акцент! Тебе хватит японского; придерживайся того,
что знаешь, – голос Джина звучит самодовольно до невыносимости.
- Ничего не поделаешь! Я же не уезжал беспечно на полгода в Лос!
- …Прости.
- … Ты это вчера уже говорил. Нечасто Аканиши Джин извиняется дважды.
- …
Он знает, даже не глядя, какое сейчас выражение лица у Джина. Он видел это
выражение в Нью-Йорке в феврале и вчера.
Он облизывает губы, прочищает горло.
- Ты тоже.
- Что?
- Придерживайся того, что знаешь.
- Хочешь сказать, мой английский все еще плох?
- Дурень. КАТ-ТУН. Я про КАТ-ТУН говорю.
- … А.
Он покусывает ноготь на большом пальце и садится обратно на кровать, уже
полностью проснувшись. От солнечного света его ногам становится теплее.
Внезапно он делает глубокий вдох.
- С возвращением! – выпаливает он, уставившись в окно. В этот раз проще в это
поверить, будто океан и полгода между ними сокращаются все быстрее и быстрее.
На другом конце Джин ничего не говорит.
Даже вчера он все еще чувствовал это расстояние. Ужин был смазанным, шесть
человек либо пытались говорить одновременно, либо молчали. Имена, которые он
не знал, места, о которых он едва ли слышал.
Коки, разрывающийся между завистью и облегчением, когда все тяжелые вещи уже
были сказаны. Накамару, рассказывающий про ошибку, которую они сделали во
время первого концерта тура Cartoon Kat-tun. Джин, притворно жалующийся:
“Ребят, вообще-то предполагалось, что вы станете круче!”
Неожиданно серьезный ответ Тагучи: “Так и есть. Все стали намного круче”.
Он увидел напряжение Джина, осознание, из-за которого тот опустил голову.
Извинение, необычно тихим голосом произнесенное во внезапную паузу:
"Ребят, я вам кучу проблем создал, простите".
- Ты за что извиняешься так поздно? – сказал Коки и стукнул его по затылку.
Он помнит, как Джин неловко рассмеялся, возвращая удар.
Это правда, потом разговор между ними стал более естественным. Но, вернувшись
домой после ужина, Кадзуя подумал: “Мне надо было звонить ему чаще”.
- … Ты что сейчас делаешь? – вдруг спрашивает Джин, возвращая его из мыслей.
Он трет пальцем глаз.
- Так рано утром? Я все еще дома. А ты что? Спать не получается?
С тихим писком, связь обрывается.
- …Джин? Алло? Джин?
Он озадаченно смотрит на телефон.
Раздается звонок в дверь.
The End
fanfiction
|