|
Разница во времени между Нью-Йорком и Токио - 14 часов, между Чикаго и Токио - 15, между Лос-Анджелесом и Токио -17. Джин почти всегда звонит в одно и то же - всегда в разное - время. Иногда телефон Ямашиты оживает в три ночи, а иногда и в пять утра. Поначалу Томохиса пытался объяснить приятелю, что в это время он спит, но вскоре бросил эту бессмысленную затею. Джин, не здороваясь, тянет: "Слуууушай,"- начиная свой монолог, и в течение следующих семи минут ЯмаПи узнает, как прошли концерты в Чикаго, на сколько дерьмовые сэндвичи на рейсах внутренних авиалиний и что у одного из танцоров команды Аканиши - "ну, того, высокого, с хвостом, ты его видел!" - "реально отпадная задница". Ямашита ухмыляется, когда слышит последнюю новость (он вообще часто ухмыляется, когда слушает Джина), и даже просыпается (обычно за то время, пока Аканиши вещает о своей нелегкой, но интересной жизни в Соединенных Штатах, Томохиса успевает снова задремать). Джин не гей - это ЯмаПи знает совершенно точно. Просто он вырос в Японии, более того, он, как и сам Ямашита, фактически вырос в Джоннис Интертеймент, а здесь гомофобию выбивают самыми надежными методами. Так что, если у кого-то "реально отпадная задница" - то какая разница, какого он пола?
"Круто", - отвечает ЯмаПи независимо от того, что только что рассказывал Джин.
А потом Джин спрашивает: "Как сам?". Он задает этот вопрос в конце каждого своего звонка, и Ямашита тихо ненавидит друга за это, потому что ему снова приходится просыпаться. "Угу, ниче", - чаще всего отвечает он хриплым ото сна голосом. Или: "Ну, так..." Иногда, правда, Ямашиты хватает на развернутый и еще более неопределенный вариант:"Джин, я в Осаке сейчас. На часах половина четвертого ночи, а у меня завтра интервью в одиннадцать. И ты меня будишь. Как, ты думаешь, я?" Тогда Аканиши отвечает: "Ой, парень, извини. Ты спи тогда давай. Созвонимся", - и отключается, в очередной раз не дав Ямашите попрощаться. А потом опять звонит в три.
Когда Ямашита возвращается домой из трехдневной командировки на Хоккайдо, он не ждет никаких подарков. Но консьерж окликает его из-за своей стойки, и парню приходится вернуться. "Наверное, письма, - с легким раздражением думает он. - Или счета пришли". А когда консьерж выносит из подсобки простой бумажный пакет, решает, что это очередная передачка от поклонниц.
Поэтому, когда дежурный у двери сообщает, что это "господин Аканиши просил передать", ЯмаПи очень удивлен.
- В смысле? - глуповато переспрашивает он. - Это курьер привез? От Джина?
- Нет, - консьерж отрицательно мотает головой. - Сам господин Аканиши, он заходил позавчера, ближе к вечеру. Кажется, он был очень разочарован, когда узнал, что вас нет. Но он оставил для вас записку на пакете.
ЯмаПи в смятении. Он заглядывает в пакет, силясь найти обещанную записку, но внутри ее нет.
- Не в пакете, а на пакете, - осторожно уточняет служащий. - Вот здесь.
Действительно, в правом верхнем углу, прямо под ручкой, синими чернилами написано: "Если не подойдут, отдай Ре. Или еще кому-нибуть". Почерк Джина, грамматическая ошибка - без сомнения, это он писал.
На Томохису внезапно накатывает сильнейшая обида, словно лучший друг его предал.
- А позвонить он не мог?! - восклицает ЯмаПи так, что голова бедного консьержа вжимается в плечи. Ямашита все-таки берет себя в руки. Коротко благодарит дверного смотрителя и спешит к себе, еще в лифте доставая телефон.
Он набирает номер сразу же, как оказывается на лестничной площадке. Не отвечают. Ямашита набирает номер повторно, с тем же успехом.
Тогда ЯмаПи решает не гнать. Он раздевается, включает компьютер и, пока тот загружается, знакомится с содержимым пакета. В нем две прикольных принтованных футболки и журнал - каталог продукции. Футболки Ямашите нравятся, но глядя на них, он почему-то переживает очень неприятное чувство, сродни все той же обиде.
Ну конечно. Новостные ленты с готовностью сообщают, что "Позавчера днем Аканиши Джин прилетел в Токио рейсом... всего на сутки... подписание бумаг... пресс-конференция...улетел вчера утром."
...С третьей попытки Ямашите удается дозвониться. Межконтинентальная связь поганая, шипит и многого не разобрать, но он все равно различает в трубке протяжное: "Угуу..."
- Слушай, - теперь тянет сам Ямашита, и, почему-то, по-английски. Он вдруг понимает, что совершенно не в курсе, что хотел сказать.
- О, Пи? - оживляется Джин. - Ты уже посмотрел мой подарок? Как тебе? Я тут с одним дизайнером познакомился, он делает просто отпадные шмотки - в Токио такие не купишь! Выбери себе что-нибудь, я привезу!
- Заткнись, - просит Джина Ямашита. - Подожди. Почему ты не сказал, что приезжаешь? Я бы перенес это гребаную поездку, встретил бы в аэропорту.
- Сюрприз был, - радостно сообщает Джин, но за фальшивой интонацией Томохиса отчетливо слышит грусть. Все-таки, будем честны, актер из Аканиши всегда был хреновый. - Да ладно, парень, не заморачивайся! Это ж работа, я понимаю... Правда, мне не удалось с мамой увидеться из-за того, что я к тебе поперся, а тебя даже и не было, но все нормально. В другой раз.
У Ямашиты нет слов после такого заявления. Он и раньше-то не очень представлял, что следует говорить в таких случаях, а короткий монолог друга и вовсе выбил Томо из колеи. И как так получилось, что теперь он сам во всем виноват?
- Ты придурок, - в сердцах заявляет ЯмаПи. Наверное, он говорит это слишком искренне, потому что Аканиши обижается:
- Да пошел ты! - отвечает тот на полном серьезе.
Ямашите нечего сказать, и где-то через минуту Джину надоедает слушать его молчание.
- Пи, у меня репетиция сейчас, ок? Хочешь еще что-то сказать? Созвонимся, - и отключается, как всегда не оставив Ямашите шанса попрощаться.
- Угу, - хмыкает Томо в равнодушный аппарат.
У него настойчивое чувство, что он не произнес вслух что-то важное, но соображать, что именно, у него нет сил. Ага, потом. Созвонимся.
Но они не созваниваются. Все как-то некогда, да и не о чем. ЯмаПи бегло просматривает статьи в интернете о Джине - по всему выходит, что у того все хорошо. А большего и не надо.
Ямашита решает написать другу мейл после трех недель молчания. Джин отвечает на следующий день, пишет, что супер много работы и что он так устает, что даже спать частенько ложится в одежде. ЯмаПи в ответном мейле сочувствует и желает Джину не пропадать. Джин желает Пи того же.
Теперь они переписываются, отсылая друг другу мейлы где-то дважды в неделю. Так даже проще: нет нужды просыпаться среди ночи. Но Ямашита все равно встает, чтобы выпить воды или дойти до уборной, и по старой привычке всегда проверяет телефон.
О своем возвращении в Токио Джин сообщает за четыре дня. Аканиши прилетает не на долго, всего на десять дней, и Ямашите совсем не хочется упускать возможность побыть с другом подольше, однако встретить Джина в аэропорту, как собирался, у ЯмаПи не получается. Но он считает, что так даже лучше: в аэропорту наверняка будут девчонки из фан-клуба, а слухи хороши в меру, и, помимо них, туда еще обязательно приедут с пол дюжины "самых лучших друзей Аканиши Джина", считающих своим святым долгом встретить возращающуюся на родину звезду. Тем не менее, Томо буравит взглядом большие студийные часы, когда они показывают пять вечера - время, когда самолет с Джином приземляется в аэропорту Токио; пять сорок - сейчас Джин, скорее всего, прошел таможню, пятнадцать минут седьмого - а в это время Аканиши уже наверняка скучает в машине одного из своих приятелей, стоя в пробке по дороге к дому.
Без пятнадцати семь Ямашита получает мейл от друга: "Жду тебя сегодня в половине одиннадцатого в клубе... (далее следует ссылка на сайт клуба, где можно посмотреть название и схему проезда). Ко-чан устраивает вечеринку." "В честь твоего возвращения, Ваше Величество? Ок, буду." - насытив мейл ехидными смайликами, отвечает ЯмаПи, чтобы через минуту получить еще одно сообщение: перекошенную зеленую рожицу.
ЯмаПи подъезжает к клубу вовремя. Стоянка заполнена дорогими тачками, словно вся "золотая молодежь" Токио собралась сегодня здесь. "Наверняка будет много фотографов"-с раздражением думает Ямашита.
Но его опасениям не суждено сбыться. Клуб, действительно, полон, однако у входа он встречает знакомого, который провожает его в вип, к Джину. Кажется, тот действительно рад видеть друга. Они коротко обнимаются, и Пи падает на диван рядом с Аканиши. Ради этого двум девицам в непотребно коротких нарядах приходится пересесть. Ему сразу же наливают. Однако поговорить парням не удается. Томохису бесит, что, помимо него самого, Джин нужен еще где-то миллиону своих друзей, большинство из которых, волей судьбы, являются и его, Ямашиты, друзьями тоже. Он пьет, молчит и слушает: задавать вопросы нет нужды. Зато так здорово, когда захмелевший Джин, устав от очередного собеседника, протяжно стонет и опускает голову Ямашите на плечо, потому что тогда его волосы слегка щекочут подбородок, и ЯмаПи может вдыхать потрясающие запахи: аромат шампуня Джина и сигарет, которые он курит.
Где-то к середине вечера Аканиши выражает желание потанцевать. Он зовет с собой Пи, но тот отказывается. Ямашита чувствует, что достаточно пьян чтобы, во-первых, все еще понимать это, а во-вторых, уже не иметь возможности оторвать задницу от дивана. Поэтому Аканиши спускается на танцпол один.
Двигаться - это то, что у Джина всю жизнь получалось на пять с плюсом. ЯмаПи считает, что его друг способен крутить бедрами в разы сексуальнее, чем вся его бывшая группа, во главе с незабвенным Казуей, вместе взятая. И именно этим, Ямашита видит со своего места, Джин сейчас и занимается.
Музыкант неторопливо, согласно ритму, уводит бедра то в одну, то в другую сторону. Он то выпячивает, то прячет свое достоинство. Ведет плечом, переступает - в общем, создает танец: сочетание шагов, жестов и мимики, которое невозможно описать, можно только увидеть и прочувствовать. Ямашита чувствует. Он чувствует, что, чем дольше он смотрит на Аканиши, тем сильнее наливается кровью его член. В конце концов, он тоже из Джоннис Интертеймент, и если кто-то охренительно двигает задницей, то какая разница, кто это - девченка с соседнего столика или его лучший друг.
Они собираются домой, когда на часах половина третьего. К этому времени ЯмаПи уже почти трезв, Джин пьян на столько, что не может прямо стоять на ногах и напевает старую КАТ-ТУНовскую Real Face себе под нос. Клуб заметно опустел, трезвых друзей не осталось, и никто, к большому удовольствию Ямашиты, не горит желанием отвезти Джина домой. Поэтому Томо сам поднимает Аканиши, закинув его руку себе на плечо, и ведет к стоянке такси.
В машине оба молчат. Ямашина не может понять, то ли Джин дремлет, то ли смотрит в окно.
Они приезжают к дому Томо. Прохладный ночной воздух здорово отрезвляет, но Аканиши все еще не может идти самостоятельно, и ЯмаПи продолжает вести друга, обнимая его за талию - может, чуть слишком крепко - так, обычно, ведут подвыпивших подружек. На счастье, консьерж дремлет в своем кресле и ничего не замечает.
На пороге квартиры Джин стаскивает с себя сапоги (Ямашита в тайне радуется, что ему не придется разувать друга - это было бы слишком) и куртку. Впрочем, последняя остается на полу - сил на то, чтобы повесить ее на вешалку у парня нет. Он осторожно, по стеночке, но вполне уверенно направляется к спальне, и уже оттуда Ямашита слышит: "Принеси мне пива! Или кофе!".
Томо не утруждает себя ответным криком: "Подождешь!". В конце концов, Джин никуда не денется (наверняка он уже растянулся на кровати, по старой привычке обернулся в покрывало и теперь напоминает большую гусеницу), а Томохисе нужно привести себя в порядок.
Он наскоро принимает душ, переодевается в мягкие домашние штаны и чистую футбоку и только тогда заглядывает в спальню. Разумеется, Джин уже спит, лежа посреди смятой постели и уютно укутавшись в покрывало. ЯмаПи приходится затратить немало усилий, чтобы, сначало, избавить покрывало от Джина, потом Джина от одежды (толстовка и джинсы летят на пол беспрекословно. Ямашита задумывается, лишать ли друга пропахшей алкоголем и табаком футболки, но, в конце концов, снимает и ее), и, в завершении всего, разместить Джина под одеялом. Впрочем, все манипуляции Ямашита проделывает вполне уверенно - в конце концов, не в первый раз. Выключив свет, Томо сам забирается в постель.
Сон не идет. То ли от близости Аканиши, то ли еще почему. В том-то и дело, что не в первый раз - воспоминания так и лезут в голову. Сколько совместных ночей под одним одеялом у них было? Сколько из этих ночей проходило куда веселее?
Ямашита вспоминает. Перед глазами мелькают образы, трансформирующиеся в ощущения, потом снова в картинку, в звук, сплетаются, перемешиваются - и ЯмаПи накрывает тяжелая, вязкая дрема, а потом он просыпается снова, смотрит в потолок и считает, сколько машин проехало под окном. Но она очень навязчива - память о прикосновениях рук Джина, о его поцелуях, всегда деликатных и даже робких, совсем не таких, как их владелец, о вкусе пота на его спине, о стонах - почти рыданиях, почти мольбах продолжать, не останавливаться... Это случалось часто, сначала когда они были подростками, и были друг у друга, а с девчонками все казалось таким сложным, потом, когда работы стало не впроворот, и больше никто не знал, что они чувствуют и как расслабить друг друга, и теперь, когда они стали суперзвездами, и кого-то вернее, честнее и ближе просто не существует. Они оба не геи - это Ямашита знал совершенно точно - у него, как и у Джина, вполне себе вставал на симпатичную девушку, но они оба из ДжеЕ - а там пол не важен, там имеют значение совсем другие вещи. Это все близость Аканиши - понимает Томо, но сделать ничего не может.
В конце концов Ямашита встает, чтобы разгуляться и выпить воды, а когда ложится, чувствует, как Джин всем своим почти обнаженным телом наваливается на него.
- Холодно, - шепчет он, и, действительно, руки и ноги у него ледяные, не смотря на обилие выпитого накануне алкоголя. Джин прижимается плотнее, обвивая ногами ноги Пи, его волосы щекочут шею и подбородок, и Томо почти задыхается от запахов, запутавшихся в них - их значительно больше, чем казалось в клубе.
- Разбудил? - шепчет Томо в ответ, но Джин только урчит отрицательно:
- Нет.
Он все еще пытается устроиться поудобнее, его руки давно под футболкой ЯмаПи, и, наверное, они там все-таки в поисках тепла, а не ласки, но мысли об этом не спасают: сердце Ямашиты колотится в совершенно другом, уже подзабытом ритме.
- Так не честно, - бормочет куда-то в ключицу Джин. - На мне нет футболки, а на тебе есть.
Ямашита не движется, он ничего не отвечает - не знает, что сказать - только хмыкает, но это от нервов.
- Твоя пропахла дымом... - почему-то в конце концов начинает оправдываться он, но Аканиши перебивает:
- Просто сними свою.
И это звучит так уверенно, и кажется таким правильным, что Томохиса не может ослушаться.
Джин недовольно бурчит, когда приходится отпустить Ямашиту, но потом с удовольствием прижимается снова. Его волосы по-прежнему щекочут и благоухают, но теперь к этому добавляется стук сердца, который Ямашита не слышит, но чувствует. Он не выдерживает:
-Если я тебя сейчас поцелую, ты меня ударишь?
Губы Джина разъезжаются в улыбке.
- Может быть, утром, - отвечает он, и Ямашита опять медлит.
- Целуй, - подгоняет Джин. Голос его неожиданно хриплый.
Томо отводит волосы со лба Аканиши, аккуратно разворачивает его лицо к себе, и целует сухие, с готовностью приоткрытые губы. Он легко проникает языком внутрь, щекочет небо, закручивает кончик языка Джина. Тот отвечает робко, даже неумело, хотя Пи боится представить, скольких перецеловал в своей жизни этот красавчик.
- И что теперь? - лукаво интересуется Джин, когда поцелуй закончен.
- Хочешь продолжения? - игриво спрашивает Ямашита.
- Раньше ты не спрашивал, - замечает Аканиши.
- Мы давно не виделись, многое могло измениться... - флегматично отвечает Пи. Но он ясно чувствует, что член Джина под тонкой тканью брендовых боксеров нисколько не мягче его собственного, так что путей к отступлению уже нет.
Пи наваливается на Джина, приживая своим телом к кровати, касается губами ключиц и прикусывает жилку на шее... "Только не оставляй следов", - шепчет на выдохе Аканиши, и Пи ухмыляется: "Как получится". Джин в шутку бьет Пи по плечу, рука соскальзывает, и совсем не больно, скорее смешно. Когда Ямашита стягивает трусы с Джина, тот тоже пытается избавить друга от мешковатых ночных штанов, делает это с помощью ног, и это тоже невероятно забавно и приятно, когда Аканиши случайно задевает ступней член. Пи сам избавляется от мешающейся у колен ткани, слишком быстро и неловко, запутывается, срывает штаны, судорожно и быстро проводит ладонью по своему члену, потом по члену друга, слушая его сбитое дыхание, и, наконец, со стоном:"Я больше не могу",- опять падает на Джина. Тот со смешком комментирует куда-то в плечо: "Как мальчишка!" и ловко переворачивает Пи на спину, оказываясь сверху.
- Презервативы в сумке, - сообщает он, легко соскальзывая с Томо, и направляется в угол комнаты, туда, где в груде вещей оставлена его сумка. И уже оттуда спрашивает: - где у тебя смазка?
- По твоему, я каждый день привожу сюда парней, чтобы с ними потрахаться? - отвечает Пи, растянувшись посреди кровати.
Глаза Джина поблескивают в дальнем углу комнаты, он сидит на корточках, согнувшись над своей сумкой, и его обнаженная фигура, серебрящаяся в холодном уличном свете кажется хрупкой и беззащитной, и какой-то призрачной, что ли...
- Только не говори, что у тебя нет смазки... - просит Аканиши. В его голосе до черта волнения, никак не связанного с давнишним возбуждением. Скорее это похоже на волнение подростка, надеющегося получить новый телефон на Рождество и вдруг узнавшего, что у отца долги. - Ты серьезно?
Ямашита кивает. Он переворачивается на бок, так, чтобы лучше видеть Джина, и продолжает улыбаться. Возбуждение поутихло, но не на столько, чтобы понадобилось больше двух движений для возвращения основного инструмента в рабочее состояние.
- У меня есть масло, - вдруг сообщает он. - Оливковое. Подойдет?
- Масло? - недоуменно переспрашивает Джин. Пи снова совершенно спокойно кивает. А потом Аканиши просто бухается голой задницей на пол, садится по-турецки и начинает хихикать. - Масло? - сквозь смех выдавливает он. - Ты уверен? Я пропустил момент, когда Ямашита Томохиса стал извращенцем!
- Ты при нем присутствуешь, - с улыбкой замечает ЯмаПи.
Джин, кажется, успокаивается, смотрит с минуту на Томохису совершенно серьезно, произносит:
- Ты простыни потом не отстираешь, - и снова начинает истерично ржать.
- А ты откуда знаешь? Пробовал? - интересуется Пи.
- Агааа...- завывая и давясь от смеха, отвечает Джин.
Ямашите хорошо и весело, но истерика друга на него не перекидывается, поэтому он молча встает, подходит к Аканиши, вынимает у него из рук презерватив, поднимает с пола и ведет на кухню. Джин постепенно успокаивается, когда Пи сажает его на холодную столешницу обеденного стола, и с готовностью откидывается назад, когда Ямашита начинает массировать его член.
- Ты... в порядке? - почему-то спрашивает он у Томохисы, когда его дыхание снова становится тяжелым, а стоны вырываются из груди чаще, чем смешки.
Вместо ответа Ямашита молча целует колено друга, и выше, по внутренней стороне бедра, до яичек.
В ход действительно идет масло. Пи осторожно вводит средний палец в Джина - тот проскальзывает без проблем - и начинает неторопливо двигать его, разрабатывая отверстие. Джин только тяжело дышит.
- В следующий раз, когда я буду не так пьян, ты будешь снизу, - хрипло обещает он и тут же охает, когда Пи, в отместку, добавляет второй палец. Когда добавляется третий, Джин в голос стонет и выгибается в пояснице, хватаясь руками за края столешницы. На всем его теле выступает испарина.
- У меня нет игрушек, - говорит Ямашита, растягивая Джина тремя пальцами, и в этот момент он так похож на себя - с привычно задумчивым, бесстрастным и отрешенным лицом. - Поэтому придется так.
Пи садится на стул, тянет Джина со стола (тот легко соскальзывает с залитой маслом столешницы) и сажает его на себя сверху, заставляя двигаться. При каждом толчке Аканиши всхлипывает, уткнувшись лицом в плечо Пи. Ямашита одной рукой придерживает партнера за талию, а второй тянет за волосы, чтобы найти его губы. Они долго целуются, и Пи нравится слизывать солоноватые капельки пота, выступившие на лбу и над губой Джина, пока его рука ходит вверх-вниз по члену Аканиши.
Все заканчивается довольно быстро: оба слишком возбуждены, чтобы иметь силы растягивать удовольствие. Белесые капли спермы Джина оседают на груди и животах обоих: слишком тесно они друг к другу, - а Пи просто не успевает снять с себя Аканиши, и здесь презерватив спасает. Оба без сил, Джин просто сползает по ноге друга, оседая на пол. Говорить не хочется, но через минуту Ямашита, не разлепляя закрытых глаз, просит:
- Не сиди на полу: замерзнешь.
- Мне надо курить, - хрипло сообщает Джин и пытается подняться. - И спать.
- Сначала в душ, - Томо открывает глаза. - Ты весь в масле.
- Нет, сначала курить, - тоном, не терпящим возражений, заявляет Джин и направляется в спальню, за сигаретами.
- Только не садись там никуда! - кричит вдогонку Пи, не слишком надеясь, что его услышат. - Иди сразу в душ, я помогу отмыться!
Больше этим утром бессонница Томохису не беспокоит.
В день отлета Джина в Америку они прощаются на стоянке у аэропорта: так проще и безопаснее. Похлопывают друг друга по плечу, коротко обнимаются и желают друг другу удачи - как и положено старым друзьям. Ямашита не провожает Аканиши до здания аэропорта. Прежде чем подхватить дорожную сумку и отправиться прощаться с остальными, Джин просит:
- Звони.
И Томохиса обещает:
- Буду.
Разница между Лос-Анджелесом и Токио - 17 часов. Ямашита почти всегда звонит в одно и то же время. Телефон Аканиши оживает в пять утра...
The End
fanfiction |