Still (As ever)Автор: Chester Фэндом: JE. RPS Рейтинг: PG-13 Пейринг: Акаме Предупреждение:AU crossover Code Blue. Комментарий: Написано на Акаме-фест. Дисклеймер: Все выдумка Размещение: С разрешения автора. |
|
Everything is okay in the end, if it's not ok, then it's not the end. Каме – это острые колени, тонкие линии запястий, черная оправа очков. Мягкие пряди слегка вьющихся волос, небрежно схваченных в хвостик, чтобы не лезли в глаза, и стук клавиш ноутбука. Все время, все чертово время. Джин уходит на работу без завтрака, рассеянно глотнув кофе из чашки Каме, и дежурно клюнув того губами в щеку. - Сегодня среда? - тянет Хияма, потягиваясь и откидываясь в офисном кресле. Ее волосы распущены по плечам, и она встряхивает ими, ловкими движениями поднимая вверх, чтобы заколоть. Джин, сонно зевнув, кивает. Он, скучая, расставляет по местам разноцветные папки с историями болезней, ленясь сверить алфавитный порядок, и миловидная медсестра неподалеку морщится, видимо понимая, что исправлять придется ей. - Как там твоя Одоро-сан? Состояние стабилизировалось? - спрашивает Джин вслух, пытаясь удержаться от еще одного зевка. - Да, операция в одиннадцать. Надеюсь, мы с этим наконец-то закончим. А, да, сегодня нужно перевести Кобаяши-сан в хирургию, нам нужно освободить минимум два места. - Доброе утро, - звучит от двери. - Отсукаре, Шираиши. Жутко выглядишь. Тяжелая ночь? - Самоубийца, пытавшийся броситься на меч. И его девушка с инфарктом, - коротко отвечает та, устало потирая шею. - Кофе? - не донеся до рта стаканчик, Аизава протягивает его коллеге, и та, не глядя, благодарно берет, тяжело падая в кресло. - Спасибо. Может день будет спокойней. - Не мечтай, - незло усмехается Хияма-сенсей, но договорить не успевает. На панели мигает знакомая до боли красная лампочка срочного вызова, и стоящий ближе всего Джин, поднимает трубку. - Фигня какая-то, - говорит он за обедом Косаку. Джин не уверен, слушает ли его тот, но если и нет, так даже лучше. – Он не разговаривает со мной. Вообще. Аизава смотрит поверх плеча Джина, размеренно пережевывая свой салат, но все же не уходит. Впрочем, их разговоры всегда больше похожи на монологи, и это устраивает обоих. - И я с ним, - задумавшись, добавляет Джин. У них с Каме есть их пятницы, и их любимые фильмы, и после секса они курят одну на двоих. Но они не разговаривают друг с другом и не смотрят друг на друга. Джину кажется, что он забывает что-то очень важное, незначительное, но то, что не прощается. Как, например, салфетку в пациенте. - Кто-то из вас хочет купить табуретку? – цинично говорит Хияма, подсаживаясь за их столик. Ее локоть прикасается к локтю Джина, почти так же, как сорок минут назад, когда они вытаскивали из брюшной полости какого-то якудзы три ножки от табуретки. И Джину не хочется отодвигаться. - Стажеры в этом году странные, - невпопад замечает он, но Хияма только отмахивается. - Они всегда такие, - устало отвечает она. Каме – это несоленый или пересоленный рис, заказанная еда, ласковые ладони, рассеянный взгляд сквозь Джина. Он принимает душ, пока Джин чистит зубы – они в крохотном помещении ванной, где душно и нечем дышать от пара. Джин топчется по упавшему с крючка халату, рассматривая Каме сквозь запотевшее стекло душевой кабины, но он так устал. Слишком устал для чего-то большего, чем рассеянные: «включишь вентиляцию» и «я уже сплю». - Пять минут, - отвечает Каме, закрывая воду. А утром опять острые колени, скрытые мягкими складками домашних штанов, четкая оправа очков, смешной хвостик на макушке и шелест клавиш ноутбука. Джин уходит на работу без завтрака, рассеянно глотнув чая из чашки Каме и буднично мазнув губами по его щеке. - Хорошо, я подежурю за тебя, – кивает Шираиши, делая глоток апельсинового сока. – Как твоя Хамасаки-сан? Не хочет видеть родственников? - Тебя еще не тошнит от запаха дезинфекции? – хмыкают со стороны. - Помолчи, если она передумает, я не попаду на свидание, – коробочка для таблеток захлопывается со знакомым щелчком, и Хияма-сенсей предупреждающе смотрит на подошедших Джина и Аизаву, запрещая им говорить еще что-либо на эту тему. - Я ведь уже согласилась, – примиряющее улыбается Шираиши. – Приятного аппетита. На этих выходных ты ведь навещаешь бабушку? – обращается она к Аизаве, освобождая на столе место для его подноса. - Хамасаки-сан? Она и от операции отказывается. - Да. - Передавай пожелания здоровья и благополучия, – услышав про бабушку, вставляет Джин, точно зная, что позже забудет. – Как она? - Ты вызывала психоаналитика? Если хочешь, могу попробовать с ней поговорить. - Попробуй. Я уже не знаю, что там можно сделать. - Выращивает герань. - Моя тоже, – отвлекается от параллельного обсуждения своей пациентки Хияма, сморщивая нос. – Скучно. - Пожилые люди не очень любят ходить на свидания. Вместо дежурств, – отзывается Аизава, деловито приступая к своему обеду и несколько минут за столиком слышен только стук столовых приборов, смешивающийся с привычным гомоном госпитальной столовой. - Кто-то все равно должен остаться. Только у меня нет ни обязанностей перед родными, ни планов на вечер, – в конце концов, подводит итог Шираиши. - Вторые сутки подряд? – замечает Джин. - Я отложу поездку на день, – отстраненно говорит Аизава, демонстративно не поворачиваясь к коллеге и не отвлекаясь от еды. – Если ты кого-нибудь убьешь из-за переутомления, проблемы будут у всех. - Нет. Тебя ждет бабушка. - Вы что, пытаетесь разбудить во мне совесть, да? – возмущается Хияма, палочками для еды очерчивая в воздухе какую-то неопределенную фигуру. - Я останусь, - перебивает Джин, толком не прожевав кусок бутерброда. – У меня тоже нет ни обязанностей, ни… планов на вечер. Он не задумывается, что сегодня пятница. Их пятница, на самом деле. Ему не очень хочется идти домой. Где Каме, который точные движения, редкие улыбки, загадка в загадке, спрятанной в шкатулке с секретом. Джин немножко устал от головоломок. - Как будто я вечно наказан. Я говорю «пойдем в кино, Каме», - говорит он Косаку за обедом на следующей неделе (да, он не был дома больше суток, но он оставил сообщение на автоответчике). - А он мне «я устал». Он, черт возьми, целый день сидит в офисе. Он не стоит по три часа возле стола, доставая из чьего-то кишечника головы барби. И я хочу пойти с ним в кино, но он «устал». Это такая фигня, на самом деле, веришь? На этот раз Джин смотрит на Аизаву так пристально, ожидая ответа, что даже тот не выдерживает, вынужденно бросая: - Надо выпить. - На следующей неделе, - встревает подсаживающаяся за их столик Хияма, - Когда там на дежурстве Моримото-сенсей? А о чем речь? Джин затыкается, сосредотачиваясь на еде. Его локоть соприкасается с ее, и ему не хочется отодвинуться. В эту пятницу, чувствуя свою вину, он уходит с работы пораньше. Но домой возвращается даже позже обычного. Овощи на ужин недосолены, и Джин морщится (давно прошло время, когда он говорил «все окей»), но радуется, что хотя бы не пересолены. - Пойдем в ресторан? – говорит ему Каме, заметив гримасу, но Джин мотает головой. - Я устал, - отвечает он. И это, в самом деле, так. Он вешает халат мимо крючка, закрывая за собой дверь душевой кабины, и сквозь полупрозрачное стекло видит, как пришедший чистить зубы Каме поднимает его с пола, откладывая на корзину для грязного белья. - Каме… - начинает Джин, намыливая шею, на что тот машинально отвечает: - Пять минут. Но Джин не дает сбить себя с мысли, он все еще чувствует себя немного виноватым за прошлую пятницу, и потому заканчивает: - Иди сюда, а? Неторопливый секс в душе кажется ему неплохой идеей. Он любит, когда Каме горячий и мокрый, когда прядки волос облепляют его лицо и Джин ловит их губами, целуя влажную кожу. - Давай в кровать, а? – невнятно отвечает Каме, задерживая за щекой зубную щетку. - Я потом поменяю постель. И Джину ничего не остается кроме как согласиться. Потому что «да, наверное, так будет лучше». Когда он идет в душ второй раз за вечер, у него в голове еще картинки, где он держит Каме в руках. Где целует его губы, скулы, облизывает пальцы и обхватывает ладонями за бедра. Не глядя, расталкивает колени, не отрываясь от поцелуев и прикосновений к его шее, плечам, груди. Он хотел бы провести так целую ночь, всю ночь до момента, когда серое небо за окном начнет розоветь, но завтра на работу и он просто рассматривает сквозь запотевшее стекло душевой кабины силуэт чистящего зубы Каме, и буднично говорит: - У Уэды свадьба. - Я знаю. - Ты мог бы сходить, если хочешь. - Просто пошли конверт, - отвечает тот. – Включишь вентиляцию. Я уже сплю. - Пять минут, - отзывается Джин. Кстати, Моримото-сенсей дежурит в пятницу. Их пятницу. Но Джин не уверен, ждет ли его Каме, который утром – стук клавиш ноутбука, отстраненный взгляд и пустой стакан от сока, к которому машинально тянется Джин, уходя на работу, но только удивленно слизывает с края последние капли. И рассеянно прикоснувшись губами к щеке Каме, опять думает, что упускает что-то важное. Он хотел бы узнать что, но они не разговаривают. Джин пьет до дна молча, и этим, судя по всему, делает счастливым сидящего напротив Аизаву. - Еще саке! – кричит он суетящейся за стойкой Мери-Джейн, как раз доливающей шампанского девушкам, и она торопливо кивает. - Не много? – насмешливо спрашивает Хияма, ставя перед ними по гремящему кубиками льда стакану и присаживаясь рядом с Джином, но Аизава отрицательно мотает головой. Они криво намечают тост и пьют залпом. - Мое сердце разбито, - пьяно жалуется Джин, абстрактно взмахивая стаканом, и позволяя ей осторожно вытащить его из своих пальцев. - Какой ужас, - трагично вздыхает Мери-Джейн, убирая подальше бьющуюся посуду, потому что Джин роняет голову на стол, прижимаясь горящим лбом к прохладному дереву, и думает, что кажется, ему пора домой. Хорошо, что так думает не только он. Им с Хиямой в одну сторону и он бредет, уже чуть более трезвый и спокойный, позволяя держать себя за локоть, потому что она на каблуках, и ему все же немного нужна опора. Он, наверное, лет сто не ходил с девушкой под руку - это почти забытое ощущение. - Холодает, - ежится она, поправляя на шее длинный синий шарф, и Джин, с трудом соображая, отвечает, что да, кажется уже почти зима. Он, наверное, лет сто не развлекал девушек разговором, и чувствует себя неуютно. Даже когда они доходят до дома Хиямы, и она отступает на два шага, махая рукой «до завтра», «ты же нормально доберешься?», «возьми такси». Даже когда он догоняет, ловя ее прохладные пальцы, и прижимается губами к губам. Он, наверное, сто лет не целовал девушек. Она предлагает подняться и чая, но Джин кланяется, закрывает лицо ладонями и опять кланяется. Сегодня пятница, он должен вернуться домой. Каме – это тишина, темнота и пустота в квартире, когда Джин хлопает дверью, бросает в никуда «тадаима» и снимает кроссовки. Каме – это автоответчик, небрежно оставленная на диване рубашка и ужин которого нет. Джин ложится спать не дождавшись его, а проснувшись утром видит, что половина постели так и не тронута. Когда он выходит из спальни, Каме гремит посудой на кухне, делая омлет, и Джин знает, что он точно недосолен или пересолен. Джин уходит на работу не позавтракав, хотя в этот раз ему есть чем, не дождавшись кофе, и тщательно обойдя Каме по широкой дуге. Потому что он смог вовремя остановиться, а Каме, похоже, нет. - Почему бы вам не расстаться? – устало говорит ему Косаку за обедом, когда Джин вопреки привычке, все время молчит. Он потрясенно поднимает взгляд, даже переставая жевать какой-то резиновый салат. - Когда конечность не спасти, ее ампутируют, - лаконично добавляет Аизава, перед тем как принять входящий вызов по рабочему телефону, и, бросив в тарелку палочки, встать из-за стола. - Уберешь, - заканчивает он, подвигая к Джину свой поднос, и убегает по срочному вызову. Джин думает о его словах целый день, и ему действительно стыдно за это, но, кажется, что это не такая уж и плохая идея. Ему кажется, что это хорошая идея. Вот только он не знает, насколько в таком случае расстроится Каме. Хотя по большому счету, он не знает, расстроится ли Каме вообще. Шеф недолюбливает его за длинные волосы и отца профессора медицины, авторитетом которого Джин не стесняется пользоваться. И любит за то, что у него стажировка за границей, и он неплохо справляется. Шеф как раз говорит ему, что стоит приложить немного усилий и стоит быть снисходительней к стажерам, ведь он сам не намного старше, когда все переворачивается с ног на голову, потому что вызов звенит, и все точно знают, что жертв будет много. - Всем отделениям быть готовыми принять пациентов… Джин этого уже не слышит, они с Аизавой уже в пути, и он поправляет наушники, слушая, что говорит Моримото-сенсей. Земля стремительно проносится где-то внизу, заставляя про себя отсчитывать секунды до момента, когда нужно будет двигаться и действовать, но пока что только шум винта, шелест в наушниках, негромкие переговоры пилотов и мысли, тысяча мыслей не о том, о чем надо. Джин безуспешно пытается выбросить их из головы. - Сосредоточься, - четко слышит он в наушниках, мельком бросая взгляд на сидящего рядом собранного и сконцентрированного Аизаву. - Я в порядке, - отвечает он в микрофон. Он действительно готов. Место происшествия только для непосвященного кажется хаосом, но Джин профессионально видит суетящихся спасателей, спешащих парамедиков, ограниченные зоны, места для остановки и прочие необходимые для работы вещи. Он подхватывает оранжевый рюкзак, бежит туда, куда ему указывают и наконец-то в его голове кристальный порядок, а мир ясен и прост. За это Джин любит свою работу. За отсутствие этого он немножко ненавидит Каме. - Я люблю его! Люблю его! – кричит какая-то девушка в приемном покое, ее трясет и ей пытаются вколоть успокоительное, но она только размазывает по щекам кровь и грязь, вырываясь из рук врачей. Джин прижимает ладони к вискам, успокаивая назойливую боль. Он не знает, кого из пятнадцати погибших она зовет, но ее крики эхом отдаются в его голове как запись. Опять и опять. - Я должна сказать!.. – уже тише всхлипывает она, успокаиваясь под действием лекарства. – Он не знает… Я должна сказать. Медсестра накрывает ее плечи одеялом, успокаивающе гладя по спине. В этот момент Джину кажется, что его голова сейчас взорвется, а до конца смены еще слишком много времени. - Домой, - командует шеф, перехватив его в коридоре и Джин готов благодарно упасть перед ним на колени, но ограничивается осторожным поклоном. Стараясь не особо двигать верхней половиной тела. И, несмотря на все, он знает, что должен сказать, придя домой. Потому что плевать, среда сегодня или пятница, ничего не меняется и не изменится. У них нет почти ничего совместного, кроме секса и сигареты после него, и Джин знает, что должен сделать. Эта мысль занозой сидит в его голове, когда он подходит к дому. В их окнах не горит свет, и он не поднимается наверх, присаживаясь на заборчик вокруг клумбы. Натягивает шляпу на глаза, прячась от слишком яркого света фонаря и привычно щелкнув зажигалкой, прикуривает. Хияма права, холодает. Он прав, уже почти зима. Поэтому после третьей сигареты он больше не может ждать, уже ощутимо постукивая зубами и зябко ежась, прячется в подъезд. Каме – это встрепанные пряди, растянутая футболка Джина, сползающая с плеча, потрескавшиеся губы и горка лекарств от простуды, рассыпанных по журнальному столику. Это темнота в квартире, нарушаемая только суетливыми всполохами работающего телевизора. Джин замирает на пороге, машинально повторяя «тадаима», и они с Каме смотрят друг на друга как лемуры, ничего не говоря. Пока Каме не отвечает «окаери», и Джин чувствует, как в его груди что-то ломается и тает вся решимость, которую он так тщательно собирал. Для того чтобы сказать. Сказать. - Давай расстанемся, - выпаливает он, и это вправду не лучший способ расставаться, вот так неловко и нелогично, но он не хочет и не может больше ждать. - Меня уволили, - одновременно говорит Каме. И запинается. - Что? – глупо переспрашивает он, как будто не до конца понимая. Джин молчит. - Тебя уволили? – повторяет он, глядя на Каме, на его скулы и губы, по которым хаотично скользит голубоватый свет. На безвольно лежащие на коленях руки Каме, тонкие и сильные. На темноту в его глазах и зарождающийся страх. Джин знает этот взгляд, на работе он видел его, наверное, тысячу раз. Но не дома, но не Каме, кто угодно и где угодно, но только не Каме не в их доме. Не его Каме. - Тадайма, - в третий раз повторяет Джин, пытаясь лихорадочно сообразить, что нужно сказать или сделать, но Каме опережает его. - Расстаться? – хрипло взвивается он, и, казалось бы, еще сидит на диване, кутаясь в плед, но вот уже рядом. Каме – это кулак с острыми костяшками, болезненно врезающийся в его плечо опять и опять. - Идиот! – уже жалобно всхлипывает он, обхватывая Джина за шею и горячечно прижимаясь всем телом. Джин чувствует его влажные губы на своей шее, и подхватывает его за талию, обнимает, кажется, начиная понимать. Кажется, улавливает что-то, что не давалось ему так долго. Теперь оно рядом, и Джин ощущает его всей кожей, ощущает, что ему нужно только протянуть руку и взять. - Каме, - шепчет он. - Каме-Каме-Каме, что с… - Ты серьезно? - зло отзывается тот, опять отстраняясь, чтобы еще раз ударить его в плечо и сразу же прижаться к месту удара губами. – Ты это сейчас серьезно, нет? Джин ошарашено гладит его по голове, целует в висок, в ухо, прихватывает губами бровь. - Я не знаю, Каме, - шепчет он. - Мы полдня разбирались с автокатастрофой на трассе. Все окей, Каме… Тихо… - Идиот, - опять повторяет тот, уже по инерции, затихая под осторожными прикосновениями. - Расстаться?.. - Уволили? – отвечает Джин, заставляя Каме вздохнуть. Он пьет таблетки от температуры и делает Джину запеканку с овощами. Джин точно знает, что она пересолена или недосолена. Устраивается с тарелкой на диване, на всякий случай захватив с собой солонку и стакан воды, и Каме прислоняется к его плечу, устало прикрывая глаза. Они несколько минут смотрят вечернее шоу, перед тем как Каме опять переспрашивает: - Расстаться?.. Джину нужна пара секунд чтобы прожевать запеканку и запить ее глотком воды. Пара секунд, чтобы собраться с духом и протянуть руку к тому, что так долго ему не давалось. Перед тем как он отвечает. - Я люблю тебя, - как будто между делом говорит он, осторожно прижимаясь губами к волосам Каме. – Даже если это фигня, я люблю тебя. И если что-то случится, мне надо чтобы ты это знал, окей? - Идиот, - совсем тихо шепчет тот, его дыхание призрачно скользит по шее Джина, перед тем как Каме поднимает голову и целует его. Очень осторожно и нежно. Потому что даже если ничего не меняется, и у них не осталось почти ничего совместного, Аизава не прав. Иногда ампутация не лучший выход. Иногда совсем не выход, когда еще можно что-то спасти. Или сохранить. The End |