|
Судьба не дура, зря людей сводить не станет.
Макс Фрай
Его зовут Аканиши Джин, и он говорит с американским акцентом. Вот все, что поначалу знает Каме о новом сотруднике. Они пересекаются только на утренних сборах всего персонала, и Аканиши Джин неизменно влетает то на выговор, то на благодарность. Эта логика непонятна для Каме, но он старается не вникать. У него свой круг общения, в котором он после работы пьет свое светлое пиво, и проходит два квартала, чтобы никто даже случайно не заметил, на какой машине он уезжает домой.
- Мне надоело, - говорит ему Кёко, оправляя легкое домашнее платье из нежно зеленой шерсти. - Ты целый день пропадаешь неизвестно где. Мне это надоело.
- Я просто работаю, - пытается уйти с линии конфликта Каме, снимая стильные лаковые ботинки. Он немного устал и хочет спать, но конечно не отделается так просто. Этот разговор повторяется примерно раз в три месяца, правда Каме пока что удается отстоять остатки своей независимости.
- Тебе недостаточно денег, которые я даю? – парирует Кёко, улыбаясь ласково, почти по-матерински. Так проходит ужин, и Каме устало отбивается от привычного давления, пытаясь незаметно съесть как можно меньше. Ему кажется, он сильно поправился в последнее время. Он нашел у себя щеки.
Утро пятницы начинается со скандала. Каме не успевает к его началу, появляясь в служебных помещениях уже когда все в разгаре.
- Это недопустимо, - чеканит менеджер-сан, и Аканиши Джин пытается выглядеть не слишком скучающим, а чуть более виноватым. Выходит у него плохо. Возможно все дело в чупа-чупсе у него за щекой, или в кривом, сползшем на бок хвостике, в который стянуты слишком длинные для приличного мальчика волосы.
- Вы постоянно нарушаете…
Выговор продолжается еще минут пять, прерываемый только нервным хихиканьем девушек, и неопределенным хмыканьем Аканиши. Кажется означающим: «да, конечно, менеджер-сан, я понимаю свою ошибку и сожалею о ней». Видимо что это означает, догадывается один Каме, потому что этот самый менеджер резко подводит черту, заявляя:
- Это ваш последний шанс. Еще раз, и вам придется попрощаться с нашим коллективом.
Хихиканье обрывается, и Каме наконец-то может пробраться к своему шкафчику, чтобы переодеться.
Он почти выбрасывает из головы начало дня, когда на газоне возле парковки, находит валяющегося прямо на земле Аканиши. Сесть в машину и уехать он не может. Он просто не верит, что человек, носящий такие футболки и жующий ярко-розовую жвачку, сможет не разболтать на весь свет, какая у Каме машина. Красная. Женская. BMW. И почти решает пересидеть в кофейне на третьем этаже торгового центра, когда его замечают.
- Хэлло, - говорит Аканиши, соизволив сесть и вяло помахать рукой. Он выглядит удрученным, а фраза заканчивается громким хлопком пузыря из жвачки.
- Привет, - без энтузиазма здоровается Каме, быстро заталкивая ключи от машины в задний карман джинсов.
- Плохой день? – вежливо добавляет он, но не вкладывает в вопрос ни капли интереса.
- Ты не видел что ли? – хмыкает Аканиши, потирая уголок глаза. – Этот дурак так кричал. А всего-то…
- Мне кажется, - перебивает Каме, не желая слушать жалобы и прочие излияния. – Мне кажется, ты вполне заслуживаешь, Аканиши-кун.
На самом деле Каме даже не знает, в чем вообще был конфликт. И не то, чтобы ему было до этого дело. Аканиши хмыкает, а Каме думает, что это означает: «ну возможно. Возможно, ты прав, и знай, что мне не нравится эта твоя разумность». Поразмыслив, он осторожно, чтобы не испачкаться, присаживается на траву, расправляя джинсы на коленях.
- Ну почему никто не замечает, что я стараюсь? – вдруг откровенничает его собеседник, дергая за развязанные декоративные шнурки на своих сапогах. Он забавно выговаривает «р»: четко, почти рычаще. «Стар-раюсь» говорит он, добавляя что-то на английском, почти неразборчиво.
- Может быть потому, что ты этого не делаешь? – спокойно замечает Каме, машинально рассматривая свои узкие щегольские ботинки. Видимо он говорит что-то не так, потому что получает слегка удивленный взгляд.
- Ты ведь ничего не стараешься, в самом деле. И в помещении для курения ты чаще, чем на рабочем месте.
Каме надеется, что это действительно так. Потому что он в упор не помнит, где вообще рабочее место Аканиши, как часто тот там бывает и чем вообще занимается. Но похоже он угадывает, потому что собеседник задумывается, видимо пытаясь что-то возразить, но сдувается, неловко пожимая плечами (свет от фонаря скользит по гладкой коже на его ключицах, в этот момент Каме пропускает вдох).
- Может быть, - наконец-то неохотно отвечает Аканиши, вытягивая из кармана мятую пачку сигарет и не спросив разрешения, закуривает. – Но это все в самом деле непросто. Вся эта страна.
Он говорит «эта страна», на что Каме вскидывает тщательно сформированную бровь. И удивляется, когда это расшифровывают правильно.
- Я не умею здесь жить, - обьясняет Аканиши, зябко ежась. – Вчера хотел поцеловать девушку (почти свою!), а эта дура закатила скандал. На улице нельзя или что-то такое. Этот наш, менеджер-сан, - «сан» он выговаривает вкусно, со смесью презрения и уважения. – Не слезает с меня из-за того, что я прихожу на работу вовремя. Вовремя! Почему я должен быть на полчаса раньше?..
- Так принято, - вежливо вворачивает Каме, обхватывая ладонями острые колени.
- Ну да, - соглашается Аканиши, и залпом продолжает, как будто выплескивая что-то едкое и неприятное, - Так принято и все такое. То принято, то не принято. Дурацкие правила, я ничего не понимаю в этой стране. Я вырос на Беверли-Хилз! Почему от меня все хотят большего, если для меня эта страна такое же «суши» и «кимоно», как для всех остальных. Нормальных людей!
- Ты только что назвал меня ненормальным, - мило добавляет Каме, перебирая жесткую траву.
- Извини. Ты еще ничего так.
Каме передергивает от этого комплимента. Он ерзает, пытаясь вспомнить, когда последний раз вот так сидел прямо на траве, но в голове не всплывает ничего такого позже старшей школы.
- Я наверное пойду, - говорит он наконец-то, слыша очередной щелчок жвачки. И поддавшись порыву, почти искренне желает: - Удачи.
- Пока, - легко соглашается Аканиши, почесывая за ухом. Каме смотрит, как его пальцы погружаются в непослушную волну волос, и эта картинка все еще стоит перед глазами, когда, умирая от запахов выпечки с витрины, он цедит свой несладкий кофе.
Ему даже немного интересно идти на работу в понедельник, хотя он тщательно давит в себе странное воодушевление. У Кёко профессиональный стилист и к счастью она не может, по своей недавно появившейся привычке, съязвить что-то насчет уходов и возвращений Каме. Он целует ее в подрумяненную щеку и, звякая ключами, спускается на парковку. Это почти детское чувство, когда заводя машину, он думает о разных фильмах, где решивший измениться персонаж (несомненно, не без помощи умудрённой опытом феи), становится прекрасным принцем (чаще – прекрасной принцессой, но это незначительные мелочи). Конечно, в жизни так не бывает, конечно, это все детские глупости, но когда Каме заскакивает в служебную раздевалку, он чувствует разочарование. Аканиши со скучающим видом жует свою неизменную жвачку и путается в рукавах форменной футболки. У него красивый подкачанный живот, но Каме не смотрит. Не смотрит-не смотрит-не смотрит.
- Привет, - неохотно говорит он, проходя к своему шкафчику.
- Хэлло, - приветливо отзывается Аканиши. Он ухитряется продержаться да среды, а потом ожидаемо получает расчет.
- Пока, - сочувственно прощается Каме. В ответ Аканиши расстроено машет рукой, стягивая с волос веселенькую розовую резинку, и уходит к остановке автобуса. Так заканчивается их знакомство.
+ бонус-трек
Все его личные вещи, оказывается, помещаются в одну сумку. Точнее все его личные вещи, которые он хочет забрать. Он аккуратно кладет на журнальный столик ключи от машины и дорогой мобильный телефон, стараясь игнорировать жесткий взгляд женщины, с которой прожил два года. Только выйдя на улицу, и осознав, чего лишился, он чувствует к себе отвращение. Он думает, что последний идиот, и что гордости просыпаться как-то поздно, и еще тысячу таких же убийственных вещей. Но реальность остается неизменной – его ждет маленькая квартира с окнами на железнодорожные пути, и односпальная кровать-раскладушка. Это почти мерзко.
Он бредет по улице, рассматривая витрины магазинов и с мазохистским удовольствием размышляя, что из этого всего он больше не сможет купить и машинально сколупывает глянцевый серый лак с ухоженных ногтей.
- О, это же ты! - вдруг бесцеремонно говорят ему сзади, заставляя насторожено обернуться.
- Привет, - повторяет Аканиши, поблескивая зеркальными солнцезащитными очками, и без паузы продолжает. – Слушай, я вот тут шел и подумал. А как тебя вообще зовут?
Каме озадаченно рассматривает его пару секунд, пытаясь понять, как это вообще могло произойти (конечно же, в таком маленьком городке как Токио, подобные встречи случаются на каждом шагу), перед тем как негромко ответить:
- Каменаши Казуя.
- Клево выглядишь. Ой, то есть «шикарно», - показывает «окей» Аканиши, и рассеянно оглядевшись по сторонам, добавляет: - Мороженого хочешь?
- Нет, - Каме вежливо морщится, поправляя ремень сумки на плече. - Не люблю.
- Я тоже, - вдруг улыбается его собеседник.
Каме даже не уточняет у него, зачем тогда было предлагать, обоснованно подозревая, что эта логика где-то очень далека для его понимания. Но тот, как будто догадавшись, только небрежно пожимает плечами (и Каме откуда-то знает, что это означает: «ну такая ерунда, как же можно не понимать»):
- Ты конечно дашь мне свой номер телефона, - уверенно продолжает Аканиши. Он говорит «номер-р», это немного подрывает разумность и осторожность Каме, его нелюбовь к бесцеремонности. А Джин, не обращая внимания на логичное «конечно нет», сказанное само собой разумеющимся тоном, добавляет:
- Вот увидишь, мы станем друзьями.
И Каме почему-то почти начинает нравиться, эта его наглость.
Emotion
Пейринг: Акаме
Рейтинг: PG-13
Когда-нибудь я научусь обманывать эту тупую дуру судьбу.
Макс Фрай
За окном все холодает, а Джин остается у него ночевать все чаще. Приходит после работы, укладывается на раскладную кровать и смотрит, как Каме на скорую руку заливает кипятком рамен.
Каме раздражается от этого взгляда. Хотя было бы честным признать, что он раздражается вообще от всего. На улице холодно, и этот холод пробирается под его куртку, обнимает за плечи и заставляет бежать от станции до дома. Он залетает в квартиру, побыстрее захлопывая дверь, а появившийся двумя часами позже Джин, приходит в расстегнутой куртке, помахивая полосатым шарфом.
- Если ты попадешь в больницу, это будет твоя проблема, - говорит ему Каме. А утром собственноручно заматывает вокруг его шеи шарф.
- Ты мер-рзнешь? – удивляется Джин, ловя его ледяные ладони, и как будто это ничего не стоит, предлагает брать его машину. Каме уже привык к его «рычаниям», и не слышит их в беглой речи. А теперь вот так забавно выясняет, что у Джина есть машина. У него опускаются руки.
- Сейчас выяснится, что ты живешь в пентхаусе в центре, - говорит он, когда снова может это делать без угрозы сорваться на крик.
- Неа, - пожимает плечами Джин, обжигаясь раменом быстрого приготовления. – Я живу у друга. А машину могу дать. Если хочешь.
- Хочу, - нагло отвечает Каме, забирая у него тарелку с недоеденным завтраком и бросая ее в раковину. Он не может так просто простить таких деталей.
Но Джин смотрит неприязненно, непонимающе.
- Я что, виноват в том, что у меня есть машина? – говорит он слегка раздраженно, поигрывая кулончиком на шее Каме.
«Да», - думает тот. Но вслух конечно говорит совсем другое, правильное.
- Нет, - отвечает он. – В том, что ты ничего мне не говорил об этом.
- Тебя это никогда не интересовало, - резонно замечает Джин. Он смотрит ясно и четко, словно понимает все, что Каме оставляет в уме. А тот паникует, как будто его загоняют в угол.
- А завтра выяснится, что ты женат? – агрессивно вырывается он, садясь на кровати и дотягиваясь до своих домашних штанов.
- Я могу показать тебе свои документы. Все свои документы, даже медицинскую страховку, если ты вернешься в постель, - ловит его за талию Джин, затягивая обратно под одеяло и крепко обнимая.
Каме раздражается, когда из него делают истеричного дурака и пытаются успокаивать как маленького ребенка. Но Каме нравится, когда его вот так обнимает Джин. Он чувствует себя отвратительно, поддаваясь и прижимаясь щекой к его плечу. В то же время его переполняет такой нежностью, что кажется, она ослепительными искрами расплескивается вокруг, заставляя задерживать дыхание. Это ужасно.
- Ты мог бы просто уйти, - сдерживаясь из последних сил, предлагает ему Каме, пытаясь сосредоточиться на нарезании салата. Он устал после работы, и он припарковался бампером машины Джина в столбик забора, и на улице дождь, а в квартире сломался регулятор отопления.
- Ты бы мог не быть такой сукой, - огрызается Джин, гипнотизируя взглядом рисоварку, как будто та – девушка всей его жизни. Каме звякает тарелкой. Потом опирается о стол, и простым движением швыряет тарелку на пол, даже не глядя на результат. Вторую у него насильно отбирают, болезненно оттолкнув к холодильнику.
- Их вообще две. Было, - раздраженно сообщает Джин. – Хочешь есть из кастрюли – окей, а я хочу из тарелки.
- Это мои тарелки! – срывается на крик Каме, - Это моя квартира! Это все вообще не твое дело, я не хочу тебя видеть!
Джин, присев на корточки, молча собирает осколки.
- Ты можешь взять все мои карточки, и купить себе все, что ты хочешь. Ты можешь совсем утопить мою машину в реке, - наконец-то глухо отвечает он, сгружая остатки тарелки в мусор. – Только готовь для меня, спи со мной, и не кричи на меня, когда я даже не знаю за что. Не заставляй меня чувствовать себя таким идиотом, который ничего не понимает и все делает не так.
Каме идет за щеткой и совком.
- Извини, - вынужденно выдавливает он через двадцать минут, когда они сидят бок о бок перед маленьким телевизором, и едят готовый рис.
- Забыли, - мотает головой Джин, не отводя взгляда от экрана. Каме ему благодарен. И знает, как заставить его перестать выглядеть таким по-детски обиженным.
На выходной выпадает наверное последний солнечный день в году, и они едут в торговый центр.
- Мне нужны тарелки, - заявляет Каме, беря Джина за руку, чтобы не потеряться в толпе выходящих из вагона метро. – Три, или даже пять.
- Я уже боюсь, - шутит тот. – Давай купим сервиз?
- Мне придется переехать на лестничную площадку, чтобы поместить его в квартире.
Каме любит когда легко, когда они идут в людском потоке, и Джин крепко держит его за руку, а он слегка нервничает от того, что это видят все.
- Послушай, а? – вдруг спрашивает Джин, когда они выбираются из метро на оживленный перекресток, и Каме оглядывается, пытаясь понять, куда теперь им идти.
- М? – рассеянно отзывается он, пытаясь вспомнить, как они ездили сюда с Кёко.
- А вот если бы можно было бы вернуться к той твоей девушке… - Каме удивленно оборачивается, приподнимая брови. Он не понимает, к чему может быть такой разговор, в такое время, когда все так хорошо.
- Ну если бы можно было. Ты бы вернулся к ней? – быстро закачивает Джин, щурясь от бледного осеннего солнца. Ветер треплет выбившиеся из его неаккуратного хвоста волосы, заставляя ловить их ладонью.
Каме неуютно оглядывается, скользя взглядом по огибающим их людям. Он думает о Кёко, о ее спокойной улыбке, силе уверенной в себе женщины, женщины знающей себе цену. О всех тех вещах, которых она ему давала, о том, какой спокойной, удобной и комфортной была его жизнь, когда он не помнил значения слов «раздражается», «метро», «полуфабрикат», а потом вдруг замечает нужный поворот и с оживленным «о», тащит туда Джина.
- Нет, - говорит он как будто между прочим, но совсем спокойно и уверенно. Кажется его все равно слышат.
Каме учится целоваться на улице.
The End
fanfiction |