Еще один деньRPS Рейтинг: PG Пейринг: Аканиши Джин/Каменаши
Казуя Предупреждение: автор не претендует на обладание Джином и Каме Размещение: с разрешения автора |
|
Слова новой песни приходят вместе с дождем, когда день соскальзывает в ночь, и праздник остается позади, увлекая за собой веселую кутерьму, смех, аплодисменты, традиционный именинный торт со свечками, череду подарков и поздравлений, вспышки фотокамер, бесконечные вопросы о будущем, о том, насколько он, по его мнению, изменился, став старше. Как будто между вчера и сегодня пролегла пропасть, преодолеть которую стоило великих трудов. А он не чувствует себя таким уж изменившимся, чтобы кричать об этом. Просто очередной день готов раствориться в потоке времени, и та же судьба настигнет последующие, важные и бессмысленные, счастливые и тягостные, праздники и будни. Он устал, немного охрип, у него болит голова, и все, что ему сейчас нужно - побыть одному. Комната погружена в бархатные сумерки, за окном шелестит дождь. Выхваченные светом уличного фонаря струи одеты в серебро. Он стоит, разглядывая хаотичный узор, нарисованный каплями на стекле, и пытается вспомнить, как отмечал день рождения год назад. Какое загадал желание. Тогда на уме у всех был дебют, они дурачились и шутили и строили фантастические планы. А еще их было шестеро, и он верил, что им горы свернуть по плечу. Теперь их пятеро, дебют давно позади, а он чаще ловит себя на мысли о безжалостной логике закона, уравновешивающего приобретения грузом потерь. Или наоборот? Как бы то ни было, этот год принес не только горечь и боль, но и свою долю радости, и право гордиться достигнутыми успехами, и много новых, интересных идей. И если ему сейчас невесело, виновато глупое сердце, не желающее довольствоваться тем, что имеет, одержимое химерой. Он закрывает глаза и, прижавшись лбом к прохладному стеклу, слушает музыку дождя и ветра. Потом на нее нанизываются слова, он мурлычет их, постукивая пальцами по подоконнику в такт. И как раз обдумывает очередную рифму, когда в творческий процесс вклинивается трель телефонного звонка. Рассеянно взяв со стола мобильник, он сверяется с определителем номера. Хм, заблокирован. - Каменаши. - Где тебя носило? - недовольно спрашивает голос, при звуке которого сердце (глупое, глупое) подпрыгивает и начинает биться с удвоенной скоростью. - Опять оставил сотовый дома? Умереть можно, пока дозвонишься. - Аканиши-кун. - Кажется, он говорит вполне спокойно. - Какой сюрприз. - Приятный, разумеется, - ворчит Джин. - Разумеется, - вежливо отвечает Каме. - Удивлен, что ты еще помнишь, как меня найти. - Чего не скажешь о тебе. - Искреннее возмущение. - Мог бы и звякнуть иногда. Я, между прочим, не на Марсе живу. - Я знаю, где ты. - Да, я, а также пол-Японии и еще невесть сколько народу в других странах, включая место твоего нынешнего пребывания. - Но... - Эти вечные «но»! - бесцеремонно перебивает Джин. - Чем ты так занят целыми днями? Работа, работа, ничего, кроме работы? Не переусердствуй, а то схлопочешь нервный стресс. Джонни и компания это вряд ли оценят. - Твоя забота о моем здоровье впечатляет, но... - Или ты до сих пор злишься? Пфф. На жизнь надо смотреть проще, иначе не будет отбоя от проблем. - Твое жизненное кредо мне тоже известно, но... - Да, я ведь позвонил, чтобы... - Минутку, - твердо говорит он таким тоном, что Джин поневоле озадаченно умолкает. - Я бы выкроил время на звонок, если б ты удосужился сообщить свой новый номер. И ни на одно из моих писем ты не ответил, или я ошибаюсь, Аканиши-кун? Короткая пауза. Сейчас ты возмутишься, что я узнал бы твой номер у кого-нибудь из наших, если бы захотел. Как будто в этом суть. Как будто те беседы ни о чем, когда мы более-менее регулярно созванивались, что-то значили. «Привет, как дела, у меня все окей, ну, я убегаю, до скорого». А стоило мне задать вопрос, которого ты боялся как огня, ты или пропускал его мимо ушей, или моментально находил повод закончить разговор. Каме возвращается к окну. Снаружи по-прежнему поет дождь, но он не способен сосредоточиться ни на чем, кроме далекого голоса, слегка искаженного расстоянием. - Черт, - наконец, бормочет Джин без особого раскаяния. - Совсем забыл про долбаный телефон. - Вторую фразу он благоразумно игнорирует. - Тоже мне беда. Спросил бы у... А, ладно. Записывай, диктую. - Ты уверен, что мне нужно это знать? - Каме едва себя слышит. - Что? Каменаши, громче, пожалуйста. - Прости. Я сказал, диктуй. Подышав на стекло, он пальцем аккуратно выводит ряд цифр, а затем так же аккуратно стирает их, пока от надписи не остается следа. - Записал? - нетерпеливо спрашивает Джин, и он честно отвечает: - Да. - Ну, вот. Доволен? Вздохнув, он перекладывает мобильник в другую руку. - Так зачем ты позвонил? Уже очень поздно, и... - Зачем, зачем. Ты же мне рта открыть не даешь. Я хотел поздравить тебя с... А куда ты торопишься? Ты что, не один? На языке вертится язвительный ответ, но он сдерживается, ограничившись нейтральным: - Не думаю, что ты вправе задавать мне подобные вопросы, Джин... то есть Аканиши-кун. - Да ну? - ледяным голосом цедит Джин. - Что ж, не буду отвлекать тебя от твоих друзей, Каменаши-кун. - А я тебя от твоих, - соглашается Каме. Пауза. - Ясно. Ревнуешь? - почти умиротворенно комментирует Джин. - Я?! - он не верит своим ушам. - Ты о тех снимках? Святая наивность. Ах, ты ведь вчера... нет, сегодня родился. Тебя никогда не разбирали по косточкам журналисты, не изводили фотографы, не преследовали сексуально озабоченные фанатки - и фанаты, кстати, тоже. - Джин... - С каких пор мне не нравится внимание поклонников и прессы? А мне нравится, нравится! Я только не в восторге от того, что меня двадцать пять часов в сутки выставляют на всеобщее обозрение, словно я дрессированная аквариумная рыбка. - Я не... - А про ту мерзкую статью даже не заикайся, там вообще ни слова правды, за исключением моего имени... - Что за статья? - спрашивает он резче, чем намеревался. - Да та, в... - Джин, спохватившись, умолкает, затем вкрадчиво осведомляется: - Значит, ты не читал? - Судя по твоей реакции, нет. Где ее напечатали? - Не помню, - тут же отвечает Джин. - Дались тебе эти сплетни. Слушай, я собирался поздравить... - Аканиши-кун. - Чего еще? - Я иду спать. - Ему ужасно хочется стукнуть Джина чем-нибудь по голове, хотя бы тем же мобильником. - Закончим в другой раз. - Как пожелаешь! - выпаливает Джин, оскорбленный до глубины души. Каме подходит к постели и падает на нее, не раздеваясь, уронив сотовый на прикроватный столик. Ох, Джин. Что за дурацкая привычка атаковать при малейшем проблеске чувства вины? Когда он в таком настроении, нервничает, расстроен или просто на взводе, общаться с ним все равно что прогуливаться по минному полю. То есть, в принципе можно, но чревато фатальными последствиями. Несправедливо. Вначале вы понимаете друг друга с полуслова, полувзгляда, достаточно улыбки, прикосновения, жеста; вы делитесь секретами так же легко, как дышите, вместе радуетесь и сообща переживаете беды. Потом, спустя время, может быть, годы, непринужденность тает, сменяясь сдержанным дружелюбием, осторожным маневрированием, досадой из-за неудачных попыток воскресить то, что утрачено безвозвратно. Причем четкой грани между двумя этими состояниями нет, и вы напрасно ломаете голову, в какой момент все пошло наперекосяк. Вы ссоритесь из-за пустяков, миритесь, ходите друг возле друга на цыпочках, снова ссоритесь… Замкнутый круг. Если не вырваться из него, в конце концов говорить станет не о чем. Не о чем даже молчать. Телефон издает настойчивую трель. Каме машинально нащупывает его и подносит к уху. - Каменаши. - Поздравляю с днем рождения. - Голос Джина звучит напряженно, но без тени гнева. - Надеюсь, они устроили тебе праздник по высшему разряду? На нормальный язык это переводится так: «Давай забудем первый раунд. Ты же понимаешь, я белый и пушистый - если меня не гладить против шерсти. Не сердись». И Каме уступает, потому что не хочет, чтобы Джин снова исчез. - Спасибо, все было великолепно. (Но мне не хватало тебя, бака ты этакий.) - В следующий раз отпразднуем вместе, - ни с того ни с сего выдает Джин и запинается, точно его самого предложение застало врасплох. Вероятно, так оно и есть. Каме прикусывает губу. Скорее всего, это лишь завуалированная попытка извиниться, но внутри у него вспыхивает робкий огонек надежды. - Ловлю тебя на слове, - говорит он с притворной небрежностью. Садится, подпирает щеку кулаком. - Учеба продвигается успешно? - Учеба?.. Ах, да. Конечно. А как ты? Как ребята? - Все в порядке. Уэда простудился в Нью-Йорке, но уже практически здоров. - Ничего удивительного, там было чертовски холодно, - бормочет Джин. - Телепрограмма появится в начале апреля, если все пойдет по плану... - ... а там выпустят и диск с концертом. Кое у кого слюнки текут в предвкушении. - Джин фыркает. Он расслабился, и что бы ни снедало его, уже не маячит грозовой тучей на горизонте. - Признай, это было забавно. Каме не может сдержать улыбки. Он бы охарактеризовал то суматошное время по-другому, но в чем-то Джин прав. Джин. Упрямый, капризный, невыносимый, тщеславный. Дерзкий, легкомысленный, игривый, опасный. Раздражительный, едкий, задиристый, надменный, жестокий. Прекрасный, соблазнительный, загадочный, единственный и неповторимый. Смеющийся, плачущий, задумчивый, взбешенный, витающий в облаках. Совсем юный, бегущий к нему с распростертыми объятиями. Необидно подтрунивающий над ним. Отворачивающийся от него. Зовущий его. Поющий, танцующий, купающийся в разноцветных лучах прожекторов и обжигающих волнах восторга. Память предательски обрушивает на него лавину образов - в том числе воспоминания, которые он хранит в самой глубине, остерегаясь слишком часто извлекать на свет божий. Глаза Джина, сияющие от страсти. Его губы, мягкие и податливые, как шелк. Его пальцы, ласково перебирающие волосы Каме. И его слова, сказанные перед отъездом: «Ни о чем не спрашивай, ничего не обещай, не загадывай наперед». - Казуя? Эй, ты там не заснул? - Я слушаю. Просто... - Что? - Да так, ничего особенного. Все меняется, шепчет голос в голове. Это неизбежно. Но разве меняться значит обязательно отворачиваться от того, что связывает с прошлым? возражает другой голос. - Много воды утекло, да? - внезапно говорит Джин, и Каме застывает, ошеломленный. Джин научился читать мысли? Или он сам настолько увлекся, что рассуждал вслух? - С тех пор, как мы познакомились, - уточняет Джин. - С тех пор, как все закрутилось. С тех пор, как мы стали КАТ-ТУН. - Много, - беззвучно шепчет он. Так много, что мы почти потеряли себя тех, прежних. - Ты был угловатым маленьким ежиком, - продолжает Джин. - И отчаянно трусил перед выходом на сцену, но выступая, преображался и забывал обо всем на свете. Помнишь? По непонятной причине, это вызывает прилив легкого раздражения. - Положим, ты тоже не был эталоном красоты и рассудительности. - Брось. Я был и остаюсь совершенством, - смеется Джин. Разве что в мечтах девчонок, которые спят и видят как бы выскочить за тебя замуж. Или хотя бы затащить в укромный уголок. - А от высоты голова не кружится, Баканиши? - Кто бы говорил. По крайней мере, падать мне не... - Осекшись, Джин виновато сопит. - Э-э... извини. Ничего личного. - Это было давно. - Он пожимает плечами. Злость уходит так же быстро, как нахлынула. - Ты переживал больше меня, Джин. И совершенно напрасно. - Идиот. Я же тогда чуть не спятил от страха, - огрызается Джин. - Каково, по-твоему, думать, что твой друг покалечился, а то и сломал себе шею? Странно. Когда-то Каме был уверен, что не сможет вспоминать о том дне без содрогания, как нельзя прикоснуться к старой ране, не вызвав эха призрачной боли. Но сейчас тепло внутри у него разрастается, грозя расплавить стены, из предосторожности возведенные вокруг самого потаенного уголка души. - Джин... - Мм? Когда ты вернешься? Я устал ждать. Я не боюсь, что забуду тебя. Этого не произойдет, даже если я очень захочу. Но я боюсь привыкнуть к тому, что тебя нет рядом. Я боюсь смириться. - Я... (так скучаю по тебе)... Стоп. Какой смысл в объяснениях по телефону? Ты можешь ответить что угодно, но я не узнаю твоих истинных чувств. Мне нужно видеть тебя. Ты не умеешь лгать, глядя мне в глаза. - Я... я должен еще кое-что сделать, а уже действительно поздно... Неловкое молчание. Обманчивое ощущение близости рассеивается. - Ты прав, - наконец, произносит Джин. - Уже поздно. Ты... в общем, береги себя, и все такое. Передавай привет ребятам. И... звони иногда. - Ты тоже. Не заблудись в погоне за своей мечтой, Джин. - Казуя... - Да? - Нет, ничего. Счастливо оставаться. Связь прерывается. Каме обхватывает колени и опускает голову на скрещенные руки. Ты чуть не выставил себя дураком, Казу-тян. Хорош бы ты был, жалуясь, какой мол ты одинокий и несчастный. Ты бы еще в слезы ударился для пущего эффекта. Вот и гордись собой. Трус. Язык бы у тебя отсох, если бы ты сказал, что любишь его и ждешь? В какой мелодраме, ты воображаешь, ты сейчас снимаешься? К тому же, твои переживания для него не тайна, и если бы они имели какое-то значение, он был бы здесь, а не за тридевять земель. По крайней мере, звонил бы тебе чаще и не отделывался пустыми фразами, пока ты изо всех сил стараешься принять его правила игры. Но он все-таки позвонил. Каме медленно выпрямляется, поднимает мобильник, вводит новый номер Джина в адресную книгу. Разглядывает его, как загипнотизированный. Кратковременное безумие? Если он наберет этот номер и скажет... что-нибудь... это ведь не убьет его, а? Палец тянется к кнопке вызова. Телефон взрывается звоном. Он вздрагивает, чуть не выпустив сотовый из рук, но каким-то чудом удерживает и быстро отвечает: - Джин?.. - Люблю тебя, - доносится до него голос Джина из запредельной дали. - Спокойной ночи. У него перехватывает дыхание, поэтому он не успевает слова вымолвить, как Джин отключается. Каме растерянно смотрит на телефон, гадая, не пригрезилось ли ему то, что он услышал. Его бросает то в жар, то в холод. Джин, бака. Как у тебя совести хватило сказать такое и смыться? Или... связь оборвалась случайно? Словно соглашаясь с ним, телефон опять громогласно требует внимания. И на сей раз Каме не намерен упускать шанс. - Я тоже люблю тебя, ты знаешь. Слова падают в тишину по ту сторону незримого моста, как листья в стылую воду. Через несколько секунд, знакомый голос (но не Джин, это не Джин) говорит: - Так Принц все же позвонил. - Негромкий смешок. - Лучший подарок фортуна приберегла напоследок, верно? - Я... - начинает он, но собеседник мягко перебивает: - Это здорово. Рад за тебя. А ты... ты счастлив? - Да, - признается он, не раздумывая. - Хорошо. - Молчание. - Я просто хотел удостовериться, что ты благополучно вернулся домой. Спокойной ночи, Каменаши-кун. - Спокойной ночи... Укол раскаяния не в силах прогнать охватившую его радость. Он ложится, закинув руки за голову, и невидяще смотрит в потолок, улыбаясь своим мыслям. Музыка дождя за окном уже не слышна, зато теперь поет его сердце. Наверное, все-таки неразумное, потому что два коротких слова, сказанных по телефону, могут ничего не значить... А могут заслонить собой целый мир. Так или иначе, он уверен,
что еще один день, унесенный потоком времени, минул не напрасно. The End |