- Это что за хрень? – Джин стоит в дверном проеме и смотрит на картину,
которая висит на пустой стене в квартире Каме. Картина – белая, с жирными
черными английскими буквами. - Ты, вообще-то, прочитать это можешь?
Каме не встает. Он сидит на диване. Диван белый, стены белые, ковер белый.
Личный госпиталь Каме; однообразие нарушается только большим белым холстом с
жирными черными английскими буквами.
- Нет, - отвечает Каме, пожимая плечами. – Тут дело не в словах. Это искусство.
- О боже, - говорит Джин, ошарашено глядя. – Это так пафосно. Так пафосно. Я
даже и не начал еще понимать, насколько это пафосно.
- Ты много чего даже не начал понимать, Аканиши.
Каме встает и идет на кухню. Джин притворяется, будто того места, куда его
жалит это оскорбление, не существует.
- Так, - продолжает Каме, выходя из кухни с банкой пива в руке. – Зачем ты
здесь?
Он плюхается на диван. Джин садится на стул напротив него.
- Что? – Джин утаскивает пиво Каме с кофейного столика и делает большой
глоток. – Мне теперь нельзя прийти в гости к старому другу?
- Не говори того, чего не думаешь, - говорит Каме, округляя глаза. – Зачем ты
здесь на самом деле?
Джин смотрит на Каме. Глаза Каме – это двери в никуда, фальшивые окна,
отдернешь шторы – и увидишь только кирпичную стену. Джин знает: у него самого
нет такого таланта. Джин знает: всю его душу можно увидеть в его глазах, но
он вообще-то не возражает, ведь там не особенно много увидишь. Он
перебирается на диван и садится, скрестив ноги, на другом конце. Воздух
гудит, словно телевизор с выключенным звуком. Джин оглядывается, но
телевизора нет. Есть только Каме с изгибами тела острыми и резкими, как и его
слова, как и его чувства.
- Мне нравится эта картина, - говорит Джин. Она говорит о Каме: то, как буквы
анализируют и судят его, прежде чем притвориться, что им все равно.
- Прекрати все время врать.
- Хорошо, - говорит Джин, проскальзывает вперед и прижимает Каме к краю
дивана. – Ты красивый. Поцелуй меня.
- Нет, - говорит Каме, но Джин все равно его целует. И нет ни фейерверков, ни
музыки, ни чувственности, от которой бы у него перехватило дыхание - только
сухие губы, и открытые глаза, и вкус сигарет с гвоздикой в ледяном дыхании
Каме. Они были на Титанике, с тех пор как начали это, чем бы оно ни было, и
сейчас они застряли на дне ледяного океана с остатками того, что было
когда-то огромным.
(- Шлюпок не будет, - сказал однажды Каме, когда их дыхания смешивались, а
его ладони были на лице Джина.
- Конечно, будут, - возразил Джин и целовал Каме так, словно ему было куда
идти.)
Они равнодушно трахаются на диване - молча, с открытыми глазами, пристально
глядя друг на друга, и никаких вопросов не задать, и никаких ответов не
получить. Руки Каме безвольно лежат вдоль его тела и только изредка приподнимаются,
чтобы дотронуться до спины Джина, его плеча, его волос.
Джин поворачивает голову, так что пряди волос скрывают его глаза, и смотрит
на кожу, обтянувшую ребра Каме, и понимает, что еще не дотрагивался до нее.
Он и не дотрагивается.
- Каме, - выдыхает Джин еле слышно. – Мне тебя не хватает.
Каме смотрит на голову Джина, наблюдает за тем, как капельки пота выступают у
него на висках.
Позже Каме выуживает пачку сигарет из кармана своих джинсов и закуривает
одну, сидя на диване и не думая одеваться. Джин стоит у двери и натягивает
джинсы.
- Джин, - говорит Каме, и Джин поднимает взгляд, где-то глубоко внутри
чувствуя проблеск надежды. Отсюда Джину видны острые, неумолимые углы тела
Каме, его неровные колени, выступы его ребер, его лопатки, похожие на крылья,
пытающиеся прорезаться сквозь кожу. У Каме слегка всклокочены волосы, и
черная сигарета с гвоздикой оттеняет его кожу.
- Ты мне, правда, очень нравился.
Он затягивается сигаретой.
- Да, - Джин смотрит на Каме мягкими глазами. – Да. Я знаю.
The End
fanfiction
|