Волк
|
|
В самом начале никто не замечает. Каме придирается к одногруппникам, выжимает из них все возможное, и они даже никогда не подумают придраться к нему самому - потому что ему этого не надо. Когда он пропускает первую запись, когда спустя почти месяц не появляется на Music Station, никто и не подозревает, что он валяется с температурой. И совершенно точно этого не замечает Джин. Последний раз, когда он обращал на приходы и уходы Каменаши Казуи больше внимания, чем то, которое требуется, чтобы не спотыкнуться об его ноги, Буш еще болтался без дела в Белом доме. Он бы не заметил и третьего раза, если бы Ханада-сан не запихнул его в такси и не отправил домой к Каме, чтобы проверить, какой такой внезапный приступ ларингита мог свалить того в вечер специального интервью Джина-и-Каме для "Wink Up". - Почему... - начинает он, потому что это не его работа, и если компании нужна медсестра, они вполне могут позволить себе ее нанять. Но Ханада-сан обрывает его на полуслове. - Потому что меня уже задолбало ваше поведение. И вы ошибаетесь, если считаете, что можете грызться, как подростки, - сообщает он. - Я позвоню... - Он не берет трубку. Так что заткнись и притащи его сюда. Скажи, что он спятил, если думает, что ему дадут самому решать, чем он там болен. Когда их менеджер улыбается, он похож на огромного плюшевого медведя. Но, оставаясь с ними наедине, он уже не улыбается так часто. И когда он скрещивает руки на груди, то больше похож на якудзу, который отрывает плюшевым медведям головы. Джин затыкается и садится в такси. К тому моменту, как они останавливаются на первом светофоре, Джин уже успевает придумать четырнадцать с половиной причин, по которым он при встрече надерет задницу этой примадонне Каме; ларингит - всего лишь половина причины. Джин мыслит разумно. Он не может винить человека, который поддался злокозненным микробам. По крайней мере, сильно. Лучше он его будет винить за совершенно логичные вещи - за популярность, за естественную стройность и за волосы, не встающие дыбом после сушки. Когда он расплачивается с водителем и выбирается из такси, то испытывает небольшой приступ тревоги – свет не горит ни в одном из окон. Если его отправили сюда в погоню за химерой, пока Каме отрывается в какой-нибудь сауне... Пятнадцать с половиной. Ответа не следует ни когда он звонит, ни когда стучит в дверь. Он уже щелкает мобильником, но потом вспоминает, что господин Каменаши не принимает звонки. И на всякий случай еще раз долбится в дверь. Ничего. Наиболее очевидным кажется позвонить Ханаде-сану и свалить все на Каме, но Джину не нравится переться куда-то за тридцать кварталов и возвращаться с пустыми руками. С его-то удачей окажется, что Каме просто спал как убитый, и на него наорут за то, что не остался и не выломал дверь или еще что-нибудь в этом духе, чтобы вернуть заблудшего согруппника. Джин знает, как такое происходит. Он подходит к третьему по счету окну, быстро оглядывается, чтобы убедиться, что никто не смотрит, а потом дергает раму вверх. Это уже не первый раз - оно было сломано с того момента, как Каме переехал сюда - как Джин помогал ему переезжать, - и Каме иногда жаловался, но это мешало ему не настолько, чтобы все починить. Немного усилий, и Джин убеждается, что так ничего и не изменилось. Он с кряхтением поднимает окно до упора и залезает внутрь: камеры безопасности все запишут, но если Каме не хочет, чтобы к нему влезали посторонние, то пусть отрывает задницу от дивана и отвечает на чертовы звонки в дверь. В гостиной темно, да и в остальной квартире тоже. В угасающем свете заката он видит, что с последнего его посещения внешний вид комнаты изменился; даже мебель другая, блестящая от дороговизны и неупотребления. Он идет по коридору, стараясь избавиться от неловкости из-за проникновения на территорию, где ему (больше) не рады. - Эй, Каменаши! Джин слышит шорох. Теперь совершенно уверенный, что Каме симулирует (он не делал этого раньше, но никогда не говори "никогда"), он прибавляет шагу и направляется прямиком в главную спальню. Когда он приближается, шорох раздается совершенно определенно. А за шорохом - к возмущению Джина - уверенный щелчок. Он дергает за ручку. - Каменаши Казуя! - рычит он, поднимая ногу и пиная дверь, - и черт, это больно. Выбивать двери никогда не бывает так просто, как кажется в дорамах. Он повышает голос. - Открывай, сволочь! Ответа нет. Нельзя сказать, что у него мало вариантов, но когда он окажется лицом к лицу с Каме, полет последнего до луны будет только началом взбучки. Джин талантлив в различных областях, и некоторые удивили бы его фанатов. Одна из этих областей касается пластиковых пропусков и старомодных дверных защелок. Он сует край карточки в узкую щель между дверью и рамой, покачивает ей, чтобы она прошла до той стороны, а потом так быстро как может, опускает ее вниз - мимо язычка. Ждет щелчка. Он уже тянется к ручке, когда слышит с другой стороны: - Уходи. Каме говорит тихо и хрипло, что добавляет правдивости отмазке про ларингит, но все, включая Джина, знают, как легко это симулировать. - Ага, уже побежал, - отвечает он и распахивает дверь. Вернее, пытается ее распахнуть, потому что дверь не поддается. И он чувствует, как Каме ее держит. - У тебя ларингит или воспаление мозга? Что, голова так распухла, что в дверь не проходит? - Поведение Каме настораживает, мягко говоря. Он просто не в состоянии представить, что Каме так упирается, чтобы не ехать на студию - нет, такого быть не может. Каме любит работу, добровольно выполняет ее в трехкратных размерах. Но факт остается фактом. Когда Каме в ответ только смеется, теория насчет воспаления мозга кажется уже куда более правдоподобной. Это не веселый смех; он низкий и хриплый. Таким смеются люди, на которых примеряют смирительную рубашку. Несмотря ни на что, Джин беспокоится. Он знает, что сделал бы в такой ситуации с Пи - успокоил бы его шутками и выманил бы его наружу. Черт, он даже справился бы с Рё. Хотя представлять еще более чокнутого Рё было как-то жутковато. Но это Каме, которому не нужна ничья помощь, которому вообще никто не нужен, и точка. Который сдерживает все свои истерики. Который очень-очень не нравится Джину. И срывы которого Джин видеть не в состоянии - потому что если уж Каме не может держать себя в руках, то кто сможет? Он наваливается всем телом на дверь и толкает. Она медленно приоткрывается, достаточно для того, чтобы Джин увидел, что Каме не держит дверь. Не совсем. Он сидит на полу, оперевшись на дверь. И это значит, что Джин, технически говоря, пытается сдвинуть пять килограммов дерева и пятьдесят пять килограммов Каме. Что пугает еще больше - а все вокруг и без того жутко - так это, что Каме голый. Абсолютно, в чем мать родила. Ребра и кости таза заметно выпирают из-под кожи. - Слушай, это что... шутка такая? - начинает он, но осекается, когда Каме вымученно поднимает голову и смотрит Джину прямо в глаза. Его кожа блестит от пота, а волосы прилипли ко лбу. На лице все еще держится улыбка - такая же милая, как и предыдущий смех. - Джин, - говорит Каме, и Джин начинает всерьез задумываться о том, чтобы послать к чертям все правила агентства и сначала позвонить не Ханаде-сану, а в скорую. Потому что он никогда не слышал, чтобы Каме так говорил, так произносил его имя. Что-то похожее было, когда они, два новичка, только расправляли мокрые дрожащие крылья и вылезали из-под скорлупы. - Пожалуйста. Каме говорит ему "пожалуйста". Это не вежливость и не этикет. Это мольба Каменаши Казуи, стоящего на коленях, и Джин крепче сжимает дверную ручку. - Какого черта здесь творится? - Уходи. Закрой дверь, передай, что я сегодня не могу. Пожалуйста. - Опять это слово, и Джин на волосок от срыва. - Слушай... Ты как? Давай, я позвоню в больницу, а ты... ты просто не двигайся, ладно? - Он снова пытается нашарить мобильник, но Каме поднимает руку и перехватывает его запястье. Что-то в этой хватке заставляет притормозить. Что-то в глазах Каме заставляет его остановиться полностью. (Разве раньше глаза у Каме отливали золотым цветом?) Каме начинает трястись. И хотя никто не представляет Джина в роли Флоренс Найтингэйл, он по инерции опускается вниз, закрывает дверь и прислоняет к ней Каме, чтобы тот оказался в более удобной позе - как кажется Джину. Тот пытается отпихнуть его неуклюжими нескоординированными ударами, которые в лучшем случае смогли бы сдвинуть салфетку - если бы в подходящий момент дунул ветер. - Прекрати, - говорит он, но Каме не прекращает. Через несколько секунд, когда удары превращаются в неуправляемые судороги, и зубы Каме начинают стучать, Джин понимает, что тот просто не может прекратить. На это невозможно смотреть человеку, для которого до этой поры все столкновения с болезнями ограничивались редкими приступами гриппа. Джин снова пытается нащупать телефон, когда Каме становится хуже, настолько хуже, что он прогибается в спине, открыв рот в беззвучном крике, и на теле начинает пробиваться шерсть. Это галлюцинация. Ровно через полсекунды Джин оказывается у противоположной стены, прижимаясь к ней лопатками и горько сожалея о своем решении поместить Каме между собой и единственным выходом из комнаты. Это кошмар, решает он, который пропадет, как только он отведет взгляд. Поэтому Джин прикрывает глаза ладонями, пока стук пяток Каме о пол не затихает, и не слышно ничего, кроме его тяжелого и учащенного дыхания, пульса, бешено бьющегося в запястьях, и более ровных, медленных осторожных выдохов Каме, которые значат, что тот успокоился. Джин осторожно опускает руки и смотрит. Через полсекунды он поднимает их обратно и бормочет все молитвы, которые только может вспомнить, пытаясь убедить себя, что ему показалось - должно было показаться. Слишком много работы, слишком мало развлечений и передоз Каме. Когда он снова опускает руки, волк никуда не исчезает. Он явно чувствует себя не намного лучше Джина, распластавшись на ковре и прижав уши к голове, и тихо поскуливает, уткнувшись в лапы. Но это чертов волк, и он здоровенный, и когда он открывает пасть, там виднеется ряд очень длинных и острых зубов, похожих на острые хирургические скальпели. "Кошмар, кошмар, слишком много Каме", - говорит он себе. На этот раз Джин зажмуривается и медленно считает до десяти. А потом открывает глаза и обнаруживается, что волк смотрит прямо на него. Джин панически пытается найти в памяти инструкцию на тему того, что делать в подобной ситуации. Единственное, что приходит в голову, это справочник агентства "Что Делать, Когда Девушка, С Который Вы Не Должны Были Встречаться (Не Говорите, Что Мы Не Предупреждали), Говорит, Что Она Беременна". Джин решает, что ему пора начать думать о чем-нибудь другом. - Так, ладно. Оставайся там, рядом с этой милой уютной дверцей, хорошо? Молодец. Волк по-прежнему выглядит так, будто провел десять раундов против бульдозера и проиграл, но, тем не менее, он готов отвлечься от своих страданий и одарить Джина испепеляющим взглядом. - Уууу, - скулит он. В надежде, что на языке животных это значит "Конечно, делай, что хочешь, не обращай на меня внимания", он осторожно опускает руку в карман куртки, нащупывая телефон. Наверняка ловец собак сможет с этим разобраться. Ну, или пожарные на худой конец. При звуке тихого угрожающего рычания, вырвавшегося из горла волка, он замирает и вынимает руку обратно, очень осторожно, выдохнув, когда рычание стихает. - Ладно. Ладно. Никаких телефонов? Договорились. - Уффф, - снова начинает волк, и, может, Джин сходит с ума, но это звучит почти раздраженно. Затем он отрывается от пола и осторожно идет по комнате. Джин начинает думать не о том, как понять волчий язык, а о том, как бы начать выглядеть очень-очень невкусным. К его облегчению волк сворачивает в другую сторону, не пройдя и половины пути, и останавливается у стола Каме. В основном внимание Джина сконцентрировано на двери и на том, как он сейчас совершит самоубийственный поступок и рванет к ней - как только ноги начнут слушаться. Но на волка он косится, поэтому замечает, когда тот тыкается во что-то носом. В фотографию. С этого ракурса Джину не видно, что находится в рамке за стеклом, но ему это и не надо. Он узнает рамку и вспоминает, какая в ней фотография. Старая, времен, когда Каме только попал в агентство, когда он еще был неуклюжим растяпой с неловкой улыбкой. Фотографию, которую Каме держал у себя на столе еще задолго до их негласной холодной войны. "Она напоминает мне о том, от чего мы пытаемся избавиться", - как-то сказал он Джину, уже выросший и похорошевший, но все еще с той же улыбкой не ценящего себя человека. "Идиот, ты всегда будешь такой страшенной малявкой", - ответил Джин, взъерошивая ему волосы, пока Каме не вывернулся и не скорчил гримасу. Это было признание, желание, и он так и не простил Каме за то, что тот не выполнил это желание. Правда, сейчас у него есть более насущная проблема. Волк ведет себя подозрительно не по-волчьи: тыкается в фотографию носом, поднимает лапу к груди, а потом издает звук, чем-то смахивающий на "ух". Потом он поворачивается к Джину, вытягивает лапу в его сторону и повторяет: "Уууф". Это повторяется три раза, прежде чем у Джина подкашиваются колени, и он глухо соскальзывает на пол. Он не отводит взгляда от волка. - Каме, - говорит он. Волк плюхается на пол и кивает головой. *** - Ну, ээ... Значит, не в черепаху, да? - это первое, что он говорит. И если подумать, это, наверное, не самая лучшая реакция на подобную ситуацию, но Джин уверен, что подробных инструкций, как себя вести, не раздают. Чувство юмора Каме (вернее, его отсутствие), похоже, передалось его волчьему образу. Он негромко рычит - от чего волоски на руках Джина все еще встают дыбом - и выразительно колотит хвостом по полу. Джин не знает точно, к чему это, но делает он это с силой - ворс на ковре заметно подрагивает. Глупо задавать вопросы волку, пусть даже этот волк - Каме. Наверно, именно поэтому Джин вполне готов попробовать еще раз. Но в этот момент у него звонит телефон. Джин смотрит на свой карман. Каме тоже. Он осторожно протягивает руку и достает вибрирующий мобильник. Поднимает его к уху и смотрит на Каме, который на этот раз не двигается с места, а просто уверенно отвечает на взгляд. - Алло, - говорит он в трубку. - Вас, случайно, не ограбил частник, и не выбросил в канаву? - Ээ... - он уговаривает мозг что-то придумать, и тот услужливо предлагает ему картинку: сам Джин со вспоротым животом и выпотрошенными внутренностями. - Рад вас слышать, менеджер-сан. - Потому что прямо сейчас я должен смотреть на две свои головные боли, ради которых я рву задницу, чтобы удержать их на вершине чартов. Вместо этого я смотрю на пустое место и окурок. Не скажешь, почему? Каме снова прижимает уши к голове, как он уже делал сразу после превращения; он скалится, обнажая зубы, но теперь Джин понимает, что это не угроза - и что это не было угрозой раньше. Оскаленные острые клыки - это не вызов. Это страх. - А, извините. - Это прекрасная возможность для мести, понимает Джин. Он точно не уверен, как, что и почему, но, если пара пьяных выходок способна заморозить карьеру, то ему не надо даже придумывать, как начальство среагирует на участника группы, который непонятно с чего отращивает шерсть, когти и клыки. Все унижение из-за ссылки, из-за вынужденного перерыва, во время которого группа продолжала работать, будто он никуда и не уезжал, будет стерто. Джин переминается с ноги на ногу, вертя в руках трубку и чувствуя внезапный озноб. - Итак? Это не сознательное решение. Он чувствует себя как Каме - тревожный взгляд, ожидание последующей фразы и незнание, какие именно слова прозвучат. - Я как раз насчет этого. Каме здорово заболел. Не думаю, что сегодня он сможет работать. Они не перенесут интервью? От тирады, которая следует за этими словами, у него вянут уши. Но он пропускает половину слов, глядя, как наблюдает за ним Каме, наклонивший голову; в его глазах больше ума, чем когда-либо демонстрировал какой-нибудь волк. У него уже не такой напряженный, но все же настороженный взгляд - так и должно быть. Даже Джин еще не знает, что он сделает дальше. - Да, да. Ханада-сан, вы просто святой, а мы неблагодарные щенки. Мы отблагодарим вас бейсбольными билетами и массажем - нет, не от нас, от профессионалов, мы уже свой урок выучили... Да, хорошо. Конечно. Спасибо. Связь обрывается на недоверчивом хмыканье Ханады-сана, и на нейтральной территории остаются только Каме с Джином, между которыми сейчас пространство в полкомнаты. Джин напряженно думает, что клыки и когти его нервируют. Но у него есть телефон, и, опять же, будет подозрительно, если Джин пропадет из этой квартиры. Каме не идиот. Он никогда не устраивает проблемы сам для себя. ...Хотя смотря что понимать под проблемой. Превращение в волка тоже в некотором роде подходит под это определение. Может, карма действительно существует. Взгляд желтых глаз начинает его нервировать. Каме в человеческом обличье никогда на него так не смотрит, он отводит взгляд каждый раз, когда Джин его ловит. Поэтому Джин говорит: - Я искренне надеюсь, что у тебя найдется что-нибудь поесть. *** Каме идет за ним на кухню и явно не страдает угрызениями совести, когда Джин яростно ругается на содержимое шкафчиков. - Что, вообще нет нормальной еды? - он смотрит на полки, заставленные лапшой быстрого приготовления. - Неудивительно, что ты выглядишь так, будто провалишься между прутьями решетки, если к ней прислонишься. В ответ он получает только таинственную волчью ухмылку и высунутый язык. Каме поджарый и крупный, по крайней мере, в виде волка. Под густой шкурой перекатываются мускулы. Время идет, и Джин устраивается перед телевизором в гостиной. Каме вытягивается на другом конце дивана. В золотых глазах читается смирение - Джин назло не выключает рекламу. Пока кукла с непроницаемым лицом продолжает перечислять достоинства какого-то лосьона для лица, и Каме тихо по-собачьи дышит, напряжение между ними перетекает в что-то почти приятное, знакомое. Последний раз им было так спокойно наедине... Когда? Так давно, что, наверно, найдутся люди, которые не поверят, что так было не всегда - отдаленная дружелюбность перед камерой, просто отдаленность, когда запись прекращается. Но в данный момент... Джин тянется, потом поднимает руку и проводит по шерсти Каме, немного удивляясь ее жесткости. Каме напрягается, и Джин вспоминает, кого именно гладит. Когда он нервничает, он всегда начинает тарабанить: - Э, извини, извини, просто ты так выглядишь - а я люблю собак, ты же знаешь, что я их люблю, и против инст... В смысле, ээ... У тебя отличная шкура. Так высоко по шкале Идиотских Оправданий он, кажется, еще не забирался, поэтому хорошо, что Каме тоже идиот. Он косится на Джина, но не отодвигается. Джину кажется, что если он сейчас уберет руку, то это послужит отрицанием вышесказанного, что у Каме совсем не отличная шкура. Поэтому он оставляет ее на месте и неловко продолжает гладить шерсть. По крайней мере, неловко поначалу. Но Джин знает, как сделать собак счастливыми и заставить их перекатиться на спину и задрать лапы. Он инстинктивно переключается на знакомый ритм, ероша загривок, и Каме тихо, протяжно и неровно выдыхает. И потихоньку его глаза закрываются. Джин не выключает телевизор только потому, что он не хочет тянуться за пультом и дергать Каме. Через некоторое время он понимает, что тот заснул. Вскоре у Джина тоже начинают слипаться глаза. Он - одно из маленьких цветных привидений в Пакмане, и как только он загоняет миссис Пакман в угол, та начинает мерцать и надвигаться на него с убийственным видом. Когда Каме просыпается, он ненароком будит Джина, и несколько неловких моментов они смотрят друг на друга. Каме проходит к блестящей Плэйстейшн3, на которой явно играли максимум несколько часов после покупки. - Можно? Правда? Волк как-то странно передергивает плечами - как ни странно, это больше всего напоминает Джину Каме - и уходит в ванную, откуда доносится позвякивание. Джин вздрагивает. "Даже знать не хочу." Остаток ночи он проводит в компании Нарико и ее Небесного Меча, наблюдая, как она взмахивает ярко-рыжими волосами и косит врагов как траву. Каме возвращается и, в конце концов, сворачивается в клубок рядом с Джином, издавая короткие пыхтящие звуки во сне. Это хотя бы успокаивает. *** - Меня укусили, - говорит Каме - спокойно, как если бы они обсуждали их последний танец. Но Джин замечает, как он стискивает пальцы. Утром, когда он проснулся, Каме лежал, все еще свернувшись в клубок, голый и хмурящийся, и гораздо менее милый без шерсти. В этой позе он казался уязвимым и защищающимся. Джин продержался две секунды, а потом потыкал в него ногой и гаркнул: - Подъем, женщина, и дай мне еды. Теперь, наевшись хлопьев с молоком, он слушает бубнеж Каме и гадает, когда его жизнь преодолела последний барьер, ведущий в Страну Чудес. - Я думал, что это поклонник - он попросил у меня автограф, увел с оживленной улицы, чтобы спокойно найти ручку. А потом он сказал, что я увел его девушку - что ее больше интересовали мои дорамы, чем он, ее настоящий парень. И что, когда девушка узнала, что он такое, она его бросила... Он сказал, что если она узнает, чем стал я, она бросит и меня. - Слушай, ну я не знаю... Это прямо как в сериалах. Каме быстро улыбается - и так же быстро перестает улыбаться. - Я тоже так думал. Джин ерзает. - Ну и... Как ты справляешься? - Нормально, - отвечает Каме, передергивая костлявыми плечами. Это значит, что на самом деле очень плохо. Футболка болтается на нем, не скрывая тени под впавшими ключицами и того, что за эти последние месяцы он похудел еще сильнее. И никто не заметил. Джин думает, как Каме приходит на съемочную площадку, уходит с нее, слушает, как остальные смеются, шутят и дурачатся, иногда присоединяется к ним - и в то же время хранит в себе секрет, как сокровище, которое надо защищать, маленькое море одиночества, затерянное в человеческих материках. Что-то внутри Джина сжимается, и следующие слова звучат резко и напористо: - Поэтому ты и решил, что не можешь довериться нам, да? Каме моргает, глядя на него, и говорит: - Дело не в доверии. И, опять же, Джин знает его достаточно долго, чтобы прочитать подтекст - "а в осторожности". Он уже собирается сказать Каме, что думает обо всем этом, когда внезапное осознание заставляет его осечься. Он замолкает, чтобы в первый раз обдумать ситуацию, действительно понять ее. И то, что он понимает, заставляет его сердце забиться быстрее, а губы - изогнуться. - Все в порядке, - говорит он, не обращая внимания, как настороженно щурится Каме - еще настороженнее, чем волк. Потому что, в самом деле, Каме знает его достаточно долго для того, чтобы понять - Джин что-то замышляет. Он двигается ближе к Каме и забрасывает руку ему на плечи, и почти не замечает - и не возражает, - когда Каме инстинктивно пытается шарахнуться. - Я о тебе позабочусь. *** - Аллёёёёёёё? - У кого-то явно хорошее настроение, - на другом конце провода Пи, который, судя по звукам, жует жвачку. - А у кого-то не очень. Это время месяца? - Отвали. В следующий раз ты походи в костюме кролика пять часов, развлекая детишек, а потом впаривай мне про месячные. Это заставляет его сделать паузу, дырку в их привычной ежедневной перепалке. И Пи, у которого потрясающая проницательность просыпается, когда не надо, прется напролом, как почтовый голубь. - Эй, ты же не ходил на самом-то деле, да? - В голосе слышится предательская надежда. - Я всегда знал, что эти продюсеры состоят в воскресном клубе садистов. - Нет, ты страдаешь от комбинированных сил их мехового фетиша в одиночестве. - Он откидывается на подушку и лениво рисует кончиком пальца узоры на хлопковой простыне. - У нас все вчера отменилось. - Везучая ты сволочь. С кем перепихнулся, чтобы этого добиться? - Все сообщения от Пи заполнены смайликами и сердечками, но по телефонным разговорам об этом не догадаться ни за что. - С твоей матерью. - Она бы тебя выпотрошила как рыбу, если бы ты распустил лапы. Джин знаком с вышеупомянутой дамой, и утверждение звучит вполне правдоподобно. - Слушай, этим не гордиться надо. - Это называется девичьей скромностью. Хотя да, тебе-то откуда знать. - Пи лопает пузырь. - Кстати говоря, подцепил кого-то прошлой ночью? Я пытался дозвониться тебе после передачи, а ты даже мобильник выключил. На секунду Джину хочется соврать, но слишком много людей знают правду, и он может пропалиться. Тогда Пи начнет гадать, почему он соврал, тем более что Джин этого делать толком не умеет. - Я был у Каме. Извини, батарейка сдохла. На этом случается заминка. - Чтооооо? - Пи растягивает гласную, и Джин может представить, как тот сейчас выглядит - рот в виде лука Купидона демонстративно формирует букву "О", глаза по-прежнему лениво полуприкрыты. - Небо стало зеленым? Моря расступились? Клоны захватывают мир? Или нет, подожди, у нас снова 2000 год на дворе? - Не будь идиотом, - он закрывает глаза и потирает лоб. Вот почему первой мыслью было соврать. - Он все еще участник группы. Это было по работе. - Ага, - говорит Пи. - И что это значит? - Ничего. - И одно из достоинств Пи в качестве друга - он может подталкивать, но не толкать к ответу. - Зайдешь в гости? Сможешь примерить костюм кролика. Он не толкает - но не бесплатно. И иногда это обходится очень недешево. Джин снова трет лоб. - Буду минут через двадцать, - говорит он. *** Впрочем, некоторые уже не настолько готовы променять ответы на унижение достоинства. Через три дня, когда они собираются на съемках клипа "Супер-веселые выходные", Джин видит, как Коки и Мару нарезают круги вокруг Каме - пара акул пастельного цвета, усыпанных блестками. - ...и всего-то, - говорит Каме, когда Джин подходит достаточно близко, чтобы слышать их разговор, - подхватил грипп. - И Джин за тобой ухаживал, - замечает Мару. Каме не успевает ответить, Джин обрывает его. - Ага, вот такой я добрый и заботливый. - Акулы вздрагивают, когда он заговаривает, и сдвигаются назад, позволяя ему присоединиться к нападающим. Каме только моргает с непроницаемым лицом. - Вам повезло, что вы со мной знакомы. - Нам повезло, что мы можем надрать тебе задницу, это да, - Коки подчеркивает слова заботливым похлопываньем по плечу. - Ну, давай. - Джин отвечает несерьезным ударом в живот. Беседа моментально перетекает в боксерский поединок. Уэда и Тагучи делают ставки. Джин точно знает, что он единственный заметил благодарный взгляд Каме в его сторону, точно знает, что он единственный понимает его значение. Он сглаживает еще несколько подобных инцидентов, но полагаться на легко отвлекаемое внимание согруппников можно лишь определенное количество раз. Джин критически оценивает свои возможности и тянется за телефоном. - У меня есть дядя, - говорит он Каме через три недели. Нервный и раздраженный Каме едва не откусил нос Уэде, спросившему, какие затруднения с его частью текста к "Лунной принцессе" ("Просто крайний срок был вчера, и так задерживаться на тебя не похоже"). - Счастлив, что это делает тебя особенным. - Каме переводит повелительный взгляд на зеркало и морщится, когда у него начинает дергаться веко. Он очень хорошо делает вид, что игнорирует Джина, но тот всегда знает, смог ли привлечь внимание. Раньше его это бесило. Сейчас доставляет только удовольствие. - Слушай, ну ты и дерганный, когда тебе не хватает прогулок. Косой взгляд Каме говорит: "Не заставляй меня тебя съесть". Джин не обращает на это внимания. Сейчас он может позволить себе побыть щедрым. - Он меня обожает, а еще он возглавляет психиатрическую клинику, так что нам надо... В общем, он согласился предоставлять тебе справки, чтобы можно было как-то оправдать пропуски. На случай... Ну, ты знаешь. - А он... - начинает Каме после паузы. В его голосе гораздо меньше восторга, чем полагается в подобной ситуации. А настороженные нотки вызывают у Джина желание взять его за шиворот и встряхнуть. - Что ты... Что ты сказал ему про меня? - Что тебе каждый месяц надо гулять по общественным паркам и выть на луну. Сам-то как думаешь? - Он закатывает глаза. - Ты мне хоть немного доверяй. Я сказал ему, что ты был на грани нервного срыва, и менеджмент не давал тебе перевести дух. Он все равно не выносит агентство - начитался сплетен. Теперь проверяет, нет ли у меня травмы из-за нездоровых сексуальных отношений. Каме выдает что-то среднее между фырканьем и бульканьем. - Он больше найдет, если забудет о травме и сконцентрируется на нездоровых сексуальных отношениях. - Ага, смешно, смешно. - Если кто-то и состоял в нездоровых сексуальных отношениях, так это Каме. Ни один более-менее привлекательный парень их возраста не должен заводить долговременный роман со своей рукой. Только если Каме и тут всех не одурачил. Он мог это сделать, но Джин сомневается. Каме отлично следит за своим имиджем, за своими интересами - за исключением моментов, когда ему это не удается. - Если хочешь закатить пресс-конференцию, чтобы сообщить о своем состоянии миру, то можно не тянуть. Нам же меньше проблем. - Нам? - Каме приподнимает брови, и теперь, когда их выщипывают, такое выражение смотрится намного лучше. Правда, ему не повезло. Джин все еще помнит времена до этого. Наступит день, когда он скажет что-нибудь - что лед холодный, что Фукаде Кёко уже не катит играть школьниц, - и Каме не будет смотреть на него так, будто застал Джина на месте убийства с окровавленным ножом в руке. И потом мир взорвется разноцветным конфетти. - Тебе не нужна моя поддержка? Потому что мне ничего не стоит отказаться. - Твоя поддержка очень много значит для меня. Мне просто интересно, какой я потом увижу ценник. - Это даже не похоже на обвинение: равнодушная констатация факта, что-то, с чем Каме уже смирился. Джин смеется, потому что все логично, и потому, что он не знает, как ответить. Каме просто ждет. Это он научил Джина жестокости, которая скрывается за покорностью, острой, как нож. Уголки его губ опущены - серьезность, которая с определенного ракурса могла показаться жестокостью. Джин вспоминает, что у него есть козырь в рукаве, а потом ругает себя за то, что ему понадобилось это напоминание. Он откидывается на спинку дивана, и смех превращается в ухмылку. - Ты бы лучше думал о том, как обдурить психиатра. - Каме непонимающе хмурится. - Что, думал, что я смогу отмазаться, не записав тебя хотя бы на несколько приемов? Будешь рассказывать о своих чувствах. Выражение на лице Каме стоит двух часов торгов. Джин подумывает о том, чтобы достать телефон и запечатлеть это выражение для фанаток. - Ты спятил. - Неа, спятил у нас тут ты. - Это слишком просто. - И что я должен говорить? Я не спятил! Мне не нужна терапия! - Используй свое воображение, Каменаши-кун. Делай то, что ты умеешь лучше всего, - Джин улыбается, сам чувствуя себя немножко волком. - Скажи публике то, что она хочет услышать. *** Менеджмент закатывает истерику, когда Каме сообщает о своей только что обнаруженной депрессии. Если бы это был джуниор - черт, да хотя бы Мару, - его бы уже послали, чтобы не считать убытки, но Каме сейчас идет нарасхват, и его нельзя упускать. Пока что. Джин не присутствует при самом признании, но последствия уже застает - и Ханада-сан распекает его как новичка перед всей группой. Ханада-сан думает, что он прикрывал Каме, и так оно, собственно, и есть, поэтому Джин изображает на лице чистосердечное раскаяние и принимает все, как настоящий мужчина. Каме закатывает истерику, когда возвращается с первого сеанса терапии с только что обнаруженной депрессией. И, опять же, Джин застает последствия, хотя Каме сначала убеждается, что они остались наедине, и только потом начинает возмущаться, ходя взад-вперед по безукоризненно чистому полу своей гостиной. - Она вбила себе в голову, что со мной дурно обращаются, - рычит он, расстегивая рубашку. Это отвлекает - как дюйм за дюймом обнажается кожа. Они привыкли раздеваться на публике, это их работа, никуда не деться, но в личной жизни Каме настолько скромный, что Джину невольно хочется отвести глаза. - Ну и? Выбей это у нее из головы. - Ему нравится, как он подобрал слова, хотя Каме явно не в восторге. - И что потом? "Извините за беспокойство, я снова совершенно нормальный и вменяемый, и вообще, я здесь, потому что сумасшествие - гораздо меньший кошмар для пиар-акции, чем блохи"? Рано или поздно меня загонят в угол. Этого достаточно, чтобы Джин покатился со смеху. Когда он успокаивается, то говорит раздраженному Каме: - Просто веди себя, как обычно, и проблем не будет. Поверь на слово. - Нет, ну если брать тебя в качестве мерки нормальности среднестатистического участника музыкальной группы... - Он осекается и вздрагивает, дрожь заметна через полуснятую рубашку. - Черт. Штаны. Ликантропия укладывает скромность на обе лопатки. Каме не спорит, когда Джин подходит, чтобы помочь ему стянуть джинсы; его руки дрожат слишком сильно, чтобы сделать это самому. Это неловко. Когда джинсы и рубашка сняты, Каме остается почти голым, дрожащим, как оборванная гитарная струна, стискивающим зубы - потому что только так выходит ими не клацать. Джин старается моргать быстро-быстро, пока снимает с него трусы, как будто это поможет ему увидеть только то, что надо, и ничего, кроме. Разумеется, это не мешает ему мельком заметить все, на что в последний раз он не обратил внимания, поскольку отвлекся на другое. Впрочем, и в этот раз задумываться особенно некогда - дрожание превращается в полноценные судороги, и Каме падает на колени, кости странно искривляются под кожей. Джину приходится отвести взгляд. Он старается не вслушиваться в короткое тяжелое дыхание и сдавленные стоны, пока шум не стихает, а потом поворачивается к свернувшемуся в клубок волку. - Привет, - растерянно говорит Джин. Волк издает тихий прерывистый вздох и растягивается на полу, опустив голову на лапы. Он выглядит совершенно вымотанным. В углу комнаты стоят миски - с водой и с собачьим кормом. Каме сказал, что не хочет проверять усвояемость человеческой пищи животным организмом. Хотя Джин по опыту знает, что собаки могут есть все то, что едят люди - и намного больше, - он берет миски и ставит их около головы волка, чтобы тому было проще дотянуться. Он садится на корточки рядом, проводит ладонью по шерсти и хлопает по крупу. Волк слабо дергает хвостом раз, потом второй - судя по всему по инерции. Насколько проще общаться с волком, чем с человеком. - Все будет хорошо, - говорит Джин, тянется за пультом, а потом садится обратно, опираясь спиной на кресло. Он включает телевизор и прижимает ногу к теплому и мягкому боку Каме. И снова: - Я о тебе позабочусь. Каме выражает свое недоверие горловым звуком, но он не обращает внимания. Джин сидит в гостиной еще полчаса, пока у Каме не закрываются глаза. Он делает долгие вдохи и тихие выдохи. Джин насыпает чипсы в миску, достает ноутбук и начинает работать. Дело не идет как по маслу. За последнее десятилетие он привык, что за него все ищут другие люди, что все приносят ему на порог на блюдечке с голубой каемочкой. Впрочем, Гугл он использовать может, и это открывает ему длинный коридор с множеством дверей - достаточно вариантов, чтобы занять время. Большая часть информации совершенно бесполезна - оборотни в литературе, оборотни в фильмах, необычного происхождения и с еще более необычными судьбами - и черная дыра вместо информации о японских оборотнях. Если бы Каме превращался в лису... Но нет же, ему надо было выбрать животное побольше, поблагороднее и поближе к полному вымиранию. Находятся научные описания, находятся психологические - но ни одно из них не подходит под конкретные факты в этом случае. Джин видел, как Каме переходил от человека к зверю за какие-то пять минут - и возвращался в нормальное состояние за то же время. "Может, терапия не помешает нам обоим." Уже опускаются тени, когда что-то начинает щекотать ему ухо. Джин поворачивается и видит, что Каме подошел к нему и теперь заглядывает в монитор поверх его руки. - Отоспался, спящая красавица? - спрашивает он. Волк в ответ наклоняет голову и выдает вполне человеческое фырканье. Уж ему-то отсыпаться явно не надо; он потрясающе прекрасный зверь, и Джин совершенно невольно проводит рукой по густому загривку. Он всегда хотел себе лайку. Он говорит, пока печатает, рассказывает Каме обо всех тупиках, куда забредал: салонные игры, культовые телепередачи, какие-то странные ролевые игры. Джин подозревает, что для того это не новости. В конце концов, у Каме было гораздо больше времени на исследования - и куда более сильный стимул. Но ему хочется показать, что он не просто устроился здесь за чужой счет. Что он может быть полезным. Трудно представить, что об этой ситуации думает Каме, думает ли он сейчас о ней в принципе. Но поддерживать односторонний разговор очень просто, когда собеседник не отвечает не потому, что не хочет, а потому, что не может. Для них это что-то новенькое. Через некоторое время ему уже достаточно, и он идет готовить ужин из принесенных продуктов (лапша быстрого приготовления, яйцо из холодильника Каме, овощи), и Каме утыкается в свою миску. Ее содержимое не кажется особо аппетитным, но он заглатывает еду с явным удовольствием. Он говорил Джину, после превращения она совсем другая на вкус. Глядя, как Каме урчит, спокойный и расслабленный, вспоминая тяжесть его головы на своем бедре, откуда Каме было удобнее смотреть в монитор, Джин думает о том, как все изменилось после всего этого. *** - Ты выяснил имя того парня? Каме качает головой, уткнувшись в тарелку с овсянкой. Джин набрасывается на яичницу с аппетитом, вызванным ночью безрезультатных исследований. - Я пытался его найти после... В общем, ничего. И не то, чтобы у меня было, от чего отталкиваться. В новостях за последнее время не было ничего о вспышках ликантропии, даже в желтой прессе. Или в Интернете. Джин делает заметку на память обращать больше внимания на газетные киоски. - Может, если мы найдем какую-нибудь тихую больницу, сделаем анализы... - Нет. - Непреклонность, не терпящая возражений. - Я не собираюсь становиться подопытной крысой, которую по выходным демонстрируют репортерам. - Тогда тебе неплохо бы сменить карьеру, - замечает Джин, но он понимает колебания Каме, и сам не особо горит желанием делиться секретом с другими. Эта тайна принадлежит ему. - И не подумаю, - в имидже, созданном Каме, нет черты "упрямый как осел", и, тем не менее, он ею обладает. В избытке. Джин практически видит, как тот упирается копытами в споре, который, собственно, и не начинался. Это значит, что Каме уже успел обсудить вопрос сам с собой, и передумать его заставит только божественное вмешательство. Иногда он поражается тому, с какой страстью Каме ударился в свою карьеру. Мальчик, которого Джин все еще может вспомнить, был серьезным, сфокусированным, иногда слишком напряженным, пока все остальные валяли дурака. Но этого не смог бы предсказать никто. Иногда он гадает, сколько уже обманывает себя. - Как знаешь, - это звучит резковато, и Каме настороженно косится в его сторону, будто это с Джином надо обращаться поосторожнее. Тот берет себя в руки, откидывается в кресле и пытается выдать беззаботную улыбку. В конце концов, сейчас не повод заводиться из-за подобных вещей. Каме фыркает в овсянку. Впрочем, через некоторое время он прерывает тишину. - А остальные не подумают, что это странно? В смысле, что ты теперь проводишь время здесь. - Ты думаешь, им это покажется странным? Они даже не моргнули, когда какая-то девица, объявившая себя реинкарнацией матери божьей, подбежала к Уэде за автографом. Она решила, что он Иосиф. На этом возникает пауза. - Я об этом не слышал, - наконец говорит Каме. - Похоже, неплохая была история. - Ага, пусть тебе ее Коки расскажет. Он все изображает в лицах. Но что-то во всем этом дает ему идею, пищу для мыслей. Джин не любит тратить время и вскоре начинает действовать. - Эй, эй, Коки, - говорит он, когда они преодолели двадцать раундов с Накаем Масахиро и его опросником и теперь пытаются прийти в чувство. Все остальные уже ушли, за исключением Каме, который собирается. Коки все еще возится с микрофоном на воротнике. Идеальная ситуация. - Чего тебе, сволочь? - Еда, - говорит он, и это притягивает внимание Коки с той же скоростью, с которой Кимура-сэмпай притягивает домохозяек среднего возраста. - Ты мне рассказывал о новом классном местечке в Роппонги, где подают собу. Не хочешь попробовать? Коки оживленно соглашается и не спорит, когда в последнюю минуту Джин тянет за собой Каме. Зато спорит Каме, но Джин забрасывает руку ему на плечи, зажимает рот ладонью и шепчет на ухо: - Ты идешь, и не спорь. Каме слегка напрягается, но и в самом деле затыкается. Это маленькое чудо, и Джин не знает, как он этого достиг. Но принимает с благодарностью. Ужин проходит успешно. Напряженная атмосфера в группе никогда не была настолько ужасной, чтобы они не могли вообще ни о чем говорить, но сегодня, судя по всему, все решили вести себя наилучшим образом. Еще одно маленькое чудо - Джин планировал сделать все возможное, чтобы вечер прошел гладко, но он не был слишком наивным, чтобы на это рассчитывать. Опять же, без разницы. Он примет и это с благодарностью. - И что это было? - спрашивает Каме, когда Коки уходит, объяснив, что съемки у него начинаются рано утром. Он нервно вертит в руках солонку. - Хотел бы я сам это знать, - он задумчиво смотрит в сторону закрывающейся двери; наверно, Коки тоже не знает. - Это ты все устроил. - Что... А, ты про ужин? - На его тарелке еще остается рис, поэтому Джин поднимает ее и сгребает остатки прямо в рот. После того, как он все прожевывает под убийственным взглядом Каме, он говорит: - Да просто, знаешь. Хотел попробовать. - И? - Что? Солонка со стуком возвращается на стол. - Не желаешь меня просветить? Джин думает, что нет, не желает. И еще он подозревает, что, если Каме решит, что ему морочат голову, он станет увиливать от подобных попыток в будущем. Он всегда умел усложнять для себя вещи. - Слушай, я для тебя это делаю, - говорит Джин, вслушиваясь в слова, которые эхом отдаются в сознании - для тебя, для тебя. - Давай на этом и остановимся. Ну почему ты не можешь хоть раз в жизни... Господи. Губы Каме, и без того узкие, сжимаются, почти превращаясь в тонкую ниточку. Джин ждет взрыва. Из-за чего они уже раньше только не ругались, хотя еще никогда из-за настоящих проблем, подобравшихся так близко к поверхности. Но в этот раз Каме отворачивается в сторону, бурча: "Ладно, ладно", недовольный из-за того, что он сдается. И, тем не менее, сдается. Джин гадает, из-за чего. Вынужденная ситуация? Власть Джина над ним? И под всем этим остается почти несформированная мысль: или из-за чего еще? *** Боль кажется неотъемлемой частью процесса превращения. Он со всей имеющейся тактичностью спрашивал, экспериментировал ли Каме, пытался ли понять, в каких условиях лучше превращаться. Каме посмотрел на него как на надоедливую муху и спросил: "А как ты думаешь?" Ему хотелось ответить: "Если бы я знал, я бы не спрашивал", но спорить со все еще голым и съежившимся Каме кажется нечестным - неспортивным, - поэтому он заткнулся и отвел взгляд. Каме по-прежнему сводит его с ума. Он думал, что все это закончится теперь, когда у него есть значительное преимущество. Но ему еще явно стоит чему-то поучиться в вопросах ясновидения - и путь к обучению явно окажется долгим и тернистым. Джин помнит то мгновенное озарение, когда он, уставший от войны, которую сам затеял, решил великодушно его простить и вернуть ему свое расположение. И понял, что Каме это не нужно. Что Каме и так прекрасно живется за этой стеной - и хитрый паршивец успел обменяться с ним ролями так, что за стеной теперь оказался сам Джин. Это все еще свежо в его памяти: как он наконец соблаговолил открыть глаза, посмотреть на Каме и понять, что в его коже теперь живет спокойный и отдаленный незнакомец. С этого момента ничего в их отношениях не было просто. Но волк приносит перемены; новые перемены. Джин зарывается пальцами в шерсти Каме, валяется с ним на ковре, не обращая внимания на длинные серые волоски, остающиеся повсюду (эй, это не его ковер), и никаких упоминаний о следующем дне, никаких последствий. Каме тоже явно согласен на тайм-аут в эти короткие промежутки времени, когда мохнатая шкура защищает их обоих. Как-то днем они сидят в местной библиотеке, замаскировавшись под ботаников и просматривая литературные источники сомнительной достоверности. Джин отрывается от книги и видит, как Каме кусает губы. Уродские очки в пластмассовой оправе съезжают на кончик носа, а волосы зачесаны назад, открывая слишком высокий лоб. И Джин не думает, что его можно винить за путаницу в границах. Он никогда не был силен в географии; и не смог бы с ходу набросать карту мира, даже если бы от этого зависела его жизнь. В его сознании границы колеблются и смещаются: волк и человек, девушка и парень, Каме тогда и Каме сейчас. Границы все еще расплывчаты, когда Джин наклоняется вперед так же непосредственно, как он ведет себя с волком, и прижимает большой палец к ямочке там, где уголки губ Каме начинают опускаться вниз - тень недовольства. И когда тот, вздрогнув, поворачивается к нему, никто бы не смог винить Джина в том, что он наклонился вперед - это же так естественно, как чихнуть или кашлянуть, - и прикоснулся к его губам своими. - А... говорит Каме, и, в самом деле, что это значит? Джин понятия не имеет - за исключением того, что это не значит, что он отстраняется или отталкивает его, или дает ему в морду. У Каме потрескавшиеся губы, и немного больно проводить языком по шелушащейся коже. Но это часть его, и скоро они становятся влажными, как и положено любым приличным губам. - Мы не можем... здесь... - говорит через несколько минут Каме, и у Джина достаточный опыт в роли мальчика из Агентства, чтобы не спорить. Он наобум сует книжку в ближайшую стопку и практически вслепую идет к выходу из здания, зная только, что Каме идет за ним. Всю обратную дорогу они молчат. У Джина хватает время на то, чтобы подумать: "Какого черта я делаю?" Но ответа все не находится, колеса машины вращаются, их ноги двигаются, и они оказываются около спальни Каме. И все так, будто в конечном итоге у них никогда не было иного выбора. Каме резко вздрагивает, один раз, когда Джин захлопывает дверь и подталкивает его к кровати. Но он не сопротивляется, когда Джин начинает возиться с ремнем на его жутких вельветовых штанах. Каме закрывает глаза и цепляется за его шею, будто иначе сейчас споткнется и рухнет в какую-то темную бездну. На матрасе, под одеялом Каме гораздо шумнее, чем можно было ожидать – постоянно короткие сдавленные ругательства и вскрикивания. Джин думает, что он был прав, слишком долго, но и сам не может толком сдерживаться. Мелькает мысль, что Ханада-сан его поимеет, если на Каме останутся метки - если на нем самом они останутся. И возникает почти непреодолимое желание сделать это назло. Вместо этого он отыгрывается на тех частях тела, которые не надо часто обнажать, оставляя дорожку из красных меток на бедрах Каме. - Ты хоть раз... - выдавливает из себя Каме, опираясь на руки и колени и обернувшись, пока Джин выливает где-то четверть лосьона, стоявшего на его тумбочке. Джин свободной рукой резко заставляет его повернуться обратно. - Да, да, не волнуйся. - У него не очень много опыта, но что-то все еще есть. И когда он толкается в Каме, удерживая его за бедра и тихо шипя - потому что Каме-то ни разу, и это как пытаться протолкнуть огурец в замочную скважину, - он терпит и продолжает. И потом Каме уже не просто цепляется за простыни и терпит, а толкается в ответ, задыхаясь, жадно. И Джин думает, что это идеально; это рай; это сотня высокорейтинговых сериалов; десять тысяч платиновых пластинок; вершина мира. Он кончает, прижавшись губами к шее Каме, сдавленно бормоча его имя. *** - Но сейчас-то я звоню. - Да, я все еще прихожу в себя от шока. Сколько мне надо принести денег за залог? - Перестань выпендриваться. - Джин приглаживает волосы и зажимает переносицу. Общение с Пи обычно не причиняет особого стресса, но иногда даже его выносить непросто. - Чего интересного происходило, пока меня не было? Он слышит на заднем плане хихиканье и внезапное "Банзаааай!" Пи на это не реагирует. - У нас-то? Ничего особенного. Вот о твоих закидонах рассказывают много. Трубка холодит его ладонь. - Закидонах? Никаких закидонов, я живу в мире, в котором их вообще не бывает. - И не один, как я понимаю. - Что, ревнуешь? - Джин отвечает на автомате, но в его животе что-то сжимается. Этого он не ждал, по крайней мере, не так скоро. - К твоей толпе вздорных неудачников? Неа, можешь оставить... - на другом конце раздается стук, и голос Пи на несколько секунд тонет в приглушенном шуме, который заканчивается криком: "Прекрати, идиот!" - Извини, тут просто зоопарк. - Ну да, твоя толпа младенцев-переростков куда лучше. Передавай Рё от меня привет и хороший подзатыльник. - Сам передавай, - он понимает, что Пи закатывает глаза. - Чем бы ты там ни занимался, ты же не привязан к своей группе. Ну даже если и привязан, мы не будем против, если ты притащишь их с собой. По крайней мере, очень сильно. Значит, он слышал только про группу. Джин сдерживает облеченный выдох. Если подумать логически, Пи никак не мог узнать о Каме - по крайней мере, иначе бы до них сначала добрался Ханада-сан или дюжина репортеров с камерами. Но у Пи, как ни странно, есть свои источники информации. Он не настаивает, просто вызывает у людей желание начать говорить. Если бы Джин мог кому-то рассказать, он бы рассказал Пи. Но каждый раз, когда он думает о том, чтобы поделиться секретом, все его инстинкты кричат: "Мое, мое!" Между Пи и Каме всегда что-то было. Джин не раз думал, что при других обстоятельствах они могли бы стать близкими друзьями. Но сейчас между ними несколько больше враждебности, чем допускают профессиональные отношения. В любом случае, у него достаточно причин, чтобы не подпускать их друг к другу. С Коки, с Тагучи, с Уэдой и с Мару об этом тревожиться не надо. - Что все это такое? - снова спрашивает Каме после ужина с Уэдой и поездки в Диснейленд со всей группой. Они никогда не делают ничего вместе в свободное время - по крайней мере, с тех времен, когда им еще надо было напоминать, что они - группа. - Не будь таким подозрительным. Он не упоминает, что ему самому было подозрительно странно, как гладко все проходит - что все максимум символично отнекиваются для начала, и все. Но робкие полувиноватые взгляды подталкивают его к осознанию, что все они обращаются с Каме как с хрупкой вазой, склеенной скотчем. С вазой, которая разбилась из-за неудачно брошенного мяча. Это вполне соответствует его планам, поэтому Джин не пытается никого переубедить. Когда Каме начал упорно выспрашивать, он просто перегнулся через кухонную стойку - с пакетиками из-под рамена и с миской с вымытым шпинатом, - и поцеловал его. После этого никто ничего не говорил, пока горелый запах не дал им понять, что еще одна кастрюля была принесена в жертву богам, покровительствующим невнимательным поварам, и что им придется кипятить воду заново. Теперь поцелуев очень много. Каме не сопротивляется и не поясняет свои мотивы. Джин не спрашивает. Он думает о невидимом ошейнике, который защелкнул на шее Каме, и ему не надо спрашивать. *** Прошло всего полгода с того вечера, когда Джин вломился в квартиру Каме, чтобы заработать самый сильный шок всей своей жизни. Каме, лежащий на кровати в обнимку с Джином и глядящий в потолок, говорит: - Это не может продолжаться. - Что... - отвечает полусонный Джин, а потом, - что?! Каме не шевелится. Одна из его бывших подружек в присутствии Джина сказала, что этот взгляд вызывает у нее желание снять с него "думающую шапку" и никогда не отдавать. - Психиаторша начинает что-то подозревать. У нее большой опыт, она не купится на все, что я говорю. - А остальные покупаются, - Джин кое-как ухитряется сесть, расцепив их переплетенные руки и ноги. - Раньше у тебя таких проблем не возникало. - Она не четырнадцатилетняя девчонка, Джин. - Ты просто не стараешься, - ну хотя бы это звучит раздраженно, а не испуганно. - Скажи, что ты ходишь во сне, что у тебя кошмары... - Не будь идиотом. Она и так уже пытается уговорить меня взять перерыв или вообще уйти из Агентства. - И что такого? Перерыв не помешает. Как минимум у нас будет больше времени на расследование. Пружины матраса скрипят, когда Каме, стиснув зубы, бросается на него. Его кожа кажется бледной в лунном свете, но сейчас он выглядит разгоряченным. - Идея идиотская хотя бы потому, что нам не с чего начинать расследование. И никаких перерывов. - Да почему нет-то? Нормальные люди так и поступают. - Разумеется. И как тебе Лос-Анджелес? Джин подавляет первый порыв убить его. Потом справляется со второй волной. - Это было совсем другое, придурок. - Это будет тем же самым, - Каме говорит так, будто это сериал - низким и серьезным голосом, которым люди должны говорить, только если они играют роль. - Только в твоем извращенном сознании. - Ты думаешь, я не знаю, как просто потерять все в этом бизнесе? Я не готов наплевать на свою карьеру, как ты. В первую секунду все перед его глазами застилает красная пелена. Во вторую - Джин спихивает Каме с постели. Падающий Каме успевает ухватить его за запястье, и вниз они падают уже вместе. А потом они дерутся, пинаются, пытаются выцарапать друг другу глаза. Он слышит поток ругательств, исходящий из его собственного рта. Каме рычит, вздергивая губу и скаля зубы - по счастью, человеческие. Джин чувствует прилив дикарского триумфа, длящегося ровно до момента, пока Каме не пинает его под колено, выведя из равновесия, и накидывается сверху. У них обоих не очень много опыта, и они не умелые бойцы. Но быть одинаково посредственными значит растянуть потасовку, пока не остается только неглубоко неровно дышать от усталости. - А я-то думал, что оборотни обладают нечеловеческой силой, - подкалывает Джин, ощупывая свои ребра - убедиться, что все цело. В каком-то смысле это лучше секса. Язык кулаков, ярости и борьбы он понимает. Джин чувствует себя посвежевшим, как будто все сомнения, преследовавшие его последние несколько месяцев, несколько лет, наконец получили свой шанс высказаться - и снова оказаться уложенными на обе лопатки, но это не имеет значения. Каме распластался на спине рядом с ним. - Если есть желание, можешь попробовать в полнолуние. - Я пас. В конце концов, их дыхание успокаивается. Каме забрасывает руку на глаза и явно готовится провести ночь на полу. На его руке чуть повыше запястья красная метка, которая завтра скорее всего станет фиолетовой. Но на лице следов нет, значит, все в порядке. - Я знаю, что если бы ушел, все бы стало проще, - говорит он. Его левая нога прижимается к правой ноге Джина. - Я не идиот. Но я не собираюсь бросать все в своей жизни из-за какой-то... Какой-то болезни, которой даже не существует. - Работа - это еще не жизнь, - не может не заметить Джин. И не удивляется, когда Каме парирует. - Для тебя, может, и так. Это правда, и он понимает это, когда пытается подобрать ответ. Для Каме работа - это все, потому что больше у него почти ничего нет. Из них всех Каме гораздо больше жертвовал ради карьеры. И из них всех он меньше всего способен от этого отказаться. В конце концов, внезапный приступ жалости заставляет его высказать то, о чем он думал не один месяц - то, что он сдерживал не один месяц, и надеялся сдерживать еще дольше. Потому что это все изменит. И что тогда станет с беспорядком, творящимся в их отношениях? - У меня есть идея, - говорит он. *** - Это заразно? - наконец спрашивает Мару после продолжительного пугающего молчания. Он сидит верхом на стуле на кухне Каме вместе с остальной группой - с таким видом, будто ему только что предложили сделать пожертвование в фонд по спасению Санты от вымирания. На столе ужин из пяти блюд - любимая еда каждого из них. Но никто не обращает на это внимания. - Ну... Полагаю, только если Каме захочется что-нибудь погрызть, - отвечает Джин, прежде чем Каме наступает ему на ногу, бормоча: "Мне кажется, он не о ликантропии". Джин повнимательнее всматривается в выражение лица Мару - идентичное остальным трем. - Сумасшествие не заразно, честно. Правда, Каме не сумасшедший. Ну, не более чем обычно. То есть, не сумасшедший более обычных пределов... - Заткнись, пожалуйста, - просит Каме. - Не верю, что ты подбил меня на это. - Это правда! - он смотрит на остальных в поисках поддержки. Мару поднимает взгляд к потолку, Уэда - опускает к полу, Коки закрывает глаза и что-то мычит. Тагучи одаривает его милой понимающей улыбкой. Их всех точно надо погрызть. - Слушай, мы знаем, что вы в последнее время вечно болтаетесь вместе, - говорит Уэда так рассудительно, что очевидно: он считает, что они свихнулись до такой степени, что до них уже не доораться. - Так что это, наверное, из категории... Ээ, массовых галлюцинаций. - Ага, я видел подобное в "Секретных материалах", - вступает в разговор Тагучи. - Этому самое место в "Секретных материалах", - бурчит Мару, а потом добавляет уже громче, - Ты не обсуждал это со своим врачом, Каме? Мне кажется, его это заинтересует. Каме бросает на Джина взгляд, явственно означающий: "Раз ты завел нас в такую ситуацию, сам с ней и разбирайся". - Парни, парни, послушайте меня. Сегодня пятнадцатое число по лунному календарю, уже почти закат, так что подождите еще часок. Если ничего не случится, то ради бога, можете сдать нас в психушку и спокойно поужинать. Пойдет? Они переглядываются, будто еда - это еще недостаточный стимул для того, чтобы добровольно проводить время в компании двух ненормальных. Но Джин выбрал правильного поставщика еды, так что, в конце концов, они соглашаются. Вечер проходит так, как и было запланировано. *** - Это заразно? - спрашивает Мару на следующее утро после продолжительного пугающего молчания. Они снова сидят вокруг кухонного стола и опасливо косятся на Каме, будто он снова отрастит клыки и когти, если они слишком громко выдохнут. Джин сфотографировал их лица, когда Каме стал превращаться вчерашним вечером. Он решил, что если встреча пройдет не так, как запланировано, то этим можно будет их шантажировать. - Только в особых ситуациях, - отвечает Джин и рассказывает все, что знает - как укусили Каме, как он наткнулся на него, про терапевтические сессии - в общем, текущую ситуацию. Когда он заканчивает, то делает глоток воды и оглядывается. - Э... - говорит Уэда. - Э... - говорит Мару. - Ого, - говорит Тагучи. - И с чего ты решил все вывалить на нас сейчас? - щурится Коки. Сейчас он нравится Джину больше всего - и за ним же придется присматривать. - Ты поэтому пытался проводить тут политику счастливой и дружной семьи? - Я решил, что нам всем пригодится дружная компания и коллективная мудрость, - с достоинством отвечает Джин, упорно не вспоминая, как говорил Каме: "Тебе понадобится их помощь, если ты собираешься продолжать. Рано или поздно тебе придется на них положиться". "Я не могу им доверять", - говорит Каме. "Придется". - А я решил, что тебе просто было одиноко, - замечает Тагучи. - Мне не одиноко. И признайте, вам тоже было весело. - Нет, ну та поездка в бейсбольный Зал Славы была... - Суть в том, что ты от нас хочешь? - вмешивается Коки. И да, присматривать придется непременно. Коки может быть полным балбесом, но когда ставки сделаны, в нем просыпается холодный прагматизм. - Прошлой ночью ты позвал нас не ради дружеской компании. Пять человек поворачиваются в его сторон - даже Каме. Потому что Каме знает, что дальше его план не простирается, и ему интересно, какого кролика Джин вытащит из шляпы теперь - или обнаружит в шляпе дырку. У него нет планов, но он готовился к этому давно, еще до Каме, еще даже не осознавая этого. Никаких заготовленных речей, слова льются сами. - Мне нужна ваша помощь, - говорит он, глядя на стол, потому что иначе ему придется смотреть на своих согруппников. - Мне нужна ваша поддержка. Я хочу знать, что могу вам доверять - и хочу, чтобы вы тоже мне доверяли. Я хочу быть как Араши или как V6 - и уж точно не на вершине списка претендентов на звание "Первой развалившейся группы в Агентстве". Сами знаете, джуниоры делают ставки, - добавляет он, когда Уэда собирается возразить. Мару кивает. "Я хочу остаться в Японии до конца жизни. Я больше никогда не хочу слышать, как вокруг все разговаривают по-английски. Я хочу чувствовать себя в безопасности. Я хочу видеть, как Каме улыбается. Я хочу видеть, как все вы улыбаетесь." - Я хочу, чтобы хоть часть того, что мы говорим в интервью, было правдой, - заканчивает Джин. И когда он решается поднять взгляд, то видит, что у Мару отвисает челюсть, Уэда неуверенно улыбается, Коки кажется задумчивым, Тагучи кивает, а Каме... Каме не отводит взгляда. И тогда Джин начинает верить, что может быть, он сможет получить то, чего хочет. *** - Что-что вы хотите? - переспрашивает Ханада-сан, напоминая в этот момент не плюшевого мишку и не серийного убийцу, а обычного менеджера, которому сообщили шокирующие известия. - День КАТ-ТУН, - повторяет Уэда. Его подрядили провести переговоры, потому что Каме в данный момент в опале, а Джин не выходит из нее последние года два. Зато к Уэде хорошо относится и менеджмент, и все, кому приходилось сталкиваться с остальными участниками группы. Идею придумал Тагучи - после того, как они все согласились держаться вместе и разбираться со всеми проблемами не по одиночке. (Мару, с пугающим энтузиазмом: "Договор кровью подписывать будем?" Каме: "Не надо, я просто перегрызу горло тому, кто его нарушит.") Они обдумали детали, и результатом стал день КАТ-ТУН, выпадающий на полнолуние. Во время него вся группа собирается для тайных ритуалов, в которые нельзя посвящать остальной мир. Уэда с широко распахнутыми глазами утверждает, что фанатки будут в восторге. И таким образом можно будет создать видимость, что их кумиры так близко дружат, что на девушек и на занятия, не связанные с группой, просто не остается время. - Просто не верю, что они на это согласились, - говорит Коки уже позже, когда петиция одобрена самим Джонни-саном. - Просто не верю, что вы на это согласились, - отвечает Джин. Остальные решили как следует выпить, чтобы это отметить, и Джин уже собирается к ним присоединиться. Но ему хочется кое-что прояснить с Коки. Теперь его очередь. Коки пожимает плечами. - Эй, у нас еще и дополнительный
выходной каждый месяц. Мы ничего не теряем. Даже ты согласился, хотя был
больше всех настроен против него. У Джина есть свои причины, которыми он не будет делиться с остальными. Он только уточняет: - И это единственное, что тебя беспокоило? Коки надевает плащ и перчатки, и только тогда отвечает. - К тому же мы с ним провели кучу времени за последние месяцы - благодаря тебе, гений. Неплохая оказалась идея. Теперь если они его выкинут из Агентства или затащат в лабораторию, мы будем по нему скучать. - Он уже почти подходит к двери и добавляет, - как мы скучали и по тебе. Совершенно естественно, день КАТ-ТУН становится хитом среди фанатов, и на форумах моментально появляются бурные обсуждения того, что происходит вечерам при полной луне (как романтично!). Одна девушка говорит, что будет устроен неожиданный концерт в каком-то подземном клубе. Другая утверждает, что они бронировали места в отеле около горячих источников, где она работает. На самом деле они просто устраиваются у одного из них дома и режутся в "Gran Turismo" на приставке, пока Каме греет им ноги. Идея настолько нравится публике, что через несколько месяцев растущих продаж Пи говорит им, что Ньюс подумывают устраивать такое же в каждый первый день месяца. - Ах вы ворье! - Ньюсдэй, - совершенно спокойно продолжает Пи. - Звучит, да? - Скоро каждая группа в Японии выберет себе день, и всем это надоест, - бурчит Джин в подушку ночью. Каме сонно вздыхает. - А разница? Скажем менеджменту, что если день КАТ-ТУН отменят, все решат, что группа уже не настолько близка, и фанаты испугаются. Если не подействует, придумаем еще что-нибудь. - Как-то ты спокойно реагируешь, - недоверчиво интересуется Джин. - Ты в последнее время не переобщался с Тагучи? - Умолкни. Давай спать. Джин поворачивается на бок, но глаза не закрывает. Вместо этого он проводит пальцами по руке Каме. - Еще раз я пока не хочу, - говорит Каме. Но не отстраняется, а Джин не убирает руку. Он думает, что Каме стал крупнее, нарастил, наконец, мясо на костях. Еще он стал больше шутить, больше отдыхать. Выглядеть счастливее. - Я рад, - говорит он, - что ты хочешь. В смысле, не сегодня, а обычно. Каме соизволяет слегка приоткрыть глаза, чтобы мрачно посмотреть на Джина. - Я не старик. - Нет, я в смысле... Я какое-то время думал, что ты просто терпишь, потому что я тебя принудил. Это мучает Джина с тех пор, как они посвятили в тайну остальную группу - беспокойство, пронзающее повседневную жизнь. Пока никаких подтверждений подозрениям не было, но он устает ждать непонятно чего. Он просто хочет знать. В этот раз Каме открывает глаза и перекатывается лицом к Джину. - Принудил? Чего-чего? - Чег... Не придуривайся. Я бы мог в любой момент отправиться к репортерам и разрушить твою жизнь. И ты это знаешь. У Каме на секунду делается обалдевший вид, а потом он с силой тыкает пальцем в бок Джина. - А ты хоть раз подумал, - ровно говорит он; темные глаза на какой-то момент становятся янтарными, - что вся твоя власть надо мной пропала бы с одним-единственным укусом? Джин замирает. А потом начинает смеяться. The End |