Leave the gun. Take the cannoli.Фандом: BigBang Автор: Chest Пейринг: GTOP Рейтинг: PG-13 Жанр: драма Примечание: по клипу BIGBANG - Tell Me Goodbye Примечание: АУ Предупреждения: небечено Дисклеймер: все выдумка Размещение: с разрешения автора |
Lost my heart, but what of it
Когда в их доме появился Квон Чиен, был октябрь, месяц, тяжелый от дождей. Вслед за сумеречным коротким днем наступала такая же отвратительная ночь, удушающая и кислая. Осеннего солнца хватало только на то, чтобы мазнуть бронзовым по крышам прилегающих к поместью складов. Сынхен обычно хандрил по октябрям, позволял себе исчезать на несколько дней. В его отсутствие люди растерянно бродили по двору, как побитые собаки, и Дэсон не мог выгнать их на полигон даже под страхом дактилоскопии. Октябрьский шабад был всеобщим, как мода девочек на розовое. Сынхен только отмахивался, говорил, чтобы Дэсон перестал себя вести как Осел из «Шрека», и днями просиживал в кабинете, мечтательно разглядывая голову оленя на стене. Чиен достался семейству Чхве в качестве залога в последней стычке в порту Инчхона. Босс мог взять любого, даже всех оставшихся в живых, но забрал только его. И, странное дело, Дэсон чувствовал, что босс и на этот раз не ошибся в выборе. Он видел, как Чиен стрелял, и это могло быть достаточной рекомендацией даже для того, чтобы жениться на нем, если потребуется. Сразу после переговоров Сынхен притащил Чиена, полумертвым, к дверям, коротко кинул «Надо, чтобы выжил» и закрылся у себя. Дэсон ставил на то, что парень не доживет до утра, но уже через три часа тот спросил, когда ему вернут оружие, и осталось ли, по кому выпускать пули. Дэсон обрисовал ему ситуацию, и ничуть не удивился, когда Чиен коротко сплюнул и снова отключился, на этот раз на целые сутки. Потом доктор жаловался Дэсону, что Чиен пытался загнать ему в шею полный шприц воздуха и смотаться. Доктора спасло только то, что от полученных ран Чиен не то что не мог держать шприц, но и различать, где находится его шея, а где докторова. Заметив, что Дэсон смеется, маленький Ким Сухен побраговел лысиной и сказал, что отказывается врачевать идиотов, живущих в этом доме, или, по крайней мере, одного конкретного идиота, не способного оценить дипломированного специалиста Сеульского Медицинского. - Из него выйдет толк, - сказал Сынхен за ужином, когда услышал об этом. Дэсон поперхнулся вином и долго кашлял на скатерть. - Из него выйдет мертвец. Доктор Ким прислал вместо себя фельдшера. Сынхен многозначительно смотрит в ответ, потирая указательным пальцем ножку бокала, и закидывает ногу на ногу, откинувшись в кресле. Дэсон думает, что если бы босс не родился боссом, он бы точно стал актером и играл бы в фильмах вроде голливудских, про войну, где измазанные кровью и порохом парни убивают сотни противников прежде, чем умереть от многочисленных пулевых ранений, а по вечерам пишут письма матери. - Выживет, - уверенно говорит Сынхен, прежде чем кинуть салфеткой по столу и удалиться. Дэсон обещает себе уехать из этого дурдома к чертовой матери или к Тэяну в Пусан, но вместо этого едет в город за новым доктором. К середине ноября Чиен не только поправляется, но и успевает завести себе друзей. Его компания выделяется даже среди остальных людей Сынхена и отличается тем, что все эти люди походят на настоящих убийц. Ни у одного из них не хватает словарного запаса, чтобы прочесть молитву за обедом или доступно объяснить, что такое «милосердие». Они отличаются друг от друга только стрижками, а в остальном же их роднит общее выражение лица, плохие зубы и татуировки. Чиен с аккуратной челкой и бритым затылком выделяется среди них, как школьница, но Дэсон все чаще видит, что они ходят за ним как привязанные и смотрят ему в рот. - Он устроит нам переворот, - огорчается он. Сынхен слушает его вполуха, и Дэсон догадывается, что боссу все равно. Эта мысль так крепко пугает его, что он осекается на половине фразы и упирается взглядом в самую отдаленную крышу Сеула, найденную в окне. - С ним все будет хорошо, - невпопад отвечает Сынхен. - Надеюсь, что нет. Надеюсь, кто-нибудь задавит его ненароком. Сынхен смеется, прикрыв рот кулаком – детская привычка, от которой уже не избавиться во взрослом возрасте. А потом взгляд его твердеет и становится тяжелым. - Зимой нам предстоит раздел, если ты помнишь. Когда я пойду на встречу с главами других семейств, я возьму его с собой. - А я? – рот Дэсона кривится от обиды. Сынхен замечает это, и цепко хватает его за подбородок. - Ты нужен мне в Пусане. Если все пойдет как надо, после Рождества я отдам свой игровой бизнес Мемфису, а он освободит мне порты. Тебе предстоит большая работа, и у тебя не будет времени прикрывать мне спину. К тому же, Мемфис увидит, что его парень жив, здоров, и я готов носить его на руках, если придется. Воевать мы больше не будем. Дэсон не без усилий шевелит челюстью, все еще зажатой в руке Сынхена. - Если этот новенький и признает когда-нибудь тебя своим боссом, то, скорее всего, посмертно. Ты не сможешь оценить торжество момента. - Я буду улыбаться ему, начиная с этого момента, чтобы покорить его черствое сердце, обещаю. Если не поможет, начну подсыпать в еду бром или зомбировать. Шутка это или нет, но примерно через неделю Сынхен начинает стрелять на полигоне вместе с основным отрядом. - По надгробным плитам попадете, не смущает? – спрашивает его Дэсон, когда он устанавливает мишени рядом с кладбищем. - Тут все мертвы, - Сынхен обводит рукой деревья и землю. – К тому же, мы должны понимать, где окажемся, если будем чего-то смущаться. Однажды утром Сынхен стреляет по крайнему слева в шеренге. За секунду человек превращается в гору мышц, не способную шевелиться и дышать. Пара конвульсий, и из тела, распластанного на животе, начинает вытекать кровь. В наступившей тишине слышно, с какими звуками душа покидает тело – Чиен знает, что в основном это звуки выходящих газов и хрипов, перемешанных со стонами. Или без стонов, если человеку везет умереть прежде, чем боль дойдет до его сознания. - Неважно, как идет пуля, - говорит Сынхен людям. Чиен дергается, как от пощечины, но не перебивает. - Главное, чтобы она кого-нибудь убила. Он немного молчит, прикуривает, разминая затекшие плечи. На черном рукаве видны следы пороха. - Займешь его место, - жестко говорит Сынхен Чиену через плечо. – Основных правил немного. Не будь кретином, наша семья не больно-то к таким терпима, это раз. Если у тебя нет ответа на вопрос, который я тебе задаю, значит, он риторический - это два. Чиен относится к вопросу как к риторическому, и молчит. Ему становятся крайне интересны собственные ботинки. Для себя он делает вывод, что Сынхен гораздо умнее, чем кажется. Человек с симпатичной дыркой от пули во лбу был человеком Мемфиса. Чиен знал это, потому что сам был человеком Мемфиса, другие догадывались по едва заметным отличиям – ест, не как все, пьет не с той руки, тратит выручку не в том борделе. Сынхен, вроде, не обращал на это никакого внимания, вел себя как Санта на рождество и ничем не давал понять, что он хоть как-то расстроен подобным проявлением бестактности оппонента. Оказалось, при необходимости Санта в нем заканчивался так же быстро, как и стишок трехлетнего. Чиен готов учиться у того, кто учится сам и стреляет также хорошо, как Чиен. - Полегчало? – интересуется Сынхен. – Выглядишь как привидение. Очень страшно. Чиен пожимает плечами, и переключает на первую. - Что в Пусане? - Считай это романтическим путешествием. - Иногда я боюсь убить в ком-то романтика, - скучно говорит Чиен, - но все равно приходится стрелять. Это считается за болтовню на первом свидании? - Ты выбрал лимит на еще два вперед. - Позвоните мне после первого, иначе я буду переживать. - Правда, будешь? – смеется Сынхен. - Нет. Ничего особенного в Пусане они не делают, только ездят из дока в док. Сынхен иногда выходит к рыбакам, потом притаскивает к кадиллаку живого кальмара, и умоляет взять его с собой. - Назовем его Фредом, - кальмар отчаянно воняет. – Найдем ему подружку. Даже кальмар Фред не так поражает Чиена, как легкость, с которой его новый босс разговаривает с людьми. Он кажется простым, как они сами, и даже его кашемировый платок не смотрится неуместно на фоне рыбацких ватников. Сынхен спрашивает их про улов, щупает рыбу за жабры и выпивает вместе со всеми, хотя нет и десяти утра. - Я сам, - говорит он, нервными движениями стягивая с себя жилет и рубашку. Сынхен сидит, подперев рукой щеку, и смотрит внимательно, почти не мигая. Чиен едва ли понимает, что делает, когда подходит к Сынхену, становится на колени рядом и обхватывает его шею одной рукой, как будто берет в захват. Ему нравится, как стучит у Сынхена в висках, ему не нравится, как пусто в голове у него самого. - Сними, - совсем тихо, севшим голосом, говорит он, дергая Сынхена за рукав, тот возится долго, как парализованный, и от этого неожиданно хочется еще сильнее. Чиен поднимается на локтях, ласкаясь о чужую руку, и Сынхен целует его медленно, неторопливо, как будто они и правда на первом свидании. Чиен чуть отстраненно думает, что мог бы полюбить Сынхена и усмехается в поцелуй, заставив того настороженно замереть. Через пару дней в Пусан уезжает Дэсон. Сынхен устраивает прощальную сцену со слезами, обещает ему вести себя хорошо, не убивать, прежде чем человек ответит на поставленный вопрос, и не носить желтое с салатовым одновременно. Чиен припоминает кое-какие слухи. Пять лет назад, когда Сынхен только начинал, пробиться в Сеуле было не так-то легко. Ему нужны были поставщики оборудования для торговых центров и люди, способные стрелять по тем, кто теоретически собирался Сынхену помешать. Он выбирался из самых низов, предпочитая сначала убивать, потом разговаривать, и часто это мешало делу. Трупы не способны поделиться информацией, или прийти к какому-либо соглашению. Сынхен говорил, что это – то в них ему и нравится, но какое-то это было чертовски однобокое мнение, по суждению окружающих. Тогда у него и появился Дэсон, который слегка изменил мировоззрение босса к лучшему и стал первым, кто сказал ему, что только женщины в этом мире могут делать все, что хотят. Все остальные должны худо-бедно подчиняться каким-то правилам. Дэсон все время улыбался, по доброте душевной и из чувства внутреннего равновесия, а на Сынхена это действовало успокаивающе. Количество убитых свелось к минимуму, к нему начали приходить живые. - Зачем вам порт? – спрашивает он, пока Сынхен роется в огромном шкафу, подбирая рубашку. - Не твое дело, - Чиен думает, что, если бы босс не родился боссом, то обязательно бы стал певцом. Это были бы какие-нибудь джазовые композиции негритянских кварталов, и Сынхен бы нараспев читал слова песен тягучим басом. А по вечерам он бы вел жизнь Фрэнка Синатры, с роскошными костюмами и такими леди, каких Чиен никогда и не видел. Сынхен это аллегория. Чиен смотрит на него, здорового и сильного, и внутри растет предубеждение. Настоящим Сынхеном он гордится, как гордятся свершившимся нобелевским открытием, но боссом Чхве он гордиться не может, как нельзя гордиться постыдным поступком. Если бы Сынхен был добрее к Чиену, то умер бы сам. - Босс, - говорит он. – Там дождь. - Не может быть, - у Сынхена ранняя седина и отвратительное чувство юмора. - Я вас не убеждаю. Это факт. Если борьба, то за что-то. Чиен не видит смысла менять коней на переправе, даже если с ним случилось банальное восхищение и, черт его знает, что еще. Он больше не спорит, и закрывает за собой дверь. Ощущение скорого одиночества становится его лейтмотивом. Чиен машинально извиняется при столкновениях, и по ночам спит с открытыми глазами. В декабре погибает еще один из людей Мемфиса, и Чиен уверен, что это не случайность. Сынхен больше не отводит от него тяжелого мертвого взгляда, голова оленя в кабинете - и та выглядит живее, чем выражение его глаз. Чиен гадает, когда наступит его черед, и почему он до сих пор жив. Неудавшееся ноябрьское покушение, которому помешали насморк и погода, обернулось против него. Порты уже не имеют значения, начинается холодная война, в которой Чиен по недоразумению оставлен на территории врага. У него нет связи ни с одним из фронтов, но Сынхен пока что не выгоняет его из своей комнаты, и по утрам у него случаются удивительные возможности задушить того голыми руками. Иногда ему кажется, что Сынхен ждет именно этого. Чиен не делает ничего, только мстительно прикладывается холодными ступнями к ногам Сынхена. Ему хочется верить, что Мемфис забыл про него. В один из дней приезжает Дэсон. Сынхен выходит встречать его на террасу. - Наконец-то,- жалобно говорит он, обнимая Дэсона за плечо. – Они меня совсем измучили. Основной отряд, собравшийся во дворе, согласно ржет и говорит, что – да, измучили. У Дэсона спокойное, как у спящего, лицо и видно, что он привез хорошие новости. Чиен не удивлен и не оскорблен, когда его оставляют за дверями. На секунду он сталкивается с Каном взглядом, и ему становится противно, когда он видит в нем презрение и разочарование. Для Чиена слова благородство и идиотизм – это синонимы, но он бы хотел следовать за Сынхеном так, как это делает Кан. Под Рождество Мемфис окончательно оставляет порты и Чиена семейству Чхве, и наступает относительное затишье. Чиен остается один на один с ненужной миссией. - Люди необычайно милы, - говорит ему Сынхен в один из моментов, когда они вообще разговаривают. – Они улыбаются тебе, верят, а потом у них появляются зубы и волосы. - Мне жаль, - Чиен не врет, ему и правда, жаль. – Попроси кого-нибудь родить тебе ребенка. - Если я не могу доверять тебе, то я не могу доверять тебе и тогда, когда ты говоришь, что тебе можно доверять. И тому, что тебе жаль. Чиен пожимает плечами. - Я ни на чьей стороне, - и это тоже правда, потому что сторон больше не осталось. - Потому что я выбрал тебя. Ответа Сынхен ждет так долго, что, кажется, что Чиен уснул, если можно уснуть стоя, посреди комнаты, полуголым. Сынхену импонирует наглость Чиена, пока она не касается его самого. Для себя он бы хотел другого – уверенности и спокойного сна. Для этого, думает он, надо было спать с Дэсоном или одному. Но в итоге он не жалеет, потому что невозможно испытывать жалость к погоде, падению цен на бензин и Чиену, к этому и подготовиться-то толком нельзя. - Я же предупреждал, - шепчет он, когда Чиен приближается к нему, - не будь кретином. Всегда находится что-то, что может свести на нет твои убеждения. Сынхен это аллегория, и он может дать Чиену чего-то более «настоящего», босса Чхве достаточно. Январским вечером, на пересечении двух магистралей, одна из которых выходит из петли по направлению на Сеул, первая машина из пяти попадает в засаду. Седан занимается огнем моментально, преграждая дорогу остальным машинам, и кадиллак Чиена ведет по скользкой от дождя дороге, когда он пытается притормозить. - Отвали, - страшно орет Сынхен, и вцепляется в руль. - Я сам, - Чиену незачем видеть лицо босса – он прекрасно знает, сколько там отражено недоверия. Он думает, был ли хоть один день, когда Сынхен не ждал от него подвоха. - Не лезь, идиот, - просит он Сынхена и выравнивает машину. Развернувшись, Чиен выживает педаль газа до упора. - Чертова фигня, - расстраивается Сынхен, проводя прямую линию от пули, застрявшей в лобовом стекле и собственным сердцем. Чиен чувствует теплую кровь на виске, и одновременно с этим какое-то непонятное возбуждение. Они возвращаются в дом в составе трех машин. Он ненавидит Сынхена в этот момент за то, что сделает потом. Дождь льет всю ночь. Под утро, когда Чиен может отличить человека от дерева, он выходит за ворота. Если кто-то видит, как он покидает пределы поместья, то не останавливает его. Он не знает, распорядился ли так Сынхен или все привыкли к тому, что он уходит, не спрашиваясь – это не так уж и важно. Ему только немного жаль. - Мы на пороге завершения эпохи «Войны за Порты Пусана», - пафосно объявляет он, хотя вокруг нет никого, кто мог бы по достоинству оценить исключительность события. Это неважно, просто Чиен любит красивые жесты. Убить Мемфиса – без сомнения, красивый жест. До него с пугающей ясностью доходит, что именно к этому вел его Сынхен всю дорогу. Чиен выбирает мерседес, потому что ему всегда хотелось водить мерседес и магнум, потому что ему всегда хотелось стрелять из сорок пятого калибра. Он не собирается изменять что-либо своей жизнью, изобретать лекарство от рака или лететь на Луну, но, возможно, у него получится изменить что-то своей смертью. Это, определенно, заслуживает дешевого лирического отступления. Он находит бывшего босса в дешевом отеле. Мемфис собирается что-то сказать, но Чиен успевает первым. Он говорит, и с каждым его словом в человеке напротив добавляется по пулевому отверстию. Даже проще, чем дышать. The End |