9. Женитьба Сварта. (Лайм и Сварт добираются до кровати)

Слёзы глотает дождь.

Я выбираю тебя.

Ничья «Снег»

- Господа, у нас проблема, - тихо сказала Бланш.

Господа изобразили на своих лицах самое сосредоточенное внимание.

- Я собрала вас здесь, чтобы сообщить о своей беременности, - добавила Бланш и, достав фотоаппарат, быстро щёлкнула вытянувшиеся лица лучших друзей.

- Месяца четыре, - продолжала она, когда страсти несколько поулеглись. – В это время спала только с вами, так что...

- Будем нести коллективную ответственность, - кивнул Ландар Канден.

- Всё проще, - сообщил Сварт, до того изучавший принесённые Бланш с обследования документы. – У ребёнка такой уровень райма, что сомнения в отцовстве отпадают. Господа, я скоро стану папой, - он отложил документы и сжал голову руками. – Я в шоке. Посидите минуту тихо, я должен прийти в себя.

Все посидели в пристойном молчании. Наконец Сварт поднял голову, пристально посмотрел на Бланш и решительно заявил:

- Жениться!

- Зачем? – не поняла Бланш. – Можем и так...

- Не можем, - отрезал Сварт. – У моего ребёнка будет нормальная семья с нормальными семейными отношениями! Это всё. Я сказал. Кстати, мальчик или девочка?

- Мальчик, по-моему, - растерянно отозвалась Бланш. – Но, Сварт, подожди...

- Нет, ждать мы не будем, - возразил Сварт, вскакивая на ноги и начиная прохаживаться по гостиной. – А будем действовать. Значит так, на выходных едем к твоим родителям, я делаю тебе официальное предложение, заодно порадуешь их, что скоро станут бабушкой и дедушкой. Дальше, бракосочетание... Канд, справишься с ролью посредника?

- Угу.

- Тогда дуй в храм и договорись, чтоб всё по высшему разряду. Завтра же, но хорошо бы сегодня. Свадьба не позже чем через неделю, уяснил? Бланш, у кого ты хочешь шить платье? И, главное, выбери поскорее цвет, чтобы я не промахнулся со свадебным подарком.

- Всё-таки мне кажется, ты зря торопишься, - заметила Бланш.

- Тебе кажется. Если сейчас не поспешить, всё может плохо кончиться. Например, ты всю жизнь будешь вздыхать, что на свадебных фотографиях смотришься ужасно полной.

- О Богиня! Ну что с тобой делать? Я позвоню родителям.

***

- Пожалуйста, подожди минутку… - Лайм коротким усталым жестом потёр виски. Потом потянулся и включил приём на коммуникаторе экстренной связи. – Да, я слушаю.

Кен чуть нахмурился:

- Как твоё самочувствие, Зейл?

- Я так погано выгляжу?

- Ты выглядишь…

- …уставшим и больным. Знаю. Очень много работы.

- Прости. Я не отниму много времени. Собственно, я связался с тобой, чтобы передать – Сварт женится.

Лайм опустил ресницы. Поёжился – от кровопотери его зазнобило.

- Ясно. Когда?

- Через восемь дней, восемнадцатого. Конечно, официально объявлено ничего не было, но у меня надёжные источники.

- В лице Эльрайма? Ясно. Хорошо. Я понял.

- Что мне передать? Ты будешь?

- Я… не знаю. Сам понимаешь, дел невпроворот.

- Я передам.

- Пожелай ему… что там обычно желают? Короче всего самого наилучшего с кисточкой. От меня. Расскажешь потом, как всё прошло. Хорошо повеселиться. Извини, устал. Засыпаю на ходу, и столько всего на завтра…

- Конечно, я понимаю. Пожалуйста, обещай мне, что будешь осторожен.

- Я всегда осторожен.

- Зейл.

- Обещаю.

- Удачи тебе.

- Она мне пригодится. До встречи, если будем живы.

- Если будем живы, Зейл.

Лайм выключил коммуникатор, потом поднял глаза и посмотрел в темноту за лобовым стеклом. Потёр виски. Задумчиво посвистывая, пощупал сломанные накануне рёбра и решил считать перелом трещиной в кости.

- Док, простите, что так поздно. Надеюсь, я Вас не разбудил?

- Вы издеваетесь? Мы здесь сидим и обрабатываем то, что Вы насобирали. Никто даже не ложился.

- Результаты есть?

- Да, но…

- Я внимательно слушаю.

…На улице начал накрапывать дождик.

- Док, я правильно Вас интерпретирую? Если убить Альфу, все вторично заражённые так же погибнут?

- Да, но…

- А, ну так это же всё сильно упрощает. Разумеется. Простите, я не обратил внимания, какая модель ручного огнемёта выставлена у вас в одиннадцатой витрине?

- «Кармина-ЦеТрон-11».

- В рабочем состоянии?

- Конечно, но почему Вы спрашиваете?

- А боеприпасы у Вас остались?

- Конечно.

- Прекрасно.

- Юноша, надеюсь, Вы помните, что мы пока не знаем, как отличить Альфу?

- Помню. Разумеется.

- Юноша… что Вы намереваетесь делать?

- Прежде всего, я намереваюсь выпить крепкого сладкого чёрного кофе и зажевать его гематогеном. Потом намереваюсь заехать к Вам и на месте разобраться с огнемётом, а так же решить, что ещё из оружия стоит взять с собой под землю, спуститься в подземку, убить Альфу, затем подняться на поверхность и плотно позавтракать. Как видите, дел и впрямь невпроворот. Кстати, я ещё и рассчитываю на квалифицированную медицинскую помощь по окончании всего этого цирка.

- Юноша, зачем Вы… куда Вы столь неосмотрительно торопитесь? На тот свет? У вас ведь ещё масса времени.

- Ошибаетесь, док. Обстоятельства изменились. У меня совсем нет времени. Я заеду к Вам.

Он выключил коммуникатор, достал из бардачка инъектор и бестрепетно вкатил себе последовательно кровезам, иммунный коктейль и набор боевых стимуляторов.

Всё равно познабливало. Проклятый Запад с его проклятой сыростью…

***

- Этого дерьма не будет на моей свадьбе! – орал Сварт.

- Ну что за выражения, милый брат, - неодобрительно покачал головой Кириш.

- Сварт, ты совсем не изменился, всё тот же мальчишка из приюта, - поморщилась Бланш. – И те же вопли. Можно сказать то же, но спокойно?

- Этого. Дерьма. Не будет. На. Моей. Свадьбе. Так лучше?

- Гораздо, гораздо, но ещё не идеал, - сказал Кириш.

- А ты вообще что здесь делаешь?! Кто тебя звал?!

- Меня, если тебе так уж любопытно, пригласила госпожа Бланш, - мило улыбнулся Кириш. – Но я вижу, что меня здесь не любят. Что ж, в таком случае, я пойду прослежу за работой садовников – как бы не перепутали что-нибудь.

- Бланш, ты его приглашала? Зачем?! Ты же знаешь, я его выношу примерно как бубонную чуму! Все меня ненавидят!

- Сварт, ты должен вести себя спокойнее, - сказала Бланш, проводив Кириша взглядом. – Глядя на тебя, я тоже начинаю нервничать.

- Извини, - наклонившись, он поцеловал её в щёку. – Я просто не хочу видеть этих липучих журналистов на своей, то есть, нашей свадьбе. Они задолбали.

- Терпи. Ты всегда был центром вялотекущего скандала. Все хотят видеть его разрешение.

- Знаю. Канд предложил продать кому-нибудь эксклюзивные права на фиксирование вечеринки, естественно, с полным нашим контролем. Я склоняюсь к этому варианту. По крайней мере, это даст возможность засудить всех прочих к гвиновой матери.

- Отучайся матюгаться, Сварт. Я не хочу, чтобы ты подавал моему сыну дурной пример.

- Моему сыну, Бланш.

- Хорошо, нашему.

- То-то же.

***

- …Вам просто безумно повезло, что Вы вообще живы!..

- Ладно, док, успокойтесь. Я понял. Я был не прав. Но у меня не было выбора. Вы поможете с отчётом? Свяжемся по комму – я уезжаю. Прямо сейчас.

- Вы с ума сошли?

- Не исключено, - подумав, согласился Лайм, с шипением поднимаясь с операционного стола и начиная одеваться. Руки слушались плохо, поэтому он старался быть терпеливым.

- У Вас сломаны рёбра! Три штуки с одной стороны и одно – с другой!

- Это трещина в кости.

- Трещина – это то, что заменяет извилины в Вашем мозгу! Она одна - след от удара топором, я полагаю!

- Док, выпейте успокоительного.

- Юноша, не учите меня жить!

- Договорились.

- У вас распорота грудь почти до той самой кости в которой, по Вашим словам, трещина!

- Ваша милая помощница зашила. И перевязала. Всё уже в порядке – главное, что сепсиса удалось избежать.

- Юноша, куда Вы так несётесь?! На свадьбу?

- Именно, - Лайм кивнул и принялся шнуровать ботинки. Это было мучительно тяжело, но Лайм был упорен – он знал, что шнуровка сдастся раньше. Доктор выругался, грубовато оттолкнул его руки и быстро зашнуровал ботинки, завязав шнурки хирургическим узлом. Наверное, от злости.

- Когда?

- Восемнадцатого.

- Вы никак не успеете до столицы, даже на этом Вашем звере, неудачно притворяющемся мотоциклом.

- Я должен попытаться.

- Вы не спали два дня, Вы ранены и потеряли много крови. Сколько Ваш организм может без последствий пренебрегать сном и отдыхом?

- Трое-четверо суток.

- Вы умеете считать, юноша? Никаких шансов успеть, даже если у Вас вырастут крылья.

- Я попробую. Я очень этого хочу. Успеть.

- Хорошо, - после некоторой паузы сказал доктор и поднялся с пола. – Я поведу, Вы поспите. Хотя бы сутки.

- Вы не обязаны вмешиваться в это.

- Юноша, не указывайте мне, что делать. Я так хочу. А что, в молодости я был лихим гонщиком. Это, конечно, было давно, но у Вас такой байк, что… хм… Словом, не нужно разговоров.

- Как Вы доберётесь потом до дома?

- Поймаю попутку.

- Хорошо, Вам виднее. Но, док…

- Да?

- Она действительно милая девушка, красавица и не без способностей. И она очень Вас любит. Прекращайте изображать из себя слепого индюка – от этого ничего хорошего не бывает.

- Заткнитесь и давайте ключи.

***

- Эйрен Юфтер, дочь Эмилии и Натана Юфтер, согласна ли ты стать супругой этого мужчины перед лицом Богини и людей, взять его слабость и отдать свою силу, чтобы быть с ним в дни радости и гнева, в дни пиров и потерь, до тех пор, пока смерть не сомкнёт глаза?

- Да.

- Вступаешь ли ты в этот союз по доброй воле и с радостью в сердце?

- Да.

- Знает ли кто-то из собравшихся здесь причину, по которой Эйрен Юфтер не может стать законной супругой Адемара Карандена перед лицом Богини и людей? Если такой человек есть, пусть назовёт это препятствие сейчас, или замкнёт уста навек.

В храме повисло молчание. Прозрачная и звонкая тишина, в которой было слышно, как рассекают воздух над храмом крылья какой-то птицы.

- Адемар Каранден, сын Юлианны Каранден и Юртана Барелла, согласен ли ты стать супругом этой женщины перед лицом Богини и людей, взять её слабость и отдать свою силу, чтобы быть с ней в дни радости и гнева, в дни пиров и потерь, до тех пор, пока смерть не сомкнёт глаза?

- Да.

Пауза.

- Вступаешь ли ты в этот союз по доброй воле?

- Да.

- Знает ли кто-то из собравшихся здесь причину, по которой Адемар Каранден не может стать законным супругом Эйрен Юфтер перед лицом Богини и людей? Если такой человек есть, пусть назовёт это препятствие сейчас, пока оковы этого брачного союза ещё не замкнуты, или забудет об этом навек.

- Я знаю препятствие, - шепнула Лаисэ на ухо мужу. – Они так же любят друг друга, как мы с тобой. Но не буду же я говорить об очевидном.

Кириш кивнул и едва заметно пожал её руку.

***

Сварт пнул снятые ботинки. Ботинки опрокинулись и покатились, сразу запутавшись в восточном ковре с длинным ворсом.

Гости догуливали в саду. Всё действительно было устроено великолепно. Только Сварта это мало радовало. Он злобился на весь белый свет, и был в чём-то прав.

На самом деле, он не получил ни капли удовольствия от вида лаймовой шоблы, веселящейся у него на свадьбе. И самым поганым было то, что рыжий ублюдок не приехал.

Конечно, он и не мог приехать. У него временной лимит миссии закончился только сегодня утром. Никаких шансов. Но присылать поздравления через вежливого и пунктуального, как компьютер Кена – тоже просто свинство. Не совсем же чужие люди, в самом деле.

Конечно, Лайм поступил благоразумно. Не хотелось думать об этом, но он мог сорвать свадьбу одним своим присутствием. Должен же хоть один из них держать себя в рамках. Но всё же Сварту безумно хотелось ещё разок увидеть его, прежде чем вступить в законный, мать его так, брак.

- Мог и позвонить, стерва желтоглазая, - сказал Сварт.

Дверь шарахнулась, врезавшись в стену.

- Я опоздал.

Сварт поднял голову. Лайм смотрел на него, упираясь разведёнными руками в косяк двери. Его дыхание выдавало, что он долго бежал.

- А я уж решил, ты не удостоишь мой скромный праздник своим венценосным вниманием, - Сварт сделал шаг в его сторону.

На Лайме поверх формы был длинный плащ, и капюшон надвинут на глаза. Лайм мотнул головой, сглотнул:

- Я с миссии, - голос звучал отрывисто, дыхание ещё не восстановилось. – Зашёл отдать подарки.

- Что ты подаришь мне в этот прекрасный день? – Сварт ядовито улыбнулся. Он явственно чувствовал сгустившееся в комнате напряжение – в воздухе явно запахло кровью.

- То, к чему ты вожделел много лет, - бесцветным от усталости голосом заговорил Лайм. – То, что будило в тебе гнев и похоть. То, обладание чем тебя, наконец, успокоит. Возьми, - он протянул Сварту узел, связанный из шерстяного шарфа.

Сварт развязал узел.

Знакомое прикосновение, словно ласкающее пальцы, знакомый цвет, запах, так много эмоций...

В руках Сварта лежала длинная тёмно-красная коса толщиной в кулак. Перевязанная явно уже после того, как была срезана. Волосы в косе блестели густо и насыщено. Кровь.

Сварт бросил косу на кровать, подошёл к Лайму.

- Не нужно, - сказал Лайм и вновь с трудом сглотнул.

Сварт сбросил с его головы капюшон.

Лайм выглядел неважно – бледный в просинь, с потемневшими и запавшими глазами. Косу он, скорее всего, просто отрезал длинным кинжалом, в результате на затылке волосы оказались коротко острижены, а прочие пряди спускались ниже ушей. Освободившись от распрямляющей тяжести косы, они вздыбились, обрамляя усталое лицо, словно языки пламени.

Невинно? Ни в коем случае.

Слабо? Никогда.

Уязвимо? Пожалуй.

И очень непривычно.

- Идиот, - сказал Сварт. Провёл рукой по волосам Лайма – медленно, словно в раздумье, почти нежно. Резко притянул его к себе. – Разве огонь не должен обжигать? – зло поцеловал в сухие потрескавшиеся губы.

От Лайма пахло потом и начавшей сворачиваться кровью.

Дальше всё стало происходить очень быстро.

Они целовались, словно съехавшие мозгами подростки, несдержанно матерясь, рыча, и срывая друг с друга одежду. Восточный ковёр обильно украшался пуговицами, язычками ремней и молний, пряжками и лоскутами ткани.

Лайм с силой толкнул Сварта. От неожиданности тот не удержался на ногах и полетел спиной на брачное ложе. Подёргаться не удалось – Лайм в два счёта оказался над ним, прижал к постели всей своей невеликой тяжестью.

Сварт смотрел.

…Лайм ставил ему провокационные засосы в районе шеи. Сварт воспользовался случаем и провёл рукой вдоль его позвоночника, что давно уже хотел сделать. Рыжий непроизвольно выгнулся, но тут же громко и рассержено зашипел. Сварт начал смеяться, Лайм заткнул его, укусив в нижнюю губу так, что по подбородку потекла кровь. Этого Сварт так просто оставить не мог – после короткой борьбы Лайм и Сварт поменялись позициями. Грудь Лайма, перечёркнутая некогда белой, покрытой бурыми и свеже-алыми пятнами повязкой, неровно и часто вздымалась. Мстящий укус превратился в поцелуй, на перевязке под пальцами Сварта выступала кровь.

Это был вечер сбывающихся желаний. Мыслей не было, тому что если начать задумываться, то ситуация выглядела бы несколько странно и претенциозно.

А потом Лайм внезапно закрыл глаза и отключился.

Сварт почти сразу понял, что его опять кинули. Он тряс Лайма и поносил его всяческими словами, но тот оставался безгласен. Он спал праведным сном раненного агента, который шесть дней гнал без сна, питья и еды, чтобы успеть вручить Сварту его свадебный подарок. Угроза собственной чести его явно ничуть не волновала.

Это был вечер обломов.

***

Бланш, позёвывая, заглянула в спальню.

На усыпанной помятыми лепестками кровати лежал мирно спящий, абсолютно голый Лайм, а рядом с ним сидел злой как мировая революция Сварт, в столь же незначительной мере обременённый деловым костюмом.

- А-а–что-о-это-о-о-вы-ы-дела-а-ете? – сквозь зевоту спросила Бланш.

- Уже никто ничего не делает! – мрачно отозвался Сварт и неласково пихнул в бок спящего. Спящий и не подумал пробудиться.

Бланш прыснула от смеха и махнула рукой:

- Слушай, у нас же с тобой первая брачная ночь, так? Я требую исполнения прямых супружеских обязанностей.

- Отлично, а его куда денем? Расчленим и в канализацию спустим? – буркнул Сварт. – Я бы и рад, да только он ранен. Меня и так постоянно называют бессердечным садистом.

- Сварт, - Бланш зевнула, подошла к мужу и щёлкнула его по носу. – На этой кровати мы не то, что втроём можем выспаться, мы ещё и всё общежитие можем пригласить поразвлечься, и никому не будет горько. Как говорится – в тесноте, да не в обиде.

Сварт подумал, какое лицо будет у Лайма, когда он проснётся и обнаружит, что попал на лайв-шоу «Первая брачная ночь – мифы и реальность». Сварт ухмыльнулся...

...Но Лайм, сволочь такая, спокойно проспал до полудня, ни о чём не беспокоясь.

***

10. Лайм и Сварт – финал. (В огне).

Ты не хотел счастья через страдание?

Так ты получишь страдание без счастья.

С этим делом у природы не заржавеет.

М. Веллер.

Это те же картинки прочитанных книг,
Первозданная сила исходит от них.
Только в книгах от ран не осталось следа,
Там за красной горой есть живая вода.
На пылающий лоб ляжет мамин платок,
А в руках у нее апельсиновый сок.
Можно в синее небо с мольбою смотреть -
Только это уже настоящая смерть.
Он уходит один и не слышно шагов
Он не смотрит назад, он не видит врагов.
Он уходит туда, где зови не зови -
По колено травы и по пояс любви.

Белая Гвардия. «Голубая стрела»

Огонь бывает очень разным.

Весело трещащий костёр, бушующее пламя пожара, тление сигареты. Злые кусачие искры, праздничный рисунок фейерверков, тихий свет свечи в бумажном фонаре на краю погружённого в ночной мрак мира, медленно мреющие в темноте багровые угли, уже чуть подёрнутые пеплом.

Огонь бывает очень разным. Он может рождаться, как человек, и как в человеческой жизни, с ним случаются времена яркого и ровного горения, неистового взрыва, бешенства, затухающего тления. Только одно не случается никогда.

Настоящий огонь никогда не гаснет. По крайней мере – раньше, чем человек, в сердце которого он живёт.

Если гаснет – значит, гаснет свет и весь мир погружается во тьму смерти.

Огонь бывает очень разным.

***

День выдался холодный и ясный – ни облачка в бледной необъятности неба.

Для начала осени было слишком холодно. Но группа людей, ожидающая начала церемонии Прощания на старом кладбище не думала об этом.

…Молодой священник в церемониальных одеяниях цвета чуть запёкшейся крови читал из Книги Тайн. Звучный голос, произносящий пассажи о вечности, духе, неизбежности, судьбе и преходящести всего сущего далеко разносился в холодном прозрачном воздухе.

Санда, снова беременная, была бледна и спокойна, только рука в тонкой кожаной перчатке сжимала локоть Берта. Але и Кен стояли по другую сторону от неё. Она знала, что на них можно положиться, как и прежде – в дни радости и гнева, в дни пиров и потерь, до тех пор, пока смерть не сомкнёт глаза.

Эти четверо и здесь, на кладбище оставались обособленной группой, с которой не смешивались несколько студентов и агентов, также пришедших для прощания.

Ближе к краю группы держались Шеллемар Канден, Эльриш Эиведд и Эльрайм Карнаведд.

- …и пепел земной вновь возвращается к пеплу… - говорил священник.

В этот осенний день на кладбище Локны, провинция Лакон, проходила церемония Прощания с Зейлом Маргоном, урождённым Лартом Керу, Лаймом, агентом Академии.

Гроб стоял на краю ямы. Он был закрыт и пуст – после взрыва тела не нашли, только разрозненные фрагменты, с тем же успехом могущие принадлежать любому другому из погибших.

Сварт расположился за спинами и дальше всех от гроба. Он не очень реально воспринимал происходящее – не успел обдумать случившееся. Причина этого сборища на кладбище была абсолютно неправдоподобна. Быть мёртвым – это совсем непохоже на Лайма. Не его стиль.

В это нельзя было поверить.

А ещё почему-то было холодно – даже в форме.

Сварт поглядел направо. Взгляд наткнулся на профиль Кириша. Дворянин внимательно слушал священника, сохраняя на лице выражение лёгкой, пристойной печали.

…Они по очереди подходили к гробу и произносили короткие речи.

- Я не стану говорить, что это ударило по всем нам, - сказал Берт. – Будь иначе, мы бы здесь не собрались. Я скажу, что Зейл был примером для нас. Я не знаю более честного, благородного, смелого человека.

- Добавь – «щедрого», - сказала Санда. – Он был настоящим мужчиной и настоящим другом.

- Мы все привыкли идти рука об руку со смертью, - сказал Але. – И вот теперь она коснулась одного из нас… Я не представляю, чтобы кто-то мог его заменить.

- Говорят, смерть всегда забирает лучших, - сказал Кен. – Зейл был лучшим из нас. Его будет не хватать.

Сварт повернулся и пошёл вниз с холма.

Слушать дальше было неинтересно.

***

Пять дней назад. 14 числа. Всего пять дней назад.

Ещё ничего не случилось.

14 числа первого месяца осени. Два пятнадцать дня – Сварт спускается в кухню для позднего завтрака. Намечается длинный день, полный ленивого ничегонеделанья – жена у родителей, дети в школе и просили ждать поздно.

Радужное настроение, ленивая утренняя лень и даже почти любовь к окружающему миру.

14 числа первого месяца осени, два двадцать один дня – Сварт налил себе чаю, включил телевизор и напоролся на экстренный выпуск новостей. Без большого интереса глянул на съёмку любительской видеокамеры – на экране взлетало на воздух профессионально заминированное здание. Мелькнула мысль о том, что многовато в последнее время в новостях взрывов и катастроф, готовят массовое сознание ко всем прелестям завоевательной войны? Не поздно?

А потом его разума достиг голос дикторши, перечислявшей имена тех, кто находился в здании в момент взрыва и, несомненно, погиб. Всего восемь имён – пять мужчин, три женщины.

Потом голос сбился, замолк, поправился – по последним данным, погибших всё-таки было девять.

В два двадцать три дня прозвучало имя.

…благодаря решительным и своевременным действиям которого…

…официальная благодарность…

…вечная память…

…трагедия…

…героизм…

Лайм…

Мёртв.

Зазвонил телефон. Сварт машинально снял трубку.

- Сварт… - выдохнула Бланш.

- Я знаю, - абсолютно спокойно сказал Сварт.

«Опять пролез в новости, герой хренов», - подумал он.

- Что же делать? – голос Бланш звучал непривычно растеряно.

- Свяжись с Хейном и Мореттом. Узнай, кто и за чей счёт будет его хоронить. Когда. Где. Если нужна помощь: что, как, чем, сколько. Сделать всё, что можно. Я хочу быть там.

- Мне поехать с тобой?

- Нет, - сказал Сварт со смутным чувством благодарности. – Не нужно. Рассчитывай на то, чтобы остаться с детьми.

- Сварт… Как ты?

- В норме, Бланш. Правда. Ты же меня знаешь.

- Да. Знаю.

Сварт положил трубку, потянулся и выключил телевизор. Без интереса перевёл взгляд на свою левую руку, всё ещё сжимающую чашку. Чашка была основательной, жёлто-коричневой. Видимо, он слишком сильно сжал её - она треснула, и кофе вытек и расплылся по светлому ковру неопрятным пятном. Толстые цветные осколки глубоко вошли в ладонь, и светящаяся кровь тяжело капала на пятно.

Пять дней назад, в 14 день первого месяца осени, в 14.23 всё закончилось.

Лайм мёртв.

…Пепел.

***

- …невозможно – сплавилась вся органика…

- Кен, хватит. Здесь все знакомы с действием, которое оказывает магическое пламя, - оборвал Берт. – Говори, пожалуйста, конкретнее.

- Пожалуйста – опознать не представляется возможным, - суховато отозвался Кен и замолчал.

Все ещё чуть помолчали. Ясно было, что надо что-то решать.

- Свидетельство о смерти? – наконец слабым голосом спросила Санда. Она сидела на этом невесёлом собрании совершенно зелёная. Берт вообще хотел не разрешить ей присутствовать, опасаясь за ребёнка, но кто когда мог что-то запретить Сандочке? Опять же, все знали – она намного сильнее, чем кажется.

- Выписано в первый же день, - ответил Кен. – Там не могло быть никаких сомнений – фактически, полная улица свидетелей.

- Кенотаф? – предположил Але. – Ритуал, по всем правилам, и фиктивное погребение?

- Ему бы это понравилось, - сказал Кен. – Он любил правила.

Сварт видел, как они все одновременно опустили глаза. Им, должно быть, ещё тяжело было думать о Лайме в прошедшем времени.

Ещё.

- Завещание? – деловито спросил Але.

- Глупости не болтай, – сказала Санда. – Кто из нас писал завещания?

- Извините, - сказал Але.

- Давайте подумаем, может быть, есть кто-то, кому он бы хотел завещать свои сбережения? – с ощутимым сомнением в голосе спросил Берт.

- Ты не хуже всех нас знаешь, что у Зейла никого не было, - возразил Кен.

Не было, - подумал Сварт. – Не было. Никого.

Он встал и вышел из комнаты, от этих людей, пришибленных и сплочённых горем. Семьи.

Ему там не было места.

Хотя он точно так же всё ещё не мог поверить. Не мог представить, что Лайма нет, что его пламя ушло из мира.

Лайм мёртв. Его огонь погас.

…Не было.

Не было никого.

Пепел.

***

Он знал, что не может контролировать себя. Не сейчас. Знал, что становится опасен.

Поэтому поступил так – снял номер в третьесортной гостинице в Локне и сразу после похорон заперся там, предварительно отключив телефон и повыдирав из розеток все кабели.

Пил – безобразно, не чтобы расслабиться, чтобы напиться и заснуть мёртвым алкогольным сном, хотя бы на несколько часов уйти от реальности. Идиотской реальности, где Лайма больше не было, где он просто взял и погиб, по-дурному, как и жил. Спасал он там кого-то. Ну что ж, спас. А самого разметало так, что даже искусники родных лабораторий только руками развели.

- Как же я тебя ненавижу, проклятый ублюдок, - бормотал Сварт, вытряхивая из упаковки одинаковые белые таблетки, призванные умиротворить его психику. – Ты всё перехерил! – Кашляя, давился таблетками, запивая их риваленовкой. – Ты не мог сдохнуть так глупо, без фанфар! Ты же герой, демоны тебе в тело! У тебя на твоей сволочной морде выписаны знаки судьбы! Твою мать, Лайм… ты не мог умереть так просто… ты не мог просто сбежать от меня… ты не мог…

На четвёртый день он уже смутно воспринимал происходящее. Кажется, приходил Кен, приносил запаянные в пластик фотографии. Или это ему примерещилось? Да нет же, вот фотографии – лежат на полу, рядом с кроватью.

- Он бы хотел, чтобы это досталось тебе, - терпеливо говорил Кен. Сварт начал смеяться, и долго, торопясь и глотая слова, рассказывал ему, что он думает о Лайме и его последней воле. Пока не понял, что остался один в запертом, как и прежде, номере.

Потом? Потом он, кажется, плакал. И, несомненно, ещё пил – таблетки, которые ни бельмеса не помогали, и риваленовку, от которой становилось лучше.

Позже – то ли на седьмой день, то ли на девятый, стало совсем хорошо. Сварт валялся на кровати. К нему приходил Лайм. Приходил, садился на подоконник. Смотрел холодными жёлтыми глазами, рассеянно барабанил по раме длинными пальцами.

Сварт рассказывал ему буквально обо всём. Как не выносил его в приюте, как дико ненавидел в Академии, когда они оба учились. Как ревновал к нему учебные и боевые успехи. Как сам понимал и не мог отрицать, что эта ревность и ненависть носит слишком явный оттенок страстной одержимости. Как его бесило и раздражало буквально всё во внешности и поведении Лайма, как его трясло от злобы и почти неодолимого желания унизить и уничтожить желтоглазого выскочку, втоптать в грязь, в пыль, в прах, сломать и стереть в порошок. В самых сладостных кошмарах он видел Лайма раненным, поверженным на землю, побеждённым, обессилевшим от потери крови и беззащитным… с демоническими глазами, горящими незатухающим огнём не способного ни сдаться, ни смириться духа… И как сам не знал, чего желает больше – добить ненавистного противника последним ударом или сжать кулак в блестящей, кровавой гущине… за волосы и на кровать. Тогда единственным, кому он рассказывал о своей одержимости, была Бланш.

Но была ещё одна вещь, о которой не знал никто, даже Бланш, верная подруга.

Сон. Странный кошмар – это тепло, лишённое бесплодного, порождённого ревнивой злобой желания топтать и рвать. Снег и тепло, продлевающееся в бесконечность. Сон таял и растворялся в медленном удовольствии, которого Сварт никогда не испытывал, да и не представлял себе наяву. А утром он слишком пристально пялился на Лайма, выглядевшего так, словно поднимаясь в тот день с постели, он оставил под одеялом кого-то более решительного и более симпатичного Лайму, чем Сварт. Пялился, пока языкастый Але в очередной раз не попытался поддеть его. Отыгрался во время рукопашной, вдоволь поваляв необычно рассеянного Лайма в пыли и позубоскалив по этому поводу.

Но именно тогда Сварт перестал подумывать, что желаемого нужно добиваться всегда, любыми средствами и не взирая на последствия.

- Я знаю, - сказал Лайм, сидя на подоконнике. – Я тоже видел этот сон. В ту же ночь.

Потом Лайм ушёл, и стало совсем плохо. Сварт лежал и смотрел в стену широко раскрытыми глазами. Сварта, по сути, уже не было. Оставалось страдающее тело и ещё разум, которому всё уже было глубоко безразлично. Вряд ли он бы обратил внимание, упади на него в тот момент крыша.

У окна было светло и тихо. В какой-то момент Сварту начало казаться, что из этого света вышел ещё один гость – невысокая худощавая женщина, одетая в пожжённую и заляпанную кровью и грязью форму дараонской пехоты двадцатилетней давности. Красивая. Белые тонкие руки, длинные светлые волосы. Грязевой развод на безупречной в остальных отношениях щеке.

Гостья медленно отделилась от освещённого квадрата окна и подошла к кровати. Подошла, присела рядом. Она светилась, но не так, как светятся дворяне. Этот свет был очень живым.

Вблизи стало заметно чудовищное сходство с Лаймом – женщина напоминала его каждой черточкой, так что, смени масть – белую кожу на смуглую, светлые волосы на красные – и их можно было бы принять за близнецов. Но сияние всезнающих золотых глаз было тёплым… таким тёплым…

Сварт моргнул.

Мать. Его мать. Мать Ларта Керу.

Ло-ен-Райм.

Женщина чуть улыбнулась.

Эмбла.

Да, Эмбла Керу, жена мятежного генерала. Ло-ен-Райм, сочетавшаяся с человеком и произведшая на свет двоих проклятых детей… А затем отправившаяся искать мужа, пропавшего без вести.

Я знала, что он жив. В отличие от тебя, мне дано было это чувствовать – что тот, кого я люблю ещё не вернулся…

Куда?

Туда, куда рано или поздно возвращаются все дети земли, Адемар, безразлично, есть ли в них хоть капля крови, родственной моей.

Зачем ты пришла? Я не звал тебя.

Конечно, нет. Но, что ж, иногда приходится прийти и незваной.

Потом не было ничего – только тепло ладони, легшей на его лоб и вспышка света, ослепившая его и погрузившая всё во мрак.

***

Когда Сварт пришёл в себя, было раннее утро. Он сел на кровати и непонимающе огляделся. До него не сразу дошёл весь ужас ситуации.

Номер был основательно разгромлен и выдавал картину затяжного психического разложения дворянина. Но не это было самым страшным.

Самым страшным было то, что Сварт был абсолютно, совершенно трезв. Как ключевая вода.

А ещё на подоконнике сидел Кириш.

- Что ты со мной сделал? – прорычал Сварт, у которого аж руки чесались придушить эту сволочь.

- Ничего, - холодно ответила сволочь. – Когда я пришёл, ты уже был в таком состоянии, как сейчас.

Сварт сел на кровати, упёр локти в колени и уронил голову на руки. Вместе с опьянением и галлюцинациями прошла и пелена, так удобно позволяющая маскировать для себя всю кошмарную очевидность этого простого, как топорище, факта: Лайм мёртв. Его разметало на маленькие, обугленные кусочки, которые даже опознать совершенно невозможно. Не будь в номере Кириша, Сварт бы завыл. Громко, в голос, не стесняясь.

Внезапно он услышал быстрые шаги. Кириш подлетел, схватил Сварта за воротник грязной рубашки и встряхнул:

- Ты отвратительно жалок! Пародия на дворянина. Позор семьи.

- Отъебись от меня, - вяло сказал Сварт, не находя в пустоте, постепенно образующейся на месте Лайма в его сознании, никакого отклика на слова брата.

Кириш выпустил его воротник, но тут же ухватил Сварта за ногу и поволок в ванную. Запихал под душ.

- Приводи себя в порядок, мы уезжаем из этого гадюшника!

- Кириш, я никуда не поеду.

- Почему?

- Не хочу, - равнодушно ответил Сварт. – Ничего.

На лице Кириша отобразилось сомнение и неодобрение. Он прикусил губу.

- Лайм так много значил для тебя?

- Всё, - криво усмехнулся Сварт. – Он значил всё, - и сам удивился, насколько пустой и плоский у него голос.

- Сварт, он…

- Кириш, заткнись, а? Лайм мёртв. Всё. Не о чем говорить.

Лицо Кириша вновь приняло обычное идеально спокойное выражение:

- Ошибаешься. Он не мёртв. Впрочем, раз тебе не о чем со мной говорить, то, считай, я уже ушёл.

И он действительно повернулся, собираясь удалиться из ванной, но Сварт слишком быстро схватил его за плечи и развернул к себе, чтобы это намерение осуществилось.

- Что ты… сказал? – медленно спросил Сварт.

Глаза у него были бешеные.

- Я сказал, Лайм жив. Я спас его раз, спас и второй. Хочешь увидеть его?

Сварт сглотнул и кивнул.

- Мы никуда не поедем, пока ты не приведёшь себя в порядок, - сухо сказал Кириш. – И не помоешься, - он упёрся ладонью в грудь Сварту. – От тебя воняет. Ясно? Пошёл в душ. А меня поставь на коврик, идиот. И учти, ты будешь мне очень-очень должен.

***

Перед дверью палаты они остановились.

- Шансов, что он вообще когда-то очнётся, почти нет, - тихо сказал Кириш. – Но если это и случится… Память он точно не сохранит. Закон равновесия. Я не врач, но тут ты мне поверь. Я ведь участвовал в этом с самого начала.

- Что?..

- Ты знаешь, бывают такие люди, у которых есть в жизни некая цель, определённая высшими инстанциями. И на эту цель им положен определённый, скажем так, лимит энергии. Лайм, Зейл Маргон, свой лимит исчерпал и поэтому должен был умереть. Я не знаю, сколько лет было бы отпущено Ларту Керу, поэтому не могу сказать, останется ли он навсегда «растением» или нет. Адемар, пожалуйста, не смотри так. Я не лгу.

Сварт посмотрел на дверь палаты.

- Я знаю, что совершаю большую ошибку, - устало сказал Кириш. – Теперь иди.

Сварт вошёл в палату.

Тихо и монотонно попискивали приборы. Яркий солнечный свет и зеленеющая на окошке герань придавали палате вполне уютный вид.

Лайм лежал на койке – серо-бледный, тощий, с закрытыми глазами, весь в бинтах и с иглами капельниц в венах.

Но он был жив – одеяло на груди приподнималось и опадало в такт тихому дыханию.

Он был жив, и ещё было не поздно повернуться и уйти – Сварт ведь ознакомился с заключением врачей. Шансов, что это когда-то откроет глаза, заговорит – ноль целых ноль тысячных. А если откроет глаза и посмотрит без узнавания? Как на чужака?

Это угли, Адемар. Только серое пепелище, угли, которые никогда не раздуть в полноценное живое пламя.

Пепел…

Ещё не поздно уйти.

Ещё не поздно.

Сварт подошёл, аккуратно примостился на краю кровати. Улыбнулся непослушными губами. Погладил изрядно укороченные кроваво-красные волосы на подушке.

Огонь бывает очень разным.

На бледное неподвижное лицо спящего – всё-таки хотелось думать о нём, как о спящем – тяжело упали прозрачные, чуть мерцающие светом капли слёз – одна, потом вторая.

- Ну вот я и пришёл к тебе, - сказал Сварт. – И даже не делай вид, что удивлён. Так вот получилось… долго. Прости меня.

***

…Огонь бывает очень разным.

The End

fanfiction