|
4.
- А таких духов, Эрик, нет
ни в одном из существующих Отражений, и даже в Амбере! Уж мне-то можешь
верить, я в этом толк знаю. Такая тонкая, изящная смесь ароматов... они,
правда, ужасно дороги, но стоят того. Нет, это восхитительно, я готова
вернуться туда лишь за тем, чтобы снова посетить парфюмерный магазинчик
мадам Лессон... Ах, да, и ещё, совсем забыла: я видела там Корвина.
Сколько же времени прошло с тех пор, как я последний раз слышал это имя?
Немало. Я даже едва не переспросил машинально - так меня убаюкала её болтовня.
Флора внимательно смотрела на меня, теребя веер.
- Вот как? - проговорил я, не моргнув глазом. - Действительно?
Она казалась обиженной.
- Я думала, тебя это заинтересует.
- Я заинтересован до крайности, дорогая сестрица. Ну же, не томи меня.
Она рассмеялась, но я видел, что она всё ещё задета моим показным равнодушием.
- О, это такая странная история. Нас представили друг другу на вечеринке
у месье Фуко. Бедный Фуко, я слышала, его потом гильотинировали... это
значит - отрубили голову, Эрик. Ты представляешь, в том Отражении придумали
специальную машину для
рубки голов, а предложил эту идею врач, якобы из соображений гуманизма,
некий доктор Гильотен, и его именем...
- Всё это очень познавательно, - заметил я, поднося к губам бокал с вином.
Флора надула губки.
- Ах да, ты же интересуешься Корвином. Он называет себя Кордель Фенневаль.
И превосходно выглядит, если это тебя волнует. Эта страна и эпоха ему
очень к лицу. Он меня не узнал, хотя поцеловал мою руку и флиртовал со
мной целый вечер - ты представляешь?! Я засомневалась, конечно, хотя эти
его шуточки и ужимки, знаешь, повторить невозможно, он один такой... Ну
да всё равно, я сомневалась и навела кое-какие справки. Даже задержалась
в Париже подольше, пока всё не выяснила.
Она замолчала, явно жаждя, чтобы я её разговорил. Я вздохнул.
- И?
- И оказалось, что, куда ни кинь, у каждого было что о нём порассказать.
Он самый сильный из людей в том мире, он как будто не стареет с годами,
у него быстро заживают тяжелейшие раны - а получает он их, надо сказать,
немало, то и дело дерётся на дуэлях... в этом он совсем не изменился.
- А в чём он изменился, Фло?
Она задумалась, закусила губу.
- Не могу сказать наверняка. Но... он не злится больше. Как бы тебе объяснить...
Когда он был здесь, всегда казалось, что его давит какая-то тяжесть. Будто
что-то ему мешает. А там он как будто всем доволен.
- Как ты думаешь, почему он не узнал тебя?
Она непонимающе посмотрела на меня и засмеялась.
- Разве ты не понял, Эрик? Он ничего не помнит. Ни нас, ни Амбера. Ты,
похоже, довольно сильно ударил его тогда по голове. - Она снова засмеялась,
но, увидев выражение моего лица, резко оборвала смех и отвернулась. По
её лицу скользнуло выражение горечи.
- Мне иногда не хватает его, - прошептала она.
Чего она ждала от меня? Что я скажу: мне тоже, сестрёнка, мне тоже? Это
была бы ложь. К тому же Флора вовсе не так глупа, как старается порой
казаться. Она знает, кто из нас сентиментален, а кто нет. Я сентиментальным
никогда не был.
- Как, ты говоришь, называется это место?
- Париж, государство Франция в Отражении Земли. Эрик, что ты задумал?
Я не вернусь туда сейчас! Там случилась революция, они словно посходили
с ума, рубят головы всем, кто одевается со вкусом, я говорила тебе про
гильотину...
- Не бойся, милая, - сухо улыбнулся я. - Я тебя туда не отправлю. Пока
нет. Хотя позже тебе, возможно, придётся сделать кое-что для меня.
Её глаза чуть расширились, и она кивнула.
- Конечно, Эрик. Как скажешь.
К тому времени все они делали всё так, как я говорил.
Я никогда не любил это Отражение.
По слухам, его создал Оберон почти сразу после того, как был создан сам
Амбер. Из этого следовало, что Земля походила на Амбер больше любого из
прочих Отражений - но это совсем не так. Это было странное и беспокойное
место, очень разное в пределах одной-единственной Тени, беспрестанно менявшееся
и довольно опасное. Там не было адских тварей, которыми, случалось, кишели
другие Отражения, но мало где можно было встретить таких опасных людей.
Они одними из первых придумали огнестрельное оружие - и ничего равного
по убойности ему так и не изобрели ни в одной другой Тени. В то же время
Земля славилась своими науками и искусствами - дворец в Амбере был завешан
полотнами земных мастеров, и каждый из нас закончил пару-тройку земных
университетов. Сам я когда-то учился у тамошнего лекаря и мыслителя Ибн-Сины,
а также наблюдал за военными кампаниями сёгуна Токугавы - то был восток
Земли, и в этом странном Отражении восток сильно отличался от запада.
Флоре нравился запад - сбежав из революционной Франции, она последовала
в Германию, а оттуда - в Австрию, и лишь затем вернулась в Амбер. Мой
же путь теперь лежал ни в одну из этих стран, но в близкую к ним - я отправился
в Италию, в город Неаполь, где жили самые грязные попрошайки, самые крикливые
прачки и самые голосистые менестрели этого Отражения.
Я путешествовал под именем Эрнеста Рембенса, выдавая себя за голландца,
плохо знающего французский и итальянский - это избавляло меня от необходимости
утруждать себя лишней болтовнёй. В то время множество иностранцев съехалось
в Неаполь - они посещали балы, маскарады и званые обеды, но на самом деле
преследовали лишь одну цель, о которой редко говорили громко, предпочитая
шушукаться по углам, опасливо озираясь. Здешние власти не слишком жаловали
тех, кто упоминал вслух имя графа Калиостро, колесившего по всей Европе
со своими спиритическими сеансами. И хотя власти нескольких стран официально
объявили его мошенником, поток желающих приобщиться к мистическому познанию
не иссякал, и на сеансы Калиостро следовало доставать приглашение за несколько
месяцев.
Корвина я встретил именно там.
Это было удобно ещё и потому, что на сеансах графа Калиостро гости избегали
разговаривать друг с другом и слишком пристально смотреть друг другу в
глаза. Масок тут никто не носил, однако у некоторых шляпы и капюшоны были
надвинуты довольно низко. В наглухо закрытой комнате с занавешенными окнами
горело несколько свечей, в углах курились лампады с каким-то слабонаркотическим
веществом, гости мялись и шептались в ожидании выхода великого маэстро,
и всё это как нельзя больше способствовало таинственной и созерцательной
атмосфере.
Корвин вошёл одним из последних, и на нём не было ни шляпы, ни плаща с
капюшоном. Он был в чёрном костюме с серебряным обшлагом и высоких сапогах.
Перчатки из светло-серой лайки были приторочены к поясу, небрежно повязанный
шейный платок был единственным белым пятном в его облике. Волосы он теперь
носил немного длиннее, чем когда жил в Амбере, но всё равно стригся короче,
чем мужчины в этой стране и эпохе. Лицо у него стало почти таким же загорелым,
как в те времена, когда он пиратствовал в северном море Амбера, походка
была твёрдой и уверенной, выдававшей знакомство со строевой подготовкой;
вообще, военная выправка в нём чувствовалась гораздо сильнее, чем когда
я видел его в последний раз. Флора была права: он великолепно выглядел.
За его локоть цеплялась хрупкая блондинка в вуали, с копной мелко вившихся
волос. Она испуганно озиралась и что-то бормотала ему, а он широко улыбался,
обводя зал невозмутимым взглядом, и отвечал, небрежно похлопывая её по
руке. Когда его взгляд остановился на мне, я почувствовал, как ком поднимается
к моему горлу и застревает, спирая мне глотку, не давая дышать. Если бы
кто-нибудь заговорил со мной в тот миг, я смог бы лишь сипеть в ответ.
Взгляд Корвина равнодушно скользнул по моему лицу и передвинулся дальше.
Он не узнал меня - в нём, судя по всему, ничто даже не дрогнуло. Блондинка,
пришедшая с ним, встала на цыпочки и что-то быстро зашептала ему на ухо.
Он наклонился к ней, опустил глаза, и - проклятье, да! - извечная ироничная
полуулыбка заиграла на его лице, и дрогнули уголки губ, готовясь то ли
разойтись, то ли опуститься.
Это был он. Это действительно был он.
Тут ударили барабаны, и великий маэстро вышел к гостям.
- Здесь ли ты, о дух, сущий во всех мирах, знающий все миры?
"ДА".
- Сочтёшь ли ты достойным сообщество смертных, собравшихся здесь и сейчас,
чтобы вопрошать тебя и внимать тебе?
"ДА".
- Поведаешь ли ты истину, известную тебе, сущий во всех мирах, и неизвестную
смертным? - продолжал монотонно вопрошать медиум. Он был моложе, чем я
ожидал, его водянистые бледные глаза были широко раскрыты, по коже, обтягивавшей
костлявый череп, катился пот.
"ДА. ДА", - ответил спиритический стол, дрогнув под моими ладонями.
Корвин со своей спутницей сидели напротив меня. Блондинка в вуали тревожно
озиралась и сильно вздрагивала всякий раз, когда ножки стола стучали по
полу. Корвин глядел прямо перед собой, больше не улыбаясь. Я видел его
руки, лежащие на поверхности стола ладонями вниз - я помнил эти руки,
широкие, с длинными пальцами и крепкими запястьями. Я помнил, как сжимал
их, как сломал одну из них. Помнил, как во сне они сцеплялись в замок
у меня на шее, как скользили по моему телу - во сне, всегда во сне.
- Позволь вопросить для начала, есть ли в этих стенах человек, живущий
на свете многие века?
Я жил на свете многие века, и в течение них научился сохранять самообладание
в подобных случаях. Корвин тоже жил многие века, но так этому и не научился
- или, может быть, разучился, оказавшись в этой Тени. Я заметил, как он
вздрогнул и между его бровей пролегла складка. Я внезапно понял, что он
поверит тому, что услышит сейчас. И что для него это намного важнее, чем
для любого из праздных дуралеев, здесь оказавшихся.
"ДА", - ответил стол.
По кругу пробежал благоговейный вздох. Все взгляды устремились на Калиостро,
восседавшего со стеклянным взглядом справа от меня. Все знали из неназываемых,
но надёжных источников, что графу не менее двух тысяч лет.
"ДА. ДВА", - сказал стол.
- Как понимать сие? Два века? Два тысячелетия?
"ДВА. ДВОЕ. МНОГО ВЕКОВ".
- Однако, - пробормотал кто-то рядом со мной и нервно утёр лоб, а взгляд
Корвина молниеносно взметнулся от поверхности стола и быстро обвёл всех
и каждого. Ни один мускул не дрогнул на моём лице. Это и впрямь становилось
забавно. Кем бы ни был этот дух, но амберскую кровь он чувствовал.
- Ты утверждаешь, о сущий, что за этим столом сидят два человека, живущие
много веков?
"НЕТ. НЕ ЧЕЛОВЕКА."
Шепоток над столом перешёл в гул, почти заглушивший голос медиума, передавшего
окончание фразы.
"КРОВЬ АМБЕРА".
Кровь Амбера. О, да. Я подумал, что следует по возвращении установить
слежку за этим Калиостро. Кто бы он ни был, он мог быть в равной степени
и полезен, и опасен.
Но это потом, а сейчас я смотрел на Корвина, на его слегка побледневшее,
застывшее лицо.
Ничего.
Он испытывал жгучий интерес. Он пытался понять. Но не более того. Слово
"Амбер" ничем не отозвалось в нём, не вызвало в нём никакого
смутного проблеска чувств или памяти. Лишь новый кусочек головоломки,
которую он пытается сложить уже много лет. Странное новое слово - "Амбер".
И маловероятно, что хотя бы один человек в этой Тени сможет объяснить
ему, что оно означает.
Во всяком случае, я прослежу, чтобы этого не произошло.
Я собирался вернуться в Амбер в тот же вечер, лишь убедившись, что это
действительно Корвин - но не смог. Я остался и через три дня явился на
ужин в салон синьоры Винченто, одной из первых светских львиц Неаполя.
Я понимал, что это не только глупо, но и опасно, что мне надо исчезнуть
как можно скорее - особенно после заявления, которое сделал медиум в моём
присутствии, - но я не мог. Я хотел увидеть его ещё хотя бы раз - в последний,
как я твёрдо сказал себе. И я сдержал слово.
Он снова пришёл с той же блондинкой; на сей раз она была без вуали - и
я увидел, что она довольно миловидна и очень улыбчива. У неё было лицо
в форме сердечка и круглые пухлые щёчки - никогда не замечал, чтобы Корвину
нравились такие женщины. Большую часть вечера они провели в разных частях
салона - она была с женщинами, он с мужчинами, но всякий раз, проходя
друг мимо друга, они обменивались улыбками и походя соприкасались пальцами.
Я много лет, пожалуй, со времён осеннего бала Полетт в Амбере, не видел,
чтобы Корвин был так влюблён. И никогда в Амбере я не видел, чтобы он
так много и искренне улыбался. Я весь вечер простоял в полутёмном углу
за портьерой с бокалом вина, которое даже не пригубил, и бесконечно повторял
себе, что сейчас уйду - ещё одну минуту посмотрю на него, одну только
минутку, и уйду совсем. Но шли часы, а я не мог уйти. Сдвинуться с места
- и то не мог, когда смотрел на его смеющийся рот, на блеск аккуратно
зачёсанных волос, на то, как крепкие пальцы оттягивают шейный платок,
обнажая ямку между ключицами...
Я не знаю, на него ли смотрел, его ли видел - или его тень, его отражение
из моих собственных снов, потому что я не понял даже, как и когда он меня
заметил. Я увидел, что он извиняется перед своим собеседником и идёт ко
мне - и застыл. Мелькнула безумная, идиотичная мысль развернуться и сбежать,
но ноги у меня словно вросли в пол.
И вот он стоит передо мной, мой младший единокровный и единоутробный брат
Корвин Амберский, стоит и смотрит на меня, и губы у него чуть-чуть влажные
от вина.
- Нас не представили друг другу, - говорит он и протягивает мне руку.
- Кордель Фенневаль, к вашим услугам.
Я взял его руку и сжал её в своей. Я вспомнил, как пожимал её в последний
раз, в дворцовой библиотеке, накануне нашей поездки в Арден. И вот я снова
пожимаю её. Всего лишь немногим более ста лет прошло.
- Эрнест Рембенс, - сказал я, почти машинально имитируя голландский акцент.
- В Неаполе проездом.
- Все мы тут проездом, - отозвался он беспечно и вдруг подмигнул мне.
- Простите, я заметил, что вы весь вечер смотрите на меня. Я знаю, вы
были в понедельник у Калиостро. Не волнуйтесь, я намерен афишировать это
не больше, чем вы.
- Благодарю вас, - проговорил я, чувствуя, как прилипает рубашка к спине.
О чём я думал, дурак этакий? Что смогу пялиться на него три часа напролёт
и остался незамеченным? Может, он и не помнит меня, но знает. Знает очень
хорошо.
- Сеанс был довольно любопытным, - проговорил я, чтобы что-то сказать.
- Вы думаете? - рассеянно сказал Корвин. - Мне не показалось. Ничем не
отличается от сеанса любого местного шарлатана. Я ждал чего-то более впечатляющего.
- Вам есть с чем сравнивать?
- Да, я немного увлекаюсь спиритизмом, есть за мной такой грех, - сказал
он всё так же рассеянно, поглядывая по сторонам. - А вам, стало быть,
понравилось? Пойдёте снова?
- Нет, не думаю.
- Я тоже, - сказал он, и я ясно увидел, что он лжёт. Неужели то заветное,
запретное слово, которое изрекли сухие губы медиума, всё-таки запало ему
в душу? Или... не подозревает ли он меня? Чёрт возьми, ведь, по большому
счёту, Калиостро не соврал, и Корвин знает об этом не хуже, чем я! Ты
живёшь в этом Отражении уже двести лет по здешнему времени, братец, не
старея и не умирая, ты ни черта не можешь понять и пользуешься любой,
даже самой эфемерной возможностью прояснить положение. Теперь ты будешь
думать, что вас, таких, двое. Но меня ты не подозреваешь, нет. Уж кого-кого,
а меня ты если и заподозришь, то в кое-чём гораздо более важном, чем жизнь
в течение многих веков...
- Кордель, ты опять меня бросил! Право слово, я скоро начну принимать
ухаживания полковника... о, простите, - пухленькая блондиночка присела
передо мной в реверансе, кинула на меня оценивающий взгляд и тут же переведя
глаза на Корвина. Тот нарочито смущённо посмотрел на неё, потом на меня
- и снова мне подмигнул.
- Я прошу прощения. Дорогая, это господин Рембенс. Сударь, позвольте представить
вам мою супругу Анну.
- Весьма польщена, - сказала Анна Фенневаль и снова присела в реверансе.
- Я польщён в значительно большей мере, - ответил я, кланяясь в ответ,
и нимало не покривил душой. Его жена! Я не мог прийти в себя от этой мысли.
Никогда раньше Корвин не проявлял ни малейшей склонности к остепенению.
Я посмотрел внимательнее на женщину, которую он назвал своей женой. Совсем
не похожа на Дейрдре. Проклятье, полная её противоположность! По крайней
мере в том, что касается внешности. Неужели мой братец наконец сумел преодолеть
свою извращённую привязанность и зажить мирно?..
Но я-то - я её преодолеть так и не сумел. И мирной жизни мне не видать,
думал я, глядя, как он незаметно берёт её за руку и что-то быстро шепчет,
ткнувшись губами ей в волосы. Я вспомнил тот единственный раз, когда накрыл
эти губы своими. Накрыл и смял. И они приоткрылись навстречу моим.
- Я сейчас, дорогая, - сказал Корвин и взглянул на меня. - Вы позволите?
- Да, конечно...
- Не волнуйтесь, сударь, - повторил Корвин вполголоса, когда его жена
отошла, всё ещё глядя ей вслед. - Я не выдам вашего секрета. Я знаю, что
власти некоторых стран штрафуют даже тех, кого уличили в присутствии на
сеансах Калиостро. Так что я сохраню вашу тайну, а вы, уж будьте любезны,
сохраните мою.
- Можете в этом не сомневаться.
- Говоря по правде, - помолчав, вдруг довольно резко сказал он, - это
Анна затащила меня туда. И увлечение спиритизмом - это тоже больше её,
чем моя страсть. Но хороший муж должен разделять то, чем живёт его жена,
вы согласны?
- Не знаю. Я не женат.
Он бросил на меня быстрый взгляд. И на долю мгновения, всегда на один
крохотный миг я подумал, что, может быть, может...
Какого чёрта! Я должен был попытаться. Я хотел знать.
- Возможно, - сказал я очень тихо, - мы с вами могли бы как-нибудь обсудить
вопросы прикладного спиритизма. Где-нибудь в более тихом, спокойном месте.
Может быть, в одном из ресторанов на набережной... за ужином...
Как мне хотелось прикоснуться к нему в тот миг! Как хотелось. Я едва не
сделал это.
А он едва не понял.
Проклятье, он едва не вспомнил. Целую секунду я видел это в его
глазах - гнев, отвращение, ненависть и ужас узнавания. Но потом он моргнул,
и наваждение прошло. Выражение его глаз стало прежним, и он сказал очень
сухо - я и забыл, каким леденяще презрительным может быть его голос:
- Нет. Не думаю. Приятного вечера.
И, отрывисто поклонившись, пошёл прочь от меня - туда, где его жена смеялась
чьей-то шутке. Он взял её за руку, и она вскинула на него глаза, а потом
встревоженно взглянула ему за плечо - на меня.
Я залпом выпил своё вино и вышел вон.
Я заехал в гостиницу, где
остановился, расплатился, забрал своего коня и выехал на тёмную ночную
улицу. Я ехал, пока звёзды на небе не совершили полный оборот, перемешались
и стали больше, и, когда на горизонте забрезжило розовым, наконец оторвался
от своих тяжких раздумий. Город остался позади, я ехал просёлочной дорогой
мимо вспаханного поля, пахнущего влажной землёй. Кто-то попытался вызвать
меня по карте, но я коротко ответил: "Позже", и меня больше
не беспокоили. Лошадь моя шла шагом, я сидел в седле, завернувшись в плащ
и сгорбившись, и думал о том, что оставил и к чему возвращался. Впервые
за много лет я прокручивал в памяти тот день в Ардене, шаг за шагом, мгновение
за мгновением - и спрашивал себя: вернись я туда, смог бы я поступить
иначе? Захотел ли бы? И даже если так - сумел ли бы вовремя остановиться?
И что было бы, если бы - захотел и сумел? Корвин не оказался бы сейчас
там, где он был. Не отпустил бы волосы так, чтобы они закрывали ему затылок,
не приобрёл бы военной выправки, не оттянул бы шейный платок гибкими пальцами,
обнажая шею, чтобы я мог смотреть и смотреть... не встретил бы смешливую
блондинку по имени Анна, не влюбился бы в неё. Не сжимал бы её руку, когда
думал, что этого никто не замечает. Не пожал бы мою руку, крепко и сочувственно,
встряхнув её дважды и только тогда отпустив. Он смотрел мне в глаза в
тот миг, будто проверяя - он ждал, что я, если это действительно я, подам
ему сигнал. Что отвечу глазами: да, нас двое, тех, кто живёт веками -
ты и я, пойдём, я расскажу тебе... я расскажу тебе, что это были за века.
Я остановил коня, спешился и, расстелив на траве плащ, сел у обочины.
Где-то вдалеке протяжно мычала корова. Над ухом у меня загудела пчела.
Я закрыл глаза.
Я не мог... я так не хотел уходить.
- Лучшее ли место для отдыха вы избрали, мой лорд?
Я поднял голову. Солнце слепило мне глаза, и я приложил ладонь ко лбу
щитком, щурясь и глядя на неё снизу вверх. Она была верхом и сидела в
седле по-мужски, твёрдо уперев ноги в стремена. На ней был чёрный костюм
для верховой езды с широким серебряным поясом и полосатый серый шарф.
Короткие, едва прикрывавшие затылок чёрные волосы трепетали на ветру.
Она смотрела на меня сверху вниз ярко-зелёными глазами, насмешливо изогнув
губы в ироничной полуулыбке, собираясь то ли рассмеяться, то ли посерьёзнеть.
У её бедра я заметил короткую шпагу в посеребренных ножнах.
- Простите, - сказал я, не отнимая руки от лица. - Это ваша земля?
- Моего отца. Если вы утомились и нуждаетесь в отдыхе, право слово, у
нас в замке вы сможете устроиться гораздо удобнее, чем здесь.
- Далеко ли до вашего замка, моя леди?
- Нет, он уже там, за холмом, - она указала подбородком направление, и
я задержал взгляд на её шее, на ямке между ключицами. Она перевела на
меня взгляд, и её полуулыбка стала настоящей улыбкой. Улыбкой, подаренной
мне. - Так что скажете?
- Скажу, что почту за великую честь воспользоваться вашим гостеприимством.
Я - Эрик Амберский. Могу ли я узнать, как зовут вас?
- Корделия Фэневел, - сказала она.
Налетевший ветер снова рванул её чёрные волосы, погнал лёгкие перистые
облака к западу, в сторону двух лун-близнецов, чьи бледные контуры виднелись
в лиловом небе.
Когда поживёшь с моё, на многое
начинаешь смотреть философски. Или не смотреть вовсе. В мире слишком много
вещей, чтобы пытаться охватить и понять их все - и порой лучше о некоторых
явлениях не знать и не задумываться, приберегая энергию для чего-нибудь
более важного. Так, или примерно так рассуждает каждый из амберских принцев,
когда в его голову закрадываются праздные мысли о женитьбе. Отец наш порядочно
любил это дело, однажды даже сделался многоженцем, заимев одновременно
жену в Амбере и в одном из Теневых королевств - и это лишь те, о которых
мы знали. Я же жениться не думал - королю нужна королева, но принцу принцесса
без особой надобности. Пока моё собственное положение при дворе было слишком
неоднозначным, чтобы я задумывался о законном наследнике. Иных причин
связывать свою жизнь с какой-либо женщиной я не видел. Как и все мы -
включая Корвина, который, впрочем, с утратой памяти лишился и некоторых
из своих стойких убеждений.
И теперь я впервые в жизни был как никогда близок к тому, чтобы тоже их
лишиться.
Я пробыл в замке Фэневел дольше, чем позволяют любые каноны гостеприимства
- неизмеримо дольше, и не могу сказать, что в том была моя вина или заслуга.
Уже на следующий день отец юной леди Корделии начал поговаривать о том,
как славно сейчас охотиться в его угодьях, и как страдает он в связи с
тем, что никто из его соседей не разделяет это увлечение. Из вежливости
я заверил его, что почту за честь составить ему компанию - и от меня не
укрылся румянец, вспыхнувший на загорелых щеках леди Корделии, когда она
услышала это. Так и вышло, что я остался на весь охотничий сезон - а потом
вдруг оказалось, что в угодьях Фэневела отличная зимняя рыбалка, и что
это увлечение старому лорду тоже не с кем разделить. Время в этом Отражении
текло гораздо быстрее, чем в Амбере - насколько я мог судить, амберский
день превращался здесь по меньшей мере в месяц, так что я мог расслабиться
и особо не спешить. Я уделял старому лорду столько времени, сколько требовали
приличия, а в остальное время проводил с леди Корделией. Она была высокой,
стройной, атлетично сложенной, отлично ездила верхом и фехтовала - в манере,
которую я знал слишком хорошо, поэтому без особого труда побеждал её,
когда ей было угодно развлечься спаррингом. Она заявила даже как-то, что
недурно знает рукопашный бой, и когда я не сумел сдержать снисходительную
улыбку, потребовала, чтобы я испытал её. Я пропустил несколько прямых,
выверенных ударов - один даже ненарочно, - прежде чем заломил ей руку
и тут же выпустил, и она упала, смеясь, мне на грудь, цепляясь за мои
плечи и прижимаясь щекой к моей груди... и тогда я стиснул её запястья,
а она нетерпеливо вскинула ко мне разгоряченное, раскрасневшееся лицо.
И когда я накрыл её губы своими, они не просто раскрылись мне навстречу,
а жадно втянули мой язык.
Будь она девственницей, я не стал бы порочить её - но она ею не была,
и довольно скоро мы оказались в постели. В этом Отражении нравы были довольно
разнузданными, и Корделия не только охотно отдалась мне, но и не удивилась,
когда я поставил её на четвереньки и взял сзади, стараясь двигаться осторожно
и нежно, чтобы не причинить ей боль. Но она сама рвалась, насаживала себя
на меня, извиваясь и постанывая, забрасывая голову назад, и я водил рукой
в её коротко остриженных чёрных волосах, пропуская их сквозь пальцы и
сжимая, когда она стонала особенно громко. Скоро этот вид любовных забав
и эта поза стала нашей любимой - а потом и единственной. Я целовал её
плоский живот, упругие ягодицы и шептал её имя, иногда не договаривая
последние буквы, а иногда - даже вовсе не её имя, но она не слышала этого,
а если и слышала - не поправляла.
Я стал подумывать, не жениться ли мне на ней, но что в том толку, если
я никогда не смог бы привезти её в Амбер? Было достаточно одного взгляда,
чтобы понять, кто она такая. А приезжать сюда, к ней, я бы всё равно не
смог - она бы слишком быстро состарилась. Я не хотел ломать ей жизнь.
Достаточно, что я уже сделал это однажды с тем, из чьей тени она родилась.
Однако с приходом весны мне волей-неволей пришлось задуматься о такой
перспективе. Папаша Корделии души во мне не чаял, и недоумевал, почему
я тяну с предложением его дочери. Однажды, когда она уснула после особенно
долгой и утомительной игры, а я лежал рядом, поглаживая её бедро, я почувствовал,
что меня вызывают через карту. На сей раз я ответил.
- Эрик! - сказал Джулиан. - Чёрт побери, я вижу, ты неплохо проводишь
время.
Корделия лежала, ткнувшись в подушку лицом, и он видел только её волосы.
Я встал, обернулся простынёй и вышел в гардеробную.
- В чём дело, Джулиан? Давай быстрее.
- Ну, ну, не сердись. Я в самом деле рад, что ты развеялся. Тут ходят
странные слухи...
- Странные? - резко переспросил я.
- Да, весьма. Будто ты нашёл Корвина в Отражениях и помчался туда, чтобы
добить его. И будто ты осел в каком-то Отражении и решил жениться. И будто
ты ушёл в запой.
- Это правда, - вдруг сказал я, и он изогнул бровь.
- Что? Ты ушёл в запой?
- Нет, но я, похоже, женюсь, Джулиан.
Он присвистнул.
- Спереди не разглядел, но попка у неё ничего.
- Придержи язык.
- Извини. Ты собираешься представить её ко двору?
- Ни в коем случае. Это... - я осёкся, поняв, что не могу найти подходящее
слово. Джулиан ждал, насмешливо глядя на меня.
- Любовь? - подсказал он.
- Может быть. В любом случае, она просит не так много - я мог бы дать
ей гораздо больше, хоть она о том и не знает. Тут время летит, будто бешеное.
Я женюсь на ней, сделаю ей ребёнка, прослежу, чтобы он вырос порядочным
человеком и вернусь через неделю.
- Поспеши. Здесь в последнее время всё совсем разладилось.
- Отец снова исчез? - быстро спросил я.
- Нет, но толку от него чуть. Рассказать сейчас?..
- Не надо. - Я подумал о тёплом, покорном, податливом теле, оставшимся
за стеной, и покачал головой. - Я вернусь совсем скоро. Если что, вызывай
меня.
- Хорошо.
Я вернулся в спальню. Корделия приподнялась на локте и сонно смотрела
на меня. Волосы падали ей на лицо, простыню она натягивала на грудь. У
неё были маленькие, изящные руки, сохранившие белизну, несмотря на то,
что она не гнушалась их натруждать. Мне не нравились её руки. Они были
неправильными.
- Ты выйдешь за меня? - спросил я, и она кивнула, одарив меня счастливой
улыбкой, а потом протянула свои неправильные руки ко мне.
"Единорог! Ты сошёл с ума, Эрик. Ты совершенно и окончательно сошёл
с ума", - подумал я, прижимая её к себе.
Мы обвенчались в церквушке
неподалёку от замка, стоявшей на вершине живописного холма. Справа от
церквушки была деревня, слева - кладбище. Если бы кто-нибудь узнал, что
Эрик Амберский нарушил свой целибат в подобных обстоятельствах, разговоров
было бы на год. И на столетия - если бы кто-нибудь додумался о причине,
побудившей меня сделать это.
На самом деле причина была в том, что я и вправду её любил. Какое-то время.
Очень скоро она стала меня раздражать. Превратившись в замужнюю леди,
она уже не разъезжала в седле по-мужски в чёрном с серебряным костюме,
не таскала шпагу на бедре и не вызывала меня на спарринги. Она стала носить
длинные платья со свешивающимися до земли рукавами, бранить прислугу и
спрашивать, не переехать ли нам в город. Она отрастила волосы - и оказалось,
что они у неё вьются, не сильно, но заметно, и это тоже было неправильно.
Она становилась всё неправильнее с каждым днём. Сперва я пытался не обращать
на это внимания, потом мне стало всё труднее сдерживать раздражение. Когда
я впервые ударил её, она села на пол и шумно разрыдалась. Она кричала,
что я не тот, каким был прежде, что я больше не люблю её. А я смотрел
на неё и пытался понять, что случилось, что же в ней не так. Я был влюблён
и глуп, как все влюблённые. Не так было лишь одно - лишь то одно, что
было неправильно с самого начала и что невозможно было исправить.
Просто она была женщиной. В этом всё дело.
Когда я сказал, что мне нужно уехать на время, она, кажется, даже не очень
огорчилась, и это меня задело. Я не хотел её больше, но хотел, чтобы она
горевала по мне. В последнюю ночь я попытался перевернуть её на живот,
как всегда, и она вдруг дала мне пощёчину и обозвала извращенцем, сказала,
что порядочные мужья своих жён так не берут. Что это грязно. Я велел ей
спать и отвернулся к стене. А утром ушёл.
Она даже не вышла меня проводить.
Я ехал по просёлочной дороге мимо вспаханного поля, и слышал, как за моей
спиной трескается зеркало, в котором я увидел это Отражение. Я стискивал
зубы и не оборачивался, и мир вокруг меня таял, дрожал, скрипел и дребезжал,
будто готовый вот-вот рухнуть домик из стекла и песка. Я вдруг подумал
- а остаются ли целыми Отражения после того, как мы, амбериты, покидаем
их? Можно предположить, что да - ведь иногда мы возвращаемся в то Отражение,
которое покинули прежде, но как знать, не создаём ли мы его при этом заново?
Со всеми изменениями, которые, как нам кажется, должны были произойти
за время нашего отсутствия? И эти изменения в полной мере отображают то,
как изменились за это время мы сами?
Существует ли хоть одна из Теней в тот миг, когда никто из нас не отбрасывает
её?
Я подумал, что не хочу этого знать. И поэтому не обернулся.
Судя по тому, что я видел вокруг, до Амбера было не слишком далеко - уходя
от Отражения Земли, я двигался к Истинному Городу, а не прочь от него.
Я рассудил, что вполне смогу добраться домой сам, нет нужды просить Джулиана
провести меня. К тому же я по-прежнему не хотел возвращаться. Теперь,
кажется, ещё меньше, чем прежде.
Я шёл сквозь Тени, и Тени шли сквозь меня и мимо меня - иногда медленно,
будто улитка, ползущая по виноградному листку, а иногда проносились вихрем.
Я не разглядывал их: я работал. Ходить по Отражениям - тяжкий труд, и
то, что порой мы забавляемся Тенями, будто дети - цветными стёклышками,
не отменяет каторжной работы стеклодува, придающего стеклу нужную форму.
Я шёл так, как меня учили, так, как приказывал Огненный Путь во мне: убирал
всё, чего нет в Амбере, добавлял всё, что в нём есть. Чем лучше ты знаешь
Амбер, тем легче это делать. Чем сильнее любишь Амбер, тем легче. Потому
что то, что любишь, знаешь лучше всего остального.
Вдали замаячил силуэт возвышенности, пока ещё мутной в дымке, но я знал,
что это Колвир. И небо над моей головой уже было небом Амбера. Я наконец
оглянулся и позволил себе на миг задержаться в том месте, где сейчас находился.
Справа был лес знакомых деревьев, слева - виноградники. Крупные тёмные
гроздья выделялись на фоне листвы, привлекая ос.
- Ба! Вот это встреча! Ну уж, не ожидал!
Я повернулся туда, откуда раздался этот голос. Потом посмотрел на Колвир,
очертания которого я почти мог различить вдалеке... почти мог.
Над ухом у меня пролетела оса.
- Привет тебе, Эрик Амберский, - сказал он, подъехав ко мне и широко улыбаясь.
Ветер рвал и трепал его чёрный плащ, скрепленный на плече серебряной розой.
- И тебе привет, Кордель Фенневаль, - ответил я и остался с ним.
Комната была маленькой, но
в ней было много света, проникавшего сквозь ветви оплетавшей раму виноградной
лозы. В доме была лишь одна эта комната, а в самой комнате не было ничего,
кроме кровати - низкой, дубовой, со старомодными витыми столбиками для
балдахина, - так что даже пепельницу приходилось ставить на пол. Разумеется,
с его стороны - мне-то она была ни к чему.
- Хочешь? - он протянул мне сигарету, которую только что раскурил; она
была зажата между его указательным и средним пальцем и слабо дымилась,
и дымок тянуло к окну сквозняком. Я посмотрел на него и сказал:
- Ну, давай.
Он улыбнулся и передал сигарету мне. Я медленно затянулся, гадая, закашляюсь
или нет. Я очень редко курил - но ему, кажется, хотелось этого, и я не
смог ему отказать. И он был прав: это оказалось здорово - разделить с
ним сигаретку, валяясь в постели и лениво щурясь на проникавшее в комнату
солнце.
- Всё, хватит, - сказал Корвин. - Отдай.
Я покорно вернул ему окурок, и он сладко затянулся, откинув голову мне
на живот. Волосы у него снова были подстрижены коротко, и кожа не казалась
такой загоревшей, как когда я видел его в последний раз, в Неаполе.
- Что было, когда я уехал? - спросил я.
Он пустил в потолок кольцо дыма.
- Да ничего. Я ещё немного помотался по Европе, гоняясь за этим графом
Калиостро - он очень ловко драпал от жандармов, так что пришлось повозиться.
Впрочем, добиться от него внятного ответа мне так и не удалось - всё юлил,
скотина, поминал Конфуция с Клеопатрой, а про Амбер ни слова. Я пообщался
с другими медиумами, в разных странах - там вообще сейчас спиритуалы входят
в моду, - но никто ничего толкового мне не рассказал.
- А... твоя жена?
- Анна? Она ездила со мной. Повсюду. И даже не жаловалась, хотя явно предпочла
бы осесть где-нибудь, а не валандаться по Европе - там такие кошмарные
дороги... Она очень хорошая жена.
- Ты никогда не думал вернуться?
Он повёл плечами и улыбнулся.
- Нечестно.
- Почему?
- Ты знаешь, что я не могу ответить на такой вопрос.
Мы замолчали. Я медленно провёл рукой по его предплечью, наслаждаясь тем,
как бугрятся под моей ладонью его мускулы.
- Ты в отличной форме. Я даже удивлён.
- Мне просто повезло. Я попал во Францию - отменная страна! Самая, пожалуй,
чёткая тень Амбера в том Отражении. Там лучшие мастера фехтования, каких
я видел в жизни, клянусь! С Бенедиктом, конечно, никому не сравниться,
но...
- Тебе было хорошо там?
- Не сразу, - засмеялся он. - Сперва было довольно хреново. И когда ты
бросил меня подыхать в чумном городе, и потом, когда меня запроторили
в дурдом...
- Кто тебя туда запроторил?
- Неправильный вопрос, - напомнил он.
Я замолчал. Я никак не мог привыкнуть к правилам этой игры.
- Ты всё ещё ненавидишь меня?
- Неправильный... а, чёрт. Наверное. Думаю, что да.
Я наклонил голову и поцеловал его, и он приоткрыл губы навстречу моим,
а потом его крепкая рука требовательно обхватила меня за загривок и притянула
ниже, и наши языки сплелись. Он очень умело и очень бесстыже целовался.
- Ты, наверное, многому научился в том Отражении, - пробормотал я, с трудом
оторвавшись от него. Он хрипло засмеялся, не выпуская мой загривок.
- Лучшие фехтовальщики и лучшие куртизанки мира собрались в Париже, да.
Хотя и неапольские тоже хороши, и в Венеции ничего... а вот Лондон...
- У тебя были мужчины?
"Неправильный вопрос", - ждал услышать я, но он ответил:
- Нет. Конечно нет, Эрик. Мне никогда не нравились мужчины.
- Даже я?
- Ты - особенно.
Я с силой провёл ладонью по его животу, погладил квадратики пресса. Потом
припал к его шее, и он глубоко вздохнул, разворачиваясь ко мне.
Мы не ели, не пили, не спали, не испытывали потребности справлять нужду.
Я не знаю, сколько времени это длилось. Здесь не было времени. Всегда
пахло виноградом, жужжали осы и солнце светило в окно.
- Это могло бы быть... так... у нас?
- Неправильный вопрос.
Я совершенно не уставал, он тоже. Когда, временно насытившись, мы отрывались
друг от друга, он курил, и мы болтали о всякой чепухе. Я часто задавал
вопросы, иногда он на них отвечал. Сам он вопросов не задавал никогда.
- Что ты будешь делать дальше, Корвин?
Он как раз прикуривал в это время. Затушил спичку, поболтав в воздухе
рукой, и повернулся ко мне. Он сидел на краю кровати, обнажённый, широко
расставив ноги. Я смотрел на него; впервые в жизни я открыто смотрел на
него и не боялся, что он поймёт меня правильно.
- Не знаю. Я ведь по-прежнему не помню Амбер. И не похоже, что вспомню
в ближайшее время. К тому же мне там довольно хорошо. Я всё время чем-то
занят - это, сам знаешь, довольно беспокойное Отражение, то и дело какая-то
война мирового масштаба. Там есть чем поразвлечься. На время мне этого
хватит.
- Ну а потом?
Он неопределённо повёл плечами и отвернулся от меня, пуская дым.
- Неправильный вопрос, да?
- Нет, - сказал он, помолчав. - Потом я вернусь. Вернусь, чтобы свергнуть
тебя и убить.
Мне пришлось сглотнуть ком в горле, прежде чем я смог ответить.
- И... тебе это удастся?
- Неправильный вопрос, - лукаво сказал Корвин и, отшвырнув сигарету, резко
подался ко мне.
Мне нравилось смотреть на него, трогать его, целовать его, брать его,
слушать его. Он был лучшим, что я видел в своей жизни. Лучшим, что я когда-либо
создавал.
- Приподнимись... вот так... хорошо...
- Ох-х...
- Вот... ещё немного... та-ак...
- Ох... Эрик...
Иногда он называл меня по имени. И это, возможно, был его ответ на один
из моих неправильных вопросов.
А потом это случилось - это должно было случиться рано или поздно. Я услышал
зов карты - как раз в то время, когда двигался в нём, входя медленно и
глубоко, вминая пальцы в его бёдра и сквозь дымку наслаждения слыша его
негромкие стоны.
- Не... сейчас... - прорычал я, пытаясь закрыться и в то же время не желая
останавливаться даже для этого.
- Эрик!
- Не сейчас!
- ЭРИК!
Я чертыхнулся и выскользнул из него, а он обмяк с разочарованным вздохом.
Я вскочил с кровати и отошёл к окну, туда, где тот, кто меня вызвал, не
мог увидеть комнату. Проступившее в радуге лицо Джулиана было встревоженным.
- Эрик! Какого чёрта! Где тебя носит?!
- Не сейчас, Джулиан, я же сказал!
- Возвращайся. Немедленно.
- Когда сочту нужным, тогда и вернусь, - отрезал и я прервал связь.
Корвин лежал на боку, подперев голову рукой, и смотрел на меня.
- Долг зовёт? - поинтересовался он.
- Обойдётся, - ответил я зло. Он хмыкнул.
- Из тебя всё равно получился бы хреновый король.
- Заткнись.
- С чего бы это? Хреновый и всё. Но, по счастью, королём тебе не быть.
Я ведь вернусь.
- Корвин!
- Ладно, ладно. Молчу, - улыбнулся он.
Я побарабанил пальцами по подоконнику, покусывая губы. Голос Джулиана,
резкий, недоумевающий, всё ещё звучал у меня в голове.
- Одевайся.
- М-м?
- Одевайся, говорю. Пора поразмяться.
- Мы же только и делаем, что разминаемся, - насмешливо сказал он и по-кошачьи
потянулся. - К тому же мы не закончили...
Я заставил себя оторвать взгляд от его налившегося кровью пениса.
- Позже закончим. Я хочу просто прогуляться с тобой.
- О! Надо же, прогуляться! Может, в Арден?
- Неправильный вопрос, - огрызнулся я, и он расхохотался.
Мы быстро собрались и вышли из дома, в котором я провёл гораздо больше
времени, чем мог предположить. Наши кони, осёдланные, вычищенные и отдохнувшие,
стояли у порога.
- Наперегонки? - вскочив в седло, предложил Корвин и сорвался с места
в галоп. Я не отставал. Мы пронеслись мимо виноградников, копыта наших
коней взметали тучи пыли и песка. Здесь было вечное лето, тепло, и пахло
свежескошенным сеном.
- До леса! - крикнул он, указывая рукой направление, и помчался туда.
Я гнался за ним, понемногу отставая, и думал о том, как хорошо было бы
послать Джулиана к чёрту. Просто сказать ему в следующий раз: "Иди
к чёрту, Джулиан, забудь обо мне!" - или вовсе заблокировать любую
попытку контакта, как Бенедикт...
Но нет. Нет, я не сделал это не потому, что не мог. А потому, что на самом
деле это было не то, чего я хотел. Это - всё это - я хотел тоже, но...
был ведь ещё Амбер.
- Паршиво ездишь! - заявил Корвин, когда я подъехал к нему и остановился
у обочины.
- Я дал тебе фору.
- Ну да, конечно.
- Сомневаешься? А может, устроим спарринг, как в старые добрые времена?
- Если хочешь, - сказал он, улыбаясь. - Всё, что хочешь, Эрик.
Я вздрогнул. Он заметил это, но не перестал улыбаться.
- Нет, пожалуй, не хочу.
Он пожал плечами и посмотрел вдаль, туда, где - я видел теперь чётко -
угадывались в дымке очертания Колвира. Его взгляд затуманился, стал мечтательным.
Губы дрогнули, будто он хотел что-то спросить. Может быть - хорошо ли
там, в Амбере. И что такое Амбер. Но он ведь не мог спрашивать.
- Корвин, я хочу задать тебе один вопрос.
- Если он правильный - хоть два.
- Скажи... ты и Оберон... отец... он когда-нибудь... он делал это с тобой?
Корвин повернулся ко мне, и в его лице и взгляде была безмятежность, которой
там не могло быть. Не должно было быть. Это было неправильно. Первая неправильность
в нём, здесь, в этом месте, такая же неодолимая, как неправильность Корделии,
другой его тени, в ином Отражении, далеко отсюда.
- Ты же знаешь, Эрик, что я могу ответить на такой вопрос лишь то, что
в глубине души думаешь ты сам. Я не знаю ничего такого, чего не знаешь
ты.
- И всё же...
- Ну, было дело, - он пожал плечами. - Это ты хотел услышать?
Хотел?.. Да. Хотел. Это столь многое объяснило бы.
- Но это неправда, - сказал я тихо.
- Я не знаю, - отозвался он, глядя на Колвир. Ветер трепал его волосы
и плащ, и улыбку - его полуулыбку, то ли существующую, то ли нет - тоже
трепал, так, словно она была одеждой, которую он носил, его маской. Он
вдруг повернулся ко мне, и его взгляд стал таким же пристальным, изучающим,
как много месяцев назад в Отражении Земли, когда я сжимал его ладонь в
затянувшемся рукопожатии, а он смотрел на меня, пытаясь узнать.
- Не спрашивай больше ничего, Эрик. Довольно. Ты... хватит уже с тебя.
Я медленно кивнул. Посмотрел на Колвир. Потом сказал, не сводя взгляда
с далёких очертаний горы:
- Я люблю тебя, брат.
- Нет! - воскликнул он и расхохотался. - Нет уж, Эрик, своего брата ты
не любишь.
- Значит, я просто люблю тебя.
Он посмотрел на меня с нежностью - и хуже всего, хуже этого места и его
невозможности ответить на мучившие меня вопросы, было то, что я не знал,
была ли эта нежность правильной или неправильной.
- Похоже, что так, - сказал он очень мягко. - Только меня ведь нет.
- Да, - ответил я. - Тебя нет.
"Эрик!"
- Да, Джулиан.
"Эрик, ты должен вернуться немедленно. Отец исчез, и на сей раз,
кажется, не по своей воле. Возвращайся сейчас же".
- Иду, - сказал я и взглянул на Корвина. - Мне пора.
Он кивнул и протянул мне руку. Я крепко пожал её и шагнул через карту
в Амбер.
- Прощай, Корвин, - сказал я, оглянувшись через плечо.
- Прощай и привет, как всегда, - ответил он и помахал мне рукой.
<<
|| >>
fanfiction
|