ДоппельгангерБета: Mister_Key Фэндом: Bleach Рейтинг: NC-17 Пейринг: Ренджи/Рикичи, Ренджи/Бьякуя - основные, также присутствуют некоторые другие. Жанр: экшн, angst Предупреждения: Размещение: с разрешения авторов. |
|
Часть 3 С приходом зимы жизнь замирала даже в Сейрейтей. Руконгай казался вымершим и безлюдным в самых благополучных районах, да и за Духовными стенами жизнь текла по-особому. Здесь зимой куда реже можно было встретить буйных рядовых или праздно шатающихся офицеров. Ледяной ветер усмирял пыл даже стойкого одиннадцатого. В эту зиму Готэй 13 опустел наполовину. Ничего не менялось столетиями, какие бы события не сотрясали Общество Душ. Фамильное поместье Кучики оставалось таким, каким оно должно было быть. Особняк, весной утопавший в розовом облаке цветущей сакуры, теперь был окружен облетевшими черными вишнями. Поздними вечерами они становились похожи на мрачных молчаливых существ, обступивших дом, а тонкие голые ветки часто скребли среди ночи по стенам. Такими ночами, слушая вой зимнего ветра, можно было почувствовать, что вокруг на многие километры не осталось ни одной живой души. Не важно, что по первому же зову явятся слуги. Как только они выйдут из комнаты и закроют за собой фусума, то снова превратятся в призраков далеко отсюда. Когда-то, когда рядом, совсем близко, можно было различить чужое шумное дыхание, Бьякуя странным образом находил в этом успокоение. Абараи был несуразным, наглым, находил любые поводы, чтобы заявиться в особняк без приглашения, но его присутствие делало невозможно нелепой даже мысль о каком-то одиночестве. Немые призраки отступали, и комната вокруг снова становилась частью мира. Теперь ночная тьма вокруг сгустилась непроницаемым черным туманом. Развеять его уже было невозможно. С первыми синеватыми утренними сумерками Бьякуя спустился с крыльца - сон все равно не шел, а приходить в расположение отряда до рассвета становилось своего рода привычкой. Это время Бьякуя любил особенно. А Ренджи терпеть не мог. Такие мелочи запоминались сами собой, но всплывали в памяти только теперь, когда он попытался припомнить все что мог о своем лейтенанте. Перед рассветом, считал Бьякуя, самое тихое и спокойное время. Нет лучше момента, чтобы обратиться внутрь себя. Именно в такие часы он говорил с Сенбонзакурой. Под ногами хрустели замерзшие палые листья, в прозрачной тишине это было слышно особенно ясно. Тихо журчала вода где-то глубоко в саду. Заспанные охранники почтительно поклонились ему и открыли ворота. Громоздкие здания Готэй виднелись далеко впереди, даже в темноте ясно выделяясь яркими белыми очертаниями на фоне темно-синего неба. Тихо. Спокойно. Если прислушаться, в воздухе все еще ощущалась тень тревоги, тревоги того дня. Уже проходящая, отдающаяся равномерным невнятным гулом. Сейрейтей еще не скоро успокоится, если успокоится вообще. Никто толком и не мог бы сказать, что случится завтра или через неделю, сколько еще раненых принесут с грунта, а сколько не вернется оттуда вообще. Бьякуя с некоторым удивлением понимал, что ему, в общем-то, все равно. Еще месяц назад, рано или поздно, на него бы, бешено жестикулируя и чуть не рыча, лейтенант обрушил бы целый шквал негодования из-за этого равнодушия. Может быть, Бьякуя был бы раздражен. Может - раздосадован. Может - сам бы того захотел. Теперь он этого никогда не узнает. Ледяная корка внутри стала еще прочнее. По утрам и вечерам Сейрейтей вымирал и оживал только днем: появлялись учащенные патрули, среди которых Бьякуя замечал новые лица, выходили рядовые, совсем еще юнцы, не успевшие даже доучиться в Академии. Кому-то и вовсе вместо бело-синей формы сразу вручили черную. Сейрейтей старался пополнить ряды шинигами, даже если приходилось брать таких, что и приблизительно не знали о существовании духа меча. Дежурные обычно испуганно озирались на него, жались к стенам и почтительно кланялись, бормоча приветствия. Некоторые даже не знали имени капитана, которому кланялись, а потом, тайком, когда Бьякуя молча проходил мимо них, заглядывали ему на спину, на хаори, убеждаясь, капитан какого отряда им встретился. Сейчас улицы были пустынны. Раннее утро - лучшее время для нападения: ночные патрули уже едва держатся на ногах, а основной состав еще не проснулся. Наверное, действительно было бы лучше, если бы сейчас нападение произошло вновь. Окруженные другими зданиями, казармы утопали в темноте, несмотря на то, что на востоке уже занималась заря. За ними - административные корпуса: пройти немного дальше, и будет его, капитанский, кабинет. Путь, известный Бьякуе до того, что он мог пройти его с закрытыми глазами, ведь изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год он следовал по нему от поместья и до кабинета. Сегодня он свернул в первый раз. Там, между крыльцом казарм и стенами кабинетов, если пройти через небольшой проулок, находилось здание, почти не видное снаружи, хоть оно и было выше других - крыши его уже касалось восходящее солнце. Квартиры лейтенанта и старших офицеров. Старые половицы крыльца скрипели под ногами, когда Бьякуя поднимался по ступеням. Раздвинув с трудом скользящие седзи, он вошел внутрь, задвигая их за собой. Здесь, во внутренних коридорах, стоял полумрак, близкий к темноте. Бьякуя, не думая, свернул направо, направляясь вперед по коридору, туда, где постепенно света становилось еще меньше, где пропадали все запахи жизни и отдавало лишь запахом сухого дерева стен. Десяток метров, а, быть может, и того меньше, казались ему слишком большим расстоянием. Оттого ли, что прийти сюда - переступить через себя даже сейчас. Именно сейчас - тогда, когда хотелось, больше чем когда-либо, прийти в привычный кабинет и занять голову цифрами, отчетами, любой другой бумажной работой, которой сейчас было несравнимо больше, чем обычно. Цифры смогли бы отвлечь - не зря он слишком долго заставлял себя верить в это. Сделав последние шаги, Бьякуя остановился - дальше просто некуда было идти - коридор заканчивался, впереди были только фусума. Они поддались, отодвигаясь с чудовищным, невыносимым стоном. Наверное, не стоило удивляться. Еще бы несколько месяцев, и Ренджи привел бы в то же состояние и все фусума в его доме. Еще бы несколько месяцев. Несколько секунд он смотрел в темноту комнаты, не обращая внимания на неприятное ощущение здесь чужой - нет, никакой не чужой - рейацу. Непонятно, от чего именно она шла - от пола ли, стен, потолка или из самого воздуха, но на мгновение все внутри сжалось от дикого ощущения, что сейчас там, внутри, кто-то закопошится, раздадутся гулкие торопливые шаги, зажжется лампа и, едва натягивая перевернутое косодэ и пытаясь привести в порядок свою безобразную прическу, что всегда выводила Бьякую из себя, на пороге появится Ренджи, вновь маяча перед глазами огненно-ярким, раздражающим, невероятно привычным пятном. Вглядываясь в равнодушно смотрящую на него темноту, Бьякуя переступил порог. Хаос, царивший здесь постоянно, замер на одном мгновении и не оживал вот уже три с половиной месяца. Пахло пылью, запустением - никому бы и в голову не пришло ни тронуть раскиданные по полу вещи, ни приоткрыть единственное окно, чтобы прогнать отсюда духоту умершей комнаты. На незастеленном футоне валялись в куче форма вперемешку со сбившимися простынями, в углу виднелась пара пустых бутылок из-под сакэ, вещи наполовину свисали с полок платяного шкафа. На секунду внутри что-то дернулось - удушающее раздражение, невыносимая усталость и злость на себя - зачем он пришел? Всего лишь одна из обычных комнат казарм, не больше не меньше. В ней нет ничего, что стоило бы ему видеть сейчас. Нет и не осталось никого, ради кого можно было бы вернуться. Приход сюда - очередная ошибка, последствия которой он забудет не скоро. Бьякуя хотел уйти, но едва лишь сделал шаг в сторону двери, как предательски дрогнуло сердце - темнота в дальнем углу комнаты исказилась. Она внезапно пришла в движение, поначалу почти незаметное. До слуха долетел шорох ткани, тихий скрип старых татами под чужими ногами. Сердце не забилось чаще, не перехватило дыхание, но Бьякуя не мог отвести взгляда от движения там, у стены. Хотелось уйти раньше, чем станет ясно, что он увидит. Прежде, чем его начинающееся безумие примет реальные очертания. Темнота послушно затаилась, но Бьякуя отчетливо чувствовал на себе чужой пристальный взгляд. Глаза, привыкшие к темноте, выхватили очертания человека, стоящего у стены, сутулясь, как сутулился Ренджи. Там никого нет. Бьякуя не мог отвернуться или сделать шаг, чтобы оставить проклятую комнату и то, что жило здесь теперь, не мог уйти, чтобы больше никогда сюда не являться. Ему достаточно было одного призрака, вечно преследовавшего его во снах все то время, пока в его устоявшуюся жизнь не ворвался другой - взрывной, шумный лейтенант. Фигура отделилась от стены и, тихо, но отчетливо ступая, направилась к нему. В пятно бледного синеватого света, падающего сквозь грязное окно, вынырнул человек, которого Бьякуя невольно успел запомнить. Десятый офицер его собственного отряда. Живое напоминание. Более чем живое, чтобы внутри всколыхнулась почти что ярость. Неверного света ранней зари хватало, чтобы на бледной коже можно было различить очертания узоров татуировок. Сложные, острые. Слишком похожие, а потому ненавистные. Внутри рождалась и обжигала злость, такая чужая и непривычная, и отвращение к этому человеку, молча взиравшему на него. Офицер не двигался, стоял, сгорбившись еще больше, и молча ждал. Бьякуя неожиданно узнал этот взгляд. Нагловатый, но нахальство надежно запрятано на дне глаз, внимательный, цепкий, и слишком много значащий, чтобы можно было спокойно видеть его на чужом лице. Бьякуе хотелось прогнать его отсюда - его, непонятно зачем сидящего здесь, не в своей комнате, осмелившегося не то что войти, но и ждать чего-то, прикасаться к нетронутым до него вещам. Но все попытки произнести хоть слово непонятным образом обрывались. Может быть, прошла минута, может быть - пара секунд, и офицер вежливо поклонился ему, а затем молча и уверенно прошел мимо. Шаги затихли в коридоре за спиной, оставляя Бьякую на этот раз уже в действительно пустой комнате, куда постепенно пробирался все еще слабый, но достаточно ясный утренний свет. Он готов был поклясться, что смог почувствовать ясную и яркую рейацу, точно Ренджи только что был здесь, но совсем недавно вышел вместе со своим молчаливым офицером. Те, кто утверждали, будто Сейрейтей сумел восстановиться за те три месяца передышки, что дал ему вновь неизвестно почему затихший враг, конечно, врали. Пытались не сеять панику и вселять уверенность в те жалкие остатки силы, что теперь представляли собой боевую мощь Общества Душ. Одиннадцатый поредел больше, чем наполовину, и выжили, как ни странно, только самые отчаянные головорезы, которым и своя-то жизнь, видимо, не дорога. Новобранцев, взятых из Академии, а некоторых и вовсе сразу из Руконгая, если был хоть намек на достаточную духовную силу, нельзя было ставить даже против обычных холлоу, что говорить об Эспаде. - Выровнять ряд! Рядовые, новое поступление шестого отряда, старательно вытянулись по стойке, одними глазами следя за прохаживающимся перед ними офицером. Среди них его знали немногие, и даже скорее не его, а ту легенду, что вилась вокруг. Погибший лейтенант, которого либо ненавидели, либо души в нем не чаяли, и его не то двойник, не то обезумевший от горя поклонник - пару месяцев назад это была любимая тема для пересудов. Теперь каждый мог воочию убедиться, что слухи совсем не врали. Он обвел взглядом вытянувшихся перед ним новичков и уже собрался что-то сказать, но не успел. - Эй, а ты чего тут забыл? - запыхавшийся офицер Мидорикава влетел на площадь и, покосившись на затаившийся отряд, с откровенной неприязнью посмотрел на Рикичи. - Не помню, чтобы тебе приказывали командовать тут. Рикичи оглянулся на него, и Мидорикава запнулся. От привычно безмолвного и послушного офицера тут не осталось ни следа. Многие предполагали, насколько же съехала крыша у этого парня, но чтобы настолько, что от него ничего и не осталось... - Приказ капитана, офицер, - даже ухмылка на этом лице выглядела до того неестественно, что Мидорикаву передернуло. - Я замещаю лейтенанта. - Правда что ли? - окончательно разозлился Наоки. - Может, ты капитану заменяешь Абараи не только на службе? - А для тебя это, похоже, несбыточная мечта - иначе, чем так, лейтенантом тебе не стать? Мидорикава переменился в лице, побледнел и сжал губы, но ответной злобной брани не прозвучало. Вместо этого он внезапно сам вытянулся по стойке. - Капитан Кучики! Раньше смотром новичков занимался лейтенант, хотя Бьякуя был уверен, что его лейтенант будет делать все с точностью до наоборот и в отряде окажутся такие новобранцы, которых потом в течение нескольких месяцев надо будет методично вышвыривать в более сговорчивый восьмой или всеядный одиннадцатый. Теперь эти обязанности вернулись к капитану. Укитаке настойчиво предлагал взять ему лейтенанта, подбирал подходящие кандидатуры, даже кое-кого из своего отряда присматривал, хотя у него самого вместо лейтенантов было два офицера. В конце концов, кому, как не капитану тринадцатого знать, что такое потеря лейтенанта и как тяжело потом выбрать на его место кого-то другого. И как вдвойне тяжело это сделать Бьякуе. Громкую перебранку он услышал еще на подходе к площади. Два голоса, которые изо дня в день порождали споры в отряде. Так было и месяцы назад, и можно даже вообразить, что вместо мальчишеского не ломанного он слышит хрипловатый и чересчур громкий голос Абараи - настолько похоже звучали все эти фразы. До зубовного скрежета похоже. Могло показаться, что десятый офицер, - Бьякуя даже запомнил его имя: Рикичи - попросту задался целью вылететь из отряда. Все провокации, даже та, что услышал Бьякуя сейчас, были направлены... на что? Взбесить ли Мидорикаву, перебранки с которым существовали между ними столько, сколько он помнил обоих, пытаться ли украсть репутацию, что создал себе Ренджи... Бьякуя не видел больше причин. Не видел, хотя мучительно долго пытался это понять, каждый раз замечая вызывающие татуировки на лице офицера: точь-в-точь как у Ренджи, переходящие на шею, наверное, так же на грудь, и, Бьякуя отчего-то был уверен, что они шли ниже. Он успел достаточно изучить их у Абараи. Он видел их даже за пару дней до его смерти: там, в больнице, на бледной коже, перетянутой бинтами, они выделялись особенно четко. Отряд засуетился, выпрямляясь, едва завидел его. Поклонился даже Мидорикава, один Рикичи так и стоял спиной и обернулся только тогда, когда Бьякуя остановился. - Едва ли лейтенантом может стать кто-то, даже неспособный провести смотр новоприбывших, - холодно проговорил Бьякуя, замечая, как заметно вздрогнул Мидорикава, понимая, что их слышали. - Капитан, я опоздал на пару минут, а тут... - Почему вы опоздали, третий офицер? - это раздражение внутри хотелось сорвать на ком угодно, кроме самого виновника. Не показывать ни в коем случае, что он вообще замечает, как серая мышь неумолимо быстро перекрашивает себя в настолько привычный Бьякуе цвет. - Я... - заметно стушевался Мидорикава. - Простите, капитан, этого больше не повторится. Сегодня назначен просмотр поступивших из Академии. Вот, - в доказательство тот сильнее сжал папку с бумагами в руках, - рекомендации. Но, когда я пришел, этот, - он раздраженно махнул рукой в сторону Рикичи, - уже командовал здесь. Десятый офицер говорит, что действовал по приказу капитана, будто бы его назначили заменой лейтенанту. Когда уже перестанет хотя бы так невыносимо обрываться все внутри при любом упоминании. Бьякуя перевел взгляд на Рикичи, со смутным удовлетворением наблюдая страх в его глазах. Тем не менее, страх этот вовсе не прогонял странную решимость во взгляде. Тот стоял, вскинув голову, с неким вызовом глядя перед собой. Разумеется, Бьякуя знал единственный верный выход из этой ситуации, здесь не должно было быть даже сомнений. Знал, но уступил дикому, несуразному желанию принять этот вызов, посмотреть, что же будет, если дать ненавистному офицеру шанс. Доказать, что он недостоин звания лейтенанта, что, кого бы он ни делал из себя - навсегда останется тем же ничтожеством, которым был в тот первый раз, когда Бьякуя его по-настоящему заметил: в тот день он едва не угробил двух рядовых, порученных ему. А потом раздавить раз и навсегда, словно это способно уже что-то изменить. - Это так, Мидорикава, - Бьякуя прекрасно видел, как расширились у того глаза и едва не выпала папка из рук. - Отдайте это десятому офицеру, пусть он продолжает. - Что? Капитан, я... - А вы займитесь составлением новой характеристики отряда, дела всех рядовых должны быть у меня в кабинете к вечеру. - Но... - Ступайте, офицер, - отрезал Бьякуя. Мидорикава стиснул зубы, ненавидяще глядя на него, и, едва не швырнув папкой в Рикичи, направился в противоположную сторону. Отряд уже перешептывался, глядя ему в след. Страх из глаз десятого офицера исчез - хотелось верить, что всего лишь на время. - Спасибо, капитан. Бьякуя, не дожидаясь, уходил прочь быстрее, чем следовало бы. Это напоминало бегство с поля боя, но делать что-то против не было никакого желания. Никого не касалось, что на самом деле двигало им сейчас, а сам Бьякуя нашел достаточное оправдание, чтобы можно было снова укрыться в рабочем кабинете. Офицер не продержится в отряде и месяца, все станет на свои места, а там и вовсе со временем забудется. Бумажная работа, вызывавшая у большинства капитанов головную боль, для Бьякуи была своего рода панацеей. Только раз он замер с печатью над документом, отправляя его в архив, в котором бесстрастно и официально подтверждался факт смерти лейтенанта шестого отряда и нескольких десятков рядовых и младших офицеров, чьих имен Бьякуя даже не замечал. Он чересчур сильно прижал печать к листу и с отвращением отодвинул документ на край стола. Такие бумаги ему еще будут попадаться, даже те, где Ренджи еще фигурирует как живой и действующий лейтенант. Некоторые - написанные рукой самого Ренджи, неровными кособокими иероглифами, со множеством ошибок и клякс. В одной папке попалась спрятанная самим Абараи когда-то давно жалоба от капитана второго отряда, на неподобающее поведение на дежурстве, самоволку и нарушение дисциплины. Теперь все эти ненужные бумаги будут отправлены в небытие архива и забыты, вместе с такими же ненужными воспоминаниями. Бьякуя привык возвращаться в поместье уже глубокой ночью, когда усталость убивала любые мысли и хотелось только добраться до футона и уснуть. Лишь ненадолго пришлось ему нарушить эту традицию, но она вновь вернулась на свое место. Ночь выдалась темной, без единого пятна света. Даже фонари на улицах не могли пробиться сквозь плотные чернила темноты. Если бы Бьякуя не знал этот путь настолько хорошо, то мог бы и заблудиться, а так лишь слушал собственные шаги, утопающие в холодной тишине. В такие ночи что-то обязательно происходит, - вертелась в голове уверенная мысль, но Бьякуя не придавал значения таким мелочам. На следующее утро третий офицер Мидорикава Наоки был найден мертвым. Кто-то из рядовых наткнулся на труп со вспоротым животом на заднем дворе казарм и ринулся со всех ног докладывать капитану. Чуть погодя привели зареванную девушку из старших офицеров. - Офицер Сагису. Это его... знакомая, - зачем-то пробормотал растерянный юноша, что придерживал ее за плечо. Бьякуя не слушал. По большому счету, ему не нужны были и слова свидетельницы, которая, сбиваясь, то и дело отвлекалась на очередной приступ рыданий, невнятно пересказывая, что вчера слышала среди ночи. Бьякуя неожиданно для себя понял, что и без того знает виновного. Странно, что это открытие селило внутри все большее равнодушие. Вечером, заговорила она, Мидорикава еще у столовой во всеуслышание заявил, что ему хватало и одной дворняги, которой место в одиннадцатом, вместе с такими же психами и их чокнутым капитаном - вторую такую он сживет со свету самолично. - Никто же не знал, что эти ненормальные из одиннадцатого шастают повсюду, - добавил кто-то из офицеров, пока Сагису силилась набрать воздуха в грудь и справиться с душившими ее рыданиями. - Эти вроде к вам шли, но все бросили и драку затеять хотели. Мы их разняли, но они же ненормальные, капитан, - резко жестикулируя, заверил офицер. - Обещали лично подкараулить и расквитаться с Наоки. Сагису заскулила, среди офицеров поползли гневные перешептывания, но достаточно было одного взгляда Бьякуи, чтобы гам мигом стих. - Наоки вроде успокоился и пошел вместе с нами на полигон. Но мы потом вернулись, а он остался..., - офицер договорил и растеряно посмотрел на всхлипывающую Сагису. Та, задыхаясь, все же сумела пересказать, что она пошла за ним туда сама, но услышала хрипы и крики и в страхе сбежала. - Я уверен, капитан Кучики, - не унимался офицер. - Мы уверены, что это одиннадцатый. Они слышали, что сказал Наоки-сан. Бьякуя не ответил. Одиннадцатый. Слишком тихо для дела, в которое ввязывается орава Зараки. Он бесстрастно обвел глазами собравшихся офицеров и только теперь заметил среди них знакомую сутулую фигуру. Рикичи сидел среди прочих, покорно ожидая продолжения. Почувствовав взгляд, тот на одно мгновение посмотрел на него - Бьякуе не нужно было присматриваться, чтобы заметить затаенную в уголке губ усмешку. Другим хотя бы хватало терпения сохранять сочувствующий скорбный вид, какого Бьякуя не видел на их лицах в день, когда объявили о смерти лейтенанта. - Кажется, не всем ясно, что Сейрейтей хватает и внешней войны, чтобы затевать еще и внутреннюю, - проговорил Бьякуя, замечая, как только сильнее сжимают кулаки офицеры позади Сагису - они действительно были уверены, что это одиннадцатый. - Возвращайтесь к своим обязанностям, дело уже дошло до главнокомандующего. Офицер Сагису, - Бьякуя посмотрел на девушку. Та сразу подобралась и, кажется, даже плакать на какое-то мгновение перестала, глядя на него красными от слез глазами. - Ступайте в четвертый отряд. Через два часа я жду вас в кабинете для свидетельских показаний. Так же как и тех, кто вчера был на полигоне вместе с Мидорикавой. Прошу всех покинуть кабинет. Только когда седзи тихо закрылись за спиной последнего офицера, Бьякуя позволил себе прикрыть глаза. В висках стучало, будто предупреждая какую-то неясную, пока окончательно не проявившуюся опасность. Он прекрасно понимал, в чем дело. Поднявшись, Бьякуя отошел к окну, глядя на улицу. Промозглый ветер срывал с редкого кустарника под окном последние сухие листья, гоняя их по каменным дорогам Сейрейтей. Не светило солнце, не шел дождь - небо было затянуто монотонно-серой пеленой облаков, уходящих далеко за башни Сейрейтей. Видно было офицеров, уходящих отсюда по направлению к казармам. Хоть Бьякуя и не слышал, но четко понимал, что все они как один сейчас проклинают одиннадцатый отряд. Но одной фигуры среди них не хватало. Бьякуя стоял так еще минуту, две, пока не услышал позади спокойные ровные шаги. Не крадучись, не нарочито громкие, дабы предупредить о своем приходе. Словно так все и должно было быть. Вновь отворились и захлопнулись с тихим стуком седзи, Бьякуя так и не повернулся. Он чувствовал неясное, предательское сомнение, которое поселилось внутри в тот самый миг, когда он увидел этот взгляд. - Это сделал не одиннадцатый, - Бьякуя не спрашивал, скорее утверждал. Позади раздался шорох - Бьякуя вслушивался, но не желал слышать. Странно, что он даже не почувствовал рейацу лейтенанта. Неужели та была так слаба? Едва ли, но в это поверить легче, чем в то, что на самом деле Бьякуя ощущал сейчас вместо нее другую - слишком знакомую, слишком привычную. Ровно как тогда, в комнате Ренджи. - Тебя казнят на Соукиоку. Бьякуя понимал, что едва ли для смертной казни будут использовать ее, а не простое уничтожение души. Ему просто хотелось, чтобы тот, в конце концов, понял, что он наделал, чтобы на этом искаженном похожестью лице проступили нужные эмоции - ужас осознания, страх за свою жизнь. Бьякуя, наконец, обернулся. Ничего. Как маска - белая и безликая. Образ не пропал, даже когда офицер послушно кивнул, не отводя от него взгляда. Сейчас можно было рассмотреть его лучше, чем когда бы то ни было. Удивительно, как смог худой, бледный офицер так измениться за несколько месяцев. Говорили, что тот все дни проводит на полигоне, тренируясь под солнцем хоть и не таким палящим, как летнее, но все же окрашивающим его ранее бледную кожу в живой, смуглый цвет, как чистый холст кистью. Он больше не стоял, сутулясь, каким помнил его Бьякуя - смотрел прямо, не пряча взгляд, не отворачиваясь в сторону. - Зачем ты сделал это? Тот молчал. Бьякуя мог бы заставить его заговорить, но в действительности не хотел слышать любой из возможных вариантов. Офицер неспешно прошел в угол кабинета, склоняясь над столом. - Хотите чаю, капитан? В мертвенно холодную руку Бьякуи легла не более теплая чашка. Он сделал пару глотков, забыв поморщиться - чай был такой же крепкий, приготовленный так же неумело. Напиток горчил на языке и ничуть не согревал. Бьякуя точно помнил, как поджимал губы всякий раз, когда Ренджи рычал, что когда-нибудь убьет Мидорикаву. Сны - единственное, с чем Бьякуя действительно не мог справиться: управлять ими было невозможно. Не важно, видел он кошмары или просто образы, лишенные каких-либо красок - они не подчинялись ему. Хорошо, что здесь не нужно было ничего скрывать, не нужно было сдерживать себя. Кроме него самого, за сны никто не сможет его осудить. Хотя и этого наказания уже было достаточно. Одно из его лучших видений - молчаливый сонный сад, утопающий в раннем цвету сакуры. Сад, в котором никогда не было ветра, а единственным шумом становились собственные шаги по плотному ковру опавших лепестков. От холодного горьковатого запаха кружилась голова, было зябко, но Бьякуя чувствовал себя здесь лучше, чем где-либо. В этот раз здесь была ночь, но не из таких, когда нет ничего, кроме бархатистой тьмы и собственных путаных мыслей. Здесь изначально ощущалось чье-то присутствие, чужие шаги, повторяющие его собственные с опозданием, и внимательный взгляд в спину. Не враждебный, но тяжелый и требующий немедленно оглянуться. Бьякуя очень хорошо знал эту манеру. Это упрямство все равно не побороть. Бьякуя остановился. Не оглядываясь, он спиной чувствовал это близкое, теплое и невообразимо долгожданное присутствие. Дыхание в затылок, терпеливое ожидание разрешения, даже осторожное прикосновение ладони к локтю - все это Бьякуя знал настолько хорошо, что мог воссоздать до малейшего ощущения в памяти. Это он сейчас и делал. - Можно, Ренджи, - как собаке позволил Бьякуя. Получилось нетерпеливее, чем хотелось на самом деле, но как с ним иначе, если, однажды поняв глупость выдуманных Бьякуей правил, он порой вспоминал о них, чтобы лишний раз доказать, как это нелепо. Когда Ренджи действительно очень хотелось, его не останавливали даже искренне-злые приказы. Ренджи прижался губами к затылку и беззвучно коротко усмехнулся. - Разрешаете, значит, капитан..., - прошептал он ему в волосы. Невыносимо родной и так давно не звучавший голос. Бьякуя закрыл глаза, пусть и без надобности - вокруг все равно было слишком темно. Нащупал ладонью жилистую руку, устроившуюся у него на бедре, сжал пальцами, чтобы почувствовать, насколько она настоящая, шершавая, как всегда в царапинах. Ренджи улыбнулся - не было сомнений, что именно сейчас на его губах появилась улыбка - и порывисто сгреб его в объятья, обращаясь с ним, точно с подружкой, которую так надо обнимать и оберегать. Бьякуя пытался найти раздражение в этой мысли, в том, как же могло это со стороны выглядеть: Ренджи на целую голову его выше, рослый, грубый, еще хватает так по-мальчишески... И не нашел. Ведь со стороны уже никому никогда не увидеть этого. - Вы скучали, - заметил тот. Хватит. Незачем говорить о том, что он и так знает. Ренджи подчинился - схватил за плечи, потянул к себе, и опрокинул бы со свойственной ему неосторожностью, но Бьякуя неожиданно понял, что лежит, распластавшись, на упругом ковре холодных лепестков. А под ними, если смахнуть толстый слой, мерзлая земля. Бьякуе подумалось лишь на мгновение, что лучше бы у него под спиной оказался согретый футон. "Все не может быть идеально, капитан, - сказал когда-то давно Ренджи. Бьякуя тогда точно так же лежал на полу в собственном кабинете, на жестких татами. - Так вы хотя бы не потеряете связь с реальностью". Какая ирония. Бьякуя сморгнул - кругом не стало светлее, но он отчетливо видел склонившегося над собой Ренджи. Растрепанного, внимательного и довольного. Добился, - вот что читалось сейчас у него в глазах. Столько старался и добился. Ренджи не умел прятать своих эмоций, особенно если дело касалось такого триумфа. Смотрит, пускай смотрит. Бьякуя протянул руку, сгреб в кулак жесткие волосы и дернул вниз, к себе. - Ну, я же говорил, - пробормотал тот и наклонился к не дававшей ему покоя шее Бьякуи. Так сходят с ума. Постепенно неявь становится приятнее, лучше и заманчивее, чем то, что творится там, за далекими пределами черного пустого сада. Ренджи был здесь, когда его не должно было быть. Он даже целовался все так же неумело и торопливо, а его ласки, на которые он не скупился, если только не сгорал от желания и не сдирал с себя хакама раньше, чем еще успел прикоснуться, были все такими же порывистыми и резкими. Такими же настоящими, невозможно реальными. Ренджи был грубоват, и, хоть быстро учился, быстро все забывал. Совершенно дикий. Бьякуя понял еще давно, что приручить его - значит испортить. Очередной бархатистый стон Бьякуи сорвался на сиплый выдох. Ренджи слишком живой, чтобы... Бьякуя схватил его за плечи и крепко прижал к себе. Тот послушно льнул, теплый, тяжелый. На мокрой спине под пальцами ходили напряженные мышцы. Своенравный зверь как натянутая тетива: не удержишь, так сорвется и бросится. Или снова сбежит. Нет, он не позволит исчезнуть так быстро. Бьякуя сам просунул руку между ними, пальцы наткнулись на ненавистный пояс хакама. Ренджи принялся за узел, но его руки только мешали Бьякуе. Это напоминало те десятки первых разов еще из Академии, когда вместо чего-то ожидаемого и восхитительного оказывается нелепая реальность, неловкие немеющие пальцы, неспособные даже справиться с одеждой, и ужасно глупые ситуации. Это слишком не идеально, чтобы быть просто сном - Бьякуя почти умолял эту мысль. Если бы это было простое сновидение, хотелось убедить самого себя, тогда бы Ренджи не пришлось неловко облизывать пальцы, прежде чем раздвинуть ему ноги, и с неумелой осторожностью начать проталкивать их внутрь. Поначалу было неприятно, но потом невероятно хорошо и жарко. Бьякуя стиснул зубы, втягивая густой холодный воздух. Должно было быть еще больнее, еще, чтобы эта реальность стала ощутимее той, за пределами. Ренджи не умел ждать так долго - нетерпение и неловкие руки, созданные вовсе не для ласки, подводили его. Да и Бьякую тоже - едва загоревшийся уголек удовольствия так и не сумел разгореться, а Ренджи уже торопился. Бьякуя успел только резко вдохнуть, когда шершавые как наждак, ладони подхватили его под колени. Ну не жди уже. Он раздраженно посмотрел вверх и успел только встретить рассеянный взгляд Ренджи, когда от оказавшейся вдруг такой неожиданной боли Бьякую выгнуло дугой. - Сейчас... сейчас..., - бестолково твердил Ренджи, задыхаясь и даже не замирая, как будто в первый раз добрался. Секунда, и он начал двигаться, короткими и резкими рывками толкаясь внутрь. Бьякуя знал, что это должно быть больно, боль и была, но ощущалась где-то за гранью сознания. Все происходило настолько неправильно, нелепо и по-настоящему, что отчаянно хотелось продолжить это безумие - кричать, злиться, с шипением отпихнуть руку, тянущуюся к нему. Ренджи со злостью вцепился в его запястье, вжал ладонь в холодные лепестки, которые тут же прилипли к коже, прорычал раздраженное "Да что же вам не так!" и резко отпрянул назад, с силой входя обратно. Самому было больно, Бьякуя видел, как сжал Ренджи зубы, но с упрямым остервенением продолжал двигаться все быстрее. - Хотите, чтобы грубо..., - задыхался он. Возможно, даже слишком сильно, чтобы признаться в этом хотя бы себе. - Чтобы все... только как вы хотите..., - голос Ренджи неузнаваемо охрип от злости, он двигался как животное - резко и жестко. Бьякуя, сжимая зубами костяшки собственного кулака, уже не пытался удерживать рвущиеся стоны. Не перед кем оправдываться. - Бьякуя... Вдох, выдох, а вдохнуть снова уже не получилось - перехватило внутри от звучания этого голоса. Собственного имени, произнесенного так, как никто не осмелится произнести. Никто и уже никогда. Бьякуя жадно вдохнул воздух, вновь ставший ледяным, как родниковая вода. Холодили кожу лепестки, насквозь промокла в росе смятая юката под спиной, только от Ренджи по-прежнему шел невыносимый жар. Бьякуя погладил отяжелевшей рукой взмокшую спину, стараясь угадать на ощупь линии татуировок, коснулся шеи и зарылся пальцами в волосы. Короткие, колючие... - Какая вам разница, капитан. Бьякуя вздрогнул, не в силах отвести взгляда от черных растрепанных волос. А когда человек над ним поднял голову и посмотрел ему в глаза, он уже знал, чье лицо увидит. - Это ведь было ничуть не хуже, чем с ним? Рикичи ухмылялся, стряхивая с мокрых плеч прилипшие лепестки, ухмылялся совсем похожей, но на этом лице оказавшейся чужой и ненавистной улыбкой. Бьякуя не смог открыть рта, только глядя в глаза офицеру в сумасшедшей надежде найти там тот огонь и звериный блеск, какой видел всякий раз в глазах Ренджи. Да нет же. Чужие, незнакомые. Ренджи ведь был здесь. Только что Бьякуя видел его, чувствовал его, только что яркие как огонь волосы лежали на его плече - даже осталось еще их ощущение на коже. Только что... Задрожали руки от яростного желания сжать пальцами ненавистное лицо, сломать так плохо сделанную маску, что треснет и разойдется по шву. А Рикичи все чувствовал и понимал, и с прежней безмятежностью смотрел на бессильную злость Бьякуи. Ренджи здесь никогда и не было. Никогда. И уже не будет. - Разве я хуже? - Рикичи усмехнулся, сам себе покачал головой. И мягко, но настойчиво провел ладонью по животу Бьякуи вниз. - Теперь будет даже легче... Бьякуя вскинулся, открывая глаза и безумно озираясь кругом. Залитая мутноватым бледным светом зари комната сохраняла все то же пустое спокойствие. Никто не заворочался рядом, никто не сидел у его кровати, никто не держал его запястья в неожиданно сильных руках... Влажные от пота простыни липли к коже, а Бьякуя задыхался, хватая пересохшими губами воздух. Всего лишь сон из сотен тысяч других. Единственный, в который кто-то ворвался. Бьякуя сел на постели, с отвращением стирая простыней липкие потеки с живота и бедер. На этот раз кроме себя винить было больше некого. - Плохо спали, капитан? Кисть с глухим стуком выскользнула из дрогнувших пальцев и покатилась по чистому листу бумаги, оставляя черные пятна. Внутри замерла липкая, невозможно человеческая паника, какой-то почти животный страх, который испытывал он... да нет, совсем недавно. От срочного официального отчета четвертого отряда о погибших и раненных офицерах. И лейтенанте. Он медленно перевел взгляд на сидящего в другом конце кабинета офицера. Ни ухмылки, ни пристального взгляда - на лице того застыла лишь простая улыбка, в которой постороннему невозможно было бы разглядеть ничего особенного. Для Бьякуи же она значила слишком много. Тот все прекрасно знал. От этой простой и понятной мысли прошиб холодный пот. Как такое возможно? Откуда, каким образом тот узнал? Или же это была просто дикая догадка, но... но нет, Бьякуя понимал, что сегодня все шло как обычно. Тот же кабинет. Тот же путь от поместья и до административных зданий, через казармы, не сворачивая в офицерские квартиры. Те же отчеты, холодные указания по работе... Тот же лейтенантский стол, за которым на этот раз сидел офицер, трудолюбиво и кропотливо выполняющий все задания. Он действительно все знал. Бьякуя так и не отвел взгляда в этот раз, даже когда Рикичи ободряюще улыбнулся шире, как ни в чем не бывало склонившись к отчету. Упали отросшие волосы на лоб, изрезанный острыми линиями татуировок, скрывая карие посветлевшие глаза, сильнее сжали перо стертые мечом смуглые пальцы, скрежетнуло оно в тишине кабинета по бумаге, выводя иероглифы... Внезапно промелькнувшая в голове мысль стала последним недостающим куском этой мозаики. Вдруг, само по себе, все выстроилось в ровный, четкий ряд. Один за другим: смерть Ренджи, рейацу офицера, настолько быстрые изменения, немыслимый сон прошлой ночью, в которую Бьякуя так и не сомкнул больше глаз... Слишком очевидно. До простоты ясно, до дрожи жутко, до невозможности спокойно. Шум будто не доносился больше с улицы - все замерло и словно исчезло вокруг, как было совсем недавно. Рикичи смотрел на него и Бьякуя узнавал этот взгляд. Он не знал, стоит ли впустить сейчас этот сон в свою реальность. - Так нет же, главное, а я-то тут при чем?! Юмичика буйствовал, как рассерженная кошка, выхаживая вдоль решеток. Света из коридора хватало с трудом, но Айясегава точно чувствовал, куда тот добивает, и метался именно в нем. Хисаги молча наблюдал за Юмичикой, прислонившись к противоположной стене по другую сторону решетки. - Хисаги, ты меня слушаешь? - замерев, бросил тот на него гневный взгляд, и продолжил вышагивать по камере, не дождавшись ответа. - Меня-то за каким чертом загребли сюда? - Не лез бы, вот бы и не загребли б, - донеслось из темноты камеры. Мадарамэ с трудом угадывался в дальнем углу, где он сидел, привалившись к стене, и угрюмо наблюдал за беснующимся сокамерником. - Да ты вообще молчи! - огрызнулся Юмичика. Шухей вздохнул. Его раздражала бесконечная перебранка, злобный монолог Юмичики, не дававшего никому слова вставить, и вся эта ситуация. Да и, что уж скрывать, сам Мадарамэ. Свои проблемы шестой отряд, похоже, любил выяснять за счет неугодных им. - Сдался нам этот... Мидорииро или как его! Я его даже не знаю, а теперь должен торчать из-за него тут! - Юмичика от души пнул решетку и тут же зашипел. - Чертова аристократия... - Я тебе сразу сказал - незачем было лезть в драку вместе со мной, я бы один управился, - пробормотал Мадарамэ. И не скажешь, что тот часом раньше сам летал по всей камере, чудом не сшибая решетки, и грозился вспороть брюхо не только шестому, но и всему второму отряду, в чьей тюрьме они теперь и просиживали. - Я тебя, идиота, угомонить пытался! - Юмичика оглянулся на него и шагнул в сгустившуюся темноту камеры. - Это же шестой, они вместе с их отморозком сделают все, чтобы запихнуть тебя сюда за один косой взгляд! - Вот и не лез бы в мой бой! - Это не бой, это шестой отряд! - вконец теряя терпение, проорал Юмичика. Хисаги оторвался от стены. Дальше он все равно ничего толком узнать и не сможет, хватило уже и того, что оба офицера, перебивая друг друга, выпалили ему все с самого начала. Убийцу Мидорикавы ни Кучики, ни уполномоченные на это люди найти так и не смогли, но все без исключения в шестом отряде винили в этом одиннадцатый, с которым тот, якобы, накануне вечером едва не подрался. И даже не с Юмичикой или Мадарамэ, а какими-то двадцатыми офицерами, которых, как оказалось, знать никто не знал. Единственной ошибкой шестого было то, что на выяснении подробностей они в один голос стали винить одиннадцатый и не преминули пройтись как следует не только по офицерской верхушке, но и высказаться относительно капитана Зараки. Вот тут Мадарамэ и вспылил. Виноват одиннадцатый был, или, что вероятнее всего, не был, но в завязавшуюся драку полез и Айясегава, безуспешно пытаясь оттащить своего чокнутого приятеля. В итоге подоспевший патруль схватил обоих и кинул за решетку как основных подозреваемых. Докажи их вину чем-то более весомым, нежели простые обвинения и драка, и последствия для них были бы несравнимо хуже. Из темноты камеры сверкнули глаза Юмичики. - Ты куда это? - Уже три часа, сейчас смена караула будет, - хмуро проговорил Хисаги, оглядываясь. Тех ребят, что пропустили его к находящимся под арестом офицерам, он хорошо знал - собственно, потому сюда и попал, несмотря на запреты. Так что убраться отсюда желательно было до конца их смены. - И что, просто свалишь? - Я разберусь, что там на самом деле происходит, - излишне самоуверенно заявил Хисаги, шагая через порог. - Ну-ну, - донеслось ему вслед скептическое фырканье Юмичики. - Расследование ведет Хисаги Шухей. Хисаги, по правде говоря, еще и сам не знал, как он собирался с этим разбираться. Но то, что одиннадцатый, по крайней мере, Юмичика с Мадарамэ, к этому не причастны, и дураку ясно. Чуял он, что там, где стоит весь отряд, стоит и их капитан. Шухей кивнул двум дежурным офицерам на входе и нырнул в темноту. Промозглый темный воздух тут же забрался за шиворот и заставил поежиться, втягивая голову в плечи. Сквозь плотный слой тумана с трудом пробивался свет хмурой луны, кое-как освещавшей лабиринты Сейрейтей. Не то, чтобы Шухей особенно прислушивался, но в какой-то момент он отчетливо понял, что слышит за спиной тихие, явно скрываемые шаги. А ощущение, что кто-то за ним идет, преследовавшее его от самых ворот второго отряда, действительно стало только острее. Несколько раз Шухей оборачивался, и, в конце концов, заметил неясную тень, скользнувшую за поворот очередной улицы. Вот оно что. Шухей упрямо направился вперед быстрым шагом, нырнул в очередной проулок между бледными стенами, а в следующий момент ушел в шунпо и вернулся назад, туда, где нерасторопная тень оказалась застигнутой врасплох. Хисаги сгреб рванувшегося человека за ворот косодэ и как следует впечатал в стену под тусклым фонарем. Но и его света было достаточно, чтобы рассмотреть лицо преследователя. - Ты! - Хисаги уставился на напряженного, как пойманный звереныш, офицера шестого отряда. С острыми изгибами татуировок на лбу, растрепанными черными волосами, которые становились месяц за месяцем все больше похожими на неуправляемую прическу Ренджи, и слишком знакомым взглядом исподлобья. - Какого черта ты за мной следил?! - Шухей крепче сжал косодэ офицера, как будто тот собирался вот-вот сорваться и убежать. - Я просто здесь шел, Хисаги-сан, - примирительно сообщил Рикичи. От его удивленной и невозмутимой интонации Шухею захотелось просто придушить эту мерзкую тварь. Хисаги вовсе не желал даже прикасаться к нему, как к какому-то отвратительному животному. Он встряхнул его, презрительно окидывая взглядом с ног до головы, да так и отшвырнул бы от себя, если б не наткнулся взглядом на тонкие, как следы от когтей, узоры татуировок, выглядывающие из-под ворота его косодэ, поднимающиеся и выше, по шее. Точь-в-точь, как у... Рикичи проследил его взгляд и, встретившись с Шухеем глазами, улыбнулся. Это стало последней каплей. - Что за черт! - в этот раз желание раздавить его, как таракана, Шухею едва удалось сдержать. Потом только руки придется оттирать. - Зачем ты это делаешь?! - А что не так, Хисаги-сан? - несмотря на ярость лейтенанта, Рикичи держался, словно ничего страшного и не происходило, а велась обычная спокойная беседа. - Разве я делаю этим кому-то хуже? - Ты!.., - у Хисаги в глазах потемнело от злости. - Да кто ты вообще такой, чтобы такое вытворять?! Во что ты превратился?! Рикичи, до того с невинным взглядом наблюдавший за бесящимся лейтенантом, вдруг напрягся, мгновенно теряя весь налет безнаказанного спокойствия. С неожиданной силой он отпихнул от себя Шухея, так что тот едва не оступился, и тут же исчез в шунпо, растворяясь в темноте, до которой уже не дотягивался свет фонаря. Хисаги ошалело смотрел ему вслед, все еще чувствуя отголосок отнюдь не слабого удара в плечи. Такого от тщедушного Рикичи и ожидать невозможно было. - Сэмпай, к тебе можно? Шухей поднял голову от бесконечных рядов иероглифов, смысл которых он тщетно силился понять. После бессонной ночи, проведенной в кабинете бывшего капитана, соображать получалось плохо. Только теперь Хисаги заметил, что уже давно рассвело и в комнате стало достаточно светло, чтобы погасить лампу. В дверях застыл бледный, как призрак, лейтенант третьего отряда. Не будь такое состояние Киры постоянным с тех пор, как Сейрейтей лишился трех капитанов, Шухей бы поинтересовался, что с ним такое. - Да, заходи, - кивнул он. Изуру всегда появлялся ни свет ни заря, Хисаги не был уверен, спит ли он вообще когда-то. Судя по темным кругам под глазами - редко. "Кто бы говорил", - пронеслось в голове. Шухей хмыкнул и выудил из стопки бумаг свежий номер «Сейрейтейского вестника», вышедшего только этой ночью, бросая на стол. - Держи, - кивнул он, сворачивая бумаги и откладывая в сторону. - Спасибо, сэмпай, - Кира выдал слабое подобие улыбки и сел напротив, бережно забирая журнал. - У тебя все в порядке? Выглядишь неважно, - понизив голос, осторожно сказал Кира, будто побаиваясь, как бы Хисаги не вспылил из-за этого. - Да так, - Шухей отмахнулся, смаргивая неприятную дымку перед глазами. - Невесть что творится. С одиннадцатым это... Кира понимающе кивнул. - Да и в шестом неизвестно что происходит, - Шухей поморщился как от зубной боли, припомнив недавнюю ночную встречу с ненормальным офицером. - Этот... Рикичи. Как посмотрю - тошно делается. И понять не могу, что он вытворяет такое, неладное с ним что-то. Шухей не сразу заметил, как побледнел и еще больше напрягся Кира. - Ты чего? - насторожился он. Кира помотал головой, глядя куда угодно, только не в глаза Хисаги. - Ничего, Хисаги-сэмпай, все в порядке, - и натянуто улыбнулся. Выглядело это еще хуже, чем вечное скорбное выражение. - Кира, в чем дело? Изуру отпирался до последнего, но все-таки сдался и, запинаясь, заговорил. - Я не уверен, сэмпай, но..., - Кира шарил перед собой взглядом, подбирая слова. - Рикичи он... сильно изменился за такое время: у него татуировки эти появились, отросли волосы... Он сильнее стал, выше... - Кира говорил совсем тихо, задумываясь чуть ли не над каждым словом, а потом и вовсе замолчал, осторожно глядя на Хисаги. Как будто ждал чего-то. Шухей не выдержал: - И? Изуру вздохнул - разочарованно и напряженно, уже жалея, что завязал разговор. - Тебе не кажется, что это слишком странно для простого человека? - Таким сумасшедшим море по колено, Кира. А я его видел раньше - тихий паренек, ничего особенного, сам себе на уме, кто знает, что у него в голове творится, - он пожал плечами. Честно говоря, тому следовало просто каждый день проводить на тренировочных полигонах, чтобы так измениться. И все бы так, но что-то подсказывало, что не стоит так сразу отмахиваться от идеи Киры. Неожиданная пауза затянулась - Изуру перед ним сидел вовсе бледный. А потом вдруг вдохнул побольше воздуха, как перед решительным прыжком. - У капитана в квартире осталась его библиотека - она не такая большая, потому я прочитал там почти все. И там оставались некоторые книги о... - он замялся, подбирая слова, но так и не продолжил. - В одной из них были описаны случаи, когда появлялся некто, кто повторял все за человеком, постепенно начиная походить на него все больше и больше. Потом и вовсе копировал его внешность, вплоть до деталей, поведение, а... А после убивал своего оригинала и занимал его место. Иногда так, что окружающие даже не замечали подмены и думали, что это поменялся так сам человек. Шухею хотелось только фыркнуть на эти слова. И, хоть настойчиво билась мысль - слишком много совпадений,- все-таки верить в это он не хотел. - И что, ты думаешь, что бредни об этом... - Доппельгангере. Хисаги поморщился - слово показалось ему еще более нелепым, чем вся эта идея, чем одна мысль о чем-то подобном... - Ты всерьез веришь в это? Кира поджал губы. - Ты прав, сэмпай, - неожиданно быстро кивнул он. - Это странная идея, и я... я не хочу, чтобы она сбивала тебя с того, что ты уже знаешь. Вот только так же просто выкинуть из головы сказанное Кирой не получилось. Шухей рассеяно посмотрел куда-то в сторону, даже не заметив, как Кира поднялся с места, намереваясь уйти. Каждый из них был уверен, что эта идея - не более чем странное предположение. И каждого, Шухей чувствовал, не покидало ощущение, что они слишком близко подошли к истине. - Я пойду. Спасибо за журнал, - чеканно проговорил Кира неживым голосом. - Да. Заходи, если еще что, - ответил Хисаги таким же тоном. Изуру вдруг оглянулся на него уже от дверей. - Сэмпай. - Ну? - Ты... ведь не собираешься всерьез пытаться разобраться в этом? Ведь если это правда, мы не знаем, чем все это обернется. И... и Ренджи все равно не... - Я знаю, Кира, - напряженно ответил Шухей. - Не собираюсь. Врать Кире было слишком сложно. - Хорошо, - Изуру вновь попытался ему улыбнуться. - Удачного дня. - Внимание всем патрулям, находящимся в западной части Руконгая! Хисаги прижал наушник ближе к уху. - В двадцать третьем районе засекли подозрительную активность неизвестной рейацу. Всем остальным патрулям быть начеку - возможно, это не случайность. Отрапортовав, голос в динамике отключился, снова оставляя Шухея в тишине. Двадцать третий район был совсем близко, через истощенную подмороженную реку, текущую в овраге. Хисаги прислушался к скудному духовному фону Руконгая - лишенные рейацу души едва фонили. Смутные отсветы чужой рейацу сперва даже не различались за палящим в спину жаром сильных душ Сейрейтей, но спустя всего несколько секунд несколько ярких черных точек, как тлеющие пятна на бумаге, резко выделились на этом фоне, мигом прорезав атмосферу тяжелой, такой необычной для шинигами отрицательной энергией. Хисаги не стал даже докладываться и прямиком ринулся туда. Вдалеке на ядовито-синем небе распахнулись гнилыми пастями несколько порталов - началось, снова. Подобные нападения пустых с каждой неделей все учащались - Сейрейтей чувствовал, что недалек тот день, когда повторится то, что произошло в начале зимы. Шухей не успел и меча из ножен вытянуть, когда сбоку от него промелькнула тень. Какая-то доля секунды, за которую он успел развернуться, и меч с лязгом встретил клыки кинувшегося на него пустого. Похожий на изуродованную костяную псину, тот лязгал бездонной пастью и исходил чернейшей жаждой. К такой рейацу лучше даже не прислушиваться, она как будто пожирает тебя самого. Шухей знал, что кроме этой псины здесь ошивается еще как минимум трое таких же, а может и того сильнее. Знал, но так и не успел понять, когда за спиной появилась еще одна тварь. Он не успел проследить за ее молниеносным перемещением, но ясно заметил блеск меча в когтистой лапе. Сутулая громадная фигура появилась перед ним внезапно, вынырнув из ниоткуда. Шунпо. Это уже была даже не драка с десятком гигантских пустых, которых на любом дежурстве лейтенант мог убить без особых трудностей. Сила пустых, рвущихся из Уэко Мундо, все росла, и если сейчас не появится хоть какое-то подкрепление, Хисаги не сомневался - эти твари сожрут его раньше. Очередной тяжелый удар обрушился на его меч, грозя сломать пополам, как жалкую железку. - Жалкий шинигами, - прозвучал скрипучий голос из-под маски. - Такого даже жрать бесполезно, и не заметишь! Шухей оскалился точно как смотрящая на него звериная костяная маска. Ну, пусть только попробуют... Шикай раскалился в руках, наполняясь яростной рейацу, и Шухей кинулся вперед. Сожрет, так хоть подавится! Это трудно было назвать боем - лихорадочные броски в шунпо, быстрые, почти наугад, удары мечом. В большинстве своем он действительно отражал атаку, но против двоих, а затем и троих одновременно удары стали проходить все чаще и чаще. И только когда последняя маска, как сгоревшая бумага, разлетелась в воздухе, Шухей с трудом ухватился за дерево, а потом и вовсе упал на колени, не в силах стоять. Во рту чувствовался мерзкий вкус крови, а рана на боку, самая крупная, отдавалась дикой болью. Задели его, кажется, сильнее, чем в прошлый раз. Хисаги повалился на землю, стараясь дышать ровнее, насколько получалось. Если сюда доберутся другие холлоу, сожрать его будет легче, чем ловить руконгайцев без рейацу - нужно было подкрепление. Они должны были быть уже здесь, так какого же... Совсем рядом в траве Шухей заметил блеск микрофона, сбитого с его головы. Неясное шипение из динамика позволяло надеяться, что рация еще жива. Поджав губы и заставив себя еще немного приподняться, Хисаги потянулся к ней, удивляясь, насколько это может быть тяжело. Онемевшие пальцы прошлись по холодной земле, дотянулись до рации и уже почти коснулись микрофона, как вдруг чья-то нога с хрустом раздавила его, как хрупкое насекомое. Хисаги отдернул руку, разворачиваясь и рефлекторно пытаясь дотянуться до занпакто, но так и замер, различив на фоне нестерпимо яркого неба знакомое до зубовного скрежета лицо. Рикичи следил за ним с интересом ребенка, перевернувшего на спину жука и наблюдающего, как тот бестолково барахтается в траве. - Какого черта ты делаешь! - прохрипел Шухей. На губах выступила кровь, и он с отвращением сплюнул ее. Рикичи улыбнулся ему с тем же невинным видом и откровенным непониманием, в чем же его обвиняют. Такого просто не может быть. Из хилого заморенного офицера Рикичи превратился в то, что сейчас видел Хисаги. Тварь, слишком хладнокровную для человека, который не так давно вздрагивал от громкого к нему обращения. - Ты... дрянь, я знаю про тебя все! - в ярости рыкнул Хисаги, силясь встать. Лежать на земле в ногах у своего врага, изрыгая ругательства - хуже не было. - Тварь! Сначала ты убил Абараи, теперь, значит, за остальными охотишься, пока всех не сожрешь?! Но подняться Хисаги так и не сумел. В живот ударило холодное острое лезвие, ныряя в развороченную рану, странно пожирая боль, а вместе с ней жар и остававшиеся в теле силы. Шухей не мог пошевелиться, руки налились свинцом. Казалось, земля притягивает его с утроенной силой, а сам воздух давит сверху силой, не уступающей рейацу сильнейшего из капитанов. - Очень жаль, Хисаги-сан, - сквозь гул в ушах прозвучал голос Рикичи. Он еще пытался сохранить беззаботный тон, но скрыть напряжение уже не получалось. - Я думал, мы с тобой поладим. Но ты не сможешь держать язык за зубами, а мне совсем не нужно, чтобы об этом знал каждый и... Внезапный рывок, и ледяное прикосновение меча вдруг исчезло. Пропало лезвие, пусть и резко вырванное из раны, а вместе с тем в голове все прояснилось - немного, но достаточно, чтобы хватило сил повернуть голову. - Допрыгался, ублюдок! - голос Мадарамэ, полный злобной радости, врезался в сознание и заставил распахнуть глаза. - Тут тебе твой капитан не поможет! Тот с мечом наперевес стоял напротив ошарашенного Рикичи. Но едва только Мадарамэ кинулся вперед, как офицер шестого извернулся, как змея, отскакивая назад, и бросился прочь. Рывок в шунпо, и тот мигом исчез, будто не было. - Что за... Трус! - выплюнул вслед ему Мадарамэ. - Да я тебя щас!!.. - Иккаку, подожди! - голос Юмичики Шухей точно не ожидал услышать. - Черт, да его тут... Хисаги, ты меня слышишь? Шухей! Ответить не получалось, Шухей вдруг ясно понял, что меч выкачал его до конца. И то, что он еще что-то видит и слышит - простое везение. - Медика в Двадцать третий, сектор А-2, живо! - раздраженно рыкнул Юмичика в микрофон. Шухей видел его только искоса, сил не было даже немного повернуть голову. - Сейчас же подохнет еще... - Если с этим дохляком не справился, то туда ему и дорога! - злясь, бросил Мадарамэ. - Пошли, сейчас же этот ублюдок свалит! Хисаги поморщился, собирая последние силы: - Эта тварь... - Да без тебя знают! - огрызнулся Юмичика. - Не болтай, ты и дышишь-то через раз. Тебя и так по кускам сшивать будут, - он коротко глянул на Мадарамэ. - Двенадцатый уже всем растрезвонил. Они только сейчас догадались сравнить следы рейацу в палате Абараи и на подохшем Мидорикаве. Юмичика был совершенно не похож на себя обычного - от его беззаботности и напускного спокойствия не осталось и следа, напротив, он был непривычно настороженным и собранным. Кажется, последний раз Хисаги помнил его таким бледным и напряженным, пока тот ждал вестей от медиков, латавших Мадарамэ, чудом оставшегося в живых после бойни на грунте. И сейчас, бросив на Шухея один единственный взгляд, тот, видимо, услышал, как сообщает четвертый отряд о скором прибытии, и кивнул Мадарамэ, что мигом кинулся в сторону, где исчез офицер. - Иккаку не объяснишь, что этим ничего не изменишь, - почувствовав взгляд Хисаги, пожал плечами Юмичика, плотнее сжимая губы. Секунда, и он исчез вслед за ним. - Подожди! Слышишь, стой, если он... Но сиплый ор Хисаги уже едва ли долетал до ушей Юмичики, догоняющего Иккаку, что бежал, не замечая ничего вокруг. Когда тот видел перед собой цель, не существовало никого, кто мог бы стоять между ним и ней. - Ну и где он теперь? - на бегу ругался Иккаку, озираясь по сторонам. - Я же говорил - уйдет! А все ты со своим обморочным Хисаги! Юмичика не собирался даже спорить с Иккаку или что-то ему доказывать - если дело дошло до упущенной драки, тот будет злиться до бесконечности. В этом он стал слишком похожим на капитана Зараки. За полыхающей рейацу Иккаку было трудно различить другие, но эту странную, какой Юмичика никогда не встречал, сложно было не заметить. - Туда, - Юмичика резко свернул с дороги в сторону, куда неуловимо вело его чутье. - Ты уверен? - Иккаку, впрочем, тут же бросился следом. - Не сомневайся. Рейацу действительно была необычной. Неуловимо знакомая, и в то же время какая-то неясная. Дрожащая. Юмичике она не нравилась - слишком нечеткая и лишенная всякой гармонии и красоты. - Вот дрянь! - Иккаку, как разъяренный зверь, ринулся вперед, где мелькнула фигура. - Не уйдет теперь! Юмичика не собирался лезть в этот бой - едва ли он продлится долго, но упустить зрелище не хотел. Хотя какое может быть зрелище с таким хилым противником, какая бы дрянь внутри него ни сидела... Рикичи, взмыленный и растерянный, едва успел заметить их и с трудом увернулся от блеснувшего клинка Иккаку, но тяжелые ножны все же обрушились ему как раз на плечо. Такой удар ломал ключицы, заставляя противников и покрепче падать на колени, но хлипкий с виду офицер удержался на ногах. Да не просто удержался, а ушел из-под следующего удара со всей прытью, как ни в чем не бывало. И метнулся влево, вдоль белых стен Сейрейтей, как загнанный зверь все больше уходя туда, откуда уже не вырвешься. Меч его был странным - потемневшим, матовым и, как показалось Юмичике, с неприятным бурым оттенком в металле, как если бы с него не смывали запекшуюся кровь годами. И чем жарче становился бой, тем ощутимее чувствовалась аура, исходящая от Рикичи. Черная, прогнившая, такая, что если слишком долго к ней прислушиваться, она сама начинает затягивать в себя. Даже у арранкаров или холлоу духовная сила была не настолько отвратительной. А ведь Юмичика помнил ее совсем другой всего несколько месяцев назад, сидя с ним рядом на крыльце. Робкой и совсем еще детской, неуверенной и остро реагирующей на любое прикосновение к телу. - Реви, Забимару! Юмичика вздрогнул, не веря своим ушам. Где-то впереди, в облаке поднятой дорожной пыли от пробитого камня, скрежетнуло лезвие по камням и послышался мерный, до ужаса знакомый треск сдвигающихся звеньев. С усилием он всматривался в рассеивающееся пыльное облако. Иккаку, отступив на шаг, так и замер на месте. До боли знакомый зубчатый меч, который прежде на тренировках Юмичика привык видеть чуть ли не каждый день, в чужих руках смотрелся нелепо и громоздко. - Что за.., - ошарашенный Иккаку только теперь начал верить в то, что перед ним не окончательно сбрендивший поклонник, а в самом деле что-то, чего они ни объяснить, ни понять не могли. И так и не узнали у двенадцатого. Может быть, к лучшему, иначе минуты промедления Шухей бы не выдержал. - Это же не... Рикичи расплылся в широченной нахальной ухмылке. До этого Юмичика был уверен, что по-настоящему мерзкой улыбка была только у бывшего капитана третьего отряда. - Убей его, Иккаку, - не отводя остекленевшего взгляда от твари, вызывающую самую чернейшую ненависть из всего, что существовало на земле, прошипел Юмичика. Тому не нужно было лишних слов - такую же безумную ярость можно было почувствовать в его полыхнувшей рейацу. Чтобы не испугаться, когда на него летит разъяренный как зверь Иккаку, человек, верно, должен быть ненормальным. Или не человеком. Рикичи шарахнулся в сторону от устремленного на него меча, но не отступил. Раз за разом он уворачивался от чудовищных ударов, но не пускал свой занпакто в бой. Трусил он или нет, но Мадарамэ был в бешенстве. - Только и умеешь, что защищаться?! - рычал тот, задыхаясь больше от собственной рейацу. Понадеялся на хороший бой, а получил жалкое подобие, со стороны больше похожее на уродливый танец. - Чем бы ты там ни был, но не позорь меч Абараи! Тяжелый зубчатый занпакто, оказавшись в руках Рикичи, теперь притягивал дикую волну ненависти. Юмичика с отвращением смотрел на него. Пусть лучше этот меч сломается, чем будет дальше находиться в худосочных руках непонятной твари. Рикичи сощурился, не скрывая ухмылку, отскочил назад, замахнулся - с рычанием и треском развернулись когтистые звенья меча, вгрызаясь в потрескавшийся камень там, где секунду назад стоял Иккаку. Тот даже не оглянулся и не постарался уйти в сторону. Юмичика, не моргая, следил за каждым движением меча, ища хоть единственный изъян, который бы доказал, что это не Забимару, а жалкая фальшивка. Но что толку было, если Юмичика слишком хорошо понимал, что это действительно меч Ренджи. - Не надо недооценивать меня, - хриплым и неожиданно низким голосом проговорил Рикичи, замахиваясь для новой атаки. Они оба слишком хорошо знали эту интонацию, с которой Абараи требовал не делать ему никаких поблажек на тренировках. Знали и его занпакто - Иккаку часто тренировался с ним раньше - они изучили друг друга достаточно, чтобы меч Иккаку чувствовал его меч, чтобы он знал, куда тот направится в следующий момент... Так же, как сейчас и Рикичи, будто получив эти же знания, безошибочно угадывал удары Мадарамэ. Если не смотреть в ту сторону, можно представить, что там в самом деле стоял Ренджи. Даже рейацу... Юмичика с изумлением понял, что чувствует огненную, порывистую рейацу Абараи. Звенья занпакто хлестали по земле, разбивая ее в крошку. Но Рикичи упорно пытался всеми силами увернуться от любой атаки, не скрещивая меч с ним. Абараи ни в жизни бы не пошел на такое, даже промороженный шестой не смог выбить из него выправку одиннадцатого: если ввязался в бой, встреть противника лицом к лицу, а не бегай, как девчонка. Рука Рикичи замахнулась для следующего удара да так и замерла в воздухе, точно наткнувшись на невидимую преграду. Резко, с какой-то животной паникой он глянул вверх и дернулся было в сторону, но натянувшиеся над ним в одно мгновение невидимые нити не дали сделать и шага в сторону. - Достаточно, - прозвучал вкрадчивый скрипучий голос. В окружении офицеров к ним приближался Куротсучи Маюри. От пальцев его вытянутой руки тянулись едва видимые нити кидо, тонкие, как леска, но достаточно крепкие, чтобы удержать неподвижно даже застывшее перед атакой животное. - Не надо лишних движений, офицер Мадарамэ, - предупредил Маюри. Иккаку и не собирался, но все так же бешено сжимал занпакто, ошалело глядя на Рикичи. Куротсучи небрежно сбросил с руки нити кидо, которые мгновенно перехватил кто-то из отряда. - Что вы?.., - Юмичика осекся, когда глаза капитана двенадцатого отряда, вращаясь как у механической куклы, уставились на него. - А, одиннадцатый отряд, - проскрипело чудовище. - Вас, кажется, только сегодня выпустили из-за решетки, а вы себе уже позволяете... - Было доказано, что на теле Мидорикавы другая рейацу, черт возьми! - зарычал в бешенстве Иккаку. - Можете не волноваться, преступника уже нашли. Благодарю вас за помощь при его поимке, - согласно кивнул капитан, наблюдая, как уже едва держат рядовые слабнущие нити кидо. - Уведите его уже, идиоты! Раздражение и нервозность в голосе Куротсучи мелькнули настолько явственно, что без труда можно было видеть, как нервно, с непонятной спешкой пытается увести тот офицера. С чего это вдруг им это понадобилось? Чтобы двенадцатый, да еще сам капитан, вылезли из своих лабораторий и лично за кем-то пришли вместо Сой Фонг с ее отрядом... Или торопились успеть до ее прибытия. - Кажется, в первую очередь капитан должен знать, что творится на территории его отряда. Куротсучи нервно оглянулся назад. Только Кучики Бьякуи не хватало. Капитан шестого отряда окинул неприязненным взглядом Куротсучи и поверх голов замерших офицеров на мгновение встретился взглядом с Рикичи. - Могу я узнать, капитан Куротсучи, - ледяным тоном спросил Бьякуя, даже не глядя на Маюри, - что здесь происходит и почему именно вы осуществляете задержание? Челюсть уродливой маски дернулась. - У нас здесь из ряда вон выходящий случай, капитан Кучики, - с предельной вежливостью, граничащей с откровенной язвительностью, ответил тот. Можно было легко заметить, как он то и дело раздраженно косился на своих подчиненных, слишком медленно накладывавших новые узы кидо на тщетно пытавшегося вырваться Рикичи. Офицера не просто не подавляли путы, он, кажется, рассвирепел еще больше и со смесью гнева и злого ожидания смотрел на Кучики. Натянутые до предела, нити кидо рвались одна за другой. - Он уже не в вашей юрисдикции. Из-за некоторых интересных свойств именно мы должны... - Это ваших рук дело, - голос Кучики не повышался ни на тон, но Куротсучи вздрогнул так, словно на него орали. Кучики явно не спрашивал. - С чего вы взяли, Кучики? В любом случае, это уже не ваше дело. - Отвечайте на вопрос, Куротсучи, - с нажимом потребовал тот. Ледник дал трещину, и каким бы ни казался равнодушным и холодным тон капитана шестого отряда, плохо скрываемая злость была видна любому. Тот явно знал, что-то, чего не сказали ни одиннадцатому, ни шестому. Что-то, что сейчас способно было заставить даже руку в белоснежной перчатке дернуться в поисках меча. Маюри с секунду так и стоял молча, кривая ухмылка дрогнула, но чудом выдержала. Кажется, в этот раз с безумными экспериментами тот зашел слишком далеко. - Какая вам разница, капитан Кучики? Вам все равно не позволят оставить ваше зверьё, а нам может пригодиться - кто знает, на что оно способно... - Вы знаете, - не сомневаясь, чересчур резко ответил Бьякуя. - Создать тварь, собирающую чужие способности - шинигами, арранкаров, кого угодно. Вы уже поднимали этот вопрос, но Совет 46 не позволил, - на какой-то момент стало очень тихо, и в образовавшейся тишине с едва различимым шелестом возникла, нарастая, как приближающаяся гроза, рейацу, оживляя, кажется, сам воздух. Если прислушаться, можно было услышать, как застыла той обманчивой тишиной буря в самом его голосе: - Вам не давала покоя эта идея после смерти Шибы. Маюри стоял, не шелохнувшись. Секунда, две, три, и он ожил, разворачиваясь, будто чудовищная кукла на шарнирах. - Не ожидал от вас такой хорошей памяти и наблюдательности, - скрипуче протянул тот. - Только что вы сделаете теперь? Совета 46 нет. Или вы сами приведете собственный приговор в исполнение? - Куротсучи нервно развеселился. - Суд присяжных в лице одиннадцатого, - желтые глаза небрежно скользнули взглядом по Юмичике и Иккаку на мгновение, но практически тут же в них вернулось то ледяное пренебрежение, когда он обернулся к отряду. - Живее, уводите уже ег... Рейацу Кучики ударила сверху так, что кое-кто из офицеров двенадцатого едва не рухнул на колени. От холодного взгляда капитана шестого отряда не осталось и следа, пусть тот не говорил ни слова. Редко кто мог увидеть его в гневе, пусть сдерживаемом, но таком заметном на обычно бесстрастном лице. Кучики только двинулся в сторону и исчез в шунпо, чтобы через мгновение оказаться рядом с Рикичи. Офицеры двенадцатого отряда не успели ничего сделать, да и не рискнули бы, наверное. Лезвие Сенбонзакуры гулко рассекло воздух и перерубило тонкие нити кидо, тянущиеся к Рикичи. А тот, быстро глянув на Бьякую, тут же сорвался с места и ринулся прочь. - Идиоты!! - взревел Маюри. - Ловите его! Кучики, что вы...?! Но тот, не замечая его, пристально следил за уносящим ноги офицером. И, едва последние следы разорванных заклинаний исчезли, шагнул в шунпо, мгновенно оказываясь рядом с ним. Неуловимое движение, в котором меч Бьякуи мелькнул во второй раз среди взметнувшихся пол хаори, не удалось даже проследить. Рикичи шарахнулся в сторону, но уйти так и не успел. Со стороны могло показаться, что тот вдруг передумал сбегать и вместо того крепко вцепился побелевшими пальцами в плечо Бьякуи. Внезапно замерев, он тяжело склонился, с какой-то странной растерянностью смотря на лезвие, вошедшее аккурат в солнечное сплетение. - Умру я, умрет и Ренджи... - выдавил он, поднимая голову. Голос был слишком тихий, почти неслышный, знакомая кривая усмешка, искаженная болью, смотрелась на этом лице еще более неестественно. Да и само лицо сейчас, будто разглаживаясь, как во сне, становилось все меньше похоже на лицо Ренджи. - Бьякуя... Меч одним рывком прошел грудную клетку насквозь, разрывая и уничтожая Сон Души и Звено Цепи. Кучики шагнул назад, выдергивая меч из оседающего на землю тела. Будто лишь сейчас рассеялась та неестественная, ужасная тишина, что сковала всех на секунды. Бросив один единственный взгляд на неподвижное лицо Рикичи, на черные узоры татуировок на лбу, выделяющиеся на побелевшей коже особенно ярко, Бьякуя направился прочь, не оглядываясь и не слушая яростные крики Куротсучи. Рикичи не был мертв. Последнее, что видел Юмичика, как руки офицеров подхватили жалкое, едва дышащее тело, унося к воротам четвертого отряда. Шухею казалось, что от тишины можно рехнуться. Обычно в ней легче было сосредоточиться на работе или отдохнуть от бесконечного шума отряда, но сейчас она становилась давящей, душной и обступала со всех сторон. Хисаги открыл глаза, смотря ровно перед собой, в чернеющий потолок, на пятна света на стенах. Иногда начинало казаться, что все застыло в одном положении, а это только он все еще изо всех сил пытается жить по старым привычным законам. Но если сейчас закрыть глаза, а открыть через час, через два, пять, через сутки или неделю, ничего не изменится. Все те же стены, тот же потолок, те же улицы с выщербленным камнем и бесконечно белые стены. Шухею захотелось немедленно встать, чтобы развеялся пыльный морок. Вдохнуть, почувствовать, что проклятое время все-таки поползло, нехотя волоча следом за луной пасмурные сумерки. Он приподнялся, но так и остался лежать на футоне. Рядом тихо пошевелился Юмичика. Шухей повернул к нему голову и долго рассматривал его лицо. Тот тоже не спал и, как иногда казалось, отчетливо слышал все мысли Хисаги. Приходил сюда вечер за вечером, оставался рядом и вот так каждый раз наблюдал, как бестолково ворочается Шухей в поисках сна. Юмичика все прекрасно понимал, может быть, даже лучше самого Шухея, поэтому, не сказав ни слова, он придвинулся поближе и уложил голову Хисаги на плечо. Так можно было пролежать до самого утра, и, в сущности, так оно и происходило. Хисаги хотелось в этот момент чувствовать умиротворение и ленивую истому, но внутри образовалась непонятная пустота, которую, как ни пытайся, не вытащишь наружу. Раз за разом Хисаги пытался прокрутить в голове все, что произошло, и убедиться, что теперь-то должно все измениться. Потребовалось столько времени, чтобы жажда отомстить заполонила собой все, и Хисаги отвел ей какое-то особое отдельное место. А теперь это закончилось, и он с ужасом понял, что вместо нее ничего не осталось. Ренджи не вернулся из мертвых, горизонт не прояснился, прежняя гроза, нависшая над Сейрейтей, никуда не ушла. Отлеживаясь в четвертом, Хисаги слышал все те слухи, что бродили вокруг недавнего происшествия. Пока двенадцатый не объявил во всеуслышание, что же на самом деле произошло. "Доппельгангер, - фыркнул Юмичика, когда в очередной раз пришел к нему в палату. - Хуже они придумать явно не могли". Оба они прекрасно понимали, что, как бы нелепо ни звучала версия об этой ненормальной твари, одержимой копированием других, это было слишком похоже на правду. Вот только теперь, когда стало ясно, что Ренджи убил не человек, даже не арранкар, разве стало от этого лучше? Что бы там ни сказал двенадцатый, проку от этих слов уже не было. В давящей тишине находиться было тошно. - Дай я.., - Шухей потянулся встать, и Юмичика молча уступил - еще одна особенность, которой Хисаги начал удивляться. Он все-таки поднялся с футона и сел, касаясь ногами холодных шершавых татами. Через открытые фусума в комнату светила вовсе не луна, а фонарь, какие теперь стояли почти везде. Луны они тоже давно не видели. Юмичика сел рядом, равнодушно разглядывая сумерки на улице. Наклонился и бессмысленно ткнулся виском в плечо Хисаги. - Что-нибудь изменилось? - его голос согнал гнет тяжелой тишины. Что изменилось? Бледный фонарь, туманные сумерки, слежавшийся пластами плотный воздух. - Ничего. Те же стены и черный потолок, а завтра - те же белые стены и улицы с растрескавшимся камнем под обесцветившимся солнцем. Ничего. Эпилог Голоса, непонятный шум, шаги, скрип железа и сухие прикосновения. Мир ограничивался только этим. Рикичи не мог понять, сколько времени прошло, где он находится, жив он или нет. И все, что сейчас существовало - только звуки вокруг. Неожиданно громкий голос резко вторгся в сознание: - Вы сами не понимаете, что делаете! И я не позволю вам... - Отойдите, капитан Сой Фонг, - холодно потребовал другой голос, бесконечно знакомый и вызвавший такую бурю эмоций, что от собственной неподвижности стало трудно дышать. - Нет, пока вы не скажете мне, что происходит... - Приведите его в чувство, - не давая ей закончить, приказал Бьякуя. Раздались дробные шаги, скрип плохо смазанных петель, и тут же гневный оклик капитана второго отряда: - Вы не можете его освободить! Он должен быть казнен. Наказание для вашего офицера... - Отменено. - Что?.., - голос Сой Фонг оборвался. - По какому праву?! Вы сами не знаете, что делаете! Эта тварь внутри него может быть еще жива! Рикичи показалось, что его окатило холодной водой. Изо всех сил хотелось открыть глаза и подняться, чтобы только не лежать так, не в силах даже слова сказать. - Если уничтожен Сон Души и Звено Цепи, исчезает и духовная сила. Вместе с ней погибла и та сущность. Сой Фонг зашипела, как рассерженная кошка: - Мы еще разберемся с этим. Обещаю вам, капитан Кучики, что... - Разбирайтесь, - безразлично ответил тот. - Привести его в чувство. Шаги прозвучали совсем близко, Рикичи почувствовал чужие сухие пальцы, сжавшие его руку, и укол в сгиб локтя. А буквально через несколько секунд медленно, словно сопротивляясь собственной природе, глаза открылись сами собой. Даже неяркий свет резанул так, что пришлось зажмуриться, а воздух, хлынувший в легкие, показался ледяным. Расплывчатыми очертаниями сперва появились незнакомые лица медиков, серые стены, тусклая лампа под потолком и решетки на окнах. А затем, стоило повернуть тяжелую голову, и привычно равнодушный капитан Кучики, и полная ненависти и отвращения Сой Фонг. Все тело ныло и болело, а в груди, в самом центре, казалось, тлел раскаленный кусок металла. Рикичи сел и тут же пожалел об этом: голова закружилась, затошнило и захотелось вернуться в то состояние покоя и полусна. Он вдохнул ставший плотным и горьким воздух, зажмуривая слезящиеся глаза. Никто из стоявших вокруг него даже не шелохнулся, молча наблюдая за его тщетными потугами прийти в себя. Наконец, Сой Фонг цыкнула языком, не выдержав, и шагнула прочь из камеры. - Я прослежу, капитан Кучики, чтобы с него не спускали глаз, - ядовито бросила она через плечо. - И единственного нарушения хватит, чтобы даже ваши связи ему больше не помогли. Бьякуя даже не оглянулся на нее. Рикичи всматривался в лицо капитана, пытаясь найти в этом привычном равнодушном выражении хоть что-то, что объяснило бы происходящее. Ничего, все тот же изучающий, но совершенно безразличный взгляд. - Поднимайся, - велел капитан, и Рикичи не стал спорить. Встать с жесткой койки оказалось не так просто. Превозмогая чудовищную слабость, боль во всем теле и головокружение, от которого даже на ногах стоять было трудно, Рикичи слез с кровати. Рассеяно сжимая ворот больничной юкаты, он огляделся в поисках другой одежды. - Капитан... моя форма... - Форму носят только шинигами. Кто-то из оставшихся в камере медиков бросил на больничную койку темно-серое длинное косодэ. Что-то вроде этого полагалось носить служащим не в Готэй 13. Рикичи в оцепенении кивнул, запоздало понимая, что все это значило, и безропотно облачился в предложенное косодэ. Ни горя, ни досады, ни даже злости. Значит, теперь так... - Пойдем, - последовал очередной приказ Бьякуи, когда Рикичи вопросительно посмотрел на него. Идти было еще сложнее, чем стоять на месте. Рикичи понимал, что следующий шаг он просто не сможет сделать - не хватит сил, но шагал вперед, оступаясь и безразлично глядя в спину капитана, на цифру отряда на его хаори. Они шли через весь Сейрейтей, и Рикичи отстраненно заметил, что капитан выбрал самый безлюдный путь, подальше от отрядов, даже от шестого. А те редкие люди, что попадались им по дороге, удивленно смотрели на их странную процессию и торопились убраться с дороги, поклонившись капитану. Но те взгляды, которые Рикичи ловил на себе, заставляли ежиться и поспешно отводить глаза. Слишком часто он видел в них неприязнь, отвращение и злость. Дышать здесь было трудно, и все это время казалось, что он несет на своих плечах неподъемную ношу, от которой даже переставлять ноги было почти невозможно. Но даже когда он готов был повалиться на землю и больше не шевелиться, они сами несли его вперед. Будто и не он это шел - кто-то другой, а Рикичи только со стороны наблюдал. Это ощущение ему показалось смутно знакомым. Готэй остался далеко позади, когда Рикичи вдруг осознал, что здесь, вдали от множества рейацу стало проще дышать и исчезло давящее ощущение. Пора было привыкать к существованию без собственной духовной силы, способной сопротивляться чужой. Отпусти сейчас капитан свою рейацу, и Рикичи просто раздавит, как жалкое насекомое. Он сморгнул, понимая, куда они пришли. Особняк Кучики. С отстраненным удивлением он смотрел на тех самых охранников на воротах, которые когда-то давно скалились вслед Ренджи. На тот самый сад, где, дергаясь от каждого шороха, Рикичи сам прятался, подбираясь к особняку. На тот самый дом... Даже сейчас, сквозь усталость и густую пелену, заглушившую большую часть ощущений и чувств, Рикичи осознавал непонятный трепет, когда ступал через порог и следовал за Кучики. Почему они пришли именно в эту комнату, Рикичи не знал, но так и застыл на пороге, понимая, что когда-то именно сюда смотрел из темного сада, притаившись, как вор. Внутри что-то нехорошо сжалось при этой мысли и он осторожно оглянулся. - Сядь, - велел капитан, и Рикичи послушно опустился на указанную подушку на полу. Совсем скоро в комнату зашла незнакомая пожилая женщина, почтительно поклонилась хозяину дома и направилась к Рикичи. Она долго смотрела на него, водила раскаленными ладонями над его головой, задержала их на уровне солнечного сплетения, так, что в конце концов рана разнылась до безумия. Рикичи хотелось оттолкнуть горячую руку и поскрести ногтями по бинтам, чтобы вытащить оттуда то, что причиняло столько мучений. Но женщина сама вдруг одернула руки, распрямилась, не меняясь в лице, и вернулась к дожидавшемуся Бьякуе. Что-то тихо сказала ему и ушла в сопровождении слуги. Капитан кивнул. Рикичи, боясь даже слишком громко вдохнуть, наблюдал, как Бьякуя сел на подушку, безразлично посмотрел на оставленный слугой ранее чай и вдруг спросил: - Ты что-нибудь помнишь? - голос его звучал странно глухо, но все с тем же равнодушием. Рикичи сглотнул. Помнил. Теперь он действительно припоминал то, что урывками мелькало в памяти, не желая вставать на место. - Да... я помню все до того момента, как..., - он осекся. Что ему было говорить? До того момента, как он самолично взял меч, подчиняясь безликому фантому? До того, как он сам же занес меч над Ренджи и... Рикичи прошиб озноб. Он боялся посмотреть на Бьякую, но ясно осознавал - тот ждет ответа. И уж он точно должен знать всю правду. Даже если после этого он возьмет меч и убьет его. Быть может, так было бы правильно. Рикичи заговорил. Рассказывал все, что помнил, каждую деталь, даже Сейкамен. И когда он коротко испуганно смотрел на Бьякую, не увидел ничего, кроме все того же опустошенного взгляда. Ни злости, ни презрения. Рикичи вспоминал и те урывки, смутные воспоминания, в которых появлялся Ренджи. Трудно было понять, когда он это видел и где, отчетливо он помнил только самого Ренджи. Разозленного, усталого, в отчаянии и бессильной ярости. И только после этих слов Рикичи вдруг увидел, что Кучики смотрит на него. Внимательно, сосредоточенно. - Это все? - уточнил он, не сводя пристального взгляда. - Да..., - Рикичи кивнул. Под этим взглядом становилось не по себе. - Капитан... Что произошло, почему я...? Рикичи не договорил, но ему и не было нужно. Бьякуя помолчал и все-таки заговорил. Так, точно ему не было никакого дела до собственных слов, но Рикичи, напротив, от каждой фразы все больше бросало в дрожь. Сложно было поверить, что родившаяся в его сознании Сейкамен была не более чем эксперимент, проведенным над ним двенадцатым отрядом. Эксперимент, когда-то запрещенный Советом 46, позволивший бы создать уникальную душу, существо, тварь, вселяемую в чужое тело. Эксперимент, так яро отстаиваемый капитаном двенадцатого отряда, который, по его словам, позволил бы выиграть предстоящую войну: шинигами, забирающий в себя способности всех пустых и арранкаров, стоил бы десятка солдат, а то и целого взвода. Рикичи только теперь ясно осознал, что же случилось тогда больнице, где ему перевязывали раны после той злосчастной миссии, на которой он едва не потерял свой отряд. Неловкий лаборант из двенадцатого, с трудом отыскавший его среди других офицеров, что-то бормотал об участившихся пустых и необходимости скорейшего восстановления ранений. И Рикичи так безропотно подставил руку, позволив сделать себе непонятный укол. В четвертом их и так пичкали без конца, так какая разница, если будет еще один. Теперь было понятно, какая. Не важно, что это было на самом деле, но это существо, модифицированная душа, уничтожила еще не проснувшийся духовный меч, чьим настоящим именем и было Сейкамен, а затем сумело подавить и слишком слабую душу Рикичи. А что было потом... Рикичи хотелось, чтобы все это оказалось не более, чем плохим сном, выдуманной историей. Чтобы сейчас, закрыв глаза, он открыл их уже где-нибудь в своей комнате в казармах, чтобы рядом снова злился Мидорикава Наоки и усмехался ему в лицо Ренджи. И чтобы капитан Кучики, как и раньше, был недосягаем. - Так значит, - с надеждой проговорил Рикичи, - все, что я делал... все что происходило - это только из-за того, что сделал двенадцатый? - Нет, - спокойно ответил Бьякуя. - В первую очередь, это было твое собственное желание. Без этого оно бы не смогло тебя заставить что-то сделать. Именно поэтому Куротсучи и выбрал тебя. - Из-за того, что я..., - ошеломленно прошептал Рикичи. - Из-за способностей твоего меча. И из-за.., - Бьякуя осекся, - из-за твоей связи с Ренджи. Рикичи мог ослышаться, но ему почудилось, как странно изменился на долю секунды голос Кучики, произнося это имя. Хотелось спросить еще слишком много, но в этот момент из-за седзи раздался тихий голос: - Кучики-сама, нужна ваша помощь. Бьякуя поднялся с места и покинул комнату вслед за кем-то из слуг. А Рикичи опустил голову, пытаясь осознать все, что ему пришлось сейчас услышать. Вот как. Капитану двенадцатого отряда просто нужно было кого-то выбрать для своего опыта, и попался он. Потому что слишком сильно хотел стать кем-то другим. Потому что его собственный занпакто, настоящая Сейкамен, если бы она уцелела, обладала нужными способностями к подражанию. Ему хотелось знать, что не он виноват в этом. Ему, наверное, легче было бы не слышать того, что рассказал ему капитан... только теперь не было больше капитана. Не было меча. Не было силы. Ни отряда для него, ни чего-то, к чему теперь возможно бы было стремиться. Не было и Ренджи. Что же оставалось? Рикичи до боли сжал зубы. Щипало глаза. Он медленно порывисто вдохнул и внезапно почувствовал, что рядом кто-то есть. Оглянулся, судорожно шаря взглядом по комнате, но никого не обнаружил, хотя это четкое, ясное ощущение оставалось. Похожее на присутствие духовного меча, но Рикичи слишком ясно осознавал, что это невозможно, тот был уничтожен вместе со всей его силой, рейацу, вместе с тем чудовищем, голос которого он слышал тогда последний раз. Рикичи поднялся на ноги, еще раз оглядываясь. Взгляд наткнулся на зеркало, словно оставленное здесь специально. Рикичи подошел ближе, всматриваясь в свое, но с этим вместе слишком чужое отражение. Исчезло все, что было внутри него, но тело останется таким навсегда. Чужой копией, напоминанием о том, кем он так отчаянно пытался быть, но так и не стал. Татуировки, шершавые от рукояти меча ладони, отросшие волосы, даже изменившееся лицо - все это теперь стало лишней памятью о его страшном поражении. И не для него одного. Внутри снова возникло это чувство чужого присутствия. Отчетливое, ясное. Рикичи резко вдохнул, внезапно понимая, чей голос он слышит. Далекий, на грани слышимости, но шедший не откуда-то снаружи. Он звучал в нем самом, глубоко в его выжженном сознании. Ренджи. Рикичи зажмурился, силясь усмирить неровное дыхание и волнение. Сконцентрироваться, как концентрировался когда-то, чтобы поговорить с Сейкамен. И вот теперь голос стал ясным, отчетливым и более не оставляющим сомнений, кому он принадлежал. "Неужели ты не понимаешь?!" - докричался до него Ренджи. Рикичи в дрожь бросило от звука этого голоса. Все было по-прежнему - его отражение перед ним и пустая комната, но он с ужасом понял, что его мысли путаются, мешаются, теряются на фоне чужих, засевших так прочно внутри него. "Ты думаешь, почему он уничтожил Звено Цепи, но тебя не убил? И не оставил все как есть? Он знает, что я здесь! По твоей чертовой милости..., - прошипел тот с ненавистью. - Скажи ему! Он возится с тобой только потому, что еще надеется на это! Он знает! Скажи же, черт возьми!" Рикичи открыл глаза, чувствуя, как подгибаются колени. Его трясло от дикого осознания того, что на самом деле произошло. И продолжает происходить. Ренджи действительно здесь. Здесь, но недосягаем. Рикичи прижался лбом к стене, силясь успокоиться, и все равно глаза жгли слезы. Звук открываемых седзи едва не заставил Рикичи вскрикнуть. Он резко развернулся, приваливаясь спиной к стене, и ошалело глядя на Кучики. - В чем дело? - замерев, спросил он. Как же со стороны должен был сейчас выглядеть Рикичи, чтобы Бьякуя смотрел на него так - выжидающе, без прежнего спокойствия, словно действительно хотел услышать что-то определенное. Сердце колотилось как бешеное. И глубоко внутри Рикичи слышал голос кричавшего ему Ренджи. "Скажи ему! Скажи!" Рикичи облизал пересохшие губы, стараясь успокоиться. - Все в порядке, капитан. Просто еще не пришел в себя. The End << || |