|
|
2. Если бы Юмичику и Бьякую можно было назвать страстными, то да, между ними был страстный роман. Как в книгах про храбрых принцев и прекрасных принцесс. Свидания с Юмичикой навевали воспоминания из детства о том, как бесчисленные дядюшки и тетушки отправляли маленького Бьякую ночью с цветами или с надушенным письмом к окнам своих возлюбленных. Требовалось немало сноровки прокрасться по саду, прячясь от лунных лучей, чтобы спасти томящуюся душу посланием в стихах. Правда, он умалчивал, что умеет читать. И что иногда переписывал неудавшиеся вака. Так же как те взрослые, он играл в роман с Юмичикой. Они встречались безлунными ночами. Он теребил его волосы за кустами гортензий в своем саду. Принимал от него маленькие изящные подарки. Поклонялся его очарованию. Целовал его красивые губы. Но не больше. Он любил романтичного Юмичику с огромными опасными глазами и соблазнительным тихим смехом. - Я влюблен в вас, Кучики Бьякуя, - смеялся Юмичика, сам удивлясь почему. Они не встречались и года, но это был один из самых длинных романов Бьякуи, после того, как он бросил веселые кабаки Руконгая, приняв чин капитана. Между ними все закончилось тихо и мирно, когда отцвели последние цветы, - когда он заметил гуляющих ночью новоприбывшего офицера Хисаги и Юмичику со знакомым влюбленным блеском в большущих глазах. Он не жалел, что так получилось. Его устраивало одиночество. - Мне невыносимо видеть, что ты так одинок, - возмущенно высказал ему Укитаке. Бьякуя пришел к нему развеять тоску, тем более, что капитан тринадцатого отряда не раз приглашал его на чай после отбоя. Их нельзя было назвать друзьями, скорее Укитаке выступал в роли наставника, а Бьякуя был неблагодарным, высокомерным и капризным учеником. - Я сам этого захотел. - Я тебя не понимаю, - покачал тот белой головой. - У тебя еще все впереди... Ты можешь полюбить снова... Бьякуя только улыбнулся: - Мы можем поговорить о чем-нибудь другом?.. Ренджи громким возгласом разбил цепь воспоминаний: - Подождите... что значит снова? О чем он? А, о Юмичике и Шюхее... Бьякуя поднялся, подошел к Ренджи и сел рядом, положив руки на его горячие плечи. Сколько в них напряжения. Он совершенно измотан: эти двое ездят на его лейтенанте, пользуются абараевской доверчивостью. Они еще тогда постоянно пытались что-то друг другу доказать. Нет, Бьякуе это было неинтересно, но он не мог не слышать обрывки разговоров, слухов, сплетен о Юмичике и Шюхее, и у него сложилось впечатление, что они затеяли соревнование, кто затащит в постель больше народу... малые дети. Зачем Ренджи вмешивается... Ревнует? - Ты был с Юмичикой? - вопрос был адресован затылку Ренджи. Уши лейтенанта вспыхнули. - Эээ... не-не совсем... Лейтенант неуютно замер под его руками. На спине растекалось влажное пятно от мокрых волос, заткнутых за ворот юкаты. Эта была любимая юката Бьякуи - в широкую темно-коричневую полоску с синими редкими линиями, тонкими, как нити. Бьякуя осторожно помассировал основание шеи. Плечи Ренджи немного расслабились. - Извини, не предупредил, - сказал Укитаке, когда Бьякуя дернулся прочь. Он задумался, пригревшись возле цубо, и не заметил, как капитан подкрался и начал массировать спину. - Не надо. Укитаке опустил руки. - Как скажешь. Только не жалуйся, когда зачахнешь над бумагами. - Не буду жаловаться, - серьезно ответил Кучики, не оценив шутки. Бьякуя продолжал мять мышцы, разгоняя кровь и напряжение. - А с Шюхеем? Ренджи пискнул, закашлялся, выдохнул и попытался протянуть что-то напоминающее "не помню". Бьякуя тоже "не помнил" про Шюхея. Было в Хисаге что-то... как в скале, под которой можно переждать непогоду. Редко, когда Бьякуя нарушал данный себе обет не поддаваться плотским радостям. Нет, он не за радостями гнался. Из всех... да, даже не Гин, только Укитаке смог заставить Кучики Бьякую, однажды ночью воззвав к его здравомыслию, растерять в другую ночь все остатки здравого смысла. Кто же знал, что капитан тринадцатого отряда такой искусный любовник... Ренджи рассказывал что-то - Бьякуя не слушал. Фразы сливались с монотонным гулом дождя. Губы Ренджи двигались и жадно ловили рис, а Бьякуя думал о таких же алых жадных губах Укитаке. Как он ловил его поцелуи, думая, что хорошо было бы умереть, заразившись его странной чахоткой... - Не бойся, я не заразный, - шепнул Укитаке, увлекая его на пол. Бьякуя широко распахнул глаза. Оттолкнул его, вырываясь. Что он делает? Еще недавно они слушали вой зимнего ветра и треск углей в цубо, и вдруг горячие ладони капитана оказались в его рукавах, а к губам прилипло его дыхание... - Почему? - спросил Бьякуя. - Ведь есть же Кёраку-тайчо. - Да потому что я не могу смотреть, как ты истязаешь себя, - он улыбнулся и подмигнул. - И мы же не станем говорить Шюнсую, да? Бьякуя не хотел с ним спать - подобные отношения больше не представляли для него интереса. За пять лет, с тех пор, как его сделали капитаном, у него не было никого. - Я не истязаю себя. - А зачем ты так холоден со всеми? Хочешь остаться один? Что это для тебя - наказание, спасение? - Это то, к чему меня готовили всю жизнь, Укитаке-тайчо. Самосовершенствование. Уединение. Полный контроль над чувствами. Таковы традиции моей семьи. Я благодарен вам за то, что однажды вы не позволили мне поддаться слабости. Но я бы попросил вас не прикасаться ко мне и впредь. - Ну прости, что беспокоюсь о тебе. На полу было холодно. Укитаке скинул свою теплую зимнюю хаори и заставил Бьякую лечь на нее. Кучики с недоверием смотрел вверх, на капитана в распахнутой одежде с белыми, как снег во дворе, волосами, щекотавшими его щеки. Он до безумия напоминал Гина. - Укитаке-тайчо, объясните: вам раньше не нравились мои любовники, а теперь не нравится, что я один? - Вы бросаетесь в крайности, Кучики-тайчо... - последнее прозвучало почти зло. Бьякуя чуть не вздрогнул от такого обращения. - Вы считаете следование правилам клана, который я возглавляю, крайностями? - Да, Кучики-доно, фанатичное следование правилам я считаю крайностью. Бьякуя замолчал. Вежливость Укитаке казалась ему оскорбительной. - Вы предлагаете мне что-то изменить? - Твое отношение к жизни. Ты так и не понял, маленький Кучики. Я ведь ничего не имел против твоего... - Укитаке поморщился, - Ичимару и остальных. Но есть два смысла и два пути в жизни - наслаждение и бегство. После того, как твоей жены не стало, - Бьякуя дернулся почти свирепо, но Укитаке прижал его к полу, - ты пытался забыться с другими. Помнишь наш разговор? Я же сказал тебе, что ты бежишь от реальности. А сейчас ты повторяешь свою ошибку, подменив жизнь на служение этому чертову клану... Бьякуя, растеряв все самообладание, ударил заклинанием в грудь Укитаке. А потом его пригвоздило к полу рейацу, голова запрокинулась на доски, стало трудно дышать. Следовало приложить еще немного сил, чтобы снять это оцепенение. Он не боялся вступить в бой, даже при несовершенном банкае. - Да, ты уже на уровне капитана, со-тайчо не ошибся, выбрав тебя... Так странно, ты теперь сам тайчо. А, кажется, только вчера надел форму шинигами... - Укитаке склонился над ним, - Убери рейацу, а то кеккай не выдержит... - Кеккай? - Бьякуя послушался. Он не заметил никакого кеккая. Когда Укитаке успел? - Я поставил кеккай, чтобы нас не потревожили. - Вы меня специально сюда позвали? - нахмурился Кучики, начиная подозревать подвох. - Да. Во-первых, оставлять тебя наедине с собственными мыслями я больше не позволю. Да будут мне свидетелем небеса - ты способен свести с ума кого угодно, включая себя. Во-вторых, чтобы Шюнсуй не помешал. А в-третьих, Кучики Бьякуя, я научу вас наслаждаться... Бьякуя изогнул бровь в полу-насмешке. Он не верил, что это возможно. Но, видимо, в нем еще было живо любопытство. - Попробуйте. - Любишь рисковать даже в постели? - прошептал на ухо Укитаке, и слегка прикусил мочку. - Хочешь поиграть во взрослые игры, маленький Кучики? - Не смей, - ресницы дрогнули, голос тоже дрогнул. Он отвык от ласк, поэтому не в состоянии был контролировать себя. Глупое тело... - Есть время для скорби, - вдруг тихо сказал Укитаке. - Есть для радости. Время для боли и для любви... - А если любовь и боль - одно? - тут же откликнулся он. - Тогда отступай, если не хочешь быть полностью опустошен... - Я не из тех, кто отступают. Я принял решение. Вы хотели, чтобы я его принял. - И сам страдаешь от своего одиночества. Себя не щадишь, так других пощади. Подумай о сестре, ты же и ее заставляешь страдать... - Молчи, - Бьякуя сглотнул воздух. - Хотел меня - бери. Только молчи. - Я думал, это ты меня хотел? - Я никого не хочу, - сквозь зубы выдавил он. - Самовнушение... отрицание... я могу разрушить все одним прикосновением, Бьякуя, - и он опустил руку и легонько сжал его пах. Кучики закрыл глаза. - Что ты сейчас видишь с закрытыми глазами? Свой дом? Свои правила?.. Или меня? В животе что-то перевернулось от голоса Укитаке. Он накрыл ладонью глаза Бьякуи. - Не смотри, пока я не скажу. Сможешь? - Смогу. Он не смог, но это потом, спустя несколько минут, а сейчас он послушно закрыл глаза. Укитаке развязал его пояс, выпутал из волос кенсейкан. Брови Бьякуи дрогнули. Липкие поцелуи спустились с шеи на грудь, голый живот защекотали волосы. Биение сердца Укитаке отдавалось в его теле. Бьякуя представлял, что сейчас он стянет его хакама, мог почти ощутить, как будут толкаться в него пальцы, - все было знакомо и не раз испытано. Разве этим обязательно наслаждаться? Разве удовлетворение желаний не такая же потребность плоти, как еда? Он не ради этого ходил к Гину. Рука Укитаке нырнула между ляжек, и аристократ дернулся к этой руке по-мальчишески несдержанно. Ресницы затрепетали. И тут же уха коснулся шелк Гинпаку. - Не спеши. Откроешь глаза - завяжу. Твоим же шарфом. Угрозы не подействовали - он не удержался, когда шершавый язык, оставляя леденящие от сквозняка влажные дорожки на животе, скользнул к паху; верхние и нижние хакама потянули вниз, и он распахнул глаза, возбужденно дыша. - Укитаке-тайчо... - Тебя так просто свести с ума? - отозвался капитан между его бедер. Бьякуя выгнулся под его горячим ртом. Как давно он не испытывал подобного. Мысли терялись, рассыпались. Еще. Мир потерял очертания. По потолку метались тени, сплетаясь в узоры, и он смотрел, пока не потемнело в глазах. И вспышка, как пущенная стрела, и звон в ушах, как от дрожащей тетивы... Он не мог пошевелиться. Не иначе, как Укитаке применил какое-то колдовство. Чем сильнее выл за бумажными сёдзи зимный ветер и слабее становилось тепло от очага, тем ярче разгоралось желание. А Укитаке был опытен, играя с ним, отдаляя момент наслаждения до мольбы в серых глазах. Он растягивал удовольствие, почти превращая его в пытку. Бьякуя гнался за губами, целовал руки, плечи, обхватывая своего любовника, путаясь в его длинных волосах, умопомраченно целовал его рот, бормоча "ну еще же". - Вас... так Кёраку-тайчо научил? - задыхаясь, спросил Бьякуя. Пальцы вошли в него уже в который раз, дразня и без того дрожащие от наслаждения нервы. В глазах Укитаке появилась шальная искринка. - Что ты... Кёраку приходит ко мне... учиться, - белоснежная улыбка. - А потом уходит практиковаться на других. Бьякуя откинулся на брошеную в спешке хаори, понимая, что спасения для него нет... Просыпаться в комнате капитана в казармах тринадцатого отряда было непривычно. С улицы сочился солнечный свет. Тело казалось легким, как перышко. Рядом стоял пышущий жаром цубо и валялась куча его одежды. Укитаке в теплой домашней юкате пил чай, сидя на подушке в ногах. - Проснулся? Как себя чувствуешь? - Спасибо, неплохо, - Бьякуя опустил ресницы. И действительно, в отличие от обычного "никак" или "отвратительно" чувствовал он себя почти хорошо. - Можешь ведь, когда захочешь, - кивнул Укитаке. - Укитаке-тайчо... - Жаааль, - протянул старший, - а ведь ночью я был просто "Джюширо", - он наклонил голову с улыбкой, - извини, перебил. - Уже поздно, мне надо идти. Укитаке подумал над чашкой, над которой кружился пар, отхлебнул чая и отвернулся: - Ну иди. И уже когда Бьякуя одетый, с кенсейканом в волосах, ступил на таявший снег в саду, из комнаты донеслось: - Приходи еще. Мы с Шюнсуем будем рады тебя видеть. Но больше он не пришел. Не потому что ему не понравилось, скорее, наоборот, слишком это было хорошо, и он боялся привязанности. Любая привязанность неизбежно приводила к разрыву. И потом он привык быть один. Только он и Сенбондзакура. Она звенела в ножнах, и ему нравилось слышать ее прямую и острую, как клинок, речь: "Я последую за тобой куда угодно. Какой бы ты не избрал путь, я верна тебе, пока ты способен идти вперед..." - Кучики-тайчо. Бьякуя посмотрел на Ренджи так, будто видел его в первый раз. Его руки сжимали плечи и мокрые рыжие волосы сильно, до боли. Он отпустил и отодвинулся, коря себя за несдержанность. Ренджи развернулся к нему и склонил голову. - Простите, я ляпнул сдуру... О чем это... А, в его монологе недавно промелькнуло что-то похожее на "начальство гоняет". - Тебя не устраивает начальство? - Устраивает, - поторопился ответить лейтенант. - Если не устроит, поставь в известность, - без тени шутки сказал Бьякуя. Поднялся и подошел к двери. - Душно. Я скажу слугам раздвинуть сёдзи. - Я сам, капитан. Ренджи мигом оказался у стены и отодвинул одну створку. В лицо ему хлестнули холодные капли, и под ветром затрепыхались рукава юкаты. - Вот это погодка, - отчаянно-весело бросил Ренджи в пустой двор, залитый серым дождем. Как насмешка над стихией. Бьякуя не понимал смысла этого. Что заставило сейчас лейтенанта сорваться с места и высунуть мокрую дурную голову на холод? Ведь замерзнет же. - Закрой. Ты простудишься. - Но вам же жарко. Где-то вдалеке прогрохотало, и край неба опалила зарница, выхватив из сплошной серой пелены одеяло туч и крыши домов. Силуэт Ренджи вспыхнул и погас на фоне черного сада. Порывом ветра чуть не потушило светильники, и казалось, будто тьма сочится из сада в их комнату. Везде темнота. Только его лейтенант бесстрашно ухмыляется навстречу стихии, не понимая, что эта стихия может легко снести его с ног. - Закрой, - приказал Бьякуя. Так спокойнее. Ренджи как-то сник, сел у стола и начал расчесывать пальцами свои волосы. Молчание. - Капитан, - вдруг сказал Ренджи сдавленно. - Простите за тот... ну, за того Меноса... Нет, Ренджи передернул плечом, это был даже не Менос, а Арасокар. Имя ему дали Многоножка за то, что у него было длинное извилистое туловище со множеством отростков, позволяющих ему передвигаться почти со скоростью шюнпо. Обычно он прятался в расщелинах, набрасывался на шинигами, мгновенно вспарывая живот и пожирая внутренности. Им пугали маленьких детей. Встреча с Многоножкой для шинигами ниже уровня третьего офицера оказывалась смертельной. Ренджи тогда был седьмым офицером в отряде Зараки. Он дремал во дворе, когда раздался радостный вопль: - Выходим на задание! Тридцать пятый район Руконгая, восточная часть! Кто не успел, тот опоздал!!! Так получилось, что капитана с ними не было. Они просто примкнули к бойцам седьмого и тринадцатого отрядов. Приказов им никто не давал. По обрывкам разговоров Ренджи понял, что в Руконгайскую деревню на востоке повадились шастать Пустые. Рука нетерпеливо сжала рукоять катаны. Отличный шанс не греть бока на солнышке, а заработать немного денег и, если попадется приличный Пустой, то и повышение. В отряд Зараки приказов выходить не поступало - они шли туда, где драка. Он и еще трое сорвиголов из одиннадцатого забрались чуть подальше остальных, где за опустошенной деревней кончалась высохшая каменистая равнина и начинались скалы, исполосованные пещерами и расщелинами. Ренджи успел только заметить, как, воняя мертвечиной, какая-то громадина пронеслась мимо, и он на одном адреналине, не соображая, выхватил Забимару, и полоснул возле себя. Кровь плеснула ему в лицо, и хриплый крик раздался позади. Ренджи крутанулся, развернулся, увидел белое лицо напарника, а потом к его ногам упал труп со вспоротым брюхом и кишками наружу. Со следами огромных зубов там, где раньше была голова. Ренджи машинально поднял меч. Это его спасло от удара сверху. Мощное рейацу отбросило его, он треснулся виском о камень. В глазах вспыхнули звезды, а в горле поднялся медный вкус. В голове проянилось спустя пару мгновений, и тогда он увидел, что последнего, третьего из его команды, Пустой поднял на воздух, вонзил когти в живот и разорвал, как тряпку. Сгустки крови упали на землю рядом с ним. Он застыл на месте. Забимару поблескивал в нескольких шагах - упав, он выпустил его из рук. Пустой обернулся к нему, жадно перебирая своими отростками. Он даже не думал, что надо бежать. В тот момент его спасло только то, что он кинулся к Забимару. Когти вонзились туда, где он только что находился. Ренджи двумя руками сжал рукоять катаны и выставил ее перед собой. Он в панике оглядывался, не зная, куда отступать, метался, тяжело дыша, не понимая, что кровь из разбитого лба ослепляет его, и то ноги скользят по мокрым от крови камням. Пустой скрылся, выжидая. Ренджи не мог сосредоточиться на его рейацу. В голове билась одна мысль - он убил их, этого не должно было случиться, как ты мог позволить этому случиться, ты с ним не справишься, ОН ТЕБЯ СЕЙЧАС УБЬЕТ! Сзади нахлынул запах гнили, Ренджи с криком обернулся и замахнулся. Клинок вошел в бок Пустого, Ренджи вывернулся из-под острого когтя, но не успел отпрыгнуть. Коготь оставил глубокую царапину на спине. Он упал на колено, борясь со зверской болью. Пустой снова исчез. "При следующей атаке он тебя убьет. Ты парализован болью." Ренджи стиснул челюсть. Успокойся, черрт. Он заставил себя вспомнить, как умерли его напарники. Эта сволочь нападает со спины. У него отростки по бокам. Пару ты снес, значит, быстро он передвигаться не может. На отростках возле башки длинные изогнутые когти. Он насаживает на один коготь и вспарывает живот вторым. Его охватила паника. В этот миг за спиной выросла громадная туша Пустого. Ренджи, вскочил и повернулся, но спина и плечо вспыхнули болью, и он даже не смог поднять катану... Мимо, словно ветер, пронесся запах цветов. Он не успел ничего разглядеть. Вспыхнуло заклинание, и парализованный Пустой повалился на землю. А потом он понял, что перед ним стоит шинигами в капитанском плаще. - Освобождай меч. Он сейчас встанет, - послышалась четкая негромкая команда. Холодный голос, которому невозможно не подчиниться. К Ренджи вернулась способность соображать. Он освободил Забимару, видя, как чудовище поднимается из пыли. - Это мне на десерт? - услышал Ренджи низкий рокочущий голос из-под треснувшей маски, а затем другой голос - холодный и невозмутимый рядом: - Я его отвлеку, будь готов. И шинигами исчез. Следом за ним исчез Пустой. Они то появлялись на миг, то пропадали вновь в погоне друг за другом. Ренджи ждал, сбив рейацу до минимума. Дождался, когда Пустой, забыв о нем, повернулся к нему спиной. Он вскочил на его хребет и вонзил Забимару со всей силы - за своих товарищей - в шею. Отрубленная голова гулко застучала по камням. Ренджи спрыгнул на землю, и его тут же скрутило пополам, вырвало. Заколотило от пережитого страха и вины за то, что остался жив, когда другие... Он пытался подняться, скрыться и не видеть останки приятелей, но ноги отнялись, и он пополз прочь, содрогаясь. Шинигами с запахом цветов подошел, не спеша. - Пойдем. Ты ранен. Ренджи схватился за его хакама и зарылся лицом в колени. Он закусил ткань, пытаясь избавиться от запаха крови во рту. - У них не было шанса, - зарыдал он всухую, без слез, словно прощения просил, - Они были... - Они были. А ты есть. Как зовут? Спокойный голос. Держится уверенно. Рейацу, как одеяло, укутывает, с таким ничего не страшно. Почти как у Зараки-тайчо... Казалось, прошла вечность, пока мозг справлялся с шоком, а он продолжал валялся в ногах незнакомца. Ренджи начал приходить в себя. Он поднялся, пытаясь унять дрожь в коленях. - Седьмой офицер одиннадцатого отряда, Абарай Ренджи. Капитан молча посмотрел на него снизу вверх и двинулся вперед, сделав знак следовать за ним. Ренджи вцепился взглядом в цифру на спине, словно вырезанную взмахами меча. Шестой отряд. Кучики Бьякуя. Стыд накатил жаркой волной за то, что он предстал перед капитаном - братом Рукии - в таком жалком виде. А если кто узнает? А если Рукия?.. Так стыдно, что убить захотелось этого Кучики Бьякую. Так они и пришли в деревню, где тринадцатый отряд организовал военный штаб и полевой госпиталь, - впереди размеренным шагом шел невозмутимый Кучики Бьякуя, позади на почтительном расстоянии хромал Абарай Ренджи. Встречал их сам капитан Укитаке, давно уже выполнящий работу своего погибшего лейтенанта и высшего офицерского состава отряда. Укитаке пристально, почти оценивающе их рассматривал. - Бьякуя! - наконец воскликнул капитан тринадцатого отряда. - Что случилось? - Я разобрался с ситуацией в дальнем районе, по вашей просьбе. И привел выживших. Ренджи неверяще огляделся - кроме него за Кучики не следовал никто. Он выжил один? - А Многоножка? - спросил Укитаке. - После лечения этот офицер может идти получать за него награду, - холодно отозвался капитан шестого. - Если я вам больше не нужен... - Подожди, надо бы проверить еще деревню в тридцать шестом. Я только одного не понимаю - как столько Пустых проникли в Руконгай незамеченные двенадцатым отрядом? Что-то мне это все не нравится... Кучики обернулся к Ренджи: - Немедленно в госпиталь. Ренджи, побледнев, поклонился, несмотря на разодранную спину. Он хотел бы никогда больше не встречаться с Кучики. Его слова - хлесткая пощечина. И прозвучало это "может идти получать награду" как подачка, словно звон монет под ноги. Ведь не сам Ренджи убил, ему дали убить Пустого. И Ренджи старался ради награды, из кожи вон лез, а Бьякуе стоило лишь пальцем шевельнуть. Как он его ненавидел. - За Меноса? - нахмурился Бьякуя. Ренджи осторожно выдохнул: - Не помните? Вы меня спасли тогда... В тридцать пятом районе... - Не помню. Это так важно? - Нет, капитан, - нехотя согласился Ренджи. - Ты еще голоден? - Нет, капитан... - Тогда я скажу убрать, - Бьякуя открыл дверь и передал слуге приказ. Вернулся. - Ренджи, подожди еще немного, я хочу закончить все доклады сегодня. Твоя одежда почти высохла. Когда пойдешь обратно, одень гэта и возьми зонт у порога. Мне не нужен падающий от лихорадки лейтенант... - и Кучики подвинул себе папку с документами. *** Чертов дождь усыплял. Ренджи тряхнул мокрой головой. Весь вечер прошел словно в тумане. Что на него нашло? Что он наговорил капитану?! Живот грела еда, плечи укутала теплая капитанская юката, глаза слипались. Он услышал, как зашли слуги, убрали со стола. Зашуршали бумаги - Кучики-тайчо снова принялся за работу. Ренджи сидел на корточках и клевал носом. Он почувствовал, как кто-то потянул его за рукав и послушно растянулся на полу, найдя затылком какой-то выступ, и тут же решил использовать его под подушку. Он провалился в пустой сон. Проснулся мгновенно, когда на лицо приземлилась бумага. Сколько времени прошло, он не знал. Где он находился? Ренджи подхватил лист и мутными глазами посмотрел наверх. - Спасибо, Ренджи, - капитан положил документ обратно на стол и продолжил сосредоточенно разбирать папку, иногда дотягиваясь до печатки, чтобы поставить герб шестого отряда. Хладный пот выступил на лбу лейтенанта. Он до сих пор был в поместье Кучики, и к вящему ужасу, заснул на коленях своего капитана! Ренджи лежал не дыша, ожидая кары небесной. Но время шло, а Бьякуя продолжал пробегать глазами страницу за страницей, не обращая внимания на сгорающего со стыда лейтенанта на своих коленях. Ну вот опять он выставил себя какой-то размазней. Что подумает его капитан? Его капитан... Ренджи раньше не мог представить для себя другого капитана, кроме Зараки. Давала знать о себе выучка одиннадцатого отряда. За капитаном все были как за каменной стеной, - им было позволено творить что угодно, хоть показывать фигушки тому же Кучики... хотя... ладно, насчет Кучики он поспешил заявлять. А совсем недавно, навещая Иккаку в родных казармах (что означало, что они квасили всю ночь, а под утро не совсем трезвый Ренджи топал на работу), он случайно заметил в окне фигуру с черными распущенными волосами... Как нож под сердце. Длинные черные волосы, и сразу с губ неконтролируемое "Кучики-тайчо", и в ушах шумит. Ну и что, что это был Зараки-тайчо без привычных косичек. Ренджи весь оставшийся день ходил за своим капитаном и завистливо вздыхал, наблюдая, как путает черные прядки ветер, а он не смел и пальцем коснуться. Сейчас одна прядь лежала на плече и иногда качалась прямо в лицо, когда Бьякуя тянулся за документом. Ренджи зажмуривался и ждал, когда она скользнет по лбу. А потом снова смотрел зачарованно. *** Бумаги... бумаги... Иероглифы пустились в расплывчатые пляски по странице. Ноге было тяжело от Ренджиной головы, но он предпочел бы не будить лейтенанта, пока не закончит с делами. Его новый лейтенант, да. Он помнил, как настаивал Укитаке на назначении Ренджи. Этот спектакль растянулся на часа три. Несмотря на мартовский пробирающий до костей холод, капитан тринадцатого сидел на пороге, не соглашаясь снять осаду с офиса капитана шестого отряда. За это время Кучики стал свидетелем нескольких приступов кашля и истерик Коцубаки, требующего, чтобы Укитаке принял лекарство, или хотя бы выпил горячий чай. Не то чтобы Бьякуе нужен был лейтенант. Он мог управиться с документами. Приготовление чая и мелкие поручения вроде распределения новобранцев выполнялись старшими офицерами. Но никто из них не дорос до уровня лейтенанта. Спешить с выбором не имело смысла. Из всех кандидатур других отрядов Укитаке настойчиво предлагал Абарая. Офицер одиннадцатого отряда - к нему? Видел он этого Абарая раньше - рыжие волосы и лицо в татуировках, ростом под два метра и ни одной здравой мысли в глазах. - Я не сойду с этого места, пока ты не согласишься его взять, - в стотысячный раз услышал он. - Хорошо, - сдался Бьякуя, отрываясь от бумаг. Холодный воздух превратил его слова в пар. - Все, можете возвращаться. И будьте добры закрыть дверь. Не лето. Он хотел воспитать лейтенанта под стать себе. А что получилось? Вот это необузданное неуемное существо, греющееся у ног? Он задумчиво опустил руку на голову Ренджи, пальцы запутались в высохших волосах и остались перебирать спутанные прядки на шее. Под рукой дернулся кадык, но протеста не было. Все равно, что гладить собаку. Ногти легонько скользнули по коже, когда рука глубже зарылась в волосы. Бьякуя машинально почесывал где-то за ухом, читая какую-то бумагу, в то же время незаметно следя за лейтенантом. Тот не отрывал от него настороженного взгляда, словно дикий зверь, выжидающий момента, чтобы напасть и вцепиться клыками в шею. Крался в его тени. Одно лишь его присутствие щекотало Бьякуе нервы. Он знал, что Абарай захочет проверить свою силу на нем, когда сможет перебороть свой страх. Бьякуя был бы рад прекратить свое бессмысленное существование, но есть ли противник, которому не стыдно отдать жизнь? Удивительно было то, что Бьякуя не хотел его убивать. Своего нелепого, с огромными ручищами и ухмыляющимся ртом, грубоватого, с раздражающе-рыжими вечно нечесанными патлами, с вызывающими татуировками, пахнущего потом и зачастую гнилым сакэ, дурного лейтенанта. Не мог он так привязаться, не умел. Во всем виноват ливень, закрывший его в доме с воспоминаниями, которые терзали душу, как осколки Сенбондзакуры... Последний документ из папки лег на стол. На сегодня работа закончена. Бьякуя бросил взгляд на Ренджи, тот вздрогнул, словно очнувшись от транса. Аристократ высвободил руку из волос. Пальцы проследовали по черным линиям над бровями. Больно, наверное, было их делать. Ренджи привычно-настороженно следил за капитаном, но в глазах вспыхивала и гасла сладкая страсть. Ресницы защекотали ладонь. Ресницы с опасным красноватым отблеском. Взгляд у Ренджи сейчас был зверинный. Сам не заметил, как раздразнил его. Ты играешь с огнем, подумалось устало, и эта игра опасна и не нужна тебе. Пальцы задержались на скуле. Зачем только Укитаке привел его... подарил... щенка. Но ведь хочется. Бессмысленно отрицать. Когда вокруг тихо, как в гробу, и мир погружен в полумрак, заставляющий сомневаться в собственном существовании, рядом есть рыжий костер волос, громкий голос, жадные глаза... Есть время, когда хочется. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, а потом пальцы Бьякуи скользнули по лицу к губам Ренджи. И тут же вместо пальцев у рта - губы. Бьякуя наклонился над Ренджи, жарко целуя его, одновременно с этим Ренджи притянул его за ворот, сам приподнялся с колен. Бьякуя подчинился нетерпеливым рукам, зная, как бурлит сейчас кровь его лейтенанта. Ренджи жадно ловил солоноватый вкус языка Бьякуи за зубами. Мир сжался до шума дождя и теплых губ со слабым вкусом риса... Когда Бьякуя оторвался от него, тяжело дыша, откидываясь и опираясь на руки, губы лейтенанта атаковали с новой силой. Столько тепла... Бьякуя обнял его, упал на пол, Ренджи послушно навалился сверху, не прекращая осыпать его поцелуями. Рука Ренджи невзначай соскользнула с плеча на грудь и начала стягивать кимоно. - Ренджи, не здесь... - пробормотал Бьякуя, прерываемый ненасытным ртом. Быстро, все очень быстро. Ренджи не успел придти в себя и подумать, что происходит, как Бьякуя уже втащил его в спальню. Плевать было, что они не задвинули фусума и не потушили светильники. Их тени плясали по стенам. Если кто-то и стоит под дождем в саду, то заплатит за этот занятный театр теней воспалением легких. Ренджи встряхнул скатанный футон, развернул кое-как, почти бросил капитана на него. Откуда столько дерзости взялось... Бьякуя притянул его за пояс, и, развязав, распахнул юкату, стягивая ее с загорелых плеч. А тот уже вцепился губами - зубами - в шею Кучики. Испугался, что кожа там нежная - это тебе не с Шухеем кувыркаться, - оторвался виновато - ками-сама, а если останутся следы? - но капитан привлек его обратно, разрешая - и только посмей отказаться. Ренджи дернул узел на хакама капитана. Скорее же. Он нырнул ртом в распахнутый ворот, до красноты целуя холеную кожу, языком поводя по солнечному сплетению, соскам, вниз к напряженному животу, где красиво перекатывались мышцы... С ненавистью вцепился взглядом в тугой узел на животе. Бьякуя хотел помочь, но Ренджи отвел его руки. - Я сам, капитан. Черноволосому шинигами ничего не оставалось, кроме как откинуться на футон и наблюдать за Абараем, который нарочито медленно, чтобы унять дрожь, колдовал над завязками. От его нечаянных прикосновений в паху вспыхивал и отпускал жар. Ренджи во всей своей загорелой наготе не скрывал возбуждения. Наконец, хакама поддались Абараеву напору. На Кучики взглянули осторожные глаза. Можно? Он не знал. Он просто не хотел сопротивляться. - Вазелин на полке, - прошептал Бьякуя и закрыл глаза. Тело просило, слабое, глупое. А ум острый и холодный, как лезвие, думал о делах, о том, что могут войти и увидеть, о разговорах десятки лет назад, и о том, что Укитаке был прав, когда сказал, что не умеет Бьякуя наслаждаться. В сердце заныла пустота. Может, он и любить никогда не умел. Что ты творишь?! Разве ты не понимаешь, кто ты и кто ... этот? Бросить бы все. Очевидно, Ренджи обнаружил вазелин, потому что на грудь Бьякуе вернулось жаркое дыхание. Губы тронули его сосок, потянули. Из горла вырвался сдавленный выдох. - Ренджи, - Бьякуя взглянул на него. - Быстрее. Взгляд потемневших глаз пронзил Абарая насквозь. - Да, капитан. Он выдавил себе на руку смазку и наклонился над его бедром. Взял в рот и одновременно ввел палец. Бьякуя облизнул губы, сфокусировав взгляд где-то за плечом. Что бы Ренджи ни отдал за искру страсти в этом холодном взгляде... Он шевельнул пальцем, языком, и голова Бьякуи запрокинулась, кенсейкан впился в одеяло, бедра подались вперед, красивая шея напряглась. Внутри оказались два пальца. Бьякуя напряженно дышал. Ренджи выпустил его член и сильно толкнулся пальцами внутрь. Он не протестовал. Ренджи зажмурился, прогоняя ревность и обиду неизвестно на кого, и отругал себя - знал же, как только Бьякуя про вазелин сказал, что тому не впервой. "Ревнуешь. Влюбился что ли?", - отозвалось мрачно в голове. Краска бросилась в лицо Ренджи. И правда влюбился, даже больше чем надо, после их вечера наедине. Знал и все же надеялся, что это лишь похоть, которая выгорит после одной ночи. Он никогда не мог его победить - ни в открытом бою, ни в чувствах. Всегда проигрывал Кучики Бьякуе. Невозможно избавиться. Не мог оторваться от него. Вкус его кожи на губах сводил с ума, ломал волю. А он? Он продолжал смотреть куда-то в сторону, думая неизвестно что. Люблю его. Все равно его люблю. Ренджи вынул пальцы, нагнулся над капитаном, глядя прямо в строгие глаза. Вдруг закружилась голова. Он не верил, что ему позволят. - Да, Ренджи, - шепнул Бьякуя.
Ренджи вошел в него, хотя колени дрожали в панике. Бьякуя едва слышно
застонал. Начав двигаться, Ренджи сам не сдержал хриплого вскрика. - Кучики-тайчо... - Ренджи запрокинул его колено на плечо, вошел еще глубже, наклонился к груди, к шее с малиновыми следами от засосов. - Как... лучше? - Делай как хочешь.. Недостаточно. Он хотел увидеть страсть.. безумие на лице Кучики, чего никто, возможно, не видел. Бьякуя запустил руку в темно-рыжие волосы, и пока лейтенант, привыкая, двигался осторожно, пальцы то сжимались, то отпускали. Взгляд запутался в волосах, которые занавесили малиновой бахромой всю комнату. Рука скользнула на взмокший загривок, вцепилась в плечо, ободряя, подстегивая. - Кучики-тайчо... Бьякуя взглянул вверх, где на него прямо смотрели карие глаза, и его обожгло стыдом за то, что позволил... какому-то лейтенанту... бродяге... - Не смотри. - Кучики-тайчо, - Ренджи наклонился еще ниже, и его губы коснулись щеки. Он сглотнул, кадык дернулся. - Можно... вас по имени? Запрети ему, ты сошел с ума. Ты забыл, кто ты? Ренджи задвигался сильнее, яростнее что ли, так что больно стало. Внутри все перевернулось, тело подхватило ритм, не желая отпускать. Бьякуя закрыл глаза и выдавил сквозь зубы "да". Получился длинный стон. - Бьякуя, - удовлетворенно выдохнул Ренджи, чуть отпуская, но только затем, чтобы вломиться глубже, будто насквозь. - Бьякуя-сама... Бьякуя задохнулся - он хотел сказать, чтобы его не смели называть "сама", но слова смешались, когда во рту оказался язык Ренджи. Он обхватил этого наглеца обеими руками, прижался к нему податливо, чувствуя, как колотится Ренджино сердце и как щекочут плечи длинные волосы. Как у Укитаке-тайчо... так хорошо... Ренджи исступленно врывался в его тело, его голос хрипло срывался, когда он произносил его имя... Бьякуя застонал сквозь зубы, отворачиваясь, чтобы Ренджи не видел, как удовольствием обожгло лицо так, что кожа заалела. В глазах потемнело, все мысли потеряли ясность и утонули в жарком движении. Он бы хотел продолжать и продолжать греться в этих руках, требовательных, делающих что им вздумается. - Рен...джи... Абарай подхватил его ногу, обнял за шею другой рукой, зарываясь лбом в висок. Плевать, что царапается кенсейсан, на все сейчас плевать. Только бы не отпускать своего капитана. Бьякуя открыл глаза, а взгляд остался пустой, словно растворившийся в его объятиях. Ртом поймал воздух. - Бья...Бьяку... я, - Ренджи закусил черные волосы, и на выдохе измученно, - я вас люблю. Абарай... Бьякуя спрятал лицо в его плечо. Скоро. Лучше бы никогда не кончалось. В ушах то ли кровь шумит, то ли дождь. Дождь не пустит к ним никого, они ото всех спрятались за раскатами грома и слепыми молниями. Ренджи хотел видеть его. Для этого оторвался, поднялся на руках, рассматривая тени на изящных чертах лица. Если бы он не был одним из благородных... нет, лучше не фантазировать. - Не останавливайся, - попросил Бьякуя. Плечи затряслись от напряжения, бедрам уже просто больно. В глазах стоят слезы, все как в тумане. Кто только придумал, что от этого получают наслаждение. Наслаждение в том, что даже сейчас, когда уже нет сил, тебя обнимают, тебя еще желают, забывая про все, что их разделяет. Еще несколько резких неконтролируемых движений. Ренджи схватил его за плечо, дернул к себе, чтобы глубже. Прижался губами к его губам, ловя дыхание и неразборчивые слова, сказанные, когда думать уже невозможно. - Люб..лю, - Бьякуя выгнулся, - ..тебя... Да, только такой тебе и нужен, чтобы неприрученный был, горячий... - Бьякуя! - Ренджи застонал в оргазме, продолжая двигаться. Тело больше не подчинялось ему, он даже не мог приказать себе пошевелить пальцем. Он хотел этого признания. Он получил все, что хотел, - в привычно ледяном взгляде скользило страстное требование, почти просьба. Только он не чувствовал себя от этого счастливее. Хотелось реветь в голос и клясться Кучики-тайчо, что он никогда, никогда не сделает ничего такого, что расстроит капитана, только бы Бьякуя оставил его рядом. Через мгновение в голове прояснилось, и он сполз на его бедра. Кучики тяжело дышал, спина прогибалась в погоне за ускользающим теплом. Он кончил почти сразу, как только Ренджи взял в рот; Бьякуя вскрикнул, отвернувшись, с разбросанными по лицу мокрыми черными волосами. Ренджи стер пот, сперму, слезы с лица, рухнул на пол рядом с капитаном, совершенно без сил, и тут же провалился в глубокий, но недолгий сон. Когда он проснулся, светильники еще горели, Бьякуя в полузавязанной юкате стелил одеяло на полу. Ренджи пружинисто поднялся, потушил свет и задвинул фусума. Подхватил с пола одежду, затем капитана, затащил все добытое на футон. Бьякуя без слов выскользнул из юкаты, укрылся ею как одеялом, взглянул на лейтенанта строго и закрыл глаза. *** Утро принесло с собой солнце. Легкий ветер сбрасывал капли с сияющей листвы, и они разлетались радугой по саду и молотили по деревянной веранде. Ренджи проснулся, когда солнечный луч заполз на его щеку. Бьякуя лежал лицом к нему. Он еще спал. Длинные ресницы чуть дрожали. В комнате было свежо, юката, которой укрывался капитан, сползла до пояса. Ренджи захотел обнять его, но не посмел. Ему стало страшно. Несмотря на бурную ночь вместе, Кучики был его капитан. Хоть и считались тринадцать отрядов огромной семьей, но спать с вышестоящими по чину было страшным нарушением (как бы не отшучивался Юмичика, что при правильном подходе начальство может закрыть на это глаза). Но в то же время вот он - спит рядом, только протяни руку и можно убрать с лица тяжелые пряди шелковых волос. Ренджи сглотнул - к горлу поднялась горячая нежность, от которой щипало глаза. Он встал, нашел свою высушенную форму и таби в соседней комнате, оделся. Сейчас надо добежать до входа по веранде вокруг дома, найти свою обувь и домой, пока никто не видит. Сёдзи зашелестели, когда он отодвинул створку. Наверняка, это разбудит Бьякую. Он придумает какое-нибудь объяснение, потом, в офисе. Он только собирался выскользнуть незаметно в сад, как за спиной раздался тихий голос: - Уходишь? Он не знал, что сказать. С чего начать - с извинения, с благодарности, с вопроса? Бьякуя стоял на пороге спальни в мятой юкате, прижимаясь виском к деревянной перегородке. Солнечный свет крался по полу к его голым ногам. - Нельзя, чтобы нас увидели вместе, капитан, - пробормотал Ренджи. - Подойди, - это приказ. Абарай виновато подчинился. Бьякуя обхватил рукой его шею, прижался губами к губам. - Никогда не смей так уходить, ясно? И тогда все стало хорошо. Ренджи ухмыльнулся самодовольно, обнял капитана дрожащими руками, боясь, что больше не сможет уйти. - Можно я приду еще? - Да. Я позову. Но никто не должен знать. И, Ренджи, представь, что тебе это все приснилось... - он не договорил, потому что Абарай закрыл его рот своим. Где-то в саду гулко стукнул какэхи, и они тут же расцепили объятия. - Иди. - Конечно. Ренджи выскочил на энгаву и промчался до входа. Завязал сандалии и рванул через сад. Хакама тут же до колен вымокли. Он провел рукой по листьям и умылся росой. Оглядываясь, как вор, он перемахнул через высокий забор и помчался до казарм. Ветер обжигал веки. Он не чувствовал себя победителем, хотя узнай кто, что он затащил в постель Кучики Бьякую, к нему, как к главному дон жуану, приходил бы за консультацией весь Сейрейтей. Но он никому не скажет. И не потому, что Кучики-тайчо так велел, и не в совести дело. Бьякуя был только его. Хрен он что расскажет, даже если двенадцатый отряд в полном составе придет его пытать. Незамеченный никем, Ренджи добрался до своей комнатушки. И остановился у дверей. На пороге сидел, скрючившись в три погибели, клюя носом и грея в руках непочатую бутыль сакэ, Рикичи. Он проснулся при звуке шагов Абарая. - Лейтенант, - улыбнулся Рикичи. - Вот, сакэ... - сощурился спросонья. - А, уже утро... Ренджи обомлел. Первая мысль была, что кто-то знает, что он ночевал у Кучики дома. Вторая - что какой же Рикичи глупый, не понял шутки. Но ведь притащил чертово сакэ. Выпросил у кого-то. Ждал его. А Ренджи и думать забыл. - Нефиг торчать на холоде. Заболеешь же, - Ренджи подхватил его под мышку и втащил к себе в комнату. - За сакэ спасибо. Пригодится. Рикичи схватил его рукав и ткнулся лицом в плечо и напрягся, когда вдохнул запах Абараевой кожи. От лейтенанта пахло капитаном - волосы, даже одежда, все пропиталось запахом Кучики. Такими же благовониями пахла белая хаори. Так же ледяной лавандой пахли черные волосы, когда Кучики быстрым шагом проходил в офис, не замечая Рикичи, словно тот был столбом на пути. Почему лейтенант пришел под утро, провоняв насквозь ненавистным... И взгляд потусторонний, как у Кучики - смотрит на тебя и будто не видит. Рикичи зажмурился. Нет. Он не спросит. Он даже виду не подаст, что догадывается. Ренджи крепко обнял паренька. Мысленно он еще находился рядом с Бьякуей, целовал его губы, грубыми руками вынуждал его лечь на одеяло и вырывал у него признания - слово за словом, ранившие его самого, эти ласковые слова, которых он мечтал услышать. Если бы можно сейчас вернуться... Но нельзя. Если встречаться часто, кто-нибудь заподозрит неладное. - Ренджи-сан, - придушенно пискнул Рикичи, не вырываясь. Ренджи не видел, как намокли ресницы Рикичи, не почувствовал, как бледный офицер яростно сжал его косоде. Кучики... Все равно ничего у этого колдуна злого, не выйдет. Не ровня ему Ренджи - пусть среди своих благородных выбирает. Не сможет приворожить, не подействует его зелье на Абарая. Обожжется. Ренджи стоял и слушал, как просыпались казармы. Ждать, ждать, ждать, когда он так близко. Невыносимо. Не прошло и десяти минут, как они расстались, а тоска уже вгрызается голодом в сердце. В животе все горит, не унять. Никакого облегчения эта ночь не принесла, только голову вскружила. Влюбился. Совсем свихнулся, Абарай. В кого влюбился-то? И ты думаешь, Кире не повезло, или Шюхею? Этой сволочи Ичимару даже притворяться не надо - если у него настроение хорошее, то Кире счастье, а если нет, так все держатся подальше. Шюхей с Юмичикой играет в свои игры, они и без Ренджи замечательно справлялись, и дальше справятся. Ну, поссорились, ходят, не замечая друг друга, но ведь через месяц обратно сбегутся на радость всему Сейрейтею. А ему-то сейчас что остается, кроме как пытаться угадывать по холодным глазам, когда будет следующая ночь и будет ли? Ренджи очнулся от мрачных мыслей и заметил, что Рикичи весь горит. Он пощупал его лоб. - Придурок, - вздохнул лейтенат и подтащил его к шкафу, вынул футон, бросил на пол и заставил Рикичи лечь и закутаться в одеяло. - Пока спи тут и не дергайся, я позову Иемуру из четвертого и как-нибудь объясню капитану, - наказал он. Рикичи послушно закрыл глаза, но едва Ренджи отошел, принялся наблюдать за ним сквозь ресницы. Лейтенант приоткрыл окно, достал из стола сигареты, щелкнул зажигалкой, добытой, как и сигареты, в мире живых, и закурил. Руки у него дрожали. На улице стало оживленнее. Шинигами просыпались, рабочий день начинался. Но пока в офисе не появится капитан, никто всерьез не принимался за дело - слишком жарко августовским днем, неохота изображать активность. Пока в офисе не появится капитан... Ренджи стоял, прислонившись к стене, вдыхая успокаивающий дым, пропитываясь начинающейся жарой. Слова, сказанные вчера Бьякуей, звенели в голове. Любит его... Что же ты натворил, Абарай, мать твою за ногу. Что же делать с ним, влюбленным таким капитаном? Потому что ты ведь тоже его любишь, даже ненавидя лютой ненавистью, как любого, кто сильнее тебя. Все оказалось гораздо хуже, чем он мог себе представить. Лучше бы они посчитали все это баловством - как было с Шюхеем - и разбежались бы под утро. Ренджи боялся теперь каждой ошибки, каждого слова. Успокойся. Может, он каждому, с кем спит, в любви признается. Ревность, мать ее... Ебанутый ты, Абарай, на всю голову... Все же хорошо получилось. Слишком хорошо. Он закрыл глаза и слушал, когда блеснет у ворот знакомое рейацу, чтобы бодро поприветствовать начальство и принять бумаги из холодных рук. Снова мечтать о Кучики, иногда обожать его, иногда ненавидеть, но всегда - не щадя сил. Спустись на землю, Абарай-фукутайчо. Где-то должен быть подвох. Не может все у тебя быть гладко, ты же идиот. Через неделю все полетит к чертям собачьим... В открытое окно залетела адская бабочка. Ренджи протянул руку. Ну вот и оно, спорю на что угодно, подумалось вдруг. Бабочка покружилась в сигаретном дыме, опустилась на палец. Миссия. Забрать Рукию к черту из мира живых. Отлично. А, ее еще и обвиняют в превышении полномочий? Замечательно. То что надо именно сейчас. Ренджи стряхнул бабочку, отвлеченно подумал, кто же о ней позаботится, если дежурный смотритель в данную минуту сладко дрыхнет в его постели.. Леший с ней. Он смял сигарету, не обратив внимания, что ладонь обожгло. Вспомнил вдруг, что забыл полотенце у капитана. Может, сбегать, пока никто не видит? Нет. Возьми себя в руки, Абарай. Ничего не поменялось в мире. Тот же жаркий август. По обыкновению, нелепые поручения, горы бумаг, охота на Пустых, тренировки. Черные пронзительные глаза, как лед за шиворот. Ошеломляющая рейацу. Тихая поступь, развевающийся шарф и вырезанная будто взмахами катаны цифра шесть на спине. Привычка опускать глаза и склоняться в поклоне. Те же сплетни о начальниках за пивом с приятелями. Голодные вечера в пустой комнате. Все по-прежнему. Но мир изменился. Прошел дождь. <<
|| The End |