Не враги

 

Автор: Смолка

 

Бета: Ira66

 

Фэндом: В.Камша «Отблески Этерны»

 

Пейринг: Рокэ Алва/Эгмонт Окделл, Рокэ Алва/Лионель Савиньяк

 

Рейтинг: R

 

Жанр: слэш, пожалуй, драма

 

Дисклеймер: герои и весь мир Кэртианы принадлежат Вере Камше

 

 

Пасмурный день обещал завершиться дождливым вечером, кони неторопливо пили мутную речную воду, коноводы перебрасывались ленивыми шутками, а Повелитель Скал сидел поодаль, бездумно глядя на противоположный берег. Там расположилось крыло генерала фок Варзова, очень скоро товарищи должны были выступить навстречу врагу, остающимся отдавалась роль прикрытия. Грегори Карлион так и не появился, Рокслей подчиненным не показывался. О планах штаба и отсутствии известий о пропавшем генерале Эгмонт узнал от Лионеля Савиньяка. По его словам, в армии считали, что Карлион попал в плен вместе с начальником штаба, порученцами и вестовыми. Но что в связи с этим собирался предпринять Рокслей, оставалось неясным. Фок Варзов волевым решением заставил маршала назначить на место Борна молодого, способного бергера, который всем сразу понравился. Кавалерией по-прежнему командовал полковник Алва, хотя и без приказа. На вопрос Эгмонта, почему граф Варзов не вмешается и в этом случае, Савиньяк ответил загадочным хмыканьем, но после пояснил, что Рокэ просил своего бывшего эра не давить на маршала, а подождать известий о Карлионе. Окделлу пришлось удовлетвориться полученными сведениями, с Рокэ они теперь разговаривали только по делам службы.   

Сотню раз Эгмонту хотелось подойти, объясниться, но холодные глаза Алвы останавливали его на полдороге. Молиться Окделл не смел, такой грех не простит даже Леворукий, а плакать не мог – слез не было.

 

- Полковник, вы позволите? – Савиньяк, не дожидаясь приглашения, уселся рядом, поправив новенькую капитанскую перевязь. Граф Лионель никогда раньше не жаловал герцога вниманием, но в последние дни часто оказывался рядом и заговаривал без нужды. В другое время такая странность немало удивила бы Эгмонта, сейчас же обыденность словно отодвинулась, и он видел мир сквозь мутную, серую пелену.

 

- Фок Варзов выступает послезавтра, - сообщил капитан, - маршал выделяет ему четыре полка кавалерии и два пехотных полка. В штабе думают, что гаунау собрали большие силы и оставшимся следует держать ухо востро. Как бы нас не взяли в клещи!

 

- Кто вам это сказал? – вяло поинтересовался Окделл.

 

- К Рокэ прискакал порученец фок Варзова, Алва читал мне письмо, - пожал плечами Лионель. 

 

Как же это… невыносимо. Все могут говорить с Рокэ, - Савиньяк, фок Варзов, ызарг Рокслей, слуги, коноводы. Все, только не Эгмонт Окделл! Для него у Алвы не найдется ни времени, ни желания.

 

- Полковник, я могу дать вам совет? – в тоне капитана слышалось несвойственное ему смущение. - Просто пойдите к Алве, он сейчас один.

 

Окделл резко повернулся и уставился на Савиньяка:

 

- Что вы хотите этим сказать?

 

- Что слышали, Окделл! – Лионель поднялся, раздраженно хлестнул плетью по голенищу сапога, - Поверьте, Рокэ тоже… не сладко. А ваш обожаемый Борн еще дешево отделался.

 

Капитан, круто развернувшись, почти побежал к лошадям.

 

Лионель знает? Неужели Рокэ мог ему довериться?! Нет, это казалось неправдоподобным, Алва не откровенничает ни с кем. Да и какая, в сущности, разница? Он последует совету Савиньяка и будь что будет! Если Рокэ прогонит его, что ж… На этом предположении Эгмонт вынужден был остановиться. Жизнь без Алвы не имела смысла, а добровольная смерть невозможна. Человек Чести может искать гибели только ради своего короля и Отечества.

 

Окделл быстрым шагом направился прочь от реки, к главной площади деревни, в которой остановились конные части. Сам Эгмонт ютился вместе с офицерами своего полка в доме местного нотариуса, но Ворон ухитрялся жить с комфортом даже в походных условиях. Староста деревни уступил полковнику Алве свой дом. Как шутили кавалеристы, почтенный человек не выдержал просьб молоденькой жены, плененной чарами красавца-герцога. Сплетня походила на правду.

 

Взбежав на деревянное крыльцо, Эгмонт решительно постучал. Дверь тотчас открыли, на пороге стоял худощавый кэналлиец. Игнасио, камердинер Рокэ, вспомнил Окделл. Слуга смотрел на герцога так, словно тот явился просить взаймы, причем лично у него и в четвертый раз.

 

- Господина нет дома, - не дожидаясь вопроса, буркнул кэналлиец. Не может быть! Лионель сказал, что Рокэ здесь, да и в окнах второго этажа горел свет масляной лампы. Эгмонт, подвинув Игнасио плечом, протиснулся в коридор и громко позвал:

 

- Рокэ! – камердинер не сделал попытки вытолкать бесцеремонного посетителя на улицу, просто молча его рассматривал. Это раздражало, но и обнадеживало. Может быть, Алва все же не приказывал не пускать конкретно герцога Окделла? Эгмонт крикнул еще раз. Дверь наверху распахнулась и в освещенном проеме появился Алва. Он был в расстегнутой черной рубашке и что-то держал в руке. Несколько секунд хозяин и гость безмолвно глядели друг на друга, а потом Рокэ приглашающе мотнул головой. Только одолев один пролет, Эгмонт осознал, что увидев Рокэ, задержал дыхание.

 

- Меня нет, Игнасио, даже если появится маршал, - с нажимом произнес Алва, пропуская Эгмонта в комнату. Злости в его голосе не чувствовалось, значит, он не так уж рассердился на слугу, пустившего незваного гостя. Создатель, Леворукий, все демоны и боги, сделайте так, чтобы Лионель оказался прав! Эгмонт глубоко вздохнул. Дверь захлопнулась, они остались вдвоем. Алва небрежно кинул на стол какой-то предмет, это была книга в кожаном переплете, и спокойно осведомился:

 

- Красное? Белое? Ликеры? – и тут же поправился, - ах, простите, герцог, ликеров нет, белого, впрочем, тоже. Зато есть «кровь» и в достатке.

 

- Я с удовольствием выпью с тобой, но… - слов все равно не подобрать, слишком много хочется сказать и как мучительно видеть рядом с собой человека, без которого самый яркий день кажется темной ночью и самая чистая вода - тухлятиной и не сметь до него дотронуться. Окделл шагнул вперед, протянул руку и попросил:

 

- Рокэ, выслушай меня.

 

Короткая, хлесткая затрещина была ему ответом. Эгмонт схватился за щеку, ошеломленно глядя на Ворона.

 

- Еще добавить или этого достаточно для вызова? – синие глаза блестели издевкой.

 

Терпение никогда не являлось добродетелью Повелителя Скал. Напряжение последних дней, тоска, одиночество будто собрались в груди в огромный, жесткий комок и сейчас он лопнул. Окделл ударил без замаха, Ворон успел отшатнуться, но все же Эгмонту удалось задеть его подбородок. Следующий удар отшвырнул надорца к стене, но падая, он выставил подсечку и оба повалились на доски, покрытые пестрыми дешевыми половиками. Так Окделл не дрался даже в Лаик. Честно говоря, в подобной потасовке он последний раз участвовал лет в тринадцать, сцепившись с мальчишкой из собственной же деревни. Ну, был один случай, на южной границе, когда у него сломалась шпага, и он дрался с контрабандистами голыми руками, но тогда речь шла о его жизни, а сейчас…

Рокэ бил его вполсилы, Эгмонт и сам не старался причинить боль. Очень скоро Алва прижал его к полу, придавив коленями, руки уперлись в плечи – не вырвешься. Да он и не стал бы вырываться. Эгмонт сквозь упавшие на лицо волосы пытался разглядеть Рокэ. Не получалось и он нетерпеливо тряхнул головой. Тут же хватка ослабла и Алва отвел с глаз мешавшие пряди. Рокэ тоже выглядел встрепанным, рубашка распахнулась, обнажая грудь, мышцы напряглись под гладкой кожей. Алва сдавленно произнес:

 

- Ты так ничего и не понял? Для тебя я до конца дней останусь потомком предателя, проклятьем Талигойи и прочая, и прочая? Тогда мы можем разговаривать только с оружием в руках. Ну, или не разговаривать вовсе.

 

- Рокэ, все не так, - Ворон ударил его от обиды, понял Эгмонт. Радость затопила с головой, вытесняя горечь, непонимание и недавнюю злость. Пьянея от близости Алвы, Эгмонт приподнялся.

 

- А как?

 

- Вот так, - выдохнул Окделл. Обхватив Рокэ за плечи, он притянул его к себе. Поцелуй был жадным, нескончаемым. Губы Рокэ послушно раскрывались под его губами, сдаваясь и нападая, то едва касаясь, то стискивая укусом. Эгмонт толкнул бедра вверх, сильная ладонь стянула бриджи, накрыла пах. От неожиданной ласки тело будто прошило навылет, Окделл сжал зубы, стараясь сдержаться. Рокэ на мгновение отстранился. Сквозь разноцветную завесу Эгмонт видел, как кэналлиец сбросил рубашку, приподнялся и разделся полностью. Потом потянулся за чем-то к столу. Окделл почти выкрикнул:

 

- Не уходи!

 

Алва не ответив, вытянулся рядом с Эгмонтом, в его руке что-то блеснуло, будто бы небольшая бутылочка. Северянин тут же перестал обдумывать эту загадку, потому что сводящие с ума пальцы вернулись вновь. Алва повернул его на бок и Окделл, понимая, что от него требуется, развел бедра в стороны. Рокэ прижал его к себе, бесстыдные руки вытворяли уже что-то вовсе немыслимое, но Эгмонту было все равно.

 

- При чем тут политика? Я люблю… - Рокэ не дал ему договорить, закрыв рот властными, жаркими губами.

 

От первого проникновения судорога боли разошлась по всему телу, Эгмонт застонал, невольно сжавшись. Рокэ прошептал ему на ухо:

 

- Я это сделаю. Не смей сопротивляться, - о сопротивлении Окделл и не помышлял, все в нем рвалось навстречу неизвестному и в бредовый миг герцог совершенно ясно понял – он принадлежит этому человеку, телом, как и душой. И не важно, что Рокэ никому не отдаст свою душу, а его плотью не насытишься. Эгмонт, полуобернувшись в кольце рук, поцеловал горло, покрытое мелкими бисеринками пота, потом расслабился и тихо сказал:

 

- Не медли.

 

Рокэ слегка качнул бедрами, вначале медленно и осторожно. Эгмонт заставил себя раскрыться полностью и награда последовала незамедлительно. Следующие толчки – глубокие, неторопливые, потом резкие, быстрые лишили разума и воли. Окделл не стонал в голос только потому, что вцепился зубами в собственное плечо, внутри пылало маленькое солнце, прежнее ощущение заполненности сменилось острым наслаждением, потребностью отдать себя без остатка.

 

- Я хочу тебя слышать. Ну! – Алва рывком поднял его голову и одновременно вошел так глубоко, что Эгмонт сдался и закричал. Это была безумная секунда, когда их сердца бились в одном сумасшедшем ритме, а на своем затылке Эгмонт чувствовал рваное дыхание Рокэ, все своим существом ощущая ответное наслаждение, секунда длилась и длилась, но все закончилось и Окделл обессилено ткнулся лицом в пол.

 

- Твой слуга не решит, что мы друг друга убиваем? – ах, как быстро я учусь, подумал Эгмонт, не забывший, чем завершилось их «приключение» в овраге. Но Ворон поразил его и на этот раз.

 

- Игнасио? Он ко всякому привык, - откликнулся Рокэ и вдруг коснулся губами колена Эгмонта, потом поцеловал внутреннюю сторону бедра, чуть сжав зубами кожу. Когда непривычно ласковые, трепещущие губы передвинулись к паху, Окделл задрожал от нахлынувшей нежности и от вновь проснувшегося желания. Разве так бывает? Сразу после… Он не знал, что думать, горло словно сжала невидимая удавка и Эгмонт просто зарылся пальцами в черные спутанные волосы, притягивая Рокэ ближе.

 

- И впрямь – тверд и незыблем, - усмехнулся Алва, прижимаясь щекой к его животу.

 

- Как ты можешь… Кэналлийцы все такие бесстыжие?            

 

- Разве тебе этого не объяснили во младенчестве? Ты совершенно прав, мы безбожники, язычники и сластолюбцы. Впрочем, если судить по тебе, то северяне не слишком отличаются от южан, - синие глаза смеялись. Ох уж эта откровенность!

 

Алва чуть отстранился и глядя Окделлу в лицо с расстановкой продолжил:

 

- За то, что мы делаем сейчас, эсператисты сжигают, а олларианцы накладывают покаяние. Что тебе больше нравится?

 

Что ответить? Что смирился с перспективой попасть в Закат, хотя на Сады никогда и не рассчитывал? Или что все церковные и светские кары ничего не значат, если на его бедре лежит узкая, горячая ладонь, а шальной язычок выписывает на коже круги и зигзаги?

 

- Герцог, отправляйтесь в кровать, а я, так и быть, угощу вас «Черной кровью». Заслужили.

 

Эгмонт поднялся, внутренне посмеиваясь над собой. Он уже сообразил, что не всегда нужно обращать внимание на слова Ворона, проще ориентироваться по поступкам.    

 

Рокэ принес вино и не стал разливать его в бокалы, они пили прямо из бутылок и болтали о пустяках. Раньше герцог Окделл считал, что уже испытал самое искреннее и безудержное счастье, дарованное человеку – когда повитуха вынесла из спальни Мирабеллы их новорожденного сына. Теперь он был уверен лишь в одном – он ничего не знает о жизни и о самом себе.  

  

За окном барабанил дождь, Эгмонт смотрел, как в сияющих глазах Рокэ вспыхивают светлые искры, как искренний смех смягчает не по-талигойски чеканные черты лица, как падают на лоб неровно постриженные смоляные пряди и Алва мальчишеским жестом отбрасывает их рукой. Страсть ни на минуту не засыпала в Окделле, он удивлялся своему нетерпению и когда Алва поднялся с постели за очередной бутылкой, что-то в движениях кэналлийца подсказало ему – Рокэ хочет его не меньше. Просто сдерживается, давая возможность прийти в себя.

Алва остановился возле зеркала, запустил пальцы в без того растрепанную шевелюру – Эгмонт впился в него зрачками. Жаль, величайший художник Золотых земель Диамни Коро умер тысячу с лишним лет назад! Он бы оценил. Стройное, матово-смуглое в неярком свете свечей тело, руки заведены за голову, поза свободная и зовущая, он знает, что на него смотрят и наслаждается этим взглядом. Безупречно тонкая талия, узкие, мускулистые бедра, длинные точеные ноги, способные обуздать любую, самую норовистую лошадь и – неприкрытое доказательство возбуждения. Окделл встал рывком, подошел к зеркалу, обхватил Рокэ поперек груди, а другой рукой сжал там, внизу, сделал несколько ритмичных движений. Эгмонт вспомнил вечер накануне начала военных действий и то, как Алва отреагировал на ласки – так, будто его нечасто ласкали. Все правильно! Рокэ предпочитает сам дарить наслаждение, инстинктивно ограничивая себя, не позволяя ослабить жесткий контроль. Почему? Боится показать слабость, довериться чужой воле, привязаться, стать зависимым? Отчего же он разрешил это ему?

 

Эгмонт провел ладонью по груди Алвы, спустился к животу, поглаживая твердые мышцы. Тело в его руках дернулось, будто непроизвольно отстранилось. Не прекращая самой интимной ласки, Окделл дотронулся до соска, слегка коснулся пальцами, а потом резко выкрутил. Рокэ опять вздрогнул, откинул голову Эгмонту на плечо – зеркало беспощадно, бесстыдно отражало происходящее. Эгмонт чуть развернул кэналлийца к себе и приник губами к небольшому, набухшему бугорку, лаская языком, сжимая зубами. То же самое он проделал со вторым соском. Рокэ трясло все сильнее, но он молчал, только дыхание стало неровным. Давешний пузырек с маслянистым снадобьем валялся на полу. Надорец подобрал его, смазал пальцы и плавно ввел один внутрь. Эгмонт прекрасно знал, что тогда, в первый раз, он все же причинил Рокэ боль и не хотел это повторять. Через минуту короткий стон дал ему понять – он все делает правильно. Эгмонт поднял глаза на зеркало – Создатель! Никогда ни на чьем лице он не видел такого выражения – призывно приоткрытые губы влажно блестят, скулы горят огнем, а в глазах полыхает откровенная жажда. Он вновь не узнавал Рокэ. Ироничная, надменная личина слетела как по волшебству. Ему удалось пробить броню вечной сдержанности и это было почти страшно.

 

- Раздери тебя закатные кошки, Эгмонт… - процедил Алва сквозь зубы.

 

Родившийся из ниоткуда испуг, враз обмякшее, покорное тело под его руками подстегнули как удар хлыста. Он толкнул Рокэ вперед, обнимая крепче и вошел резко и до конца – плоть стиснуло жаркими тисками. Этот человек сам похож на демона, вырвавшегося из Заката! Кто еще может отдаваться так неистово, так яростно, кто может так сводить с ума?! Нет сил сдержаться, осталось одно безудержное стремление – сильнее, ближе, ближе… И еще – вырвать признание, знать точно - не ты один горишь в проклятом огне. Черные пряди хлещут по лицу, по груди, громко, сорванным голосом:

 

- Рокэ, ох, что же делаешь со мной… Рокэ, ответь, я тебе нужен? Рокэ…

 

- Замолчи… прошу тебя…

 

****

 

Ноздри щекотал терпкий аромат, абсолютно точно знакомый, но с необычной ноткой. Герцог Окделл протер глаза и увидел прямо перед собой дымящуюся чашку – несомненно, будоражащий запах исходил от нее.

 

- Как ты умудряешься вставать на утренние построения, столь любимые нашим ызаргом? Пей, а не то весь день проспишь, - Рокэ стоял у кровати и протягивал ему странный напиток. Кэналлиец уже явно успел привести себя в порядок, волосы блестели от воды, свободной рукой Алва то и дело поправлял сползающий с голых плеч мундир.

 

- Что это? Средство от похмелья?

 

- Герцог Окделл, вы не узнали шадди?! Правильно Сильвестр не доверяет вам. Я бы тоже не доверился человеку, путающему чудо Багряных земель с лекарством!

 

Это шадди? Такой вкусный, крепкий – невероятно! Мирабелла варит совсем другой.

 

Сон пропал окончательно, при свете утра все казалось другим, только Рокэ прежним – смеющиеся глаза, легкая, теплая улыбка, ленивые, расслабленные движения. Алва сбросил мундир и накинул на себя простыню. Черные волосы на белой ткани – как необычно и… красиво! Впрочем, Рокэ как не наряди, хоть в дерюгу…

 

- Тебе очень идет белое.

 

Алва усмехнулся, коротко и как показалось Окделлу, с оттенком злорадства.

 

- Его Величество такое однажды брякнул. То есть он сказал – на вас, Рокэ, так чудно смотрится черное с белым. Дорак чуть не подавился, кстати, именно шадди.

 

- Не понял. Что так рассердило кардинала?

 

Алва смотрел на него со странной улыбкой.

 

- Не понимаешь – твое счастье.

 

Черное и белое – цвета династии Олларов. Что б там не подумал Дорак, а Повелитель Ветров выглядел бы на троне куда лучше толстого Фердинанда. Окделл хотел сказать это вслух, но удержался. Было заметно, что Алве эта тема удовольствия не доставляет.

 

- Ты прав, твой шадди чудесен. Неужели ты умеешь его готовить?

 

- Разумеется, нет, - Рокэ оперся локтем на согнутые колени Эгмонта, - этому искусству учатся годами. Зато теперь я умею подавать шадди в постель заспанным вельможам. Урок полезен – я стал лучше понимать Игнасио!

 

- Ты меня просто спас, - Окделл с тревогой вглядывался в лицо Алвы. Сколько еще продлится его безмятежное настроение?

 

- Не стоит благодарности. Просто я подумал, что появления здесь моего слуги ты не переживешь. Решил не подвергать твою Честь таким испытаниям.

 

- Рокэ, - Эгмонт осторожно погладил выглядывающее из простыни плечо, - ты не собираешься меня выгонять? Я провел ночь в твоей постели…

 

- Не собираюсь, - ухмыльнулся Алва, - сегодня не ожидается ничего интересного, а Рокслей решил освоить ремесло затворника. К тому же, - с этими словами Рокэ легко перекатился через лежащего Окделла, улегся рядом и пристроил голову ему на грудь, - я хочу еще.

 

Леворукий и все его кошки! Какая магия таится в этом человеке? Как он умудряется одним словом довести до бешенства, до отчаянья, или как сейчас – до дикого смущения и острого желания?

 

- Я тоже, мне тебя мало, - Эгмонт провел пальцами по обнаженной груди, - но ты позволишь мне спросить кое о чем? Видишь ли, я не хочу, чтобы завтра ты опять смотрел на меня как на пустое место.

 

- Ты удивительный человек. Всегда умудряешься сделать сложным самое простое, - Окделл мог бы ответить тем же.

 

- Хорошо, я скажу просто. Почему ты заподозрил Карла Борна в измене? У тебя есть другие доказательства, кроме письма?

 

Со своего места он видел только подрагивающие стрелки черных ресниц – не понять, рассердил ли Алву вопрос. Рокэ перевернулся на живот, положил скрещенные руки на грудь Окделла и оперся о них подбородком. Синие глаза смотрели без раздражения и без привычной насмешки.

 

- Я не могу ответить на твой вопрос. Потому что не хочу тебе лгать.

 

- О, спасибо и на том! Но ты хотя бы можешь сказать, зачем затеял поединок, почему не отдал Борна приставам?

 

Вот теперь перед ним настоящий Ворон! Губы скривились в усмешке, темная бровь слегка приподнята – воплощение иронии.

 

- Создатель! Будь милосерднее к душе соберано Алваро, где бы она ни пребывала! Или, может быть, стоит просить о милости Леворукого? В любом случае – пусть покойный герцог Алва знает, что его сын на веки вечные сохранит к нему чувство благодарности.

 

- Рокэ! Опять издеваешься? Причем здесь твой отец? - возмутился Окделл.

 

- При том, герцог, что нас воспитывали в одинаковых традициях, готовили к одной роли – наследников. А мы выросли разными. Я злился на отца и не понимал, зачем он заставляет меня заниматься совершенно ненужными вещами, но он был прав. Я хотел бы сейчас попросить у него прощения. Хвала Повелителю кошек, соберано не мог допустить, чтобы его наследник был также ограничен, как единственный сын герцога Окделла.

 

- Рокэ Алва!

 

- А что, разве ты не считаешь единственным приемлемым занятием для герцога, для Человека Чести глупое размахивание титулом и шпагой? Ты всегда будешь проигрывать, Эгмонт, потому что не видишь дальше своего носа.

 

- Ты соизволишь, наконец, пояснить…

 

- Соизволю. Тебе идет злиться, Эгмонт, у тебя глаза становятся такие…знаешь, как камни после дождя? Серебряные капли…

 

Злость мигом растаяла. Растворилась в прикосновении горячих, требовательных губ. Рокэ на секунду оторвался от него, провел пальцем по верхней губе, по подбородку, едва касаясь кожи и вновь приник к его рту. Эгмонт невольно застонал, подаваясь навстречу, в паху возникло ощущение знакомой сладкой тяжести, и все же он заставил себя прервать наваждение.

 

- Ну, нет! Ты мне объяснишь или…

 

- Или что? Поцелуешь меня сам? – Алва смотрел на него с насмешливой нежностью.

 

Не ответив, Окделл вцепился в него обеими руками и впился в улыбающиеся губы – жестко, властно. Простыня мешала, Эгмонт отшвырнул ее прочь, сходя с ума от внезапного прикосновения обнаженной кожи. Горячие, сильные ноги стиснули его бока, он резко приподнял бедра Рокэ, заставляя его опуститься на болезненно твердую плоть. Алва выгнулся дугой, принимая его в себя и замер под ласкающими ладонями.

 

- Хочешь еще? Ты сам сказал…ты отличный наездник, но я – не мориск, посмотрим, как ты справишься…ну же, давай…

 

Эгмонт не мог поверить, что это он несет такую несусветную, площадную похабщину, но Рокэ, похоже, нравилось. Он хрипло, тихо засмеялся и всем весом надавил на Эгмонта. Все поплыло перед глазами, судорогой скрутило мышцы. Эгмонт не знал, что возбуждает сильнее – плавные движения Рокэ или его широко распахнутые глаза, в которых не осталось ни капли насмешки, и закушенные в тщетном усилии сдержаться губы. Сумасшествие, морок, безумная игра…Алва принял вызов, любовнику Повелителя Скал не нужна была жалость, но и он не пожалел того, кого, захлебываясь собственным стоном, обзывал такими словами, каких не слышал ни один самый строптивый жеребец.

 

- Где-то тут была бутылка, - пробормотал Рокэ, откидываясь на подушки и проводя языком по распухшим губам, - посмотри под кроватью.

 

- Ты пьяница, - укоризненно сказал Эгмонт, стараясь выровнять дыхание, но ему тоже требовалось выпить и он, послушно пошарив рукой под постелью, вытащил на свет бутылку.

 

- Я не пьяница, я – кэналлиец, - засмеялся Рокэ, - вам, северянам, не понять, как можно пить, не спиваясь. Спроси у своих приятелей Эпинэ.

 

Эгмонт высоко поднял открытую бутылку над головой.

 

- Все, больше не заговаривай мне зубы! Объясняй, почему ты не передал Борна в руки правосудия! И при чем здесь разница в нашем воспитании?     

 

- Ты меня отвлекаешь от пояснений, - произнес Рокэ с наигранно серьезным видом, - тем, что не даешь спокойно выпить. Отдай бутылку!

 

- Уговорил, отдам. Но если попробуешь увильнуть, мы повторим то, что сейчас делали.

 

- Вы считаете, это звучит как угроза, герцог Окделл?

 

- Рокэ!

 

- Меня назвали в честь очень странного святого. Святой Рокэ не ладил со своими собратьями эсператистами, говорят, парочку просто утопил в море. Хотя, быть может, это кэналлийский фольклор…Эгмонт! Мне еще понадобятся мои волосы! Хотя бы для того, чтоб шляпа не падала. Ладно, я сдаюсь!

 

Алва отхлебнул прямо из горлышка, блаженно зажмурился и в этот момент герцог Окделл подумал – я буду любить его вечно, пусть ему не нужно признание, пусть время и обстоятельства разделят нас, все равно… я люблю.

 

- Тебе знакомо понятие «недостоверные улики»? А «субъективные доводы, приведшие к искажениям в процессуальном дознании, основанные на субъективных предпосылках, истолкованных во вред подвергшемуся судебному преследованию»? Нет? Я так и думал.

 

- Что за чушь ты городишь, - пробормотал Окделл. Ворон опять издевается, не иначе.

 

- Проще говоря, - сжалился Рокэ, - Борна нельзя было осудить из-за той мерзкой бумажки, которую ты откопал в его ящике. То есть, кое-кто с восторгом ухватился бы за это письмо, но дальше нескольких допросов дело бы не пошло. Пытать дворянина без веских доказательств измены невозможно.

 

- Ты уверен? И откуда у тебя такие познания? Ты разговариваешь как… прости, как судейская крыса.

 

- Разумеется, герцог Алва должен падать в обморок при одной мысли о приставах, толковании законов и прочем. Это же недостойно дворянина! А если, паче чаяния, Повелителю Ветров понятен сутяжнический жаргон, то он должен тщательно это скрывать. Но я не Человек Чести. Я не боюсь испачкать руки, добиваясь своей цели. В этом и состоит разница между нами, Эгмонт.    

 

- Где же ты нахватался этого жаргона?

 

- Объяснять долго и неинтересно. Просто поверь мне на слово – Борна уличили в измене, но доказать факт предательства, хм, за это не взялся бы даже Дорак.

 

- Мне интересно все, что касается тебя, Рокэ. Мы лежим в одной постели, ты… - для меня ближе и дороже всех на свете, хотел было сказать Эгмонт, но вовремя удержался, - я знаю твое тело, но ты все еще для меня загадка. Я хочу понять в тебе хоть что-то. Как ты жил до нашей встречи, кого любил и кого ненавидел. Пожалуйста, я хочу знать, что происходит в этой упрямой голове!

 

- Да, наверное, ты имеешь право знать, с каким мерзавцем связался, - Алва улыбнулся, как показалось Окделлу, слегка смущенно, - Я обязан такими малоподходящими для человека моего происхождения знаниями своему отцу. Понимаешь, когда соберано Алваро подал в отставку, я страшно обрадовался…

 

- Обрадовался!? – Эгмонт не поверил своим ушам. Быть единственным сыном Первого маршала Талига и обрадоваться отставке отца? Все военные этой страны отдали бы палец за подобную удачу.

 

- Мне было семнадцать лет, - вздохнул Рокэ, - что же, думаешь, очень приятно, если половина твоих сослуживцев смотрит на тебя как на бесспорного протеже всемогущего Первого маршала, ждет заскоков и кривляний, ждет, что отец сразу втащит тебя на самый верх и убережет от опасностей войны? А другие – еще хуже. Льстят на каждом шагу, надеясь угодить. Я был глуп настолько, что постоянно кидался в драку. Спасибо, фок Варзов не относился ко мне как к наследнику Первого маршала, иначе бы я совсем взбесился. Он гонял меня сильнее, чем всех своих порученцев и адъютантов вместе взятых. И все время повторял, что я послан ему в оруженосцы за грехи всех его предков, потому что он сам столько нагрешить не мог, при всем желании!

 

- Ты звал его «эр»? – тихо спросил Эгмонт, боясь перебить несвойственный Алве откровенный настрой.

 

- Конечно, нет. Это слово ободрало бы мне язык. Только господином генералом или просто графом. Но однажды я назвал его так - эр Вольфганг, когда три года службы закончились и он надел на меня рыцарскую цепь. Тогда я понял, как он ждал этого и ни разу не намекнул! Фок Варзов – Человек Чести, в хорошем смысле этого слова, ему было важно, чтобы его оруженосец, да еще из рода Алва, признал его своим наставником, своим сюзереном. Но он не настаивал, ждал, когда я сам пойму, что он для меня значит.

 

Рокэ замолчал, глядя куда-то поверх головы Окделла. Эгмонт слегка коснулся вороной челки, убирая со лба спутанную прядь.

 

- Как он воспринял это?

 

- Он…он… - Алва внезапно отвернулся, пряча лицо, - он прослезился. Я смотрел и не верил. А потом он сказал – Рокэ, это честь для меня. И отвесил мне подзатыльник. Наверное, разозлился, что расчувствовался. Так вот, - Алва справился с волнением и продолжал, - соберано Алваро стал супремом Талига – высший судебный чин государства. Я считал, меня это не коснется, я ведь не собирался делать карьеру нотариуса. О, наивней ничего нельзя было придумать! Через полгода после того, как я получил перевязь теньента, отец вызвал меня в Олларию, велев взять долгосрочный отпуск. Я ехать не хотел, подозревая, что соберано хочет, как минимум заставить меня таскаться по балам, а как максимум – женить на какой-нибудь герцогской дочке, а то и похуже. В действительности все оказалось еще отвратительней. Никакие королевские выходы и наряженные дуры не могли сравниться с тем, что отец мне устроил.

 

- Королевские выходы? Ты и Фердинанд… - Окделл запнулся, стараясь подавить застарелую ревность. Жадное желание узнать о Рокэ как можно больше боролось со страхом услышать такое, с чем тяжело будет смириться. 

 

- Несомненно, ты тоже проникся историями о связи между мной и Его Величеством, - Алва широко ухмыльнулся, - ты краснеешь как мальчишка, Эгмонт. Неужели после всего что было, у тебя еще остался стыд? Непорядок. Выходит, я плохо старался, развращая примерного семьянина, верного сына эсператистской церкви. 

 

- Рокэ, умоляю, продолжай.

 

- Фердинанд не был моим любовником. Этого никогда не случится. Король для меня… Я отлично помню нашу первую встречу. Леворукий и все его кошки! Больших глупостей, чем я тогда натворил, наделать было невозможно. Извиняет меня только то, что мне тогда не стукнуло и пятнадцати. Мы с отцом пришли в приемную Фердинанда, там были кардинал Диомид, его секретарь монах Сильвестр, не хмурься, и вдовствующая королева Алиса. Соберано представил меня королю – мой наследник, маркиз Алвасете, ваш верный вассал и прочая, и прочая. А сам посмотрел на меня так… знаешь, так смотрят на гувернеров, приказывая им занять чем-нибудь надоедливых детишек, чтобы взрослые могли всласть перемыть друг другу косточки. Король все понял, Эгмонт! Он глядел на меня грустно, покорно, он смирился, давно смирился с ролью безмозглого дитяти, которого нужно нянчить и забавлять погремушками. А ведь ему уже было за двадцать и это был король. Повелитель Талига! Мне будто надавали пощечин. Я решил – с моей помощью, на моих глазах, моего сюзерена унижать не будут.

 

- Что же ты сделал? – Эгмонт, захваченный рассказом, подался вперед. 

 

- Я же сказал – форменную глупость. Они уже обрадовались, что нашли для короля временную няньку и перестали обращать на нас внимание. Я прилично разбирался в предмете их разговора – речь шла о морской торговле – еще бы, будущий владыка Кэналлоа обязан знать тонкости продажи собственных вин, и не только. В общем, я перебил их и громко задал вопрос Фердинанду. С таким наивным видом, будто не смыслю ровным счетом ничего, и не отличу Померанцевого моря от Полночного. Не думаю, что познания короля сильно отличались от тех, которые я продемонстрировал. Но он мне ответил, я сам подсказал ему ответ. Я спрашивал, а он мне «объяснял». Вначале очень несмело, но потом беседа наладилась. И пока говорил король, они были вынуждены молчать! Этикет превыше всего. Кардинал Диомид, кажется, обрадовался возможности вздремнуть – все-таки он был очень стар, - Сильвестр сверлил во мне дырки глазами, наверное, прикидывал, в самом ли деле наследник герцога Алва такой осел, а вот Алиса – та прямо тряслась от бешенства.

 

- А соберано Алваро?

 

- О, отец улыбался.

 

- Он не выругал тебя?

 

- Нет. После, в карете, он сказал мне: «Маркиз, вы сотворили большую глупость, дали королю понять, как мало его уважают собственные подданные, но, возможно, поступить иначе вы не могли. Что ж, - сказал соберано, - за свои поступки следует отвечать». Впрочем, последствия моей выходки проявились сразу же. Устав ждать, когда король перестанет изображать собой короля, собравшиеся под благовидными предлогами удалились. А Его Величество повел меня осматривать коллекцию гравюр, потом дворцовую конюшню, потом познакомил с одной дамой... в общем, я едва от него вырвался. Так с тех пор и идет. Он пишет мне письма на десяти листах, спрашивает совета, предложил пост капитана его личной охраны и очень обижается, что я не хочу его принять и остаться в Олларии. Когда мы вдвоем, он говорит мне «ты», требует называть его по имени, будто мы братья и всегда приводит в пример короля Октавия и его брата-соправителя - Рамиро Алву-младшего. Но он – не Октавий, а я – не Рамиро, и времена не те. Совсем другие.

 

- Я понял, Рокэ, - сказал Эгмонт, - Фердинанд доверился тебе и ты считаешь себя обязанным защитить его.

 

- Ничего ты не понял. Я действительно обязан защищать его и его трон – я же герцог Алва. Но сейчас я слишком близок к вожделенному креслу. Если король не женится и у него не будет сыновей, я окажусь в идиотском положении. Многим кажется, что Ворон спит и видит – сорвать корону со своего братца Оллара. И самое жуткое…

 

Рокэ вдруг замолчал и прикрыл глаза руками. Окделл с тревогой встряхнул его за плечи:

 

- Ты что?!

 

- Ничего, - Алва быстро отнял ладони от лица и спросил почти шепотом, - тебе никогда не снятся странные сны? Про сердца, мечи и молнии. И кровь… повсюду кровь.

 

- Рокэ, тебе нехорошо? Не стоило вчера так много пить, да и сегодня…

 

- Со мной все в порядке. Просто я подумал, ты же - Повелитель Скал, близится время Излома… А, неважно, забудь! Я обещал рассказать о причудах моего отца.

 

Эгмонт недоверчиво покачал головой. Он еще ни разу не видел Ворона таким. На миг оживленное, юное лицо будто застыло, превратившись в маску изо льда, прекрасную в своей отчужденности, а вместо глаз – сапфиры, блестящие тысячью бездушных граней. В душах потомков Рамиро-предателя горит Закат, вспомнил он старую присказку. Все Алва прокляты, не стоит об этом забывать. Закатные твари! Рокэ не должна коснуться беда, но помочь он ничем не сможет. Расспрашивать, настаивать бесполезно.  

 

- Конечно же, в Олларии меня ждали и приемы и балы и невесты, не сказать, что меня слишком огорчало вышеперечисленное. А от кошек, желающих затащить меня под венец, я всегда умел отделываться. Сюрпризом оказалось назначение младшим клерком к одному сутяге, - как ни в чем не бывало продолжал Рокэ.

 

- Какой ужас! – Эгмонт подумал, что он сам, разумеется, собственного отца слушался во всем, но не до такой же степени!

 

- Соберано велел мне разобраться с одним запутанным делом. Не буду рассказывать подробности, они утомительны и тошнотворны. Вначале мне было скучно. Потом стало противно. Листы бумаги, на которых записывались показания свидетелей, жертв и подозреваемых, словно были пропитаны непредставимой мерзостью. Свидетели казались мне то полными кретинами, то подкупленными проходимцами. Жертвы…хотелось поубивать их за тупость и слабость или…купить им дом, что ли. А преступники лгали и изворачивались так, что запутался бы и Леворукий. Я был не в состоянии поверить, что кто-то может сотворить подобное, Эгмонт, я ночей не спал, пытаясь доказать даже не знаю что. Чтобы и овцы остались целы, и волки сыты. Через неделю копания в этом дерьме я начал кидаться на случайных прохожих. И решил, что так не пойдет, я должен доискаться до правды. Мой сутяга оказался славным малым и много часов кряду тыкал носом маркиза Алвасете в тонкости своего ремесла. Я учился, запоминал, сравнивал. И сумел-таки совместить несовместимое. Причиной преступления оказалась глупая случайность – никто не был виноват. И все же виноватыми остались все. Они отправились на галеры – и свидетели, и преступники, и даже жертвы.

 

- Какой ужас, - только и смог повторить Окделл. Владелец Надора подумал, что у него самого никогда бы не хватило терпения разбираться в таких вещах. Скорее бы он и впрямь купил дом жертвам, а преступников велел бы отстегать плетьми.

 

- Подумай, настоящие клерки занимаются такой работой каждый день. Впрочем, им за нее платят. Каждый должен быть на своем месте, так говорил отец и я все больше убеждаюсь в справедливости его слов.

 

- Да, наверное. Скажи, Рокэ, ты никогда не боялся потерять веру? То есть я не имею в виду Создателя, а нечто более важное, что живет в душе у каждого. Веру в людей, в том, что есть смысл в нашем существовании, в войне, в Рокслее, в приемах и этикете, в бирисских дикарях и жареной картошке?

 

- В мире очень мало вещей, которых я боюсь, Эгмонт, - синие глаза прищурились, - а вера…Я верю только в то, в чем могу убедиться, потрогать руками. И нет, я не страшусь утратить нечто эфемерное.

 

- Бездушное чудовище, - ласково проговорил Окделл, зарываясь лицом в пахнущие мылом и вином волосы Алвы. Они никогда не поймут друг друга. Но сейчас это казалось несущественным.

 

- Выход был один – вызвать Борна на дуэль, тем более, он не такой простачок, как ты и отлично знал, что найденная в его вещах записка не приведет его на плаху. Сознаюсь, мне хотелось убить его, но ведь он сдался.

 

- Рокэ, – несмело спросил Эгмонт, теснее обхватывая горячее тело, - ты пощадил его из-за меня, потому что я просил?

 

- И да, и нет. Все, хватит про Борна! Откровенность за откровенность. Зачем ты женился на женщине, которую не только не любишь, но и не уважаешь?

 

Окделл дернулся, но Алва с силой прижал его к себе.

 

- Почему ты так решил? Я уважаю Мирабеллу, она мать моих детей.

 

- Ты хочешь себя в этом убедить, но я дважды видел вас вместе. Вы не производите впечатления счастливой супружеской пары. Герцогиня, без сомнения, честнейшая женщина этой страны, но, думается, эта чопорность тебя и раздражает. Ты уже изменял ей, сознайся?

- Да, - покорно подтвердил Эгмонт, - вот только первый раз, хм, с мужчиной.

 

- Не суть важно. Убежден, что согрешив, ты каждый раз несешься в церковь замаливать грех, а потом, скрипя зубами, тащишься к супруге.

 

- Герцог Алва! – Эгмонт не знал, возмущаться ему или радоваться – Рокэ циничен до невозможности, но он говорит правду и, Создатель, он вообще о нем думал! 

 

- Мне тоже хочется понять, что ты за человек, Эгмонт Окделл. Почему ты так носишься со своими цепями и ждешь, когда они тебя задушат, - медленно проговорил Ворон.

 

- Брак – это не цепь, Рокэ. Мирабелла… да, я никогда не любил ее, но должен был на ней жениться. С ней тяжело и…

 

- Кому должен? Кто мог тебя заставить? Ты – Повелитель Скал! Над тобой никто не властен, кроме короля. Уж вряд ли Фердинанда заботила судьба девицы Мирабеллы Карлион.

 

- Я дал слово Чести и обязан был его сдержать, ты что не понимаешь?

 

- Не понимаю! Не желаю понимать! – Эгмонт потрясенно осознал, что Алва кричит почти в полный голос, - как можно быть настолько слепым, бессмысленно биться головой об стену и благословлять при этом свою тупость, называя ее Честью?

 

- Честь - единственное, что у меня есть, я этим живу. Рокэ, давай не будем говорить об этом, а то…

 

- Ну, нет. Ты уже испортил жизнь и себе, и своей супруге. Не возьми ты ее в жены, она, возможно, встретила бы того, кто не бегал бы от нее, как от проказы. Теперь ты старательно портишь будущее своему сыну.

 

- Я люблю своего сына! Я забочусь о нем! – Окделл сел на кровати. Он не представлял, что нашло на Алву, но этот разговор злил его несказанно.

 

- Да, конечно. Твоего наследника зовут Ричард и ему пять лет, верно? – Эгмонт не успел удивиться, откуда у кэналлийца столь точные сведения о Диконе, а Рокэ продолжал все тем же резким тоном, в котором ирония пугающе сочеталась с яростью, - на ночь ему рассказывают сказки про Великую Талигойю, учат врать на исповеди, учат преклоняться перед ничтожествами и ненавидеть свою страну. Когда он вырастет, то станет прикрытием для всяких Борнов, Карлионов и Штанцлеров. Станет проматывать последние деньги семьи на то, чтобы Талиг лег под Гайифу и Дриксен. Ну и что, зато на трон сядет Ракан!

 

- Прекрати сейчас же, - задыхаясь, выдавил Окделл. Алва тоже выпрямился и теперь они смотрели друг на друга в упор.

 

- Разве ты тогда не будешь гордиться сыном? Ведь ты живешь ради великой цели. Ради нее не страшно отдать свою родину иностранцам, не стыдно предавать своих товарищей. Мне интересно, Эгмонт, если бы мы не появились вовремя, ты бы согласился помогать Борну?

- Как ты смеешь?! Кто тебе право дал подозревать меня в предательстве? Я не стал бы помогать Борну, ведь он хотел сдать армию гаунау и убить тебя, Рокэ!

 

- Нужно было не прерывать ваш милый разговор с Карлом, вот тогда бы я знал точно.       

 

- Ты мне не веришь? Твоя душа черна настолько, что ты и в остальных видишь лишь подлость.

 

- Разумеется, я – мерзавец от рождения, а ты у нас святой. Но святым Эгмонтом тебе не стать. Скорее святым дурачком! Только полный идиот способен верить таким мелким подонкам, как твои честнейшие Люди Чести.

 

Окделл вцепился в спинку кровати, изо всех сил стараясь справиться с собой. Если Рокэ не замолчит, они подерутся опять и на этот раз по настоящему.

 

- Что, аргументов не осталось или сейчас завизжишь, как Рокслей? Вызовешь меня на дуэль? А может, повторишь подвиг святого Алана? Дать тебе кинжал?  

 

- Хорошо! Герцог Алва, я вам отвечу. Вы не имеете никакого представления о Чести – в этом нет вашей вины, вас так воспитали. Нельзя жить в стране, которой правят узурпаторы и ничего не делать для восстановления справедливости, - Эгмонт с трудом произносил слова. Он не хотел этого, было больно, так больно, но иначе Ворон и вправду будет считать его слабовольным идиотом.

 

- О, прелестно! Дриксенские и гайифские выскочки хотят посадить на престол свою куклу, чтобы спокойно отдирать от Талига куски пожирнее, Карлион и Рокслей зря проедают казенное жалованье, а ты – талигойский герцог – называешь это справедливостью. Я же сказал, что ты идиот.

 

- Ах, так! Ты тоже талигойский герцог! Ты - Повелитель Ветров! Для тебя это что-то значит? Как ты можешь служить «навозной» мрази? Как ты можешь преклонять колени перед узурпатором Олларом, перед тем, кто мизинца твоего не стоит?!

 

- Оллар, конечно, звезд с неба не хватает, но он помнит о своей стране. А что ты знаешь об Альдо Ракане? Ты его в глаза то видел?

 

- Ты тоже не видел, - огрызнулся Эгмонт, сердце тяжело стучало о ребра, перед глазами все кружилось.

 

- Не видел, но я читал отчеты шпионов Дорака, как ты выражаешься. Дед Альдо – Анэсти – был великолепным правителем. Жил на деньги жены и содержал, вдобавок, кучу всякой швали, которая сбежалась из Талига под его крылышко. Один – обокрал казначейство и прятался от виселицы, другой – наделал долгов, третий – присвоил себе чужой титул. Продолжать? Альдо Ракан – пестрая кошка, Эгмонт.

 

- Альдо – мой сюзерен. А эти люди, которых ты мажешь грязью, боролись с узурпаторами! Если бы твой предок…

 

- Ну да, как удобно, нагадить, набить карманы и тут же объявить себя борцом за святое дело освобождения Талигойи. Все понятно. Ты – идиот, а я – отродье предателя, - устало сказал Рокэ, падая на постель.

 

Эгмонт недоуменно смотрел в застывшее лицо, равнодушные глаза. Ворон довел его до белого каления, а теперь… Лучше бы кричал и оскорблял, чем эта отчужденность.

 

- Рокэ, ну хватит. Я… я люблю тебя, - Окделл сел рядом, не решаясь дотронуться. Алва долго молчал, потом тихо произнес:

 

- Только споров о политике в голом виде мне и не хватало. Это был самый нелепый разговор в моей жизни. Я запомню – никогда не спорь с Окделлом. Это у вас из-за герба или как? А, ладно, иди сюда.

 

Эгмонт опустил голову Рокэ на плечо и с облегчением почувствовал, как сильные пальцы ерошат его волосы.

 

- Рокэ, никогда так не шути больше, пожалуйста. Я… мне было так тошно.

 

- Закатные твари! Поверить не могу, - Алва приподнял его голову, сжал лицо в ладонях, пристально посмотрел в глаза, - они погубят тебя, Эгмонт. Проклятые огрызки прошлого и твоя собственная глупость. Но я…

 

- Что, Рокэ? – заломленные брови, кривящийся рот, прищуренные как от боли глаза – разве это Ворон?

 

- Ничего, - ответил Алва и легко поцеловал его в губы. 

   

****

 

Полк Окделла заканчивал переправу, а командир задержался на этом берегу. Отсюда Рокэ не мог видеть лица Эгмонта, но не сомневался – северянин зол и напуган. Впрочем, боялись и злились все, и те, кто уходил и те, кто оставался. Один только маршал Рокслей сохранял непоколебимое спокойствие. Долгое сидение взаперти странным образом подействовало на ызарга - он закусил удила и перестал внимать советам. Рокслей хочет взять победу чужими руками, а в случае поражения все можно будет свалить на ошибки фок Варзова. Авангард бывшего эра Алвы уже ввязался в бой по ту сторону границы, пока подкрепления доберутся до дерущихся, уйдет драгоценное время. Проще и эффективней было бы выступить всем и сразу, это понимал Рокэ, понимал фок Варзов, понимали командиры уходящих полков, но ызарг оставался глух и к просьбам подчиненных и к донесениям разведки. Гаунау решили навязать талигойцам решающее сражение на своих условиях, для фок Варзова крайне невыгодных. Если генерал Вольфганг не выстоит, может произойти катастрофа.

 

Рокэ тряхнул головой, отгоняя навязчивые мысли, махнул рукой, прощаясь с Эгмонтом, тот ответил и повернул коня к переправе.

 

- Что ты собираешься делать? – Рокэ никогда не замечал за Лионелем способности подкрадываться как кошка – меньше надо думать и больше смотреть по сторонам!

 

- Ты о чем? – еще и Савиньяк начнет тянуть из него жилы!

 

- Рокэ, ты же сам говорил…

 

- Говорил. И что, по-твоему, я должен предпринять? Посадить маршала Запада под арест? Поднять бунт? Самое лучшее, что мы сейчас можем сделать, это пойти напиться и выкинуть все из головы.

 

- Напиться?! Ты спятил? Наши там погибают, подкрепление ничего не даст. Ызарг обещал фок Варзову шесть полков, дает только два. Если мы не выступим…

 

- Ну, хватит. Пошли ординарца в трактир, Лионель, и не приставай ко мне со своими фантазиями. 

 

Граф Савиньяк набрал в грудь побольше воздуха, очевидно, собираясь разразиться проклятиями, но его опередил полковник Рафиано.

 

- Разрубленный змей! К Леворукому в!.. – кавалерист осадил коня и, отдышавшись, выпалил:

 

- Карлион нашелся! Приехал на какой-то телеге, один, без штаба.

 

- Кто здесь утверждал, что все плохо и хуже быть не может? - саркастически поинтересовался Рокэ. Как же все это скучно. Скучно и предсказуемо.

 

- Ну, и как объясняет свое столь длительное отсутствие наш доблестный генерал? Он попал в плен, дрался как лев, всех убили, он бежал?

 

- Да… все правильно. Откуда вы это знаете, Алва?

 

- Куда он ранен? В плечо или в ладонь?

 

- Недаром все же про вас болтают… в плечо.

 

- Изумительно. Рафиано, хотите выпить?

 

- Хочу, - немного помедлив, вздохнул полковник, - сейчас только и остается, что пить.

 

Хвала Чужому, хоть этот не требует от него немедленного геройства.

 

Шестая дюжина подходила к концу, а хмель не брал, хоть лопни. Лионель и полковник Гурней затеяли партию в карты, удача никому в руки не давалась и игроки с пьяным упорством проигрывали гроши, Рафиано, которому на уши наступил багряноземельский крокодил, басом выводил чудовищные рулады. Рокэ сосредоточенно рассматривал бокал на свет. Тогда горели свечи и шел дождь, а Эгмонт глядел на него своими всегда чуть удивленными, серыми глазищами и улыбался, так улыбался… Как трудно принять решение и как легко его выполнить.

 

На пороге возник полковник Холл. Подошел к столу, налил, выпил и буркнул:

 

- Я только что с дежурства в штабе. Рокслей и не думает выступать. Заперся с Карлионом. А генерал то наш, видать не слишком в плену мучился – даже не отощал. Да и не ранен он, по-моему. Сидят, шепчутся. 

 

Гурней и Лионель бросили игру и теперь стояли рядом, Рафиано закрыл рот, но только для того, чтобы вновь его раскрыть – для ругани. Алва резко опустил бокал на стол.

 

- Сейчас – всем спать. С утра постарайтесь оказаться поблизости от любимого начальства. И, пожалуйста, обойдитесь без дурацких, преждевременных выходок, господа.

 

- Алва, как мы узнаем, что надо делать? – Холл, как самый трезвый, глядел в корень.

 

- Узнаете, можете не сомневаться.

 

- Корнет Заль! Вас-то я и искал, - оруженосец Рокслея смотрел на Рокэ так, как дети смотрят на искристые сосульки – и хочется попробовать на вкус и боязно, матушка не велит.

 

- Я в вашем распоряжении, полковник Алва! – ну еще бы нет.

 

- Хотите служить в столице, молодой человек? В королевской гвардии? – щенок только что не запрыгал от счастья.

 

- Это моя заветная мечта, господин герцог. Но я не смел надеяться… - нужно почесать щенка за ушком, быстрей растает. Ого, как потянулся за отнятой рукой! К девицам давно не ходил? Можно и еще погладить.

 

- Вы, я вижу, смышленый юноша. При дворе вы быстро сделаете карьеру, корнет.

 

- Я бы очень хотел служить рядом с вами, господин герцог, - как часто мальчишка дышит! Нет, это уже чересчур.

 

- Я не забываю оказанных мне услуг, корнет… - как там бишь его зовут?

 

- Корнелиус. Корнелиус Заль, господин герцог, - Леворукий, кто ж такое имечко выдумал?

 

- Корнелиус – интересное имя. И не обращайтесь ко мне так, словно мы на официальном приеме.

 

- Да, спасибо, господин герцог… я… простите.

 

- Не надо дрожать, Корнелиус, я вас не съем. Кстати, маршал не получал донесений от генерала фок Варзова?

 

- Пока нет, - ну вот, теперь щенок виляет хвостом и липнет к ногам.

 

- А если получит, вы мне об этом скажете? Знаете, поспорил с друзьями… так, пустяки всякие.

 

- О, полковник Алва, я буду рад служить вам! – еще раз потрепать по щеке и хорош. Не хватало только стать героем ночных, хм, забав этого юнца.

 

- Хотелось бы узнать новости первому…

 

- Я тотчас извещу вас, как только появится гонец. Сам к вам приду… если вы разрешите, конечно.

 

- Буду вас ждать.

 

- О, господин герцог… - вот и бери после этого оруженосцев!

 

Помятое лицо Рокслея, Карлион стоит прямо, будто проглотил сигнальный шест, а трусит-то как – даже зубы, кажется, постукивают.

 

- В сложившейся обстановке я не нахожу другого выхода – только отступить. Фок Варзов держится того же мнения, он считает, что сможет прикрыть наш отход. Лично я намерен выехать сейчас же. Грегори, вы будете меня сопровождать. Вайнберг, Алва, поднимайте людей, мы уходим.

 

Нет предела человеческой подлости и глупости. Воистину!

 

- Алва, вы меня слышите? – ызарг занервничал. Рокэ посмотрел в окно – на штабном дворе развернулась маленькая стратегическая игра. Рафиано широкими плечами оттер в сторону начальника штаба армии, Гурней, Холл и офицеры их полков выстроились точно напротив охраны маршала, а Лионель стоял на крыльце и его рука поглаживала рукоятку пистолета.

 

- Господин Рокслей, - интересно, ызарг привидение увидел или у него что-то не так с лицом? Вроде улыбается он вполне мило, - вы не собираетесь довести до сведения старших офицеров ночное донесение фок Варзова?

 

Сменивший Борна артиллерист Вайнберг растерянно захлопал белесыми ресницами, но промолчал. Карлион отступил за маршальское кресло. Рокслей поднялся с места.

 

- На что вы намекаете, Алва? Не было никакого донесения, то есть, я имею в виду…

 

- Донесение, в котором фок Варзов сообщает о том, что ваш приказ сдержать напор противника до подхода основных сил невыполним, поскольку позиции крайне невыгодны. Фок Варзов написал, что ему остается либо отступить, либо умереть. Вы не считаете эти сведения заслуживающими внимания? – ну, закатные твари, это ваш последний шанс!

 

- Полковник Алва! – о, кажется, Грегори очнулся, - как вы смеете говорить со старшим по званию в таком тоне?!

 

Дурак уверен, что в присутствии Рокслея ему ничего не грозит.

 

- Вы, господин маршал, по своему обыкновению перепутали все, что могли перепутать, навязали фок Варзову неравный бой и теперь намерены бросить часть своей армии на произвол судьбы, - Карлион подождет.

 

- Рокэ, это правда!? – артиллерист явно не имел дела с Людьми Чести. 

 

- Алва! Или вы извинитесь и будете выполнять приказ или я отправлю вас под арест! – грозным окрик Рокслея не вышел, сорвался на обычный визг.

 

- Вот что, господин пока еще маршал Запада, мне некогда с вами объясняться. Я беру три полка кавалерии и выступаю. Вы можете делать все что хотите. Только не советую мне мешать.

 

Рокэ небрежно отдал честь и вышел на крыльцо, не оглянувшись на Рокслея. Артиллерист двинулся за ним, но Карлион опередил медлительного бергера. Генерал от кавалерии загородил дорогу, раскинув руки.

 

- Вам так хочется власти, Алва!? Готовы идти по трупам?

 

- Карлион, два года назад вы пришли в госпиталь и валялись у меня в ногах. Вы убили пятьсот человек, а сами умирать не хотели. В тюрьму вы тоже не рвались. Бормотали что-то о больной матушке и умоляли о пощаде. Тогда я был молод и глуп, но теперь поумнел. Отойдите с дороги или я и впрямь пойду по трупам. 

 

- Я вам не позволю! Эй, охрана! Полковник Алва арестован! – Карлион выхватил пистолет, но прежде, чем дуло поднялось на уровень груди Рокэ, тот нажал на курок и во лбу генерала появилась большая неаккуратная дыра.      

 

- Ну, кто еще хочет поучить меня манерам? - спросил Рокэ, обводя взглядом разом притихший двор. Похоже, желающих воспитывать кэналлийского герцога в Западной армии не имелось. Артиллерист несмело тронул его за плечо:

 

- Рокэ, мои пушки вам понадобятся?

 

- Нет, тут важна скорость, - улыбнулся Алва, - Рафиано, Холл, Гурней, Савиньяк. Стройся! Выступаем немедленно.

 

****

 

Ты просишь рассказать подробно, но о таком можно вспоминать лишь годы спустя, сидя за рюмкой касеры. Проще говоря, была жуткая мясорубка, я прощался с жизнью и готовился дорого ее продать, но тут случилось чудо. Мы даже не сразу поняли, что произошло и только, когда гаунау побежали, смекнули – их кто-то давит с тыла. Мы воспряли духом, как любил говорить наш магистр описательных наук в Лаик, помнишь его, Рудольф? Нет, всего не опишешь, тебе придется пока довольствоваться моим официальным рапортом  или, может быть, Рокэ пришлет тебе весточку. Я до сих пор не знаю, что случилось в ставке – мальчик не делится, а я не настаиваю.

 

Маршал Западной армии Вольфганг фок Варзов обмакнул перо в чернила и продолжил сочинять письмо своему старому другу – Первому маршалу Талига, Рудольфу Ноймаринену. 

 

Когда мы вернулись, Рокслея уже не было. Говорят, он умер по дороге, от сердечного приступа. Не представляю, что могло случиться, но уверен, Рокэ и пальцем не дотронулся до старика. В штабе лежал труп Грегори Карлиона, адъютанты квохтали вокруг него как куры. Если кардиналу угодно считать, что смерть Карлиона последовала в результате дуэли, я не против. Рокэ поторопился. Нужно было посадить мерзавца в какой-нибудь подвал и пусть бы он доживал свои годы в Багерлее. Мне не жаль Карлиона, видимо, у Рокэ не было другого выхода, но лучше бы мальчик не пачкал руки о такое дерьмо.

Рудольф, я еще не успел поблагодарить тебя за новые назначения. О, не бойся, я не стану говорить тебе спасибо за такую обузу как Западная армия, но ты дал мне хороших помощников. Три генеральских патента – ты превзошел себя! Не ожидал такой щедрости, если бы удалось еще и выбить из Штанцлера побольше денег на артиллерию, я простил бы тебе красотку Люси, которую ты отбил у меня тридцать лет назад. Как летит время, Рудольф! Рафиано и Окделл еще молоды, но лиха беда начало. А Рокэ... и ты, и я, и Алваро надели генеральскую перевязь, когда уже перевалили за третий десяток, а моему сорванцу нет и двадцати четырех. Если так пойдет и дальше, очень скоро на королевском Совете Меча мы станем отчитываться именно герцогу Алва. Только бы стая ызаргов не испоганила мальчику жизнь.

 

Быстрые шаги заставили графа Варзова оторваться от бумаги и он с улыбкой шагнул навстречу тому, кого давно считал своим сыном, хотя и знал, что его бывший оруженосец строит свои отношения с людьми, не принимая в расчет сантименты.

 

- Вы выкинули все эти ширмочки и шкатулочки, граф? Кабинет преобразился. Мне всегда было неприятно сюда заходить, как в будуар перезрелой кокотки, - Рокэ улыбнулся в ответ, но радость не коснулась глаз.

 

- Я выбросил не все. Такой ковер грех выкидывать – холтийские мастера хорошо постарались.

 

- Скажу вам по секрету, ковер поддельный. Покойный Рокслей купил его на здешней ярмарке. Выбрасывайте смело, без ковра вы не останетесь, уверяю вас.

 

- Хорошо, уговорил, выкину. Только не вздумай заказывать мне в Холте десяток новых, Рокэ! Знаю я твою манеру…

 

- А что? – темная бровь изогнулась в притворно-невинном удивлении, - у вас ведь скоро юбилей. Могу же я подольститься к новому маршалу! Еще начнете зажимать фураж и жалованье моим кавалеристам.

 

- Рокэ, у тебя неприятности? – прямо спросил фок Варзов, - когда ты начинаешь вот так шутить, значит, все плохо.

 

- Ну что вы, граф. Один вид маршальской перевязи на вас, а не на Рокслее, радует меня больше, чем сотня выигранных баталий.

 

…Вчера офицеры отмечали новые назначения, вино лилось рекой, танцевали на столах красивые девушки и только глубокой ночью ему и Эгмонту удалось улизнуть от хмельных товарищей. Был горячечный шепот в темноте, несвязные признания, которые так раздражали, а теперь без них невозможно обойтись. Были властные уверенные руки, которым хочется подчиниться, довериться и забыть обо всем хоть на несколько минут, собственные пальцы, запутавшиеся в мягких прядях, короткий вскрик, слушал бы его вечно. Было наслаждение, беспомощность и острая горечь внутри. А потом бессонный отдых, рядом – спящий Эгмонт, бешенство – почему он так безмятежно спит, а мне так больно! Дотянуться губами до влажного от пота виска, коснуться краешка даже во сне упрямо сжатых губ. Может быть, во сне он все знает? Знает, что скоро наваждению придет конец и придется трезветь? И принимать решение. Честные, гордые дураки в одну сторону, отродье предателя – в другую. Нет, пусть блуждает в своих грезах, в глупых выдумках, так проще, так легче – не хотеть видеть очевидного. Пусть Эгмонт позволит обмануть себя еще раз. Он сделает свой выбор с легким сердцем, а я… что ж, как-нибудь переживу. 

Да, эр Вольфганг, у вашего бывшего оруженосца неприятности. Вернее одна огромная неприятность. Эгмонт Окделл.

 

- Тебя тревожит срыв мирных переговоров между Талигом и Гаунау, Рокэ? Что тебе пишут из Олларии? Плюнь, мальчик, кардинал Сильвестр найдет выход, а мы должны решать свои задачи. Оставь политику политикам, - ободряюще сказал граф Варзов, а про себя подумал – он, новый маршал Запада, может позволить себе такую роскошь – заниматься исключительно любимым и понятным делом. Генерал Рокэ Алва, Кэналлийский Ворон, сейчас – первый в очереди на трон Талига, а король подвержен любому влиянию и неженат – должен думать о всяческой запутанной мерзости. Нравится ему это или нет.

 

- Меня тревожит тишина в столице, граф. Защитники справедливости в лице Августа Штанцлера и королевы Алисы не могли не озаботиться новостями из Торки. Мне простили смерть Карлиона, хотя в гостиных Людей Чести говорят, что я застрелил раненного, безоружного генерала и довел до сердечного приступа бывшего маршала, - невесело усмехнулся Алва, - ну да ладно, «я не думала, что Создатель и впрямь благословил целибат», сказала шлюха, забеременевшая от эсператистского клирика.

 

- Ох, негодник, ты дошутишься!

 

- Какие уж тут шутки. Вы ведь вызвали меня по делу? – спокойно осведомился Рокэ, придвигая к себе карты.

 

 

Карл Борн прихрамывая, вошел в большой, заставленный старой мебелью зал и поклонился сидящему в кресле полному, благообразному человеку. Кажется, кансилльер Талига Август Штанцлер немного постарел с их последней встречи. Неудивительно, ведь ему приходится тащить на себе огромный груз. Кансилльер обычно избегал личных свиданий со своими соратниками, все понимали причину нелюдимости – шпионы Дорака проникают повсюду. Но сегодня он вызвал Борна в замок торского барона, преданного сторонника дела Раканов. Сила убеждения кансилльера велика – в Торке все поголовно служат Олларам, нелегко найти здесь помощников. Штанцлер настаивал на спешном свидании, значит, то о чем мечтал Борн, свершилось – Люди Чести, наконец, выступят открыто. Карл Борн уже не знал, чего хочет. Еще месяц назад он бы посчитал открытый мятеж полнейшей глупостью, но теперь, когда наглый щенок лишил его будущего, остается одно – умереть с честью или добыть победу.  

 

- Как вы себя чувствуете, Карл? – спросил кансилльер, указывая рукой на соседнее кресло.

 

- Неважно, граф, - буркнул Борн, - но ничего серьезного, мальчишка просто порезвился со мной, как я теперь понимаю. Захоти он меня убить, прикончил бы на первой минуте.

 

Красивое надменное лицо на мгновение представилось Борну – Ворон ему заплатит! Он еще узнает, каково это, когда твой противник настолько силен, что нет никаких шансов и остается лишь выбирать – умереть на месте или сдаться и потом сходить с ума от пережитого унижения. Чтобы все организовать, понадобится время, но времени у него теперь много.

 

- Это вы повели себя как наивный юнец, Карл, - резко сказал Штанцлер, - А Карлион! Сколько трудов мне стоило создать ему алиби и все впустую! Нужно сказать Ворону спасибо, он избавил нас от такой обузы, как этот набитый дурак.

 

- Граф, я не совсем…

 

- Что конкретно вам непонятно? Алва навязал вам дуэль, зная, что найденных улик не хватит, чтобы состряпать заговор, это вы, надеюсь, поняли? Вы могли сказать, что мое письмо вам подсунули, обвинить его в провокации, но вместо этого вы схватились за шпагу. Почему я один должен думать за всех? Не нужно считать Ворона мальчишкой, Карл. Пьянки, поединки, любовницы, любовники… все это дымовая завеса. Борьба с Алваро Алва стоила мне и королеве Алисе многих лет жизни и я очень внимательно присматривался к его сыну. Легкомыслие – последнее, в чем можно обвинить Рокэ. Даже его дикие выходки всегда имеют смысл.

 

- Не думаю, что в вызове был расчет, граф. Алва – негодяй, но он здорово разозлился тогда, я это видел. Мне тяжело признать, но в чем-то я восхищался им, может быть, восхищаюсь до сих пор. Раньше мы часто разговаривали, он слушал меня с уважением, его интересовало то, что я рассказывал об артиллерии и минировании. Думаю, он взбесился потому… Потому, что уличил меня в измене. Все же Ворон – офицер до мозга костей и…

 

- Карл, не смешите меня. Сейчас я развею ваши заблуждения. Кардинал Сильвестр санкционировал ваше назначение на должность начальника штаба Южной армии, вы, разумеется, об этом не знали.

 

- Что?! – Борн вскочил, едва не перевернув кресло.

 

- Всем известно, маршал Юга уже стар и новый начальник штаба очень скоро стал бы маршалом. Сейчас, Карл, вы думаете, что погубили свою карьеру, я прав?

 

Раненная нога неловко подвернулась, Борн свалился в кресло и застонал, закрыв лицо руками.

 

- Не отчаивайтесь, маршальскую перевязь на вас все равно бы не надели. Сильвестр в переписке с Алвой спросил его мнение о ваших талантах военачальника и если бы, как вы наивно верите, Ворон ценил вас, как боевого товарища, ответ был бы совсем другим. Алва поставил кардиналу ультиматум – истинные талигойцы не должны занять значимые места в армии Талига, у Ворона есть свои ставленники. Прихлебатели всех мастей и собутыльники, вроде Салины и Савиньяков. Дораку отнюдь не улыбается разругаться с кэналлийцем, поэтому ни вы, ни Окделл никогда армиями командовать не будете.

 

- Эти сведения верны? – глухо спросил Борн, - вы клянетесь Честью?

 

- Клянусь, - не моргнув глазом, ответил Штанцлер, - эти сведения попали ко мне из очень надежных источников.  

 

- Но Окделл… в последнее время он очень сблизился с Алвой, даже странно. И Эгмонт получил генеральский чин!

 

- Ворон выставил вас из армии, тоже самое он проделает и с Эгмонтом, только…немного другим способом. Герцог Окделл молод и куда более доверчив, чем вы. Рокэ на ваших глазах втянул Эгмонта в интригу, и после этого вы еще сомневаетесь в его изворотливости?

 

- Эгмонт действительно вел себя не так, как обычно. Он не поддержал меня и постоянно критиковал Рокслея и Карлиона, будто говорил со слов Ворона. Словно Алва опоил его чем-то! А может и так – подсунул какое-то снадобье?

 

- Зачем? Есть другие методы. И не поминайте больше при мне Карлиона, Карл, - кансилльер досадливо дернул головой, - я бы сам его убил. Этот кромешный идиот вначале струсил и не явился на место сражения у Плешивой горы, провалив тем самым весь план, а потом пришлось отправить в Закат его штаб, включая молоденьких ординарцев. Такой грех на душу мне пришлось взять впервые. Но и после этого он не нашел ничего умнее, как открыто сцепиться с Вороном и получить пулю в лоб. Карлиону было четко сказано – он должен убедить Рокслея не выступать на помощь фок Варзову и первое, что надлежало сделать – обезвредить Алву и его приспешников. Кстати, Карл, вы поступили немногим лучше. Возле Плешивой вы могли изменить ход сражения, но ничего не предприняли.

 

- Я ничего не смог бы сделать тогда. Вы ведь не военный, граф, и не можете понять. Ворон все рассчитал великолепно, даже если бы я приказал пушкарям стрелять по своим, исход боя это не изменило бы. И потом - меня бы пристрелил Эгмонт или кто-то из его офицеров.

 

- И после этого вы рассчитывали на помощь Окделла? Повелителя Скал нельзя заставить совершить бесчестный с его точки зрения поступок. Вернее, для этого нужны очень весомые доводы. Алва их нашел, а вы – нет. Хотя, признаю, у вас в запасе не имелось столь убедительных средств.

 

Кансилльер задумчиво потер переносицу.

 

- Мне придется расхлебывать последствия, а вам, Карл, придется решиться раз и навсегда. Вы действительно прекрасный военачальник, интрига Алвы против вас – лучшее тому доказательство, он опасался конкуренции. Вы возглавите грядущее восстание и при короле Альдо Ракане займете то место, которое принадлежит вам по праву.

 

- Я решился, - тихо ответил Борн, - но прежде, чем мы поднимем знамя Великой Талигойи, я хочу, чтобы Ворон заплатил за все свои подлости.

 

- Наши желания совпадают, - ответил Штанцлер и прислушался, - поглядите, кто приехал.

 

- Это Окделл! Я опасался, что он отрекся от нашего дела и не откликнется на ваш призыв.

 

- Окделлы очень последовательны. К счастью. Карл, я бы хотел поговорить с Эгмонтом наедине, а потом мы вместе пообедаем и обсудим наши планы насчет Придды.

 

Эгмонт, чуть помедлив, пожал руку кансилльера. Он не хотел ехать сюда, прежде всего, потому, что пришлось соврать, зачем ему нужен отпуск на два дня. Рокэ ничего не спросил, казалось, ему было безразлично, куда и зачем направляется герцог Окделл. В последние дни в Рокэ словно вселился демон разгула, как выразился Савиньяк. Алва без устали развлекался сам и заражал весельем всех офицеров. Надо признать - поводов для радости победа принесла предостаточно. Эгмонт поправил непривычную еще генеральскую перевязь. Видит Создатель, в данный момент он предпочел бы находиться в другом месте. Лучше всего – с Рокэ. Но он должен добиться от Августа Штанцлера ответов и герцог Окделл не позволит себе врать!

 

- Господин Штанцлер, - решительно начал Эгмонт, но кансилльер его перебил.

 

- Раньше вы звали меня просто Август, - Штанцлер покачал головой и слегка дотронулся ладонью до левой стороны груди. Лицо его было спокойным и грустным. Только пальцы другой руки, лежащей на подлокотнике кресла, слегка подрагивали. Эгмонта кольнула тревога.

 

- Что с вами?

 

- Сердце. Нам всем пришлось нелегко, но наблюдать триумф Дорака и отчаянье вдовствующей королевы, это… выше моих сил. Герцог, вы ведь хотите обвинить меня в чем-то? Я слушаю вас.

 

Какая выдержка и какое достоинство! Как кансилльер может разговаривать так, если он действительно написал то ужасное письмо, найденное им в тайнике Борна?

 

- Скорее я хотел бы объясниться. Много чего произошло и …

 

- Скажите, герцог… нет, я слишком привык обращаться к вам как друг!

 

- Мы по-прежнему друзья, - заверил Окделл, с возрастающим беспокойством вглядываясь в бледное лицо сидевшего напротив него усталого, умного человека.    

 

- Эгмонт, - растроганно пробормотал Август, - ваше доверие для меня, как признание того, что я живу не напрасно. И как горько видеть сомнение у вас на лице.

 

- Август, - он все-таки спросит, хотя уже понял – Штанцлер не мог приказать Карлиону сдать армию гаунау! Иначе он бы оправдывался и изворачивался, - я стал свидетелем отвратительной игры и хочу понять подоплеку событий.

 

- Если вы действительно готовы слушать правду, тогда нам есть, о чем разговаривать, но если вы считаете меня подлым изменником…Эгмонт, я задам вам несколько вопросов, можно?

 

- Конечно.

 

- Откуда Рокэ Алва мог знать о письме, которое вы нашли в палатке Карла Борна? Это первый вопрос. Кому оказалось на руку исчезновение Карлиона? Кому было выгодно скрывать истинную причину гибели полка Лоу? Только ли Карлиону и Рокслею? Кто должен благодарить судьбу за тупость и трусость покойного генерала от кавалерии? И, наконец, кто сделал так, чтобы Повелитель Скал забыл о долге, о семье и стал послушной игрушкой в руках развратника?

 

- Август Штанцлер!

 

Кансилльер поднялся с кресла, выпрямился.

 

- Эгмонт Окделл, я не буду говорить вам о грехе – мы все запятнаны пред Создателем. Я просто покажу вам истинную сущность того, кого вы имели несчастье полюбить. Думаете, вы первый, кто потерял голову из-за красоты Рокэ Алвы? Такая внешность – поистине дар Леворукого!

 

Чужой знает, откуда кансилльеру известно о нем и Рокэ, но через это придется пройти.

 

- Мне нечего стыдиться, - Эгмонт вскинул голову и посмотрел прямо в глаза Штанцлеру, - с Создателем я разберусь сам, а моя семья не пострадает. И я запрещаю вам лезть в это дело.

 

- Вот она - любовь! Рокэ Алва не понимает смысла этого слова! Вы ведь нечасто бывали в Олларии, Эгмонт, откуда вам знать о нравах кэналлийских герцогов? Рокэ Алва отдает свое тело ради минутной прихоти и еще охотней ради далеко идущих замыслов. Вам назвать фамилии? Достаточно будет одного Оллара. И еще – адмирал Рамон Альмейда, Диего Салина, Жермон Ариго…

 

Штанцлер быстро вынул из папки на столе небольшой листок дешевой бумаги.

 

- Посмотрите. Это – подробный отчет о последней победе красавца Рокэ. Лионель Савиньяк. Даты, время, место встреч. Читайте! Пусть вы отвернетесь от меня, вы, человек, которого я всегда безмерно уважал, но я не допущу, чтобы Ворон унижал вас.

 

Швырнуть бумажонку на пол и уйти! Эгмонт этого не сделал.

 

…Вы не оригинальны, герцог, подобный сомнительный комплимент мне доводилось слышать сотню раз…

 

Окделл с болезненным вниманием разглядывал полуграмотные шпионские каракули. В Олларии и здесь, в армии, в ночь перед учениями. Подробно и достаточно четко. Немыслимая откровенность Рокэ, его несомненная опытность, совет Лионеля, поданный так своевременно! А он, наивный идиот, еще удивлялся! Почему же тогда, почему… в овраге, после победы у Плешивой, он был уверен, что для Рокэ это тоже – впервые?

 

- Дрянь! – кого он обругал? Рокэ, Штанцлера, себя?

 

Рокэ… синий взгляд, в котором то захлебываешься, то бездумно тонешь, низкий голос, едва слышный стон и счастливый смех, тонкие, сильные пальцы, ласкающие и оставляющие синяки на коже…Рокэ! Внутри что-то хрустнуло и сломалось.

 

- Откуда это у вас, Штанцлер, - едва шевеля помертвевшими губами спросил Эгмонт. Кансилльер вдруг отпрянул от него и торопливо произнес:

 

- Семья Савиньяка в ужасе, но они ничего не могут поделать.

 

Так, значит, родные Лионеля устроили за ним и Рокэ слежку? Штанцлер что-то говорил, Эгмонт не слышал ни звука. Вернуться в ставку, найти Рокэ и пусть он объяснит! Иначе сойдешь с ума. Создатель, как же трудно дышать. Пусть этот человек закроет рот или он его ударит.

 

- Ворон вами воспользовался. Вы ведь были убеждены, что у Повелителя Ветров не может не остаться Чести, - чужой голос вырвал его из полузабытья. Что ты себе вообразил? Рокэ не станет ничего объяснять. Да и какое ты имеешь право требовать объяснений? Разве ты стал любовником герцога Алва не по доброй воле? И разве Рокэ обязан тебя любить?

 

- Эгмонт, вы меня слушаете?

 

- Да, - равнодушно откликнулся Окделл. 

 

- Эгмонт, не надо так казнить себя. Вы просто не могли представить, что кто-то дойдет до подобной низости. Я хорошо знаю семью Рокэ Алвы, Дом Ветра проклят и это не пустые слова. Соберано Алваро торговал своими детьми, как кровными скакунами – ради еще большей власти, хотя, видит Создатель, кэналлийские герцоги и без того диктуют всем свою волю. Вы знаете, что Инес Алва, сестра Рокэ вышла замуж за нар-шада Шауллаха-ар-Агхамара?

 

Окделл молча кивнул.

 

- Союз с морисками нуждается в постоянном укреплении, что с того, если придется пожертвовать дочерью! Отдать одну из самых знатных талигойских аристократок в лапы язычника, дикаря! Девушка на коленях молила королеву Алису о заступничестве, но что могла противопоставить Ее Величество всесильному герцогу Алва? Несчастную Инес увезли в Багряные земли связанной.

Алваро этого было мало. Молодой король слаб и глуп, им легко управлять, если только он не заупрямится. Герцог нашел для Фердинанда крепкую узду – похоть. Вначале на роль королевского любовника предназначался старший брат Рокэ, юноша, к несчастью для себя, не забывший свое имя. Карлос Алвасете воспротивился планам бездушного интригана и его убили.

 

- Что вы такое говорите, Август? Карлос Алвасете погиб в бою. 

 

- Через месяц после того, как подал прошение о переводе в часть, расквартированную в одном из сопредельных государств. Погиб в бою, которым командовал его отец, Первый маршал Талига! Зато с младшим сыном соберано Алваро повезло. Рокэ Алва с удовольствием делал то, что от него требовали. О, юный синеглазый красавец свел с ума весь двор! Стоило Фердинанду его увидеть, как многолетние усилия королевы Алисы воспитать из сына достойного монарха пошли прахом. Оллар просто таял, глядя на братца Ворона и повиновался лишь взмаху его ресниц.

 

Эгмонта передернуло. Он и сам был готов на все ради… Тоненький голосок кричал – это неправда! Вспомни - пламя свечей плясало в ярких глазах и Рокэ рассказывал о себе, об отце, о короле, казалось, сейчас между ними нет ни единой тайны. Скомканный донос все еще был зажат в кулаке. То, что в нем написано истинная правда, тогда почему не может оказаться правдой все остальное? Может быть, Рокэ, обманывая его, пытался обмануть сам себя? Придумывал себе другую жизнь, свободную от позора?

 

- Теперь о последних событиях. С самого начала это был продуманный заговор. Военные – соль этой земли, не мне вам объяснять это. Дораку же понадобилось ослабить позиции Людей Чести в армии. Королева Алиса и я положили много сил на то, чтобы на северной границе Рокслей и Карлион обеспечили поддержку грядущего восстания. Об этом после, Эгмонт, не смотрите на меня так. Вы скажете, что покойные позорили свои мундиры. Не буду с вами спорить. Но преданных нашему делу людей мало, на счету каждый. Мне удалось выдвинуть вперед Рокслея и Карлиона именно благодаря их ограниченности, и скажем прямо – трусости. Сильвестр долгое время не считал нужным менять сложившееся положение, полагая, что с подобными офицерами, в случае нужды, справиться будет легче. Но тут перед Сильвестром замаячила возможность заключить с Хайнрихом Гаунау мирный договор.

 

- Я помню, Борн говорил об этом, - Эгмонт тщетно пытался заставить себя сосредоточиться. Он сжал подлокотники кресла, зажмурился, но картинка перед глазами не хотела пропадать – Рокэ с Лионелем, Рокэ с Олларом, с кем то еще… Как, должно быть, Ворон смеялся над ним. Чем смыть такое унижение? Подать рапорт с просьбой о переводе? Не обманывай себя, подобное смывается только кровью – своей или…Нет! Он не сможет причинить вред Рокэ. В том то и беда. Для Рокэ Алва любовь – пустое слово, повод для насмешек, а он сам не может презирать, ненавидеть. Создатель! Не может, потому что любит.

 

- Видимо, Карл не успел вам сообщить, что в обмен на уступки Хайнриха Дорак собирался отдать ряд земель на севере. Возможно, в Придде или в Надоре. Эгмонт, вы слушаете?

 

Окделл вновь кивнул. Пусть Дорак отдаст хоть весь Талиг, ему все безразлично. Но есть те, кто живут на этих землях, кто верит своему герцогу, верит, что Повелитель Скал о них позаботится, будет отстаивать их интересы. Ради других он должен слушать Штанцлера и постараться не допустить, чтобы его гибельная слепота повлекла за собой очередные беды.

 

- Конечно, - продолжал Штанцлер, - гаунау отошли бы только земли сторонников законной династии. И тут в игру включился Ворон. Два года назад он поступил весьма умно – не стал разоблачать промах Карлиона. Герцог Алва шантажом вынудил генерала не явиться на место сражения у Плешивой горы и тем самым получил возможность командовать кавалерией.

 

- Но мы сами предоставили Ро…герцогу Алва право командования. Он лучше всех нас знал, что надо делать. Он не мог предвидеть этого, Август.

 

- У Алвы полно сторонников. Некоторые, также как и вы, искренне заблуждаются, кому- то слепит глаза богатство, титул и влияние Ворона. Ну и нельзя отрицать его несомненный талант полководца. Хотя для нашего дела было бы выгодней, чтобы последний представитель этого проклятого рода не унаследовал способностей своих предков. Как видите, у Алвы были все основания рассчитывать именно на такой исход событий.

 

- Но, Август, Карлион попал в плен! Во всяком случае, он так объяснил свое отсутствие. И его штаб – ведь все погибли!            

 

- Объяснил кому, Эгмонт? Рокслею, который теперь тоже мертв? Начальнику штаба армии, который трясется от страха, боясь, что кэналлиец застрелит и его безо всякой жалости, и ему все сойдет с рук? Командирам полков, лижущим Ворону сапоги или генералу от артиллерии, пребывающему от Алвы в щенячьем восторге? История с пленением Карлиона очень темная, думаю, из-за нее-то ваш бывший командир и получил пулю в лоб. Алва чего-то опасался, иначе можно было бы шантажировать Карлиона и дальше.

 

- Письмо, все эти «бархаты», «шелка», «друзья»! Я сам его достал из ящика Борна! Алва не мог подбросить письмо, мы все время были вместе! Вначале был бой, потом…я пришел к нему и через час нас вызвал Рокслей, – Эгмонт сознавал, что кричит, понимал, что бессознательно пытается что-то доказать. Невозможно, чтобы Рокэ так притворялся, так его использовал… Дурак! Ворон притворяется всегда. Именно тогда, возле Плешивой, ты это понял и, понимая, закрыл глаза. Так хотелось верить… в невозможное счастье.

 

- О, да. Герцог Алва, конечно же, не лазил по ящикам Карла Борна. Вместо него это сделал его слуга. Мне многое известно о камердинере Игнасио Паста. Слуга всегда подстать хозяину. Именно Игнасио прохаживается по борделям Олларии в поисках девушек и юношей для своего господина.

 

- Достаточно, Август. Я все понял, - так вот почему Рокэ не рассказал, как узнал о письме. Оно поддельное! Рокэ было лень придумывать правдоподобное объяснение, и он сказал, что не хочет лгать, - я обещаю, что…

 

- Эгмонт, - кансилльер успокаивающе похлопал герцога по руке, - постарайтесь справиться с собой. Ворон на этот раз добился чего хотел. Не знаю, что двигало им – договоренность с Сильвестром или просто каприз, желание доказать свою волю. Важно то, что Алва принес в жертву своим интригам вас, вашу Честь. Как и достоинство, и жизнь многих других. И чтобы наши враги не победили в следующий раз, мы должны друг другу верить. Эгмонт, клянусь Честью, все, что мне стало известно о вашей связи с Алвой, останется между нами. Борну я объяснил ситуацию немного иначе. Он ждет нас в гостиной, предстоит очень важный разговор. Вы готовы?

 

- Я… - проклятье, он не в состоянии сейчас обсуждать дела, хочется забиться в глубокую нору и никого не видеть, но если дать волю стыду и слабости, то Рокэ посмеется над ним опять, - пойдемте, Август.   

 

Окделл спешился у входа в штаб и остановился на крыльце, вглядываясь в окна на втором этаже. Внутри что-то мелко-мелко дрожало, ладони противно вспотели. Сейчас он встретится с Рокэ последний раз. Неважно, какой будет эта встреча, он выдержит.

Вернувшись в ставку после разговора с кансилльером, Эгмонт, стараясь не попасться никому на глаза, попросил аудиенции у маршала Варзова. Рапорт с просьбой о переводе в Северную армию был написан в дороге. Граф Вольфганг долго с недоумением рассматривал бумагу, задал несколько осторожных вопросов. Фок Варзов – свой, но предан Олларам, нельзя, чтобы он заподозрил истинную причину. Для восстания выбрана Придда, уже все решено, но еще есть возможность отступить. Он посвятит всего себя подготовке мятежа, он займет делом каждую минуту и не останется времени для воспоминаний. Подлый червячок сомнений в осуществимости их предприятия нужно задавить немедленно, а это тяжело. Что ж, просто он в последнее время слишком долго и тесно общался с… неподходящими людьми. Рапорт, подписанный маршалом, теперь лежал в кармане, отделяя Эгмонта от недавнего прошлого, от человека, который появился в его жизни и сделал ее невыносимой.

 

- Окделл, что вы там застыли, - новый начальник штаба кавалерии, генерал Рафиано приветливо махнул ему рукой, - входите. У нас тут славная компания.

Действительно, штаб преобразился. При прежних командирах офицеры по большей части слонялись с унылым видом, то и дело вспыхивали ссоры. А сейчас… оживленный галдеж, веселый смех, дружеские споры – командный пункт напоминал бы приемную в канун большого праздника, если бы не неуловимый, но четко ощущаемый деловой настрой, отличавший маршала Варзова и его учеников.

 

- Генерал Алва здесь? – войдя в общую комнату, Окделл с горьким содроганием понял, насколько ему не хочется уезжать. Люди в черно-белых мундирах улыбались ему, пожимали руки. Скоро они станут врагами, он прикажет стрелять по ним. Я не смогу, метнулась паническая мысль. Сможешь, ответил он сам себе и скрипнул зубами. Эти офицеры ни в чем не виноваты, их используют, так же как использовали его самого. Вначале бывшие товарищи станут называть его предателем, изменником, но потом они поймут, что свобода от тирании не дается просто так.

 

Рокэ отыскался на втором этаже. Новый командующий кавалерией сидел в кресле и читал книгу, делая какие-то пометки. Эгмонт остановился на пороге, привалившись плечом к притолоке. Ты видишь его в последний раз – смотри и запомни. Запомни черную прядь, падающую на лицо и этот жест, каким он ее отбрасывает – небрежный и изящный. Запомни узкую кисть, перехваченную белой манжетой, тонкие пальцы – как томительно-сладко было их целовать, поднося к губам один за другим. Запомни, запомни, запомни…

 

- Полагаю, вы пришли проститься? – поинтересовался Рокэ, не отрывая глаз от книги. Голос был чуть раздраженный, нетерпеливый, будто намекающий – говори, что хотел и проваливай к кошкам, у меня много дел.

 

Окделл молча кивнул. Говорить он был не в состоянии. Не нужно было сюда приходить! Зачем он не уехал сразу?!

 

Алва поднял голову. Лицо скучающе-равнодушное, глаза холодней сапфиров на перстнях. Вот он – истинный Ворон. Тот, что вывернул тебе душу наизнанку и втоптал ее в грязь. Хотелось крикнуть, зачем, Рокэ, зачем ты это сделал? Неужели не было другого способа?! Я ведь был готов отдать тебе все и жизнь и честь и доброе имя. Зачем?!

 

- О, можно я скажу все вместо вас, герцог? Так выйдет короче, - Алва захлопнул книгу и бросил ее на стол, - Я – бездушный мерзавец, заманивший вас в сети своих подлых интриг. Бессовестно воспользовавшийся вашей невинностью в некоторых вопросах и…что там еще? А, вот – враг свободы и Людей Чести, жестокий убийца. Кажется, я ничего не упустил?

 

Губы Алвы кривились в привычной усмешке. Эгмонт выпрямился.

 

- Вы чудовище, Рокэ Алва, - отчего у него такой хриплый голос?! – Вас нужно убить и когда-нибудь чаша терпения Создателя переполнится.

 

- Не подскажете, где изольется на меня гнев божий? Прямо на этом месте или

я успею нагрешить в столице? – Алва неторопливо закинул ногу на ногу.

 

- Не надейтесь, что я стану драться с вами сейчас! Еще придет время. И вы ответите за все. Может быть, не мне, это не имеет значения, но вы поплатитесь, - демон издевается, наслаждаясь торжеством. Нельзя давать ему повод еще раз его унизить. Если бы только отпустила боль в груди и разжалась удавка на горле.

 

- Напоследок не забудьте коронное – «отродье предателя». Где дверь, вам известно, - Рокэ потянулся за книгой, явно потеряв к Эгмонту всякий интерес. Окделл круто повернулся, но не успел сделать и шага, как в спину полетел негромкий вопрос:

 

- Окделл, вы едете в Придду? – как он догадался?! Что он еще знает? Нужно немедленно сообщить Штанцлеру!

 

- Я еду в расположение Северной армии, генерал Алва, - главное не выдать себя ни намеком.

 

- Желаю приятного путешествия. Северный климат очень подходит для излишне горячих голов. Постарайтесь вовремя укрыться от дождя и не утоните в каком-нибудь болоте.

 

Очередная насмешка? Правильно будет сказать – очередная интрига, попытка запутать, запугать. Нужно уходить, а он не может. Сердце заломило – нестерпимо, страшно. Упасть на колени, обхватить руками гибкое тело, прижаться лицом и может быть, под жестокой маской он увидит настоящего Рокэ! Но Ворон уже не смотрел на него, вновь занятый чтением. Эгмонт Окделл вышел, тихо претворив за собой дверь.

 

Пока не смолкли торопливые шаги на лестнице, Рокэ сидел неподвижно, а потом с силой швырнул тяжелую книгу в стену – лопнул переплет, разлетелись страницы. Сжавшись в кресле в комок, он боролся с собой – догнать, остановить, бить упрямого идиота, бить до тех пор, пока не очнется! Нельзя! Бесполезно, глупо, Эгмонт принял решение и все, что ты скажешь, станет очередным подтверждением твоей гнусной сущности. Стоит ли Эгмонт Окделл твоего унижения? Стоит, он стоит много большего! И ты бы за ним побежал, если бы хоть на миг верил, что можно все исправить. Но дураки неисправимы. Особенно честные дураки, которые обманываются с радостью.

Алва заставил себя отпустить собственные плечи, медленно поднялся, также неспешно собрал с пола искалеченную книгу. Постоял несколько секунд, привыкая к яростной боли, сменившей холодную, обреченную тоску. Уже все закончилось, а теперь он научится с этим жить.

 

- Рафиано, распорядитесь вызвать ко мне командиров полков, - распахнув дверь, приказал он.

 

- Задача простая, - объяснял Рокэ собравшимся через полчаса офицерам, - генерал Рафиано возглавит армию, ну, скажем, «золотых» и выберет себе лагерь. Где – не имеет значения, но желательно, чтобы рядом была вода. Что-то хотите спросить, полковник Холл?

 

- Да, генерал. Почему вода?

 

- Потому что в герцогстве Придда очень влажный климат. Озер и рек в достатке. Причем здесь Придда? Захотелось представить себя Спрутом, - офицеры засмеялись.

 

- Так вот, «золотые» обороняются, остальные нападают. Вы, Рафиано, сможете запросить ставку о помощи, сошлитесь на меня. Ваш противник, назовем его «серебряные», этого преимущества будет лишен. Разрешаю «золотым» использовать любые способы и методы, вплоть до самых подлых.

 

- Господин командующий кавалерией, - Рафиано явно оценил предоставленные ему преференции, - а кто возглавит «серебряных»?

 

- Я, разумеется, - откликнулся Алва, подмечая, как скис его заместитель, - и имейте в виду – с момента начала учений я не Рокэ Алва, с которым вы служите уже шестой год и выпили море вина, а ваш заклятый враг. Вы меня люто ненавидите и ваше заветное желание увидеть меня мертвым.    

  

- Но, Рокэ, я не могу вас ненавидеть. Признаться, у меня не было лучшего командира с тех пор, как я окончил Лаик, - прогудел начальник штаба.

 

- Сейчас я дам вам повод. Встаньте, - генерал вытянулся во весь огромный рост, не позволив ему приготовиться, Алва ударил ребром ладони по бычьей шее, Рафиано задохнулся и тут же оказался на полу с заломленными назад руками.

 

- Ну как, у вас убавилось добрых чувств? – осведомился Рокэ. Начальник штаба деланно засмеялся.

 

- Вы сможете мне отомстить. Если выиграете, меня приведут к вам связанным, - Алва выдержал паузу, - а проиграете – тоже самое ожидает и вас.

 

- «Золотые», стройся! – вместо ответа рявкнул Рафиано.

 

Вокруг возбужденные кавалеристы седлали коней, азартно строя планы по разгрому «противника», сходясь на том, что драка будет жестокой. Уж, конечно, хохотали «серебряные», начальнику штаба не захочется предстать перед генералом Алва связанным, ведь и со свободными руками шансов не много. Рокэ потрепал каракового мориска по изогнутой шее и поправил седло. Эгмонт пока не добрался до тракта, еще можно успеть. Они ударят в Придде, это яснее ясного, да и Эгмонт себя выдал, у него же все на лице написано. Не смей! Не смей вспоминать, как смотрели на тебя серые глазищи – прищуренные презрением, ожесточившиеся. И такие, такие…прекрати. 

 

Придда, Придда…где конкретно? Не это сейчас важно. И «золотые» и «серебряные» получат представление, каково это – бить по своим. Пусть не всерьез, пригодится. И очень скоро. 

 

Оллария, 387 к.С.

 

Высокий седой мужчина в олларианском облачении решительным жестом отодвинул от себя чашечку шадди, словно подводя черту под одним разговором и начиная другой.

 

- Вы были правы, Рокэ, а я ошибался, - произнес кардинал Талига и скрестил руки на груди, - мне нелегко признать это, но с союзниками нужно быть честным. По возможности. 

 

Сильвестр не находил в сидящем напротив человеке других признаков пережитого, кроме едва заметной скованности движений и легкой синевы под глазами. А ведь полмесяца назад лучшие лекари столицы утверждали – молодой герцог Алва при смерти.

 

- В чем именно прав, Ваше Высокопреосвященство? – с ленцой поинтересовался кэналлиец. Пристальный взгляд кардинала его ни коим образом не смущал. Как ни смутил и внезапный переход от обсуждения военных нужд к внутриполитическим дрязгам.

 

- Мои люди перехватили письмо Карла Борна супруге. В нем предводитель мятежников прямо пишет, что стал заговорщиком, отчаявшись получить приемлемую должность в армии. Должность, соответствующую его талантам и амбициям. Его страшно бесила маршальская перевязь на таком ничтожестве, как Рокслей и ведущее положение Карлиона. Теперь наш беглый граф сделал ставку на возвращение Раканов. А произведи мы кадровые перестановки вовремя, Борн бы не пустился во все тяжкие и сейчас в Придде не имелось бы столько проблем. Которые вам предстоит решить. Так что я косвенным образом перед вами виноват.

 

- Исповедь кардинала – такое нечасто услышишь, - Алва улыбнулся. Сильвестр не преминул отметить, что веселье не коснулось глаз.

 

- Скорее не исповедь, а покаяние, - в тон герцогу откликнулся бывший граф Квентин Дорак.

 

- Я польщен. Но вам не в чем каяться. Если у человека нет ума, то это не исправишь повышением в должности. Борн в любом случае нашел бы грязь, чтобы в нее вляпаться. Плохо, что он вляпался не один, а потянул за собой кучу дураков. Что касается Придды и мятежа, то вы, Ваше Высокопреосвященство, сделали мне подарок. Дубов в герцогстве Спрутов много, осин тоже – бунтовщики будут смотреться на них прелестно. Всегда мечтал доставить радость герцогу Вальтеру и любезному Штанцлеру – украсить таким образом их родовые земли. Вы можете начинать молиться за упокой души Карла Борна. Я покончу с мятежниками и быстро.  

 

- В самом деле? Борн, по вашему собственному утверждению, большой хитрец и приличный полководец. К тому же благодарить меня не за что, маршалом вас назначили Его Величество и герцог Ноймаринен.

 

- В этом королевстве ничего не делается помимо воли кардинала Сильвестра, - вряд ли это комплимент, скорее констатация, подумал Дорак. Все равно приятно, что строптивый мальчик это признает. Мальчик? Ворону скоро двадцать пять – самый молодой маршал за…возможно за всю историю многострадальной Талигойи-Талига.

 

- У меня есть к Карлу Борну, хм, небольшое дельце. Не люблю, когда мне должны, так что на этот раз я ему все-таки отрежу нос, - Рокэ вновь улыбнулся. Мальчик стал странно улыбаться – слишком зло и ядовито. Проще сказать – убийственно. Точно, такой улыбочкой можно и прикончить. Раньше Дорак не замечал за герцогом подобной особенности. Все, что делал Алва – дерзил ли, устраивал ли скандалы – все несло на себе отпечаток юности, которой некуда девать силы. Когда он так изменился? До покушения или после? Рокэ Алве прекрасно известно о том, что его бывший любовник подписал ему смертный приговор, правда, прочитав вначале буллу Эсперадора. Об этом Дорак знал. Молодой герцог весьма внимательно изучал документы, касающиеся покушения на Винной улице и, конечно же, сделал выводы. Только вот какие именно? Насколько сильно  Алву задело отношение к его персоне Эгмонта Окделла, столь недвусмысленно выраженное – почти три десятка наемных убийц, шутка ли! И что теперь собирается предпринять Ворон? Обозлится на весь свет, станет требовать немедленного ареста заговорщиков? Любопытно будет понаблюдать за его действиями и выражением лица. Любопытно и полезно – можно узнать, есть ли сердце у Повелителя Ветров.

 

- Сделайте милость. Ваши родичи мориски знают толк в таких вещах. Изменник без носа – весьма поучительно. Только, к сожалению, смерть Карла Борна не вернет к жизни убитых им и, прежде всего, графа Савиньяка. Кстати, его наследник, граф Лионель не передумал поступить в личную гвардию Его Величества? Оставшись с вами, он через полгода стал бы генералом, да и возможность отомстить за отца – хороший стимул.

 

- Не передумал, - в голосе Алвы все то же равнодушие. - Видите ли, Ваше Высокопреосвященство, в этой стране, к счастью, храбрых и честных военных полным полно. Но когда военный в придачу еще и умен – это большая редкость. Лионель Савиньяк полезней в столице, поэтому он будет служить здесь. А с собой я возьму Эмиля. Возможность отомстить ему скоро представится. Как бы только не отравиться местью. В большом количестве она вредна.

 

Ого! Раньше Рокэ так не разговаривал. Или он просто не обращал внимания, привычно считая кэналлийца юнцом, одаренным лишь тремя талантами – выигрывать сражения, побеждать в поединках и портить жизнь друзьям и врагам одинаково? Ах, да, не стоит забывать о способности выпить реки вина и уложить в свою постель любой приглянувшийся объект. Кардинал продолжал вглядываться в безупречные черты. Ни следа юношеской мягкости, глаза холодные и жесткие, и эта улыбка… что-то она напоминает… очень нехорошее.

Герцог Алва не желает понимать намеков. Славно, пойдем в лобовую атаку.

 

- Рокэ, мне донесли сегодня утром, где же эта бумажонка? Вас это заинтересует… - Дорак порылся в ворохе корреспонденции на своем письменном столе, - вот, поглядите.

 

Герцог просмотрел донесение и поднял на кардинала глаза.

 

- Почему вы решили, что меня затронет появление в Олларии Эгмонта Окделла? Да еще и тайное. Тайные передвижения сторонников кансилльера – дело ваших прознатчиков.

 

- Этот человек устроил вам свидание с убийцами. Вы не хотите, скажем, оказать ему ответную услугу?

 

Темная бровь взлетела вверх. Алва поднялся – легко и без усилий, отошел к широкому окну. Если бы кардинал не знал, что под черным колетом с серебряным шитьем спину молодого маршала покрывают страшные раны, ни за что бы не догадался. Мальчик превосходно держится – этого не отнять. Наверное, нужно перестать звать наследника соберано Алваро мальчишкой, даже мысленно. Это трудно, учитывая, что много лет назад Квентин Дорак называл младшего сына кэналлийского герцога именно так и вслух. Недооценивать союзников так же опасно, как недооценивать врагов. Мятеж Борна лучшее тому подтверждение.

 

- Представьте себе, нет. Эгмонт Окделл сам выроет себе яму, рано или поздно. Не имею желания тратить на него время, тем более сегодня.

 

- Ах да, у вас ведь сегодня бал! Рокэ, иногда я очень жалею, что надел сутану. Танцы и флирт меня не прельщают, но ваш шадди… До сих пор не могу его забыть.

 

- Кто вам мешает прийти ко мне на прием? Никто не заставит кардинала Талига оттаптывать ножки юным жеманницам, но шадди я вам гарантирую – в любом количестве.

 

- Я бы с удовольствием, но дела ждать не станут. Да и не нужно слишком подчеркивать наши, хм, тесные отношения.

 

Алва рассмеялся. Негромко, но так, что Сильвестр вздрогнул.

 

- Ваше Высокопреосвященство, я пригласил даже Приддов! И Вальтер с супругой приняли приглашение. Вечер обещает стать забавным.

 

Ничего себе забава – позвать в гости заговорщика и одного из своих несостоявшихся убийц.

 

- Надеюсь, на Придда в бальной зале не свалится люстра? Раздавленный Спрут не самое приятное зрелище. И, - съязвил Дорак, - отчего бы вам ни пригласить Окделла?

 

- Интересная идея. Только, боюсь, ему не в чем будет пойти на бал – Окделлы проедают последние деревни.

 

Отлично, Повелитель Скал совершенно не волнует Повелителя Ветров – ни в качестве бывшего возлюбленного, ни в качестве объекта для мести. Так притворяться невозможно. Верно?

 

- Рокэ, можно узнать, вы решили устроить прием, чтобы отпраздновать получение маршальской перевязи или свое чудесное спасение? Согласитесь, момент для веселья не слишком подходящий.

 

- Отчего же? Мятеж в Придде, маньяк Борн, отродье предателя не отправилось на тот свет и получило повышение, трупы, трупы, трупы. Самое время развлекаться!  

 

Опять эта усмешка – будто ножом режет. Он что-то задумал. Если затеянный прием нужен для отвода глаз – умно, ничего не скажешь! Герцог Алва продемонстрирует всем, что назначение маршалом в бунтующую провинцию и толпа убийц, не в силах поколебать его природного легкомыслия, а потом ударит. Да так, что не уйдет никто. Или он все же заблуждается и Рокэ Алву в самом деле ничем не прошибешь и он намерен всего лишь хорошо провести дни, оставшиеся до отъезда  в армию? Дорак тяжело вздохнул. Наплачется он еще с Вороном, а если не сумеет его раскусить – будет плакать весь Талиг.

 

- Ваше Высокопреосвященство, мне пора идти. Скоро начнут съезжаться гости; если меня не окажется дома, Придд, чего доброго, перепугается и вообразит себе невесть что.

 

- Уверен, он и так не станет ничего у вас есть и пить, - усмехнулся кардинал.

 

Рокэ поклонился и пошел к двери. Дорак встал и тихо окликнул:

 

- Господин маршал!

 

Ворон обернулся на пороге, и кардинал мог бы поклясться, что на секунду увидел в его лице отголосок подлинных чувств. Усталость, напряжение и злость.

 

- Рокэ, я понял, вы предпочитаете решать свои личные дела самостоятельно. Но если вам потребуется помощь, не тяните. Стоит вам сказать слово – и Окделл отправится в Багерлее. Доказательства его участия в заговорах и покушении на вас найдутся. Я бы, правда, предпочел подержать его на свободе. Пока он не слишком сильно вредит, да и не умеет толком скрывать свои делишки, а арест Повелителя Скал вызовет нападки Эсперадора и прочие неприятности. Но если вы…

 

- Мне не нужна помощь, - отрезал Алва, - и я предлагаю вам сделку. Я разделаюсь с мятежниками, а вы перестанете рассматривать мою личную жизнь под лупой. Идет?

 

- Ну, уж нет, Рокэ! Ваша личная жизнь чрезмерно влияет на политику государства, прошу об этом не забывать. Осмотрительней заводите, хм, любовные интрижки. Если только с Окделлом у вас была интрижка, а не что-то более серьезное.

 

- О, господин кардинал желает теперь выслушать мою исповедь? – Ворон вернулся к столу. - Мне встать на колени или обойдемся и так? Грешен я и грехи мои неискупимы! Желаете подробностей? Тех, о которых вам не донесли? Ну что ж. Итак, я и означенный Эгмонт Окделл вступали в греховную связь… дайте припомнить… примерно, раз шесть или семь. Первый раз это произошло… вам назвать точную дату? Простите, позабыл. Но это было очень занимательно…

 

- Рокэ, достаточно, - прервал Дорак, - я уяснил себе главное. Вам настолько тяжело говорить и думать об этом, что вы предпочитает шутить, да еще так скабрезно. Когда бьют в спину – это больно. То есть так принято считать.

 

- Вы заблуждаетесь, - по лицу Алвы нельзя было прочесть ровно ничего, - меня абсолютно не волнует Эгмонт Окделл и его судьба. Если он сгниет в тюрьме или напорется на чью то шпагу – что ж, на все воля Создателя или его посланников на земле. Например, ваша воля. Я не намерен мешать вашим планам по очистке Талига от «огрызков Талигойи», а Окделл яркий представитель этого лагеря. Желаю вам удачи, Ваше Высокопреосвященство.

 

- И вам удачи, господин маршал. Постарайтесь не влезть в очередную передрягу, по крайней мере, в столице.

 

- Вынужден вас огорчить. Я хочу как следует отметить свой отъезд.

 

Хлопнула дверь, а Сильвестр остался стоять неподвижно. Промелькнула догадка - смутная и тревожная. Вот что напоминала улыбка герцога – улыбку Леворукого!                       

 

 

Из полуоткрытой двери в спальню доносился тот характерный ровный гул, прерываемый звоном посуды и отрывистыми приказаниями, который скажет любому – в доме вот-вот начнется праздник. Лионель Савиньяк сидел в кресле, поигрывая эфесом новенькой придворной шпаги, Эмиль, его брат-близнец развалился на широкой хозяйской кровати, а сам владелец особняка кэналлийских герцогов рассеяно перебирал драгоценности в шкатулке из черного дерева.

 

- Спорим, первыми появятся Карлионы, - нарушил молчание Рокэ, - ставлю свой кинжал против твоей походной фляги, Эмиль.

 

- Не стану я рисковать своей флягой, она мне дорога, как любовница. Тут и спорить нечего – прибегут раньше всех и станут тебе в глаза заглядывать, пытаясь выяснить, не собираешься ли ты, часом, их всех перестрелять.

 

- Ты пригласил Приддов и Штанцлера и этого мерзкого Ариго, - Лионель не отрывал взгляд от черного с серыми узорами холтийского ковра, - не по душе мне это.

 

- Разрубленный Змей! – Эмиль резко вскинулся на кровати, - я бы не пришел сюда, если бы…

 

- Если бы что? – очень спокойно спросил Алва.

 

- Если бы не ты, Рокэ! Я в Закат с тобой пойду, ты знаешь, но это слишком! Ты бы еще Эпинэ позвал к себе в дом и Окделлов. Или… Борна? С Борном ты бы тоже стал сидеть за одним столом?

 

- Думаю, до ужина Карл бы не дожил, - ответил Ворон, но Эмиль уже не слушал.

 

- Борн убил отца! Застрелил в упор, когда тот пытался его отговорить, убедить не делать того, что он сделал, - глаза Эмиля стали похожи на пистолетные дула – непроницаемо темные, страшные, - ублюдок велел расстрелять тех, кто отказался идти с ним, кто сохранил верность присяге. Эта тварь жить недостойна, так же, как и его сообщники, а ты зовешь их к себе! - Савиньяк почти кричал.

 

Алва, оторвавшись от колец и заколок, поднял голову.

 

- Эпинэ, Окделл, Борн – мы воевали рядом, а теперь они… как они могут?! – Эмиль задыхался от ярости, - Придд устроил тебе Винную улицу, это даже я знаю, хотя приехал в столицу чуть ли не вчера. Тридцать человек, Рокэ, они были уверены, что ты не выживешь. Они слишком трусливы, чтобы напасть открыто и бьют из-за угла. Проклятые твари! Не могу! Не хочу видеть эти рожи! – Савиньяк саданул кулаком по резной спинке кровати.

 

На пороге возник Хуан и тут же поспешно отступил в коридор, прикрыв дверь.

 

- Все сказал? – холодно осведомился Алва, - Когда я пристрелил Карлиона, вы оба были в восторге. Скажем так, мой поступок далеко выходил за рамки присяги. И вот что – это мой дом, я позвал к себе Лучших Людей Талига, кому не нравится столь изысканное общество, могут уйти.

 

- Рокэ… - удивлению и возмущению Савиньяка не было границ.

 

- Если станешь так переживать, Эмиль, заработаешь несварение желудка. Кавалеристу оно ни к чему, тем более, перед новой кампанией, - внезапно в голосе Ворона зазвенела сталь. – Ты – мой офицер, и я запрещаю тебе подобные истерики. Еще раз услышу, можешь подавать в отставку.

 

- Да ты… Рокэ Алва! – Эмиль шагнул вперед, но брат удержал его. Лионель был очень бледен, у губ залегла горькая складка, делавшая его старше лет на десять.

 

- Не кричи, братец. Рокэ прав. Не надо показывать им, что мы… что… а, закатные твари! Ты ведь что-то задумал, верно, господин маршал? В любом случае – можешь на нас рассчитывать. Я понял, с ними нельзя по-другому, нельзя бить в лоб. Нужно как они – в спину.

- Не разводите сантиментов, граф, - тон Ворона не стал мягче.

 

- Только вот малыша Арно жалко, - словно не слыша, продолжал Лионель – все так же спокойно, ровно, отрешенно, - ему же только семь, мы объяснили, как смогли, а он все равно отца ждет, все в окно смотрит.

 

Алва поднялся, отвернулся к зеркалу, поправил воротник камзола. Близнецы молча смотрели на него.

 

- Лионель, если ты разрешишь Арно поехать, я сейчас же напишу наместнику Алвасете. Мальчика примут там как принца. Будут катать его по заливу, покажут, как добывают жемчуг. Пусть побудет в Кэналлоа подольше. Ты согласен?

 

- Благодарю, Рокэ. Море, золотая бухта, чайки…помните, мы мечтали доплыть до горизонта и посмотреть, что дальше? А моряки над нами смеялись. Рокэ, ты ведь хотел стать капитаном рыбачьей шхуны. Кому скажи, не поверят, - молодой граф грустно усмехнулся.

 

- А ты мечтал о карьере сборщика гранатов, Лионель. А уж Эмиль! В приличном обществе не скажешь!

 

- Ох, Рокэ! Если проболтаешься, убью! Я - блестящий капитан-кавалерист и вдруг собирался стать погонщиком ослов. Засмеют!

 

- Мечты не сбываются. И это к лучшему, - Рокэ с усмешкой оглядел братьев и позвал, - что у тебя, Хуан?

 

Домоправитель вошел и с достоинством поклонился.

 

- Вам записка, соберано.

 

Алва взял у слуги сложенный листок, развернул и, пробежав глазами, смял его в пальцах.

 

 - Барон Карлион с супругой и сыном! – раскатистый голос мажордома возвестил о начале приема.

 

- Давай сюда свою любовницу, то есть, конечно, фляжку, - засмеялся Ворон и приглашающе кивнув братьям, легко сбежал с лестницы навстречу гостям. 

 

Уже отзвенели столовые приборы и особняк наполнился пением скрипок и клавесинов, игривым смехом, перестуком женских каблучков. Танцы были в разгаре, когда Рокэ Алва, наконец, сумел вернуться в свою спальню на третьем этаже. Аккуратно прикрыв за собой дверь, он развернул полученную несколько часов назад записку и прочел еще раз, теперь медленно и внимательно, словно в обыденных буквах пытался найти скрытый смысл.

 

Рокэ!

 

Я знаю,  у тебя гости. Первая новость, которую я услышал утром – герцог Алва дает бал. Ты жив, Рокэ. Не стану умолять о прощении, я его не заслужил, да и не раскаиваюсь в содеянном. Я прошу только о встрече. Об одной единственной встрече. Клянусь, я один и безоружен. Я буду ждать на мосту через Данар, буду ждать всю ночь. Я не окажу сопротивления, если ты решишь меня прикончить. Ты имеешь на это право. А я не имею право ни на что, но надеюсь, что Создатель окажет мне такую милость – еще раз увидеть тебя. Ты не признаешь ничьей власти над собой, я помню, тебе бесполезно говорить о богах. Я все приму от тебя – и презрение, и удар кинжалом. Только приходи.

 

Эгмонт   

        

Создатель окажет ему милость, ну надо же! Полуподпольное положение, статус заговорщика, крайняя нищета – ничто не в силах поколебать блаженное состояние Эгмонта Окделла. Знать, что тебя ищут, что над тобой висит подозрение в государственной измене и торчать в аристократическом квартале всю ночь! Он один и без оружия – сообщить такое человеку, которому две недели назад подослал убийц! Надо думать, Эгмонт считает его полным кретином, подстать себе. И правильно, между прочим, считает. Потому что герцог Алва на это свидание пойдет, не взяв с собой ни кинжала, ни шпаги, ни пистолета. Зачем? А зачем придумывать объяснения? Ему так хочется и все. Глупость не является личной собственностью Повелителя Скал. Милейший Сильвестр точно не одобрил бы подобного поступка. Кардинал уже уверился в беспросветном легкомыслии герцога Алва, вот пусть верит и дальше. А не то ему может прийти в голову нечто грандиозное. Например, что неплохо было бы иметь короля, которым не сможет вертеть венценосная матушка и свора Людей Чести вкупе с не менее приятной сворой «навозников». Кто может быть хуже доверчивого, наивного и доброго Фердинанда Оллара? Только его братец Ворон – беспринципный развратник, поверхностный мерзавец, самовлюбленный негодяй с манией доводить окружающих до бешенства. И способный в одиночку порешить тридцать наемников. А так как никто и никогда не узнает, что на самом деле произошло на Винной улице, то поводов для головной боли он предоставил достаточно.

Каждую минуту за ним самим, за его домом, за близкими к нему людьми следят десятки глаз – прознатчики Дорака, прознатчики кансилльера, Гайифа, Дриксен, Кадана, что там еще? Ах да, не забыть бы папаш и мамаш девиц на выданье. Пусть прознатчики не зря получают свое жалованье, он даст им пищу для роскошных доносов.

…и увидит Эгмонта. Вот сейчас, через несколько минут.

 

Рокэ бросил на стол стилет, спрятанный в складках бального наряда, и повернулся к стоящему у дверей Хуану:

 

- Попроси герцога Ноймаринен заменить ненадолго хозяина. Я скоро буду.

 

- Да, соберано. Но осмелюсь доложить, на улице сильный дождь.

 

- Подай мне плащ, - хмуро глядя себе под ноги, домоправитель протянул ему одежду, - и не смей посылать за мной кого-нибудь, Хуан.

 

- Соберано, вы же были ранены… а эти… эти не успокоятся.

 

- Мне достаточно нянек и без тебя.

 

Слуга нажал скрытый за ковром рычаг и одна из деревянных панелей отъехала в сторону. Кто из его предков велел соорудить потайной ход и что помнят узкие, крутые ступени? Не так уж важно. Предки оставили ему куда более страшное наследство. По сравнению с этой жутью, интрижка с лютым врагом правящей династии – сущая мелочь. 

На улице и впрямь лило как из ведра – Данарский проезд превратился в непроходимую лужу. Ждет. Неужели так и прождал бы всю ночь, под таким ливнем? С Окделла станется.

 

- Счастлив вас приветствовать, герцог. Только зашли б в дом, там тепло и сухо. А какое общество – как на подбор! Преданный Гайифе Август Штанцлер, преданный самому себе Вальтер Придд! Вас там точно не хватает. Для контраста. Должны же быть в партии защитников Великой Талигойи люди, преданные самой идее.

 

- Рокэ… то есть, герцог Алва, - какое у Эгмонта растерянное лицо. С капюшона его плаща струйками стекает вода, но можно рассмотреть распахнутые в изумлении глаза. Не верил, что он придет на свидание? Сначала делаем, а потом думаем, это не про Окделла. Он вообще не думает. Или просто ты не способен понять логику его мышления.

 

- Рокэ, - словно в забытьи повторяет Эгмонт и вдруг срывается, - я согласился, да! Я должен был, ведь ты губишь все, к чему прикасаешься. Ты получил назначение в Придду и всем конец. Про тебя уже говорят – лучший полководец Золотых земель! Тебя нужно было остановить! Не будет тебя – и мы победим.

 

Прервать его? Напомнить о герцоге Рудольфе, фок Варзове? Этот человек не прислушивается к доводам разума, а те, кто толкает его под руку, руководствуются иными мотивами, не имеющими отношения к талантам полководца. Ну, почти. 

 

 

- Я согласился убить тебя, Рокэ. Разве ты поймешь? Я не спал всю ночь, вспоминал Торку и наше счастье. Ведь оно было, Рокэ?! Я не знаю, я ничего теперь не знаю. Я запутался, я не могу вырваться из этой паутины, она меня душит, все крепче, крепче…

Не страшно умереть, страшно предать. Люди мне верят, Рокэ, как мне быть? А потом подумал – если б ты мог выбирать обличье смерти, ты бы выбрал такое – в бою. Верно? Но ты выжил, как тебе удалось?

 

- Леворукий спас, - быстро ответил Алва. Все равно примет за насмешку. Но если бы можно было сказать правду, то он открыл бы ее только Эгмонту.

 

- Все так же издеваешься? Но мне плевать. Сегодня – плевать. Я скажу и делай со мной, что хочешь, - Окделла колотило, как в лихорадке, - я гнал без передышки, весь путь до Олларии и понял – если тебя уже нет на свете, мне… мне здесь тоже делать нечего. Я не могу не любить тебя, тварь ты закатная!

 

Есть ли предел тому, что можно выдержать? Закончит он эту пытку или нет, идиот проклятый?! Как же, дождешься от него милости! Если здесь прячется прознатчик, то только в ближайшей нише под мостом. Что ж, пусть смотрит.

 

Рокэ шагнул навстречу и откинул капюшон с русоволосой головы. Как же Эгмонт изменился – легкие морщинки между бровями, рот беспрестанно дергается, седая прядка…

А губы – прежние, мягкие и настойчивые, слегка подрагивающие. Вкус – прежний, горечь степных трав и …крови. Мокрые и кажется, соленые скулы под его губами. Дождь не плачет слезами. Будь все проклято на веки вечные…

Платок у Повелителя Скал нашелся там, где и положено - в кармане. А теперь - шаг назад, иначе не уйдешь вообще.

 

- Мне пора. Уезжай немедленно, Эгмонт.

 

- Рокэ!

 

- Уходи.

 

Уйти придется самому. Не оглядываясь.

 

Хуан ждал у черного входа.

 

- На мосту герцог Окделл. Пошли пять человек, пусть его проводят до гостиницы или где он там остановился, а потом до Сен-Форжа или Армье. Но чтобы он не заметил, понятно?

 

Домоправитель кивнул, будто получил самое обыденное приказание.

 

Лионель Савиньяк взлетел по широкой витой лестнице и без стука вошел в незапертую спальню. Маршал Алва сидел на полу перед камином, опустив голову на скрещенные руки. Лионель пересек комнату, опустился рядом на колени. Рокэ медленно поднял лицо. Застывшая безупречная маска. И только в невозможно синих глазах бьется что-то пугающее. Скомканный кусок ткани, зажатый в кулаке Рокэ, привлек внимание. Лионель мягко потянул, ледяные пальцы безвольно разжались. Мокрый платок – черный, с тонкой золотой каймой. В углу монограмма Повелителя Скал. 

 

- М-да, я всегда знал, что если ты подпустишь кого-то так близко, то это будет фатально. Но не предполагал, что настолько, - негромко сказал Савиньяк. Алва молча смотрел на него. Лионель даже не пытался угадать, о чем тот думает. Об изменнике, который сам сломал себе жизнь, о змеином клубке, отплясывающем в бальной зале, об утопающей в дождях Придде? Абсолютно ясно Лионель Савиньяк понимал только одно – у Рокэ Алвы есть сердце. Обыкновенное, человеческое.

 

Маршал отобрал у товарища платок и резким движением поднялся на ноги.

 

- Рокэ, когда все уйдут, я могу остаться. Если хочешь.

 

- Хочу, - ответил Ворон и швырнул платок в огонь.

 

Назад

 

The End

 

fanfiction