31 глава
- Но зачем? – нахмурился Рид. – Зачем ему нужно было, чтоб ты их убил?
Чем дальше, тем неправдоподобнее выглядела вся эта история.
- Думаете, я двинулся, да? – Генри дернул углом губ, будто собирался улыбнуться, да передумал.
Рид ждал, что Морган сейчас выдаст что-нибудь вроде «А что, разве нет?», но тот, кажется, взял себя в руки и спокойно смотрел на ярко-синюю воду внизу.
Генри потер запястье, таким жестом, будто привык, что там всегда часы (или наручники), и теперь ему неудобно оттого, что их нет.
- Я переехал в Джонсборо, когда мне было двенадцать. Джек был на два года младше меня, он жил там в приюте и все время мечтал сбежать. Ему было одиноко. И мне тоже. Мы ходили в разные школы и поэтому поначалу не пересекались, а потом встретились, почти случайно. С тех пор все время играли после школы, на велике гоняли, всё такое.
- Нестыковочка, - цокнул языком Морган. Голос у него был уже не враждебный, а какой-то уставший, и Рид вдруг очень ярко представил себе, как лет через тридцать пожилой Дерек, заслуженный агент и, все может быть, глава отдела, сидит за пивом в каком-нибудь полутемном баре, постукивая пальцами по столу. И по телевизору, висящему за стойкой, конечно же, будут передавать бейсбольный матч.
- Мы были в Джонсборо, - продолжил Морган. – И никто там про тебя ничего не рассказал. Если вы были такие закадычные друзья, то как, извини меня конечно, такое получилось, что никто в городе этого не помнит?
Генри мрачно рассмеялся.
- Те, кто помнит, просто не рассказали. Поверьте. Зато… - он осекся, но у Рида уже словно что-то щелкнуло в голове, закрутились шестеренки, так вот откуда Генри узнал его имя, как же он, идиот, раньше не догадался, он же почувствовал тогда, что…
- Зато рассказали тебе про нас, - медленно проговорил Рид, глядя перед собой. – Сэм Дрейк, да? Сэм Дрейк. Парнишка с марихуаной. Он здорово изобразил, что почти не помнит никакого Джека.
Генри весело хмыкнул. Настроение у него менялось с невероятной скоростью.
- Да уж, представляю себе. Приютские дети – лучшие актеры в мире. Мало кому приходится столько же хитрить.
- Он тебя помнит. Он позвонил тебе и сказал, что некий доктор Рид из ФБР спрашивал про Джека. Так всё было, да? – он даже не дождался ответа, мысли уже бежали дальше. – Кстати, о докторах. Доктор из больницы сказал, что к Джеку приходили его друзья. Не один человек. Несколько. Ребята из приюта, да?
Генри посмотрел на него внимательно, чуть наклонив голову на бок, как птица.
- Ого. А ты умный. Так и было, ага. Боб Эмери, Сэм Дрейк, еще несколько человек.
- Ну ладно, - Рид потер лоб, чувствуя себя до странности на своем месте. Он хороший агент. Может, он тоже через тридцать лет матерым фбровцем будет сидеть рядом с Морганом в баре и пить пиво. – Генри, расскажи, зачем ты их убил. Всех этих людей. Ты же не похож на…
- На психопата? Ну да. Я и пытаюсь рассказать. Короче, мы подружились. Я никогда не был, ну, семи пядей во лбу. А Джек умный. Читал, и у него такие идеи были… сейчас некогда рассказывать, может, потом. И я очень… очень был к нему привязан. А потом он заболел, - Генри сжал пальцы на джинсах. – И когда он понял, что дело плохо, рассказал мне. Что у него… ну…. В общем, сначала ему снились сны. Странные. Еще давно. В детстве. И некоторые сбывались. А потом он и наяву стал их видеть. Сначала так, ерунду всякую, а потом… Потом всякое другое.
- И ты ему поверил? – не без иронии поинтересовался Морган. – Генри, это же обычное дело. Подростки в переходном возрасте выдумывают себе всякие сверхспособности. Чтобы отличаться от остальных.
Генри покачал головой.
- Еще до этого несколько раз было… ну… странные вещи. Один раз мы шли по улице, в городе – мы редко ходили вместе, чтоб не слишком светиться. Они же, приютские, всегда боятся, что если узнают, что у них есть что-то хорошее, что-то для них самих – тут же обстебают и отнимут. В общем, нечасто мы вместе ходили. А тут пошли. Тогда еще день такой хороший был… Мы решили сходить в Бургер Кинг новый, его как раз построили, - Генри потер шрам над бровью. Дурная привычка – он все время что-то тер, теребил, крутил в руках. Первый признак нервозности. – Ладно, я не об этом. Мы подошли к переходу, а мимо нас проходила мисс Лаури. Школьная учительница. А Джек посмотрел на неё и вдруг остановился и начал с ней разговаривать. О фигне какой-то, погоде, расписании, всяком таком. Я так обалдел, что рта не мог раскрыть. Он никогда вот так не останавливался ни с кем поболтать. Было видно, что она уже хочет уйти, а он всё говорил и говорил, а потом из-за угла на всей скорости выехал мистер Кормак. Пьяный. И на всей скорости, не останавливаясь, пронесся через переход. Я тогда еще подумал, что если б она в этот момент переходила дорогу, он бы её сбил. Он тогда пил сильно. А Джек кивнул ей, улыбнулся и сказал: ну, до завтра. И мы пошли дальше. Я подумал – повезло.
Он помолчал, поднял глаза на Моргана и дальше рассказывал, кажется, только ему.
- А еще была история с дедом. У меня дед… ладно, не буду про него, а то долго получится. В общем, Джек ему всё говорил – надо бы проводку в сарае поменять. А дед всё – да ладно, да ладно, что ты в этом понимаешь. Ну, однажды пожар и начался. Проводка в сарае перегорела. И еще несколько таких же историй было, когда вроде ничего не происходит, но Джек что-то такое говорит, и потом ты вспоминаешь его слова и сразу как-то… не по себе.
- Поэтому те люди, которые хотели усыновить Джека, всегда уезжали?
- Ага. Он тогда мне об этом даже не рассказывал, только потом уже рассказал. В конце. Сказал, что ему и тут хорошо. Не хотел никуда уезжать, поэтому их и отвадил. А что именно он сказал им, я не знаю.
- Причем здесь игрушки и восемь человек, которых ты грохнул?
- Морган! – не выдержал Рид. – Прекрати, слышишь? Хватит. Дай ему договорить.
Дерек мрачно замолчал.
- Спасибо, - неожиданно приязненно сказал Генри Джордан. – Сэм в людях не ошибается. Просто о том, что дальше, мне не слишком хочется рассказывать, - обращаясь к Моргану, спокойно сказал он. – Я заставил Джека пойти к врачу. А тот заставил его лечь в больницу. А потом всё было, - он потянул ворот майки и сглотнул. – Очень быстро. Вот тогда и началось. Отвечаю на твой вопрос, Дерек. В конце у него начались какие-то совсем другие видения. Про что-то жуткое. Он кричал по ночам, я не мог его утихомирить, ему кололи успокоительное, а он все равно кричал. И вид у него такой был… как будто он до смерти испуган. Понимаете? Просто до безумия. Вы бы знали Джека, его ничем было не напугать. Я бы вам про него подольше рассказал, только времени нет. В общем, он был не сопля какая-нибудь. А тут… Потом он просто перестал себя контролировать. Говорил во сне. И я по каким-то обрывкам понял, что он видел, чем всё кончится.
- Что – всё? – тихо спросил Рид.
- Всё это, - он сделал неопределенный жест куда-то в сторону обрыва. – Вообще всё. А потом появились имена. Он их говорил, иногда, то одно, то другое. Просто так, ни к чему.
«Однажды вечером делал обход, а он лежит и бормочет: "Марианна Прайс, а второй - Питер Леннон. Марианна Прайс и Питер Леннон", что-то в этом роде, - вспомнил Рид рассказ доктора Кливленда. - Он их повторял еще жалобно так, не переставая, как будто они его обидели чем-то».
- Он про этих людей явно видел что-то плохое. Про них или про их детей. Иногда трудно было разобрать, он очень бессвязно говорил. Но он точно хотел их остановить. Ну и... вот, - Генри замолчал, как будто сказанное им полностью всё объясняло.
- Ты не знаешь, кто его родители? – неизвестно к чему спросил Рид, внимательно глядя на ладони Генри.
Тот покачал головой.
- Не знаю. Он и сам не знал. Не мог вспомнить. Когда мы познакомились, он все время придумывал про них всякие истории, то они путешественники, то актеры. А потом перестал.
- А твои родители? Где они?
- Когда мама вышла второй раз замуж, то оставила меня у деда. Они с мужем уехали в Африку. Так там и мотаются до сих пор. Он дипломат. У них уже двое других детей, я их даже не видел никогда. Мать пару раз приезжала, но как-то не задался разговор.
Рид неожиданно встал и подошел к субъекту, сел рядом. Даже как будто улыбнулся.
- А что дальше было? Когда ты решил их убить?
- Уже потом. Гораздо позже. А в тот день, когда он… В общем, был День поминовения. На улицах везде процессии. И люди всё больше грустные. И я подумал – хороший он выбрал день, чтоб уйти.
«Он сказал «уйти», - подумал Рид. – Он ни разу не сказал про Джека Грея, что он умер».
- После похорон я даже придумать не мог, чем заняться, - теперь вытягивать из Генри слова уже было не надо, он говорил быстро, торопясь и сбиваясь, будто думал, что не успеет. – Колледж я закончил, а куда податься дальше – не знал. Первые несколько дней лежал в мотеле, в Солт-Лейк, и думал. Что я умею делать? Только чему дед научил. Он в молодости в спецназе служил. Рейнджером. Охотиться любил. И тачки. Потом осел, стал сначала машины ремонтировать, потом всякий сельхозинвентарь, и постоянно учил нас с Джеком всяким штукам. Драться. Неслышно ползать. Стрелять. Выслеживать добычу. Уходить от преследования. Ориентироваться на местности.
- Поэтому ты так легко задурил нам голову, - улыбнулся Рид. Улыбка была искренней, какой-то очень доброй, и Моргана кольнуло странной ревностью оттого, что такую улыбку вызвал какой-то больной проходимец.
- Угу. И ведь никто не поверит, на что способны леска, громкоговоритель и дедов магнитофон.
Они замолчали. Солнце было уже совсем высоко, и где-то у них над головами не переставая трещала какая-то болтливая птица.
***
О чем Генри не рассказал им – так это о снах. Они стали так часто сниться ему теперь, яркие и живые, почти всегда с Джеком, а иногда без него – и во всех этих снах было одинаковое ощущение, тревожное и счастливое. Будто внутри что-то натягивается и дрожит, тонкое, яркое, как нитка паутины, на которой переливается солнце. Там были места, которых он никогда раньше не видел, и незнакомые люди – но он был уверен, что, случись ему увидеть их наяву, точно узнает каждого.
В этих снах он знал Джека лучше, чем когда тот был жив. Куда лучше. Это было совсем не как дружба двух фриков в провинциальном городке, а как что-то… огромное. Иногда у Джека менялись лица.
Генри всегда узнавал его по глазам.
32 глава
- В Джонсборо я больше не вернулся, - продолжил Генри. – Полгода подрабатывал то тут, то там. Пытался разыскать тех людей. Мне хотелось на них посмотреть. Понять, почему выбрали именно их.
- Кто выбрал? – спросил Морган.
Генри пожал плечами:
- Тот, кто показывал Джеку то, что он видел. По-моему, это очевидно.
- Джек что, сказал не только, как их зовут, но и где искать? Вот так вот адреса и телефоны сообщил?
- Не конкретно. Я потом кучу времени провел, пытаясь понять, каких именно людей он имел в виду.
Да Джек и сам не знал. Где-то в бреду (Генри так и не приучился называть это видениями) заметил название города, где-то упоминал про погоду или про дом, или про собаку, - и из этих крошек за полгода Генри составил свой список.
- Первым был Джейсон О'Райли из Миссури. Я шел за ним весь день, а он меня даже не заметил. Вечером я позвонил ему в дверь, наплел что-то про статистическую службу. Он открыл. Сам не знаю, чего я от него хотел. Поговорить, вроде. Только о чем тут говорить? В общем, я достал нож, просто чтоб он слушал меня и не отвлекался. А ему как будто даже и не страшно было. Он только казался ужасно раздраженным и молчал, и меня это так взбесило, я даже не помню, как его ударил, помню только, как он упал, а я стоял над ним и пытался понять, зачем всё это сделал.
Он перевел дыхание и посмотрел на доктора Рида. Тот молчал.
- Я в то время постоянно носил с собой робота. Маленького такого, облезлого. Игрушка Джека. Она долго болталась у нас дома, и я зачем-то прихватил её, когда уезжал. И вот когда этот Джейсон лежал на полу, кровь еще, знаете, у него на ране так пузырилась неприятно… Я положил робота рядом с ним. Наверное, мне хотелось себе показать, что это вроде как было не зря. Что я этого парня не просто так грохнул. И в следующий раз, когда я шел… Я просто купил на остановке какую-то плюшевую сову, самую дешевую. И ночью в парке застрелил Сандру Гилрой. Это было на День благодарения. Второй раз уже получилось, что это произошло в праздник, и я подумал — наверное, так оно и надо. И поехал искать следующего.
Лицо у Генри было раздосадованное, и Рид подумал, что он совсем не жалеет – ему противно, неприятно то, о чем он говорит, – но он не жалеет.
Будто подслушав его мысли, Дерек спросил:
- Ты получал от этого удовольствие, да?
Генри посмотрел на него, как на чокнутого.
- Ты это серьезно? Думаешь, можно получать удовольствие от того, что кого-то убиваешь?
Морган приподнял брови и промолчал.
***
На самом деле, это было отвратительно. Генри прекратил бы еще после первого раза, когда этот мистер О’Райли, на редкость неприятный тип, лежал перед ним навзничь, похожий на опрокинутого животом кверху жука, и смотрел на Генри выпученными глазами. Тупой, ничего не понимающий взгляд. Это было ужасно и этого бы хватило Генри на кошмары до самой смерти.
После он, не разбирая дороги, шел по какой-то местной Черчилль-роуд, глядя прямо перед собой. Куртка была вся в мелких брызгах крови, на черном было не заметно, но сам Генри чувствовал их так, будто они жгут ему голую кожу. Какая-то женщина натолкнулась на него и выронила синий картонный стаканчик с пепси, а он неловко извинился и чуть не заплакал.
А потом, когда солнце уже почти докатилось до горизонта, он почувствовал, что стало легче дышать, как будто что-то прозрачное, туго натянутое вокруг него, как брезент вокруг мертвой Лоры Палмер, ослабло. Он сел на скамейку в сквере, достал нож, все еще испачканный кровью Джейсона, и сжал в ладони лезвие. От боли в голове прояснилось, и он попытался ухватить мысль, которая уже полдня не давала ему покоя, какое-то смутное воспоминание, связанное с этим О’Райли. Он вспомнил его мертвое лицо, опустил голову на руки и попытался еще раз. Джейсон. Убийство. Джек. Да, Джек в тот раз что-то такое сказал, оно было как раз про это, как раз…
И он вспомнил.
- Лица… такие страшные, - всхлипывал Джек той ночью. Последние дни он казался таким худющим, мелким, у Генри что-то внутри ломило от жалости и страха, потому что Джек всегда был наглый и умный, а этот замученный пацан на больничной койке – это же совсем не он.
- Они все одинаковые, - шепотом жаловался он, мотая головой, - все мертвые и все одинаковые, Генри, они одинаковые, они все умрут, все, они умрут, а он не родится, надо, чтоб не было детей, чтоб не успели, и он тогда не родится, и будет тишина, кто-то из их детей, но его не будет, не дай ему родиться, не дай, Генри, Генри, это ты, рядом будешь стоять ты, а потом она, мы успеем исправить, этого не должно было случиться так рано, не дай этому случиться так рано, не дай, не дай.
Джек впервые за последние дни обращался к нему по имени, и это, пожалуй, была самая жуткая речь, какую Генри слышал в своей жизни.
Постепенно Джек затих и открыл глаза, устало глядя в потолок.
- Сколько времени? – хрипло спросил он и поднял руку, бездумно вытирая слезы.
- Не знаю, - сказал Генри.
Джек бледно усмехнулся и, протянув руку, провел по его плечу.
- Ну и видок у тебя, чувак, - тихо сказал он и повернулся набок. – Спи давай.
Генри послушно прикрыл глаза и даже не заметил, как заснул.
Когда он проснулся, Джек уже умер.
«Они все одинаковые», - повторил он про себя, сидя на скамейке перед супермаркетом.
Раньше он никак не мог поверить всерьез, старался не вспоминать ту последнюю ночь и вообще не думать об этом слишком много. Но теперь главное стало ясно - словно только после первого убийства это можно было понять.
Предсказание надо исполнить. И всё.
А кто там не родится, если он все сделает правильно – это уж не его дело. Судя по страху в голосе Джека, если не родится, так тем лучше. А он просто должен сделать так, как хотел Джек. Потому что он никогда не захотел бы ничего плохого, это уж Генри знал как никто другой.
Мертвое отупение куда-то делось, Генри чувствовал себя спокойным и почему-то утешенным.
Это ощущение – все, что у него было, но этого оказалось достаточно. В следующий раз он накупил на остановке разных игрушек. Столько же, сколько осталось людей в списке.
Потом, после третьего дела (так называл их про себя Генри), он понял еще кое-что.
В этих людях, во всех, было что-то невероятно, почти отталкивающе похожее - во взгляде, манере, словах, и жалость к ним получалась какой-то смутной, не в полную силу.
«Они все одинаковые», - сказал Джек, и теперь это прозвучало совсем по-другому.
Теперь, подходя к жертве, он иногда задавал вопрос, всегда один и тот же: «У тебя есть дети?»
Впрочем, он и так знал, какой услышит ответ.
Однажды, после пятого убийства, он зашел в церковь, и всё ждал, когда невидимая рука вышвырнет его оттуда, убийцу и грешника, - но ничего не произошло. Там было почти темно и очень тихо, и Генри встал на колени, глядя в пол.
- Скажи мне, - шепотом сказал он. – Покажи мне как-нибудь, что то, что я делаю, тебе нужно. Покажи мне, чтобы я знал. Мне надо знать.
Он еще долго простоял так, ожидая ответа, пока совсем не стемнело.
***
И вот теперь этот доктор, худой, умный, смотрел на него так, будто понимает – не всё, конечно нет, но что-то он понял. Совершенно точно.
Второй парень, черный, смотрел с отвращением.
А потом доктор задал самый главный вопрос.
***
- Твой список закончился? – спросил Рид. – Поэтому ты позвонил? Хотел сдаться, но так, чтобы перед этим рассказать кому-то, как всё было на самом деле?
Генри улыбнулся ему своей странной полудетской улыбкой и кивнул, отводя глаза вниз, на озеро.
- Я сдамся, - сказал он спокойно. – Мы сейчас уйдем отсюда вместе. Но взамен я хочу попросить вас об одолжении. Не рассказывайте никому, ладно? Я скажу, что у меня было помутнение сознания или что-то в этом роде. Что я сам не знаю, почему их убивал. Но только ничего не говорите про Джека. Пожалуйста. Никогда. И я не скажу.
- Ты сядешь пожизненно, - тяжелым голосом сказал Морган. – Так какая разница? Все равно эта история уже закончилась.
Генри засмеялся и потер шрам над бровью.
- Нет, Дерек. Конечно, нет. Только началась.
Он помолчал, улыбаясь каким-то своим мыслям, и сказал, глядя на Рида:
- Они уже идут.
И прежде чем Рид успел спросить «Кто?», на площадку выскочил Хотч. Он быстро глянул на Моргана и Рида, убедился, что с ними все в порядке, и с этой секунды его внимание полностью переключилось на субъекта.
- Стоять, - процедил он, сжимая пистолет.
Не переставая улыбаться, Генри поднял руки.
***
Перед тем, как сесть в машину, Морган оттеснил Рида в сторону и резко спросил:
- Что мы скажем?
- Скажем, что он долго рассказывал нам про свое раздвоение личности, - тихо сказал Спенсер. - Злобный брат-близнец и всё такое.
- Ты никогда не врешь.
- Значит, по законам логики, то, что я скажу, будет правдой, - ровным тоном ответил Рид и сел в машину, лопатками чувствуя взгляд Дерека, тяжелый, как камень.
- Ты ведь ему поверил, - осуждающе сказал Морган, хмуря свои черные брови. - Рид, ты что, правда ему поверил?
В ответ Рид неловко пожал плечами.
***
«...Сегодня, четырнадцатого марта, наконец пойман так называемый рождественский убийца, державший в страхе всю Америку с декабря прошлого года. Преступником оказался девятнадцатилетний Генри Джордан. Мотивы его действий пока неясны, но, по информации из достоверных источников в ФБР, молодой человек не отдавал себе отчета в том, что совершает убийства. Будучи подверженным раздвоению личности, в нормальном состоянии он даже не может вспомнить, кто были его жертвы. Мы будем держать вас в курсе дальнейшего развития событий, а пока – к другим новостям».
***
За три дня до этого, одиннадцатого марта, в дверь Долорес Энвер, проживавшей в городе Огден, штат Юта, позвонили.
Долорес отложила телевизионный пульт, выпуталась из пледа и подошла к двери.
Посмотрев в глазок, она молча открыла.
- Привет, Долли. Не смотри на меня таким убийственным взглядом. Я по делу.
- Я же сказала тебе не приезжать, - пробормотала она. – У меня уже были ребята из ФБР - скажи спасибо, что, кажется, ни о чем не догадались. Как ты там говорил? Сироты – лучшие в мире актеры?
- Угу.
- Ну ты и урод, Генри, - беззлобно сказала она и пропустила его в дом.
33 глава
Долорес Энвер, а точнее Долли Бересфорд – так её тогда звали – приехала в Джонсборо весной тысяча девятьсот девяносто девятого года. Ей было тринадцать. За месяц до этого её родители погибли в авиакатастрофе - в турбину самолета, на котором они возвращались с курорта, попала какая-то птица, и он упал.
Именно поэтому Долли терпеть не могла сериал «Лост», которым так засматривался Джек. Хотя нет, про Джека – позже.
Она поселилась у своей тети, сорокалетней праведной дочери англиканской церкви, и первое время только и делала, что плакала, запершись в комнате. Долорес всегда была спокойным, уравновешенным ребенком, а тут как прорвало – ревела навзрыд, как никогда прежде, – от тоски по родителям и оттого, что жизнь её так неожиданно и нелепо переменилась.
Оправившись, она твердо решила уехать сразу же после окончания школы. А пока – деваться было некуда – приспособилась к местной жизни, нашла себе сначала одного парня, потом другого, подобрала престижную стипендию в Массачусетском университете и решила во что бы то ни стало получить её – в свое время.
Двадцатого апреля две тысячи третьего Долли пошла в кино с Полом Роузом, своим тогдашним ухажером, и, около щербатого фонтана перед стареньким кинотеатром, столкнулась с Генри Джорданом.
Точнее, это он столкнулся с ней.
Генри выронил из кармана мелочь, когда доставал жвачку, и теперь, ползая около фонтана, под смешки сидевших рядом ребят, быстро и сосредоточенно её собирал.
Последняя монетка оказалось прямо под ногами у Долорес, Генри пробормотал «Простите», схватил свое сокровище и поднял глаза.
И улыбнулся.
Ей было семнадцать, ему – четырнадцать, смешное сочетание, но у Генри были такие добрые, живые глаза, и смотрел он так застенчиво и восхищенно, что Долли невольно улыбнулась ему в ответ.
Конечно, она не ушла из кинотеатра под ручку с малявкой Генри - это вызвало бы даже у бывалой и несколько циничной молодежи Джонсборо искренний и неподдельный шок, а Долорес всегда отлично знала, что такое приличия.
Но в следующий раз, когда они случайно встретились, она с усмешкой подошла к нему первая и спросила: «Эй, тебя как зовут?».
Через месяц он тайком и с насмешившими Долли предосторожностями познакомил её со своим маленьким другом Джеком.
В следующие пять лет она часто играла с ними, её не волновало, что они такие малыши, и только много лет спустя она поняла, почему: оба тоже были сироты, Джек – в буквальном смысле, Генри – не совсем, но разве можно не считать сиротой человека, которого бросил сначала отец, а потом мать?
И от этого было в них обоих что-то странное, неспокойное, искреннее, чего она никогда не видела ни от кого другого и что вызывало в её душе особенный, непрекращающийся отклик. У неё была своя взрослая жизнь, свои парни и приятели, но ни с кем не было так хорошо и так спокойно.
Конечно же, ничего у них с Генри не было. Разница в три года совершенно не заметна после сорока и слишком заметна до двадцати. Да и потом, Генри был слишком повернут на Джеке, не видел вокруг ничего другого, словно Джек был единственным ярким пятном в его мире, и женское самолюбие Долли это задевало.
Но постепенно она привыкла.
В две тысячи седьмом, в двадцать один год, она уехала из Джонсборо в Огден, штат Юта, потому что влюбилась. Они поженились с Ричардом Энвером, прожили год вместе и разошлись.
За это время она вернулась в Джонсборо всего однажды – когда позвонил Генри и тусклым голосом сообщил, что Джек в больнице и что он умирает.
В Литл-Рок, в госпиталь, где Джек умер, она за ними не поехала. Она понимала, что Генри будет отгонять всех, что захочет быть рядом один, только он, и не могла отнять у него этой последней радости.
После смерти Джека от Генри ничего не было слышно год. Он уехал из города, сменил номер телефона, не оставил никому координат, и постепенно Долорес почти забыла о нем.
Месяц назад он позвонил в её дверь, сел на стул посреди кухни и спокойно пояснил, что рождественский убийца - это он, что убивает людей, потому что так хотел Джек. Рассказал всё то же, что потом рассказал ФБР.
Генри очень изменился за это время. Раньше она любила его за доброту, но теперь, увидев его, резко повзрослевшего, будто расправившегося, она вдруг с ужасом поняла, что он нравится ей по-прежнему, даже сильнее, и эта мысль помешала осознать другую, самую важную – она пришла Долорес в голову сразу, но потом будто уснула, притаилась.
Наверное, надо было вызвать полицию, но она не смогла.
- Ты должна понять, - сказал Генри, глядя на неё запавшими серыми глазами. - Они не совсем люди. То есть как бы не люди. У них лица такие… странные. Ты должна сама увидеть. Пошли. Следующий у меня как раз сегодня. Недалеко, в Солт-Лейк. Ты увидишь и поймешь, что я не убийца.
И он повел Долли смотреть, как будет убивать Питера Леннона. Она не знала, почему пошла. Наверное, потому что слишком хорошо знала Джека. Знала, что если он так прямо и велел Генри это сделать, значит, тут есть какой-то смысл.
И только когда нож Генри вспорол горло этому невзрачному испуганному мужичку, только когда она склонилась над трупом и посмотрела ему в лицо, - только тогда она смогла додумать главную мысль до конца.
«Нет никакого смысла. Он безумен, - холодно сказала ей интуиция. – Твой Генри безумен».
А сейчас он пришел снова.
***
Генри откинул голову на спинку дивана и вытянул ноги.
- У тебя соку случайно нет? – поинтересовался он, прикрыв глаза. Долорес стояла в дверях, глядя на его худое лицо. Ей захотелось подойти и потрепать его по волосам.
- Томатного нет. Так что только чай.
- Окей, не надо.
Он открыл глаза и резко сел, подвернув под себя ноги.
- Ладно, Долли. Говоришь, приходили ФБРовцы?
- Да, - медленно, будто раздумывая, произнесла она. - Я рассказала всё по легенде. Они поверили.
- А скажи, был там такой молодой совсем, очень худой и высокий, по фамилии Рид?
Долорес усмехнулась, не сводя с Генри совершенно не улыбающегося взгляда.
- Был. Он чуть не сел на мою блузку и потом краснел так, будто в жизни не прикасался к женской одежде.
- И как он тебе показался?
- В каком смысле?
- В принципе. Сэм сказал, что он, кажется, неплохой парень.
- Сэм? Сэм Дрейк?
- Ну да. Я об этом тебе и хотел рассказать, - Генри на секунду вскинул на неё тяжелый взгляд. - К ним тоже приезжало ФБР. Выспрашивали… ну… про него, – губы у Генри зло дернулись.
Долорес подняла брови.
- Но как…
- Я понятия не имею, как! – рявкнул Генри. Раньше он никогда не кричал. Добряк Генри, тихий и мягкосердечный мальчик. – Но если они начнут искать дальше…
- Закончится тем, что они тебя найдут, - резко сказала Долорес.
- Да, - он неожиданно успокоился. – Ты сегодня смотрела телевизор?
- Нет.
- Полчаса назад они запустили телеобращение, где призывают тех, кто помнит что-то о… о нем, звонить в ФБР. Учитывая разницу во времени, в Джонсборо обращение попало глубокой ночью. Но завтра утром его повторят и тогда у нас будет полно желающих им позвонить. Дед. Твоя тетка. Его одноклассники. Да еще обязательно кто-нибудь из приютских захочет попасть в телек. ФБРовцы не могли тогда опросить всех, да они, судя по рассказу Сэма, и не знали, что искать. А теперь, видимо, знают. Мы не можем так рисковать.
- И что делать? – полюбопытствовала она, судорожно пытаясь сообразить, что же ей, действительно, делать.
- Мне - сдаться, - просто сказал Генри. – А тебе – закончить.
Долорес замерла, не донеся до губ стакан с водой.
- Ты больной, - она была потрясена, но, вот странно, потрясение было совсем не таким сильным. Будто этого и стоило ожидать. – Ты фанатик. Я же не буду…
- Будешь, - неожиданно жестко сказал он и вытащил из кармана мятый листок, исписанный именами, положил на стол. – Ты сама знаешь… сама знаешь. Он знал, что говорил. Список не закончился. Там еще трое. Только цирк с игрушками и праздниками пора прекращать. Сделай это незаметно. Как будто случайно. Так, чтоб ФБР даже в голову не пришло, что тут что-то не то.
- А ты?
- А я сейчас позвоню им и хоть немного развлекусь, - он рассмеялся сухим, нехорошим смехом. – Попрошу этого доктора Рида приехать на озеро Крейтер. Помнишь, у меня картинка над диваном висела? Вот это там. Никогда еще не был, посмотрю хоть. Если придет еще кто – сделаю так, чтоб отстали по дороге. И если он правда хороший парень, расскажу ему всю правду.
- Всю?
- Абсолютно. Кроме двух деталей: я не скажу, что список не закончен, и не скажу про тебя. Не скажу, что нас в этой истории было трое, а не двое.
- Тебя посадят.
- Значит, ты согласна, да? – и он поднялся с таким лицом, будто собирается прощаться навсегда.
- Нет, - пробормотала она. – Генри, нет.
- Мы должны это сделать, - монотонно произнес Генри, отворачиваясь к двери. – Должны. Иначе зачем всё это было? Ну, зачем?
Она не могла ответить на этот вопрос и не могла сказать ему «Нет», потому что чувствовала, что отказ его добьет. «Он сумасшедший, - продолжала интуиция все тем же ледяным тоном. – Ты слишком хорошо его знаешь, чтобы не понимать, что он сумасшедший. Так зачем ты потакаешь его безумию?».
Долорес молчала.
- Прощай, - сказал Генри, кивая своим мыслям.
- Подожди, - торопливо сказала она. – Генри, подожди.
Он оглянулся.
- Я тебе хотела сказать… - она потрясла головой, и бледные волосы упали ей на щеки. – Кое-что.
- Что именно? – Генри снова отвел глаза, внимательно разглядывая стену.
Если бы он посмотрел на неё, она бы сказала. Но он не посмотрел.
- Я потом тебе расскажу. Увидимся, Генри.
И он, по-прежнему не оборачиваясь, захлопнул за собой дверь.
***
Рид смотрел на землю под ногами - влажную, набухшую, с прилипшими кое-где старыми листьями. В земле были у него ладони, и бывшая когда-то красной безрукавка, и ботинки, он чувствовал землю на шее и на щеке, но так и не собрался поднять руку и вытереться. Чуть ли не каждую минуту он оглядывался назад. За ним шел Генри в наручниках, за Генри – перекошенный Хотч, и Морган. Последней была Джей Джей. Солнце выбелило её волосы в какой-то невероятный серебристый оттенок, и она улыбалась, неуместно и нежно, так, будто у неё есть какой-то секрет и надо со всей силы сдерживаться, чтоб не разболтать его.
Генри Джордан улыбался точно так же.
А потом, в какой-то неуловимый момент, солнце зашло за облака, и от этого вокруг стало тревожнее и тише, будто сразу наступили сумерки.
34 глава
Иногда он просыпался оттого, что в голову ему приходили решения полузабытых уравнений, которые не давались ему в университете. Он открывал глаза и видел, как по потолку тянутся числа и знаки функций, и как в конце концов из хаоса рождается смысл.
В последнее время он думал при этом о мертвом парне, который, просыпаясь, вместо чисел видел лица, спрятанные где-то в будущем.
Рассматривать на темной штукатурке формулы - одна из самых ярких радостей в его жизни.
Однажды он увидел способ решения знаменитой системы уравнений Навье-Стокса и решил рассказать об этом Моргану.
«Когда ты плывешь по озеру на лодке, от неё разбегаются волны, правильно? – говорил он, взмахивая руками, своими уродливыми длиннопалыми руками. «Прямо лапы лемура», - сказал однажды Морган, и он был прав. - Вслед за летящим самолетом возникают турбулентные потоки. Навье и Стокс описали, каким образом это происходит В системе уравнений. В 1822 году. И до сих пор никто не знает, как решить это систему, при этом все ей пользуются.
- Кто – все? – спрашивает Дерек, и это было бы похоже на издевку, если бы он не улыбался.
- Конструкторы самолетов. Автомобилей. В уравнения просто подставляют уже известные значения и проверяют, подходят они друг к другу или нет. А если кто-нибудь найдет метод решения, пользоваться уравнениями можно будет и в противоположном направлении, вычисляя из равенства все необходимые параметры. Это сделает ненужными аэродинамические испытания.
- И что, ты нашел? – брови у Моргана насмешливо ползут вверх, куда-то к коротко стриженным черным волосам.
- Мне удалось предположить один из вариантов решения, - сдержанно отвечает Рид и улыбается. – Я поработаю над этим, когда будет время.
И они пьют кофе из бумажных стаканчиков, как все хорошие полицейские в американском кино, и Гарсия смотрит на них, стараясь тоже улыбаться, но у неё ничего не выходит. Они не пускают её в свою игру, они сами по себе и всегда теперь будут сами по себе, и от этого ей так одиноко.
Джей Джей смотрит ей в спину, пухлую согнутую спину, обтянутую ярко-синим свитером, и заливает кипятком пакетик с фруктовым чаем.
- Пенелопа, - говорит она и думает о ней, как о смешной и одинокой маленькой девочке, которой никогда не достанется красивый веселый мальчик, которого она хотела. И, может, оно и к лучшему.
- Пенелопа, - повторяет она, - Давай сходим в кино. На какую-нибудь комедию.
- Зачем? – Гарсия оборачивается, и голос у неё почти испуганный.
- Ну не знаю, - Джей Джей пожимает плечами. – Тупо поржем.
И Гарсия улыбается ей, поблескивая стеклами толстых очков.
Сидя у себя в кабинете, Хотч разглядывает фотографию Хейли и Джека. «Не уходи, - беспомощно думает он. – Не уходи от меня». Он думает об этом постоянно, но не знает, как сказать это жене.
Эмили Прентисс говорит по телефону, глядя в стену. Голос у неё сухой и ровный, но иногда он чуть вздрагивает – когда её взгляд падает на книгу, лежащую на столе. Это «Колыбель для кошки» Воннегута, которую дал ей почитать Дерек Морган. Давно, еще до всего этого. Она уже несколько дней хочет вернуть ему её. Однажды она решится.
Она аккуратно положит книгу на стол перед ним и скажет: «Держи, это твое». А потом еще: «Но мне не нужно твое прощение, я ни в чем не виновата, ты же сам знаешь». Нет, этого, наверное, не скажет. Просто: «Вот, возьми». И Морган улыбнется. Это же Морган. Он должен улыбнуться в ответ, иначе она не знает, что ей делать.
«Они все дети, - со странным чувством потери думает Гидеон и глядит на них, стоя у перил. – Все мои дети».
Потом взгляд его останавливается на Риде, да так и не двигается дальше. Тот, воровато озираясь, вытягивает из пачки чистый лист бумаги и, пристроив его на свободный от документов угол стола, начинает быстро черкать ручкой.
«Дорогая мама, - пишет Рид, краем глаза следя за тем, как Морган бессмысленно перекладывает бумаги на столе. - Не буду рассказывать тебе подробности о последнем деле – во-первых, не хочу снова про это вспоминать, во-вторых, оно получилось такое неоднозначное, что… словом, не знаю, смогла бы ты меня одобрить или нет, так что лучше просто не буду рассказывать».
Рид продолжает каждый день писать матери, и Морган много думал об этих письмах. Он представлял, как письма ложатся в коробку, какую-нибудь яркую жестяную коробку из-под печенья, на которой, наверное, нарисована лужайка с ярко-желтыми цветами, церковь и румяные монахини. Одно за другим, одно за другим они ложились туда, день за днем, каждое из них оставалось без ответа, и Дереку казалось, что попади они ему в руки, это было бы самое интересное чтение, какое было в его жизни. И он вожделел эти письма, как вожделеют женщину, и не находил покоя.
А пока Спенсер писал свое письмо, а Морган глядел ему в спину, в Северной Дакоте после долгой болезни вернулся в школу Стюарт Эшкрофт, сын Питера Леннона, никогда не знавший своего отца.
Сейчас он стоит посреди школьного двора и скупо улыбается учительнице, идущей к нему навстречу. Она не нравится ему.
Через неделю она умрет от сердечного приступа.
Генри Джордан сидит в камере предварительного заключения штата Орегон и улыбается всё той же неуместной, счастливой улыбкой, какую заметил у него на лице Спенсер Рид в день ареста. Заключение будет Генри не в тягость, потому что он верит.
Еще очень не скоро он узнает, что все, сделанное им, было зря.
эпилог
Долорес Энвер, стиснув револьвер, оставленный ей Генри, стояла у ворот дома номер семь по Лестер-роуд, город Хэвишем, штат Колорадо.
Ночь была мягкой и тихой, нигде ни ветки не шелохнется, и Долли старалась дышать размеренно и глубоко, чтобы ничем себя не выдать. В доме еле слышно хлопали двери, кто-то разговаривал, бормочущая музыка изредка начинала играть громче (когда по радио передавали что-нибудь, что нравилось обитателям дома).
Последней заиграла песня «Kingston town» группы UB40, которую постоянно крутили по радио, когда Долли была маленькая и еще жила с родителями.
Песня была глупой и нежной, и не успела еще закончиться, когда на крыльцо вышла полная чернокожая девушка и начала развешивать белье, подпевая немудреным словам:
- А когда я стану королем, ты станешь моей королевой, ты ведь будешь ждать меня, ждать в городке Кингстон, в городке Кингстон.
Возможно, она уже не выйдет сегодня вечером. Джемма Нортон, следующий пункт списка Генри. Осталось только надвинуть на лицо капюшон черной мужской куртки, просунуть руку с пистолетом между перил забора, выстрелить и бежать.
Никто даже понять ничего не успеет.
Долорес схватила пистолет покрепче и зашвырнула его в высокую траву у дороги.
На шум Джемма испуганно обернулась, сильнее прижала к груди таз с бельем и замерла, но Долорес уже отступила в тень, на ходу стягивая уродливую куртку.
- Пошел ты, Генри, - бормотала она, сухо сглатывая, уставившись в пыль под ногами. – Пошел ты. Я же чуть не купилась, придурок. Джек никогда бы так не сделал. Он никогда бы это не сделал. Это же бред. Как можно было поверить, что Джек бы это сделал? Тут какая-то ошибка. Генри, тут ошибка.
Она дошла до конца улицы, и, конечно, не могла этого слышать, но ей всё казалось, что вслед ей несутся слова:
«Ночь бледнеет, здесь найдутся чудеса для каждого, есть какая-то магия в городке Кингстон, и когда я буду королем, мне понадобится королева, так жди меня в городке Кингстон,
В городке Кингстон».
***
- Ну, за успех нашего безнадежного дела, - сказал Гидеон и поднял тяжелый, солидный стакан для виски.
Хотч молча отсалютовал ему рюмкой водки и выпил.
Повисла напряженная тишина, потом Хотч, наконец, озвучил её причину.
- Мне кажется или мы поймали этого парня как-то неправдоподобно легко?
Гидеон пожал плечами.
- Главное, что поймали. Джей Джей говорит, у нас уже новое дело. Пока разбирается с подробностями. Лесной душитель в Массачусетсе.
- Думаешь, Джордану вынесут смертный приговор? – настаивал Хотч, глядя прямо в глаза Джейсону своим черным, мрачным, как у старого ворона, взглядом.
- Вообще не хочу об этом думать, - с неожиданной легкостью пожал плечами Гидеон. – У меня осталась еще неделя отпуска, так что, как только закончим составлять профиль, поеду к Саре. Она сейчас одна. Скучает. Дети разъехались.
Он налил себе еще виски и мечтательно проговорил:
- Когда-нибудь я буду гулять с её внуками, и в каком-нибудь приморском городке мы выиграем конкурс «Самая красивая семидесятилетняя пара». Точно тебе говорю.
Он хотел прибавить еще что-то, но тут открылась дверь, и в проем просунулась светловолосая голова Джей Джей.
- Собираемся, - бодро сказала она, старательно обходя взглядом стаканы и бутылки на столе. За плечом у неё маячили Рид, Прентисс и Морган, и Хотч хмыкнул, услышав, как Дерек театральным шепотом проговорил:
- А я знал, что у них есть запасы. Рид, мы их выкрадем и я покажу тебе, как пьют настоящие ковбои.
- Я не пью, - пробормотал Спенсер.
- Ты просто не умеешь, - с чувством выдал Морган, хлопая его по плечу.
- А ну пошли отсюда быстро, - строго сказал Гидеон и рассмеялся.
Начинался май две тысячи девятого, и до конца света, предсказанного Джеком Греем, оставалось еще достаточно времени.
P.S.
Джейсон Гидеон никогда не пойдет гулять с внуками Сары - через год она погибнет от рук маньяка, захотевшего отомстить Гидеону за то, что тот слишком хорошо делает свою работу.
После этого Джейсон Гидеон покинет ФБР.
Он никогда не узнает, что Спенсер Рид почти сразу его забыл.
Аарон Хотчнер вскоре разведется с Хейли, и больше так и не женится. Его сын, Джек, станет знаменитым архитектором.
Эмили Прентисс оставит работу в ФБР и станет уполномоченной по защите детей. Она всегда будет хранить обрывок плаката из квартиры Мэтта – в напоминание.
У Пенелопы Гарсии будет два долгих и замечательных романа, которые принесут ей много чудесных минут.
Никто из её партнеров и друзей не узнает, что Дерека Моргана она будет любить до самой смерти.
Он сам не узнает этого тоже.
Дженнифер Джеро продолжит каждый год ездить в колонию йогов. Сначала одна, потом - со своим сыном.
Однажды Дерек Морган сможет прочесть все письма из той самой жестяной коробки, и после этого многое изменится.
Спенсер Рид никогда не заболеет шизофренией.
The End
<< ||
fanfiction |