Hold Me Thrill Me Kiss Me
Kill Me
|
|
Глава 18. Дзын-н-нь. Неудивительно, что он был так хорошо спрятан. Центр вселенной оказался самой чувствительной в мире вещью. Ре лизнул внутри маленькой круглой ямки, он поклясться мог, она снова пыталась спрятаться - впрочем безрезультатно - на гладкой и тонкой коже животика Каме. Ямочка поначалу была холодная, Ре начал злиться из-за того, что Каме сегодня позаботился не о том, чтобы одеться должным образом, а о том, чтобы подразнить окружающих. Ладно, Ре сам все поправит. Прямо сейчас. Вот, кожа уже согревается, с каждым страстным прикосновением его языка, а Каме так вообще дрожит с ног до головы. А то, как он поначалу подсознательно старался сдерживаться, сохранить чувствительность пупка в тайне, было так трогательно, даже забавно немного. Он запустил пальцы в волосы Ре, сжимал и выкручивал прядки, в жадной мольбе, не имевшей ничего общего с религией. Но потом из его горла вырвался сдавленный крик, плотину прорвало и комната заполнилась его вскриками и стонами. Это ударило Ре в голову. Сегодня он будет очень грубым. По крайней мере, когда трахнет Каме в первый раз. И это просто не могло не случиться, не могло - ведь практически весь день у них длилась такая неявная и такая мучительная прелюдия. Ре не мог не восхититься немного инстинктом самосохранения Каме. Инстинкт, ага. Или это фирменный секрет. В общем, что-то такое, чем ты обзаводишься, когда уже и тут и там побывал, и с тем и с этим А если быть более точным, когда столько уже и со столькими. Сколько их было? Ох, ладно. Черт с ним. Забудем. Конечно, очень неловко было идти до гостиницы с флакончиком смазки, болтающимся в недостаточно непрозрачном, по мнению Ре, пакете в руках. Но главное, он был рад, что смазка теперь у них есть. Потому что каждая капля его крови, жаром кипевшей внутри, прилила к одному-единственному месту, и хотелось только одного. Хотелось Каме. Немедленно. В последний раз лизнув пупок, Ре мысленно пообещал, что уделит ему еще много внимания, еще очень и очень много внимания, он будет нежно ласкать его, раз уж он теперь знает, что пупок у Каме точно есть, и раз уж он знает, где именно. Но потом. Ре на мгновение отодвинулся, чтобы поудобнее устроиться на кровати над похожим на птицу Каме, и цепкие пальчики Каме неохотно выпустили его волосы, даже потянули за прядки. Не стоило волноваться. Ре никуда не собирался. Вот. Теперь Ре был сверху Каме. Он вспомнил, что второпях забыл снять обувь, но тут же об этом забыл. Каме жадно потянулся к Ре, и у Ре глаза расширились от удивления. Он засомневался в том, что у Каме есть инстинкт самосохранения, ведь его руки пробрались под майку Ре и Каме гладил все, до чего мог дотянуться, явно не думая о последствиях. А еще коснувшись пупка Ре, Каме неосознанно высунул розовый язычок и облизнул губы, будто бы напоминая, что сам Ре только что делал с пупком Каме. Да он просто самоубийца какой-то, решил Ре. Продолжит в таком духе - и Ре не сможет гарантировать, что он, мать его выживет. Его руки не умоляли, они жадно упрашивали стать его жертвой, а Каме должен бы знать, что Ре не тот, кто согласится стать жертвой, кто сдастся так легко и ничего не сделает в ответ. Все предельно ясно. Каме хочет, чтобы Ре был грубым. Да запросто. Хочет - получит. Как будто у Ре есть выбор. Ре дернул мягкий тонкий свитер, задирая его еще выше, обнажая грудь Каме и ловя его причудливое дыхание, стянул свитер с шеи Каме, его тонких бледных рук, он запутался, и Каме сопротивлялся, потому что тоже запутался - он старался расстегнуть на Ре ремень. Он сосредоточенно сжимал губы, он так же сильно хотел, как и Ре, и на этот раз - разве не чудесно ли, что Каме сопротивляется, ведь они борются друг с другом, стремясь к одному и тому же. Чудесно. Ведь Ре все равно эту борьбу выиграет. И никаких возражений, потому что он хочет выиграть. Вот. Он уже выигрывает. Он схватил Каме за запястья, оттаскивая его от своего ремня, и прижал его руки к постели по обе стороны от его головы. Тот так и не смотрел ему в глаза, логично, зачем же такие резкие перемены в их несуществующих отношениях. Однако Ре подумал, что во взгляде Каме все еще вспыхивали искорки неповиновения, правда, потом ресницы его опустились, и только рот обиженно кривился, выдавая недовольство. Бенедикт тем временем оглушительно громко заявлял что-то вроде того, что он тоже хочет стать победителем, а потому намеревается побить сегодня чуть ли не мировой рекорд. Что же, вперед, чемпион. Ре верил, что Бенедикт не подведет, он собирался болеть за него. Он даже сделает все, что будет в его силах, чтобы помочь Бенедикту мчаться быстрее быстрого. Как только сам соберется с мыслями и отвлечется от этого чертова запаха. Ре ничего не мог с собой поделать: когда он навис над Каме, запах одурманил, закружил ему голову, и вот он уткнулся лицом в изгиб плеча Каме, хотя были сейчас дела и поважнее. И все же - он вдыхал этот запах, глубоко-глубоко, потому что был лишен этого тайного наркотика весь день, а день был до-о-олгим. О, небо! Ре надеялся, что найдется какая-нибудь шоковая терапия, которая позволить ему соскочить, защититься от колдовских чар Каме. Очень надеялся. А пока, решил он, можно потереться носом о шею Каме и с наслаждением каннибала укусить раз-другой его за ухо - чтобы хоть как-то объяснить тот факт, что он так застрял на одном месте. Не сознаваться же, что он голову потерял. - Рё. Пока Бенедикт один за другим побивал скоростные рекорды, Каме, который и так редко вел себя спокойно, устроил самый настоящий, мать его, праздник и ерзал под Ре. Даже не ерзал - терся о Ре. В этой своей охренительной умоляющей манере. Ре стало полегче - значит, Каме тоже терял голову. Хорошо, хороший мальчик, о да, не оставляй меня одного наедине с этим безумием, давай утонем в нем вместе, иди ко мне, оно овладеет тобой, потом мной. А потом я овладею тобой. Ре прижался ко рту Каме своими губами, и почувствовал язык Каме между его губ, и лизнул его, а Каме без слов отвечал "Да" громче, чем если бы мог говорить. О-о-ох. Ре никогда еще никого не хотел так сильно, и никто еще так сильно не хотел его. Дзы-ы-ы-ын-н-нь! Когда мобильник задребезжал в кармане у Ре, - слишком близко к его болезненно напряженному члену! - Каме от неожиданности замер. Черт, нет! Он не станет отвечать. Ни за что. Не-а. - Тебе надо ответить? - прошептал Каме прямо в губы Ре, даже не в губы - в рот, потому что Ре звонок игнорировал и продолжал поцелуй. Ну, может, и надо было. Ответить. - Нет,- ответил Ре. И еще глубже поцеловал Каме, чтобы избежать дальнейших вопросов. Он уже точно был уверен, что этот упрямое, своенравное никому не нужное создание - теперь официально самое упрямое и своенравное, а значит, Ре - все равно победитель (ха, он-то всегда знал, что это так), так что он выпустил хрупкие запястья. Он стащил с Каме свитер и, не прекращая пожирать его губами, расстегнул пуговицу на его джинсах. Дзы-ы-ы-ын-н-нь! В кармане его собственных джинсов адская машинка продолжала звенеть, жужжа между ними, словно гигантский шмель. Ре хотелось, чтобы он уже исчез к чертовой матери с лица земли. Он поверить не мог, что никогда не замечал, какой раздражающе резкий у него рингтон. Боже. Как он не мог остановиться и оторваться от Каме, так и звонок не замолкал. - Э-э-э, - отважился высказаться Каме, задыхаясь в поцелуях, когда бестактный звонок прозвенел еще раз. - Черт. Черт! Черт!!! - взорвался Ре. И Каме вдруг совершенно неожиданно и неудержимо захихикал - как будто звонкие шарики рассыпались. - Возьми трубку, - проговорил он, икая от смеха. Ре это задело - не таким способом он хотел бы, чтобы Каме избавлялся от напряжения. - Может, это что-то важное, Ре. Дурак. Что может быть важнее вот этого-то? Но Каме был прав, за это Ре ненавидел его. Он укусил смеющиеся губы, потом сердито выпрямился, одну руку положив Каме на грудь, вжимая его и будущего чемпиона Бенедикта в матрас, другой доставая это проклятое отродье современной техники из кармана. - Никуда не уходи, - предупредил он Каме, как будто бы сам не сидел сверху, надежно удерживая его ноги. Это вызвало новый приступ смеха. Забавно, но даже в таком злом и неудовлетворенном состоянии Ре захотелось улыбнуться - при виде безудержных лучистых морщинок, разбегающихся от миндальных глаз Каме. - Тс-с-с. Ре с сожалением прижал палец ко рту Каме, чтобы приглушить смешки, рассыпающиеся, как мыльные пузыри во время праздника на морском берегу, и открыл телефон. - Да. Он с трудом сдерживался, чтобы не рявкнуть в трубку. Еще он с трудом сдерживался, чтобы не застонать. Надо было догадаться раньше. Каме втянул его палец в рот и сосал его так, будто бы это было мороженое на празднике на морском берегу. Правда, в отличие от мороженого Ре не таял. У него могло только встать сильнее. Если было бы возможно. - Здравствуй, дорогой. Ре не смог ответить сразу. - Дорогой? Ре попробовал высвободить палец. Каме - бесстыжий, жадный, и такой неудачник, и как классно он сосет. - Привет, мама, - выдавил он. Глаза Каме широко распахнулись. В них плеснулся ужас. Одно это слово - и как будто бы некое подобие стыда умудрилось пробить в самый центр его распутной сущности. Он тут же выпустил изо рта палец Ре, даже оттолкнул его руку. А потом попробовал выбраться из-под Ре. Чтобы пойти выкопать себе могилу и похоронить себя в ней, наверное. Черта с два Ре его отпустит. - Ты ведь уже не на работе? Я невовремя звоню? Ре удержал Каме и постарался ответить ровно. В обычной ситуации ему тоже стало бы неуютно, но от того, что мамин звонок так взволновал Каме, Ре решил взять себя в руки. Раскрасневшееся лицо Каме, смесь умильнейшего смущения и возбуждения, окрасившая его скулы - это было то, что Ре хотел бы увидеть любой ценой. А платить эту цену приходилось, потому что попытки Каме сбежать заставили Ре страдать. - Что? А-а, нет. Я тут, э-э-э, собирался на ужин, вообще-то. Каме, наверное, тоже страдал, вот так тщетно стараясь освободиться, потому что он вдруг затих, осознав, видимо, что он только все портит. Он лежал неподвижно. Если только так возмущенно дрожать - считается за неподвижность. - О, звучит так, будто ты и в самом деле голодный. Каме точно больше не хихикал. Каме, кажется… расплакаться собирался? Ре не успел понять - Каме закрыл лицо руками. Дурак. Почему, как он считает, Ре это делает? Потому что хочет смотреть на него. - Что у тебя на ужин, дорогой? Ре на мгновение закрыл глаза, стараясь забыть то создание, которое толкало его на безрассудные, опрометчивые, поступки и всяческие грехопадения, чтобы состряпать нормальный ответ для своей матери. Хрупкие ребрышки в маринаде непостижимости, мама. На закуску. Потом соте из непостижимости в качестве главного блюда. А на десерт приходится выбирать между пропитанным непостижимостью бисквитом и непостижимым крем-брюле. А лучше - и того, и другого, официант. У меня разыгрался аппетит. Ну вот. Недостаток секса повредил ему мозг. Ре знал, что-то такое обязательно случится. И это случилось. - Поверь мне, ты не хотела бы знать. - Французская кухня такая плохая? - мама искренне беспокоилась. Ре только засмеялся в ответ, он надеялся, что мама не сочтет его сумасшедшим. Хотя - будучи его матерью - она должна была уже привыкнуть. - Я приготовлю тебе все, что ты любишь, когда вернешься, - пообещала она с любовью в голосе, слышной даже по телефону. О-о-о. не хотел бы он, чтобы мама ворковала над ним в этот момент. - Как у тебя дела с пареньком, с которым ты живешь, худенький такой? Вот что еще хотела знать его мать. Чуде-е-есно. И без того у него мозг вывихнут, а мамочка сейчас просто вынесет его разговорами об их несуществующих отношениях с Каме. Как будто бы Ре знает, что между ними происходит. Мама расспрашивала обо всех людях, с которыми Ре пересекался, ничего нового. В особенности ее материнский инстинкт распространялся на джоннисов: похоже, она считала контору чем-то вроде бедной страны третьего мира, где несчастные дети терпели тяготы и лишения, голодали, и вообще - там ужас что творилось. И с чего она вбила это себе в голову? - Хорошо. Мы хорошо ладим. Честно. Он даже не смотрит на меня, мама, но когда мой член глубоко у него в заднице, у нас все отлично. Я как раз собирался сделать так, чтобы у нас было все отлично, но потом позвонила ты. О, а еще иногда он выглядит как невеста. Невеста-птичка. Может, он и сейчас так выглядит, но он закрыл лицо руками, и я, чтоб его, ничего не вижу. - Хорошо. Мама всегда радовалась, когда слышала, что он ладит с окружающими (ну, или относительно ладит). Она была за мир во всем мире и всякую такую фигню, а он был Нишикидо Ре, так что она очень много переживала за его характер. Хотел бы он радовать ее почаще, но - не мог. Хотя бы потому, что Каме, к примеру, может, плачет из-за него, спрятав лицо в ладонях. Ре вдруг вспомнил, что не снял обувь, и потянулся развязывать шнурки, не слезая с Каме. Решил, что это сэкономит ему время потом, когда мамочка положит трубку. Даже одна сэкономленная секунда не будет лишней. Когда Ре задвигался, Каме глухо вскрикнул от боли. Ай, тихо, тихо, тихо. Черт, Ре не мог отрицать, что ситуация сложилась неловкая. - Ты в порядке, Ре? - М-м-м… я? Конечно, я просто… кроссовки надеваю, - нашелся он, скидывая один кроссовок на пол. - Мы сейчас уже пойдем. - Ладно, присмотри за ним - пусть мальчик побольше съест. Я видела его вчера по телевизору. Он не очень хорошо выглядит, бедняжка. Ре считал, что его мама питала некоторую слабость к Каме. Все матери питали слабость к Каме. Ни одна из них, похоже, и не замечала, какой он на самом деле распутный и как легко он может склонить их сыновей на долгие и безумные оргии. - А ты его сенпай, Ре, - продолжала мама, - так что приглядывай там за ним. - Обязательно. Слушай, вообще-то, я думаю, он сейчас умирает с голоду, так что, если не возражаешь, я уже пойду? - О, конечно, давай, милый. Я потом перезвоню тебе, ладно? И вот еще что: твой отец делает вид, что его не заботит, как поживает его любимый сын, и увлеченно читает газету, но это он заставил меня позвонить, и я через всю гостиную вижу, что уши у него покраснели. По-моему, он до смерти боится, что ты привезешь домой француженку. - Пусть это, - решительно ответил Ре, - волнует его меньше всего. Он слышал, как отец на заднем плане возмущается. Если бы он только знал, что делает его сын. То есть, что он собирается сделать. Если семейство перестанет ему мешать. Ре любил свою семью, но блин, ему так хотелось заорать в телефон, что да, он обязательно остепенится, и женится, и будет жарить свою прекрасную (японскую) женушку, как послушный кролик, и произведет на свет множество наследников фамилии Нишикидо. Обязательно так и сделает, он этого хочет, и сделает это скорее раньше, чем позже, но до тех пор семья должна оставить его в покое и дать насладиться роскошным гей-сексом. С роскошным, сногсшибательным и расстроенным Каме. - Я скажу ему, - засмеялась мама Ре. - Ну что же, приятного аппетита. И передай привет Каме. - Спасибо. Передам. Ре захлопнул этот чертов телефон, выключил его и швырнул через комнату в кресло, как гранату, которая скоро взорвется. Или это он скоро взорвется? - Мама передает тебе привет. Он был вынужден сказать об этом. Вдруг он понял, что несмотря ни на что, надеется, что под крепко сжатыми, напряженными ладонями Каме щурит сияющие глаза от радости, а на губах его играет смущенная белозубая улыбка, и что он еще раз подарит Ре россыпь волшебного веселого смеха, как вот только что. На самом деле, он слишком многого хотел. На самом деле Каме тут сжал руки в кулаки и ударил его, сильно, резко, много. И глаза у него в самом деле сияли, но не от радости. Губы сжались в тонкую полоску без единого жемчужного проблеска зубов. Ре отчетливо понял, что не стоит ему ждать - Каме не рассмеется еще раз. Выхватывая лицо Каме взглядом между ударами, он видел, что тот до смерти смущен, рассержен и возбужден. Правда, насчет последнего Ре мог не сомневаться и не глядя при этом Каме в лицо. Он даже не пытался остановить кулаки Каме, может, потому, что чувствовал - отчасти заслужил. Чтобы утихомирить Каме, Ре решил выбрать более быстрый способ: расстегнул на Каме джинсы и стянул их до колен вместе с бельем. - Перестань. Ай. Займемся любовью, а не войной, а? Каме. На самом деле он имел в виду, что все равно победитель здесь - он. Помнишь, Каме? Ре сжал рукой член Каме. А Каме-то никогда и не забывал, что главный тут - Ре, это было видно, и к чувствам, раскрасившим его лицо, украдкой добавилось унижение. Кулаки разжались, руки упали на постель и сжали простынь - чтобы держаться за что-то. Каме ухватился бы за что угодно, лучше - за Ре… во всяком случае, Ре нравилось думать так, но вообще - за что угодно, и в ответ на предложение помириться Каме сдался чуть ли не чересчур легко, и теперь лежал, замерев и признав поражение. Ре улыбнулся, но Каме, конечно же, не смотрел на него. Улыбка на лице Ре погасла, он стянул с Каме ботинки, чувствуя себя роботом. Потом стащил с худых ног узкие джинсы. Внезапное желание поцеловать угловатые колени Каме было как удар молнии, и Ре едва сумел взять себя в руки, чтобы не сделать этой глупости. Отвернувшись, он поднялся за смазкой, потом понял, что обувь он снял только с одной ноги и все еще не разделся. Быстро скинув с себя все, достал флакончик из пластикового пакета. Развернулся к постели и едва не взорвался на месте. Каме все же был охренительно переменчив. Его в буквальном смысле нельзя было оставить одного на несколько секунд: Ре никогда не пользовался выражением "преждевременное семяизвержение", однако сейчас был к тому близок. Каме не мог не знать, как он выглядит: раскинувшись на постели, крепко зажмурив глаза, он ласкал себя так, как будто умрет, если не кончит, и не важно, кто или что доведет его до оргазма. Так, как будто потерял надежду на то, что это будет Ре. Что же, он ошибался, как всегда - ошибался. - Держи-ка руки при себе. Он не стал ничего объяснять больше. С Каме бесполезно было что-либо объяснять, особенно сейчас. Поэтому Ре торопливо сорвал с флакончика смазки пломбу и открыл его, потом выдавил побольше смазки на пальцы и вернулся на кровать, снова нависая над Каме, господствуя над ним. Но господство это было видимостью. Всего только видимостью. Именно в это мгновение всей своей душой Ре ощутил, что Каме покорил его целиком и полностью - этой своей самозабвенной, отчаянной бесстыдностью. Вот почему - вот почему такой Каме любого мог свести с ума. Нормальная реакция. А смех звонкими мыльными пузырями, то, как он неожиданно начинает отбиваться, его острые колени, беззащитно разведенные в стороны - все это уже не имело значения. Вообще. - Сейчас, - сказал Ре. Сказал так же нежно, как сильно ему хотелось ударить Каме. - Сейчас, дай-ка мне. И Каме дал, позволил, он сейчас позволил бы Ре все, что захочется, Ре был так в этом уверен, и от этого так кружилась голова. Каме послушно раздвигал ноги под его руками, даже не послушно - нетерпеливо. - Холодно, - выдохнул он, когда скользкие пальцы Ре проникли в него. Ре думал совсем иначе, черт, Каме был жаркий, охренительно жаркий, и Ре хотел внутрь. - Расслабься. Голос Ре дрожал от нечеловеческих усилий и попыток держать себя в руках. От вздохов и стонов Каме становилось только хуже. Это что, пальцы дрожат от возбуждения? Такого с ним никогда еще не случалось. С другой стороны, никто еще не отвечал на движения его пальцев так откровенно жадно. Так, как это делал Каме. Заставить котенка расслабиться? Ха. Главное было - не довести его до оргазма, трахая пальцами. Так что лучше… лучше… остановиться. Да. - Каме. Прекрати. Хватит. Я же… Каме. Каме не слушал, но Ре как-то удалось заставить его замереть ровно настолько, чтобы суметь приподняться и лечь сверху, опираясь на локти. Он собирался широко открытыми глазами смотреть на лицо Каме, когда наконец-то овладеет им. Но не смог, конечно. Не стоит надеяться, что все пойдет по плану, если ты с Каме. Ре толкнулся внутрь Каме, и его поглотило одуряющее, ослепляющее удовольствие - он закрыл глаза. Был только Каме, непонятный, безрассудный - всей своей сущностью втягивающий его внутрь и выталкивающий одновременно. Сущность Каме - чертово сочетание противоположностей. Потом вдруг тело Каме будто бы решилось, и сжало Ре глубоко внутри, и было тесно, черт, как же было тесно и хорошо. Каме. Прости, Каме. Ре не мог себя контролировать. Он хотел сказать Каме, как
ему стыдно за это. Каме мог говорить. Он говорил. Ре слышал его голос, надломленный и искаженный от напряжения, но резкий и хриплый, прямо на ухо. Да, Каме мог говорить - одно только слово. Ре двигался внутри, а Каме повторял это слово - будто бы песня без мелодии и ритма. Но это была не сломанная пластинка - когда запись прерывается и механически повторяется на одном и том же месте. Звучало совсем не так. Каме вкладывал душу в каждое слово, и с каждым разом песня была выразительнее. Наверное, он никогда не притворялся меньше во всей своей жизни, никогда не был таким искренним, ни с кем другим. - Еще, - прохрипел Каме. - Еще, еще. Облегчение затопило Ре. Ему больше не было стыдно,
он был только счастлив подчиниться. <<
|| >> |