Спасая Сару

Автор: mobius

Фэндом: Angel Sanctuary

Рейтинг: PG 2 с половиной

Пейринг: Курай/Сецуна, Кира/Катан.

Жанр: angst

Саммари: о том, как Сецуна получил новую работу. События происходят после последней серии OAV.

Примечание: P.S. Seifer, поскольку ты единственный, кто сейчас делает попытки это прочесть, просто хотелось бы попросить тебя не думать обо мне плохо.
P.P.S. Компания "Хэд'н'Шолдерс" заплатила мне за рекламу своего товара (сто пятнадцать рублей двенадцать копеек). Но вряд ли кто-нибудь дочитает до рекламы, так что я вернул деньги.

Дисклеймер: случайно мимо проходил.

Размещение: только у Рене.

Забить главного злодея старой ржавой стальной трубой - это, наверное, стильно.

из солюшена к "Silent Hill 4_THE ROOM"
автор неизвестен

- Слушай свой член.

- О, господи боже.

Сецуна был разочарован, вспоминая, с какой простотой произошло это чрезвычайно важное историческое событие. Именно так нормальный человек думает о собственной смерти. Он может быть какой угодно ничтожной личностью, но уход из жизни воспринимается все-таки как событие неординарного масштаба. Это тебе не дорогу перейти.

Он лежал, истекая кровью, из его груди торчал сверкающий меч, отражающий все оттенки голубого, невыносимого яркого и такого далекого неба, боль пульсировала в теле, как будто Сецуна напился огня, и вот сознание туманится и он…

И он очнулся в куче говна посреди бескрайней пустынной помойки. Никакого туннеля, никакого "лети к свету", никаких врат, ключей и органной музыки.

- Слушай свой член, - повторил Аракуне, поскольку на лице Сецуны отпечаталось (и вот уже вторые стуки держалось) выражение глубокого погружения в себя и отвращения к происходящему.

Почему, почему из всех товарищей, которые последовали за ним, - в том, что все они верно покончили собой, Сецуна ни мгновение не сомневался, - почему именно Аракуне оказался рядом? Сецуна не знал ответа на этот вопрос, а честнее будет сказать, что он вообще не хотел об этом думать.

- Я… - Сецуна ощутил себя полным идиотом. - Я… внимательно слушаю свой член, но если чуть конкретнее, то я это делаю, чтобы… э-э-э?

- Если ты спал с ней, то твой член приведет тебя к ней.

- А, так это волшебство? - Сецуна воспрянул духом. - Это такое волшебство загробного мира?

- Нет, - пожал плечами Аракуне. - Какое там волшебство. Пытаюсь отвлечь тебя от грустных мыслей.

Сецуна пристально посмотрел на него.

Второй день они плелись, сами не зная куда, и терпеливо ждали озарения. Вдали поднимался бурлящий горизонт. Засранная долина, ровная как взлетная полоса, бесконечно разметалась во все стороны.

- Чертово болото, - Сецуна с ожесточением пнул землю.

- Я бы на твоем месте чувствовала воодушевление, - Аракуне снова пожал плечами. С тех пор, как они оказались с Сецуной совсем одни, этот жест стал похож на спасательный круг. У Аракуне уже побаливали плечи.

Вдруг Сецуна остановился и крепко задумался. После трех минут раздумий затрещала ткань его рубашки. Естественным продолжением этого звука за его спиной взметнулись три белых крыла.

- Бесполезно, - крикнул Аракуне вслед поднимающемуся в воздух Сецуне. - Ты не…

Осекшись, Аракуне прикрыл глаза. Его начинало подташнивать, когда он смотрел, как Сецуну мотает в полете. Со стороны Сецуна походил на пьяный концепт-кар, который в принципе летать не должен, потому что предназначен для семейных поездок по пересеченной подводной местности.

Сецуна упал, пролетев метров пятьдесят.

- Я вот смотрю на тебя, интересно ли тебе, что я вижу? - спросил Аракуне, медленно приближаясь.

Поскольку после такого вопроса не может последовать ничего обнадеживающего, Сецуна промолчал. Он поднялся на ноги, отряхивая брюки.

- Представь, что ты турист. Ты потерял деньги, документы, гида и зонтик от солнца, но зато у тебя есть подствольный гранатомет и с его помощью ты пытаешься доказать хранителю музея, что эта мумия принадлежит твоей бабушке и должна быть захоронена в семейном склепе, иначе ее дух будет мучить тебя по ночам до конца жизни.

Сецуна по-прежнему занимался штанами.

- Вот эти крылья, - терпеливо продолжал Аракуне, шлепая Сецуну по заднице, чтобы тот отвлекся от своей одежды. - Ты думаешь, что они даны тебе, чтобы летать.

- Да, - сухо ответил Сецуна, - как ни странно, я действительно так думаю.

- Ну, да, - Аракуне кивнул. - А они на самом деле кухонный комбайн.

После очень долгого молчания Сецуна спросил:

- Это правда?

- Нет. Это пример. Я не пользуюсь крыльями, когда летаю. Я хочу - я летаю. Я не хочу - я приземляюсь.

- Я хочу летать,- крикнул Сецуна и помахал руками в воздухе. Ничего не произошло. - Странно. Блин, я поражен до глубины души.

- Люди уверены, что хвост нужен кошке, чтобы координировать направление прыжка. Но факт в том, что сами кошки прекрасно знают, что хвост дан им для красоты. Кошки без хвоста некрасивые.

- …

- Ты заложник своих стереотипов. Крылья, - Аракуне неопределенно повертел руками, - хвост. Пока ты будешь полагаться на чужие слова, а не на собственный опыт, ты никогда не оторвешься от земли.

- Как это: "координировать направление"? - с интересом спросил Сецуна.

Сецуна мог предполагать что угодно, но у Аракуне были свои соображения по поводу того, отчего именно Аракуне вынужден составлять Сецуне компанию после смерти.

Потому что Кира или Курай уже давно убили бы Сецуну снова. И при этом наверняка постарались бы обставить процесс убийства как можно изощреннее.

- У тебя неисчерпаемый источник силы, - мягко произнес Аракуне, всем своим видом демонстрируя странное для демона ангельское терпение. - Но ты не умеешь им пользоваться. Алексиэль покинула тебя, так сказать, вместе с инструкцией по применению.

- Пойдем, - приказал Сецуна.

Аракуне беспрекословно потащился за ним, хотя прекрасно понимал, что просто куда-то идти - бессмысленно. Но некоторых людей даже смерть не меняет. Аракуне грустно вздохнул, представляя себе годы, проведенные рядом с этим подростком, пока на исходе четвертого тысячелетия он наконец не поумнеет.

***

- Далеко мы ушли? - спросил Сецуна. Это были первые слова после нескольких дней молчания. Он не был обижен или сердит, просто не разговаривал. Когда не испытываешь нужды в пище и отдыхе, а пейзаж перед глазами не меняется последние десять тысяч метров, язык отнимается сам собой.

- Я не уверена, - сказал Аракуне. - Это не важно.

Поскольку Сецуна ничего не ответил, Аракуне объяснил:

- Время - единственное, что имеет значение, - тут он снова пожал плечами. - Незначительное такое значение.

- Где находится Гадес, ты знаешь или нет?

- Гадес находится везде. Где-то рядом.

- Где-то где?

- Когда.

Сецуна осторожно переспросил, не рассчитывая услышать в ответ что-нибудь адекватное:

- "Когда"?

- Да. Когда мы найдем нужное время, мы найдем Гадес. Точнее будет сказать, он найдет нас, потому что мыши обычно лис не ищут.

- А, ясно, - протянул Сецуна, вдруг остановился и сел. - Я сейчас сойду с ума.

- Если хочешь, я могу убить тебя, когда это произойдет, - простодушно предложил Аракуне.

- М-м-м, - неуверенно предположил Сецуна. - А что будет?

- Ты станешь частью космоса.

- М-м-м.

- Я завидую тебе. Присоединиться к космическому разуму! Ты станешь потоком энергии и отправишься к другим мирам или, может быть, станешь деревом. Я не уверена. Демоны ничего не знают об Истинной Смерти. Можешь кромсать меня сколько влезет, я очнусь где-нибудь на задворках этой пустыни и единственное, что меня будет интересовать - как побыстрее найти место, где меня уложили, чтобы никакой урод не забрал мои шмотки и меч.

- Вот как, - Сецуна поискал в себе счастье от осознания факта, что если придется сойти с ума, его убьет вульгарный трансвестит и он станет баобабом.

- Именно так.

- Значит, умирают только люди? - уточнил Сецуна.

- Люди и высшие создания. Людей придумали Истинно Убивать, потому что рай не резиновый, да и служащие ада начали регулярно бастовать, последние лет пятьсот не получая отпусков и выходных на праздники. А высших созданий стали посылать к космическому разуму, потому что это единственный способ хоть иногда перетасовать состав правящей партии.

- Значит, Сара может умереть?

Аракуне пожал плечами.

Раздался трубный глас. Низкий вибрирующий звук наполнил пространство. К удивлению Сецуны, он напоминал скорее DMX "Up In Here", а вовсе не древний готический трешак, под который (как говорили Саре, пока она училась в своей ортодоксальной школе) разверзаются для грешников врата царства Еще Не Истинно Мертвых.

- Прогресс, - Аракуне вытащил носовой платок и высморкался, - не остановить.

- Рэп?.. - пробормотал Сецуна.

- Возрадуйся же. Мы могли прождать тысячу лет, но вот он - устрашающий, могучий, бессердечный Гадес, настоящая мясорубка для грешников.

- Грешников, - автоматически повторил Сецуна.

- Да. Для тех, кто пристроил своего дружка родной сестре и после забыл сходить покаяться и отвалить полтинник на свечку и святую воду. Это называется "грешник". Знаешь, что самое забавное? Если бы ты жил поближе к экватору и носил травяные трусы, за то же самое ты попал бы в Рай Большой Охоты На Крокодилов.

- Сара была чиста, как… - Сецуна замешкался. - Как… гель для душа. Она должна быть в раю.

- Ну, она дала тебе пристроить своего дружка, и после лишения девственности не попросила убить себя, чтобы кровью смыть позор. Самое забавное, что за то же самое она бы… Нет. Она бы везде горела в аду. Хотя католики вроде бы…

- Что я должен делать? - воскликнул Сецуна, совершенно его не слушая. - Где там главный вход?! Я просто войду, найду, кто там главный и… отрублю… ему… о-о-о…

- Да нет у него никакого "о-о-о", - Аракуне снова высморкался, посмотрел на носовой платок и выкинул его через плечо.

В носу у Аракуне нещадно свербило. Стойкая неизлечимая аллергия на Гадес.

Тот надвигался, как поезд из небоскребов. Узкий, черный, провонявший серой и просмоленный всеми видами органических жидкостей. Со скоростью бегущего человека он проволок днище мимо Сецуны, так и не захлопнувшего изумленно раскрытый рот.

Шириной не более двух метров, без окон и дверей, просто огромная движущаяся стена. К ритмичному барабанному бою навязчиво примешивался странный шуршащий звук. Как будто где-то вдалеке сыпался песок.

Сецуна медленно обернулся.

Гадес вздымал своим черным телом громадное облако пыли. Песок, прах, пепел смешивались и взрывались, поднимаясь в воздух с такой легкостью, словно их взбивал ураган.

Издалека зрелище казалось безобидным. Грузовик на сухой дороге оставляет после себя такой же взбитый серый шлейф. Но чем ближе крался звук, чем дальше полз Гадес, тем страшнее становилось. Сецуна увидел, что неотвратимо приближающаяся волна уже похожа на цунами.

Теперь он не слышал ничего, кроме оглушающего сухого треска из воздуха и камней.

- Пойдем, - заорал Аракуне.

- Да, - вздрогнув, Сецуна усилием воли очнулся от оцепенения. - Дамы вперед.

Аракуне скептически приподнял бровь и… шагнул в черную стену.

Отключив орущий от страха и негодования мозг, Сецуна закрыл глаза, мысленно перекрестился и сделал то же самое.

Сецуна узнал прикосновение Аракуне к своему плечу. Если бы у него в детстве была гувернантка, она будила бы его именно таким движением: мягким, терпеливым и подчеркнуто несексуальным.

Открыв глаза, Сецуна немедленно снова зажмурился. Вместо противоположной стены, которую он вполне закономерно ждал увидеть, ему предстало зрелище, которое его сознание не в вилах было вынести. Нормальный человек не может ожидать, что войдя в комнату, он обнаружит в ней подземелье, картинную галерею, извержение вулкана и пятидесятипроцентные скидки на автострахование.

У ног Сецуны начиналась огромная грязная лестница, уводящая в непроглядное никуда. Рыба над Марианской впадиной и то чувствует себя более значительной, чем Сецуна, стоящий у подножия гигантских ступеней.

- Это ад? - спросил Сецуна. Тьма далеко внизу почему-то притягивала его.

- Вот уже миллионы лет как именно он, - Аракуне достал из кармана своего дурацкого зеленого плаща новый носовой платок и с удовольствием высморкался.

- Я думал, тут котлы и черти, и... - Сецуна осекся, почувствовав себя придурком.

- Каждый, кто приходит сюда, приносит с собой свой собственный ад, - сказал Аракуне. - Иногда он маленький и нудный, как ежедневное мытье посуды. Иногда он огромный и страшный, как убийство единственного ребенка.

- Я принес с собой одиночество, - пробормотал Сецуна, все так же глядя вниз.

- И нестиранные носки, - добавил Аракуне.

***

Нормальный человек, воспитанный детским садом, школой, университетом и хреновыми сериалами про любовь простого оперативника к своей работе и соседке-проститутке, довольно смутно представляет себе, что такое "бесконечность". Честно говоря, сформировавшийся нормальный мозг не способен на такие прозрения. Исключения, составляющие некую кучку прозревших, либо мирно сидят в белых рубашках с длинными рукавами среди мягких стен, либо у них хватает ума никому не говорить о своих достижениях.

Так вот, на четвертые сутки (время Сецуна определял по наручным часам, которые, видимо, также покончили собой после его смерти, чтобы иметь возможность последовать за хозяином в преисподнюю) Сецуна начал чувствовать, что лично для него бесконечность отныне всегда будет выглядеть как лестница.

Угнетающую тишину и убийственное однообразие нарушали только насморк Аракуне, лужи чего-то засохшего на ступенях и иногда подозрительно аккуратно разбросанные части чьих-то тел. Как будто некой персоне, весьма смутно знакомой с фен-шуй, предложили оформить помещение в позитивном стиле.

Аракуне снова высморкался.

- Послушай, объясни мне одну вещь, - раздраженно попросил Сецуна, останавливаясь и задирая голову. Там, где должен был быть потолок, взгляду открывалась только угнетающая теплая тьма.

- Вся твоя, - Аракуне утер нос и бросил платок себе под ноги.

Сецуне вдруг вместо желаемого захотелось узнать, как карманы пальто Аракуне связаны со швейной фабрикой по производству носовых платков. В том, что такая связь существует, не было сомнений.

- Я плохо разбираюсь в физиологии… или как там это, - честно признался Сецуна.

Аракуне слегка покраснел и Сецуна понял, что не с того начал.

- Нет, послушай. Кира убил меня. Значит, мое тело осталось где-то там, в лучшем из миров.

- Гниет и разлагается на крыше супермаркета, - уточнил Аракуне.

- Ладно, - медленно произнес Сецуна. - Ты тоже оставил все свои прелести где-то там.

- Гнию и разла…

- Я понял. Дело в том, что в загробный мир попадают только души, - Сецуна замолчал, ожидая подтверждения.

- Все верно.

- Внутренности, кожа, волосы, кости и всякие там железы не входят в понятие "душа", - несмотря на то, что это было сказано утвердительным тоном, Сецуна опять умолк в ожидании ответа.

- Ты правильно понимаешь, - добродушно согласился Аракуне.

- Тогда какого хрена у тебя насморк?! - заорал Сецуна с отчаянием вегетарианца, на смертном одре узнавшего, что у бананов тоже есть высокие чувства и они были против поедания себя ничуть не меньше кур, свиней и баранов.

- Хм, - Аракуне задумался.

Тяжело вздохнув и подергав себя за волосы, словно они были виноваты во всем происходящем, Сецуна уселся на ступеньку.

- Ты когда-нибудь серьезно занимался критикой метафизической реальности? - осторожно спросил Аракуне, когда некоторая часть волос Сецуны уже навсегда покинула череп.

- Нет, - горько выплюнул Сецуна.

- Отлично, - обрадовался Аракуне. - Как ты себе представляешь пытку каленым железом и облизывание горячих сковородок, если у тебя нет ни одного нерва, я уже не вспоминаю про язык?
- Никак.

- Вскоре после того, как люди выдумали себе ад, заселили его чертями и пытками, стали регулярно попадать в него, черти поняли, что их явно держат за лохов.

- Люди выдумали ад и заселили его?..

- Нет ничего более удивительного, чем сила человеческой мысли, которая облачается в потустороннюю реальность.

- То есть, - помолчав, прикинул Сецуна, силясь врубиться, - когда я представляю себя султаном, владеющим гаремом обнаженных девственниц и первоклассными конюшнями…

-…Где-то в иной реальности эта мысль материализуется. К сожалению, без тебя, потому что ты творец, а не владелец. А что, ты часто представлял себе такое?

- Ну, случалось, - сказал Сецуна и быстро добавил: - До встречи с Сарой.

- Ужасно, если твои мечты обрушились на голову престарелой бабушки, обитающей в каком-нибудь богом забытом измерении. Должно быть, она ненавидит тебя всем сердцем. Вместо спиц и кресла-качалки ты подсунул ей голых баб и конское дерьмо. Господь, наверное, так же промахнулся, когда творил человечество. О чем мы говорили?

- О… - Сецуна с трудом вспомнил слово: - О метафизике.

- Я вспомнил. Так вот, какой смысл насаживать душу на горящий кол? Ей как-то, прости за выражение, абсолютно до балды, на что ее сажают. Тут черти и демоны попытались прибегнуть к практике Мук Совести.

- Вечно гореть в пламени совести, - взгляд Сецуны затуманился. - Это кошмар наяву.

- Ни хрена, - Аракуне сел рядом. - Где ты видел человека, который за всю свою жизнь страдал бы от угрызений совести больше, чем несколько вместе взятых рекламных роликов?

- Я бы страдал.

- Минут двадцать, наверное. Потом ты бы обнаружил, что это смертельно скучно. К раскаянию ведет осознание тяжести содеянного, а не сожаление, что именно ты это сделал. Человек не в состоянии объективно посмотреть на себя. Он либо преувеличивает, либо преуменьшает, а это два одинаково порочных пути, которые никуда не ведут. Тогда ад, как самостоятельно функционирующая организация, уже не зависимая от силы человеческого воображения, стал развиваться по пути меньшего сопротивления.

- Отменили Муки Совести?

- Представь, что ты работаешь в аду. С восьми до семи, без перерыва на обед, ты принимаешь в своем кабинете души грешников и втираешь им, какие они сволочи. Кто угодно чокнется. Да, отменили Муки Совести. Вместо этого душам стали присваивать метафизические тела и спокойно сажать на кол, заставлять лизать сковородки и варить в котлах.

- Вот как…

- Поэтому у меня насморк.

- А…

- Поэтому Росиэлю можно пустить кровь, Кира может искупаться в этой крови, Алексиэль можно запечатать в кристалл, а Сара может умереть и соединиться с космосом, если ты и дальше намерен тут сидеть.

Сецуна одним движением вскочил на ноги. В этот момент он больше всего походил на Орфея, у которого вместе с Эвридикой сперли машину, коллекцию арф и все костюмы от Армани.

- Идем, - воскликнул он. - Идем же! Я не позволю кому-нибудь причинить ей боль. Я не позволю себе умереть или сдаться, пока небеса не…

Аракуне высморкался. Сецуна раздраженно вздохнул. На редкость погано вдохновенно говорить о своих намерениях, когда никто не разразится аплодисментами после завершающих речь пятнадцати восклицательных знаков.

- Я вижу, ты немного устал, - мягко заметил Аракуне.

Сецуна проигнорировал это высказывание. Настоящие герои, пусть и весьма посредственно овладевшие полетами, критикой реальности и лестницами, никогда не устают, спасая возлюбленных, вселенную и свои убеждения.

- Тут неподалеку есть релаксирующий стриптиз-бар, - настаивал Аракуне.

Сецуна подумал, что если существуют метафизические тела, логично предположить, что в них находится метафизический мозг, который вполне реально может ебнуться.

- Ну, так куда же приведут нас эти адские ступени? - нарочито бодро и небрежно бросил Сецуна. - Куда бы не привели, во мне нет места страху!! Идем же, идем же вниз и пусть этот путь продлится вечность, мы…

- Ну, тогда пока, - огорчился Аракуне. - Я все-таки прошвырнусь до бара. Может, еще встретимся.

- Какой-такой бар? - сдался Сецуна.

***

Сецуна наконец понял, что для того, чтобы как-то выжить в окружающем мире абсурда, надо отрезать себе голову, потрясти ее минут сорок и присоединить куда-нибудь обратно к телу в произвольном месте, лучше ниже пояса.

В таком случае, ему было бы совершенно наплевать, что слова, которые с трудом уживаются на одной планете, вполне комфортно соседствуют на вывеске "Бар Фредди - Обнажение для Отдохновения и Усыпления". И уж тем более, Сецуну нисколько не взволновал бы тот факт, что дорога к этому бару начиналась прямо в сплошной черной стене, справа от бесконечной лестницы.

- И много тут таких "дверей"? - спросил Сецуна голосом похоронного оркестра на рыбалке.

- Да их миллионы! - удивился Аракуне, подталкивая Сецуну вперед, к окровавленным дверям бара, на которых висело несколько собачьих голов, обмотанных женским нижним бельем. - Гадес бесконечен, а народу тут еще больше.

- Почему ты мне раньше не сказал? - виолончелист оркестра только что поймал гроб на опарыша.

- Я думала, ты знаешь, куда идешь! - Аракуне оглядывал чистенькое круглое помещение в пастельных тонах. Свободных столиков осталось всего два: у двери и рядом с туалетом. Поколебавшись, Аракуне потащил Сецуну к туалету. Не последнюю роль в этом сыграли закончившиеся у Аракуне платки и бумажные салфетки.

- Я тут первый раз, - очень медленно сказал Сецуна. - Я впервые умер. Так получилось.

- Присаживайся.

- У меня даже нет карты.

- Воду будешь или будешь воду?

- У меня даже путеводителя нет.

- Сегодня молочный день.

- У меня нет даже компаса.

- Официант! Два молочных коктейля.

- Жаль, что тебя нельзя убить, - Сецуна поставил локти на стол и закрыл лицо руками.

Он начал понимать, почему этот бар именно "релаксирующий". Обалденно красивая девушка на помосте, обхватив ногами шест, раздевалась под аллегро Вивальди, "L'Amoroso", пятый концерт. Она могла бы с таким же успехом сверкать сиськами в "Спокойной ночи, малыши". Самых стойких зрителей музыка вырубала через десять минут.

Когда официант (у которого было больше копыт, чем рогов, но и тех и других меньше, чем хвостов) принес два бокала с коктейлем, Сецуна накрыл руку Аракуне своей ладонью и сказал, очень пристально глядя ему в глаза:

- Пообещай мне, что если тебе на ум придет что-нибудь вроде: "Сецуна знает, куда идет", "Сецуна знает, что делает", "Сецуна точно может завалить этого трехсоткилограммового урода унитазным бачком", ОБЯЗАТЕЛЬНО дай мне какой-нибудь знак.

- Знак?..

- Хотя бы подмигни, хорошо? - очень ласково закончил Сецуна.

- Если я правильно поняла, то… обязательно, - на секунду Аракуне показалось, что он заглянул в огромное черное пекло, где плавают его обгорелые останки. - ОБЯЗАТЕЛЬНО.

Девица, исполнявшая стриптиз, вдруг подняла с пола халат, спрыгнула с помоста и быстрым резким шагом направилась к туалету. Никто из посетителей не заметил ее исчезновения. Половина морд, рыл и харь собравшихся были обращены вплотную к столешницам и храпели.

Не дойдя до сортира, девица без сил рухнула на стул рядом с Аракуне и достала из трусиков пачку сигарет.

- Вымотался совсем, - заявила она, выпуская из ноздрей две мощные струи дыма.

- Конечно, - понимающе поддержал Аракуне. Как будто всю жизни только и делал, что сочувствовал.

- Это чё за мурло? - девица ткнула сигаретой по направлению к Сецуне.

- Ку… - прохрипел Сецуна. - Ку… Ку…

- Чё кудахчешь, петушина? Эй, землячок, - девица похлопала Аракуне по плечу, - представишь нас?

- Ку… - наконец, Сецуна справился с собой: - Курай… здр…здра… здорово.

- Мы знакомы! - обрадовалась девица. Вдруг тень сомнения легко коснулась ее прелестного лица, задев даже сигарету, примостившуюся в углу рта. - Сецуна?! Сколько лет, сколько зим!

- Недели не прошло, - напомнил Сецуна.

Если бы какой-нибудь старый доктор наук, которому совершенно нечего делать, кроме как придумывать новые термины и графики (когда и старые уже всех порядком задолбали) написал бы книгу с огромным заглавием "Унисекс", то фотография Курая непременно занимала бы в ней самое почетное место. Возможно, даже целый разворот. И она не имела бы ничего общего с той девицей, которая сидела напротив Сецуны и дымила, как дракон, страдающий изжогой.

В целом, если не обращать внимания на одну ОСЛЕПИТЕЛЬНУЮ деталь, все оставалось прежним. Лицо, волосы, великолепный загар, стройные длинные ноги, подростковая хрупкость, узкие бедра, круглая поджарая попка и чудные голубые глаза.

Но эта ОСЛЕПИТЕЛЬНАЯ деталь затмевала все остальное. Даже если бы Курай вдруг стала косолапой и толстой, и многодетной, и волосатой, и дядей Васей-сантехником, то с помощью этой детали она все равно попала бы на обложки всех мужских журналов.

- ШЕСТОЙ размер?! - голос у Сецуны предательски сорвался. - Откуда?! Где ты взяла?!

Деталь частью лежала на столе, не помещаясь в белоснежном намеке на бюстгальтер. Чтобы удержать это совершенство, Кураю требовался не лифчик, а подъемный кран. Особенно учитывая то, что ростом Курай была несколько обделена. Скажем так, Курай не играет в баскетбол, потому что её часто кидают в кольцо.

- Украл, - мрачно призналась Курай, туша сигарету прямо об стол.

- Мне надо выпить, - сказало подсознание Сецуны, потому что обладатель этого подсознания никак не мог прийти в себя и вспомнить, как обращаться с нижней челюстью.

- Ты не ангел, - Курай откинулась на спинку стула. Два упругих арбуза прекрасной формы, спустя несколько секунд, последовали за ней.

- И не претендую, - обиделся Сецуна.

- Ты не понял. Пить разрешено только ангелам, - пояснил Аракуне. - Это так называемый закон "Равновесия" или "Баланс", который нельзя нарушать. Нам доступны плотские утехи, займы, кредиты, тараканьи бега, азарт, неправедное насилие, неконтролируемое размножение, ипотека, пейнтболл, сигареты и парки аттракционов. Поскольку ничего этого ангелам не дозволено, они пьют и употребляют наркотики. Равноправие.

- С каких пор ангелы живут по правилам? - Сецуна вспомнил все то, что ему рассказывала Курай о зверствах небожителей.

Аракуне и Курай многозначительно переглянулись, но никто из них не произнес ни слова. Аракуне протянул руку, постучал в дверь туалета и попросил бумажных полотенец. Кто-то за дверью, оторвавшись от блевания прокисшим молочным коктейлем, швырнул в него рулоном туалетной бумаги.

Аракуне с удовольствием высморкался.

Сецуне начало казаться, что пауза затянулась. Когда в молчании участвуют трое, оно особенно неловко. Кто-то в зале проснулся и вспомнил, что у шеста "танцевали сиськи, верните сиськи". Лицо Курая превратилось в каменную маску.

- Ты все еще ищешь Сару? - спросила Курай.

- Ничем другим не занимаемся, - вместо Сецуны ответил Аракуне.

- Я иду с вами. Порнобизнес поимел меня и выкинул. Здесь нет ничего, кроме насилия, бессмысленного спаривания, принуждения, грязи и молочных коктейлей, - на последнем слове Курай скривилась так, что стало ясно - кто бы не блевал в туалете, молоко могло бы быть и свежим.

Аракуне сочувственно промокнул под носом, не решаясь прочистить ноздрю посреди такой речи.

- Начиная с этого момента, я новый человек. Я не тот Курай, которого вы когда-то знали. Я отрекаюсь от моей прошлой жизни. Больше не будет дешевой голой плоти на потеху свиньям. Больше никаких резиновых членов и цепей, завязываю с "О-о-о, да, дорогой, кончай в меня, да, да, ах мне никогда не было так хорошо, поиграй с моей киской вот здесь, трахни меня по-грубому, о-о-о, боже всемогущий, засунь свой инструмент мне прямо в жопу, О-О-О-О!!". Все, хватит. Завязываю с этим.

По подбородку Сецуны потекла тонкая блестящая струйка слюны. Аракуне деликатно подтер ее туалетной бумагой.

Курай встала. Грудь, немного подумав, поднялась следом. Сецуна не отводил от нее остекленевшего взгляда.

"Сиськи!! Сиськи!! Сиськи!!" - количество очнувшихся в баре начало увеличиваться.

***

Кандалы очень натирали ноги.

- Кто там следующий? - спросил демон-надзиратель, возглавляющий процессию закованных. Ответил ему, скорее всего, непосредственный начальник (потому что, в отличие от соратника, он не шел пешком, а восседал на лошади, пусть и похожей на поделку из бракованных деталей "lego"):

- Лидеры профсоюза.

Пеший демон издал звук, больше всего смахивающий на стон борца с тараканами.

- Ангел язви их душу.

- Профилактика есть профилактика, - вздохнул начальник. - А потом - по домам и в сауну.

Сецуна мечтал открыть глаза и обнаружить, что все это время он просто спал. Или был под воздействием тяжелых наркотиков. Клофелин, метадон, или… что угодно. Глаза он держал закрытыми уже довольно долго. Демоны, заковавшие его в цепи, были в целом ничего особенного. В жизни случаются вещи и пострашнее. Действительно страшные вещи. Например, вдруг порвавшийся презерватив или защита диплома утром в воскресенье (а ты, как нормальный человек, всю ночь бухал и жег какие-то бумажки с воплями "пропади ты пропадом, долбаный Ян Амос Каменский").

У демонов наличествовали рога, копыта, хвосты и сносное количество конечностей. Проблема состояла в том, что безумный создатель адских отродий чертовски сэкономил на коже. Поэтому, стоило Сецуне открыть глаза, как его начинало тошнить. Аракуне утешал, мол, скоро привыкнешь. Проблема состояла в том, что Сецуна не собирался привыкать. Он надеялся спасти Сару, вернуться в реальный мир и НИКОГДА не грешить, чтобы точно попасть в первый класс райских апартаментов.

Пленников вывели в огромный арочный коридор, который сделал бы честь любому готическому собору, если бы кто-нибудь хотя бы раз за миллионы лет додумался протереть здесь пыль. Из щелей в стенах лился густой спелый красный свет, пахло трухой и гнилью. Кроме Аракуне, Курая и Сецуны, цепями бренчали еще пятнадцать персонажей. В основном пьяные, нарушившие "Равновесие".

Внезапно Сецуну начало серьезно беспокоить то, что никак не могло быть причиной беспокойства в аду.

- Послушай, - пробормотал Сецуна. - Я замерз!

Аракуне ничего не ответил и Сецуна приоткрыл один глаз.

- Эй, - позвал он. - Какого хрена?! Это же ад! Пекло!!

Курай и Аракуне переглянулись и при этом у обоих был уставший вид аборигенов, заманавшихся объяснять туристам, почему у местного бога семь членов и только три яйца.

Если бы я был властителем ада, подумал Сецуна, я бы не допустил такого разгильдяйства. Я бы заставил полоскать стены свежей кровью не реже раза в неделю.

Не успел Сецуна удивиться подобным мыслям, как Курай ткнула его в бок.

- Сильно холодно?

- Ногтей на ногах уже не чувствую, - грустно пошутил Сецуна.

Курай оглянулась через плечо на ближайшую пропитую личность, улучила удобный момент, заехала личности локтем в солнечное сплетение и довольно ловко стянула с завалившегося пьяницы потрепанный свитер.

Заметив возню, пеший демон приблизился, вонзил в бессознательного пленника копье, отковал его от общей цепи и уволок в сторонку.

Сецуна заметил, что на поясе демона, на огромном золотом кольце висит один-единственный ключ. Больше ничего разглядеть не успел, потому что его скрутило и он занялся наглядным изучением метафизического содержимого своего метафизического желудка.

Аракуне взял из рук Курая свитер, цвет которого уже не определялся набором действий "послюнявь-поскреби", и как следует потряс. С хлопком расправляемого паруса свитер взлетел и опустился.

- Натягивай, - приказала Курай Сецуне.

- С ума сошла?! Ты видела, с кого ты это сняла?

- Видел! - мгновенно разозлилась Курай. - У этой тряпки одна дырка вверху, одна внизу и две по бокам! По-крайней мере, тебе не придется оторвать себе что-нибудь, чтобы в это влезть. Надевай и не ной.

Сецуна задохнулся от оскорбления. Как ни странно, это помогло ему ощутить, что он единственный из многомиллиардных орд ада, кто способен на возрождение. Он злится, он будет жить.

Вдалеке что-то маячило. Совершив над собой насилие, Сецуна приоткрыл глаза и тут же устремил их вверх, минуя истерзанным взглядом конвоиров.

Светлое бесформенное пятно впереди, очень высоко, по мере приближения превращалась во что-то очень знакомое. Прочитав написанное на пятне, Сецуна хлопнул себя по лбу и заскрипел зубами.

Когда попадаешь в загробный мир, имеешь право надеяться хотя бы на отдаленную торжественность происходящего. Но огромные коричневые буквы, написанные на трепещущем бумажном транспаранте складывались в слова и Сецуна чувствовал себя запертым в дурдоме.

"ПРОФСОЮЗ ПЕРВЫХ ПОМОЩНИКОВ ХУЕВЫХ НАЧАЛЬНИКОВ" колыхалось в спертом холодном воздухе.

- Я в дурке, - с отчаянием шептал Сецуна, обхватив себя за голову. - Я в дурке, я точно в дурке. Я несчастный придурок в палате. Это все медикаменты.

Аракуне посмотрел на Курая.

- Что ты говоришь? - тихонько поинтересовалась она, не скрывая тревоги в голосе.

- Галлюцинация, - жалобно попросил Сецуна, - позови мне медсестру. Я буду паинькой, не надо больше успокоительных…

Над жалкой колонной пленных раздался громоподобный вой, по мере усиления звука сложившийся в приказ:

- АУОЙ!! - начальник надзирателей спешился и похлопал лошадь по гремучему бесхвостому заду.

- Что? - флегматично отвлекся Сецуна.

- "А ну стой", - пояснил Аракуне. - Пришли.

- Вот сейчас будет на что посмотреть, - обрадовалась Курай. - Мне нужны штучки, такие белые и маленькие, они еще хлопают, их кидают в соседей, когда злодей наёбывает главного героя или режиссер лох.

- Попкорн?

- Патроны.

- А что сейчас будет? - спросил Сецуна, выходя из рефлексивного клина. Его мысли занимал ключ на золотом кольце.

- Демоны регулярно гоняют профсоюзы. Или, правильнее будет сказать, что профсоюзы регулярно вешают демонам, потому что слоны обычно мосек не ищут, - Аракуне вытер нос.

- Откуда в аду профсоюзы? - мрачно произнес Сецуна.

- Задолбал! - крикнула Курай. - Зануда!! Откуда в Найроби жара?!

- Так всегда бывает. Сначала пьешь чай с другом, потом вас уже пятеро, потом вы все любите Гарри Поттера, потом вы уже клуб по интересам, потом организация по защите прав черноволосых неаккуратных учителей химии, потом благотворительные взносы, членство в ООН и масонское братство, - сказал Аракуне. Пока он говорил, завязалась нешуточная драка между демонами и дверью. - Эти примерно так же начинали. Сначала тут появился секретарь Эдгара По, потом инженер доктора Но, ну, там как раз под руку оказались виночерпий Дракулы и спичрайтер американского президента. С этого все и началось.

- Я понял, - раздраженно махнул рукой Сецуна. Его начала утомлять склонность Аракуне к пространным объяснениям. - Нам нужно снять ключ.

- Что снять? Зачем? - начал спрашивать Аракуне.

- Ты не понимаешь, - отрезала Курай и для убедительности рубанула воздух ладонью. - Стой спокойно и скоро все кончится. Демоны еще никогда не выигрывали у профсоюза. Тем более, у такого могущественного.

Если бы я был властителем ада, я бы все гражданские организации повесил на воротах, подумал Сецуна.

Дверь наконец-то поддалась демонам, но совсем не так, как те рассчитывали. Слетев с петель, она придавила начальника и снесла второму надзирателю половину туловища, размазав кровавую кашу по вонючему грязному полу.

- Чего надо? - крикнул кто-то из темноты осиротевшего дверного проема.

- ЫОДИ С ОДЯТЫЫ УКАИ!!

- Чего? - удивился кто-то в темноте.

- "Выходи с поднятыми руками!!" - раздраженно перевела Курай.

- Это неправильный ответ, - второй голос говорил негромко, даже лениво, но почему-то слышно было все до последнего слова. - Правильный ответ: "Мы уже уходим".

- И забираем с собой свои ультразвуковые стиральные машинки и косметику, - крикнул первый голос.

Демон-начальник поднапрягся, отшвырнул дверь, гордо выпрямился, поскользнувшись на останках подчиненного и начал на удивление членораздельно говорить:

- Нарушители спокойствия и статьи первой главы второй пункта четвертого уложения о совместном проведении досуга, повелеваю вам именем… - вот тут демон споткнулся на полуслове, совсем как ребенок, машинально бубнивший стихотворение про метель и насмерть окоченевших зайцев, но вдруг вспомнивший, что на дворе июль.

- Чего он там бормочет? - спросил первый голос.

- Просит передать жене и детям, что он погиб, защищая закон и порядок, - довольно равнодушно ответил второй.

- Именем… э-э-э… - до демона вдруг дошел смысл сказанного про жену и детей, а также что там было дальше. - Никто не пострадает. Давайте проведем переговоры.

- Чего? - опять удивился первый голос. - Что он несет?

- Согласно положению сорок восьмому, подпункту пятому, строке семнадцатой договора о ведении военных действий, мы можем провести переговоры, - быстро сказал демон.

- Это правда? - безучастно уточнил второй голос. Кто-то в темноте зашуршал страницами.

- Правда, - наконец уныло отозвался первый голос. - Эй, дьявольское отродье, о чем ты хочешь переговорить?

- Пусть ваши бездыханные тела выйдут по двое и проследуют за мной в пыточный участок.

- Хм… - неопределенно промычал второй голос.

И тут произошло нечто не предвиденное ни одной из сторон конфликта.

- О, кровь христова, - взвыла Курай, намотала на кулак цепь и потащилась к демону. Пленные еле успевали за ней. Дойдя до цели, она запрыгнула надзирателю на спину, перекинула цепь через рогатую голову и затянула удавкой на могучей шее.

- ВСЕ НАЗАД!! - приказала Курай. Процессия пленных испуганно отшатнулась. Послышался хруст и демон медленно осел на землю. - Никакого терпения не хватит ждать, пока одно мужское эго победит другое.

- Теперь я могу взять у него ключ? - если бы у сарказма был эквивалент в виде какой-нибудь жидкости, Сецуна захлебнулся бы.

- Да, пожалуйста, - серьезно разрешила Курай, безо всяких проблем вытаскивая свои тощие щиколотки из ржавых огромных колодок. - Я тут подожду.

- Огромное спасибо, - все-таки хорошо, что у сарказма нет никаких эквивалентов.

Сецуна посмотрел на поверженного демона. Посмотрел на свои руки. Благотворная волна адреналина уходила, обнажая песчаный берег необитаемого острова, на котором под одинокой пальмой стоял покинутый Сецуна.

На свет божий… В смысле, на тьму адскую наконец вышли обладатели двух таинственных голосов и по совместительству представители профсоюза. Второй голос пожал Кураю руку и сказал:

- Говняное утречко.

- Да как всегда у тебя, - пожал плечами Аракуне. Курай скрестила руки на груди:

- Кира, от тебя в политике никакого толку. Мог бы записаться в подрывную бригаду. Славы захотелось?

- А вас за что взяли? - Кира недвусмысленно поспешил уйти со сколькой темы.

- Вот он, - Аракуне покосился на Курая, - разгромил стриптиз-бар.

- Разгромил? - побледнел Кира.

- Камня на камне не оставил.

- Это тот, с молочными коктейлями?

- Это тот, с шовинистскими свиньями, сексуальными домогательствами и ущемлением прав женщин.

- Ну, - расстроился Кира. - Хоть шест-то остался?

- Шест я в узел завязал.

Пока Курай и Кира вели оживленную дискуссию на эстетические темы, Аракуне подошел к субъекту, не пожелавшему выходить из дверного проема, протянул руку и пробормотал:

- А ты вроде бы не нашел свой модный фирменный пиджак.

Катан вяло ответил на рукопожатие и сказал, потому что надо было что-то сказать:

- И меч тоже.

Во второй руке он держал книгу "Свод Законов", весившую никак не меньше десяти килограммов и с успехом заменявшую Катану меч, который он так и не смог найти, возродившись в аду после позорной смерти. Одет он был настолько просто и выглядел таким измотанным и грязным, что ни один из обитателей Гадеса не заподозрил бы в нем ангела, ранее приближенного к самому Росиэлю.

- Матриархат и феминизм - вот что вытащит Гадес из жопы!! - воскликнула Курай. Катан вздохнул с облегчением, потому что Аракуне на этом спорном утверждении оставил его в покое и с интересом прислушался.

- И загонит в пизду, - парировал Кира.

- Ты ничерта не понимаешь в женщинах, Кира!

- Посмотрите, кто говорит! Мисс еще-неделю-назад-Самые-Крутые-Яйца, - рассердился Кира. Он вообще с подозрением относился к персонам, так стремительно отказывающимся от своих убеждений. Тем более, если эти персоны носили бюст шестого размера при росте в полтора метра и ухитрялись не ломать себе спину.

- Все мы взрослеем, все мы растем над собой, развиваемся, эволюционируем, - Курай вертела перед собой ладонями на манер бабки, разматывающей клубок. - Тебе знакомо последнее слово?!

- Курай, ты мне больше нравился, когда носил шорты и ссал стоя.

- А меня не касаются твои личные интимные предпочтения!!

- Да будь я зоофил, а ты самая последняя собака в аду, я бы и тогда на тебя не позарился. Кто это там блюет, не пойму? Утомился слушать.

- Это Сецуна, - сказала Курай голосом человека, который забыл на перроне чемодан с деньгами и вспомнил о нем только через двести остановок, а ведь бабло должно было пойти на революцию и продажных девок для руководства.

- Сецуна здесь?.. - без слов, одними губами уточнил Кира.

- Эй, Сецуна! - заорала Курай. - Иди, попроси своего друга снять с тебя цепи.

Сецуна выпрямился, сплюнул и прищурился, вглядываясь в лица.

Медленно нагнувшись, он поднял с замусоренного пола обрез ржавой трубы, замахнулся и заорал:

- Умри, убийца!!

***

Гадес был действительно огромен. Никто не знал его истинных размеров. Вокруг Лестницы родился и рос город с улицами без названий, с домами без номеров, с людьми без лет. В городе собирал свою жатву самый страшный ад - вечная жизнь без надежды и света. Но люди были почти довольны и существовали, как научились при жизни, пока их сердца бились, а тела старели. В конце-концов, для кого-то нет ничего лучше железобетонной, непоколебимой, абсолютной стабильности.

Конторские крысы выдумывали себе банки, сидели во тьме среди столов и бумаги. Рабочие крутились у станков, бездельники умирали со скуки. Но в банках не было денег, заводы ничего не производили, а скука была бесконечна. И все же многие привыкали мгновенно, будто не было в их памяти границы между жизнью и смертью, которую они пересекли безвозвратно.

Впрочем, всегда остаются те, кто не хочет просто сходить с ума. Такие, кто хотят свихнуться под музыку, радостно поскользнувшись на ковровой дорожке и отгрохав напоследок десять томов мемуаров о том, какой формы был синяк на заднице.

И для таких в Гадесе нашлось место. Ад, он везде. Покинувшие город, находили его в лесу или на побережье, в пустыне или среди ледников. Везде, где не всходило солнце и действовал сухой закон.

Сецуна присел на корень гигантского дуба. В лесу было еще холоднее, чем в городе. Сецуна молчал. На скуле наливался свежий синяк.

Кира ударил его. Ударил, когда Сецуна попытался снести голову убийце Сары.

До сих пор перед глазами стояло, как Кира вздрогнул, почти машинально развернулся всем телом и врезал кулаком Сецуне по зубам. Аж труба из рук вывалилась. Катан не двинулся с места, безразлично наблюдая и ничуть не испугавшись, равнодушный ко всему.

От холода немели пальцы и выдох собирался в пар.

Когда вернусь, думал Сецуна, перепишу весь Апокалипсис к чертовой матери. Или где там говорится про адское пекло.

Так тихо, будто ноги не касались земли, подошла Курай.

- Всё мерзнешь? - неожиданно грустно пробормотала она.

- Да, загар сходит потихоньку, - в тон ей ответил Сецуна.

- Хочешь еще один свитер?

- Нет, - быстро сказал Сецуна. - Может, костер?

- Хорошо бы, - Курай почесала локоть. - Найдешь трут, огниво, зажигалку, молнию, нитроглицерин, микроволновку и алюминиевую вилку - нет проблем. Только свистни. Я бы зарядил файерболл, но ты не сердись… Сейчас я вроде как немного не в форме.

- Суки, - Сецуна уперся локтями в колени и положил подбородок на кулаки. К кому конкретно относилось его высказывание, осталось загадкой.

- Я вот 999-ый невеста дьявола и ничего, - с выражением "мне бы твои проблемы", заговорщически произнесла Курай.

- Ну и что не так? - на Сецуну признание Курая не произвело почти никакого впечатления.

- Знаешь, я бы уже и не против остепениться и выйти замуж. Дети, домик в районе водородных карьеров, отпуск, пара трехглавых псов, ладья последней модели с электроусилителем руля… Садовник, сантехник, собачий парикмахер…

- Но?

- Нету никакого "но", - вздохнула Курай и добавила после молчания, разбавленного рассеянным постукиванием ногтя по передним зубам: - Жених исчез.

- ЛЮЦИФЕР исчез?! - Сецуна поднялся и так тревожно огляделся, как будто то, на чем он сидел, могло вдруг оказаться коленом дьявола.

- Ну, там была какая-то темная история с алиментами предыдущим женам, определением собственной сексуальности и приезжим парнем по имени Константин. Больше ничего не знаю. Факт один - я на бобах.

- Сожалею, - довольно неискренне сказал Сецуна и тут же ехидно добавил: - Ничем не могу помочь.

Курай смерила Сецуну критическим взглядом, от которого тот испытал порыв поежиться и отойти.

- Значит, поэтому здесь так холодно? - Сецуна отвернулся. Это было легче, чем смотреть Кураю в глаза.

- Ад остался без хозяина. Пощупай свою голову. Мне кажется, на ней что-то растет. Может, тебе подать заявку на вакансию? - неприятным тоном намекнула Курай. Ее лицо погрустнело еще больше. - Не волнуйся, я буду последний, кто станет набиваться к тебе в жены.

- Я и не волнуюсь, - стараясь придать голосу оттенок циничности, ответил Сецуна. Курай уже скрылась в темноте среди тысячелетних колоннообразных стволов.

- Еще о такой херне я не волновался. - Сецуна подумал о Саре.

Вспомнил ее мягкие спутанные волосы на подушке, круглый живот, теплую жесткую кожу на ступнях, - но эти воспоминания оказались вдруг наполнены тревогой и усталостью. Он не стал любить ее меньше, это ад и разлука вошли в его мысли и переложили все с места на место, разбросали пыль, переклеили номера на коробках с бережно хранимыми минутами счастья.

Сара в его воспоминаниях не улыбалась, вообще не имела лица.

Разочарование смешалось с холодом и Сецуна вдруг понял, что хочет поговорить с Кирой. Поговорить про все эти "а ты помнишь, как она злилась на тебя" или "ее синее платье", и еще "мы гуляли вместе, я рассказывал анекдот, проехал поезд и ничего не было слышно, а она все равно смеялась и потом переспрашивала у тебя, о чем я вообще говорил".

Сецуну охватил какой-то восторженный порыв от мысли, что он так одинок, он так далеко от дома и все равно есть кто-то, кто поймет его, когда он скажет про ее улыбку и ее волосы.

- Кира, - негромко позвал Сецуна. - Слышь, Кира, ты где?

Он подобрал свою ржавую трубу и пошел по направлению к остальным. Он оставил их, когда решил побыть один. Вид Катана зажигал у него перед глазами огромное табло: "УБЕЙ" и еще одно, рядом, чуть меньше: "РАСЧЛЕНИ".

На круглой, как блин, поляне никого не было, кроме Аракуне. Он лежал с закрытыми глазами, подложив под голову свернутый плащ.

- Эй, ты спишь? - Сецуна потыкал в Аракуне трубой. - Где все?

- Жгут все свои стихи и пьесы.

- Ладно, спи дальше, - махнул рукой Сецуна.

- Поговори со мной.

Сецуна вытаращился на него.

- Не надо тебе никуда идти, - настаивал Аракуне голосом престарелой скаковой лошади, которой остался последний рывок до мясокомбината. - Ложись рядом, поговори со мной. Со мной тоже можно говорить. Я столько всего знаю. Тебе и не снилось.

Прямо сейчас Сецуне показалось, что Аракуне знает, где зарыта бутылка со спиртом.

- Ты заболел? - Сецуна перешагнул через него и пошел дальше.

Вокруг был сумрак и глухая тишина, какая только и бывает в гнилых оврагах ночью, но он не задумывался о том, куда идет. Его наполняла радость от того, что Кира здесь, рядом с ним. Кусок живого мира среди теней потустороннего царства. Все равно, что уехать голым в Антарктиду, но взять с собой свою собаку.

Свет шел от земли, курясь и расстилаясь, как белый туман, словно его можно было потрогать, словно он имел запах. Сецуна плутал, глядя себе под ноги и иногда тыкая обрезом трубы во что-нибудь, показавшееся ему подозрительным.

Поразительно, но в итоге своих блужданий он все-таки оказался там, где ему нужно было. Сецуна вышел к большому озеру с такой черной водой, что создавалось впечатление, будто оно до краев наполнено мазутом. К берегу спускался пологий пляж с серым крупным песком и полным отсутствием растительности. Словно все, что здесь когда-то росло, передохло или свалило куда подальше от блестящей темной поверхности, на которой постоянно раздавались угрожающие булькающие звуки.

Сецуна услышал голос Киры и еще больше обрадовался. Впрочем, немного погодя, его улыбка внезапно стала откровенно зловещей.

Кира что-то говорил Катану. Катан время от времени кивал, не попадая в такт. Они сидели плечом к плечу.

На ладонях Сецуны выступил пот. Он никак не мог ухватиться за трубу половчее. Как ни осторожничай, а Кира все равно услышит шорох подошв по песку.

Сецуна вытер руки о свитер и наклонился развязать шнурки.

Слова доносились до него урывками. От предложений ничего не оставалось, у Сецуны кружилась голова. Он выпрямился, скинул кроссовки. Шум густой воды, холодный вязкий свет и голос Киры:

- Одноактное жертвоприношение. Ратификация договора. Парус. Двигатель внутреннего сгорания. Восход солнца.

Сецуна слышал какие-то огрызки фраз, обломки мыслей вслух. Он утонул в обиде, он пошел ко дну, у него перед глазами стояла девушка без лица в синем платье.

Голые ступни бесшумно касались песка. К влажной коже липли серые комья. Замахнувшись, Сецуна приблизился. Кира был слишком занят разговором, чтобы заметить его.

Руки чуть отклонились за голову, локти плавно согнулись и разогнулись, бесшумное красивое движение, иллюстрация к идеальной работе механизма рычага.

Катан завалился на бок даже не вскрикнув. Книга, которую он вечно таскал с собой, с мягким шуршанием съехала с его коленей и уткнулась в песок. По белой шее быстро скатилась черная капля. За ней еще одна - в вдруг хлынуло, мгновенно промочив ворот.

Кира молча глядел на него, не двигаясь. Мгновения все длились и длились, а он даже не открывал рта, наблюдая, как волосы на затылке Катана становятся тяжелыми и темными.

Сецуна тоже молчал. Он чувствовал настоящее счастье, которое обычно приходит как армада завоевателей в мертвый город, поджигает, наслаждаясь зрелищем и тут же уходит, оставляя после себя пустоту и пепел. Сецуна дернулся, готовясь добить Катана последним сокрушающим ударом, но Кира вдруг поднялся и, все так же ничего не говоря, вцепился в его крепко сжатые пальцы, выворачивая их, вырывая обрез ржавой трубы.

Минуты три они боролись, слышалось сдавленное дыхание и хрип. Кира ни разу не ударил, Сецуна тоже. Они были как две собаки, схватившиеся за одну кость. Сецуна не знал, что произойдет, если он станет безоружен и это придавало ему нечеловеческую силу.

Может быть, Кира убьет его этой трубой.

Катан очнулся, обхватил себя за голову и попытался встать, но упал на колени и уткнулся лбом в землю. В непонятной тишине он тоже хранил молчание. Без звука, без стона, он снова попытался и на сей раз встал. Его глаза были красными, из носа текла кровь, но он молча подобрал свой "Свод Законов" и побрел мимо Киры и Сецуны, рыхлящих песок в тихой яростной собачьей драке.

Почувствовав движение и запах крови у себя за спиной, Сецуна отвлекся и оглянулся. В этот момент Кира наконец вырвал трубу из его рук и стремительным броском зашвырнул ее в озеро. Раздался всплеск.

Кира пошел следом за Катаном, но Сецуна схватил его за рубашку.

Кира оглянулся. Сецуна ничего не сказал, тело его расслабилось, стало мягким и на лице будто бы еще виднелся отголосок пожара, уже затухающего, но еще властвующего в пустом мертвом городе.

И пусть никто не умер, но Сецуна чувствовал себя победителем. Кире не приходилось выбирать сторону, Сецуна ясно доказал, кто сильный, а кто побежден и даже не сопротивляется этому.

В абсолютном замешательстве, парализовавшем его волю, Сецуна наблюдал, как ткань рубашки выскальзывает из руки.

Кира мог бы оглянуться, - скорее всего, он так и сделал, - но Сецуна этого даже не заметил.

***

- Ты не можешь оживить Сару. Ты только встретишь ее душу.

- Ну и что это значит? - насквозь мокрый Сецуна смотрел прямо перед собой.

- Честно говоря, когда ты вернешься, твое тело тоже будет не в лучшем состоянии. Наверняка придется его раскапывать.

- Ничего, с телом я что-нибудь придумаю, - рассеянно пробормотал Сецуна, - ведь можно будет что-нибудь придумать?

- Хм.

- Скажем, мне всегда хотелось быть немного выше.

- Не вопрос. Только после этого ты вряд ли попадешь в рай.

- Серафита обещал мне новую жизнь. О том, что придется прожить ее, постоянно пришивая отваливающиеся ноги или запихивая на место гниющие внутренности, ни слова сказано не было. Я как-то не горю желанием бродить по улицам с табличкой: "Мозги, мозги, дай мне свои мозги".

Аракуне задумчиво почесал подбородок и заговорщически поделился:

- Знаешь, если бы у меня в жизни случилась такая же жопа и надо было бы обязательно из нее вылезти с твоей помощью, я бы пообещала тебе мировое господство, вечную жизнь и бесконечные патроны. И это несмотря на то, что у меня нет даже банковского счета.

Сецуна на ходу стянул свитер и попытался отжать его. От холода у него зуб на зуб не попадал. Возможно, поэтому он ничего не сказал, но очень выразительно закашлялся.

- Я, конечно, ни на что не намекаю, - негромко и, на всякий случай суеверно оглянувшись, добавил Аракуне. - Но в способности к воскрешению до сих пор были замечены только Господь Бог и некоторые герои многосерийных фильмов категории "C".

- Господи, как мне холодно, - явно некстати поминая всевышнего, устало сказал Сецуна. - Мне все равно, где, как и в каком виде мы будем с Сарой. Мы будем вместе. И все, больше меня ничего не беспокоит.

- Ты главное не простудись, - Аракуне высморкался и вздохнул.

- Заканчивай соплями греметь.

- Не злись на Киру.

Сецуна был еще молод, он замерзал, вонючая грязь пропитала каждую нитку его одежды, противно хлюпала в кроссовках, он находился посреди самой неблагоустроенной и забытой части Ада, так что единственный вариант ответа, который пришел ему на ум, был крайне нецензурным и сопровождался стонущим воем.

- Даже если бы ты посоветовал это три часа назад, - очень ласково произнес Сецуна, когда исчерпал весь запас известной ему бранной лексики, - когда я еще не сказал Кире, чтобы он сосал свои сиськи и не обращался ко мне за снегом зимой; когда я еще не сказал ему, что если встречу его по дороге, то убью; до того, как я сделал заплыв в эту лужу говна, даже тогда - ДАЖЕ ТОГДА - я бы посоветовал тебе заткнуться.

- Зачем ты нырял за этой трубой?

- Заткнись.

- Тут полно других, сколько угодно.

- Заткнись.

- Неужели легче было нырнуть, чем нагнуться?

- ЗАТКНИСЬ! Давай, найди мне такую же!! - ехидно подначил Сецуна. Аракуне никогда не ходил в детский сад, но вдруг подумал, что там временами творится нечто подобное. - Точно такую же? Где ты найдешь? А? Тут темнища такая! Она отлично сбалансирована и почти не ржавая. Такая клевая труба. Я таких вообще больше нигде не видел.

- Сецуна, - позвал Аракуне.

- Прямо как бейсбольная бита.

- Сецуна.

- Я же нырнул, прикинь, и нашел! Как я ее теперь выброшу?

- Кира не сердится на тебя. Давай вернемся.

Сецуна сделал несколько замахов трубой, как отбивающий в бейсболе. От холода и сырости у него болели пальцы.

- Вали куда хочешь, - тихо сказал Сецуна.

Аракуне молча шел рядом.

- Я найду Сару, - механически продолжал Сецуна, словно читая с подсунутой кем-то шпаргалки. - Мы будем счастливы. Выберемся отсюда. Буду работать, купим дом. Такой, какой ей понравится. Она будет покупать занавески, выбирать обои. Ну, всякая такая херня, в которой женщины вроде бы понимают. Может, он ему жизнь спас.

Аракуне закатил глаза и вытер нос.

- Он что, не мог мне сказать? - не меняя тона, говорил Сецуна. - Катан спас мне жизнь, Сецуна. Такая вот херня приключилась. Так что мы теперь лучшие друзья. Я ему по гроб жизни должен. А ты давай топай отсюда. Катан вообще чувак что надо. Жизнь туда-сюда спасает, денег у него немерено, книжку вон какую с собой таскает, мудак недобитый. Просто лучший друг номер один. Нумеро уно, чувак. Какого хрена? А никакого. Меня кто-нибудь спросил? Никто меня не спрашивал. А тебя кто-нибудь спросил?..

Сецуна оглянулся на Аракуне и обнаружил, что того нет. Просто нет. Повернул назад.

Ну и ладно. В конце-концов, так даже лучше. Никто не сморкается и не нудит над ухом.

Немного постояв на месте, отрешенно глядя в темноту, Сецуна вдруг зевнул, закинул трубу на плечо и пошел дальше, стараясь не замечать, как неотвратимо наваливалась тяжелая теплая сонливость.

***

- Голосую за пальцы на шпажках!

- М-м-м, просто изумительно.

- Господа, как насчет запеканки из печенки?

- М-м-м, просто изумительно.

- Нет, нет, господа, вы просто никогда не пробовали мозг на гриле. В собственном соку, разумеется.

- М-м-м, просто изумительно.

- Мужики, мне до звезды все эти выкрутасы. Чисто бифштекс с кровью.

- М-м-м, просто изумительно, - нудно подтвердил Катан, уже начиная уставать от однообразия своих реплик.

- Слышь, друг, ты ваще кто такой? - обратился к нему один из демонов, рога которого заставили бы любого оленя рыдать и корчиться под грудой комплексов.

- Представитель профсоюза, - монотонно пробубнил Катан. В сущности, он как никто другой знал, что монотонное бормотание при правильном употреблении способно вызвать у собеседника убеждение, что вы всю жизнь пахали на кладбище, иногда для собственного удовольствия проводя вскрытия тупым ножом в плохо освещенном помещении, и (пусть и приобрели неоценимые удивительные навыки) ужасно от всего этого устали.

- Хороший бизнес, - ответил демон, голосовавший за бифштекс. Похоже, жидкость в его голове за те пятьсот лет, что отделяли его от колыбели, взболталась достаточно, чтобы эволюционировать до небольшого, ни на что не претендующего мозга.

- В мои намерения входит сообщить вам что и это, - Катан не дрогнувшей рукой указал на бессознательного Сецуну, - представитель профсоюза.

- О, ангельская благодать! - выругались демоны. Кое-кто из них вскочил, озираясь, чем бы вымыть руки.

- А так же член партии, - добавил Катан.

- О, пречистая святость!! - усилились вопли омерзения.

- Когда я служил в армии, мне мой прапор тоже говорил, что керосин лечит все на свете, - задумчиво пробормотал любитель бифштексов. Голос его звучал так, будто рождался где-то в коленях и тратил массу усилий на то, чтобы добраться до глотки, в результате чего зверел и громыхал по-настоящему страшно.

Катан вежливо молчал, глядя ему в морду. Любитель Бифштексов тоже выдержал паузу и внушительно закончил:

- Только от моего ножа его никакой бензин не вылечил. Темная ему память, побеспокой дьявол его душу.

Катан еще несколько секунд продолжал вежливо слушать, только от Любителя Бифштексов продолжения не последовало. После шаха демон предлагал уйти в оборону, но Катан втянул воздух, вскинул брови, чуть сморщил нос - как делают люди, говорящие о чем-то важном, но вдруг посреди фразы некстати заглядевшиеся на полет бабочки или падение горящего самолета, - и сказал:

- Тре бьен. Или отдавайте мальчика, или будете увенчаны лавровым венком.

Любитель Бифштексов почувствовал, как много пустого места у него за спиной. Так бывает, когда начальник выходит к рабочему коллективу, выстраивает работников в шеренгу и говорит, что "кого-то сегодня будут бить стульями, а после поделят его шмотки и зарплату, кто-нибудь хочет выдвинуть свою кандидатуру добровольно?". И все, кроме вас, быстро делают шаг назад.

Оглянувшись и убедившись в трусливом бегстве всех своих товарищей, Любитель Бифштексов, однако, не утратил бодрости духа. В высоту он был как два члена партии, а в ширину - как целых десять. Не надо особо напрягаться, чтобы быть бодрым.

- Слухай, чурка, - прищурившись и ухмыляясь, сказал демон. - Давай договоримся. Ты валишь в свой чуркистан, а я нормально обедаю.

- Вернем… - Катан вдруг осекся и капнул в фразу две молекулы любопытства: - А с чего вы взяли, что я из Бэрриэр?

- Я чурок за миллион километров чую. Наркоманы, пьяницы, никотинщики. У нас тут полно лохов. Но я не лох.

- У меня даже акцента нет, - задумчиво произнес Катан.

- Хороший чурка - мертвый чурка.

- Можно на "ты"?

- Беломазый говноед.

- Тебе никогда не приходила в голову мысль… - Катан вздохнул и перебил сам себя, осознав, что уже слишком многого хочет. - Мы как-то не очень давно вынесли все дерьмо из преисподней. Прости, друг, вроде не помню, чтобы мы особо напрягались.

- Пидор тонконосый.

- Хорошо. Будем считать, что у нас были переговоры.

- Соси мой член.

- За резолюцию сойдет, - подытожил Катан, поднимая над головой свою здоровенную книгу.

|| >>

fanfiction