Hold Me Thrill Me Kiss Me
Kill Me
|
|
Глава 8. Битва Ре и Каме были без сил. И стояли спутанные, сплетенные, свитые друг с другом. Каме лихорадочно подыскивал слово, нужное слово. Замкнутые. Вот оно, слово. Их замкнуло друг на друге в отголосках их неистового объятия, его и Ре. Его и Ре. Друг на друге. "Потому что они действительно трахнулись", - подумал Каме слегка удивленно. Ре теперь неосознанно вдавливал Каме в стену своим весом, притиснул его, как распятую бабочку, как еще один экземпляр своей, должно быть, весьма обширной коллекции сексуальных жертв. Каме слушал, как постепенно успокаивается Ре, его дыхание щекотало Каме ухо, и это было грубо, будто вторгалось внутрь, и, крепко зажмурив глаза, Каме думал нелепые мысли. Потом он выбросит их из головы как полную и абсолютную чушь. Может быть, уже через минуту или две, Каме точно знал, он поймет, какие они глупые, эти мысли. Потому что они такие и были. Ужасно глупые. Но в этот миг Каме твердо верил, что он понял все. Абсолютно все. Вплоть до происхождения этой, чтоб ее, Вселенной. Да, Ре прижимал его к стене, а Каме рассуждал о Вселенной. К примеру, он думал, что ученые ошибались. Насчет Большого Взрыва. Большой Взрыв не случился миллиарды лет назад. Он случился только что, в душевой кабинке, в маленькой гостинице, в никому не известном городе, Каме не знал, как это соотносится с научными представлениями о пространстве-времени, но сейчас его это никак не волновало, он знал, что все это так. Он это чувствовал. В голове все кружилось и дрожало, тело дрожало и кружилось тоже, он все это чувствовал. Создание Вселенной - из ряда вон выходящая штука, и после этого немного кружится голова. Каме почувствовал, как его ноги, которыми он упирался в стенку душа, начали соскальзывать вниз. Но Ре даже не шелохнулся. Он упрямо прижимал Каме к стене, как будто впечатал его, в каком-то смысле так оно и было. Но его хриплое дыхание постепенно выравнивалось, становилось тише, и вскоре Каме слышал уже не только его. Кап-кап-кап. Это что такое? "Дождь",- подумал Каме. И все-таки с каждым миллиметром, на который ноги Каме съезжали по стенке вниз, мысли его понемногу прояснялись. До него вдруг дошло, о каких глупостях он думал. Почти сразу же он понял, что это не дождь. Это вода в душе, до сих пор льется. А еще - может быть, совсем немножко может быть, что взрыв между ними не создал эту чертову Вселенную. Да, определенно, придется признать возможность такого варианта событий. Ре дышал уже почти нормально. Каме встал на ноги. Он открыл глаза и невидящим взглядом уставился на стену напротив, ту самую нудную стену, с которой он день за днем смывал свою сперму, и которую не надо было мыть сейчас, потому что на этот раз он кончил на жаркую загорелую кожу Ре. И что теперь? Что бы не случилось, решил Каме, он не собирается просыпаться и понимать, что это был еще один мокрый сон с Нишикидо Ре в главной роли. Было мокро, что уж там, но было по-настоящему. Ничего еще не обжигало Каме так, как Ре, который обнимал его. Обнимал, пока не отодвинулся, не отпустил, не освободил. Каме позволил своим рукам безвольно упасть с напряженных плеч Ре, как будто это ему ничего не стоило. Но пришлось слегка скрутить себе руки силой воли, чтобы заставить их двигаться так непринужденно. Каме постарался не думать о том, как ему хочется ближе к Ре. Ногами он уже прочно стоял на земле, но мысли его почему-то еще не повиновались. Ре привалился к стене, грудь его все еще вздымалась - и все. И снова на Каме внимательно смотрели черные, темнее некуда, глаза Они больше не касались друг друга. Их разомкнуло. Все вернулось к тому, как было до этой безумной, чокнутой близости, до момента, о котором Каме, кажется, не мог думать иначе, как о Большом Взрыве даже теперь, когда горячее дыхание Ре над ухом не мешало его мыслительному процессу. Во всяком случае, все должно было стать как раньше. Только оно не стало, во всяком случае, не все. Например, Каме никогда еще не видел у Ре такого выражения лица. Такое он бы запомнил. Обязательно запомнил бы мягкость, прячущуюся в нем тонкими-тонкими ломтиками, серебром высвечивающую каждую резкую черточку на этом резком лице. Эта нежность прокралась даже в твердый гранит глаз Ре. Крохотная, едва заметная капелька нежности вплавилась в их непроницаемую темноту. Но ее было достаточно, чтобы во взгляде появилась еще более сложная теорема, нежели обычная для него суровая аксиома. По крайней мере, Каме отлично понимал, о чем говорилось в аксиоме. Но сейчас он даже предположить не мог, что думал Ре. И это было плохо. Лучше бы он знал, что о нем думают как о шлюхе, чем вот так - не знать ничего. Ты же раньше не занимался с Ре сексом, дурачок. Наверное, у него после секса всегда такое выражение лица. Он, наверное, вообще ни о чем сейчас не думает. А Каме думал слишком много. Надо уже прекратить выдумывать всякую чушь. Есть гораздо более удачное выражение, чтобы описать "нежность", которую Каме решил, что увидел в глазах Ре. Принимать желаемое за действительное. Есть в жизни вещи, которые можно спокойно считать постоянными - не самые приятные, да, но можно быть уверенным, что они никогда не изменятся. Каме был уверен, что Ре все так же терпеть его не мог. Уверен так же, как в том, что трахнувшись, они не создали Вселенную. Ничего такого, ради чего стоило бы напрягать мозги. И все-таки. Каме решил, что благоразумнее снова закрыть глаза. Потом он откроет их, и нежности больше не будет, совершенно точно. - Эй. Ре шагнул ближе, и они снова соприкасались. - Не отключайся. Каме не собирался. Во всяком случае, он не думал, что собирался. Ре так привык, что его партнеры поле оргазма падают в обморок? Можно было, конечно, подумать, будто это - проявление старого доброго самолюбия Ре, однако проблема была в том, что у Каме действительно немного кружилась голова. Ре обнял его за талию, чтобы поддержать, и главное управление мозга Каме тут же отдало приказ его собственным рукам оставаться на месте и не двигаться. Однако им, похоже, было глубоко наплевать, поскольку они совершенно непокорно еще раз обвились вокруг плеч Ре. Как будто Каме не провел половину жизни, приучая свое тело к строгому повиновению. Может, вот оно почему, может, это месть. Может, тело сейчас ведет себя так по предательски, чтобы отплатить Каме за то, как беспощадно Каме обходился с ним, отказывал в желаемом. Однако, сердито подумал Каме, он был вынужден так поступать потому, что его тело всегда желало каких-то неразумных вещей, таких, которые не должно было хотеть или не могло получить. Как Ре, например. Руки Ре на талии и боль в заднице отрезвили его, напомнив, что это неразумное тело только что весьма интимным образом получило желаемое. Опьянев от этой победы, оно явно и решительно настроилось вести себя исключительно глупо. Если Каме не проявит осторожность, скоро оно будет тянуться и льнуть к Ре. Он вдруг запаниковал. Может, он уже! Льнет к нему. Каме никогда и ни с кем не хотел такой близости, этого он боялся больше всего на свете. Так что он не знал, как это случается. Может, вот прямо сейчас уже и случилось? Если пальцы его левой руки сжимаются в волосах Ре, это означает желание близости? Надо взять себя в руки. Надо. Чтобы выпустить из рук волосы Ре. Он с трудом открыл глаза. То, что они с Ре, когда выросли, стали приблизительно одного роста, означало, что рты у них находились примерно на одном уровне. Но когда губы Ре растянулись в улыбке, а не усмешке, Каме понял, что это никак не способствует восстановлению благоразумия. В ответ на искреннюю, настоящую улыбку Ре Каме незаметно сжал пальцы сильнее в его густых, вымокших волосах. М-да, трахнувшись, они не создали Вселенную, это Каме уже знал точно. Однако это, похоже, изменило ту Вселенную, с которой Каме был знаком. И он теперь понятия не имел, что за роль у него в этой новой Вселенной, в которой в своеобычно-высокомерных линиях рта Ре губы, этими линиями очерченные, припухли, потому что Каме не мог удержаться и кусал их черт знает, сколько раз, да и кого трогала математика, когда ты трогал Ре, а Ре трогал тебя? Каме не знал, какая у него роль во Вселенной, где частичка Ре, неважно, насколько малая, была беззащитна перед ним. А губы у Ре были такие беззащитные. И вообще, надо было играть какую-то роль или можно уже было сдаться и просто делать, что хочется? Может, в этой новой версии их Вселенной надо поддаться на мольбы и уговоры тела и впиться зубами в Ре, и кусать, кусать везде и до тех пор, пока он весь не станет беззащитным. Но Каме всегда играл. Всегда. Так сложилось, что ничего другого Каме не хотел в жизни так, как играть - и играть в совершенстве. Это касалось не только сериалов и фильмов. Вся его жизнь шла по тщательно продуманному сценарию, и ему это нравилось, это было ему нужно. Он хотел отвечать чьим угодно и каким угодно ожиданиям относительно того, каким он должен быть, он был готов для этого выкладываться по полной. И он был счастлив угождать. На самом деле счастлив. Но чего, мать его, от него хочет Ре? Еще утром, днем, еще вечером Каме думал, что знал. До Большого Взрыва он знал. Шлюха. Раньше Ре хотел, чтобы Каме играл роль шлюхи. Но сейчас Вселенная изменилась, изменилось и то, как Ре смотрел на Каме, и Каме не совсем понимал, чего Ре хочет. Черт, может быть, он вообще ничего не хотел в это мгновение. Вот прямо в это самое мгновение Ре выглядел слегка офигевшим, а Каме - основательно сбитым с толку. Одной рукой крепко держа Каме за талию, другой Ре взял с полочки гель. Дежавю. На краткую долю секунды Каме подумал было, что Ре снова хочет трахаться, прямо здесь и сейчас, и несмотря на то, что у него все болело, Каме решил, что ему эта мысль нравится. Лжец. Это еще мягко сказано. Он в восторге от этой мысли. Но потом Ре просто намылил себя, и Каме стало ужасно стыдно за то, как сильно ему хочется. От прикосновений мыльных рук Ре, который вдруг решил вымыть и его тоже, легче не стало. - Ты не обязан это делать. Я справлюсь сам. Каме почувствовал облегчение, когда понял, что это он говорит, и голос его звучит нейтрально. Похоже, что годы постоянных тренировок решили, что хорошего понемножку, и с неповиновением пора кончать. Каме действовал на автопилоте. Ре спокойно принял его замечание, не остановившись ни на мгновение. - Ты болеешь, - сообщил он Каме, как будто ничего не случилось, - так что не дергайся. Болеешь? Каме нахмурился. Что, в самом деле? Поэтому эта гребаная Вселенная казалась такой другой? В этом есть смысл. Это объяснило бы, почему в уголках губ у Ре все еще прятались остатки той нежной улыбки, пока его руки скользили повсюду. Каме, видимо, обманывает себя, видя нежность там, где ее нет. Потому что он болен. Вот почему. Ре снял разбрызгиватель душа с крепления и долго смывал пену с них обоих. Каме вдруг стало лихорадочно жарко, даже по сравнению с горячей водой. Черт, это правда. Он на самом деле болен. Это единственное, что объясняет, почему у Ре такие ласковые руки, Каме-то знает, что это не так, потому что так быть не может. Секс не создал Вселенную, и он не изменил ее, ни капельки. Он просто болен. Но они все равно такие ласковые. Руки Ре. Ну совсем же нелепо! Каме больше не мог. Не мог больше терпеть этого абсурда. Он положил ладони на грудь Ре, собрал все свои силы и толкнул. Казалось, он пытается оттолкнуть от себя непонимание. Он почувствовал себя немного лучше от того, что смог, наконец, взять себя в руки. - Я справлюсь сам, - повторил еще раз автопилот. Неспешная, может быть, и воображаемая нежность наконец-то покинула точеные черты лица Ре. Каме тут же почувствовал себя лучше. Ну вот. Вот это Ре, которого он знает, Ре, который потерял терпение и раздраженно тычет ему в руки разбрызгиватель. Настоящий Ре протянул руку, взял с сушилки одно из висевших на ней полотенец, наскоро вытерся. Отрывистость его движений так ощутимо выражала неожиданный приступ плохого настроения, что Каме мог бы поклясться, будто она изменила температуру воздуха внутри кабинки. Единственное, что оставалось неизменным в обычной, изменившейся и больной Вселенных, это животная привлекательность Ре. Разве не странно это, то, что Каме гораздо больше наслаждался привлекательностью Ре, когда они враждовали? Как будто бы тогда Каме мог наслаждаться сексуальностью Ре и не волноваться, что тот это замечает. - Ну давай сам, - холодно сказал закончивший вытираться Ре, прерывая круговерть дурных, путаных мыслей Каме. - Прими еще один холодный душ. Мне все равно. И вышел из кабинки. Каме оцепенело ждал, слыша, как Ре чистит зубы и выходит из ванной. Он отчасти ждал, что Ре захлопнет за собой дверь с грохотом, но тот просто закрыл ее, и Каме остался один на один со своей тающей на глазах решимостью, в пустой холодной Вселенной, в которой он жил всегда, которую никогда не покидал и из которой, похоже, никогда не выберется. Что-то ему нехорошо. Каме вышел из кабинки. Сам не зная, как вытерся полотенцем и опять же непонятно, как почистил зубы. Он старался не смотреть в зеркало, потому что не хотел знать, как он выглядит во Вселенной - изменившейся просто так или из-за его болезни - где Ре вдруг был с ним нежным. Ему становилось все хуже, и в отсутствие Ре, отвлекавшего его внимание от этого факта, он не мог этого не заметить. Каме натянул трусы, он снова дрожал, он не мог решить, почему - потому, что у него температура, или потому, что холодно. Может быть, и потому, и поэтому, а еще он все время старался задуматься о том, что завтра еще работать. Каме казалось, что беспокоиться нужно о работе. А не обо всяких там других вещах. Это же главное, не так ли? Работа. Она важнее всего. Черта с два он никуда не пойдет. Он ничему не позволит вмешаться в рабочий процесс. Ну да, он немного заболел. Ну и что. Поспит, и к утру все будет в порядке. Каме на это надеялся. Но ему очень не хотелось идти в комнату. Хотя и нужно было, потому что в комнате стояла кровать, в которой можно было спать. Чтобы завтра проснуться в настоящем, непридуманном мире. Каме не был уверен, что справится сам. Так, малодушничая, он открыл дверь в комнату. На мгновение застыл на пороге, хватаясь за ручку двери для равновесия. Ре надел черные пижамные штаны и, накинув на плечи полотенце, рылся в своем чемодане в поисках чего-то. При звуке открывшей двери он поднял голову, и Каме растерянно замер на месте, с таким отвращением смотрел на него Ре. Кровать, напомнил себе Каме. Эта чертова кровать находилась в сотнях километров от него, но если он дойдет, то упадет на нее и отключится от всего. На данный момент это лучший план действий, который Каме смог придумать, и этому плану Каме собирался следовать. Он отпустил ставшую уже такой родной ручку двери и двинулся по направлению к кровати, которую тоже считал родной. Похоже было, будто он отправился в путешествие к Атлантиде, только он все больше плыл, а не шел. Однако кровать оказалась не так уж и далеко. Он дошел до нее раньше, чем ожидал. Но когда он дошел, Ре уже сидел на ней, как будто давно ждал, когда Каме придет. Ре сидел прямо посередине, занимая максимум места, как он делал это всегда, так что Каме было сложно упасть и отключиться. План летел ко всем чертям. Каме все равно сел на кровать, потому что все, больше он стоять не мог; и он сел слишком близко к Ре, потому что не мог правильно оценить расстояние. А плевать. У него даже сил не было, чтобы в мыслях выругаться на Ре. Ре взял полотенце, висевшее у него на плечах. На одну крохотную, но очень убедительную долю секунды Каме решил, что Ре сейчас задушит его полотенцем. Мысль эта, однако, исчезла, как только Ре начал энергично сушить Каме волосы. - Ты не очень-то и сообразительный, когда болеешь, да? Хоть бы волосы толком высушил. Голос Ре, приглушенный полотенцем, звучал сердито и немного обеспокоено. "Нереально", - подумал Каме. Может, он уже лежит себе в отключке на кровати, и то, что Ре сушит ему волосы - это еще одна фантазия. Каме смущенно признался себе, что это была бы самая глупая из всех его фантазий о Ре. Полотенце исчезло, и Каме снова увидел глаза Ре, они ни капельки не сердились. Они удивлялись. "А?.." - подумал Каме. Ре медленно погладил его по голове, расчесывая пальцами волосы, Каме почувствовал, что прядки торчат во все стороны. Ему пришло в голову, что вид у него, наверное, ужасно забавный. Но Ре осторожно массировал ему голову, и Каме почему-то не особенно беспокоился. Кто знает, может быть, ощущение унижения придет завтра. А сейчас он с трудом сдерживался, чтобы не упасть на Ре от того, как хорошо ему было под его руками. Может быть, Ре это почувствовал, потому что убрал руки, оставляя за собой легкое покалывание. Он взял что-то с прикроватной тумбочки, какую-то бутылочку. Ее он искал в чемодане? Каме разглядел наклейку. Сироп от кашля. Ре открыл бутылочку. Но у меня же нет кашля. Каме был озадачен. Кажется, он произнес это вслух, потому что Ре ответил ему тоном, не терпящим возражений: - Нет, ну и что, тут хотя бы калории есть. Прозвучало так, будто Ре ждал, что Каме начнет капризничать. Но Каме слишком устал, чтобы капризничать, фиг с ним, что Ре ждал от него именно этого. Капризничать он будет завтра. Честное слово. А сейчас Ре придется иметь дело с послушным Каме. Каме поднял голову, беспрекословно открыл рот и принялся ждать. Ре остановился. Потом, видимо, то ли справился с удивлением, то ли взял себя в руки и поднес сироп ко рту Каме. Каме сделал глоток. Он не знал, каким местом сознания он это почувствовал, однако сцена между ними была похожа на "Алису в стране чудес". Каме не понимал, каков был сироп на вкус, но все равно пил маленькими тяжелыми глоточками, пока Ре держал бутылочку у его рта. Капля сиропа потекла по губам. Ре убрал бутылочку и, не отрывая глаз от лениво сползающей из уголка рта Каме струйки, поставил сироп на тумбочку. Потом наклонился, положив руки Каме на бедра, и слизнул сироп с губ Каме. В следующее мгновение Каме уже лежал на спине, но Ре не лег на него, он встал. Каме просто лежал. Ему было холодно. Он замерзал. Но залезть под это чертово одеяло было уже слишком тяжело. В комнате погас свет. Каме едва не начал проваливаться в обморочный сон, как вдруг почувствовал, что Ре накрывает его одеялом. Каме испытал прилив невыразимой благодарности и постарался хоть как-то это показать. Все, что у него получилось, это сказать: - Ре. Спасибо. А потом Каме испытал едва ли не более сильное - невыразимое удивление, когда Ре взял и лег рядом с ним. Это так его поразило, что Каме даже попытался встать. Что, неужели это не его кровать? Он лег в чужую? Черт, он ничего не понимал. Ре положил руку ему на грудь и заставил лечь обратно. - Ни за каким дьяволом я не стану мерзнуть там, у окна еще одну ночь. А тебе, как мне кажется, не помешает дополнительное тепло. К тому же, мы теперь, эээ… достаточно близко знакомы, чтобы разделить одну постель на двоих. Так что будь паинькой и не дергайся. И перестань волноваться о съемках. Ты справишься. - Спасибо, - снова сказал Каме. Это было все, что он мог сказать. Ре осторожно перевернул усталого донельзя Каме на бок, как большую мягкую игрушку. Может, в сиропе есть что-то такое, что сделало его таким покладистым? Нет, он же слушался Ре задолго до того, как выпил сироп. Ре устроился позади Каме и обнял его одной рукой, накрывая своим телом. Каме снова чувствовал его дыхание у себя над ухом, так они были близки. Каме радостно подумал, что если бы они были не Каме и Ре, и обстоятельства были другие, как в сентиментальной романтической комедии, например, тогда это считалось бы за настоящее объятие. Если бы в это мгновение кто-то спросил Каме, как он себя чувствовал, Каме ответил бы что-нибудь вроде "Меня трахнули и у меня температура". Ну, так бы, конечно, не ответил. Но так оно и было. Каме лениво подумал, что это не такое уж и плохое ощущение. Что-то в этом было бесконечно приятное. "Меня трахнули и у меня температура". "И тепло", - добавил он. Наконец-то. Каме как будто все время только и делал, что дрожал от холода. Но теперь дрожь исчезала, таяла в тепле, которым Ре окутывал его тело, которое пробиралось и оживляло его насквозь промерзшие кости. Вообще-то, Ре даже не теплым был. Это не тепло, это опаляющий жар. Его дыхание тоже было забавным, немного затрудненным, но вовсе не неприятным. Скорее успокаивало. Ре как будто нюхал его, как-то так. Каме не задумываясь подвинулся поближе к источнику всех своих радостей, поближе к теплу и дыханию. И в своем уютном полусне почувствовал, что у Ре снова стоит. И улыбнулся в темноте. Каме не знал, что сироп от кашля так вставляет. Однако этот сироп, похоже, мог, потому что Каме было невероятно хорошо. Он вдруг отчаянно захотел, чтобы утро никогда не наступило, потому что, что бы не происходило этой ночью между ним и Ре, завтра Вселенная обязательно очнется и все расставит по своим местам. А ему так хотелось насладиться этой сумасшедшей Вселенной еще, еще немного, совсем немного. Совсем… Каме незаметно уснул, убаюканный
теплым объятием сильных рук Ре. |