[3] – Какая-то злая шутка (PG-16)
Мы подходим к поворотной точке нашей истории. Точке, где мы во всех подробностях изучим тот необходимый сценарий развития сильнейшей неприязни, которая, будучи однажды пресеченной, заставит Такизаву Хидеаки и Имаи Тсубасу наконец-то сблизиться после стольких лет вражды. Все разрешится весьма незрелым способом, но опять же, Имаи Тсубасе едва исполнилось семнадцать лет (месяц назад, если быть точными), а Такизаве Хидеаки несколькими месяцами ранее исполнилось шестнадцать (точнее, восемь месяцев назад); они и есть самые настоящие незрелые подростки.
Прежде чем все случится, мы должны сказать: ни один из обоих ребят до конца не уверен, насколько глубока их взаимная неприязнь; они уверены лишь в своих чувствах. Такизава Хидеаки видит замкнутого юношу, слишком наивного, чтобы понять причину его гнева и одиночества. Имаи Тсубаса видит заносчивого юношу, слишком упрямого, чтобы осознать причину его гнева и одиночества. Впрочем, оба молодых человека, о которых идет речь, имеют в виду разные причины, хотя испытывают схожие эмоции.
Такизава Хидеаки к этому времени уже встречался с несколькими девушками, и ни одна из них не стала той, кого он искал. По крайней мере, он наконец определился, что предпочтет отношения с девушкой, которую уже некоторое время знает и к которой испытывает искреннюю симпатию, а не с той, кто ослепительно улыбнется ему на вечеринке и кого он поспешно пригласит к себе для чего-то большего. Первого раза было недостаточно, и Хидеаки очень стыдно, что ему потребовалось несколько попыток, чтобы удостовериться. Но кого настолько хорошо знакомого он найдет, принимая во внимание его жизненную ситуацию?
Имаи Тсубаса пытается справиться с бесконечными издевками в школе. С каждым выходом нового сингла под лейблом «Johnny's and Associates» издевательства становятся в десять раз изощреннее. Тсубаса разрывается между истинной любовью и первостепенными обязанностями: остаться ли ему в Агентстве и продолжать заниматься танцами, в которые он вкладывает всю душу, или продолжать учебу в школе и выносить жестокое обращение? Последнего Тсубасе недостаточно, и ему очень стыдно, что он хочет сбежать. Но кто бы с ним не согласился, принимая во внимание его жизненную ситуацию?
Говоря прямо, Такизава Хидеаки оказался в плачевном положении.
По волшебной случайности там же оказался и Имаи Тсубаса.
Скоро у джоннис-юниоров состоится концерт, и все они охотно приходят на репетицию ровно в четыре вечера. Конечно, гвоздем программы является Такизава Хидеаки; в какой-то степени он совсем не ждет этого события и неизбежного напряжения во время подготовки к концерту. С другой стороны, несколько ярких танцевальных номеров отданы Имаи Тсубасе, и он очень ждет концерт, несмотря на все напряжение во время подготовок к нему. Сольных песен у Тсубасы нет, но он не переживает; с другой стороны, несколько сольных песен подготовили для Хидеаки.
Вопрос отношений обоих молодых людей с их лучшими друзьями следует осветить чуть подробнее. Такизава Хидеаки и Шибутани Субару все еще великолепно ладят, хотя в последнее время ссоры между ними случаются чуть чаще обычного – это можно объяснить тем, что они стали проводить гораздо больше времени вместе за работой, в связи с грядущим концертом юниоров. Кроме этого, они очень схожи характерами. Такизаве Хидеаки нужен кто-то спокойный, кто будет усмирять его, не такой же ослепительный, как он сам. Шибутани Субару не очень подходит под это описание.
Имаи Тсубаса и Сакурай Шо в последнее время слегка отдалились друг от друга, хотя это ожидаемо: один считает, что влюблен во второго, а второго заставляют учиться в школе (Сакурай Шо всю свою жизнь готовился к поступлению в университет Кэйо, и отец Шо не позволяет сыну спустить на ветер деньги, потраченные на дорогостоящее образование). Ни один из них не хотел, чтобы так получилось, но Шо все время занят, а Тсубаса робеет, опасаясь, что выдаст себя. Тсубаса осознал, чего хочет: ему нужен кто-то настолько сильный, что сможет его защитить. Ему кажется, что Сакурай Шо очень подходит под это описание.
В настоящее время Такизава Хидеаки и Имаи Тсубаса относительно счастливы, однако скрытые проблемы начинают выходить на свет. Рано или поздно они разрешатся. Об этом будет рассказано потом; сейчас слишком преждевременно подробно останавливаться на тех случаях. А пока мы всего лишь обращаем внимание на развитие событий, которые привели к полному хаосу.
Декабрь десятого года периода Хэйсэй только что вступил в свои права.
—
Имаи Тсубаса все еще не признался в чувствах Сакураю Шо.
Еще хуже было смотреть на Шо, пока тот смотрел телевизор. Они сидели в комнате для отдыха в танцевальной студии, куда перенесли футоны для ночевки практически все юниоры. Как в старые времена, Тсубаса и Шо снова поселились в одной комнате (хотя теперь с ними жил Кохара Юки, а глоток свежего воздуха никогда не был лишним), но Тсубасе было немного неудобно. Одно дело – скрывать свои чувства на расстоянии, а если объект симпатий сидит на другом конце дивана?
– Ты что-то совсем затих в последнее время, – Шо усмехнулся, поправляя очки и глядя на Тсубасу (который чуть дернулся, услышав, что молчавший до этого Шо обращается к нему). – Я тебя знаю достаточно давно: если ты такой тихий, значит, думаешь о чем-то. Рассказывай, – он подвинулся, чтобы стало удобнее смотреть на друга, – в чем дело? Опять школа?
– Нет, хотя там лучше не стало, – вздохнул Тсубаса. – Как бы это сказать?..
Шо засунул руки в рукава свитера, кивком подбадривая Тсубасу, и примерно через минуту Тсубаса наконец заговорил.
– Допустим, человеку А... м-м-м... интересен человек Б, и человеку А нравится быть рядом с человеком Б. И допустим еще, что человеку Б тоже небезразличен человек А, но чувства человека Б немного глубже, чем просто «не безразличие» и у него это больше похоже на интерес, более сильный, чем следовало бы, можно даже, наверное, назвать это влюбленностью. Но человек А, которым интересуется человек Б, понятия не имеет, что человек Б вообще так им интересуется, – закончил Тсубаса. – Понимаешь?
Шо открыл рот.
– Не-а, совсем.
– Я думал, что можешь не понять, – простонал Тсубаса и опять утонул в диванных подушках. – Но я все чувствую именно так.
– Если бы твое объяснение было короче, я бы лучше понял, – Шо засмеялся и начал отмечать пальцами кусочки головоломки, которой озадачил его Тсубаса. – В общем, ты сказал, что человек Б – а это ты, точно ты, как еще тебе знать о чувствах обоих? Ты испытываешь чувства к близкому другу, но этот близкий друг о них не догадывается. Так?
Тсубаса кивнул, и Шо тоже откинулся на спинку дивана, нахмурившись и поджимая губы.
– Как все сложно, Тсубаса. Ты желаешь поставить близкую дружбу на одну ступень с любовью, но при этом не хочешь испортить дружбу, если не выйдет с отношениями... Сложно. Кто счастливица? – Шо сверкнул глазами и заметил, как что-то пошло совсем не так, когда Тсубаса промолчал. – Я ведь ее не знаю?
Тсубаса наклонил голову.
– Знаешь даже лучше, чем себя.
– Говоришь загадками, – Шо снова рассмеялся. – Кого я знаю лучше себя? Это...
Он задумался ненадолго, не заметив, как покраснел Тсубаса, как смущенно тот завозился на своем месте. Тсубасе пришлось задаваться вопросами. Догадается ли Шо? Поймет ли он, если догадается?
– Я не говорю, что хочу отношений, но...
– Почему нет? Думаешь, ребята в твоей школе будут дразниться, если у тебя наконец появится девушка? – Шо рассмеялся и вдруг заметил, как сжаты губы у Тсубасы. – ... Я еще чего-то не понимаю, да?
Тсубаса молча кивнул. Шо на минуту задумался.
– У нее плохие зубы? – он улыбнулся.
– Нет.
– От нее плохо пахнет?
Вообще-то, очень приятно. Тсубасе нравилось, как пахнет Шо: чистой одеждой и, вдобавок ко всему, слегка одеколоном.
– Нет.
– Одевается безвкусно?
Шо одевался со вкусом – наверное, после того, как столько времени прожил в одной комнате с Тсубасой.
– Опять не угадал.
– Ну тогда я сдаюсь. Что же с ней не так? – Шо почесал голову, снова не заметив, каким беспокойным сделался Тсубаса. – Если она тебе нравится, признайся. Мы ведь не выбираем, в кого влюбиться. Что будет в худшем случае? Она скажет «нет»?
– Может быть гораздо хуже, – Тсубаса посмотрел прямо в глаза Шо. – Шо... если я тебе расскажу, в чем на самом деле проблема, ты обещаешь не очень... удивляться? Пожалуйста, – Тсубаса нервно поджал пальцы на ногах, и Шо кивнул, теперь больше беспокоясь, чем просто любопытствуя. Тсубаса еще немного поерзал и смущенно поежился, покраснел еще сильнее, и наконец собрался с духом и подобрался поближе к Шо, быстро осматриваясь вокруг, чтобы удостовериться, что их никто не услышит.
– Речь не о девушке.
Шо по-умному кивнул и Тсубаса отстранился, ненадолго решив, что, возможно, тот не накинется на него в гневе. Но вскоре выражение на лице Шо быстро сменилось на смятение и крайнее удивление, он глупо открыл рот, выпучив глаза, и, должно быть, стал что-то говорить, судя по движению его губ, и... Тсубаса заерзал еще больше, отвернувшись.
– Не злись, – Тсубаса закусил губу, когда Шо обрел примерно одну шестую своего обычного самообладания.
– Тсубаса... – Естественно, Шо не знал, что сказать. – Наверное, мне следовало бы догадаться, что ты... ну, – он помолчал. – Должен был про тебя догадаться. Ну, со всей этой модой, танцами и... Господи, – Шо почесал голову, сам слегка покраснев. – Я не говорю, что обычные ребята этим не увлекаются, вовсе нет, я имел в виду, просто...
– Ты понял, в чем проблема. – Впрочем, Тсубасе впервые за много месяцев стало легче, когда он признался хоть кому-то в своей гомосексуальности. – Шо, я перед этим сказал...
– Это кто-то из Агентства, – Шо словно обухом по голове ударили. – Больше некому, все твои друзья – из Агентства. Но... – он замолчал и спустя мгновение побледнел как полотно. – Ближе всех тебе я. Значит... Черт.
Тсубаса кивнул, одновременно кляня всех пришедших на ум богов за то, что Шо такой проницательный. – Прости, – сказал он шепотом. – Мы не выбираем, в кого влюбиться. Ты же сам сказал только что.
– Черт, – Шо откинулся на спинку дивана и отвернулся, поправляя волосы, будто у него нервный тик (возможно, так и было). – Тсубаса, ты знаешь, что я не...
– Знаю, – у Тсубасы дрогнул голос. – Поэтому у меня столько неприятностей. И в школе про меня правильно говорили, я правда похож и...
– Только, ради бога, не изливай мне душу при всех, – Шо быстро закрыл рукой рот Тсубасы и заставил его подняться вместе с собой, уводя из комнаты отдыха и направляясь с ним обратно в их небольшое место обитания (которое они получили прежде всего потому, что Тсубаса был выше младших юниоров и, следовательно, приравнивался за это к «страшным»). Там был Юки. Он жевал бутерброд с мягким хлебом и приветливо помахал им, хотя сразу заметил, что Тсубаса был не в лучшем присутствии духа. Расстроен, очень.
– Ты что, занозу в ступню посадил? – Юки наклонил голову, не до конца прожевав салат с яйцом и хлеб. – Чего вы так переполошились?
– Не думаю, что рассказывать должен именно я, – Шо усадил Тсубасу на его футон и плюхнулся рядом, после того как закрыл дверь. – Мне только что сообщили кое-какую скандальную информацию о моем дорогом друге, и мне показалось не очень правильным обсуждать ее на том заплесневелом старом диване, – он указал большим пальцем в направлении обозначенной мебели.
– Скандальную? – Кохара Юки мало что ценил больше еды, но друзья и скандалы всегда интересовали его чуть сильнее. – Погоди, погоди, Тсубаса тебе рассказал или тебе кто-то рассказал про Тсубасу, а он просто все подтвердил?
– Первое, – облизнул губы Тсубаса. – Коха, я тебе, наверное, потом расскажу, мне очень неприятно просить тебя уйти, но...
– Понял, – Юки кивнул, запихал в рот последний кусок бутерброда и ушел, напоследок сказав: – Расскажете потом, лады?
Шо и Тсубаса кивнули, и как только дверь закрылась, Тсубаса застонал и забрался под одеяло. Шо глубоко вздохнул, потянулся к нему, стягивая одеяло, и осторожно стал перебирать волосы Тсубасы.
– Ты все тот же Имаи Тсубаса, каким был десять минут назад. Я теперь лучше тебя понимаю, но с чего ты взял, что я возненавижу тебя, потому что ты гей? Ну, мы же работаем в шоу-бизнесе, – Шо рассмеялся. – Такого следует ожидать.
– Как ловить сомов в пруду, – пробормотал Тсубаса. Кинешь им достаточно наживки, чтобы они показались, и вскоре вода будет ими кишеть. – Но мне все равно больно.
– Я знаю. А теперь сядь-ка на минутку. – Тонкие руки заставили Тсубасу сесть на футоне прямо перед Шо. – Тсубаса, давно ты знаешь?
– С весны, – Тсубаса облизнул губы. – Как учеба в школе началась. Тебе не достаточно знать, что ты мне нравишься? Не хочу, чтобы мне еще допрос устраивали, – он отвернулся. – И так себя хреново чувствую.
– Ничего подобного, обещаю. Господи, Тсубаса, посмотри на меня, – Шо развернул Тсубасу лицом к себе, немного расстроившись. – Я не собираюсь бегать от тебя, потому что ты на меня запал. Понял? – Шо подождал, пока Тсубаса кивнет. – Хорошо. Мне просто интересно, что тебе во мне нравится? Назови мои «сильные стороны». – Шо специально использовал этот термин, чтобы Тсубаса улыбнулся. Тот действительно улыбнулся, но ненадолго.
Тсубасе потребовалось некоторое время, чтобы ответить. Наконец он сказал:
– Ты всегда был рядом. Ты меня выслушивал, помогал во всем и ты просто... Не могу ничего поделать! – Он чуть не надулся на Шо, глядя на него глазами, в которых начали собираться слезы. – Как бы я смог? Ты тот, кем я не могу быть.
– Тсубаса, ты знаешь, что это не так. Ты боишься только того, чего позволяешь себе бояться. – Покачав головой, Шо потянулся к Тсубасе и прижал его к своей груди, легко поглаживая по спине. – До репетиции успокоишься или мне всем сказать, что тебе нездоровится?
– Успокоюсь, наверное, – Тсубаса кивнул, прислонившись к груди Шо и тихонько слушая, как у него бьется сердце. – У нас есть еще час, да?
– Ага, – Шо почему-то немного притих. – Тсубаса?
Тсубаса захлопал глазами, заметив, что Шо чем-то обеспокоен. Очень тихо Шо взял его за подбородок, заставив приподнять голову, и спросил:
– Ты еще ни с кем не целовался?
И когда Тсубаса покачал головой, невинно хлопая глазами, Шо подумал, что, раз он ничего больше не может ему дать, самым правильным будет подарить ему хотя бы поцелуй.
—
– Ладно, давай попробуем еще раз, – Хидеаки откашлялся и глотнул воды, смотря на стоящего сзади Субару и удостоверяясь, что тот тоже готов. – Не забудь, там идет tenshi no you na akuma no egao, а не agumu.
– Да знаю я, – нахмурился Субару. – Один раз случайно ошибся. К тому же мы уже так долго поем «Midnight Shuffle». Каждый юниор время от времени ее поет, готов спорить на деньги.
– Ты прав, – неохотно согласился Хидеаки и снова с силой надавил на кнопку CD-проигрывателя, ожидая начала песни и просматривая лист с ее текстом, лежащий перед ним. Краем глаза он видел Тсубасу в танцевальной студии, который танцевал под старую мелодию «Шонентая» – снова на первом плане, снова с новыми движениями. Субару дважды щелкнул пальцами, чтобы привлечь внимание Хидеаки, будучи совсем не в восторге от идеи репетировать выступление их дуэта, пока Такки глаз не сводит с другого парня. – Не помню, чтобы Имаи-кун там танцевал под «ABC»... С каких пор его туда ставят?
– Санче-сан все время меняет расстановку. Может, теперь сосредоточишься? Tsuyosa wo ni ikiteyuku yori mo...
Субару был прав. Хидеаки вовсе не разозлился снова, когда Тсубасу поставили вперед и в центр, так постоянно случалось. Вдобавок ко всему это было его место, он должен был танцевать там вместе со старшими юниорами, пока младшие пели песню, как раз на том месте, где стоял Тсубаса. И почему, черт возьми, его это злило? Почему это было так чертовски важно, что он заморачивался и вскипал?
– Такки! Это же ты хотел еще раз отрепетировать эту несчастную песню, может, хоть немного постараешься?! – Субару выключил CD-проигрыватель и, схватив Хидеаки за руку, грубо дернул его к себе. – Может, Санче-сан временно поставил Тсубасу на твое место, перестань изводиться. Ведешь себя, как девчонка.
Наверное, Субару был прав. У Хидеаки появилась дурная привычка непонятно по какой причине выбирать ехидных и ревнивых девушек. И Хидеаки намеревался больше не приводить их в квартиру, по крайней мере, пока, потому что у него ничего не получалось с ними. Он ничего не почувствовал ни на одном из свиданий. А теперь еще и Субару предположил, что Хидеаки ведет себя, как одна из тех девиц – это было уж слишком. Теперь все были против него?
– Мы тут репетируем в одиночку, но это вовсе не означает, что я отказался от той песни, – Хидеаки закатил глаза. – Я сейчас вернусь и спрошу Санче-сан, что происходит.
– Такки! Да может, ничего не происходит, забей уже. С девчонками в субботу ночью был перебор? – Субару хмуро глянул на Хидеаки, потянувшись к CD-проигрывателю, а Хидеаки решил ничего не отвечать на это замечание, распахнул дверь практически настежь и отправился прямиком к Санче-сан (который, как всегда, следил за выступлением наметанным глазом).
– А! Такизава-кун, с тобой-то я и собирался сейчас поговорить. Я убрал тебя только из этой песни, твое место займет Имаи-кун, а у тебя появится несколько дополнительных минут на переодевание. Идет? – Он делал пометки в своем блокноте, называя танцующим юниорам их ошибки; Хидеаки резко развернулся, на долю мгновения встретившись взглядом с Тсубасой, и повернулся обратно, вне себя от гнева.
– Это Имаи-кун предложил заменить меня? – он прикусил губу, насторожившись.
– Вообще-то, он. Честно говоря, он сегодня очень активный; все это предложил Имаи-кун, и я согласился. А почему ты спрашиваешь?
Это стало последней каплей для Хидеаки; он спокойно вышел из репетиционного зала и направился в комнату, которую делил вместе с Субару (и Матсумото Джуном). Оказавшись внутри, он громко закричал от досады и тяжело ударил рукой по стене, желая сломать что-нибудь, что угодно, лишь бы дать выход чувствам. Может, он не справлялся с напряжением, связанным с приближающимся с концертом. А может, дело было в отвратительном чувстве, возникающем, когда беспрестанно меняешь девушек, с каждым разом разочаровываясь в себе и терпя их последующие злые нападки. Или, возможно, в том, что из-за Имаи Тсубасы его сняли с танца в песне, – номер даже не был особенно важным, Хидеаки это признавал – и именно Тсубасе потребовалось предложить в качестве замены себя...
– Черт тебя дери!!! – снова крикнул Хидеаки, принявшись со всей силы избивать свой футон. Вообще-то, его изматывало напряжение, возникающее, когда ты все время находишься в центре внимания; хотя он еще не совсем это понял – только то, что кто-то пытается занять его место, еще и с большой охотой. Тсубаса, Имаи Тсубаса – это имя жгло язык, словно ядовитая кислота. Мгновение спустя в комнату ворвался Субару, такой же взбешенный, как сам Хидеаки, и неверяще посмотрел на его реакцию.
– Такки, уймись уже! В Агентстве ты никуда не денешься, господи. Всего лишь одна чертова песня. Хватит уже вести себя как придурок, – Субару плюхнулся рядом и гневно взглянул на него. – Что с тобой, вообще? Если устал, возьми перерыв, все поймут. Ты ведь не батарейка и не можешь вечно зажигать.
– Дело не в этом, – быстро огрызнулся Хидеаки, не понимая, что Субару прав. – Имаи-кун пытается меня взбесить. Кем он себя возомнил? Санче-сан даже сказал, что это именно он предложил вычеркнуть меня из списка танцующих.
– Ну так поговори с ним об этом, скажи, что тебе не нужны дополнительные пять минут на переодевание штанов. Кончай из мухи слона делать.
– Да пусть танцует, мне-то что. Нет смысла с ним говорить и вообще дело иметь – он просто еще раз подло врежет мне по яйцам, – Хидеаки закатил глаза. – Но если он пытается подкопаться ко мне, я этого не потерплю... Пойдем, – он внезапно вскочил на ноги, потянул Субару за руки, чтобы тот встал, и ухмыльнулся мрачнее обычного, по мнению его друга. – Давай покажем Имаи-кун, что больше подобных замен не будет?
– Погоди. Черт, да погоди же, Такки. Что ты придумал? – нахмурился Субару. – Ты же сказал, что не собираешься с ним разговаривать...
– Поступки убедительнее слов, – рассмеялся Хидеаки, и Субару наконец догадался и сам начал ухмыляться.
О каком поступке шла речь, Имаи Тсубаса узнал только через несколько часов: когда закончил репетицию и очень радовался тому, как проходит день. Репетиция была весьма удачной, и, как сказал Шо, Тсубаса мог быть напористым, если чувствовал уверенность в себе: он предлагал Санче поменять мелкие элементы то тут, то там, хотел улучшить общее впечатление от танца, который отражался в длинном зеркале. Хотел помочь, чтобы концерт прошел более гладко, вызывался танцевать чуть дольше, чтобы у остальных появилась возможность незаметно уйти и переодеться. Чувствовал, что он наконец-то внес вклад в общее дело, а не просто растворился в тени на втором плане.
А еще раньше он наконец-то признался Шо в чувствах, понимая, что будет больно, когда Шо не ответит ему взаимностью. Но все равно он был на седьмом небе от счастья, когда Шо не убежал от него; а как его обнимали, как Шо...
Тсубаса все еще чувствовал, как все сладко замирает внутри. Как он вдруг ощутил вкус бальзама для губ, которым пользовался Шо, и только потом понял, что пробует на вкус самого Шо, как он прижимался к нему и, боже, он мечтал об этом! Как Шо притянул его к себе, придерживая, и через мгновение после того, как он смахнул пальцем слезу с щеки, Шо тихонько толкнулся в его рот языком. И Тсубаса позволил ему, в то же время почти настойчиво толкаясь в рот Шо, познавая ранее не ведомые ему ощущения и так быстро теряя невинность. Быть так близко к другому человеку, внутри него, так волнительно! Шо позволил ему все это испытать, показал, что можно ощутить, когда на твои чувства отвечают...
Весь день Тсубаса словно летал на крыльях.
– Тсуба-кун! Тебе стало лучше после того раза, когда я тебя видел, а? – Кохара Юки хлопнул Тсубасу по плечу, и тот счастливо кивнул. – Я за тебя немного беспокоился. Хочешь, вместе сходим помыться? После репетиции в душевую набьется полно народу, я бы не стал ждать... Ты же знаешь, я терпеть не могу стоять там в очереди, – рассмеялся Юки.
– Хорошо, – улыбнулся Тсубаса, направляясь в их комнату. – Я только зайду взять полотен...
Всплеск.
Ребята молчали примерно минуту, они были так ошеломлены, что даже не поняли сначала, что произошло. Юки прирос к полу, раскрыв рот и разглядывая Тсубасу, а Тсубаса совсем растерялся, молча рассматривая вытянутые перед собой руки, оттягивая одежду для репетиций и обувь. Одной рукой он дотронулся до волос, и, боже, о, господи...
– Ю-юки, – просипел Тсубаса. – Я…
Он взвыл от отчаяния, сам не свой, и в панике стал искать, где бы спрятаться, но двигаться было некуда. Тсубаса резко вскинул голову и, конечно же, увидел ведро, которое упало на пол, как только распахнули дверь, ведро, которое было готово вылить свое содержимое на любого, кому не посчастливится первым войти в комнату, но значок, свисавший с ручки ведра, не оставлял ни малейшего сомнения в том, что жестоко обойтись предполагали именно с Тсубасой. Значит, целью был он.
Жидкость в ведре была темной, густой и липкой, любому японцу был знаком этот сладкий запах. Соус тонкацу. Четыре литра соуса тонкацу, если быть точными, – Хидеаки очень внимательно отмерял объем.
– Вот черт, – Юки наконец-то обрел дар речи. – Скорей снимай обувь, потом зайдешь в комнату, я возьму твое полотенце, закинем твои вещи в стирку...
– Это Такизава-кун сделал, – простонал Тсубаса, быстро разуваясь и снимая носки. – Кто еще на такое способен?
– Чего... Такки?! – Юки захлопал глазами, не в силах поверить в сказанное. – Такки бы не стал, он терпеть не может такие шутки. Непохоже на него. Зачем ему ставить на нашу дверь ведро с соусом тонкацу?
– На репетиции, – у Тсубасы сердце рвалось из груди, а сам он с каждой секундой злился все сильнее. – Когда он выбежал, после того как Санче-сан поменял расстановку в танце и я занял его место, он посмотрел прямо на меня, Коха. Я знаю, что это его рук дело. Поверить не могу, у него наглости хватило... прямо как дите малое! – закричал Тсубаса. – Он думает только о себе?!
– Тсуба-кун, успокойся, ш-ш-ш, – Юки положил полотенце на пол перед Тсубасой и тот зашел в комнату, закрывая за собой дверь и практически срывая с себя одежду. – Кто бы не был виноват, мы его найдем, согласен? Не сомневаюсь, в столовой заметят, что у них пропало целое ведро соуса тонкацу, кто-нибудь разберется. Эй, по крайней мере, в очереди на помыться мы будем первыми, – он попытался разрядить атмосферу улыбкой.
– Нет, – Тсубаса покачал головой. – Я знаю, что это был Такизава-кун, точно. Больше никто не сделал бы со мной такое.
– Ну, мы все выясним, – Юки подал Тсубасе второе полотенце, чтобы тот обернул его вокруг талии, и третье – для головы. – Давай сначала вымоемся, а потом пожалуемся кому-нибудь.
– Не хочу, – Тсубаса покачал головой. – Если он собирается вести себя как полный придурок, то нет смысла поднимать ему самооценку. Все равно я знаю более удачные способы отомстить, – он чуть сжался, когда Юки вел его по коридорам, стараясь не выглядеть подозрительно, – как будто это было возможно, если одного из них вымазали в соусе тонкацу.
– Тсуба-кун, мне кажется, тебе не стоит...
– Он первый начал, – Тсубаса нахмурился, зайдя вместе с Юки в душевую, как можно быстрее сдернул с себя полотенца и понесся под душ, оставив Юки медленно раздеваться и ждать своей очереди.
Два часа спустя Хидеаки и Субару все еще усмехались из-за маленькой, вызванной ими паники, детали которой они узнали из всевозможных слухов, наполнивших коридоры. Сейчас друзья возвращались в свою комнату после ужина в столовой.
– Может, с точки зрения морали было не очень правильно так поступать, но, черт возьми, так приятно! В конце концов, Бару, – Хидеаки широко улыбнулся, – с чем еще хорошо идут крылышки? – И оба снова покатились со смеху, гогоча, пока на глазах не выступили слезы.
– Боже, как бы я хотел там быть и все видеть. Такое случается раз в жизни, – засмеялся Субару. – Давай еще раз так сделаем. Прикинь, если б мы Нишикидо облили, – он фыркнул, пытаясь представить, какие забавные оскорбления им прилетят от мальчишки с «ядовитым языком». – Или кого-нибудь из малышни, например, Ямапи...
– Давай не будем, – нахмурился Хидеаки. – Во-первых, будет подозрительно, если весь соус тонкацу снова станет пропадать, а во-вторых, еще одного настолько избалованного ребенка, как Имаи-кун, просто нет. Так что даже заморачиваться не будем. Пусть танцует свой танец, если хочет, но за такое надо платить.
– Ух, аж мурашки побежали, – Субару снова хихикнул, все еще не успокоившись после того, как узнал, что план Хидеаки прекрасно исполнен. – Я прямо вижу его лицо... «Ой! Коха-а-а-а!» – пропищал Субару, изображая Тсубасу (получилось немного глупо, учитывая, что у Тсубасы голос был ниже, чем у них обоих). – Спаси меня, сорви с меня одежду и съешь меня, м-м-м!
– Ты такой дурак, – фыркнул Хидеаки, открывая дверь, заглянул в комнату – Джун еще не вернулся с пробега по открытым допоздна районным магазинам – и потер глаза, позевывая. – Господи, как я устал. А ты, Бару?
– Ну... может, немножко, но не настолько, чтобы вырубиться. Ты только умойся перед сном, не хочу, чтоб у тебя на подушке косметика снова осталась, – заулыбался Субару, вспоминая о случае из их прошлого. Хидеаки тоже улыбнулся, отправившись в их личную маленькую ванную – ему все равно надо было кое для чего ей воспользоваться, можно было заодно и умыться. У него пощипывало глаза – верный признак усталости, а еще он сильно утомился, так что вода помогла бы ему продержаться без сна еще немного. Хидеаки взялся за кран и включил воду, наклонившись, набрал пригоршню воды и плеснул ею себе в лицо, массируя кожу, чтобы хорошенько все очистить. Лицо пощипывало после воды – Субару был прав, ощущение действительно было приятное, даже если на лице не было ни грамма косметики. Хидеаки расстегнул штаны, залезая рукой внутрь и доставая...
Вдруг тут тоже стало пощипывать кожу. Лицо Хидеаки онемело, он побледнел и мгновение спустя закричал от боли, хватаясь за глаза, которые жгло адским огнем.
– Бару! Субару!!! Иди сюда, быстрее! Не трогай ничего!
– Даже дверную ручку? – сзади донесся голос Субару.
– Особенно ручку! – завопил в ответ Хидеаки; он кричал от боли – теперь ему жгло не только глаза, но и лицо, и пах. Что, черт возьми, с ним происходило? Он что, заболел – может, подцепил какую-то заразу от одной из девчонок? Нет, это не вариант, он ведь всегда использовал презервативы. Хидеаки снова посмотрел на кран и похолодел: тот уже был влажный, когда он до него дотронулся. То же самое было с ручками на двери в их комнату и ванную...
– Имаи-кун!!! – выкрикнул Хидеаки. – Это он сделал, я знаю! Как он сюда попал?! Бару, вытри все дверные ручки и понюхай их, чем они пахнут?
Ему пришлось прождать минуту в ослепляющей боли, и наконец Субару ответил:
– Пахнет мятой. Что это за хрень?
Мята. Тсубаса. Тсубаса – танцор. Танцорам случается подвернуть ногу, у них бывают судороги и все такое. У них есть специальные мази для притупления и смягчения боли, и Хидеаки знал только одну мазь, которая пахла мятой.
– Он намазал все наши дверные ручки чертовым тигровым бальзамом!
– Тигровым бальзамом?! Нихрена себе! – выругался Субару. – Этот парень просто гений!
– Нечего его хвалить! – крикнул Хидеаки, хватая полотенце для рук, и дернул ручку, открывая дверь. Субару зашел внутрь и вытер все ручки, которые смог найти. – Что мне с этим делать, блин?! Все лицо полыхает!
– Само пройдет, – Субару пришлось подумать над ответом. – Может, принести тебе льда? Если хочешь.
– Конечно, хочу! – закричал на него Хидеаки, умудрившись мельком взглянуть на себя в зеркало: все лицо превратилось в наглядный пример острого конъюнктивита. Чертова мазь обещала продействовать еще пару часов минимум, и Хидеаки каждую секунду мысленно упоминал в проклятиях имя: Тсубаса, это он сотворил с ним такое. Хидеаки ожидал от него ответного хода, но не такой же подлости. Хидеаки снова потянулся к крану, погружая лицо и пах в воду и пытаясь облегчить свои страдания, потому что больше не мог ждать возвращения Субару.
– Такки?! Что у тебя с лицом?! – Матсумото Джун зашел в комнату, и у него чуть глаза на лоб не вылезли, когда он увидел опухшее и порозовевшее лицо Такки. Джун чуть не выронил пакет с продуктами из соседского магазинчика. – Мы когда с Айбой вернулись, я заметил, как Бару зачем-то по коридору бежит... У тебя аллергия?
– Это не аллергия, это тигровый бальзам, – простонал Хидеаки. – Имаи-кун намазал им все наши дверные ручки, а я случайно по всему лицу его растер. Будет мне урок, теперь стану запирать все двери, – он вздохнул, осторожно ощупывая лицо – от полотенца возникало ощущение, будто кожу колет сразу сотня иголок.
– Так это Имаи Тсубаса сделал? Надо же, – Джун пожевал губу. – Не знал, что он на такое способен. Хотя проделки он любит, это я знаю. Я в курсе, что вы с ним не очень ладите, но не подозревал, что он так далеко зайдет.
– Я первый начал, – угрюмо усмехнулся Хидеаки, вспомнив рассказы о промокшем до нитки Тсубасе, жалующемся в коридорах. – Окунул его в соус тонкацу. Но такая месть – это уже перебор, тебе не кажется?
– А я думал, почему нам сегодня на ужин соуса тонкацу не дали к окономияки, – рассмеялся Джун. – А, это из-за сегодняшней репетиции? Я, кстати, тоже подумал, что идея была хорошая, с перестановкой и всем этим. Непохоже было, что ты так сильно возражал... Тебе ведь надо время, чтобы переодеться в костюм с маской кабуки. Чем больше минут сможешь выручить, тем лучше.
– Дело не в этом, – нахмурился Хидеаки. Теперь Джун был на стороне Тсубасы? – Если он решил, что ему можно пойти и вычеркнуть меня из списка, то он ошибается. Когда лицо в норму придет, подумаем, что еще сделать с Имаи-кун, – пробурчал он, забирая лед у как раз вернувшегося Субару. – Как тебе мысль, Бару?
– Что, отомстим ему за тигровый бальзам? Я с тобой, – кивнул Субару. – Такую жестокость нельзя оставлять безнаказанной. Матсуджун, ты с нами?
– Я не хочу неприятностей, – Джун быстро замахал руками. – Так что никаких смертельных ранений или что вы там собрались с ним сделать... Хотя понаблюдать будет забавно, – он улыбнулся.
– Надо решить, что делать, – Хидеаки осмотрелся в поисках хотя бы чего-нибудь...
Первым его взгляд упал на крем для бритья.
Несколько часов спустя, чуть за полночь, троица тихо выскользнула из комнаты и пошла по коридору: в руке у Субару было полно его заколок для волос (прежде всего благодаря им ребята забрались в чужую комнату). Субару встал на колени перед дверной ручкой, засунул в замок несколько заколок и стал проворачивать их, пока Хидеаки дергал саму ручку. Через несколько минут раздался щелчок, дверь открылась и трое ребят зашли в комнату. Футон Тсубасы лежал на другом краю комнаты, одеяло на спящем медленно приподнималось и опускалось.
– Он чутко спит, нам нужно быть очень осторожными, – прошептал Хидеаки, тихонько приподнимая и убирая простыни, и предоставил в распоряжение троицы тело Тсубасы, скрытое пижамой, – по крайней мере, оно было скрыто под ней, пока Хидеаки не снял ее с опаской. Тсубаса чуть пошевелился, от прохладного воздуха кожа на стройных ногах пошла мурашками, и трое незваных гостей замерли, пока не поняли, что Тсубаса не просыпался. Хидеаки вытянул руку перед собой, и Джун отдал ему баллончик с кремом для бритья и бритву...
– Расплата, – кивнул Хидеаки, выдавливая немного вспененного крема себе в руку.
До половины третьего ночи ни Шо, ни Юки, ни Тсубаса не догадывались о произошедшем.
Шо проснулся среди ночи, громко зевнул и стал тереть глаза – время от времени ему плохо спалось, особенно этой ночью, когда во второй раз он проснулся от запаха соуса тонкацу. Шо потянулся и уже собирался снова лечь спать, как заметил кое-что странное.
Скажите на милость, почему прохладной ночью Тсубаса снял пижаму? Да и нога у него выглядела ужасно разноцветной. В итоге Шо поступил подобно любому пытливому уму: вытянул руку и стащил одеяло.
– Что за черт?!
Одна нога у Тсубасы была нормальная, а вторая – чисто выбрита и сияла всеми цветами радуги из-за рисунков (признаться, скверно сделанных) в стиле якудза. Там были и карпы кои, и водопады, и драконы, и брызги крови...
– Ё-моё, что ты сделал с ногой?!
– С ногой? Ничего... Погоди, я их надел, когда спать ложился, – Тсубаса указал на пижамные штаны и почувствовал, как кровь вдруг схлынула с лица. Он медленно посмотрел вниз на ноги, одного раза было достаточно: Тсубаса вскрикнул и приподнял ступню раскрашенной ноги, в ужасе уставившись на нее. – Что... что это?!
– Это не ты нарисовал? – Шо был напуган не меньше.
– Конечно, я бы с собой такого не сделал! Посмотри на этих рыб, я лучше рисую! – хрипло крикнул Тсубаса, и тут проснулся Юки, он перелез через Шо, чтобы узнать, в чем дело. – Этот придурок, эгоистичный придурок...
– Это Такки поставил нам на дверь ведро с соусом тонкацу, – Юки быстро объяснил Шо. – Мы решили, что особых причин так поступать у него не было, просто вел себя после репетиции как осел. После тигрового бальзама он должен был понять, что пора остановиться, но...
– Так значит, шутка над Такки – ваших рук дело? Наверное, после соуса тонкацу он этого заслуживал, – Шо закатил глаза. – Но это уж слишком. Тонкацу я ему прощу, а вот вламываться в чужую комнату и несмываемым фломастером рисовать на человеке татуировки якудза... А если бы отсюда что-нибудь украли или еще что похуже с тобой сделали? Давайте утром обо всем расскажем. Тсубаса, нельзя ему такое с рук спускать.
– Если он к нам залез, не понимаю, почему мы в ответ не можем сделать то же самое, – нахмурился Тсубаса, все еще изумленно рассматривая свою ногу. – Я, вообще-то, не хочу плакаться Санче-сан о детских проделках. Ведь это Такизава-кун виноват: он совсем не так понял то, что произошло на репетиции, и теперь ведет себя как полный придурок.
– Если сделаете что-то в отместку, будете выглядеть еще большими детьми, – Шо глубоко вздохнул. – Ты уже ответил ему тигровым бальзамом, посмотри, что случилось с твоей ногой. Может, уже хватит?
– Хочет драться, как ребенок, – получит свое ребячество, – хмуро посмотрел Тсубаса. – Пойдем, – он схватил свою пилку для ногтей – и пижамные штаны, быстро надевая их – и пошел к двери. – Коха, мы что-нибудь придумаем. Если он хочет, чтобы все было так...
– Тсубаса, – начал Шо, вставая на ноги и чувствуя, как беспокойно забилось сердце, пока Юки и Тсубаса выходили. – Тсубаса! Уймись. Волосы снова вырастут, фломастер смоется, все будет хорошо. Я не хочу, чтобы у кого-то из нас были неприятности.
– У него они появятся за то, что он уже натворил, – пробормотал Тсубаса и снова пошел по коридору. Он засунул пилку в дверной замок и стал двигать ею, пощелкивая затвором и открывая его (именно так он попал в комнату в прошлый раз; все кто раньше жил в общежитиях знали, как это делается). Как только дверь поддалась, он медленно, со скрипом, отворил ее и поднял голову, чтобы посмотреть, не обрушится ли на него сверху еще одна лавина из соуса. – Такизава-кун крепко спит... он ничего не услышит.
– Вопрос в том, что мы будем делать. Мы с собой ничего не взяли, – шепотом ответил Юки, и Шо тоже прокрался в комнату – было видно, что ему ужасно не нравится происходящее. Тсубаса посмотрел по сторонам, думая, что он мог бы сделать, что бы он мог сломать...
– Придурок избалованный. Кто покупает надувной матрас для футона? – он закатил глаза, уставившись на матрас, на котором мирно спал Хидеаки (радостно улыбаясь). Секунду спустя Тсубасу осенило и его глаза сверкнули, когда он встретился взглядом с Юки и стал посматривать то на матрас, то на дверь. – По–моему, я знаю, что мы сделаем, – он встал на колени и показал Юки, что надо взяться за другой конец матраса. – Шо, помоги мне, пожалуйста, – Тсубаса надул губы.
– Глупость какая, – простонал Шо, послушно подходя к третьей стороне. Втроем ребята тихо подняли Хидеаки и вынесли его из комнаты, закрывая дверь за собой на замок. Они были готовы принести Хидеаки в очень неудобное место. – А куда мы идем, вообще?
– В бассейн, – кивком указал Тсубаса, ведя всех вверх по лестнице.
Такизава Хидеаки проснулся в семь утра.
Он не сразу понял, где находится, сообразил только, что все вокруг качается вверх-вниз, вверх-вниз – на землетрясение не очень похоже, но и на обычные ощущения от матраса – тоже. Футон Хидеаки был чуть плосковат, поэтому в дополнение он купил к нему матрас, чтобы стало удобнее (к тому же так здорово было подпрыгивать на нем, пока общаешься с друзьями). Хидеаки потер глаза, перебросил ногу вниз с матраса, чтобы встать...
И закричал, упав прямо в воду, задыхаясь и отчаянно изворачиваясь, чтобы выплыть на поверхность. Он закинул голову назад, жадно хватая ртом воздух, и попытался забраться обратно на футон хоть для какой-то опоры, но матрас перевернулся вместе с Хидеаки, снова с головой погружая его под воду. Он догадался схватить одеяло, вытащив его из воды, бросил на бортик и наконец выбрался из бассейна, тяжело дыша.
Тсубаса. Кто еще мог так над ним подшутить?
– Да пошло оно все, – яростно бросил вымокший Хидеаки и, на время оставив свои матрас с футоном, затопал вверх по лестнице. Он шел в столовую – Тсубаса всегда приходил туда пораньше, всегда брал свой чертов завтрак. Что характерно, Тсубаса действительно был там (одетый в особо длинные штаны, отметил Хидеаки). Он чуть не поперхнулся рисом, когда увидел перед собой насквозь промокшего Такизаву Хидеаки, но когда тот вытащил Тсубасу из-за стола и ударил прямо по щеке, ему стало совсем не так весело.
– Кем ты себя возомнил, черт тебя дери?! Ты меня чуть не утопил в бассейне! – закричал на него Хидеаки, привлекая внимание всех, кто не спал в столь ранний час (в большинстве своем, младших юниоров, которые еще учились в средней школе). – Мне и так столько всего приходится терпеть каждый день, только твоих дурацких шуток не хватало!
– Это ты принял все слишком близко к сердцу и сделал из мухи охренительно здорового слона! – крикнул в ответ Тсубаса, отпихивая руку Хидеаки. – Это ты психанул на репетиции и все понял совершенно не так, и ты этот идиотизм начал, вылив на меня соус тонкацу!
– А я не должен беспокоиться, когда меня молча убирают из танца?! Ты вызвался занять мое место, после того как сам предложил меня убрать! И тебе ума не хватило оставить все как есть, когда я тебе показал, что нельзя так поступать, не получив моего одобрения! Что это о тебе говорит, все должны тебе уступать?!
– А что это говорит о тебе? Все должно быть так, как хочешь ты, должно вертеться вокруг тебя сутками подряд? Мы все время идем тебе на уступки: ты даже ни у кого в подтанцовке больше не танцуешь! – крикнул Тсубаса, топнув. – Ты захотел превратить все в детскую игру эго, я тоже умею в нее играть и уж получше тебя! Как бы я хотел увидеть твое лицо, когда ты размазал по нему тигровый бальзам...
– Козел! У меня могла быть аллергия на эту дрянь, и у тебя нет никакого права заходить в мою комнату!
– А у тебя в мою заходить право есть?! Прокрался ко мне ночью, изрисовал мою ногу жалкими подобиями татуировок якудза, и это ты мог бы оставить все как есть, но ты же не мог остановиться, тебе всегда надо быть первым!
– А ты меня чуть не убил своей проделкой! Вытащил меня посреди ночи в бассейн! И кто тут еще говорит про неумение вовремя остановиться с глупостями? У тебя нет никаких прав обвинять меня в эгоизме, когда я даже не виноват, что меня выбирают! Ты вообще понимаешь, с каким количеством фигни мне приходится ежедневно мириться, когда на меня в коридорах злобно глазеют из-за того, что я изменить не могу!
– А ты понимаешь, со скольким справляюсь я?! Я из школы прихожу в слезах, потому что все мальчишки надо мной смеются, я ведь юниор, они меня пинают, бьют – все бока уже отбили, обзывают педиком и феей, тебе с таким приходилось сталкиваться? Ты думаешь, что ни у кого больше проблем нет, как у тебя: проблем, которые не имеют ничего общего с количеством рекламных роликов, в которых мы принимаем участие неделя за неделей? Тебе вообще на всех плевать?!
– Ты... – Хидеаки с самого начала тирады крепко сжимал руку в кулак и теперь выбросил ее вперед, ударив Тсубасу в лицо. Тот упал назад на пол, держась за щеку. – Не смей говорить, что мне на всех плевать.
Тсубаса поднялся на подрагивающие ноги, сам сжимая кулаки, и мгновение спустя ударил Хидеаки в глаз. – Не смей говорить, что у меня нет проблем! Земля не крутится вокруг тебя и твоего дурацкого эго!
– Ребята!!!
Хидеаки и Тсубаса замерли. В дверях столовой стоял Санче и не мог поверить своим глазам, как и остальные юниоры, находившиеся в помещении. – Я ожидал бы подобного поведения в менее профессиональных организациях, но такие глупости от вас двоих... Двух наших лучших и ярчайших талантов? Невероятно!
Хидеаки с Тсубасой хором начали возражать, указывая друг на друга: он слишком сильно отреагировал на перестановку в танце, а у него изначально не было права это предлагать, но Санче помахал рукой, заставив их замолчать, и потащил за собой из столовой по коридорам. Оказавшись в относительно уединенном месте, Санче поставил их у стены и ударил каждого по щекам.
– Вы оба – примеры для подражания, понимаете? Из-за пустяка ведете себя так... на глазах у младших юниоров – что они вынесут для себя и что это говорит вам о себе самих?
Оба не проронили ни слова.
– Сейчас же извинитесь друг перед другом, – приказал им Санче, и они неохотно выдавили из себя еле слышное «прости». – Нет, не пойдет. Извинитесь как положено, – он развернул их лицами друг к другу. – Посмотрите друг другу в глаза и поклонитесь как следует.
Хидеаки и Тсубаса одновременно поклонились, прижав ладони к полу.
– Мне очень жаль, что я так резко отреагировал, – первым сказал Хидеаки.
– Прости, что не спросил тебя сначала, – ответил Тсубаса.
После того как они оба встали, особо не желая ни на что смотреть, Санче кивнул и скрестил руки на груди, все еще глядя на ребят свысока.
– Закончим на этом. Меня крайне разочаровало, что вы оба вели себя как дети, я обязательно расскажу о произошедшем руководству, они разберутся. Вас не уволят за подобные ссоры, но, так или иначе, вы обязательно будете наказаны. Ты – за кражу соуса тонкацу и за то, что разлил его в комнате Имаи-кун, а ты – за порчу превосходного футона. Не говоря о том, что вы оба без разрешения влезли друг к другу в комнаты.
Хидеаки и Тсубаса упали на колени, приготовившись еще раз извиниться, но...
– Не стоит. Я всего лишь хореограф, нет нужды передо мной извиняться. Просите прощения у руководства, которому теперь предстоит разбираться с вами и вашими пустячными, мелкими ссорами. Если вы не смогли разобраться между собой раньше, не представляю, что они сделают с вами сейчас.
Ребята посмотрели друг на друга, поморщившись при мысли о предстоящем наказании, но говорить было особо нечего, кроме: «Мы понимаем». Санче развернулся и ушел, а Хидеаки с Тсубасой, в общем-то, не собирались больше ничего говорить друг другу, хотя Хидеаки проронил на прощание:
– Стирай фломастер с помощью «Сансейдо».
—
– Тсуба-кун, тебе тут письмо пришло... большое и толстое, на сценарий похоже, – весело и нараспев произнес Кохара Юки, вернувшись в комнату с целым набором посылок. Юки бросил конверт Тсубасе на футон, и весьма заинтересованный Тсубаса (у которого на щеке, пострадавшей от кулака Хидеаки, был внушительных размеров пластырь) взял почту. «Братья» прошли довольно успешно, что же будет сейчас?
– Из NHK прислали, – Тсубаса быстро взглянул на упаковку. – Коха, это исторический сериал! У меня роль в историческом сериале! – счастливо провозгласил он, как только открыл посылку. – В том, который рассказывает о сорока семи ронинах. Как здорово, – Тсубаса живо пролистал сценарий. – Интересно, какую роль мне дали.
– Это который «Расцвет эпохи Гэнроку»? – Юки плюхнулся на свой футон, залез в коробку с шоколадными конфетами и надкусил одну. – Тогда ни пуха ни пера тебе! Будет о чем рассказать внукам.
– Да, – Тсубаса улыбнулся, глядя на свои слова – все они были выделены для него фломастером. Роль была небольшая, но все же это была роль. – Я знаю, что в нем должны сниматься Хигашияма-сан и Акасака-сан. Интересно, кого еще взяли... – он долистал до первой страницы сценария и просмотрел список персонажей: вот его фамилия, а прямо под ней...
Тсубаса поперхнулся.
– Такизава-кун тоже там будет, – сказал он почти бесстрастно. – Постоянная угроза соуса тонкацу – как раз то, что нужно на съемочной площадке исторического сериала. Это что, какая-то злая шутка? – он нахмурился и выглянул за дверь. Его взгляд наткнулся прямо на Хидеаки, который тоже высунул голову за дверь, не в силах поверить в прочитанное (на глазу Хидеаки, который пострадал от руки Тсубасы, был наклеен пластырь), и быстро скрылся. – Вот что Санче-сан, наверное, имел в виду под «наказанием». Они нас поставили в этот сериал из-за нашей репутации, зуб даю.
– Ой, – поморщился Юки. – Ну... Такки не такой уж плохой парень, если тебя рядом нет. Уверен, что на съемках он будет вести себя как профессионал. Придется, когда вокруг камеры... Ну, нет, это не всегда так, иногда можно дурачиться, и тебе все сойдет с рук, – Юки наклонил голову и улыбнулся, вспоминая несколько ситуаций на развлекательных шоу.
– Мне все время это говорят, но Такизава-кун такой... – Тсубаса не смог подобрать подходящее слово, которое было бы достаточно язвительным, и решил не продолжать. – Фиг с ним. Я не позволю ему испортить мне такие съемки. К тому же на глазах у Хигашиямы-сан!
Он вздохнул и ткнул пальцем в щеку, теперь совсем не ожидая начала нового года.
—
Вы увидели ту самую экстремальную ситуацию, которая наконец-то привела к открытому конфликту. Раньше Такизава Хидеаки и Имаи Тсубаса тайно питали друг к другу взаимную сильную неприязнь, но теперь, когда причины подобного поведения были вытолкнуты на поверхность, начнется процесс заживления.
Обе самые главные привязанности ребят достигли в своем развитии небольшой поворотной точки. Имаи Тсубаса признался в чувствах Сакураю Шо, и, получив ясное подтверждение, что Шо мужчины таким же образом не интересуют, наряду с небольшим физическим удовольствием, он начнет обращать внимание на других сверстников. Теперь эти отношения начнут угасать, и Тсубаса влюбится в другого. Такизаву Хидеаки потихоньку начинает раздражать Шибутани Субару. Ссора, которую вы наблюдали чуть раньше, на их репетиции, всего лишь одна из многих возникнущих между ними. Чаще всего эти ссоры будут начинаться из-за пустяков, как большинство ссор в таком возрасте, но вы уже видели, что Хидеаки порядком нервничает, он может воспринимать незначительные размолвки гораздо острее. Теперь атмосфера в этих отношениях начнет нагнетаться, и Хидеаки привлечет другой человек.
Такизава Хидеаки и Имаи Тсубаса получили сценарий к «Расцвету эпохи Гэнроку», историческому сериалу канала NHK, съемки проходили в 11 год периода Хэйсэй (1999 год по западному календарю). Роли у них относительно небольшие, поэтому Хидеаки и Тсубаса не проходили такую интенсивную подготовку к съемкам, в отличие от актеров, играющих главные роли, но ребят действительно выбрали из-за их печально знаменитого скандала. В Агентстве не стесняются выставлять напоказ их соперничество, такая удача, что двое юных врагов воплотят в кино похожие образы.
Однако в распределении ролей есть очень важный промах. Такизава Хидеаки – самый младший среди актеров, занятых в сериале, Имаи Тсубаса – самый младший после Хидеаки.
Следующий молодой актер старше их обоих на семь лет.
Между Хидеаки с Тсубасой и остальными актерами возникло непреодолимое различие, хотя ни один из ребят еще об этом не подозревает. Это различие в возрасте заставит их наконец-то потянуться друг к другу, поскольку вокруг больше не будет никого, с кем можно было бы общаться, – это обстоятельство заставит их сблизиться и стать друзьями, и постепенно дружба перерастет в любовь. Одни заметят, другие будут обсуждать. Перемена случится разительная; после ужасной ссоры, которая у них произошла, никто даже не будет ожидать, что они когда-нибудь подружатся.
Меньше всего этого ожидают они сами.
_________________________________________
Соус тонкацу — густой коричневый соус, разновидность вустерского соуса. Готовится из протертых фруктов и овощей (например, яблок и помидоров) с добавлением сахара, соли, специй, крахмала и карамели.
«Расцвет эпохи Гэнроку» [Genroku Ryoran] — исторический 49-серийный фильм на основе известного японского предания о 47 ронинах, отомстивших за смерть своего господина.
<< || >>
fanfiction |