8. За портьерами. (Бонусный рассказ) 

Рассказ предназначен для тех, кто в течение предыдущих частей наблюдал за моральным разложением автора с благосклонным вниманием. Остальным просьба построиться клином и идти на фиг.

Лайм и Сварт в безумном мире.

Звонок раздался в четыре утра. Или ночи, в зависимости от типа мышления – позитивное или негативное. Какое-то время Лайм пытался забить, но потом ответственность взяла своё. Если вам звонят ещё до наступления административного утра, значит, случилось что-то из ряда вон. Например, столицу атаковали маленькие голубые дракончики с высокой летучестью и низкой внушаемостью. И экстраординарно высокой живучестью!

Лайм выпростал из-под одеяла руку, схватил верещащий мобильник и затащил его к себе под подушку.

- Слушаю, - пессимистично сказал он.

- Мне нужна твоя помощь, - без обиняков заявил голос Сварта в трубке. Только какое-то непривычное звучание этого голоса не позволило Лайму направить телефон на свидание со стенкой.

- Сварт, эгоистичное отродье, ты на часы вообще смотришь?

- В задницу часы! – рявкнул Сварт как-то нервно. – Ёксель-моксель, о чём ты говоришь, ублюдок?! Меня тут женят! Уже практически женили!

- Ну, а я тут при чём? – Лайм душераздирающе зевнул. – Совет да любовь. Если у тебя свадебный мандраж, свяжись с кем-нибудь другим. Я не собираюсь трепетно держать твою дрожащую лапу и вытирать тебе сопельки. Мне и без этих изысков найдётся, чем заняться.

- Ты не понял, рыжая мразь! Я вовсе не хочу жениться, я что, совсем больной, добровольно лезть в этот хомут?

- А, ты хочешь, чтобы я приехал за тобой на красивой белой машине и похитил из-под венца? – Лайм снова зевнул.

- Придурок, - сказал Сварт. – Если мы сыграем чисто, такие резкие движения уже не понадобятся.

- Ты, Сварт, уши с утра мыл? Чего ради я полезу в твою личную жизнь? Что мне за это будет?

- Урод меркантильный.

- Моральный.

- Аморальный. Ладно, - Сварт переключился на мягкие, вкрадчивые интонации. – Я точно знаю, что тебе и твоей кодле негде праздновать Первый День Осени, точнее, негде набраться и устроить непотребство, потому что во всех заведениях вы уже отметились, а в общежитие вас больше не пускают. Я готов отдать на растерзание свой дом.

- Я согласен, - подумав, заявил Лайм и в третий раз зевнул.

- Кайф. Тогда через час...

- Через четыре часа. Не раньше. Или можешь обо всём забыть.

- Как ты можешь спать в такой момент?

- Я могу всё. Спокойной ночи, - Лайм отбросил телефон и скрылся под подушкой с головой.

 ***

Лайм с серьёзным видом человека, спасающего мир ежедневно после завтрака, облизывал лимонный леденец на палочке, призванный скрыть, что он курил. Сварт любовался зрелищем. Они стояли возле машины за воротами особняка Бэнзов.

- Долго ты ещё будешь здесь фигнёй страдать? – не выдержал, наконец, Сварт.

Лайм невозмутимо раскусил леденец, отбросил палочку:

- Заткнись. И не нервничай. Бери пример с меня.

- Тебе хорошо говорить, это ведь не тебя женят.

- Заткнись, - Лайм сосредоточено захрустел. – Я знаю, что делаю.

- Надеюсь, - Сварт вздохнул. – Мой статус холостого человека в твоих ненадёжных руках.

- Успокойся, - Лайм дохрустел, неожиданно властным жестом обнял Сварта за плечи и решительно направился вместе с ним к дому. – Я тебя спасу, придурок.

 ***

- ...Доброе утро. Меня зовут Зейл Маргон. Да, тоже агент. Нет, я ему не друг. Спасибо, вы очень добры, но я не хочу чая. И пирога я тоже не хочу. И Сварт не хочет. Сварт, ты не хочешь. Не хочешь. Я сказал, не хочешь. Помолчи. Итак, к неприятному. Случилось так, что я узнал, будто у вас мелькнула мысль женить Сварта на вашей очаровательной дочери... леди, вы прелестны... счастлив познакомиться... Так вот, я вынужден огорчить вас. Сожалею больше всех. Да, увы, свадьбы не будет...

- ...Пожалуйста, успокойтесь. Успокойтесь... Молчать, я сказал. Всё, не надо так приседать, выпрямитесь. Я вовсе вас не запугиваю. Просто не люблю чужие истерики. Сварт, не ухмыляйся. Нет, я не псих. Увы, Сварт не станет мужем леди Нинет. Тому есть несколько причин. Первая причина – это я...

- ...Пожалуйста, успокойтесь. Успокойтесь... Успокойтесь, первый раз я всегда стреляю в воздух. Ну, почти всегда. Видите ли, мы любовники. Сварт, ты - мой любовник. Подтверди. Видите? Нет, он не трясёт головой, это он так кивает. Это не ухмылка, это улыбка счастья при воспоминании о некоторых моментах, на которых мы не станем сейчас останавливаться. Леди, пожалуйста, не краснейте, вы меня смущаете... мне, право, становится неловко. Ах, вас интересует как давно? Больше десяти лет. С того момента, как только впервые увидели друг друга. О, с тех пор наши чувства только укреплялись и росли, наполняясь всё новыми аспектами. Сварт, помолчи. К чему я это говорю? Видите ли, Академия сейчас рассматривает дополнение к гражданскому кодексу, дающее полноправный статус однополым семьям. Не позже будущей весны дополнение будет принято. Тогда мы со Свартом поженимся. Сварт, не кашляй. Госпожа, я не бью его, а стучу по спине, чтобы он мог отдышаться. Всегда, пожалуйста, Сварт. Откуда мне известно о дополнении? Мне сообщила об этом некая весьма осведомлённая особа. Первая буква имени «к», последняя «ш». Всего пять. Повторяю по буквам... Леди, вы не любите кроссвордов?..

- ...Кроме того, вам следует знать, что ваш племянник – человек очень порочный. Сварт, помолчи. Я с этим мирюсь и даже научился находить компромиссы. Но отдать ему на растерзание юную добродетельную девушку было бы, по меньшей мере, неразумно. Сварт, подтверди. Я сказал, подтверди. Молодец. Примеры? Сколько угодно...

- ...Таким образом, вы видите, что едва не совершили ужасную ошибку. Кто-нибудь, вынесите госпожу на свежий воздух, так она быстрее придёт в себя. Что ж, мы, пожалуй, пойдём. Сварт, мы уходим. Я сказал, уходим. Да, уже. Да, так скоро. Нет, мы не будем обедать. Мы не голодны. Я не голоден. Сварт тоже не голоден. Сварт, подтверди. Спасибо за ваше гостеприимство. Нет, леди, я не дам вам автограф, это было бы нескромно...

- ...До свидания. Хорошего дня.

 ***

Они отъехали, наверное, метров на двести, когда Сварт остановил машину и принялся, не скрываясь, ржать, как невоспитанный конь.

- Ты классно смотрелся! – выдавил он сквозь смех. – Каменная морда, бесстрастный голос! Теперь у меня навеки останется репутация завзятого подкаблучника! Надо было ещё очки снять, пусть бы полюбовались твоими глазками!

- Тогда бы мне не разрешили на тебе жениться, - резонно возразил Лайм.

***

 За портьерами.

За портьерами было много интересных вещей. 

С. Лукьяненко. «Линия Грёз».

Праздник Первого Дня Осени праздновался с традиционным размахом. Местом проведения стал дом Бареллов. Приглашены были все.

Все – то есть, лаймова кодла (Кен, Але, Берт и Сандочка), свартов Школьный Совет (в лице Бланш и Ландара Кандена), куратор Сварта (Габриэлла), Шеллемар Канден и какая темноволосая девчонка с блокнотом, приглашённая по ошибке. Звали так же и психолога, но тот побоялся и не пришёл.

Всей этой компании было предложено оценить дополнение к интерьеру гостиной, которое Сварт внёс совсем недавно – тяжёлые бархатные портьеры вишнёвого цвета, за которыми можно было даже бить и целоваться. А может, и не только. На этом Сварт сложил с себя полномочия хозяина и предложил всем веселиться и развлекать себя, кому как нравится – словом, чувствовать себя, как дома, но не забывать, что все в гостях.

 ***

Первую часть праздника всё шло прилично, как «сладкий стол» на День Учителя в младших классах.

Габриэлла пристроилась к Шеллемару – в своём мире она была дизайнером, так что им было о чём поговорить. Через минуту парочка, уже перейдя на «ты», что-то набрасывала и записывала на салфетках.

Берт и Сандочка, хихикая и перебивая друг друга, рассказывали девушке с блокнотом про своего сына и, видимо заодно, собственные дошкольные похождения.

Кен пытался серьёзно обсудить с Бланш кадровую политику кафедры военной истории, но ему мешал Але, пытающийся оттащить его подальше и напоить.

Ландар Канден, Сварт и Лайм в темпе пили пиво, сопровождая краткие перерывы афористичными и лаконичными рассуждениями о женщинах, государстве, солнце в небе и жизни на земле.

 ***

Начало второй части я считаю с того момента, когда Але осмелел настолько, что попытался прилюдно полапать Кена за задницу. Пока Кен на пинках объяснял Але нормы светского этикета, в рядах произошла небольшая рокировка.

Берт и Сандочкой оттащили Сварта от компании нормальных парней, пьющих пиво, и принялись наперебой давать ему урок сексуального воспитания, перемежая это изречениями о том, что Лайм по жизни любит, а чего не любит. Сварт отмахивался от них и рвался обратно к пиву, но его не отпустили, пока не заставили прожевать пучок петрушки под предлогом: «а то, как же целоваться?» Однако, вернувшись, он обнаружил, что Лайма на месте уже нет – его утащили Бланш и Ландар для аналогичного Берсам действия. Пить одному показалось Сварту странным и непродуктивным, поэтому он отнял у Кена Але – буквально из-под пинка – и стал пить с ним. Через какое-то время к ним присоединилась Габриэлла. Пили уже совсем не пиво.

Тем временем Берсы, скооперировавшись с Кеном, брали интервью у Шеллемара.

 ***

Третью часть отмечает то, что Але напился.

Постепенно и как-то незаметно гостиная опустела. Только девушка с блокнотом ходила по комнате, заглядывала за портьеры и конспектировала увиденное в свой блокнот.

За портьерами было много интересных вещей.

Кто-то любит послаще...

...За портерами целовались Сварт и Лайм. Пальца Лайма цеплялись за приколотый к рубашке Сварта значок с надписью «Социально опасен».

Вот они оторвались друг от друга

- Что?.. – начал Лайм, но Сварт заткнул его поцелуем.

Отстранились, поглядели друг на друга ошалевшими глазами.

Сварт открыл рот, чтобы что-то сказать, но Лайм быстренько прервал его:

- Помолчи.

Они вновь начали самозабвенно целоваться, отстранились... Всё пошло по третьему кругу.

 ***

...- Надо же, какой большой...

- А будет ещё больше. Ты потрогай.

- ...шевелится.

- Ничего удивительного. Месяц уже восьмой, пора.

Бланш погладила Санду по животу.

- Обалдеть. Очень необычные ощущения.

- А ты сама забеременей, тогда всё на себе и испытаешь.

...а кто-то – погорячей...

- ...А твоя жена мне ничего не оторвёт?..

- Сандочка? Знаешь... ей, спиной чую, и так сейчас неплохо... И вообще, раньше надо было думать... знаешь ли... Канд...

 ***

...За портьерами Але поил Кена коньяком, объясняя, как это пить правильно. Кен терпел-терпел, наконец, сообщил Але, что тот слишком увлёкся, и поцеловал.

- В протоколе пусть напишут, что ты сам меня спровоцировал, - сказал Але.

- Это был новый пиджак, - сообщил Кен, когда его завалили спиной на паркет.

...Но все давятся тем, что им нравится!

  Около трёх утра появились гости, которых никто не звал, но они сами пришли. Габриэлла, решившая уйти, как только за портьеры удалился хозяин дома, и Шеллемар, решивший её проводить, видели в садовой беседке странную парочку.

  О чём Кириш Каранден мог беседовать с непонятным байкером в бандане и тёмных очках, так и осталось неизвестным.

Потому что это – другая история. И я расскажу её как-нибудь в другой раз.

Идёт?

***

Лайм и Сварт в семейной жизни

ИЛИ

Сон в новогоднюю ночь.

(Сайд-стори для Чжан, которая любит хэппи-энды).

Гы-гы...

И, в общем, с Новым Годом. 

Сварт осторожно приоткрыл дверь и просочился в холл, планируя как можно незаметнее проскользнуть наверх.

Не вышло. Возле горла свистнула острая сталь, и холодный голос произнёс:

- Два часа ночи.

- Два – это не пять и даже не три с половиной, - сказал Сварт. – Убери от моей шеи меч, будь так любезен.

- Заткнись, скотина! – со сдерживаемой яростью процедили из мрака. – Где ты шлялся?

- Может, в дом зайдём нормально, там и поговорим?

- Не может, - буркнул Лайм, убирая меч от чужого горла. – В гостиной дети.

- Дети?! – темпераментно взвыл Сварт. – И ты до сих пор их не уложил? Два часа ночи! Ты им весь режим похерил, ублюдок ты безмозглый!

- Уложишь их, как же! – фыркнул Лайм. – Они изображают военных сирот и плачут: «Когда папа придёт? Где папа? С кем папа? А папа нам сделает сестричку?..» Задолбали уже.

Сварт ломанулся вперёд. На пути к любимым детям его не остановило бы ни что, в том числе и любимый Лайм. Но любимый Лайм был существом умным и, вдобавок, поднабрался жизненного опыта за восемь лет жизни в одном доме с психом, а уж интуиция у него всегда была – дай Небо каждому. Так что он неспешно – но очень вовремя – отступил чуть в сторону, так что Сварт на всех парах пронёсся мимо – в гостиную. К детям.

 ***

В спальне было темно и тихо – только слышалось дыхание Лайма. На постели лежало смутное пятно лунного света, незаконно проникшего сквозь кордон оконных занавесок.

Поступь Сварта была бесшумна и не тревожила спокойствие ночи. Ни один звук и ни единое движение воздуха не побеспокоило спящего. Сварт остановился рядом с Лаймом и тихо опустился на постель, которая даже не прогнулась, словно приняв что-то столь же бесплотное, как призрак. Сварт затаил дыхание…

Лайм обернулся в последний момент. Его лицо было спокойно, но пальцы, перехватившие запястье Сварта, сомкнулись с железобетонной надёжностью.

Сварт видел в темноте так же хорошо, как и любой дворянин. Без цвета – но отчётливо. Ночь скрадывала цвета, поглощала и глотала их, словно прожорливый демон. Но она была бессильна перед глазами Лайма – жёлтыми глазами Проклятого Небом. Может быть, ей не велел Князь Бездны, а может быть, Лайм и её очаровал так, что она вынуждена была отступить.

Лайм тоже всё прекрасно видел. Его глаза сухо и бесслёзно блестели – холодный, без выражения взгляд, зрачки, уже не змеиные, расширенные непомерно, не то что до овала, да почти уже до человеческой формы.

Лежал.

Смотрел, молча. В лицо Сварту. В лунный отблеск на стальном лезвии.

Его пальцы чуть дрогнули. Разжались, отползли прочь, сомкнулись на краю подушки – справа. Далеко, да и Сварт знал – ничего там не было. Лайм уже восемь лет как не клал в постель ничего из оружия, даже свой меч – для того существовала подставка рядом с семейным ложем. Слева.

Лайм молчал. Смотрел, теперь уже только в глаза Сварту – в эти, лживые, разноцветные – клеймо порока – дворянские, змеиные… Глаза безумца в момент приступа.

- Ненавижу, - тихо сказал Лайм.

Часы в углу ожили и пробили половину четвёртого ночи. Рука Сварта, замершая над шеей Лайма закаменела от напряжения.

- Ненавижу проволочки и лицемерие, - ровно продолжал Лайм. – Может, мне ещё взгляд отворотить? Театральные страсти. Непрофессионально. Не позорь себя… и меня.

Сварт рывком за плечо развернул Лайма на бок, за растрёпанную косу оттянул ему голову назад.

Нож взлетел и опустился много раз. Это был действительно очень хороший нож, хоть и не из боевого сплава, и отменно наточенный. Лайм не издал ни звука и ни разу не дёрнулся.

С последним ударом клинок со стуком застрял в дереве кровати. Сварт смутно подумал, что ему никогда не нравился этот дурацкий тонкий матрац, и только из-за Лайма он мирился с неудобством. А ещё о том, что кровать теперь придётся менять к Сонму Тёмных.

Сварт сел на краю кровати и закурил. Пальцы слегка дрожали. Даже не слегка. Но это только если совсем честно.

- Ты всегда был отмороженным придурком, - сказал Сварт. – С тобой всегда – ВСЕГДА – было просто невозможно. Ты меня и в свои-то семь лет бесил ненормально, а уж когда вырос… Конечно, этим должно было закончиться. Конечно. И не делай вид, что не знал. Всё ты знал. Догадывался уж, по крайней мере. Мог сбежать – не сбежал. Остался. Мог мне руки поотрывать к такой-то матери. Мог, не спорю. Не поотрывал. Ну так и чего вы ждёте от такого психа и социопата, как я?

- Уж точно ничего хорошего, - Лайм уселся рядом и отнял у Сварта сигарету. – Фетишист. Падла. Извращенец. И почему только я всё ещё с тобой вожусь? Ну не дурак ли я? Не знаю, мама с папой умного рожали…

- Так это когда уже было… Как ты?

- Не знаю, не привык ещё. Странно… Легко, - Лайм провёл рукой по волосам – своим отныне коротким, едва до середины шеи, неровно остриженным волосам. – Всё-таки мудак ты, Адемар. Как был без понятий, так и остался. Ты мне волосы не остриг, а ощипал, и, кстати, было больно. Нет, не быть тебе парикмахером.

- Всё, жизнь моя кончена, - лениво отозвался Сварт.

- Учти, я тебя ещё не простил, - поставил в известность Лайм, давя сигарету в пепельнице. – И вообще, я сплю, - он улёгся. – И ты тоже спишь. Но на диване в гостиной.

- Не понял? – медленно и вкрадчиво переспросил Сварт.

- Или иди туда, где ночевал, - невозмутимо предложил Лайм, накрываясь одеялом.

- Так, - сказал Сварт, начиная несколько нервно – от переизбытка здоровой злобы – раздеваться. – Знаешь что, милый, ты, конечно, как хочешь, но лично я буду трахаться.

- Сколько угодно, - донеслось из-под одеяла и на Сварта взглянуло дуло академского пистолета. – Только без меня. И на диване. Спокойной ночи.

 

В пять утра зазвонил телефон.

Печаль Сварта состояла в том, что диван в гостиной располагался в непосредственной близости от проклятого аппарата. Так что ни малейших шансов продолжать спокойно – увы! увы! – спать не осталось. Можно было ещё подсластить ситуацию категорическим отказом брать трубку – дескать, пусть трезвонит, пока не перебудит весь дом. Но – дети… Но – пять утра…

- Алло, вы позвонили в дом Адемара Карандена и Зейла Маргона. И молитесь, чтобы причина, подвигшая вас совершить эту глупость, показалась мне заслуживающей внимания, - мягко сказал Сварт в трубку. – Потому что в противном случае я достану вас из-под земли и сдеру с вас кожу раковинами, а останки повешу проветриться на забор. Кириш, если это ты, то тебя я сначала изнасилую.

Сварт не удивился бы, услышав гудки. Однако тот, кто звонил в этот проклятый дом в такую рань, конечно, знал, что делал и не испугался угроз.

- Сварт, доброе утро, - вежливо отозвалась Вероника. – Прости, что так рано беспокою, но мне необходимо срочно переговорить с Зейлом. Пригласи его, пожалуйста, к телефону.

- А, госпож-жа посол… - Сварт вздохнул. – Сейчас всё будет.

- Ещё одно…

- Да ну?

- Почему, оглашаю карательные меры сейчас, ты отдал такое… «предпочтение»… Киришу?

- Да потому что он, дрянь такая, всё предвидит, а значит должен знать, что разбудит меня своим дурацким звонком, - сказал Сварт.

Дверь гостиной открылась, в комнату вошёл Лайм.

- Меня? – неприветливо и сонно спросил он.

- Тебя… Видящий, - столь же неприветливо ответил Сварт.

Лайм неласково зыркнул на него и взял трубку:

- Да. Нет, меня нет. Не знаю. Почему? Я слушаю. Нет. Когда? Да. Да, понял. Да, буду. Можешь.

Не прощаясь, он бросил трубку и вышел из гостиной. Сварт догнал его в холле.

- Может, ты мне зарплату повысишь, раз я у тебя теперь ещё и секретарём подрабатываю? – ядовито поинтересовался дворянин. На самом деле его больше злила полная неодетость Лайма, и даже не столько сама неодетость, сколько то, что она ровным счётом ничего не значила. Лайм не признавал никаких пижам и их заменителей, и сей нехитрый факт почему-то дико бесил Сварта, когда жестокие прихоти судьбы лишали его возможности ночевать рядом с Лаймом.

- Для этого я должен буду сначала назначить тебе хоть какую-то зарплату, а то повышать нечего, - поднимаясь по лестнице, отозвался Лайм. На Сварта он не глядел. – А назначать пока что не за что. Не заслужил.

- Я тебе не собака, чтобы служить, - огрызнулся Сварт, настроение которого портилось, как творожок на солнцепёке.

- С чем нас обоих и поздравляю, - сказал Лайм и закрыл дверь спальни перед его носом.

 

Сварта разбудили дети, подкравшись с достойным их происхождения мастерством, напав в темноте и изображая серого волка. Сварт, хоть и был не в форме, подобающим образом отразил нападение… Словом, все оказались при деле.

Дети у Сварта были замечательные. Честно говоря, ради таких детей, он обвенчался бы не то что с Лаймом, но даже и с какой-нибудь безголовой кикиморой с южной оконечности полуострова Голова Дракона.

О том, какие у него будут дети, Сварт строил планы ещё в те благословенные времена, когда его самого сложно было назвать зрелым – то есть тогда, когда прогулка под стол протекала для него исключительно в режиме пешей экскурсии. И если бы к впервые встреченному им Лайму выдавался так же сертификат с десятком печатей, где чёрными по белому было бы написано, что от этого тощего рыжего ублюдка семи лет от роду у Сварта будут такие замечательные дети… Что ж, тогда всей увлекательной истории их отношений могло бы и не быть. Потому что Сварт немедленно приложил бы все возможные и невозможные усилия, чтобы стать для Лайма единственным близким другом, доверенным лицом и вообще светом в окошке. Что, надо сказать, у него бы наверняка получилось, ибо обстоятельства работали на него. Но не будем отвлекаться.

Итак, дети у Сварта были замечательные. Красивые, белые, с зелёными глазами и, кроме того, рыжие, точнее со знаменитыми кровавыми волосами – как у Лайма и Юлианны – чем эстетические потребности Сварта полностью исчерпывались. Вдобавок к замечательной внешности у этих личностей был ещё и замечательный характер – правда, один на двоих, что в самом деле редко бывает с близнецами – несмотря на юный возраст, вполне уже определённый, хоть и несколько неуравновешенный (хотя чего вы ждали от производной НАСТОЛЬКО разных родителей?): сумасбродство, категоричная критичность, эгоизм, порывистость, жестокость, пожалуй, уже несколько превосходящая детскую, некоторая трезвая циничность, любовь к эпатажу, безумие и при том прекрасное уравнение психики – это от Сварта, а от Лайма терпение, гордость (колючки-шипы), упрямство, достойное стада ослов, трезвый рационализм, практичная серьёзность, непрактичная и ни с чем не считающаяся… экспрессивность что ли? называть это страстностью, вроде бы, ещё рано, хотя очень похоже. А ещё любопытство и полное неумение адекватно выражать свои чувства.

Вот такие вот существа. Замечательно характерные, и главное – броские. С чужими не перепутаешь. Жить с ними, правда, от этого не легче. Зато не скучно.

Да, я едва не забыла главное! Их было ровно двое и (что симптоматично), хоть это пока не было особо заметно, но пола они всё-таки были разного. Какого – угадайте сами. Попробуйте, хотя бы.

А назвали их, не ломая долго голову, в честь любимой мамы Сварта – Юлиан и Юлианна. Лайм сказал, что следующих называть он будет сам, у него, в конце концов, вся семья погибла, три имени получается, и это ещё – не считая дяди, который ведь тоже погиб. Лицо у Лайма при этом было таким решительным, что Сварт понял – возразив, сильно рискует оказаться отлучённым от тела, причём, надолго. И не стал возражать.

Но как бы там ни было, а как раз в разгар игры в стаю волков, нападающих на Сварта, кто-то позвонил в дверь. Часов было семь, прислуга раньше восьми не приходила. Сварт сделал вид, что не слышит. Как раз когда он этот вид и сделал, снова позвонили. Тут уж не выдержали дети, и повлекли мрачно насупившегося папашу к входной двери.

- Доброе утро, Адемар, - улыбнулся ему Кириш.

Сварт захлопнул дверь.

 ***

Кириш сидел на кухне – о, это мистическое место, где, как известно, всегда происходят самые важные события семейной жизни! – и, скромненько опустив взгляд, попивал кофеёк.

После того, как перед ним столь негостеприимно закрыли дверь, он не стал снова звонить. Конечно, он знал, что его впустят, и для этого даже пророком быть не надо было – ведь со Свартом были дети, которые, в отличие от своего отца, Кириша обожали. Разумеется, они не могли оставить любимого дядю прозябать в неизвестности на пороге. Поэтому уже через пару минут Кириш шёл по направлению к кухне, нисколько не обременяясь висящими на нём сорока килограммами живого племяничьего веса.

Законы гостеприимства гласили, что, если уж впустил гостя в дом, сделать бы надо вид, что рад его принимать. Или, на край, что не будешь травить. Чем правдоподобнее сделаешь вид, тем, значит, лучше твой самоконтроль.

  На кухонном столе под сахарницей лежала записка, явно накатанная Лаймом: «Тебе звонила какая-то Шарлин и просила проверить, не прихватил ли ты, уходя, её нижнее бельё. Так что проверь и перезвони ей сам».

Пока Сварт испепелял записку, Кириш успел куда-то отправить детей. Сварт в который раз раздражённо подумал что это несправедливо – почему ему требуются такие усилия, чтобы приструнить несносных отпрысков, а у Кириша всё выходит словно бы само собой? С другой стороны, немного утешало то, что с собственными детьми Кириш разобраться тоже не мог.

Сварт отвернулся и открыл буфет.

- Крысиный яд с витамином «С» - лучшее средство от назойливых гостей… и прочих приставучих тварей, - вкрадчиво прозвучало из-за спины.

  Сварт обернулся и посмотрел на Кириша. Кириш взирал с выражением невинной внимательности. Сварт включил кофеварку.

 ***

Лайм вернулся после обеда. Точнее даже не вернулся – так, зашёл на минутку по пути в куда более интересные места. В темпе принял душ и переоделся – в крайне парадный вариант, и при этом не в форму, что, естественно, заинтриговало Сварта донельзя.

- Куда идёшь? – непринуждённым тоном спросил он у Лайма, натягивающего перчатки у двери.

- В Посольский Дом.

- За каким купоросом?

- Переговоры с Дараоном. Зовут поучаствовать.

- И чего мы хотим от них на этот раз?

- Чтобы «акции экстремистов, никак не связанных с правительством» проходили хотя бы раз в два месяца, а не по три раза на неделе.

- Опять будешь кружева плести?.. Димломм-мат, прости Богиня…

- Не буду. Это же дараонцы – бесполезно. Они понимают только язык силы. Я надавлю на них.

- Уже придумал, как взять гордецов за глотку?

- Всё давно готово. Тенденция к умиротворению отношений с вампирами наметилась лет «-дцать» назад. Странно было не схватить этого сейчас… учитывая всё.

- Я, например, не схватил. Но я – не ты. Слава Богине.

- Почему?

- Мы бы оба очень скоро сдохли от скуки.

Лайм пожал плечами и вышел.

Сварт сел на пол у двери и задумался. Когда в их отношениях впервые наметился этот странный холодок? Странный… неестественный. Этого не было раньше. Точно – не было. Всё что угодно – но они всегда и со всем мыслимым ускорением летели навстречу друг другу с крайне эмоциональными лицами – а что этот полёт завершался в подавляющем большинстве случаев яростным столкновением, так что с того? Всё всегда было на нерве, но ярко, ясно – и открыто, так что аж искры летели. Никаких дурацких стен, не позволяющих говорить о том, что думаешь, чего хочешь, что стремишься прояснить. Противоречий хватало – о да, можно сказать, из них всё и состояло – но они всегда открыто, хоть и нецензурно обсуждались. А если и нет – по крайней мере, проблемы всегда ставились достаточно остро, чтобы при желании ими можно было заняться.

Когда всё изменилось?

Сварт чувствовал преграду, разделившую их – она не была непреодолимой, даже особенно внушительной. Но она была. И росла – как раковина моллюска.

Она уже разрослась достаточно, чтобы Сварт схватился за нож. Попытка вскрыть нарыв… успехом не увенчалась. Прошло восемь лет – остричь Лайма уже не было достаточно. Нужно было что-то ещё.

- Всё это замечательно, - сказал Сварт, обращаясь, несомненно, к торшеру. – Но мне-то что делать?

 ***

Когда часы пробили полчаса до полуночи, терпение Сварта с хлопком лопнуло. Он взялся за телефон.

- Пол двенадцатого ночи, сукин сын! У тебя там что, три трупа один за другим, и убийца как раз убегает?

- Хуже. Я перезвоню, - лаконично отозвался Лайм и повесил трубку.

Сварт ругнулся и набрал номер своего куратора – даже не будь у него ни малейшей способности просчитывать что бы то ни было, он просто печёнкой чуял, что Железная Леди ошивается где-то рядом с Лаймом.

- Габриэлла, родная, скажи по дружбе, где там носит моего хрустального, благоверного, блядь рыжую… Не революцию же я проспал?

- Хуже. Сладкий, давай я тебе попозже перезвоню, - и в трубку полились гудки.

Матерясь последними словами, Сварт набрал номер Вероники.

- Пос-с-слы, мать вашу так! Я понимаю, запрягать посторонних при свете дня! Ладно! Но какого патиссона Лайм у вас околачивается ночью?! И, главное, как вы его заставили? Конец Света, что ли, приключился?!

- Хуже, - устало-интеллигентно ответила Вероника. – Давай я тебе перезвоню чуть попозже, хорошо?

Телефон полетел в стенку.

В приоткрывшуюся дверь заглянул Юлиан. За его спиной просматривалась Юлианна. Лица у обоих выражали крайнюю степень заинтересованности.

- Вот что, - Сварт решительно надел пальто. – Ложитесь-ка вы спать, мелкая шантрапа. Родители ваши будут поздно. Но точно будут, не сомневайтесь. Оба. Так что…

 ***

- …он?

- Да, видишь? Разговаривает с женщиной в зелёном. Не пялься. Боги, чему я тебя учил девять без малого лет, позорище?

- Трахаться, как мне теперь кажется.

- Ну, если ты усвоила только эту науку…

- А кто женщина?

- Госпожа Берц, Вероника Берц. Её официальный чин, если он есть, мне неизвестен, но не сомневайся – именно она заправляет всей внешней дипломатией Альбонакта. Имеющий глаза да увидит, имеющий уши да услышит.

- И, значит, с ней и разговаривает этот, как его…

- Маргон. Не понимаю, как можно было не запомнить имя человека, который так блистательно дожал наше посольство.

- Я была слишком возмущена!

- Смени работу, милая. Здесь тебе не родные леса, по которым можно бегать с луком за спиной. Здесь, знаешь ли, важно не терять головы. И Маргону это прекрасно удаётся. В отличие от твоих спутников, моя драгоценная.

- Не понимаю, как ты можешь так отзываться о нём? Он же просто вывалял нас в грязи!

- О, вовсе не просто! Он великолепно, тонко, поразительно умело вывалял нас в грязи, обезоружил, поставил в неловкое положение и унизил, причём так, что дураками при этом выглядим именно мы, а его невозможно обвинить даже в такой мелочи, как оскорбление. Я восхищён.

- Если бы ты вмешался, этого бы не случилось!

- Моя драгоценная, у тебя нет стратегического зрения. Надо мыслить шире. Что такое успех каких-то жалких сезонных переговоров рядом с…

- С?..

- Подумай.

- С… Тевилль, ты рехнулся!

- Говори тише. Я вовсе не рехнулся. Посмотри на него. Внимательно. Боги, да не пялься же, ты не на ярмарке! Хотя бы улыбайся, пусть он думает, что ты просто неуклюже привлекаешь его внимание.

- Да что б ты провалился! Что такого ты видишь, что недоступно моему ограниченному зрению, демоны тебе в тело?!

- О, многое, моя драгоценная. Но главное – усталость.

- Ещё бы ему не устать, восемь часов переговоров…

- Дурочка. Это глубже, чем утомление. Его терзает какая-то проблема, что-то, связанное с его близкими, возможно, с семьёй… Сейчас он как раз дозрел до того, чтобы сменить обстановку. Сбежать на край света. Разумеется, временно, но… Знаешь, нет ведь ничего более вечного, чем временное. Нужен лишь катализатор.

- И этим катализатором будешь ты?

- Почему нет? Сейчас он пойдёт с кем угодно, лишь бы отвлечься. А я, в отличие от прочих присутствующих, знаю, что сегодня его удастся развести на что-то большее, чем перепих где-нибудь за портьерами.

- Вот так возьмёт, всё бросит и уедет с тобой в Дараон?

- Конечно, нет. Сегодня я только помогу ему принять решение. Ещё какое-то время ему потребуется, чтобы признаться в этом самому себе. А потом он уедет в Дараон, в Регед, на Вольные острова, или куда там ещё я его повезу. Понимаешь меня?

- Ты точно рехнулся. Его… я не знаю, его так просто не сломаешь.

- Силой – может быть. Просто надо действовать с умом. К каждому ведь, знаешь ли, нужен свой подход. И, кто этот подход знает, перед тем открыты все двери, моя дорогая.

 ***

Лайм проводил Веронику вежливым, даже почтительным поклоном и, наконец, нацелился на устрицы, но тут его перехватила Габриэлла. Устрицы ускользнули.

- Знаешь, - сказала женщина. – Что сегодня новогодняя ночь?

Лайм вопросительно воззрился на Габриэллу. Она засмеялась:

- В моём мире в эту ночь отмечают Новый Год. В полночь, точнее. До неё осталось десять минут, так что… С Новым Годом, Лайм!

- С Новым Годом, Габриэлла. Я так говорю?

- Правильно ты говоришь. Вот и с эти товарищем, который к тебе направляется, ты тоже говори правильно, думая, что и кому говоришь. Без тебя будет плохо, Лайм.

Бросив ему предупреждающий взгляд, Габриэлла мило улыбнулась и отошла, якобы кого-то поприветствовать.

Лайм уже понял, что устрицы накрылись медным тазом, и перегруппировались – к нему направлялся господин Тевилль, официальный посол доминиона Дараон. «Полукровка, тридцать лет, рождён в Дараоне, мать – свободная лучница, отец неизвестен. Военный – как всякий дараонец – до пятнадцати служил в приграничном патруле, столкновения с делианцами, несомненно, имеются трупы. Потом – быстрая карьера в разведке. А восемь лет назад им понадобились дипломаты. И Тевилль с его богатым жизненным опытом стал примой среди этих эпических героев, увы, неспособных к светским играм. Сегодня молчал. Мог вмешаться в ход переговоров как минимум дважды. Не вмешался. Значит, ему что-то нужно. Что ж, послушаем».

Однако послушать, что хочет ему сообщить господин Тевилль, уже подошедший с весьма приятной улыбкой, Лайму было не суждено. Потому что совершенно внезапно он уловил – не услышал, не было звука, именно уловил – безумно знакомую поступь за спиной.

Он хотел обернуться. Честно. А если и промедлил на минуту, то только из лёгкой растерянности – всё-таки, действительно, как-то всё получилось неожиданно. Не иначе. Но в любом случае, в следующий миг его заключили в объятия – очень знакомо пахнущие, да и вообще очень, даже как-то слишком, знакомые.

- Маленький дипломатический междусобойчик, да? – горячо выдохнули в ухо. И голос, и дыхание тоже были знакомы прямо таки до дрожи в коленях. – Ладно, всё уже выпито, съедено и сказано, так что мы уходим. И только попробуй мне сказать: «Отъебись».

- Заткнись и умри, - сказал Лайм, повернулся и поцеловал Сварта.

Господин Тевилль наблюдал за ними минуты две. Наконец Лайм обернулся и посмотрел на него. Жёлтые глаза были красивы – ни внимания, ни страсти, ни холода – и очень спокойны. Они говорили: «Нет».

- До свидания, господин Тевилль, - вежливо сказал Лайм и откланялся.

 

  - Сегодня приходил Кириш, - словно через силу произнёс Сварт. – Сказал, что я дурак.

- Так и сказал?

- Нет, он выразился мягче и изящнее, но так, чтобы я понял истинный смысл сказанного.

- А я встретил брата, - после паузы сказал Лайм. – В принципе… то же самое.

 ***

Сварт остановил машину далеко за городом и вышел. Лайм даже не стал долго думать. Естественно, он последовал положительному примеру.

Машина торчала прямёхонько над обрывом. Впереди простиралась широкая лента незамерзающей реки, вокруг – белые, белые холмы.

И с неба густо падал снег. Белый, белый снег.

- Это мой подарок, - сказал Сварт, и сжал руку Лайма, хотя голос его не выдавал волнения. – Ты понял?

Лайм задрал голову и часто заморгал. Сварт хмыкнул.

- Снег, - сказал Лайм. – Я сто лет не видел снега…

Он опустил голову.

- В Дараоне снег начинается в середине осени, знаешь? К зиме всё укрывается толстым белым покровом, и реки замерзают. Лёд не сходит до начала весны. Мой отец всегда брал отпуск именно зимой, приезжал домой и проводил всё время с нами. Целые дни. Я был слишком маленьким и глупым, чтобы понимать, что ему хочется побыть наедине с мамой. Тогда я так этого и не понял, потому что когда бы я ни приходил, они никогда не выглядели расстроенными, и я не чувствовал себя лишним. Зима была единственным временем, когда я был уверен, что отец никуда не сорвётся внезапно, что он останется со мной, с мамой и Мариной. Я помню, как мы уходили в холмы за домом и строили снежную крепость, которая служила нам до весны, играли в снежки… иногда уходили далеко на лыжах… было весело… хорошо… И снег падал сверху, мягкий, пушистый… холодный… Мне часто снится тот овраг, где мы разбились… Как будто я опять лежу там, и мне холодно, и я даже знаю, что это из-за кровопотери… всё, как тогда. Только вместо песка вокруг – снег. Бескрайние снежные просторы… И он уже не тает на моём лице.

Сварт стянул перчатки и бросил их на землю. Взял лицо Лайма в ладони, наклонился к нему, слегка коснулся губами его губ, подышал на нос и на глаза, так что Лайм моргнул, когда иней, лежавший на ресницах стёк по скулам водой.

- Я же дворянин. У меня огонь в жилах, - тихо, и, как будто, немного волнуясь, сказал Сварт. – Я буду греть тебя. А ты не ледяной, и не растаешь.

Лайм посмотрел на него широким тёмным взглядом – взглядом Видящего. Сказал:

- С Новым Годом, Адемар.

И улыбнулся.

 ***

Сварт проснулся с громким криком, не перепугав никого рядом, только потому, что те, кого он мог бы перепугать, тактично удалились ночевать дома.

Сварт схватился за голову, потом за сигареты.

- Спокойно, - сказал он себе вслух, надеясь утешиться уверенным звучанием своего голоса, но не вышло, потому что уверенность где-то подгуляла. – Так, спокойнее, Адемар, спокойнее. Это был сон. Просто сон.

Слишком реально для сна, Адемар. Слишком.

- Это полный бред. И вот почему. Во-первых – у меня не может быть детей с Лаймом, потому что мы оба – парни! Всё, главное я сказал. Дальше, вниз по списку. Мы бы не прожили вместе восемь лет, это фантастика. Поубивали бы друг друга раньше. Дальше, он никогда не позволит мне обрезать ему его блядскую косу. Это факт. И главное, мои дети, если они у меня будут, не могут любить Кириша! Они будут ненавидеть его так же, как и я! У защиты всё!

С этими решительными словами Сварт направился в уборную.

Но про себя отметил спросить Габриэллу, что это, к Сонму Тёмных, за Новый Год такой.